Яна
— Мы с тобой, милая, — Вадим сжимает мою руку, затем подносит ее к губам, чтобы поцеловать. — Мы поможем тебе.
Я избегала этого неприятного разговора так долго, как только могла, но тянуть дальше уже просто нельзя. Мы с Костей и Вадимом приехали в дом моих родителей, чтобы сообщить им о моей болезни. Прошлым вечером мы говорили с родителями Вадима, и нам всем было очень тяжело. Все годы нашей семейной жизни эти люди воспринимали меня как собственную дочь, поэтому новость они восприняли плохо.
Делиться подобным с теми, кто тебе дорог, еще хуже, чем узнать собственным смертельный диагноз. Мало кто понимает, как реагировать на такое, а я не знаю, что сказать в ответ на их молчание или беспокойство. Мы все, люди, не умеем утешать друг друга в таких тяжелых обстоятельствах.
Папа встречает нас у дверей, обнимая и улыбаясь, и я тут же чувствую себя виноватой, понимая, что сейчас отниму у него эту улыбку.
— Не знал, что вы приедете. Очень рад вас всех видеть.
— Я тоже рада тебя видеть, папочка. Мама дома?
— Да, она в гостиной. Мы просто смотрели телевизор. Пойдем.
— Скоро я привыкну и буду ждать вас в гости каждую неделю, — мама встречает нас в гостиной, такая же радостная, как и папа. Она обнимает меня и просит нас чувствовать себя как дома.
Я замечаю, что она все время смотрит на Костю, периодически отводит взгляд, но все равно из раза в раз возвращается к нему. На ее лице появляется тоскливое выражение, и она опускает взгляд в пол.
— О чем ты думаешь, мам?
— Наверное, о том, как сильно Костя похож на тебя в его возрасте. Как раз тогда ты уехала из дома. Время летит так быстро…
Мы с Вадимом обмениваемся взглядами.
— Я прекрасно понимаю, о чем ты. Собственно, поэтому мы здесь. У меня плохие новости.
Я рассказываю родителям все, что знаю о своем диагнозе, прогнозах и плане лечения. Когда я училась на медсестру, нам говорили быть прямолинейными, чтобы не возникло недоразумений. Это может ранить, но еще хуже, когда расстроенный член семьи не понимает, в каком состоянии находится его близкий человек. Этот прием был усвоен мной пятнадцать лет назад, и сегодня снова пригодился. Родители должны понимать, насколько все серьезно и как быстро может измениться мое состояние в будущем.
Как я и ожидала, мама почти сразу начинает плакать. Но слезы никак не заканчиваются, и в какой-то момент она утыкается лицом себе в колени и начинает тихонько выть, постепенно скатываясь в настоящую истерику. Мой отец пытается обнять ее и утешить.
— Дорогая, тебе нужно взять себя в руки. Мы должны быть сильными ради Яны.
Мама кивает головой.
— Ты прав. Прости. Была бы у меня возможность заболеть самой, лишь бы моя доченька была здорова…
— Чем мы можем помочь? — обеспокоенно спрашивает папа.
— Сейчас от вас не требуется ничего конкретного, просто будьте рядом. Что бы ни случилось, Вадим и Костя будут нуждаться в вашей поддержке и любви.
Мама кое-как приходит в себя и обращается к Вадиму, встречая его вопросительный взгляд.
— Вадим, я так долго ошибалась на твой счет, и меня терзает, что у нас все так сложилось. Яна была так молода и так влюблена, но мне казалось, что она просто выбрасывает свою жизнь в помойку. Мы думали, что поступаем так, как лучше для нее, что жесткие меры вернут ее нам. Мы сожалеем о годах разлуки, но я никогда не была так рада ошибиться в ком-то. Сегодня вы любите друг друга так же сильно, как и тогда. Возможно, даже больше. Спасибо, что заботился о нашей дочери, особенно когда нас не было рядом.
— Спасибо за такие слова. Это очень много для меня значит, — Вадим обхватывает ее за плечи и притягивает к себе, чтобы обнять. Мама с готовностью тянется навстречу.
Через несколько минут она откидывается на спинку кресла, вытирая руками мокрое лицо, и глубоко вздыхает.
— Что же нам теперь делать?
— Предлагаю насладиться остатком совместного вечера, — предлагаю я. — Как ты и сказала, время летит незаметно, и мы не можем его остановить. Так что давайте брать от каждого дня по максимуму.
После сорока пяти минут пытки просмотром всех моих фотографий, сделанных с младенчества и до моего ухода из дома, папа, Вадим и Костя уходят в бильярдную и оставляют нас с мамой наедине. Когда они проходят мимо, Вадим наклоняется и целует меня, но я чувствую, что с ним что-то не так. Он будто бы чего-то опасается, хотя сегодня не произошло ничего особенного, способного выбить его из колеи.
Я чуть хмурюсь, прищурив глаза, и ловлю его взгляд, надеясь, что он поймет мой безмолвный вопрос. Он отвечает полуулыбкой и легким покачиванием головы, мол, тебе не о чем беспокоиться, милая. Удивительно, как хорошо я могу читать его и понимать вот так, на невербальном уровне. Я потеряла эту возможность, когда мы отдалились друг от друга, но сейчас снова замечаю буквально все.
— Яна, я просто не понимаю, — говорит мама, отвлекая меня от моих мыслей.
— Чего не понимаешь, мам?
— У нас в семье ни у кого не было рака груди. Как такое может быть? Со сколькими врачами ты общалась? — она вытирает слезы с уголков глаз и глубоко вдыхает, пытаясь побороть вновь нахлынувшие на нее эмоции.
— Мой диагноз подтвердился, мам. Гены — только один из факторов, однажды заболевание просто появляется буквально из неоткуда и только потом начинает передаваться дальше, к сожалению. Я знаю одну женщину, мою ровесницу, которой диагноз поставили в тридцать. Никаких похожих случаев в семье, постоянные занятия спортом, здоровая еда. Несколько лет назад ей сделали операцию, удалили всю опухоль, но рак все равно вернулся и дал метастазы в кости, и сейчас она проходит лечение, чтобы стабилизировать опухоль. Эта болезнь может случиться буквально с каждым, без предупреждения и без причины.
— Полагаю, тогда мне придется смириться с тем, что происходит, — мамин голос звучит так, будто из нее выкачали все силы. — Ты так спокойно говоришь обо всем, поэтому я думала… может есть надежда на ошибку…
— Мы все должны смириться с тем, что это случилось, мам, но каждый из нас должен сделать это по-своему. Это нормально — грустить или злиться, отрицать или надеяться на лучшее. У меня было больше времени привыкнуть, чем у тебя. Сейчас я держу себя в руках, но, поверь, я не сразу отнеслась к диагнозу так спокойно.
— Мне нужно выпить. Что тебе принести?
— Просто воды, пожалуйста. Мой химический коктейль плохо сочетается с алкоголем.
— Тебе придется рассказать мне обо всем подробнее — о лекарствах, побочных эффектах, лечении. Я хочу знать, когда и как могу тебе помочь.
В голове всплывает факт, который я не хотела признавать. Нам всем нужна мама, независимо от того, сколько нам лет. И я хочу быть рядом с Костей, когда нужна ему.
— Яна, Вадим работает в фармацевтической компании. Разве он не может выяснить, не идет ли сейчас каких-нибудь исследований, и предложить тебя в группу для испытаний чего-нибудь стоящего.
— Все не так просто, мам. Пока моя проверенная комбинация работает, врач не станет менять лекарства. Что, если я прекращу этот курс и начну другой, а потом выяснится, что он не работает? Это позволит раку беспрепятственно расти. Я пойду на клинические испытания только в крайнем случае.
Паника в выражении ее лица — единственный ответ, который мне нужен, чтобы понять: мама понимает, о чем я говорю.
— Если есть лекарство, которое можно использовать в сочетании с моим нынешним лечением, если оно уменьшит или устранит опухоль, я соглашусь.
— Тогда я буду надеяться на прорыв в этом направлении.
По дороге домой я размышляю о вечере, проведенном в родительском доме. Большая часть меня жалеет, что все эти восемнадцать лет у Кости не было бабушки и дедушки с моей стороны. Чтобы у нас с Вадимом было больше поддержки и мы не чувствовали себя одинокими. Но я понимаю, что не могу продолжать жить мыслями о прошлом. Жить настоящим — единственный доступный мне сейчас вариант.
— Чем вы трое занимались, пока я разговаривала с мамой?
— То, что происходит в бильярдной, остается в бильярдной. Я не собираюсь раскрывать наши тайны, — ответственно заявляет Костя.
Я смеюсь, потому что меня не могут не забавлять выходки сына. Его отношение ко мне не изменилось, и это очень радует.
— Да, малыш? Я все еще твоя мать. Я могу вытащить из тебя любую информацию.
— Это жестокое обращение с детьми, знаешь ли. Я буду жаловаться.
Я все-таки не сдерживаю веселый смех.
— Жалуйся-жалуйся. Никто не поверит, что такой здоровый лоб — все еще ребенок.
Костя смеется вместе со мной, и мне становится тепло от этого звука.
— У тебя скоро день рождения, так ведь? — перевожу я тему.
— Как ты могла забыть о моем дне рождения? Это же восемнадцать — большое событие, мам. Неужели меня не ценят в моем собственном доме…
Из Кости получается отвратительный актер.
Смеяться и шутить с моей семьей так приятно. Я почти забываю, что завтра снова нужно будет ехать на процедуры. Я почти забываю, что моя жизнь изменилась практически во всех направлениях, которые только можно себе представить.
Жить моментом невероятно приятно.
— Эй, ты слышишь? Земля вызывает Яну, — Вадим аккуратно сжимает мою руку, и я понимаю, что пропустила приличную часть завязавшейся между ним с Костей шутливой перепалки.
— У меня в голове слишком много мыслей. Но я здесь, где и должна быть, с тобой и Костей. И я рада, что сейчас с вами.
— Как ты себя чувствуешь после сегодняшнего?
— Все хорошо. Не стоит так беспокоиться. Я скажу, если что-то будет не так.
— Надеюсь, это значит, что у тебя осталось достаточно энергии на ночь.
— Знаете, исследования показали, что 96,3 процента детей травмируются публичными проявлениями чувств своих родителей. — вклинивается Костя с заднего сиденья.
— Я уверена, что ты просто выдумал эти цифры и исследования, — отвечаю я с усмешкой.
— Сынок, я думаю, нам с тобой пора поговорить о пестиках и тычинках, — начинает Вадим угрожающим тоном.
— О нет, не смей! Еще слово, и я выпрыгну из машины и пойду домой пешком!
Мы снова смеемся все вместе. Какими же ценными мне кажутся все эти маленькие, счастливые моменты с мужем и сыном.
Теперь каждая мелочь имеет огромное значение.
А вы уже наверное думали, что я не порадую вас сегодня новой продочкой?)