Избранница герцога

Глава 10

— Ты выглядишь весьма изысканно, — говорила Энн, суетясь в спальне Элинор. — Это твой цвет, он идет тебе больше, чем мне. Вышивка на шелке просто изумительна. И эта кружевная отделка... — Она поцеловала кончики пальцев. — Очень, очень изысканно!

Элинор взмахнула пышными фалдами юбки, любуясь переливами нежно-малинового шелка, затканного белыми цветами. Лиф и рукава были отделаны тончайшим розовым кружевом с крошечными блестками. Грудь, разумеется, была искусно приподнята и оголена до неприличия.

— Будь осторожнее с ним, — предупредила Энн, — и постарайся не порвать кружева. Тебе надо оставить привычку подтягивать лиф вверх. Поздно уже скромничать, дорогая. Теперь ты видишь, на что способна любящая сестра? Этот шелк пронизан золотом. Папа ворчал бы, что я разорила его, купив это платье. Ты должна пылинки с него сдувать.

— Моя грудь как будто выставлена на продажу, того и гляди, вывалятся соски.

— Вижу, — спокойно ответила Энн, — и пусть это увидит каждый джентльмен в гостиной.

— А что скажет матушка?

— Она велела тебе слушаться меня во всем, что касается одежды.

— Да, но то, что на тебе смотрелось бы лишь в меру пикантно, на мне выглядит непристойным.

— А ты, разумеется, считаешь это недостатком, — ответила Энн с усмешкой. — Ты должна благодарить Бога за каждый дюйм этой женской прелести, он не поскупился, одарив тебя. Да, а где твой мопс? — спросила она, усаживаясь в кресло.

— Вилла отвела его на кухню к слугам на этот вечер. Ближе к ночи вернет его мне.

Энн сморщила носик:

— Может быть, ты спишь с ним?

— Да, он ведь еще щенок, и ему холодно одному ночью, — ответила Элинор.

— Не хочешь ярче накрасить губы? Ты выглядишь как призрак леди Макбет.

— Я вообще не крашу губы, — заявила Элинор, — я...

— Тебе повезло, что у тебя есть сестра, которая знает в этом толк, — сказала Энн, раскрыв сумочку с косметикой и выкладывая содержимое на столик.

— Что это? — с опаской покосилась Элинор.

— Черный уголь для твоих прекрасных глаз. Смотри вниз и сиди смирно, не то я могу ненароком тебя ослепить.

Элинор замерла.

— Можешь открыть глаза, — сказала Энн, отступая на шаг и любуясь своей работой. — Теперь у тебя просто волшебные ресницы, Элинор, а до этого они были почти незаметны. Я и не подозревала, что ты можешь так преобразиться после нескольких штрихов.

— Мои ресницы были под цвет моих волос, — заметила Элинор. — Не знаю, как его назвать, коричневый или каштановый?

— Теперь немного розового на щеки и губы, — продолжила Энн. — Ах да, я совсем забыла про стрелки в уголках глаз, с ними ты станешь просто сказочной феей.

— Феей? — насмешливо фыркнула Элинор.

— Каждая новая леди — это сказочная фея для мужчины, — сказала Энн, кладя розовый тон на ее губы. — И Вильерс именно из тех самцов, на которых действует загадочность и недоступность леди. Если бы ты бросилась ему на шею, он почувствовал бы себя просто обесчещенным.

— Я не собираюсь бросаться ему на шею, — сказала Элинор негодующим тоном. — Я предоставлю времени и судьбе решить все за нас.

— Но подчеркнуть природную красоту несколькими яркими мазками все же не помешает? — озорно подмигнула ей Энн.

— Согласна, — отозвалась Элинор.

— Знаешь, сначала я была буквально шокирована количеством его бастардов, — осторожно начала Энн. — Но теперь я считаю, что вы просто созданы друг для друга. Если тебе нравится пыхтение щенка в твоей спальне, то уж с возней детей подальше от глаз, в детской, ты наверняка сможешь примириться, — хохотнула Энн, берясь за ее локон.

— Что еще ты собираешься сотворить со мной? — спросила Элинор.

— Хочу взбить тебе волосы! — воскликнула сестра.

— Взбить? О нет, — простонала Элинор.

— Да, да, да! Если Лизетт примерила на себя образ капризной рафинированной девицы, то ты должна предстать во всем сиянии распустившегося свежего бутона. Ты должна излучать чувственность, Элинор! Ты ведь на самом деле такая. Признайся, что ты уже с пятнадцати лет искала запретных наслаждений.

— С шестнадцати, — уточнила Элинор, повернувшись к зеркалу.

— Нет, — заявила Энн и повернула ее на стуле. — Посмотришь, когда я все закончу.

— Тогда будет поздно.

— Тогда ты станешь совершенством, — заверила ее Энн. — В своем новом стиле, конечно, который придумала я!

— О! — простонала Элинор.

— Может быть, ты хочешь свернуть волосы шишом на затылке, как какая-нибудь пастушка из мещанской пьески?

— А ты хочешь сделать из меня взлохмаченную овцу с золотой соломой в шерсти? И чтобы я в таком виде отправилась на призыв альпийского пастушка с его звонким: «Ала-ла, ала-ли, ала-ли-и!» Так?

— Ты четыре года проходила как бедная гувернантка, хватит, — сказала Энн, выуживая из своей сумочки изысканный серебряный портсигар и раскрывая его.

— Не думаю, что табак пойдет тебе на пользу, — заметила Элинор.

— Это вовсе не для меня, а для тебя, моя дорогая!

— Для меня?

— Да. Ты должна побить эту бледную моль Лизетт, этот сухой англоманский фетиш, затмив ее своей красотой. Ты предстанешь порочной и распущенной.

— Порочной, я?

— Тебе пора узнать способ вечно оставаться молодой. Для этого нужно уметь меняться, Элинор! Бог свидетель!

Годы, отданные оттачиванию добродетели, не прибавят тебе молодости, дорогая. Ладно, я пожалею тебя и не стану пичкать сигариллой до ужина, но уж после него тебе придется закурить, а я буду твоей наставницей.

— Вот это сюрприз!

— Можешь не затягиваться. Эта маленькая сигарилла станет той большой катапультой, которая отшвырнет нудную девицу, заморочившую твоего жениха. Я не хочу повторения истории с Гидеоном. — Энн вернулась к ее прическе. — Еще несколько правильных взмахов гребнем, и мы будем готовы спуститься вниз. Мне надо что-то срочно выпить, у меня в горле пересохло.

— Матушка утверждает, что выпивка перед едой вызывает умственную нестабильность.

— Только ратафия, которую лакают все эти глупые светские кумушки, — решительно заявила Энн. — Это отнюдь не герцогский напиток. Ром — вот что тебе нужно!

Спустившись в гостиную, сестры какое-то время помедлили на пороге, чтобы все могли вдоволь насладиться красотой их нарядов. Затем Энн незаметно подтолкнула Элинор, пропуская ее вперед.

Лизетт просияла, завидев их; она любила быть в окружении друзей. Их мать приоткрыла рот от изумления, увидев свою старшую во всей красе малинового заката, и снова благоразумно захлопнула его, задышав, как рыба, выброшенная на сушу. Вильерс молчал с непроницаемым, холодным лицом.

— Добрый вечер вам всем, леди и джентльмены, — произнесла с усмешкой Энн и тут же обратилась к Попперу: — Что у тебя на подносе, ратафия? Оранжад? Это нам не подходит. Будь любезен, приготовь нам ромовый пунш.

Лизетт растерянно поднялась, словно только сейчас поняла, что является здесь хозяйкой. На ней было очаровательное платьице из кремового шелка, расшитого незабудками, с целомудренно прикрытой грудью. Ее чашечки были довольно скромных размеров. Элинор почувствовала себя вавилонской блудницей рядом с ней.

— Что я слышу? — произнесла их мать, приблизившись сбоку. — Что такое? Вы собираетесь пить пунш до ужина? Что все это значит?

— Я надела платье сестры, как вы и желали, — небрежно ответила Элинор. — Вы сами сказали мне, чтобы я слушалась ее советов во всем, что касается платьев и мужчин. Вы сказали, что я должна перенять ее опыт...

— Но, но...

— Разве Элинор не выглядит настоящей красавицей, покорительницей мужских сердец? — спросила Энн.

— Выглядит! — вскричала Лизетт, присоединяясь к их группе. Она никогда не ощущала ревности, насколько помнила Элинор. — Мне бы хотелось, чтобы было побольше гостей, чтобы все могли ею полюбоваться, но тетя Маргерит отучила соседей бывать у нас. О, я придумала, Поппер, сюда, Поппер!

— Да, мэм? — оторвался тот от смешивания пунша.

— Пошлите лакея в имение сквайра Фестла с вежливым приглашением к нашему ужину. Сделайте это немедленно. Пусть он прибудет с женой и сыном Роландом, если тот окажется дома. — Она обернулась к Элинор с радостной улыбкой: — Сэр Роланд будет тебе под стать, дорогая. Он очень красив. У него римский нос и греческий подбородок.

— Ты решила сделать его разменной монетой, — прошипела Энн. — О, Вильерс, наконец-то вы поднялись поприветствовать нас.

— Я почувствовал себя сраженным наповал красотой Элинор, — ответил Вильерс.

— Моя госпожа, — раздался голос Поппера, — я не уверен, что все это надо затевать в отсутствие леди Маргерит...

— Святые небеса, — шумно вздохнула герцогиня. — С каких это пор слуги начинают командовать? Неужели вам не достаточно приказа леди Лизетт, Поппер? — обратилась, она к дворецкому. — Мы вовсе не голодны и вполне можем подождать. Впрочем, принесите нам что-нибудь перекусить, я не возражаю.

Подав поднос с пуншем, Поппер отправился в холл.

— Вот и прекрасно, — сказала Лизетт, разглядывая жидкость в стакане Элинор. — У тебя там пунш, да?

— Там ромовый пунш, дорогая — уточнила Энн. — Хочешь, возьми мой, я еще даже не прикасалась к нему. А вы, Вильерс, — мгновенно переключилась она, — вы здесь единственный джентльмен и вам приходится развлекать всех леди. Я знаю, что вы непревзойденный игрок в шахматы, но если станете с каждой из нас играть отдельную партию, вы просто вымотаетесь, а мы замучаемся ждать. Возможно, вы знаете другую игру, в которой могли бы участвовать все?

— Нет, — лаконично ответил Вильерс.

Он совсем не натаскан в науке флирта, отметила про себя Элинор.

— Но у нас не меньше часа уйдет на ожидание новых гостей, — продолжила Энн. — Нам необходимо встряхнуться перед длинной светской беседой.

— Я придумала, что нам делать! — воскликнула Лизетт. — Есть одна изумительная штука!

— И что же это такое? — спросил Вильерс, наклонившись к ней.

Элинор глотнула пунша.

— Мы будем играть в бабки! — выкрикнула Лизетт с улыбкой.

Наступила пауза.

— В бабки? — с ужасом переспросила герцогиня.

Но Лизетт не обратила внимания на ее тон.

— Это очень веселая игра! — продолжила она, сделав знак лакею.

Вскоре он появился со стопкой бабок и маленьким деревянным шаром. Элинор с интересом уставилась на них. Ее мать никогда не позволяла им играть в эту шумную игру, в которую играли в других герцогских домах, особенно загородных.

— Прежде всего, — начала Л изетт, — мы все должны устроить так, чтобы было удобно швырять бабки. Для этого нужен деревянный пол. Пожалуй, прикажу слугам убрать этот огромный ковер.

— Не стоит, — заметила Энн. — Здесь вполне достаточно места. Куда нам присесть, Лизетт?

— На пол, разумеется.

— На пол, — эхом повторила Энн. — Разумеется. — Она без колебаний грациозно сползла вниз, оказавшись в круге своих пышных юбок на кринолине. — Присоединяйтесь ко мне, — предложила она, похлопывая по полу.

Герцогиня закашлялась с видом крайнего неодобрения. Элинор тоже не спешила присаживаться, она должна была беречь платье Энн. К тому же ее кринолин с обручами был еще более объемным и жестким, чем у Энн. Опустись она на пол, юбки накрыли бы ее с головой. Но ей вовсе не улыбалось застыть неподвижно рядом с матушкой. Тем более что Вильерс, кажется, находил эту игру очаровательной.

— Это игра для детей, — сурово заметила герцогиня.

Лизетт рассеянно приоткрыла рот, как от приятного воспоминания.

— Да, знаю, — печально произнесла она. — Мне очень жаль, что в этом доме нет детей.

— Нет, в этом доме есть, по крайней мере, один ребенок, — объявил Вильерс.

Лизетт моргнула, глядя на него.

— Все приютские дети уже давно ушли, — сообщила она.

— Мой сын здесь, — возразил Вильерс.

Что до Лизетт, то она отнюдь не выглядела смущенной известием о сыне, хотя Вильерс не был женат.

— Леопольд, как это прекрасно! — восторженно вскричала она. Это звучало так, как будто она решила, что он произвел этого сына исключительно ради ее удовольствия.

Возможно, ей было невдомек, что Вильерс не женат, но об этом хорошо знала мать Элинор.

— Вы хотели сказать, что с вами находится ваш воспитанник? — произнесла она ледяным тоном. — Слово «сын» вырвалось у вас случайно? Отвечайте же, ваша светлость.

— Нет, я не оговорился. Тобиас действительно мой сын, — ответил Вильерс и повернулся к лакею. — Приведите моего сына сюда из детской, будьте любезны, — попросил он.

— Вы счастливчик, — беспечно прощебетала Лизетт, — я бы тоже хотела иметь детей.

— Да угомонись ты, — вырвалось у герцогини, побледневшей от гнева.

— Мама, — попросила Элинор, с жалостью глядя на ее состояние. Герцогиня не разделяла пуританских взглядов и не была очень удивлена, но считала, что каждый должен знать свое место. Она всегда ратовала за неукоснительное соблюдение приличий.

— Молчи! — прикрикнула та и на нее, округлив глаза. — Ты слишком невинна, чтобы понимать все скрытое значение этого... этого... — Оставив дочерей, она встала перед Вильерсом: — Это открытый вызов! Ваш сын не имеет права появляться в приличном обществе, Вильерс. Вы наносите оскорбление обществу и не можете этого не знать.

Вильерс задержал свой пронзительный взгляд на герцогине, потом, улыбнувшись, отвернулся к Лизетт.

— Мой сын был рожден вне брачных уз, — пояснил он. — Я прошу прощения за эту вольность, за то, что я привез его под вашу крышу и открыто объявил об этом.

Для Лизетт нарушение светских условностей было скорее правилом, чем проступком. Улыбнувшись в ответ, она повторила:

— Вы счастливчик.

— Теперь вы видите, что натворили? — зашипела герцогиня на Вильерса. — Вы заражаете своим легкомыслием невинные души. Эта бедняжка даже не в состоянии понять всей глубины оскорбления, которое вы ей нанесли.

Вильерс хранил самообладание, однако герцогиня вышла из себя.

Что касается Элинор, то она была сыта по горло диктатом матери. Сейчас ее чувство справедливости было снова жестоко уязвлено, хотя дело и не касалось ее самой. Она знала, что сейчас последует еще более унизительная сцена, потому что, когда герцогиня теряла над собой контроль, она сметала все на своем пути.

— Я покидаю этот дом немедленно, — объявила герцогиня. — Вильерс, вы глупец, если думаете, что...

Элинор почувствовала, как что-то, надломилось в ней — это рушилось ее терпение, рушилась стена ограничений и условностей, возведенная в ее сознании матерью.

— Мама, — произнесла она, вдруг выступив вперед и касаясь руки Вильерса. — Герцог оказал мне честь, попросив моей руки.

Наступило молчание. Затихла Энн, сидевшая на полу. Только приглушенное бормотание слуг доносилось из холла.

— Я приняла его предложение, — заявила Элинор.

— Я переполнен радостью, получив сейчас ваш ответ, — торжественно произнес Вильерс. — Я никогда не забуду, при каких обстоятельствах вы дали мне ваше согласие. — Взяв ее под руку, он многозначительно улыбнулся ей. Она незаметно ответила ему озорным щипком.

— Ты станешь герцогиней, Элли? — решила уточнить Лизетт, пристально разглядывая пару.

— Да.

Герцогиня продолжала стоять на распутье между приличием и амбициями. Зато Энн, вскочив с пола, звонко поцеловала сестру.

— Вот это сюрприз! — вскричала она. — Ах, Вильерс, вы и не подозреваете, какое сокровище переходит к вам от нас.

Элинор пожалела, что не может ущипнуть ее так же, как Вильерса.

— Это чудесно, — сказала Лизетт, — я обожаю свадьбы. — Она махнула рукой слуге. — Шампанского!

Мать Элинор, прочистив горло, обратилась к Вильерсу:

— Скажем прямо, я не могу выразить свое удовлетворение в силу известных обстоятельств.

— У меня всего шесть незаконнорожденных детей, — небрежно обронил Вильерс.

Герцогиня заметно побледнела.

— Мама, — сказала Элинор, — я понимаю, как вам трудно сейчас...

— Моя дочь выходит замуж за герцога, — процедила ее светлость сквозь зубы. — У него, по всей видимости, мораль кролика. Но это мой крест, и я должна его нести.

— На самом деле этот крест придется нести Элинор, — заметил Вильерс с чарующей улыбкой.

— Теперь я вижу, что вы взяли сюда ребенка с определенными намерениями, — ответила герцогиня. — Вероятно, вы хотели пристроить его в какой-нибудь надежный дом в сельской местности. Но неужели нельзя было поручить это дело слуге?

Элинор поспешила вмешаться, опасаясь, что он тут же объявит о намерении растить всех незаконных детей под своей герцогской крышей.

— Не будем вдаваться в детали, — попросила Элинор. — Можно съесть за один присест весь пирог, но лучше растянуть удовольствие.

— Мне жаль, что здесь нет твоего отца, Элинор, — сказала ее светлость, — он бы знал, как поговорить с Вильерсом. И поскольку он сейчас изучает климат России, я должна взять на себя эту задачу. Герцог, завтра утром мы должны с вами обстоятельно поговорить. Наедине.

— Непременно, — ответил Вильерс.

Его будущая теща с неодобрением посмотрела на него, но не проронила ни слова.

— Присоединяйтесь все к нам! — радостно воскликнула Лизетт, уже крушившая бабки на пару с Энн.

— Вы хотите, чтобы я распласталась здесь с вами на полу? — спросила герцогиня.

В этот момент двери распахнулись, и мальчик в коричневом бархатном костюмчике возник на пороге гостиной. Он был одет как сын аристократа. Было что-то неукротимое и гордое в его лице, как будто он тоже был герцогом, как и его отец. Так показалось Элинор. Он лишь слегка кивнул, когда вошел.

— Кланяйся, приказал ему отец.

Мальчик поклонился.

— Садись со мной, — дружески предложила Лизетт, похлопывая по полу. — В моей игре наступил ужасный момент, я никак не могу поймать этот шар, он не желает катиться назад ко мне.

Мальчик словно являл собой миниатюрную копию Вильерса. Те же холодные серые глаза, жесткие черные волосы, то же чувство собственного превосходства.

— Позвольте мне представить вам моего сына, его зовут Тобиас, — сказал Вильерс, — но он почему-то предпочитает, чтобы его звали Джуби, — добавил он, заметив взгляд мальчика.

Элинор, выступив вперед, улыбнулась. Теперь ее предполагаемый супруг был воплощением светского этикета, и все это из-за козявки в пол его веса. Кажется, он очень дорожит этим подростком.

— Леди Элинор — моя будущая жена, — объявил мальчику Вильерс с легчайшей ноткой иронии.

Элинор присела в реверансе.

— Кланяйся, — напомнил ему отец.

Тот послушно поклонился.

— Герцогиня Монтегю, — сказал Вильерс, на этот раз мальчик поклонился без напоминания, заставив Элинор почувствовать себя несколько лучше.

Заметив, как легко он выдерживает тяжелый взгляд герцогини, она невольно спросила себя о причине собственных страхов в присутствии властной матери.

— А на полу — леди Лизетт и миссис Бушон, — продолжил Вильерс. — Кланяйся им.

Тот поклонился еще раз и опустился на пол рядом с Лизетт.

— Я отправляюсь к себе в комнату, чтобы отдохнуть перед ужином, — произнесла герцогиня. Ее голос выдавал ее полное замешательство и усталость, однако она медлила, следуя этикету и дожидаясь вежливых уговоров от Вильерса и Элинор.

— Эта долгая поездка далась вам нелегко, матушка — сказала Элинор.

— Хотя выглядите вы так же изысканно, как и всегда — галантно произнес Вильерс.

Ее светлость неожиданно для себя изобразила кокетливый жест.

— О, что такое вы говорите? Такая тряская дорога и такая ужасная пыль, это не могло не сказаться, — возразила она. — Мы провели в карете целый день.

— Надо обладать превосходным здоровьем, чтобы вытерпеть все это и остаться такой же прекрасной, — продолжил свои комплименты будущий зять.

— Я помогу вам подняться по лестнице, матушка, предложила Элинор.

Когда они шли по холлу, Элинор вдруг увидела себя в огромном зеркале с позолоченной рамой и застыла на месте.

— Да-да, посмотри на себя, — сказала ей мать. — Что ты сделала со своими глазами, бесстыдница? — Она крепко сжала ее руку. — Никогда не думала, что мне придется вытерпеть нечто подобное. Я вовсе не уверена в том, что тебе нужно выходить замуж за Вильерса.

Она продолжала что-то говорить, но Элинор почти не слушала. Ее глаза с угольными ресницами и стрелками в углах казались в два раза больше. Ее губы...

Прекрасная. Загадочная. Чувственная. Так думала она про себя. И совсем не похожа на девственницу.

— Что за воронье гнездо у тебя на голове? — спросила ее мать. — Сейчас мы поднимемся, и я как следует, отчитаю Виллу за то, что она сотворила с тобой. Если ты готовишься стать герцогиней, то должна выглядеть совсем по-другому.

Элинор не могла отвести взгляд от своего отражения в зеркале. Эти загадочные глаза и капризно изогнутые губы. Эта леди не станет страдать по сбежавшему любовнику. Это ему придется вздыхать и томиться по ней.

— Я такова, каков этот век и его нравы, — прошептала она, глядя в зеркало.

— И долго ты намерена так стоять? — услышала она голос матери.

— Мне нравится, как я выгляжу, мама, — произнесла Элинор.

— Ты не похожа ни на герцогскую дочь, ни на герцогиню. Вильерс придает большое значение внешнему лоску. Ты никогда не увидишь его взлохмаченным, с прядями, выбившимися из-под ленты. Посмотри на его крахмальные воротнички, он возит с собой лакея, чтобы ухаживать за ними.

Элинор сознавала правоту матери, безусловно, желавшей ей добра. Но она не желает больше одеваться как бледная девственница.

Вечно вы критикуете меня, матушка, — жалобно произнесла она.

— Я говорю сейчас о Вильерсе. Каждый джентльмен имеет свои грешки, и я согласна смотреть на них сквозь пальцы. Но я непременно объясню ему, что он не должен говорить о своих незаконных детях ни при мне, ни при тебе. Я просто обязана внушить ему это.

— Не думаю, что так легко внушить ему что-либо, — заметила Элинор. — Он не из тех, кто легко меняется.

— Зато ты изменилась легко. Превратилась в настоящую... вертихвостку!

— Что, матушка?

— Я бы сказала и похуже, но думаю, ты сама понимаешь, что я имею в виду.

— Вильерсу нравится, как я выгляжу, — заявила она.

— Понятно, что ему нравится, раз он сразу сделал тебе предложение, — сказала герцогиня.

Про себя Элинор подумала, что Вильерс вовсе не оценил ее превращения и был слишком занят Лизетт. При этой мысли она горестно вздохнула.

— Тебе лучше поскорее вернуться в гостиную, — сказала ее светлость, как бы угадав ее мысли. — Эта Лизетт, такая непосредственная, ничуть не постесняется проглотить чужого жениха. Скушает и не заметит. Он так и нацелился на нее вначале.

— Бедняжка Лизетт, — произнесла Элинор. — Теперь он мой. Все ее надежды не оправдались.

Герцогиня насмешливо фыркнула и направилась к лестнице.