Я замерла на пороге кухни. Рустам как раз колдовал с огромным казаном на плите. Судя по запаху, ещё горячим. Снял крышку и положил её рядом.
Теперь я поняла, что никуда не уйду. Пока не попробую, точно.
— Садись за стол. Я проголодался. Да и ты тоже.
Он вообще не спрашивал. Просто сообщал. Как можно быть уверенным, что другой человек голоден? По голодному блеску в глазах? Или по шевелению носа, жадно вбирающего в себя запахи еды.
Рустам поставил передо мной большую тарелку полную плова. Даже на первый взгляд, это была не просто рисовая каша с мясом. Ровно нарезанные кусочки моркови и мяса, рисинка к рисинке. Если бы не воспитание, я бы могла руками зачерпнуть. Но воспитание всё же не позволило так себя повести.
Я положила ладони на стол и ждала, словно прилежная ученица разрешения от строгого учителя.
При этом сам Рустам вовсе не выглядел учителем. Большой, мускулистый и брутальный. Это слово к нему подходило лучше всего.
А я смотрела на его плавные и спокойные движения, и в голове были совсем другие картины. Образ Андрея не отпускал мои мысли. И это на мой взгляд было правильным. А смотреть на чужого мужчину, будучи замужней, казалось чем-то неправильным. Аморальным.
Но ведь он первым меня предал!
Хотелось мне закричать мысленно.
И что же, теперь значит можно изменять в ответ на измену? И чем же я тогда буду лучше той же Карины?
От одной мысли про теперь уже бывшую подругу, заставили импульсивно отодвинуть от себя тарелку.
Рустав обернулся и посмотрел через плечо.
— Осторожно, горячий.
Он и не мог знать, какая буря у меня внутри готова была вот-вот начаться. Не хватало всего лишь малости. Снова сравнить себя с любовницей мужа.
Я старалась сдержать свои мысли. Но кому и когда это в полной мере удавалось?
Вот и мои начинали просачиваться в голову. Портя и без того паршивое настроение.
— Я наверное пойду, — собираясь уйти, я встала.
— Сиди. Куда собралась?
Мне показалось или в его словах действительно прозвучали повелительные нотки?
— Мне надо... мне надо идти. Я вспомнила, мне надо.
Я и сама понимала, что мой лепет похож на попытку поиска оправдания прямо на ходу.
— Сиди, — он поставил свою тарелку напротив. — Ешь, — он подал мне чистую вилку.
— Я не голодная. Пойду, — моя решимость таяла под его тяжёлым тёмным взглядом.
Он сжал в кулаке свою вилку, большим пальцем сгибая её под угол в девяносто градусов.
У меня мороз прошёл по коже. То с какой лёгкостью он согнул стальную вилку, пугало до дрожи.
Перехватив взгляд моих явно округлившихся глаз, он взял вилку двумя руками и просто выровнял. Я подсознательно попробовала на прочность столовый прибор в своих руках. Конечно же вилка была несокрушима, как моя уверенность в том, что Андрей моя судьба.
И вот теперь эта уверенность буквально была смята.
— Ешь спокойно. Никто тебя тут не тронет.
— Даже вы? — борясь со страхом, спросила я у него.
— Расписку написать?
— О чём?
Я как-то привыкла считать, что расписки пишут только тогда, когда занимают крупные суммы денег. Но чтоб расписку написали, что не будут трогать? Такого даже в сериалах не видела.
— Напишите, — чуть смелее добавила в ответ на его вопросительный взгляд.
— А ты напишешь, что обязуешься играть только для меня? — без тени улыбки спросил он.
— Н-нет конечно. Как вы это себе представляете? Я же для людей выступать должна.
— Кому должна? Людям?
— Ну, да. Я ведь для этого училась играть.
— Училась играть ты для того, чтобы тобой восхищались.
— А разве это не одно и то же? — не поняла я.
— Нет конечно. Восхищаться это одно. Быть из-за восхищения должной, другое.
— Вы меня запутываете, Рустам. Зачем бы мне это было нужно? И зачем это нужно вам?
— Люди всегда будут кем-то восхищаться. Сегодня тобой. Завтра другой.
Мне не понравились его рассуждения. Сама я никогда в таком ключе это не воспринимала. Музыка всегда была для меня самым важным в жизни. И восхищение других людей моей игрой действительно заставляли меня считать себя в ответе за их удовольствие.
Только теперь, когда Рустам мне на это прямо указал, казалось, что всё просто и понятно.
— Вы не ответили на вопрос.
— Разве? На какой? — не притрагиваясь к еде, спросил он.
— Зачем вы меня запутываете?
Я тоже не начинала есть. Считая это совершенно неприличным, ведь мы разговариваем. Да и вообще, где-то на краю сознания было сомнение. Может он решил меня отравить? Не насмерть, а так, чтоб не могла сопротивляться и ничего не запомнила?
— Ты сама давно запуталась. Я только помогаю тебе. Выпутаться из той паутины, к которой ты привыкла.
— Не понимаю, — честно призналась я и положила вилку на стол.
— Боишься меня? — задал он неожиданный вопрос.