Каждый день, каждый час

ГЛАВА 33

Впервые за шесть лет. Этот прекрасный город на берегу залива. Под высоченной горой, по которой можно вдоволь полазить. И повсюду море. Блестящее в лучах утреннего солнца. Словно вечность. Словно дом Господа. Дора сидела в автобусе, усталая, взволнованная и потрясенная. Тем, что она увидела, и тем, что еще предстоит увидеть. На глаза навернулись слезы, которые Дора скрывала под большими солнечными очками. Холодный солнечный февральский день 1991 года. Тетушка Мария умерла уже три года назад. Больше не будет шоколадного пирога. Остался только Лука. Но его одного ей будет вполне достаточно.

Красивая молодая женщина у стойки администратора. Узкие джинсы и толстая голубая зимняя куртка. Элегантные ботинки. Темно-синяя сумка. Руки в красных перчатках. Длинные волнистые волосы. Растерянные глаза. Сбившееся дыхание. Хрупкое бледное лицо. Как будто оно никогда не видело солнца. Полные губы. Широкий нос. Огромные темные глаза. Нетерпеливые руки. Изящные наручные часы. Дора.

— Дора.

Лука начал считать: раз, два, три, четыре... Дора быстро зашла за стойку и прижалась к нему. Через толстую куртку она едва ощущала его тепло. Дора коснулась его губ своими губами и нежно прошептала: «Принц мой, не засыпай, ты мой принц, только мой, останься со мной, посмотри на меня, взгляни в мои глаза, я с тобой, все хорошо, мой принц». Лука опустился на крутящийся стул, словно у него не было ни сил, ни воли. Словно он был старым, дырявым надувным матрасом. Глаза Луки были закрыты, дыхание сбилось. Есть вещи, к которым нельзя быть готовым. Он чувствовал, как Дора нежно обнимала его, прижималась к его животу, но Луке нечем было дышать, и он продолжал сидеть неподвижно. Он чувствовал вес ее тела, это было странно и волнующе. Он мечтал сжать ее в объятиях и никогда больше не отпускать, но в то же время ему хотелось оттолкнуть ее. Лука приоткрыл один глаз — на большее не хватило сил — и увидел Дору, сидящую перед ним на коленях. Ее волосы разметались. Луку охватило губительное ощущение счастья. Он слышал ее шепот, и, хотя ее голос едва доходил до него, он был уверен, что последним словом было «принц». Лука коснулся ее волос.

Дора подняла голову, внезапно их глаза встретились. В ее глазах стояли слезы, губы шевелились, произнося слово, которое он угадал. Дора знала, Лука понимает, что потерял. Чего был лишен. Он победил: она здесь, всё прошло, карты снова перемешаны, у нее на руках джокер, и она выиграет, а значит, выиграет и он. Уже выиграл. Все было рассчитано. Потому что у Доры был план.

— Давай исчезнем.

— Здесь так пусто!

— Гостиница закрыта на зиму. До апреля.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Жду тебя.

— А еще?

— Мне нужно было просмотреть бумаги: предложения запросы. Канцелярщина.

— Тогда мне повезло.

— Нет, это мне повезло.

— Подожди, прежде чем говорить.

— Нечего ждать. Ты уже здесь.

— Верно.

— Спасибо тебе, что приехала.

— В моем решении не было ни следа альтруизма, чистый эгоизм.

— Не страшно. Не имеет никакого значения.

— Лука.

— Дора.

— Я люблю тебя.

— Еще раз спасибо, что приехала.

— Не стоит благодарности!

— На сколько ты на этот раз?

— А на сколько ты хочешь, чтобы я осталась?

— Позволь мне не отвечать.

— Будет, как ты захочешь.

— Дора.

Все было так, как всегда, когда они были вместе. Правильно. Движение одного дополняли движения другого. Всё шло хорошо. Непрерывно. Тела, взгляды, слова. Жизнь стала совершенна. Как будто другого времени никогда не существовало.

Целую неделю Дора жила в маленькой комнатке в закрытом отеле, где единственным источником тепла был Лука. Было холодно. Ледяной северный ветер гудел в пустых коридорах и комнатах. Воздух был кристально чист и резок, словно осколок стекла. Чтобы дышать, нужно было поворачиваться в ту сторону, куда дул ветер. Море напоминало колючего морского ежа.

Дора и Лука не расставались ни на минуту. Они занимались любовью; обедали в ресторане на пляже, где часто пыли единственными посетителями, или в гостинице: в номере, около стойки администратора, в большой гостиничной кухне, где, к сожалению, есть было нечего; они гуляли по безлюдному городу, вдоль пляжа, к утесу. Он находился на южной стороне полуострова Святого Петра, и в такую погоду там было отлично. Скала защищала от ветра. Дора и Лука подолгу сидели здесь, несмотря на то, что их зубы стучали от холода; они занимались любовью, завернувшись в принесенное из гостиницы одеяло. Они много говорили. После долгой разлуки потребность в общении была огромной. Дора рассказывала о своих успехах, о Хелене, которая разошлась с Марком, об Иване, который после этого стал за ней ухаживать с удвоенной энергией. Он подшучивал над ней, дразнил, и Хелена не имела ничего против. Дора так потрясающе изображала свою маму, что Лука не мог удержаться от смеха. Она говорила о Жанне, которая по-прежнему работала с больными детьми, подумывала о поездке в Африку, ведь во всем мире столько нуждающихся в помощи. Только о мужчинах в своей жизни Дора не обмолвилась ни словечком. Как и о выкидыше. Как и о своем плане.

Лука рассказывал о своих неудачах. Повсюду одни отказы. В этом году ему исполнится тридцать два. За прошедшие шесть лет он не нарисовал ни одной картины, и больше никогда не возьмет в руки кисть, он так решил. Он работает администратором в отеле, и так будет всегда, он так решил.

Лука не скрывал презрения, которое испытывал к себе, Дора крепко обнимала его. Потрясенная, она не могла сказать ни слова. Он всеми силами пытался испортить себе жизнь, Дора была готова закричать. Он от столького отрекся, себя наказал — без всякой причины. Дора была поражена. Она обнимала его, и он ни слова не сказал обо всех тех женщинах, что носили ее имя, у которых было ее лицо.

Они все крепче прижимались друг к другу, стараясь побороть тьму, холод, ветер, страх перед Дориным отъездом. Уже сегодня. Последняя ночь вместе.

— Во снах моих уже другая не уснет .

Сотни, тысячи ответов приходили Доре в голову, но ни один из них не был достоин Неруды, даже Шекспир. Они боролась со слезами, которые с каждой секундой подступали все ближе. Длинная беспросветная февральская ночь, когда кажется, что день никогда не наступит, была их последним утешением. Надеждой, что солнце забудет взойти. Почему нет? Всё возможно.

— Лука, — прошептала Дора. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты лучше заботился о себе.

— Дора, любимая.

— Пожалуйста. Иначе все жертвы напрасны.

— Я не хочу, не знаю, как могу быть счастлив без тебя. Без тебя... Я не заслуживаю счастья.

Отчаяние в голосе Луки причиняло ей боль.

— Но должен же хоть кто-то выиграть от нашего несчастья!

— Катя.

— Возможно. — Дора задумалась. — Но ей будет лучше, если ее отец будет счастливым. Молчание.

— Я никогда не произношу твоего имени. Стараюсь даже не вспоминать.

— Я тоже.

— Я этого не выдержу.

— Я бы хотела умереть.

— Только не такой талант, как ты!

— Да! Значит, и ты должен снова начать рисовать! Мир соскучился по тебе, Лука.

— Дора.

— Мы должны воспользоваться случаем, даже если это трудно себе представить.

— Я две жизни живу, чтоб любить: я люблю, когда я не люблю, и когда я люблю, я люблю.

— Ты сумасшедший.

Когда солнце начало робко рассеивать лучи над Макарской и поверхностью моря, Дора встала, тихо оделась, глядя на спящего Луку. Не пытаясь сдержать муки своего сердца, Дора прислонилась к стене, пока мир вокруг крутился, словно карусель. Ноги не слушались, не желали покидать комнату, потому что здесь была вся ее жизнь.

Дора коснулась губами лба Луки.

— Лука, — прошептала она в последний раз и вышла из номера.

* * *

Лука открыл глаза, ему было больно притворяться, что он спит. Но он обещал ей, что не проснется, не поднимется вместе с ней, не займется с ней любовью, не обнимет ее на прощание.

— Я не переживу этого, — сказала Дора сухим голосом, который, казалось, мог сломаться в любую минуту.

Он поклялся, что не станет ее провожать и смотреть вслед. Она ничего ему не позволила. Кроме смерти.

— Дора, — прошептал он в последний раз, прежде чемего веки опустились. — Дор...

И дальше тишина.