Избранные Луной

Глава 24

Оуэн

Застегиваю пуговицы на рубашке, стоя напротив широкого зеркала в одной из комнат гостиничного номера. Раздается стук в дверь, и после моей короткой команды:

— Заходи, — Пат бесшумно проскальзывает внутрь, делает пару шагов и останавливается за моей спиной.

Встречаюсь с ней взглядом в отражении. Волосы собраны в высокий хвост, одета строго и практично, черные джинсы и темная кофта — сейчас ей не надо играть роль девушки альфы, сейчас она его самое доверенное лицо.

— Ты как? Саймон-библ приехал. Хотел сразу подняться к тебе, но я не пустила. Сказала, чтобы ждал у себя, пока не позову.

Пат всегда ревностно охраняет свои границы — никому не делает поблажек и не дает вторых шансов. После того, как я назначил девушку своей бетой, она два раза показательно надирала задницы двум волкам, посмевшим пренебречь ее указаниями.

Я ни разу не вмешался. Понимал, раз она моя правая рука, оборотням следует уважать волчицу без подсказок альфы. И Патриция тогда справилась на ура. После тех случаев никто не осмеливается ей перечить.

— Он нашел что-нибудь? — поворачиваюсь к ней лицом, но бета только поджимает губы и отрицательно качает головой.

— Если нет, то цель приезда? — подхожу к прямоугольному столу возле окна и беру в руку одну из нескольких бутылок минеральной воды.

— Пара одиночек с нестандартным запахом были замечены на нашей территории. Перехватить не удалось. Оба использовали схожий серый газ и успели скрыться.

Нестандартными в нашем мире называются запахи, исходящие от особей, вкалывающих в себя всякую химическую дрянь. Причем цель может быть самая разная, от невинного баловства до умышленного изменения волка, с расчетом увеличить силу или, если повезет, разбудить хйлу. Государством данная практика строго запрещена и отступивших от правил ждет суровое наказание. Но идиотов всегда хватает. Многих не останавливают риски, хотя по статистике, все чего в большинстве своем добиваются нестандарты — это сумасшествие или выход из-под контроля волка с последующим самоуничтожением.

Один из самых страшных кошмаров оборотня — полностью потерять контроль над своим зверем.

— Зови его. — говорю, отходя к окну.

Бета не двигается и продолжает упрямо стоять на месте.

Наблюдаю, как желтое такси внизу останавливается возле дверей гостиницы и из него выходит мужчина в сером костюме.

Поворачиваюсь к волчице и молча спрашиваю: «что-то еще?»

— Ты не сказал, как себя чувствуешь. — насуплено отвечает она, изучая глазами деревянное покрытие пола. — Я волновалась. И хотела принести искренние извинения. Если бы я не переборщила с эмоциями расслабления и радости у твоей истинной, она бы не позвала тебя, и ты бы, возможно, не сорвался прошлой ночью. Я поступила необдуманно и готова понести любое наказание. Поверь, не оправдываю свой поступок, но я хотела, как лучше. Подумала, пусть девочка немного расслабиться и отдохнет от своих переживаний. Ведь я вижу, как ты изводишь себя из-за всей этой ситуации. — решается взглянуть на меня.

— Пат, все в порядке. Я тебя не виню. Извинения излишни.

Плечи беты расслабленно опускаются, волчица благодарно кивает и спешно выходит из комнаты.

Возвращаюсь глазами к дороге, на которую выходит одно из окон гостиничного номера, а мыслями в то раннее утро моих двенадцати лет, когда родители привели в наш дом маленькую девочку и строго сказали, что к ней следует относиться, как к одной из своих сестер.

Все стороны истинности проявляются у пары только при достижении обоими партнерами восемнадцати лет, но, несмотря на это, волк все равно сразу же почувствует свою волчицу, если ему посчастливиться встретить ее раньше совершеннолетия.

Получить главный дар Сиэлин в нашем мире мечтают многие. Конечно, открыто об этом говорят больше девушки, а юноши чаще высокомерно посмеиваются и без разбора меняют женщин в разгар пляски гормонов, но все же тайно грезят однажды встретить ту единственную.

Ту, что способна разделить и преумножить силу оборотня.

А первая встреча с истинной врезается в память несмываемыми чернилами.

В то утро я проснулся от постороннего запаха — слабого и почти неуловимого, но нестерпимо приятного. К тому времени я распознавал абсолютно все ароматы, присущие нашему дому, с легкостью разбирался в коллекции маминых духов и уже тогда понимал, как тот или иной парфюм связан с ее настроением — но то, что упрямо дразнило и щекотало нос, встречал впервые.

Мое любимое сливочное мороженное и пара капель сока сладких лесных ягод — именно такая грубая характеристика приходила сонному двенадцатилетнему мне на ум.

Не открывая глаз, привстал с кровати, сполз на пол, тряхнул головой и снова лег, стаскивая с матраса подушку.

Я тайно играл пол ночи на приставке, зная, что родителей нет в доме, а потому заснул, когда за окном только-только забрезжил рассвет — продрать глаза после бессонной ночи казалось непосильной задачей.

Но как бы я не пытался вновь провалиться в сон, запах мне всячески мешал. От него невозможно было скрыться. Он будто манил, тянул и настаивал пойти на его поиски. Обречено сделав еще пару жадных вдохов, я кое-как встал и безвольным зомби вышел из своей комнаты. Тихо прикрыл за собой дверь и двинулся вперед по длинному коридору.

Серое небо за окном заволокло город, мои братья и сестры все еще крепко спали в этот ранний час. И я тоже почти спал — шагал, не раскрывая глаз, следовал за инстинктами — они побуждали не останавливаться, гнали идти вперед, туда, к обладателю самого прекрасного запаха, который я когда-либо встречал.

Спустившись в гостиную на первом этаже, я с удивлением застал там отца с матерью. Они сидели на диване, а между ними находился кто-то третий.

Этим кем-то оказалась маленькая девочка в сером платье, которое было ей сильно велико — и я точно знал, что это платье моей сестры Алекс.

Девочка вдруг резко повернула голову в мою сторону, испуганно распахнула свои огромные в пол лица глаза, а запах тем временем проворно проникал в самое сердце.

Я завороженно смотрел на худенькую незнакомку с длинными русыми волосами и чувствовал, как по грудной клетке разливается тепло. Счастье расползалось одновременно внутри и вокруг меня.

Это была самая чистая и искренняя нежность, которую мое мальчишечье сердце было способно испытывать в тот миг.

— Оуэн, милый, ты проснулся? — обеспокоенно поинтересовалась мама.

— Сынок, раз ты уже встал, — прозвучал властный голос отца. — То прояви хорошие манеры, подойди и познакомься. Это Дженнифер. Дженнифер Стефенсон. — каждую фразу он произносил уверенно и медленно, строго наблюдая за мной. — Она новый член нашей семьи. С этого дня она наравне с Алекс, Луизой и Мэган является нашей с матерью дочерью. И я хочу, чтобы ты заботился о ней ничуть не хуже, чем ты заботишься о других своих сестрах. Тебе все понятно?

— Да, отец. — я кивнул и с улыбкой повернулся к девочке, неуверенно прижимающейся к моей матери.

— Привет, Дженнифер. Меня зовут Оуэн. Рад познакомиться.

На самом деле я не нуждался в наставлениях отца, я знал, что с этого момента буду оберегать ее, как никого прежде.

Я знал, что это она.

Знал, что мы связаны.

И был счастлив.

Дженни, потерявшая свою волчицу, отличалась слабым здоровьем, ее животные инстинкты чаще дремали, отчего она не осознавала всю глубину нашей привязки, но бессознательно тянулась ко мне в ответ. Выделяла среди остальных детей семейства Стефенсонов, порой сама того не осознавая, и я всегда даже затылком мог ощутить ее взгляд, если вдруг она искала меня.

Помню, как испугался, когда эта маленькая глупышка решила убежать той ночью, как зверь внутри забился в тревоге, и мы кинулись за ней.

Не знаю, в чем заключался ее план, но она стояла возле высокого забора, и, опустив голову в плечи, виновато отводила от меня глаза. Ни говоря ни слова, я взял ее на руки и отвел в дом. Легкая, словно пушинка, девочка не сопротивлялась, только смущенно шептала: «Прости».

Моим обучением в то время занимался дядя — мамин брат, к которому я был сильно привязан. Вначале меня всегда тренировал отец, но с каждым годом его все больше поглощали дела стаи, и у оборотня не всегда оставалось время на собственных детей.

Порой мне его не хватало, но я чуть ли не с самого рождения осознавал, что не имею права быть слабым. Никогда. И ни перед кем.

Мы с моим волком боготворили и уважали Питера Стефенсона, уже тогда понимая, какая ответственность лежит на плечах альфы.

А дядя Эрнандо успешно выполнял роль моего наставника и устраивал нам с Мэйсоном изматывающие тренировки каждый день. Он часто радовался успехам своих племянников громче их родного отца.

Папа всегда был скуп на проявление эмоций. Но, возможно, именно поэтому одно его доброе слово было ценнее многих восхищенных отзывов от любого другого из окружающих.

Всем было известно, что отец в четырнадцать лет сумел победить своего наставника, и я из кожи вон лез, чтобы стать таким же сильным, как он. Но как бы я не старался, дядя каждый раз одерживал надо мной вверх, оставаясь вторым самым могущественным самцом после альфы. Он шутливо трепал меня по голове и громко смеялся.

Только вот на следующий день после появления в нашем доме Дженни, внутренний волк нежданно преобразился. И я в свои двенадцать лет сумел поставить дядю на колени.

Это был момент триумфа, но отчего-то горького. Свернувшегося на языке вкусом сожаления. Я вряд ли забуду дядины глаза — наполненные недоверием и едва сквозившим в них гневом, и чем-то еще, что мне не удалось понять.

Мы оба опешили, и я тут же приказал своему довольному зверю убраться.

Гордость плескалась внутри, но то и дело сталкивалась с острой неловкостью. Я хмуро изучал песок под ногами, не зная куда деть глаза. Куда деть себя. И как вести себя с дядей.

А потом послышался радостный смех вышедшего понаблюдать за нашей схваткой отца. Он был дома и, видимо, следил за нами с самого начала.

— Мой сын все же одержал над тобой вверх, Эрнандо. И в таком юном возрасте. — увидев редкую улыбку на губах родителя и блеснувшую в его глазах гордость, я тут же забыл о всякой слабости и сомнениях. К тому же дядя успел подняться на ноги и в своей обычной манере потрепал меня по голове. Широко улыбнулся и протянул мне руку по правилам поединка, которую я тут же крепко сжал в ответ, но все же где-то под ребрами меня колыхнуло чувство, что я непроизвольно задел гордость близкого мне оборотня.

— Сын, сразимся? — с вызовом обратился ко мне альфа.

— Конечно, отец! — вытерев ладонью пот с взмокшего лба, я внутренне обратился к зверю.

— Ты вызываешь ребенка на схватку сразу после того как он почти выдохся после боя со мной? — презрительно фыркнул дядя.

— Однажды ему придется участвовать в настоящей схватке, Эрнандо. И никто не будет ждать, пока он отдохнет или придет в себя. — спокойно ответил отец, стягивая с себя темную рубашку. — Оуэн, я видел, что вы с дядей лишь частично призывали своих волков. Но сейчас я хочу, чтобы ты полностью вызвал зверя. — он небрежно отбросил свои вещи на зеленый газон, а в следующую секунду рядом с ним появился огромный волк, не уступающий мне по росту.

Зверь дяди, конечно, тоже был крупным, но не столь огромным.

Мой, измотанный предыдущей схваткой волк, появился следом и встал напротив своего противника — выглядел он жалко.

Альфа усмехнулся, видимо, читая мои мысли, и приготовился к атаке.

Мы не раз вступали в схватку с отцом, но почему-то именно тот день я помню отчетливо, словно это было вчера. Помню, как адреналин ударил в кровь, как нещадно палило солнце, как я вкладывал последние силы в продырявленную защиту, обливался потом и яростно стискивал зубы, а отец, казалось, пребывал на отдыхе, а не на схватке и играл со мной в кошки-мышки.

Он довольно быстро показал мне, кто среди нас вожак стаи, а кому еще долгое время придется упорно наращивать силы и навыки.

Мы гневно рычали с моим волком, позорно прижатые к земле лицом и мордой, как на папу накинулись двое, а вместе с ними на лужайке появились два волчонка и прыгнули на зверя отца.

— Мы спасем тебя, Оуэн! — кричал мой младший брат, которому недавно с его близняшкой исполнилось восемь лет.

— Братик, мы здесь! — воинственно поддерживала раскрасневшаяся Алекс.

Отец не обозлился и не рыкнул на своих младших детей, веля им убраться с поля. Напротив, он позволил им освободить своего старшего сына из его стальных лап, и даже дал нам немного времени перевести дыхание.

— Быстро уходите с площадки! — зло крикнул я на мелочь, оскорбленный их появлением.

— Мы никуда не уйдем. — понуро заявил брат.

— Мы твоя стая! — раздулась ощущением собственной значимости сестра. — И мы тебя спасли от папы!

Отец со своим волком лениво посматривал в нашу сторону, ожидая, что в итоге я предприму — терять время было нельзя.

— Ладно. Вставайте за мою спину и делайте только то, что я велю! Ни шага без моей команды!

— Есть!

— Есть, братик!

Но и тогда нам не удалось одержать вверх.

Мы продержались не больше пяти минут, великодушно подаренных нам отцом, а после альфа превратил борьбу со своими отпрысками в позорную щекотку последних.

Алекс была несказанно рада подобному исходу битвы и хохотала на руках главы. Я же чувствовал себя жалко. Меня душил стыд, а победа над дядей и вовсе стерлась из памяти, показавшись нелепым стечением обстоятельств.

Мэйс разделял мои чувства, он молча стоял рядом, опустив голову — как тот, кто подвел своего лидера и прекрасно это осознавал.

А затем стало еще хуже.

Оказывается, могло быть гораздо хуже.

Я повернул голову и увидел маму в нежно-желтом сарафане, стоящую чуть вдалеке. Она качала головой, поглядывая на своего супруга — выражая тем самым открытое неодобрение. А возле нее, крепко держа ее за руку и чуть спрятавшись за ее спиной, находилась Дженни. Меня будто громом поразило от мысли, что она стала свидетельницей моего позора. Я был полностью раздавлен в тот день. Уничтожен.

— Отец, прошу, сразись со мной снова! — сдвинув брови и сжав кулаки, я сделал шаг к альфе. Дыхание никак не хотело восстанавливаться, но я должен был попытаться снова. Должен был.

— В другой раз, сын. На сегодня достаточно. — но в тот день папа не дал мне шанса.

Поджав свой задетый хвост и стараясь ни на кого не смотреться, я быстро прошел к дому и поднялся в свою комнату. Сидел какое-то время один на кровати, скорбно опустив голову, пока не раздался стук в мою дверь. Тихий и неуверенный. Так стучала только она. Мэйс не стучал никогда, а Алэкс, хоть и стучала, но заходила сразу же, не ожидая ответа.

— Тебе не больно? — сказала Дженни, протягивая мне маленький платочек с нарисованными на нем цветочками. Я качнул головой и забрал знак ее поддержки, который до сих пор всегда со мной.

Я тогда не знал, что следует дарить девочкам, а потому отдавал ей то, что являлось ценным для меня — коллекционные машинки. Они были моим сокровищем, и даже брату не всегда позволялось их трогать — конечно же, она должна была быть в восторге от одного их вида. И Дженни действительно радовалась. Она улыбалась и смущалась, покрываясь нежным румянцем. А затем размещала их на полочке над своей кроватью, и я каждый раз испытывал от этого какую-то всеобъемлющую гордость. Меня распирало от счастья.

Прошла неделя. И неожиданно я сумел уговорить дядю забрать меня вместе с ним к его знакомой предсказательнице. Он всегда ездил к ней один и тайно рассказывал мне об этой мистической женщине — внутренности переполняло любопытство. Ни мать, ни отец никогда не одобряли шаманов, ведьм, оракулов и всего того, что с ними связано. В нашем доме о подобном не говорили.

Эрнандо взял с меня слово, что я не проболтаюсь о нашем путешествии, в независимости от того, что увижу или услышу, и, конечно же, получил его от меня.

Сомнение закралось в голову, когда, спустя почти пять часов пути, мы подъехали к небольшому домику возле небольшого озера. Ни магических амулетов, ни кристаллов, развешанных возле двери. Ничего.

Встретить нас вышла привлекательная, но все же совершенно обычная женщина — я не находил на ней никаких атрибутов шаманства. Хозяйка тепло поздоровалась с моим дядей, поцеловав его в губы, а затем, слегка прищурив глаза, посмотрела на меня:

— Какого сильного волчонка ты привел ко мне в гости, Эрнандо.

— Этой мой старший племянник, о котором я тебе рассказывал. — ответил ей дядя и повернулся ко мне. — Оуэн, познакомься, это моя подруга, Мересоль.

— Для меня большая честь. — улыбнулась женщина, протягивая мне свою руку. Та оказалась теплой и приятной на ощупь.

— Я бы хотел, чтобы ты еще раз проверила свои догадки.

— Помню-помню, — кивнула дяде хозяйка. — Проходите в мой скромный дом, дорогие гости.

Внутреннее убранство жилища, как и кухня, куда нас позвала мисс Мересоль тоже оказались совершенно обычными.

Я недоуменно смотрел по сторонам и полностью разочарованным уселся на один из стульев, на который мне указал Эрнандо.

— Проголодались с дороги? — спросила хозяйка.

— У нас нет времени на еду. — ответил дядя.

— Что ж, — она вытерла руки о фартук, достала из шкафа над раковиной две крохотные чашечки и положила их на стол. Затем налила в них чай из небольшого зеленого чайничка, а когда закончила, пододвинула чашки поближе к нам.

Я недоверчиво поглядывал в светлую жидкость, мало чем напоминающую привычный для меня цвет чая и не спешил пить сомнительное угощение. Дядя, наблюдающий за мной, только усмехнулся и, взяв свою чашку, быстро сделал из нее глоток, а затем положил чашку перед севшей во главе стола Мересоль. Она подняла ее, и, видимо, допила напиток.

Затем закрыла глаза, чуть откинув назад голову, будто задумалась, усмехнулась и произнесла:

— Это он, Эрнандо. Поздравляю, ты нашел его. Надеюсь, ты рад? — затем задумчиво взглянула на меня. — Но сейчас еще слишком рано.

— Замолчи. — строго сказал предсказательнице дядя. — Этого достаточно.

— Дядя, что все это значит? — с одной стороны я желал, как можно скорее покинуть тот дом — странный взгляд предсказательницы вызывал отторжение и недовольство зверя, но вместе с тем хотел получить хоть какие-то пояснения.

— Это значит, что ты самый сильный мальчик, рожденный под светом Сиэлин. Подобный тебе не появлялся уже давно и появится еще не скоро. — ответила вместо него женщина, а затем расхохоталась. Немного безумным смехом. — Твоим врагам придется не просто, Оуэн.

— Я сказал достаточно, Мересоль. — рявкнул мой родственник, стукнув кулаком по столу, и встал со своего места. Я тут же поднялся вслед за ним, но хозяйка резко переменилась в лице. Словно пожалев о своем минутном веселье, она нервно схватилась за руку Эрнандо и извиняющимся голосом прошептала:

— Милый мой, не уезжай так скоро! Останься! И не злись на свою глупую Мересоль! Останься со мной еще ненадолго. Хочешь я загляну в реку твоего племянника, раз уж вы удостоили меня чести и проделали столь длинный путь? — дядя нахмурился, но было видно, что он сомневается, и женщина ловко подбросила новых дров в костер его размышлений, — Вдруг там найдутся подсказки. Не сомневайся в своей, Мересоль, милый. Доверься мне, Эрно.

— Смотри без глупостей. — ответил он ей, а после обратился ко мне. — Оуэн, сделай небольшой глоток из стакана, затем поставь его обратно на стол и пододвинь к мисс Мересоль.

Не так давно я победил дядю в поединке и имел полное право ослушаться мужчину. Но выказывать старшему родственнику неповиновение перед чужой женщиной, тем самым нанося оскорбление его чести — не мог. Не так нас воспитывали в семье. Поэтому я неохотно взял в руки маленькую чашу, больше напоминающую крохотную пиалу или соусницу, сделал, как и было велено, один маленький глоток безвкусного напитка, а потом вернул чашку на стол и пододвинул к темноволосой предсказательнице.

Подняв стакан, она допила остатки непонятной жидкости и закрыла глаза.

Ее глазные яблоки задвигались из стороны в сторону под прикрытыми веками с пугающей скоростью, а затем Мересоль замерла и заговорила будто бы чужим, каркающим голосом.

— Как интересно, волчонок. Сиэлин преподнесла тебе бесценный дар. Но ты и сам уже о нем осведомлен, не правда ли? Взрастишь любовь в сердце девочки, чья белая волчица истерзана родными людьми и глубоко запрятана чужими, и девочка отдаст тебе всю себя. Твоя сила достигнет пика, станет почти безгранична, мальчик. Никто не посмеет пойти против тебя и твоего зверя.

— Ты сказала белая волчица? — дядя грубо потряс Мересоль за руку и та, вздрогнув, открыла затуманенные глаза и часто заморгала. — Ну же, приди в себя и отвечай! Ты уверена, что не ошиблась, она белая? — первый раз я видел Эрнандо настолько потрясенным.

— Да. Я уверена.

— Спасибо, мисс Мересоль. — окрыленно ответил я.

Она скользнула по мне быстрым странным взглядом, налила себе в стакан воды, сделала пару глотков, прочистила горло и сказала:

— Не спеши, Оуэн. Это еще не конец. — я не заметил, как она достала острые ножницы и встала за моими только что обретенными крыльями, — Твоя истинная вырастет, мальчик, и тогда в твоей груди проснется взрослое желание. Вижу, ты понимаешь, что я имею в виду. Ты не сумеешь устоять, тяга окажется чересчур сильна, а она никогда не отвергнет твою любовь, даже зная об опасности. Ты поддашься искушению, волчонок, сделаешь женщиной ту, кто слишком слаба без опоры волчицы. Девочка отдаст тебе последние силы, преумножая твою мощь, но сама не протянет и до утра.

— Я вам не верю. — сжав под столом пальцы в кулаки, произнес я и встал с места. — Дядя, я ухожу. Подожду тебя в машине.

— Именно в тот период, когда девочка станет для него желанна, как женщина, и притом все еще будет слаба, он станет наиболее уязвим в своем стремлении уберечь ее. Это единственное время, когда его можно… — раздавались мне в след слова, но я старался не слушать идиотские предсказания этой дурной женщины.

Дядя вышел из странного дома минут через пятнадцать-двадцать. Когда он сел в машину, от него исходил запах, чем-то схожий на тот, который обычно сопутствовал отца и мать после того, как они надолго запирались в своей комнате.

Сначала мы ехали молча, но потом он начал задавать вопросы:

— Это же, Дженни, да? Она твоя истинная? Та девочка, о которой говорила Мересоль?

— Да. — я не видел смысла отрицать. И решился в ответ спросить то, что меня мучило. — Дядя, а ты уверен, что эта предсказательница не шарлатанка? Может, она лгунья?

— Ну, на моем веку, она еще ни разу не ошибалась и лично мне не врала. — он на долгую минуту посмотрел на меня, а затем снова вернулся к дороге. — А ты знал, что ее зверь — белая волчица?

— Нет.

— Так и думал. Твои родители никому не сказали. — эти слова дядя проговорил шепотом, будто обращался к самому себе. — Даже собственная сестра скрыла от меня. Рикарда, родная моя…

— А белая волчица — это плохо? — уточнил я. Нам о них мало рассказывали, было известно лишь то, что они почти вымерли и рождаются крайне редко.

— Это большая удача и новые возможности, Оуэн. — улыбнулся Эрнандо. — Ну чего ты раскис, племянничек? Беспокоишься о девчонке? Я тоже беспокоюсь, может, побольше твоего. Не веришь? Зря. Но у нас с тобой еще полно времени и если все верно сделать…

— Как сделать верно, дядя? Если я буду любить ее, а она меня. — чувствуя, как краснеют уши, все же сумел выговорить я. — Она пострадает… Но я не могу заставить себя…

— Не любить ее? — подсказал он мне, подмигнув. — Ох уж эта молодость. Я в свои десять лет был по уши влюблен в нашу экономку и не мог смириться с тем, что она смотрит на меня, как на ребенка. Ты бы знал, как я страдал от неразделенной любви, Оуэн. — он замолчал, а затем добавил. — А с твоей небольшой проблемкой… что бы такого придумать, а? Зависит от того на что ты сам готов пойти, ради девочки…

— На все.

— Похвально, парень. Похвально. Сложно так сразу что-то придумать, ведь мне хочется помочь тебе. Очень хочется. Но как же нам быть… Как быть… Слушай, а что если постараться сделать так, чтобы девочка сама не влюбилась в тебя? Она же, в отличие от тебя, не ощущает свою истинность. Оттолкни ее и сможешь держать ее какое-то время подальше от себя.

— А как заставить девочку не влюбляться в тебя? — спросил я.

— Ну, — усмехнулся оборотень, — Я точно знаю, как можно заставить женщину себя возненавидеть. Знаешь как говорят, от любви до ненависти один шаг.

Заставить Дженни себя возненавидеть и оттолкнуть, — повторил про себя, проглатывая горечь произнесенных слов. Волк внутри негодующе зарычал и стал сопротивляться. Ему не нравилась идея с самого первого дня. Но если только так я смогу ее уберечь… уберечь от самого себя, пока не вырасту и не найду ее волчицу.

— Оуэн, — вывел меня из размышлений Эрнандо, — У нас же в силе договор, что мы не рассказываем ничего твоим родителям? Иначе они перестанут мне доверять, и мы не сможем ни тренироваться вместе, ни куда-то выезжать. Ты же не хочешь подвести своего дядю?

— Конечно, нет. Обещаю ничего не рассказывать родителям.

— Слово волка? — хмыкнул мой родственник.

— Слово волка. — повторил за ним.

Закрываю глаза. Открываю. И вот я снова стою в комнате Дженни. Я не знаю, зачем я здесь и что собираюсь сделать, но мне крайне важно заполнить легкие ее запахом, вобрать в себя столько, сколько смогу — потому как вскоре все изменится.

Мы вернулись с дядей где-то полчаса назад, и Мэйс тут же выбежал к нам, информируя, что дома только отец, а мама уехала куда-то с сестрами.

— Поиграем? — оживленно скакал вокруг меня младший брат. — А куда вы ездили? Мама собирается отругать дядю, но это секрет. — шепнул он, когда мы оказались в гостиной, и Эрнандо удалился к себе, — И еще от тебя странно пахнет.

— Я занят. — сухо отвечал ему я. — Мы ездили по взрослым делам. Промой свой нос, раз мерещатся странные запахи.

— Я тоже взрослый. И ничего мне не мерещится. — насупился Мэйс, но затем с новой надеждой в голосе предложил, — Давай поиграем в приставку, пока мамы нет? В ту новую игру, которую нам папа купил.

— Позже. — строго пересек очередную попытку, и, оставив брата расстроено падать головой на диван, спешно преодолел лестницу и направился к комнате Дженни.

Зашел. Закрылся изнутри. И застыл.

Заставь ее себя возненавидеть — гудело в голове мое личное проклятье.

Зверь недовольно скалился, рычал и протестовал против этой мысли. Я пытался втолковать ему, что мы сделаем это ради нее самой, но он не желал слушать, не желал понимать. Бунтовал. Открыто выступал против, нападал, царапал, стремился вырваться и растоптать саму сущность раздражающего плана.

Обливаясь потом, я сражался с ним и пытался приструнить, но, по сути, я сражался с самим собой.

Тогда я казался себе взрослым, но был всего лишь двенадцатилетним ребёнком. Ребёнком, никак не желающим отталкивать девочку, чье присутствие порождало в сердце чувство умиротворения и безграничного тепла.

Никогда в жизни я не плакал. Даже в самом раннем детстве, падая и расшибая в кровь колени, я стойко держался и не издавал ни единого звука, в отличие от лишенного стеснения громко афишировать свои страдания младшего брата.

На мне всегда лежала печать старшинства и ответственности — быть хорошим примером своим младшим братьям и сестрам, и стать достойным сыном для своего альфы-отца и матери. Однажды самому заслужить уважаемый статус вожака и не посрамить фамилию рода.

Сильные альфы — не могут быть слабыми.

У них нет права на слабость.

У меня не было этого права.

Но первый раз в жизни из моих глаз текли слёзы, когда я крошил в руках самую первую машинку, которую подарил Дженни.

Я разрушал не Мустанг 1968 — вовсе нет. Не ему я отрывал хромированные дверцы — я калечил себя и разбивал свои детские мечты.

Одна за другой они становились грудой мусора под ногами, рассыпались искореженными частями — наглядно изображая то, что творилось у меня внутри.

Когда последняя машинка превратилась в горку мелких осколков, мне показалось, будто я собственными руками вонзил себе в сердце редкий коллекционный кол. Вначале рана была крохотной, и я мог себе позволить беспечно ее игнорировать. Не замечать. Но чем дольше я отталкивал Дженни и намеренно отдалялся от нее, тем сильнее разрасталась темная скважина. Не существовало пластыря, которым можно бы было заклеить расползающуюся дыру или мази, способной меня исцелить. Я подыхал день ото дня, но сумел смириться и убедить себя — это мелочи, ведь она останется цела.

Она прибежала сразу же, как только обнаружила разрушение в своей спальне.

— Оуэн, кто-то сломал мои машинки… — Дженни вбежала ко мне в комнату, не постучавшись, зареванная и напуганная. Ее светлая кожа выглядела ещё более бледной, девочка дрожала и тянулась ко мне. Она искала защиту. Нуждалась в поддержке. И волк внутри горько завыл. Он дернулся, потянулся утешить свою избранную, и тогда я окончательно убил себя.

Оказывается, можно умереть и при этом продолжать жить дальше.

— Пошла вон! — крикнул и спешно отвернулся, стараясь не смотреть, как ее испуганные глаза широко распахиваются.

Это было невыносимо. Тяжело. Гадко. Неправильно. Я будто сам наступал себе на горло, перекрывая доступ кислорода.

— Меня твои проблемы не интересуют! Не лезь ко мне больше! — и прежде чем волк не убил нас обоих полностью, я схватил девочку, выставил за дверь и закрыл перед ее носом дверь.

Вряд ли она после этого заходила снова в мою комнату, но если бы зашла, то увидела бы на внутренней стороне двери сотни следов от когтей.

Самое трудное — это не борьба с кем-то, порой самое трудное — это борьба с самим собой.

Ночью я не мог заснуть и спустился в третьем часу на кухню, выпить воды. Громкие голоса со стороны кабинета отца, привлекли мое внимание, и я незаметно прокрался ближе. Не настолько, чтобы оказаться замеченным или позволить уловить свой запах, но ровно настолько, что смог расслышать слова. Говорившими на повышенных тонах оказались отец с дядей.

— Как ты узнал? — с гневом спрашивал мой родитель. — Чтобы держался от нее подальше!

— Вы с Рикардой, смотрю, спелись! Ты мою сестру полностью на свою сторону подмял, а, Пит. Думаешь, не догадываюсь, что там произошло?

— Заткнись! — по голосу отца я ощущал, что он находится на пределе ярости.

— Я заткнусь, если ты скажешь, куда вы ее дели?! Почему скрыли от меня? Решили себе оставить?

— Эрнандо, повторяю. Заглохни. Ее зверь убежал, и это дело тебя не касается.

— Еще как касается. Я, если помнишь, помогал тебе скрыть следы. И никому ничего не рассказал. Я, может, хочу помочь с поиском. Но после всего, что я для вас сделал, вы с Рикардой…

Послышались шаги на лестнице. Принюхался. Это пускалась мама. Я быстро скрылся на кухне. Дождался пока она спешно прошла в кабинет отца и незаметно унесся обратно в свою комнату.

На следующее утро нам сообщили, что дяде пришлось срочно уехать по важным делам.

И с тех пор мы о нем ничего не слышали.

На все вопросы об Эрнандо отец и мать отвечали одну единственную фразу — они не знают, где он и что с ним. Он сам решил уехать и оборвать с нами все связи.

Я потерял дорого мне человека, а Дженни начала избегать меня. Собственно, также, как и я ее. Если мы все же пересекались, я держался либо холодно, либо грубо. Мэйс с Алекс смотрели на мое поведение с непониманием и открыто не одобряли, пытались вернуть обратно «доброго» Оуэна, но я быстро сумел их убедить прекратить попытки. Мелкие надулись на меня, как два красных воздушных шара, но со временем они тоже смирились.

Родители ничего не могли мне предъявить — при них я вёл себя с Дженни отстранённо, и только.

У нас лишь раз состоялся разговор с отцом, когда он хмуро отметил мое пренебрежительное отношение к сводной сестре. Я ответил, что никогда не причиню ей вреда и отдам жизнь, если того потребует ситуация, но просить у меня испытывать к ней тёплые братские чувства он не имеет права — и как ни странно, отец лишь мрачно кивнул. Больше мы ни разу не поднимали эту тему.

Мне стукнуло пятнадцать. И я осознал, что оставаться в родном доме мне больше нельзя. Надо было поскорее найти белую волчицу, к тому же у меня появился иного рода интерес к девочкам.

Дженни на тот момент только исполнилось десять, и к ней я все еще испытывал лишь нежные чувства и всепоглощающее желание оберегать, но водить в дом других девушек, когда она тоже была в нем, считал чем-то мерзким. Низким. И подлым.

Хотя, вряд ли, учитывая мое к ней отношение на протяжении последних лет, я мог бы выглядеть в ее глазах достойным оборотнем.

Через пять лет она бы из ребенка превратилась в юную девушку, и находиться рядом со мной, пока не найдена ее волчица, стало бы опасным. Не мог себе позволить рисковать.

Мой отъезд пошел бы на пользу нам обоим: она бы спокойно росла, без издевательств от придурка сводного брата, а я бы перестал истязать себя и плотно занялся формированием собственной стаи и поисками ее волчицы.

— Мэйс, — сказал я брату до отъезда. — Приглядывай за сестрами. — он кивнул, а я нахмурился и быстро добавил, — И не давай в обиду приемыша. Головой за нее отвечаешь.

— И как продвигаются ваши ночи полные страсти? — спрашивает Саймон, ловя правой рукой бутылку воды, щедро кинутую в него Эриком, и усаживаясь на диван рядом с моей бетой.

— Сносно. — коротко информирует Патриция. — Только Эрику приходится чаще менять штанишки.

— Сай, вчера наш альфа грозился вспороть мне брюхо. — дает больше деталей волк-элексирщик и получает задумчивый взгляд Библа, оценивающий. Затем громила поворачивается на меня:

— Не знал, что ты разбрасываешься пустыми угрозами, босс.

Теперь уже приходит мой черёд посмотреть на Эрика. Тот хмурится, запускает пятерню в свои каштановые волосы и уверенно заявляет:

— Я вам нужен.

Тишина и усмешка, медленно возникающая на губах беты.

— Я лучший в своём деле. — не унимается уязвленный за живое оборотень. Луч-Ший.

— Так что за срочность с нестандартами? — обращаюсь к Саймону, желая прекратить бестолковый разговор и перейти к более важным темам.

— Я что не мог соскучиться по своему альфе и приехать просто так? — скалится загорелый Библ.

— Саймон! — не выдерживает Патриция.

— По тебе бы тоже скучал, но ты ярый противник обнимашек, Пат. — ещё больше расплывается в улыбке волк. Затем резко перевоплощается и полностью меняя тон разговора, начинает докладывать четко и по делу, — Босс, я бы не потревожил. Но ситуация странная. У меня создалось стойкое ощущение, что нестандарты проникли на нашу территорию вовсе не с целью прикарманить чужое добро, как это часто случается с одиночками, и не по наивному незнанию, чьи это земли. Признаю, моя оплошность в том, что нам не удалось вовремя их засечь и схватить. Готов понести наказание. Но даю слово волка, не было ничего подозрительного. Ни запаха, ни шума, ничего. Уверен, эти типы готовились заранее, и не просто так создали что-то вроде двух наблюдательной базы, откуда следили за нами.

— Следили?

— Да. Мы нашли пункт в горах. Он расположен вне нашей территории, но при том донельзя близко к ней. Скорее всего главной мишенью был наш основной особняк. Они постарались уничтожить все свои материалы, но мы напали неожиданно, и кое-что осталось. Там всего несколько записей, но их достаточно, чтобы понять, что они целенаправленно составляли характеристики на наших людей.

— Думаешь, кто-то втихаря решил собрать сведений, а потом подгадать удачный момент и напасть на нас? — щурит глаза Патриция, в ее голосе сомнение.

— Думаю именно так, бета. Вряд ли они собирают материал для написания прижизненных мемуаров о нашей стае. Мне кажется, они больше по некрологам.

— А не думаешь, что эти кто-то сверх меры отбитые на голову, если суются к нам? — усмехается Эрик, опускаясь в кресло возле окна.

— И так я тоже думаю. Да, Эрик. Метко подметил — именно на всю голову отбитые. — кивает Саймон, явно довольный сравнением друга. — Оуэн еще три года назад наглядно продемонстрировал свою силу, когда мы ездили с ним пару раз на открытые волчьи бои. И если кто-то из других стай не видел, на что способен наш папочка вживую, то уверен, все самые голосистые сороки всем уже давно и в красках все донесли. Да еще накидали от себя сверху. А потому, вывод напрашивается один — к нам лезут психически неуравновешенные оборотни, которые, видимо, любят пожестче. И мы, конечно, поможем им удовлетворить их потребности. Поможем в лучшем виде. Но, все же, хотелось бы понимать за каким хвостом они внезапно начали подкатывать к нам яйца, и чего именно им от нас понадобилось. Вот я и подумал, рассказать все лично, Оуэн. Прости босс, но ты нам нужен. Без тебя и без Патриции все ходят с такими лицами, будто их мамочка бросила и без груди оставила. — вздыхает и останавливает взгляд на груди волчицы.

— Мерзкие сравнение. — убивает одним своим голос Пат.

— Меткие. — не соглашается Саймон, улыбаясь. — Так вы возвращаться собираетесь? Я, несомненно, прекрасный лидер, но немного староват для поддержания духа бойцов. Они меня своим нытьем утомляют, сразу бить охота.

— Всегда знал, что тридцать лет — это глубокая старость. — усмехается Эрик, подмигивая Библу.

— Мы пока не можем вернуться. — наконец говорю я.

Кому понадобилось следить за моими людьми?

Я никогда не плодил врагов намеренно и на чужие территории не кидался. Мне хватает своего. С альфами из других известных мне стай у меня достаточно хорошие отношения. Уважительные.

Да, меня открыто ненавидит Ньют Йонти, но он слишком труслив, чтобы отправлять своих людей следить за моими волками.

Тогда кого вдруг заинтересовал наш особняк?

Правильнее всего — сейчас же уехать к своей стае. И для Дженни мой отъезд тоже будет благом. Но я не способен.

Можно приказать заковать себя в цепи и впихнуть в машину под каким-нибудь усмиряющим эликсиром Эрика, но не уверен, что смогу полностью контролировать тягу, и не уверен, что не покалечу собственных людей в порыве гнева.

— Мне понадобится еще немного времени, а насчет Патриции я еще обдумаю. Возможно, отправлю бету обратно вместе с тобой, Сай.

— Но я нужна тебе! — вскакивает на ноги волчица.

— Пат, сядь на место. — строго озвучиваю, и она тут же смиренно подчиняется. — Что по другому вопросу, Библ? Никто из наших не нашел ни единого нового следа? Ты же говорил, что в Диайле была зацепка.

— Прости, Оуэн. — Саймон склоняет голову без всякой иронии в голосе, — Снова мой косяк, повелся на непроверенный источник. Белой волчицы нигде нет. То есть все еще существует только две, но они, как мы уже выясняли, совершенно точно принадлежат другим девочкам. Одной сорок девять лет, второй только недавно исполнилось одиннадцать. И ее родители жуть, как боятся, что об их дочери кто-то узнает. Сам знаешь, на что раньше шли всякие твари ради их крови.

— Мне кажется, некоторые до сих пор верят, что с помощью их крови можно вернуть или увеличить в разы силу. — качает головой Эрик.

— Я тебя услышал, Саймон. — сжимаю подлокотник кресла.

А ведь я возлагал большие надежды на Диайл, и снова — ничего. Столько лет поисков — и ничего. Из года в год. Стоит мне только поверить в чудо, как оно тут же рассеивается, оставляя меня ни с чем.

— Оуэн, — прерывает мои размышления Саймон, — Знаю, мы много раз обсуждали твою сложную ситуацию, и я был приверженцем мнения, что девочку лучше и правда не трогать, но существуют же разные способы прийти к консенсусу…И получить некоторую дозу желаемого. — непонимающе смотрю на него, пока он, кашлянув, не добавляет, — Вот я глубоко уверен, что природа подарила женщинам очаровательные ротики определенно не только для разговоров…

— Саймон…

— И ручки у них тоже очаровательные. Приятные пальчики. Нежные…

— Саймон!

— Он просто хочет сказать босс, что опасно расхаживать с каменными яйцами, — перевожу тяжелый взгляд с одного моего подчиненного на другого, — Мы лишь печемся о твоем здоровье. Но я с удовольствием заткнусь. С глубоким уважением затыкаюсь, босс.

— Оуэн, а правда…

— Патриция, и ты туда же? — на самом деле она уже не раз мне намекала и говорила открыто о том, о чем говорят ребята, и сейчас снова лезет в бочку.

— Можно я еще кое-что скажу и потом заткнусь? — подается вперед Эрик. — Окончательно. Слово волка.

Вздыхаю, и оборотень принимает это за согласие.

Иногда я херовый альфа, позволяющий слишком многое своим людям.

Вряд ли бы отец мной гордился, узнай он о подобных моментах.

— Мы все поняли, что тебе нельзя трахать твою избранную…Э-э-м-м, то есть нельзя любить из-за силы, которая способна ее покалечить. И мы верим в это, основывались на случаях, произошедших между оборотнями и человеческими женщинами, умершими после ночи с теми волками. Но босс, ведь доказано полицией и экспертизой, что те оборотни были насильниками. Они не просто трахались с теми девушками. Они специально измывались над ними, и точно не считали их своими избранными. Так зачем ты сравниваешь себя с ними? Ты же никакой не маньяк с желанием покалечить. Может, ты наоборот сможешь влить в нее силу и помочь девушке стать сильнее? Может, у вас как раз из-за избранности нормально все пройдет, и она еще добавки попросит?

— Ты высказался?

— Да. — кивает Эрик и тише обращается к Саймону. — Но я ж, хорошо сказал, нет?

— Зачет. — Библ показывает ему большой палец вверх.

Устало смотрю на своих идиотов друзей и задаю единственный вопрос:

— А если не все пройдет нормально? — и на него никто из них не может ответить.