Измена в 45. Моя горькая сладость

Глава 7. Первая чашка

Утром я составила список необходимых дел. Первым пунктом значилось электричество, без него невозможно было нормально жить, не говоря уже о работе кафе. С этой мыслью я застыла, глядя в блокнот. Работа кафе? Неужели я всерьёз думаю об этом?

Ещё три дня назад я была женой успешного бизнесмена, хозяйкой большой квартиры, женщиной, которая заказывает продукты с доставкой и ходит в спа-салон раз в неделю. А теперь сижу в пыльной подсобке и размышляю, как восстановить дело отца.

Удивительно, но эта мысль не вызвала паники. Наоборот, в ней чувствовалась какая-то правильность, словно жизнь, сделав круг, вернула меня туда, где я всегда должна была быть.

В городской электросетевой компании меня приняли с подозрением. И их можно было понять: немолодая женщина с кругами под глазами просит восстановить подачу электричества в заброшенное здание, предъявляя документы двадцатилетней давности.

— Нам нужны актуальные документы о праве собственности, — хмуро сказала девушка за стойкой. — И заявление от владельца.

— Я и есть владелица, — настаивала я. — Это здание принадлежало моему отцу, а теперь перешло ко мне по наследству.

Два мучительных часа ушло на объяснения, звонки, заполнение бланков. В итоге мне выдали временное разрешение на подключение — на месяц, до предоставления всех необходимых бумаг.

— И учтите, — строго сказала девушка, — это только временно. Если не предоставите документы, мы снова всё вам отрубим.

Я поблагодарила с подобающей случаю смесью трепетного внимания и смирения. Сейчас это было победой. Маленькой, но такой необходимой.

К обеду в кафе появилось электричество. Щёлкнув выключателем, я едва не расплакалась от восторга, когда старая люстра под потолком вдруг засветилась тусклым, но тёплым светом. Часть лампочек перегорела, но даже этого хватило, чтобы помещение сразу ожило, стало менее мрачным.

Следующим пунктом была генеральная уборка. Я снова вооружилась перчатками, тряпками, чистящими средствами, купленными в большом количестве в хозяйственном магазине по пути из электросетей. И принялась за работу.

Слой пыли на столах и стульях был таким толстым, что его можно было собирать лопатой. Паутина свисала с потолка причудливыми гирляндами. В углах обнаружились мышиные гнёзда, сухие листья, занесённые ветром через щели, окурки, видимо, кто-то из местных подростков забирался сюда зимой погреться.

Я мыла, терла, выметала, выносила мусор. Распахнула настежь двери, впуская свежий воздух и свет. Сняла фанеру с окон, и они засияли, хоть и грязные, но целые.

Устав и проголодавшись, сбегала в магазин, купила сэндвич, прихватила небольшую упаковку кофейных зёрен и пару пачек три в одном, две бутылки воды, сливки, печенье, и отправилась назад.

К вечеру главный зал кафе преобразился. Деревянные столы и стулья, вычищенные от грязи, оказались на удивление крепкими и даже стильными в своей простоте. Барная стойка из тёмного дуба снова обрела благородный блеск. Старый буфет, протёртый от пыли и паутины, выглядел как винтажный элемент интерьера, за который в модных заведениях платят большие деньги.

Я разобрала полки за стойкой. Мытьё посуды, сохранившейся с тех времён, превратилось почти в археологические раскопки. Каждая чашка, каждое блюдце хранило воспоминания. Вот эту большую керамическую кружку любил пожилой профессор, заходивший каждое утро перед лекциями. А из этих синих чашек с белым рисунком пили кофе молодожёны, снимавшие квартиру неподалёку.

Среди старой посуды я нашла кофемолку - ручную, тяжёлую, с чугунным механизмом. Отец всегда настаивал на свежемолотом кофе, говорил, что только так раскрывается настоящий аромат. Я повертела её в руках, протёрла от пыли. Механизм проворачивался с трудом, но работал.

Под прилавком обнаружился пакет с кофейными зёрнами, конечно, давно выдохшимися, но сам факт вызвал улыбку. Словно отец оставил для меня послание из прошлого.

Самым сложным оказался ремонт кофемашины. Старая, итальянская, она была гордостью папы, он приобрёл её на последние деньги, когда только-только выкупил здание. Теперь она стояла, покрытая слоем пыли и жира, с кальцинированными трубками и проржавевшими деталями.

Я провела за её очисткой несколько часов. Разобрала, насколько позволяли мои знания, вымыла каждую деталь, прокипятила трубки в растворе лимонной кислоты, как делал отец. Потом собрала, молясь, чтобы ничего не осталось лишним.

Подключив машину к сети, затаила дыхание. Сработает ли? Столько лет без использования, без обслуживания...

Старый агрегат загудел, затрясся, но ожил! Из трубок с шипением вырвался пар, запахло горячим металлом и чем-то ещё, смутно знакомым.

Я засыпала в кофемолку несколько зёрен из найденного пакета, перемолола их с трудом — всё-таки они высохли от времени. Засыпала в холдер, установила чашку и нажала кнопку.

Машина снова загудела, потом неохотно протолкнула воду через молотый кофе. В чашку упало несколько капель тёмной, маслянистой жидкости, пахнущей так сильно, что перехватило дыхание.

Я поднесла чашку к губам. Вкус был ужасным горький, кислый, с привкусом затхлости. Но в этот момент я вдруг отчётливо вспомнила отца: его руки, державшие точно такую же чашку, его смех, его голос: «Кофе, Верочка, это не просто напиток. Это целая философия».

По щеке скатилась слеза, упала в чашку, смешалась с кофе. Я не плакала, просто что-то внутри меня оттаивало после долгой зимы, что-то, что было заморожено все эти годы “благополучного” брака.

Я заварила кофе и поняла - это первое, что я сделала для себя за последние двадцать пять лет.

Звук в двери застал меня врасплох. Кто-то стучал - негромко, но настойчиво. Я вздрогнула от мысли: неужели Александр нашёл меня? Или Максим?

Осторожно подойдя к двери, спросила:

— Кто там?

— Извините, — раздался незнакомый мужской голос. — Я увидел свет в окнах. Кафе снова работает?

Я приоткрыла дверь. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, в рабочей одежде, с усталым, но добрым лицом.

— Нет, — ответила я. — То есть… ещё нет. Я только привожу его в порядок.

— Жаль, — он улыбнулся. — Я тут неподалёку на стройке работаю. В обед всегда проблема, где перекусить. Увидел свет, думал, может, открылось что-то.

Я колебалась секунду. Потом, сама не зная почему, сказала:

— У меня только кофе. Если хотите…

Он просиял:

— Кофе — это отлично! Можно?

Я впустила его внутрь. Он с интересом огляделся, сел за один из вычищенных столов.

— Здесь раньше было кафе, да? Я помню, проезжал мимо.

— «У Алексея», — кивнула я, возвращаясь за стойку. — Мой отец был владельцем.

— А вы, значит, решили возродить семейное дело? — он наблюдал, как я засыпаю купленный в супермаркете кофе в кофемолку.

— Я… — я запнулась. Что я решила? Я просто сбежала сюда, спасаясь от краха своей жизни. — Да, наверное.

Приготовив кофе, я подала ему чашку. Поставила рядом тарелочку с песочным печеньем. Руки дрожали. Странно, но я волновалась, словно это был не случайный посетитель, а строгий экзаменатор.

Он сделал глоток, потом ещё один. Улыбнулся:

— Хорошо! Давно такого не пил. Сейчас везде эти модные сети с картонным вкусом, а тут — настоящий кофе.

Я почувствовала прилив гордости. Словно отец стоял рядом и одобрительно кивал.

— Спасибо.

— Вот, возьмите, — он протянул деньги.

— Что вы, не надо, — я покачала головой. — Я же не для продажи делала.

— Берите-берите, — он настойчиво положил купюру на стол. — За хороший кофе не жалко. И знаете что? Я завтра приду с ребятами со стройки. Если у вас будет открыто.

Когда он ушёл, я ещё долго стояла, глядя на деньги на столе. Первая выручка. Первый настоящий клиент. Кажется, судьба сама подталкивала меня к тому решению, что я боялась принять сознательно.

Я посмотрела на часы: было уже поздно. И я вымоталась так, как, наверное, ни разу в жизни.

Перед сном я ещё раз обошла свои владения. В сумерках оно выглядело почти волшебно: смутные очертания мебели, тусклый свет единственной лампы. И воспоминания, такие яркие, такие живые, словно отец только вчера закрыл дверь своего заведения, уходя домой.

Я легла на раскладушку, укрылась одеялом. Тело ломило, пальцы саднило от чистящих средств. Но на душе было спокойно. Впервые за эти страшные дни я засыпала не с мыслями о предательстве и потере, а с планами на завтра.

И с ощущением, что, возможно, всё ещё будет хорошо.