ГЛАВА 26

— Есть счастливые женщины, которые живут спокойно всю свою жизнь, Жислен. Я же, Изабелла Прекрасная, испытала лишь всевозможные превратности судьбы.

Изабелла перестала метаться по комнате в таверне в Харвиче. Она смеялась, в ее глазах блестели слезы благодарности. Впопыхах принесенные свечи освещали роскошные, но изорванные и испачканные парчовые наряды королевы Англии, ее бледные от усталости щеки и глаза, опьяненные успехом.

Жислен со своим мужем одной из первых явилась, чтобы приветствовать королеву. Она удивилась, как может Изабелла, просто изнемогающая от усталости, выглядеть такой прекрасной. «Не колдовство ли это? И нам лишь кажется, что она прекрасна?» — подумала Жислен.

— Разрешите мне снять с вас это порванное платье и расплести волосы Вашего Величества, — предложила она, ощупывая твердую постель.

Королева перестала шагать по комнате, ее тронуло сочувствие Жислен, она быстро подошла и поцеловала ее.

— Жислен, как прекрасно, что ты снова со мной! Теперь, когда мне пришлось расстаться с Бинетт, у меня совсем не осталось людей, с кем я могу говорить совершенно откровенно. Но у нее так разыгрался ревматизм, что бедняжка умоляла меня дать ей возможность хотя бы немного отдохнуть на старости в замке, который король пожаловал ей в Понтье.

При мысли о Бинетт Изабелла загрустила, и ей стало больно, потому что она понимала — дело не только в ревматизме. Просто Бинетт не одобряла, что ее любимая Изабелла живет в грехе с лордом Мортимером, поэтому и не захотела следовать за ними. Изабелле стало так одиноко!

— Я могу приготовить Вашему Величеству успокаивающий напиток. Этому нас научила Бинетт. Она говорила мне: «Вы должны научиться его готовить, я могу умереть, а королеве он понадобится!»

Даже здесь в этом мрачном и неуютном месте ее старая нянюшка проявляла заботу о ней. Изабелла отворила окно, и звон церковных колоколов наполнил маленькую комнатку. В темноте низкая береговая линия Эссекса вся сияла огнями костров.

— Я не смогу заснуть сегодня ночью! — воскликнула она, потом заговорила более спокойно: — Ты знаешь, Жислен, я до последнего времени не была уверена, что нам следует высаживаться на берег, и я не ожидала, что нас станут так принимать! Сначала, когда мы все планировали в Геннегау, у нас не было ничего. Кроме плохой репутации! — со смехом добавила она.

Когда она рассмеялась, Жислен заметила в ней перемену. Она стала жесткой, и Жислен хотелось отвести от нее взгляд.

— Но Роберт говорит, что вы высадились с таким количеством людей, которое в два раза превосходит то, на что мы могли рассчитывать, — заметила Жислен. Хотя сейчас был только сентябрь, Роберт ле Мессаджер настоял, чтобы разожгли очаг, так как он боялся, что в гостевой комнате может быть влажно и прохладно. Изабелле было так приятно сидеть у огня в единственном кресле.

— Епископ Херфорда написал нам, что мы должны привезти с собой не менее 1 000 человек, — сказала она. В ее глазах плясали чертики, и в голосе звучал смех.

— По некоторым причинам великолепный сэр Джон Геннегау так воспламенился горем обиженной королевы, что стал умолять графа Вильяма позволить ему сражаться на нашей стороне. Он собрал немалое войско фламандцев. Он ими и командует. Милорд Мортимер сейчас находится в заливе и обучает 1 000 человек. Поэтому у нас сейчас около 3 000 людей. Верьте мне мне, дорогая Жислен, мы не задерживаем выплату им жалованья!

Как всегда с ней бывало, Изабелла быстро перешла от величественного поведения королевы к веселости обычной молодой женщины. Это привлекало к ней ее самых близких придворных дам.

— Но как это может быть, мадам? Вам придется заложить корону, чтобы заплатить вашим людям! — засмеялась Жислен.

Она стала смелее после того, как сделалась любимой женой и молодой матерью. Прежде она была очень сдержанной.

— Как-то выкручиваемся, — неопределенно заметила королева. — Я считаю, что любовь и хорошее отношение, которые я встречала в тебе и Бинетт, нельзя оплатить никаким золотом!

Они улыбнулись друг другу.

— Если Ваше Величество не может спать, почему бы вам не посидеть спокойно в постели и не рассказать мне о ваших приключениях? — предложила Жислен, чтобы не волновать больше королеву.

— Казалось, что жизнь в Геннегау состояла только из радости и сияния солнца, — вспоминала королева. Она с благодарностью откинула голову на подушку. — Моя кузина и ее добрый и огромный, как медведь, муж, сделали все, чтобы наше путешествие прошло благоприятно. Мы ночевали в местечке под названием Монс и отплыли из Дорта. Милорды Кент и Мортимер хотели разгрузиться, чтобы нас никто не заметил. И для этого высадиться ночью. Бог нам помог, было так темно, и, казалось, что там вообще никто не живет. Они приготовили для меня что-то вроде шатра из сирийских ковров, которые сэр Джон положил ко мне в каюту. Одно из наших маленьких суденышек село на мель и разбилось о скалы, матросы смогли выловить кое-что среди обломков кораблекрушения и разожгли костер, чтобы согреть меня. Но они боялись разжигать слишком большой костер, чтобы не привлекать внимания врага. Была холодная ночь, и, хотя на мне был плащ милорда Мортимера, я продрожала до самого рассвета. Я уже не могла более терпеть неизвестность — мы не знали, что ждет нас впереди, и велела отправиться в путь. И как только рассвело, мы увидели этот маленький городок.

— Крестьяне прибежали с полей и сообщили о вашем прибытии. И Томас из Братертона, граф Норфолкский выехал из городских ворот со всеми его людьми, чтобы встретить вас.

— Он нас приветствовал и сообщил, что мы находимся на его земле, и уже собралась небольшая армия баронов и рыцарей, чтобы приветствовать нас. Там были даже некоторые из епископов, с Эдамом Орлетоном из Херфорда. Я никогда прежде не слышала столько добрых слов. Теперь, когда я вижу вокруг себя столько дружеских лиц, кажется такой глупостью, что я боялась поражения. — Она еще посидела немного, о чем-то размышляя, потом вспомнила, что уже так поздно. — Жислен, я не смею задерживать вас. Вам пора спать. Иначе Роберт будет сердиться на меня!

Жислен поклонилась ей.

— А как же вы, мадам? — спросила она, увидев, как у королевы сразу проступили на лице усталые морщинки — их скрывало радостное возбуждение от успеха.

— Мне нужно пока побыть одной, чтобы все обдумать.

Голос королевы звучал так, словно она уже была одна. Не успела закрыться дверь, как она опять начала вышагивать по комнате. Она пыталась понять значение совершенного. Ей следовало оценить успех, который пока сопутствовал ей. Она понимала, что поставила себя в положение предательницы. Изабелла молила о том, чтобы ей достало сил довести все планы до конца. Она взяла свою белую горностаевую накидку, которую аккуратно снесли на берег, накинула на плечи и начала обдумывать завтрашний день, когда ей придется ехать в глубь страны через знакомые ей города и деревни. Это станет испытанием сердца Англии. Но интуиция заставила ее отбросить в сторону бесценную горностаевую накидку.

Сочувствие мужчин и симпатию женщин ей завоюет только ее рваный и грязный королевский наряд! На нем грязь многих дорог, и он порван оттого, что ей пришлось провести ночь на негостеприимном берегу. Изабелла расправила свои порванные широкие юбки. Ей пришлось сдержать себя, чтобы не пуститься в пляс от такой великолепной идеи, она должна выглядеть измученной, несчастной и хрупкой. «Именно такой они должны воспринимать меня. Тогда все женщины будут сочувствовать мне как несчастной изгнанной жене. Никаких герольдов и, конечно, никакой короны. Я проеду среди них и стану улыбаться и протягивать им руки, чтобы они целовали их своими слюнявыми шершавыми губами…»

Она начала с увлечением репетировать свою роль. «Они будут выкрикивать мое имя станут просто вопить от радости, что видят меня. На сей раз рядом со мной не будет Эдуарда — этой номинальной фигуры, претендующей на то, что просто не могло принадлежать ему. Приветствия будут звучать только в мою честь! И они приведут меня куда? В Вестминстер? Это ведомо одному только Богу!».

Пока она шагала взад и вперед по маленькой комнате, покачиваясь, ласково улыбаясь и раскланиваясь, воспоминания их приветствия и вкус власти, которую она лишь пригубила, подействовали на нее, как доброе, выдержанное вино. Они стали ее частью — соблазн и оружие, тайное, но острое удовольствие, которое даже ее любовник не мог разделить с ней!

И пока проходили дни ее путешествия, со сценами всеобщего воодушевления, желание насладиться властью стало для нее — как наркотик, стало той питательной, но опасной пищей, из которой она черпала силы, так что Мортимер и все ее сторонники поражались ее смелости, решительности и готовности следовать дальше.

К ним присоединился ее кузен Линкольн. Кругом были его люди со знаком красной антилопы — около 4 000 солдат, народ прибывал к ним со всех сторон, где бы они ни проходили. Все прекрасно знали, что королева Изабелла платит за труды, и не было проблем с едой для людей. Хотя она и была француженкой, народ видел в ней избавительницу от беспорядков. Всем так надоело жить в подобном хаосе.

Когда они приблизились к Лондону, им пришлось остановиться при виде пергамента, скрепленного королевской печатью и прикрепленного к дверям городского здания администрации.

Роберт ле Мессаджер поднялся по ступеням и прочитал бумагу вслух. Все офицеры столпились вокруг них. В объявлении содержался призыв принести голову предателя Роджера Мортимера. Тот, кто доставит ее, получит 1 000 фунтов. Большие суммы вознаграждения были обещаны и тем, кто станет расправляться с врагами, поднявшими оружие против короля. Это объявление, и сердитые взгляды, и тяжкое молчание собравшейся толпы заставили их остановиться. Мортимер беззаботно рассмеялся и, перегнувшись через Роберта, сорвал объявление, разорвал его на кусочки и растоптал грязными сапогами. Но Эдмунд Кентский нахмурился, а сэр Джон Геннегау, не будучи уверенным в относительных ценностях и состоянии дел в незнакомой стране, вежливо обратился к королеве с вопросом, чего она желает — продолжать кампанию или прекратить продвижение вперед?

— Король сделал специальное исключение для вас, Ваше Величество, для принца и для меня, — заметил Эдмунд Кентский. Он поднял обрывок бумаги и пожелал снова оказаться на стороне своего сводного брата.

Изабелла приняла это к сведению, но смотрела на Роджера Мортимера, который спокойно стоял на ступенях маленького здания. Его сильное красивое тело не было защищено от любого солдата короля с коротким и смертельным кинжалом. Она постаралась взять себя в руки.

— Жизнь моих друзей мне так же дорога, как и моя собственная. Я никогда не стану исключением и не собираюсь менять планы! — сказала она, наклоняясь с седла и похлопывая своего верного фламандского рыцаря по плечу.

— Тогда мы идем вперед?

— Да, мы тронемся в путь, но прежде составим ответ Его Величеству королю. Он предложил 1 000 фунтов за голову милорда Мортимера. Мы дадим ему ответ, и боюсь, что он ему не очень понравится, — заявила она.

Видя, что все ожидают, что она скажет, королева подняла руку и велела ле Мессаджеру:

— Мой дорогой Роберт, прикажите мэру этого городка написать еще один указ. В нем предложите двойную сумму за голову Хьюго Деспенсера.

Раздались громкие крики, которые почти заглушили ее слова. Изабелла понимала, что сильно рискует — она страшно оскорбила Эдуарда, а он пытается пока относиться к ней более или менее прилично. Но она увидела, как этот рискованный шаг поднял дух ее сторонников, и поняла, что они ждали от нее именно этого. Она увидела в глазах Роджера Мортимера, когда он резко обернулся и посмотрел на нее, обожание и благодарность.

— Не было бы лучше, моя дорогая сестра, написать манифест-обращение к людям, объяснив, что мы подняли оружие не против короля, а во имя избавления Его Величества от тех людей, которые обманывают его? — уговаривал ее Кент. Он сказал несколько успокоительных слов принцу, который тянул его за рукав. Изабелла поискала глазами Мортимера. Они прекрасно понимали, что на этом не остановятся. Но он сделал знак, что согласен.

— Было бы мудрым поступить так, — сказал он.

— Но такой документ трудно подготовить, сидя в седле, — протестовала Изабелла. — Мне нужно время, чтобы обдумать его.

Ей не хотелось заниматься этим.

— Если Ваше Величество не станет возражать, мы могли бы провести ночь в Валлингфорде, — предложил он. Он знал эти места с той поры, как был в свите Пьера Гавестона. — А объявление о награде и манифест с указанием наших целей можно отправить в Лондон еще до нашего прибытия туда.

— Ваше Величество, где вы желаете, чтобы вывесили эти бумаги? — настойчиво поинтересовался ле Мессаджер.

Послышались крики.

— В соборе Святого Павла или в зале Гильдии!

Было сделано смелое предложение — король и Деспенсер, услышав об их высадке, поселились в Тауэре, — надо и послание королевы под покровом ночи вывесить на воротах Тауэра! Один огромный лучник кричал под общий смех:

— Поместим бумагу королевы на лондонском мосту, чтобы к ней потом присоединилась отрубленная голова Хьюго Деспенсера!

Но пока они кричали и спорили, Изабелла вспоминала прошлое и размышляла о том, где следует повесить прокламации, чтобы они стали понятнее народу и более соответствовали образу измученной и убитой горем королевы.

— Вы помните, Роберт, когда я только прибыла в Англию, мы ехали с вами верхом и проезжали деревушку Чаринг. Вы рассказали мне чудесную историю о статуе королевы Элеоноры. Я прикажу, чтобы мое обращение к добрым людям Англии повесили здесь, у подножья креста Дорогой Королевы!

— Дракон поедет вперед и подготовит все, чтобы мы могли спокойно прикрепить туда наше обращение, — заявил Мортимер. Он считал, что такое деликатное поручение можно доверить только Дракону.

— Подобное обращение поможет лондонцам хорошо встретить нас.

Но в конце концов они не поехали в Лондон. Призыв королевы вызвал к ней больше симпатии, чем она могла надеяться.

Мортимер постоянно недооценивал ее популярность. Епископ Херфорда сумел убедить его, что до поры до времени это будет лучшим оружием, чем его воинское искусство! Шпионы Эдама Орлетона были повсюду — в Уоллингтоне стало известно, что король Эдуард послал за шерифами Лондона и приказал им защищать город, взял к себе в Тауэр второго сына, Джона, и начал укреплять стены Тауэра. Его каменщики работали от зари до зари, а ночью жгли костры, чтобы им было лучше видно.

— Почему он не выйдет мне навстречу, как настоящий мужчина? — зло спрашивал Мортимер. — Он и эта злобная жадная крыса Деспенсер, который сожрал все мои земли!

«Действительно, почему?» — думала Изабелла. Ей было так стыдно за Плантагенета, ее супруга. Но она была благодарна ему за его трусость, поскольку считала, что если бы законный король Англии поднялся на защиту своей собственности от орды иностранцев, половина Англии встала бы на его сторону.

Все, что он сделал, — послал нескольких солдат сорвать ее объявление с предложением заплатить 2 000 фунтов за голову Деспенсера. Но толпа подмастерьев охраняла Крест Королевы Элеоноры и не дала этого сделать.

Когда Изабелла и ее огромная армия были готовы отправиться в поход на Лондон, подоспел Дракон с новостями, что король и его фаворит удрали, оставив молодого Джона заботам леди Деспенсер и доброго епископа Эксетера. Он стал коннетаблем Тауэра со времени позорной отставки несчастного сэра Стивена Сигрейва.

— Настал момент взять город в честь королевы! — кричал сэр Джон, размахивая своей сверкающей саблей. Всем присутствующим показалось, что наступил момент удачного завершения их весьма сомнительного мероприятия. Но Изабелла молча сидела в седле. Она понимала, что даже если они возьмут Лондон, и все станут приветствовать ее — это все равно станет шагом не вперед, а в сторону, поскольку не исполнится ее заветное желание, и ей даже победа не принесет особой радости…

— Мы можем надеяться на лондонцев, они не сдадут город до нашего возвращения, милорды! — сказала она. — А нам следует ехать на запад за Деспенсерами.

— Но они уже так давно уехали!

— Как только они доберутся до гор Уэльса, им станет так легко исчезнуть!

— Нам сначала следует убедиться, что Лондон в наших руках!

Все ее сподвижники выдвигали свои резоны, но никто не поддержал ее.

— Мне тоже кажется более удобным остаться здесь. Мне так хочется повидать моих детей, — твердо продолжала она. — Но слишком многое поставлено на карту! Милорды, разве мы не хотим исправить зло, причиненное нашей многострадальной стране? Чтобы вылечить заболевание, вы должны не только обнаружить, но и вырезать язву!

— Ее Величество абсолютно права! — поддержал ее епископ Орлетон.

Роджер Мортимер не произнес ни слова. Он понимал, что королева ничего так страстно не желала, как добраться до Хьюго Деспенсера. Даже взятие столицы или пленение короля не имело для нее такого значения. Хьюго Деспенсер стал для нее наваждением! Ее крохотные ручки в перчатках так крепко сжимают узду коня, кажется, что они уже сдавили горло врага! Мортимер тоже мечтал отомстить этому человеку и не хотел ее останавливать.

— У нас есть солдаты и вооружение. Повозки с продовольствием загружены. Мы готовы выступить на запад, — решил он.

Сэру Джону Геннегау казалось, что они уходят от главной цели. Он считал, что прежде всего они обязаны взять Лондон. Его войска также были разочарованы. Но сам сэр Джон Геннегау твердо усвоил две вещи, с тех пор как он высадился в Англии. Первое: непредсказуемость англичан, их вражды и дружбы. Второе: красота дамы, которой он взялся служить, временами почти уступала ее храбрости! Когда они остановились на ночь в Глочестере и прибыл гонец с известием, что Лондон полностью в руках людей, поддерживающих королеву, он стал уважать и ее мудрость.

— Все ли в порядке с моим сыном Джоном? — сразу же спросила она.

— С ним все в порядке, мадам! Шерифы приказали мне передать, что они присмотрят за ним до нашего возвращения, Ваше Величество, — спешил уверить ее гонец, весь забрызганный грязью после трудной дороги. — Его назначили мэром города, и от его имени управляют Лондоном.

— Значит, они смогли взять в свои руки Тауэр? — спросил Мортимер.

— Леди Деспенсер приказала открыть ворота. Она была в панике после того…

— После чего? — перебила Изабелла. — Какое право имеет эта женщина лезть не в свое дело? Я считала, что епископ Эксетера…

Гонец начал переминаться с ноги на ногу.

— После того, как толпа убила его, — ответил он.

Воцарилась тишина: гнев и скорбь королевы было невозможно описать.

— Они все с ума сходят от несправедливости. Им казалось, что вы будете довольны, мадам, — начал заикаться посланец лондонцев. Он повернулся к своему слуге и взял у него из рук покрытую тряпкой корзину.

— Шерифы прислали Вашему Величеству его голову!

Он почти стащил тряпку с ужасной посылки, но Изабелла с диким криком отвернулась прочь. Она была в таком шоке, что, позабыв о всех приличиях, жалась к Мортимеру.

— Нет! Нет! Я не могу смотреть на это, — кричала она. — Он был хорошим старым человеком и был добр ко мне! Я и не предполагала, когда высадилась, что такие люди, как Уолтер Степлтон, будут расплачиваться за это!

Изабелла почувствовала, как Мортимер сжимает ее руку, и начала приходить в себя. Она постаралась почти спокойно приказать пораженному гонцу:

— Возьмите это… Возьмите вашу корзину в Эксетер. Везите ее весьма почтительно в его церковь, где священники отслужат мессы за упокой души несчастного Степлтона, — велела она. — Пусть никто не посмеет сказать, что это я приказала совершить злодеяние, которое было допущено якобы ради меня.

— При мщении порой случается неожиданное. Но если мы решили изменить мир, вы должны быть готовы к подобным вещам. Лес рубят — сучья летят, — заметил Мортимер ночью. — В борьбе страдают не только виновные!

— Я не буду такой жалостливой, когда дело дойдет до истинных преступников, — пообещала она.

Король и Деспенсеры укрылись в Бристольском замке. Сэр Джон Геннегау, лорд Мортимер и полуслепой Линкольн сразу же взяли замок в осаду. Их армия постоянно увеличивалась, люди из городов Сомерсета постоянно прибывали. Изабелла жила при армии. Она была так занята, что не обращала внимания на отсутствие привычной роскоши. Она работала в своей палатке, не замечая усталости и с суровым лицом. Когда настал день сдачи короля в плен и звуки фанфар возвестили, что решетка ворот поднята, Изабелла взяла Неда за руку и пошла с ним по вытоптанной траве к началу подъемного моста.

Мальчик уже перерос ее. Изабелла чувствовала, как он тащит ее вперед, она увидела ожидание в его глазах и понимала, что он жил в другом мире, отличном от ее собственного. Она жила в волнениях и муках, а сын только желал увидеть отца! Но Изабелле был нужен не Эдуард! Там должны были стоять трое мужчин, но только один вышел через высокую арку ворот — сильно изможденный старик в доспехах. Она сразу же испытала жалость к сыну, а потом пришла в ярость. Отец Хьюго Деспенсера старался выпрямиться.

Она подождала, пока звуки его шагов перестали отдаваться на мосту через ров. Он остановился всего лишь в нескольких ярдах от нее.

— Где остальные двое? — спросила она.

Он взглянул на нее — тощий как сухая ветка и гордый, как Люцифер.

— Вы не сможете схватить короля и моего сына! Они отплыли отсюда на лодке два дня назад.

— И вы сидели здесь в одиночестве, чтобы дать им время удрать подальше?! — Она отвернулась от него с жестом ярости и разочарования. — Мортимер разберется со стариком! — Изабелла даже не видела, пошел ли за ней Нед. Она забыла о его существовании, сидела у входа в свою палатку и, не переставая, дрожала. Глядя на широкое устье реки Северн, Изабелла молчала до тех пор, пока к ней не пришел Мортимер и не сказал, что они решили повесить старика Деспенсера у ворот замка.

Для Мортимера и Линкольна это были обычные действия в военное время. Но он был так стар, что его можно было бы помиловать. Сэр Джон Геннегау крутился возле ее палатки, как бы ожидая, что она вмешается. Ее брат, услышав стук молотков, сколачивающих виселицу, пришел и попросил ее помиловать Деспенсера. Он сказал, что ему уже около семидесяти лет и он храбро оборонял замок. Но она расслышала только ненавистное ей имя.

— Мы теперь, возможно, никогда не сможем захватить младшего Деспенсера, — посетовала она. — Повесьте старого негодяя в его железной сбруе!

Она вспомнила прежние времена, когда он нагло обращал внимание короля на все ее небольшие траты и любые отклонения от выработанных ими строгих правил. Она также припомнила, как его невестка постоянно следила за ней и унижала.

— Я уничтожу их всех! — поклялась Изабелла.

Длинное высохшее тело старика все еще болталось на виселице, когда поймали его сына. К облегчению Изабеллы, ее мужу удалось скрыться. Их маленькое суденышко, скрывавшееся недалеко от замка, должно было отплыть в направлении острова Ланди. Но ветры, приливы и отливы не давали возможности сделать это. И измученная команда в конце концов оказалась недалеко от Бристоля. Люди, которые с берега наблюдали за их неудачными попытками отчалить, подплыли к ним на лодке, принадлежащей рыцарю по имени Бомонд.

Когда Бомонд узнал, что за людей он спас, он отправил Деспенсера королеве. Новости о том, что он схвачен, на некоторое время исключили все остальные вопросы. Но когда Изабелла выслушала сбивчивое объяснение людей Бомонда и проанализировала все их недомолвки, она стала подозревать его в том, что он помог сбежать королю Англии. Чему она, Нед и Эдмунд втихомолку радовались. И перестали задавать ему смущающие вопросы. Пронеслись слухи, что Эдуард, который прекрасно плавал, смог приплыть в Уэльс, где верный фермер спас его от преследования, скрыв среди слуг в конюшне. Говорили, что он скрылся у монахов Нита.

— Теперь мы можем вернуться и взять в свои руки вашу столицу, — говорил сэр Джон. Его методичный ум и военная подготовка все еще побуждали его считать взятие Лондона их главной задачей.

— Мы возьмем с нами нашего пленного, — согласилась с ним Изабелла. Она была довольна. Ей не нужно было отдавать приказания, как его везти. Мортимер позаботился об этом.

— Ваш маршал, сэр Томас Уэйджер, выбрал для него самую паршивую лошаденку во всем Сомерсетшире, — ухмылялся он. — Ее выпирающие ребра будут мучить его всю дорогу. Слуги Уэйджера короновали его грязной соломой из конюшни. Они это сделали, чтобы никто не забывал, как он пытался управлять нами!

— Прикажите им, чтобы они накинули на него плащ с гербом Клеров. Таким образом его жена также не избежит стыда! — велела Изабелла.

Трудно было даже представить себе, до какой степени все ненавидели Деспенсера! Изабелла вдруг подумала, когда на миг проснулась совесть, может быть, это она так настроила их всех, и они позабыли о том, как блестяще он справлялся с государственными делами? Сложись все по-иному, он мог бы спасти и их самих, и корону от опасной и неукротимой власти баронов. А теперь люди выбегали из лавок и домов, чтобы забрасывать его грязью, старались попасть в его голову, украшенную короной из грязной соломы. Служки епископа Орлетона так настраивали их, что люди следовали за ними за пределы городов, дули в охотничьи рога и били в кастрюли и сковородки, как безумные!

По просьбе епископа королевский кортеж свернул в Херфорд, чтобы отдохнуть и немного привести себя в порядок во дворце епископа. Там они отметили День Всех Святых. Да так отменно, что у епископа заметно округлился животик. Изабелла встретилась там со своим вторым сыном, его прислали шерифы Лондона. Она так обрадовалась ему! Он стал умным и старательным мальчиком, хотя ему не хватало энергии и силы старшего брата. Он подробно рассказал ей о том, что происходило в Тауэре. Джон умел прекрасно копировать людей, и он рассмешил ее и всех присутствующих, изобразив гордую Элеонору Деспенсер, как она выла от ужаса, когда пришлось отдать приказание открыть ворота. Кругом звучали музыка и смех, вокруг нее собрались друзья и сыновья, и Изабелла даже забыла о муже Элеоноры, который сидел закованный в цепи в темнице под ними.

— Негоже нам в такой святой день забывать о нашем пленном, — сказал Джон Геннегау. Происходившее так отличалось от того, что вдохновило его на участие в этом предприятии, что он начал мечтать о крестовом походе в Священную Землю!

— Орлетон, пошлите пленнику прекрасно зажаренного павлина, — спокойно заметил Мортимер. Его лицо разгорелось от доброго вина и еды. Он вдруг стал говорить с забавным уэльским акцентом. — Преступникам перед казнью дают хорошенько поесть!

Стало ясно, что он уже не так сильно ненавидит своего врага. Он пленил его и получит назад свои земли. Но даже смерть Деспенсера не вернет ее брак, и у Изабеллы уже не будет такой чистой и незапятнанной совести!

Она промолчала. Деспенсеру отнесли павлина, но он к нему не притронулся.

— Он отказывается есть с той поры, как мы захватили его, — доложил сэр Томас Уэйджер.

— Может быть, он боится, что королева приказала отравить его? — предположил Мортимер. Он здорово захмелел.

— Или он надеется, что сможет умереть без нашей помощи, — добавил Линкольн, вспоминая, какие муки пришлось пережить его отцу.

— Он никогда не был сильным мужчиной, какими были король и Гавестон, — заметил Уэйджер.

Увидев, как лицо королевы покраснело от ярости, он понял, какую допустил бестактность, и торопливо добавил:

— Милорды, я хочу сказать вам, что он находится в таком состоянии, что может не дожить до Лондона. Несколько дней и ночей они без еды болтались в той лодке. Потом был нанесен страшный удар по его гордости. Даже когда мои солдаты дразнят его, похоже, он на них не обращает внимания.

Изабелле показалось, что она слышит сочувствие в его голосе. Она увидела выражение сочувствия и на лицах нескольких присутствующих на празднике людей. Ей хотелось, чтобы Деспенсер выслушал все оскорбления от толпы на улицах Лондона. Именно там она больше всего страдала от него и его родственников. Увы, никогда нельзя получить всего, что хочешь.

— Я прошу вас, милорды, назначить день его суда на завтра.

— Суд! — икнул Мортимер.

— Зачем тратить время на то, чтобы судить эту собаку? — спросил Линкольн.

— Мы должны хотя бы сделать вид, что будем судить его, — холодно заметила Изабелла. — С позволения милорда епископа, мы будем судить его завтра, здесь в Херфорде.

На следующий день из маленькой Залы были убраны столы, за которыми прежде сидели пирующие, и состоялся мрачный суд.

Пленник скорчился на стуле. Он был слишком слаб, чтобы встать и выслушать длинный перечень обвинений. Они собрали все воедино и обвиняли во всем этом Хьюго Деспенсера — от того, что он разрушил брак короля и королевы, до его частичной вины в казни Ланкастера.

На него возложили и вину за бегство короля при Беннокберне. Но он почти ничего не соображал от голода и даже, кажется, не слышал приговора: «Подвесить, протащить по улицам, распороть брюхо и четвертовать». Он, конечно, ничего не слышал, потому что иначе постарался бы не отстать в храбрости от своего отца.

Только в самом конце, когда его выводили из Залы, казалось, в нем разгорелся огонек жизни.

— Жаль, Хьюго Деспенсер, что у вас не осталось времени приехать в Лондон и посмотреть, кто теперь правит в Вестминстере, — издевалась Изабелла, наклонившись к нему с трона, который она позаимствовала у епископа.

При звуках ее знакомого, чистого и звонкого голоса он встал, так что его цепи зазвенели, ударившись о кольчугу его внезапно остановившихся охранников. Ей почудилось, что его черные глаза под опущенными веками смотрят на нее уже издалека. Его бледные губы выплюнули с плевком обратно весь ее яд. До самого последнего вздоха он оставался ее заклятым врагом.

Огромным усилием он постарался повысить голос, чтобы остальные тоже могли услышать его последние злобные слова:

— Когда мы мучились в той проклятой лодке, Эдуард сказал мне, что если у него не будет оружия, он просто загрызет тебя.

Это начисто отметало даже намек на доброту Эдуарда, якобы исключившего ее, и сына, и Эдмунда из списка его лютых врагов. И убило последнюю надежду, что супруг все еще интересуется ею — если не как женой, то как матерью их детей! Она вышла из Залы и быстро ушла к себе в комнату.

Изабелла не представляла себе, сколько прошло времени, прежде чем Мортимер пришел к ней. Она взглянула на него и увидела, что под сильным загаром его лицо отчаянно бледное.

— Первая часть приговора приведена в исполнение, — сказал он. — Вы не пойдете посмотреть на него?

«И он туда же!» — подумала она. Как будто он ей предлагает какое-то жуткое жертвоприношение в честь их связи. Он будет считать ее неженкой, если она откажется последовать его приглашению. Она начала судорожно искать отговорки:

— Я слишком устала, чтобы спускаться вниз и идти сквозь всю эту толпу.

— Тебе не нужно будет это делать. Ты пожелала, чтобы его казнь надолго осталась примером для всех, и я приказал Уэйджеру построить помост высотой в 50 футов. Ты все можешь увидеть отсюда.

Он подошел к окну, отдернул занавеси одной рукой, а другую протянул ей. Изабелле не оставалось ничего другого, как подойти, иначе она проявит себя трусихой, которая не может быть ему партнером. Она встала, медленно прошла по комнате и выглянула во двор. Там были сотни поднятых лиц, обращенных к помосту, который окружали блестящие пики солдат. Над высоким помостом болтался повешенный Хьюго, без лат, со странно свернутой головой. Если бы не сильная и теплая рука ее любовника, Изабелла упала бы в обморок.

— Он уже ничего не чувствует, — сказал Мортимер.

Значит, он не почувствует, как они будут извлекать из него кишки. Когда к нему подошли с заточенными ножами, чтобы четвертовать, человек, чье тело так любил король, давно уже был мертв.

Изабелла без сил опустилась на каменную нишу. Широкие шуршащие юбки ее наряда раскинулись вокруг нее.

Казалось, что теперь, когда она добилась главного, и в жизни у нее уже не оставалось столь важного предназначения, силы покинули ее.

Загрузка...