Избранные Луной

Глава 14

Видимо, ванная комната становится для меня неким укромным местом приватного линчевания. Холодная вода безжалостно выбивает из тела бесполезные терзания, и в какую-то минуту ей удаётся привести сознание в норму.

Поддавшись порыву, разрешаю себе милость, переключаю на тепло, а спустя время перестаю дрожать и мерзнуть. Но сразу, как только обмякает мое тело, вслед за ним раскисает душа. Сползаю на пол душевой кабины и вру себе, что не плачу.

Эти долбанные инстинкты только и делают, что приносят мне боль.

Почему Луна выбрала ущербную для всех этих переживаний?

Оказаться истинной для того, чьего приезда опасалась и пыталась избежать, довольно скверное занятие.

Но как я себе помогаю?

Ах, да, убеждаю себя, что смогу стойко вытерпеть его присутствие в доме, а затем рыдаю в ванной, если вдруг замечаю, как он пылко прикасается к своей невесте.

Невесте, Дженнифер! Уясни это в своей голове! Смирись, наконец, и запри эту дурацкую истинность.

Надо собраться и поговорить с альфой о тех способах, которые я нашла в сети. Чинно и цивилизованно провести беседу. Без поползновений на его тело.

Покончив с меняющим свои свойства душем, выхожу и насухо вытираюсь белым махровым полотенцем, а затем, обмотавшись им, ступаю босыми ногами в комнату. Но стоит сделать пару шагов, как я замираю.

Нет, у меня не поднялась вновь температура, и это не бред уставшего сознания. Оуэн стоит напротив окна и смотрит куда-то вдаль, позволяя оцепенеть и без стеснения начать любоваться его строгим профилем.

Но он не даёт мне и пары секунд. Хмуро поворачивается и ловит в капкан своих глаз. Его взгляд горячей лавой скользит по моему лицу, шее, спускается к груди, прикрытой полотенцем, а затем неспешно стекает к ногам, и я мгновенно ощущаю, как жар проносится внизу живота. Между ног становится предательски влажно и несмотря на желание, требовательно покалывающее кожу, я нервно свожу колени, потому что мне становится страшно.

Я боюсь своих реакций на этого мужчину, а еще больше боюсь услышать от него очередную колкость.

Вижу, как расширяются его зрачки, и дергается кадык.

Мне надо бежать, вернуться в ванную комнату или лучше сразу запереться в душевой кабине и в ней же переночевать, хлестая себя холодом при возникновении тех мыслях, которые озабоченным монорельсом проносятся в голове.

Но вместо того, чтобы скрыться, я делаю неуверенный шаг к нему.

Тут же жалею и решаюсь следовать плану А, но волк опережает мои намерения. Буквально в следующую секунду мои ноги отрываются от пола, спина прижимается к холодной стене, а лицо вжимается в грудь оборотня.

Жар мужского тела будоражит, воспламеняет, заводит.

В нос ударяет насыщенный запах альфы, он дурманит сознание, как крепкий алкоголь, и я прикрываю глаза от блаженства. Потеряв всякий стыд, зарываюсь носом в грудь Оуэна, прямо туда, где на пару пуговиц расстегнута его темная рубашка. Делаю новый глубокий вдох и мычу от наслаждения, а потом и вовсе теряю рассудок, так как, бессознательно высунув язык, касаюсь его плоти. Приглушённый стон из уст альфы щекочет кожу на шее, его рука проникает под полотенце и собственнически сжимает мою левую ягодицу. Оуэн сильнее прижимается ко мне, давая понять, что среди нас двоих, возбуждена не только я одна. Наклоняется к моей шее, жадно втягивает носом воздух.

Это совершенно развязывает мне руки, и те начинают расстёгивать его рубашку, в то время как язык не может остановиться и перестать вылизывать твердую мужскую грудь. Наличие жестких волос нисколько не смущает. Я удивляю сама себя, но, оказывается, отсутствие сексуального опыта совершенно не мешает самке следовать инстинктам и вытворять подобное…

— Хочешь отсосать мне? — глухой шёпот грубо разбивает мою веру в сказки об острые камни реальности.

Как бы мне не было стыдно, но я не могу не признать самой себе, что хочу его настолько сильно, что то, о чем он говорит, тоже желала бы совершить, лишь бы доставить ему удовольствие. Но насколько бы неопытной я не была, безошибочно понимаю: в его словах нет даже намёка на тепло.

Я кажусь себе дешёвкой, об которую хотят вытереть ноги — не более того. Дёрнувшись, ловлю на себе его взгляд, и меня бьет холод вместе с насмешкой.

— Брать такую, как ты, я не намерен, но трахать твой рот был бы не против.

Пытаюсь выбраться из его рук, но альфа не позволяет.

— Вижу, ты не оценила моего предложения. — продолжает истинный и хватает меня за подбородок. — Тогда открой свой рот.

Он спятил?

Думает, я сделаю это после его слов?

Испуганно мотаю головой, и мне кажется, что на миг, на крошечный и ничтожный, весь холод пропадает из его глаз, и альфа разделяет со мной горечь собственных слов. Я же всячески приказываю предательским слезам не сметь выходить за пределы моих глаз.

— Дам тебе таблетку, Дженни. Они как мармеладки. Не бойся. — Дженни… я перестаю трепыхаться и обмякаю в сильных руках. Прошло пару столетий с тех пор, как он так меня называл.

Оуэн аккуратно надавливает пальцами на мои скулы, рот открывается, и он кладет на мой язык небольшую таблетку.

— Глотай. — велит, — Она маленькая, ты справишься и без воды.

Обиженно выполняю его просьбу, чтобы в следующую секунду услышать пугающее:

— В первый раз бывает больно.

— Что?

— Сейчас начнётся, — мне так хочется обманываться и думать, что я действительно вижу в его глазах нежность и обеспокоенность.

Нельзя же быть такой наивной! Разве забота может заключаться в том, чтобы дать мне проглотить нечто, из-за чего тело начинает нещадно ломать.

— Я помогу, — сдвигая брови, шепчет он, — Но тебя никто не должен услышать.

И с этими словами широкая мужская ладонь накрывает мой рот. В ту самую минуту, когда адская боль пронизывает тело, а из глаз, наплевав на мои запреты, начинают литься слёзы.

Мне хочется увернуться от него, хочется громко кричать, кричать, что мне страшно. Больно. Невыносимо. А затем боль неожиданно сталкивается с чем-то совершенно иным.

Пальцы Оуэна скользят между ног, добираются до влажных складочек и проникают в них. Не грубо, не жестко, а так томительно нежно, что я теряюсь в пронизывающих ощущениях, тянусь сильнее к мужчине, и он вдруг не отталкивает, позволяет, поощряет и прижимается ко мне сам.

Непроизвольно выпиваюсь в его ладонь зубами. Пугаюсь своего поступка. Жду, что он разозлится и наорет на меня, но он будто не чувствует моих зубов или боли. Тяжело дышит в район шеи и продолжает поглаживать своими длинными пальцами чувствительную плоть между ног. Находит напряженную горошину и изощренно истязает ее сладкими прикосновениями.

— Давай, Дженни, — рокочущий голос проникает в ухо.

Меня будто разрывает на части от противоречивых ощущений, боль смешивается с наслаждением, но второе выигрывает, и я взлетаю вверх, взрываюсь и блаженно возрождаюсь вновь.

Он придерживает меня еще некоторое время, пока моя туманная голова начинает проясняться, а ноги снова готовы слушаться.

Чувствую, что боль ушла.

Альфа между тем отступает на шаг и убирает свои руки: сначала ту, что запечатывала мой рот, а затем ту, что дарила наслаждение. Тело всячески против последнего, но я даю себе мысленную оплеуху.

— Пузырёк с таблетками на столе. — кивает в сторону туалетного столика. — Их надо принимать раз в день. Сразу, как проснёшься утром.

— Но я же пью другие лекарства.

— Там нет взаимосвязи. — застегнув расстегнутые мной пуговицы, хмурится.

— Перед тем как уйти, я помою руки. — движется к ванной комнате.

А я испытываю стыд, понимая, что именно он так брезгливо хочет с себя смыть.

Не разрешая себе акцентировать на этом внимание, иду к шкафу, собираясь достать брюки и футболку. Альфа необдуманно оставил дверь ванной чуть приоткрытой и, встав около комода, я, не специально, но тайно наблюдаю. Оттуда волк не может видеть меня, но зато я имею возможность следить за ним в зеркале.

Замечаю, как со злостью открывает кран.

Кто бы сомневался.

Но затем волк делает то, чего я никак не ожидаю. То, что заставляет меня краснеть до корней волос. То, что, несмотря на принятое лекарство, отдаётся новой вспышкой желания между ног.

Оуэн засовывает свой указательный палец в рот и, прикрыв глаза, слизывает с него доказательства моего возбуждения. Смачно. Порочно. Жадно.

У меня перехватывает дыхание, и я поспешно отхожу к окну, когда он выходит и, даже не глядя в мою сторону, покидает комнату.

Может, я бредила?

Может, эти таблетки вместе с болью дарят ещё и нехилый букет глюков?

Или я неправильно поняла поступок альфы?