Неделя до второго заседания тянулась бесконечно. Я работала, улыбалась посетителям, варила кофе, подавала выпечку — и всё это как в тумане. Мысли постоянно возвращались к суду, к возможности потерять то единственное, что у меня было.
Ярослав заходил каждый день, помогал, поддерживал, отвлекал разговорами. Но даже его присутствие не могло полностью успокоить моё растревоженное сердце.
В среду вечером, за два дня до заседания, в кафе неожиданно пришёл Максим. Он выглядел серьёзным, даже мрачным.
— Привет, мам, — он поцеловал меня в щёку. — Как ты?
— Нормально, — я пыталась улыбаться. — Готовлюсь к суду.
Он кивнул, сел за столик. Я принесла ему кофе, села напротив.
— Отец рассказал мне о своём иске, — наконец произнёс Максим. — Он... он просил меня поговорить с тобой. Убедить тебя согласиться на мировую.
— На мировую? — я удивлённо подняла брови. — Какую?
— Он готов отказаться от претензий на кафе, если ты не будешь требовать раздела основного имущества. Квартира, машины, счета — всё остаётся ему. Тебе — содержание и кафе.
Я задумалась. Это было... неожиданно. Щедро даже, учитывая брачный договор, который лишал меня почти всего.
— И ты пришёл уговаривать меня согласиться? — осторожно спросила я.
— Нет, — он покачал головой. — Я пришёл предупредить тебя.
— О чём?
— О том, что отец... не так прост, — Максим нервно крутил чашку в руках. — Он никогда не предлагает сделок, если не уверен, что это выгодно ему.
— Но это вроде бы выгодно мне, — я пожала плечами. — По брачному договору я вообще ничего не получаю.
— Дело не в этом, — Максим понизил голос. — Я видел его запрос в земельный комитет. Он выяснял стоимость участка, на котором стоит кафе.
— И что?
— Тут собираются строить торговый центр, — медленно сказал сын. — Земля резко выросла в цене. Если кафе останется тебе, ты сможешь его продать за сумму... в десятки раз больше, чем оно стоило раньше.
Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить информацию.
— Он знает это и всё равно предлагает оставить кафе мне?
— Нет, — Максим покачал головой. — Он уверен, что выиграет суд. Просто... хочет выглядеть щедрым. В его представлении, отдавая тебе кафе, он делает великодушный жест. Он не знает, что я в курсе его планов.
— Но зачем ты рассказываешь мне это? — я внимательно смотрела на сына. — Ты же на его стороне?
— Я ни на чьей стороне, — тихо сказал Максим. — Или, точнее... я на твоей стороне, мам. Потому что это правильно.
Я почувствовала, как глаза наполняются слезами. Мой мальчик, мой сын... он принял решение, основанное на справедливости, а не на выгоде или лояльности к сильнейшему.
— Спасибо, — я сжала его руку. — Это очень важно для меня.
Он немного смущённо улыбнулся, но искренне.
— Я думаю, ты должна бороться, мам. Не соглашаться на его условия. Твой адвокат хорошая, а правда на твоей стороне.
Он ушёл вскоре после этого, обещав прийти на заседание суда «для моральной поддержки». Я стояла у окна, глядя, как он идёт к своей машине — высокий, широкоплечий, так похожий на отца внешне и так отличающийся от него внутренне.
День суда наступил слишком быстро и одновременно слишком медленно. Я почти не спала ночью, перебирая в уме аргументы, документы, возможные вопросы. К зданию суда мы с Еленой Викторовной прибыли за полчаса до начала.
Ярослав уже ждал у входа, спокойный, уверенный, в строгом костюме, который делал его ещё солиднее. Он молча взял меня за руку, просто чтобы показать — он рядом.
В коридоре суда мы столкнулись с Сашей и его адвокатом. Бывший муж окинул меня оценивающим взглядом, отметил присутствие Ярослава, слегка нахмурился.
— Вера, — кивнул он. — Подумала над моим предложением?
— Да, — я посмотрела ему прямо в глаза. — И мой ответ — нет. Я буду бороться за то, что принадлежит мне по праву.
Его лицо едва заметно дрогнуло:
— Как знаешь. Но не говори потом, что я не предлагал мирного решения.
Второе заседание оказалось короче первого. Судья внимательно выслушала заключительные аргументы обеих сторон, задала несколько уточняющих вопросов и удалилась для принятия решения.
— Сколько времени это может занять? — шёпотом спросила я у Елены Викторовны.
— В простых случаях — минут тридцать-сорок, — ответила она. — Но тут дело сложное, может и дольше продлиться.
Однако судья вернулась уже через двадцать минут — собранная, с решительным выражением лица.
— Суд постановляет, — начала она официальным тоном, — признать недействительным пункт брачного договора, касающийся разделения имущества, нажитого в браке Тарасовых, как ставящий одного из супругов в крайне неблагоприятное положение.
Я сжала руку Ярослава. Он ободряюще кивнул.
— Относительно нежилого помещения, известного как кафе «У Алексея», суд признаёт его собственностью ответчика Тарасовой Веры Алексеевны, как унаследованное от её отца имущество. Приобретение его супругом на своё имя признаётся действием в интересах супруги, а не самостоятельной инвестицией.
Я слушала, не веря своим ушам. Мы победили? Действительно победили?
— В иске гражданина Тарасова Александра Николаевича отказать полностью, — закончила судья и стукнула молоточком.
Зал наполнился шумом — адвокат Александра что-то горячо доказывал своему клиенту, Елена Викторовна принимала поздравления от коллег, кто-то аплодировал в задних рядах.
А я сидела неподвижно, всё ещё не осознавая произошедшее. Кафе осталось моим. Моим по закону, а не только по ощущениям.
— Поздравляю, — тихо сказал Ярослав, помогая мне встать. — Ты справилась.
Выходя из здания суда, я чувствовала странное опустошение. Не ликование, не радость победы — скорее облегчение, что всё закончилось.
На парковке нас догнал Саша. Он выглядел сдержанным, но я слишком хорошо знала его, чтобы не заметить признаки плохо контролируемой ярости — желваки на скулах, едва заметное подёргивание века.
— Вера, можно тебя на минуту? — он кивнул в сторону, подальше от Ярослава и Елены Викторовны.
Я колебалась, но потом кивнула:
— Хорошо. Ярослав, подожди меня в машине, пожалуйста.
Мы отошли на несколько шагов. Александр смотрел на меня с выражением, которое сложно было расшифровать: смесь злости, удивления и чего-то, похожего на уважение.
— Ты изменилась, — наконец сказал он. — Раньше ты бы никогда не пошла против меня.
— Раньше я верила, что мы на одной стороне, — спокойно ответила я. — Что ты не пойдёшь против меня.
Он помолчал, потом сказал тише:
— Знаешь, я действительно хотел вернуться. Но теперь вижу, что это невозможно. Ты стала другой.
— Я всегда была такой, — я покачала головой. — Просто ты не замечал. Видел только то, что хотел видеть.
— Может быть, — он пожал плечами. — В любом случае, поздравляю с победой. Я ещё подам апелляцию, но… — он усмехнулся, — думаю, мои шансы невелики.
Он уже повернулся, чтобы уйти, когда я вдруг спросила:
— Почему, Саша? Почему ты решил отнять у меня последнее, что у меня было?
Он остановился, посмотрел на меня через плечо:
— Потому что ты отняла у меня то единственное, чем я по-настоящему дорожил.
— Что именно?
— Уверенность, — просто ответил он. — Уверенность, что ты всегда будешь рядом, что бы я ни сделал. Что у меня есть надёжный тыл, неизменный, непоколебимый. Ты всегда была моей константой, Вера. А теперь…
— Теперь я сама по себе, — закончила я за него.
— Да, — он кивнул. — И это… пугает.
Я смотрела на этого человека — красивого, успешного, привыкшего получать всё, что он хочет. И мне вдруг стало его жаль. Не злорадно, не мстительно — просто по-человечески жаль.
— Я и предположить не могла, что ты так уменьшишься, — тихо сказала я.
Александр вздрогнул, как от удара. Посмотрел на меня долгим взглядом, потом развернулся и ушёл, не сказав больше ни слова.
Я вернулась к машине, где ждали Ярослав и Елена Викторовна.
— Всё в порядке? — обеспокоенно спросил Ярослав.
— Да, — я кивнула. — Теперь всё в порядке.
Мы все вместе поехали в кафе, чтобы отпраздновать победу. По дороге заехали в магазин, купили шампанское, закуски. Елена Викторовна пригласила своего помощника, я позвонила Наталье, Максиму, Анне Петровне.
Вечер получился тёплым, почти семейным. Кафе наполнилось смехом, разговорами, звоном бокалов. Елена Викторовна рассказывала забавные истории из своей практики, Наташа вспоминала наши студенческие годы, Максим, к моему удивлению, прекрасно общался с Ярославом: они нашли общую тему в виде старых американских автомобилей.
Когда гости начали расходиться, мы с Ярославом остались вдвоём — убирать со столов, мыть посуду. Работали молча, в уютной тишине, нарушаемой только звяканьем тарелок и стаканов.
— Спасибо, — наконец сказала я. — За всё. За поддержку, за веру в меня.
— Я просто был рядом, — он улыбнулся. — Всё остальное сделала ты сама.
Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела. В его глазах было столько нежности, столько невысказанного, что у меня перехватило дыхание.
— Вера, — тихо произнёс он, — я знаю, что для тебя сейчас сложное время. Что ты только начинаешь новую жизнь, разбираешься с прошлым... Но я хочу, чтобы ты знала, когда ты будешь готова, я буду здесь. Рядом.
Я смотрела в его глаза и видела там то, чего никогда не видела в глазах Александра — не восхищение моей внешностью, не желание обладать, а глубокое, искреннее уважение. Понимание. Принятие.
И я поняла, что уже готова. Готова довериться, готова начать что-то новое — не из страха одиночества, не из привычки быть с кем-то, а из искреннего желания быть рядом с этим человеком.
Я сделала шаг вперёд и поцеловала его — легко, почти невесомо. Он ответил — так же осторожно, бережно, словно боялся спугнуть момент.
От этих слов не стало легче. Но стало свободнее. Будто я наконец вышла из комнаты, где слишком долго не было воздуха.