Калейдоскоп счастья

Глава десятая

Кессиди вздохнула и взглянула на шляпу с зеленым пером, словно никогда не видела ее. Она собиралась положить шляпу в коробку с костюмом, но ее отвлекли мысли о вчерашнем скандале. Она снова и снова вспоминала каждую деталь, бесконечно злобный взгляд Бетины, ее перекошенное лицо. Кессиди сжалась при мысли о том, что навлекла на Пола такую напасть. Как мог он подумать, что она позволит ему отказаться от всего ради нее? Кессиди покачала головой, не зная, на кого больше злится — на него или на эту женщину.

Тони был у прилавка, принимал назад костюмы, проверял их состояние и относил Кессиди для починки, если было нужно. А она упаковывала их, чтобы отправить поставщику. Она уже привела в порядок перо на шляпе, вставив проволоку у основания. Потом аккуратно завернула ее в полиэтилен и положила в специальную коробку. Клиенты шли один за другим: возвращали костюмы и делились впечатлениями. Некоторые хотели посплетничать о вчерашнем происшествии, но Тони выказал поразительную преданность, избегая этой темы. И вдруг он повысил голос до угрожающих ноток. Тут она услышала, что его собеседник — Пол.

Кессиди закрыла глаза. Она страшилась этого момента с той минуты, когда очнулась в машине Тони прошлой ночью и поняла, что просто отложила последнее сражение. Рано или поздно она должна убедить Пола, что между ними все кончено, безвозвратно, навсегда. Она часами пыталась придумать, как это осуществить, зная, что, какие бы слова она ни сказала, он все равно увидит правду на ее лице. Но Кессиди была полна решимости не позволить ему отказаться от всего, ради чего он работал всю жизнь. Впервые она почувствовала, что значит потерять его, в ту ночь, когда пригласила его к себе. Он считал, что, уйдя, сделает лучше для нее. А теперь ей придется сделать то, что лучше для него.

Кессиди не удивилась, когда Пол прорвался в ее кабинет. За ним спешил Тони.

— Я сказал ему, что ты не хочешь его видеть, но он, как обычно, не послушал, — ворчал Тони.

Тряхнув плечами и руками, Пол избавился от цеплявшегося за него паренька.

— Мне надо поговорить с тобой.

Кессиди продолжала заниматься своим делом, завязывая коробку с костюмом.

— Пол, мы давно уже сказали друг другу все самое важное. — Она быстро взглянула на него. — Ты не тот человек, что мне нужен.

— Все изменилось.

— Не настолько, чтобы это меня заинтересовало.

— Дорогая, послушай меня. Я ни от чего не отказываюсь и остаюсь с тобой. Моя семья…

— Это ты сейчас так говоришь, — перебила она. — В прошлый раз ты говорил другое.

— Прошлой ночью…

— Не прошлой ночью, Пол, а в прошлый раз. Ты сказал совершенно ясно, что такой человек, как ты, не для меня. Я решила, что ты прав.

— Это было до того, как я понял, что просто не могу отказаться от тебя! Это было до того…

— Итак… — Кессиди поднялась из-за своего стола и подошла к телефону на стене, — я звоню в полицию, — и подняла трубку.

— Что?

Она повернулась к нему и прижала трубку к уху.

— Я сказала, что, если ты не уедешь, я позвоню в полицию.

— Ты с ума сошла? Я хочу только поговорить с тобой и объяснить…

Кессиди повернулась к телефону и притворилась, что набирает трехзначный номер. Одновременно она посмотрела на Тони и еле заметно кивнула. Как и было условлено, Тони из милосердия нанес последний удар.

— Не понял? — почти закричал он в лицо Полу. — Кессиди сделала свой выбор. Она провела эту ночь со мной.

Гробовое молчание свидетельствовало о том, что слова Тони достигли желаемого результата. Она закрыла глаза и закусила губу, понимая, что, если он не уйдет тотчас же, она признается, что спала одна, на кушетке. Пряталась, на случай, если Пол будет искать ее дома. Кессиди не знала, что у нее столько сил. Она повернулась к Полу, стараясь не замечать его мертвенной бледности, и очень отчетливо произнесла в трубку:

— Я хочу сообщить о хулигане, который забрался в мой магазин…

Больше ничего не требовалось сообщать. Пол повернулся и вышел.

Он сидел в своей гостиной и невидящими глазами смотрел на решетку камина и сосновые шишки, которыми его экономка украсила камин. Нарядная елка в углу казалась темной и холодной, под стать его настроению. Он, конечно, знал, что мальчишка влюблен в Кессиди, но Кессиди никак на это не реагировала. Значит, он сам толкнул ее прямо в объятия Тони. Или нет?

Пол выпрямился на диване и сцепил руки. Она всегда была с ним такой нежной, теплой, отзывчивой, любящей. Двадцать пять лет Кесси ждала единственного мужчину, чтобы подарить ему себя, и выбрала его, а не Тони. Из-за любви он отказался принять этот бесценный дар, но ничто на свете не значило для него так много. И его отказ привел ее к Тони?

Внезапная уверенность подняла его на ноги. Нет! Кессиди, его любящая, очаровательная, такая спокойно-сильная Кессиди не могла обмануть себя и его. Что же происходит? Господи! Пол чуть не рассмеялся. Позвонила в полицию! Нет, он должен найти способ убедить ее.

А если он не прав? Если по какой-то невообразимой иронии судьбы она действительно сделала это?

Пол закрыл лицо руками, пытаясь найти ответ. Он не может жить без нее, это был единственный вывод. Но как заставить ее понять, выслушать? Нужно найти того, кого она будет слушать. И тут он понял, что надо сделать.

Гром грянул в три сорок: Вильям и Бетина ворвались в магазин. Кессиди не могла поверить собственным глазам: Вильям привел сюда эту женщину? Несмотря на то, что магазин был переполнен, Кессиди прекратила работу и вышла из-за прилавка. В глазах брата она увидела прежний холод и презрение, но не собиралась мириться с этим. Она указала на дверь и сказала:

— Убирайся!

Лицо Вильяма приняло решительное выражение, он приблизился, схватил ее за руку и повернул к себе:

— Не раньше, чем перекинусь с тобой парой словечек, дорогая сестренка.

Она выдернула руку и бросила взгляд поверх его плеча на Бетину, которая чувствовала себя неуютно из-за посетителей, пожиравших их глазами.

— Как ты посмел привести ее сюда?

— Давай уединимся, и я объясню тебе все.

— Не сейчас. Ты же видишь, что я занята!

— Это не может ждать.

Снова схватив ее за руку, Вильям повел ее к подсобке, одновременно кивнув Бетине, чтобы та шла за ними.

Едва переступив порог, Бетина обрушилась на Кессиди:

— Ты разрушила мою жизнь! — Сегодня она была очень элегантна — в золотых широких брюках, свитере с высоким воротом и шоколадном пиджаке с замшевыми лацканами. Она была совсем не похожа на женщину, чья жизнь разрушена, и вообще на женщину, чью жизнь можно разрушить.

Кессиди помотала головой.

— Ничего подобного.

— Да как ты смеешь так говорить? Ты забрала у меня единственного мужчину, которого я хотела получить.

Хотела получить, но не любила. Кессиди улыбнулась, подумав: «Понимает ли Бетина, что выдала себя?» Она скрестила на груди руки и вздернула подбородок:

— Мне жаль тебя.

— Что ты себе позволяешь? — накинулась на нее Бетина, подступая ближе и сжав кулаки.

Вильям аккуратненько втиснулся между ними и поспешно заговорил:

— Насколько может быть честен человек, нарушающий свои клятвы?

— Клятвы? — эхом отозвалась Кессиди. — О чем ты говоришь?

— Пол публично поклялся, что женится на Бетине. Он подписал бумаги. Но теперь сделал ловкий пируэт: отказался и убедил всю семью встать на его сторону. Он очернил Бетину перед ее родителями. Ты не должна допустить этого, Кессиди. Если не ради Бетины, то ради себя самой! Как ты сможешь доверять ему после этого? Как ты сможешь жить с ним, зная, что он сделал?

— Вы сумасшедшие, — медленно произнесла Кессиди. — Вы оба. Я не знаю, что случилось, но уверена, что Пол никогда не нарушил бы клятвы. Он не мог бы жить с такой виной. Он бы сразу отстранился от дел.

— Это он перед тобой притворялся таким благородным, — настаивала Бетина. — А в действительности готов на все что угодно, лишь бы получить то, что хочет.

— Тогда зачем он тебе? — сделала ответный выпад Кессиди. — Объясни! Если Пол такое чудовище, зачем ты так долго стараешься заставить его жениться на тебе?

Рот Бетины задергался, как у рыбы, выброшенной из воды. Наконец она нетерпеливо посмотрела на Вильяма и зашипела:

— Скажи что-нибудь! Убеди ее!

— О Господи! — выдохнула Кессиди. Они оба одержимы, и эта обоюдная одержимость свела их вместе. Одержимость не в любви, даже не в склонности друг к другу, а в жадности и гордыне. Они организовали заговор и сплели интригу. Вильям! Подумать только — она испытывала чувство вины перед ним. Она сама позволила ему взвалить на нее всю вину. — Это правда, — прошептала она. — Это правда.

Вильям торжествующе оглянулся на Бетину.

— Ты сделаешь это? — спросил он, бросаясь к Кессиди и хватая ее за руку. — Ты сделаешь это?

— Что?

— Ты скажешь Полу, что ничего от него не хочешь? Ты сделаешь это, Кессиди? Ты поможешь нам исправить страшную несправедливость? Ты теперь наша единственная надежда. Сделай так, чтобы я гордился тобой, хоть один раз. Сделай хоть это для меня!

«Хоть это»? Будто бы она не выполнила сотен, миллионов его просьб, чтобы завоевать его уважение. Она наконец начала понимать Пола и то, что он пытался ей сказать.

— Так вы не знаете? Не знаете, что я уже сделала то, о чем вы просите? — Глаза ее наполнились слезами, и она уставилась на брата. — Ох, какая я дура! — прошептала она. — Вы правы. Ради меня он был готов отказаться от всего, чего вы так жаждете: своего бизнеса, карьеры, даже лишиться доверия и уважения семьи. Ради меня. А я выгнала его!

Вильям побледнел.

— Когда? — Он вновь затряс ее, на этот раз грубо. — Когда это было?

Кессиди покачала головой.

— В д-два. Около двух.

Вильям выпустил ее, словно обжегшись, и посмотрел на Бетину.

— Это было до того, как он позвонил мне. До того!

Бетина обхватила голову руками, глаза ее стали безумными.

— Что мы теперь будем делать? Что теперь делать?

— А ничего.

Кессиди резко обернулась. В дверях стоял Пол. Ноги у нее сделались ватными, но она, спотыкаясь, двинулась к нему. Он шагнул ей навстречу и крепко прижал к себе.

— Пол!

— Все в порядке, дорогая. Ты была права. Мы свободны. Не так, как ты думаешь, но свободны. Я бы отстранился от дел. Я даже письмо написал и отдал его семейному совету. Это было единственным решением, с которым я мог жить, но мои родные, видишь ли, так же преданы мне, как я им. Когда они поняли, что я люблю именно тебя, они предприняли кое-какие шаги. — Пол поднял тяжелый взгляд на Бетину. — Они отдали мне свои акции, и теперь Бетина не имеет никакой власти ни надо мной, ни над компанией.

— Нет! — взвизгнула Бетина. — Нет!

— Они сделали это, — спокойно заверил ее Пол. — Для тебя все кончено. Я предлагаю вам обоим немедленно уйти. В противном случае Тони вызовет полицию. Не правда ли, Тони?

Кессиди совсем забыла о своем молодом помощнике. Она оглянулась — Тони стоял, прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками.

— Не правда ли, Тони? — повторил Пол. Юноша сердито глянул на него, но потом оттолкнулся от стены и кивнул:

— Конечно.

Кессиди улыбнулась.

— Спасибо, Тони, за все.

Он выпятил грудь и сказал с удивительной силой и уверенностью:

— Ну ладно, хватит разговоров. Посторонние, освободите помещение, или я вызываю полицию.

Бетина метнулась мимо них и вылетела из комнаты. Через минуту с грохотом захлопнулась дверь на улицу. Вильям откашлялся.

— Кессиди, хм…

Кессиди вздохнула.

— Уходи, Вильям. Я не хочу видеть тебя сейчас.

Рот его превратился в тонкую полоску, и он кивнул.

— Возможно, позже ты станешь благоразумнее.

— Кессиди — воплощение благоразумия, — сказал ему Пол. — Я со своей стороны не испытываю приступов благоразумия, когда дело касается тебя. Выходные ты проведешь за составлением анкеты. «Булочные Барклая» больше не нуждаются в твоих услугах.

— Я знал, что это случится! Я знал, что из-за тебя потеряю работу! — обрушился Вильям на Кессиди. Он бросил последний, полный отвращения взгляд на сестру и двинулся из комнаты. Руки Пола сжали плечи девушки. Он глубоко вздохнул и произнес:

— Кончено! Наконец все кончено.

Кессиди осторожно спросила:

— Да? Наши беды кончились?

Он резко дернул головой.

— А теперь скажи мне: ты действительно сделала то, о чем говорила сегодня днем?

— Нет, я обманула тебя. Я спала на его кушетке. Точнее, пыталась спать. Я почти всю ночь проплакала.

Пол покачал головой и, притянув ее к себе, крепко обнял.

— Я так и думал, но, даже если бы это было правдой, я все равно не отпустил бы тебя. Я люблю тебя, Кессиди Пенно. Я простил бы тебе все, что угодно.