Планета Солнечной системы Земля
Императорский замок в Лондоне
14 февраля 5392 года от Восшествия Императора
22:00 (время по Гринвичу)
— А потом, представляешь, он достаёт из-за спины!..
— Ну!?
— Вот!
Лиллет сияла даже ярче, чем продемонстрированное кольцо. Элиза обнимала компаньонку и улыбалась непривычно широко, непозволительно громко смеялась и совсем уж неподобающе пищала как маленькая девочка. С Лиллет — можно. К тому же, судя по серьёзности подарка, генерал ФонШтардт вскоре попросит высочайшего позволения увезти подругу императрицы в свои владения на планете, название которой Элиза могла произнести только по слогам. Конечно, ей предложат замену из десятка кандидатур на выбор, но… сорок лет дружбы не заменишь. Когда-то давно они были представлены при дворе в один сезон, вместе ходили на занятия по социологии и истории рас, работали в одном аналитическом отделе департамента культуры и развития.
Элиза с рождения знала, что станет императрицей, это всегда мешало заводить друзей, но для Лиллет не стало препятствием. Она стояла в первом ряду на церемонии коронации, она несла второй букет на её свадьбе, она была ценным советчиком все долгие годы правления… И вот теперь она сама выходит замуж. За любимого мужчину, что заставляет её чувствовать себя виноватой перед подругой, обручённой по контракту ещё до рождения.
— Я не хочу тебя бросать, Лиз, — женщина заглянула в её глаза снизу вверх, крепко держа за руки. Императрица с улыбкой покачала головой.
— Ты подарила мне сорок лет дружбы, пора начинать заботиться и о себе. Я рада за тебя, и обещаю писать каждый день, — подруга подозрительно подняла бровь и Элиза поправилась: — Ну минимум каждый месяц!
Они рассмеялись, ещё немного пошумели и пошутили, пока Лиллет не начала собираться. Проводив подругу до холла, Элиза немного постояла на ступеньках и не спеша пошла в сторону малой гостиной, всегда пустующей по вечерам. Хотелось побыть одной. Постоять на балконе, глядя на мерцающую огнями площадь, полную празднующих людей, может быть, поплакать. Единственная подруга, сорок долгих, прекрасных лет…
Она взяла себя в руки — коридор ещё не закончился, часовые смотрят, — плотно закрыла двери и присела на старинный диван, спиной к балкону. Желание видеть праздник пропало, долетающие с площади звуки салюта только нагнетали тоску. Через полгода придёт время зачать наследника, через полтора года она будет занята так, что даже вспомнить о компаньонках некогда будет. Воспитание будущего Императора станет величайшей целью её существования на следующие двадцать лет. После двадцати обучение преемника ляжет на плечи Императора, который спустя ещё десять-пятнадцать лет уйдёт на пенсию, отпустив и её теперь уже навсегда. По закону, она имела право остаться при дворе в качестве компаньонки следующей императрицы или получить любую должность, которую позволит занять её опыт и образование… Вот только почему-то ни одна из императриц за всю историю государства так не поступала. И Элиза начинала понимать, почему — она ещё не стала императрицей-матерью, а уже сыта придворной жизнью по горло.
Лиллет поселится в скромных владениях своего генерала и будет там делать что захочет, закатит грандиозный ремонт, рванёт в тур по курортам или заведёт десяток детей — всё что угодно, в рамках закона и собственного достатка. А её величество императрица будет изучать новости, отчёты и новые исследования в своей области, сидеть на заседаниях и выстраивать политику государства, а после появления наследника — ещё и заниматься обучением и воспитанием ребёнка.
Почему-то мысли о детях не вызывали никакого женского трепета, воспринимаясь как сложная, но необходимая работа. Её выбрали в императрицы, тщательно проверив всю её ветвистую родословную и просчитав совместимость с генами императорской семьи. По традиции, установленной Первым Императором, правящая династия должна стремиться привить к своему родовому древу веточку от каждого более-менее аристократического или просто известного рода. Лучшее потомство дают наиболее непохожие гены, поэтому её семья собрала по капле крови почти всех родовитых фамилий европейской части колоний, предки хотели породниться с Императором уже тогда, тщательно продумывая многоходовую генную комбинацию, и старательно не пересекаясь с наследниками правителей Азии, от которых вёл род Первый Император.
Всё сложилось как нельзя лучше — её признали достойной, воспитывали как полагается, и выдали замуж в двадцать лет. Сейчас ей пятьдесят — расцвет красоты и женской силы, самое время заводить детей.
Ребёнка — поправила она себя, — одного. Единственного наследника, у которого тоже будет только один сын и никаких побочных детей, во избежание.
Элиза представила повзрослевшую, улыбающуюся Лиллет в окружении пятерых детей и любимого мужа, грудь сдавило предательским чувством жалости к самой себе, глаза защипало. За спиной особенно громко бахнул салют, закричали и засмеялись люди.
«День Всех Влюблённых, — отстранённо подумала она, запрокидывая лицо и обмахиваясь ладонью. — Все дарят друг другу шоколад и признаются в любви. Как мило. Интересно, кому из трёх своих любовниц пошлёт сладости Император? Уж точно не уважаемой коллеге-императрице, зачем они ей? Так, дань традиции…»
Грохот салюта окончательно опротивел, она поднялась и быстро пошла в свою спальню, которая — какая прелесть! — звукоизолирована. Приказав гвардейцам у двери никого не впускать, Элиза закрылась на замок и с удовольствием потянула за магниты опротивевший воротничок официального платья, вытащила из высокой причёски гребни, бросила всё на кресло — завтра прислуга разберётся. Взяла с вешалки шёлковый халат, а с туалетного столика книжку… и застыла. На обложке было написано: «С праздником!». Знакомым размашистым почерком, старинной чернильной ручкой.
А на фиалковом покрывале кровати без всякой упаковки лежали конфеты. Она улыбнулась — её любимые, можно не сомневаться, он знает, какие она любит. Немного, как раз чтобы съесть за вечер. Надпись на книге испарится, конфеты исчезнут, не останется ни обертки, ни подарочной открытки — никаких доказательств. Он всё продумал.
Свернувшись на боку рядом с конфетами, императрица гладила кончиками пальцев надпись на обложке книги, пока та не выцвела, потом не спеша принялась за конфеты и незаметно уснула.
Ей снилось что-то тёплое и сладкое, в мягких красках и приглушенных звуках, пробуждение было медленным и томным. Когда она поняла, что горячие ладони на плечах ей не снятся, а заполнивший комнату запах шоколада возбуждает на самом деле, Верховный уже лежал рядом без кителя и в расстёгнутой рубашке. Императрица замерла, попыталась отстраниться, но Велеслав мягко прижал её к себе:
— В чём дело?
— Я…
— Ты в полной безопасности. Сюда никто не войдёт, звукоизоляция абсолютная, а у меня железное алиби, — он продолжил ласкать её плечи, шелковый халат стекал всё ниже, Элиза провела рукой по покрывалу, прошептала:
— А..?
— Не беспокойся, Лиз. Конфеты я убрал на столик, утром доешь, — он немного отодвинулся, чтобы заглянуть в её лицо: — Кстати, тебе что, не понравилось?
— Конечно, понравилось, — улыбнулась она, — Швейцария, если я не ошибаюсь?
— Именно, — он нежно прикусил её ухо, тихо рассмеялся: — Надо же, ты удостоила меня целым предложением! Я уж боялся, что мы всю жизнь будем общаться междометиями.
Она усмехнулась, шутливо хлопнув его по груди:
— Просто ты меня постоянно перебиваешь!
— Больше не буду, — он провёл губами по её шее, отстранился и торжественно кивнул: — Говори!
Она вспыхнула и спрятала лицо на его груди, провела пальцем вдоль ключицы:
— Ты меня смущаешь…
— Ну что ты, даже и не думал, — протянул Велеслав, ловко освобождая её от халата и прижимаясь губами к обнаженной груди. — Вот теперь можешь начинать смущаться.
Происходящее туманило сознание, далеко вырываясь за рамки привычного и допустимого, но было так прекрасно, что она не смела это прерывать. Сильное, блестящее от пота тело, запах шоколада и его одеколона, шелк простыней и запретное волшебство древнего праздника… Всё сплелось в едином водовороте и кружилось так далеко от реальности, что когда он оторвался от неё и набросил рубашку, она готова была расплакаться.
— Вель… — она протягивала к нему руки, не в силах оторваться от кровати, он склонился, целуя её глаза и укутывая в одеяло, зашептал:
— Ложись, уже светает, тебя поднимут через четыре часа.
— Вель, куда ты, — не унималась она, не отпуская его руки, он гладил её волосы, обнимая и шепча:
— Спи, малыш, скоро утро. Мне пора, я ещё приду.
Когда она начала понемногу приходить в себя, он уже был полностью одет. Вспомнив, что хотела спросить, Элиза начала говорить о таблетках, он пообещал и ещё раз поцеловал её перед тем, как уйти.
Утро вкрадчиво попробовало на прочность плотные шторы. Её величество императрица спрятала лицо под одеялом и опять уснула.