Кайленд

Глава 18

Место, где в течение многих лет мы отдыхали с семьей, было намного спокойнее, чем я помню — что было хорошо, потому что я нуждался в хорошей дозе покоя. Тенли сказала, что любит меня, и я ответил ей тем же. Это наполнило меня радостью и страшным отчаянием. Мне нечего было ей предложить, и я не знал, как теперь смогу оставить ее.

Я почти отправился к ее трейлеру, чтобы попросить ее пойти со мной в этот поход, но остановил себя. Проблема была в том, что я сопротивлялся ей больше трех недель и думал, что так будет легче. Вместо этого моя тоска к ней только возросла. Я жаждал ее. Этот голод был глубоко внутри моего кишечника. Жжение, которое становилось только свирепее, более требовательным без подкормки. Я знал, что люблю ее уже долгое время, возможно, даже дольше, чем она любила меня. Когда это произошло? Когда я ослабил свою защиту достаточно, чтобы позволить ее доброте обернуться вокруг моего сердца? Но в данный момент, какое это имело значение?

Я огляделся. Рядом был огромный, старинный дуб, который обеспечивал подложку, которую мы всегда использовали для нашего «кемпинга». Мы не могли позволить себе кемпинговое снаряжение, поэтому использовали те же подушки и одеяла, на которых всегда спали, только подкладывали вниз брезент. Отец всегда готовил «бергу» — тушеное мясо опоссумов и белок, или любой другой дичи, которую мы могли поймать в маленький капкан, и иногда даже мясо оленины, если у нас было ружье. Рагу должно было быть деликатесом, но, как и многие другие «деликатесы», оно появилось из-за голода и, вероятно, когда называешь что-то деликатесом, это делало блюдо более вкусным. Как бы странно это ни звучало, на вкус рагу было не плохим. И каждый год я готовил его, отправляясь в поход в мой день рождения. Думаю, отцу бы это понравилось.

Я посмотрел на поле лаванды. Мне нравилось это место, потому что, когда дул ветерок, можно было почувствовать запах этих фиолетовых цветов — сладкий и травянистый одновременно. Успокаивающий. Я сидел на огромной упавшей ветви, которая была там с моего детства, и рассматривал хворост для костра, лежащий на земле передо мной. Я собирался зажечь его, как только стемнеет, и позже разогреть тушеное мясо. Затем я лягу спать в последний раз в этом месте, под звездами, в импровизированном спальном мешке. Я больше сюда никогда не вернусь. Я что-то почувствовал внутри, и это было удивительно похоже на горе, на боль в животе. И это было странно, ведь это место было наполнено болью, потому что каждый раз, когда я сюда приходил, чувствовал отсутствие моей семьи. Но в то же время, здесь, я был когда-то очень счастливым, от этого я испытывал радость. Я не мог вынести этих противоречивых чувств. Мне хотелось чувствовать только ненависть к Деннвиллу, штат Кентукки и больше ничего.

Тенли. Это произошло из-за Тенли. Она жила здесь, и вдруг у этого места появилась красота. И внезапно Деннвилл стал ею — девушкой, которая помогла мне пройти сквозь темноту к свету. Я застонал, а потом несколько минут сидел, глядя на травянистую почву, обдумывая, что мне делать дальше.

Как вдруг моя жизнь стала такой сложной? И такой простой?

«Тенли. Наполовину агония, наполовину надежда».

Моя любовь к ней была всем… всем сразу.

Уловив движение слева, я поднял голову и вздрогнул. Я увидел ее, идущую ко мне по фиолетовому лавандовому полю, словно видение. Сердце подскочило в груди, и я поднялся на ноги. Все внутри меня загудело от внезапно нахлынувшей радости.

«Черт».

Тенли остановилась передо мной, с осторожной улыбкой на губах, обхватив себя руками. Её волосы, собранные в свободную косу, спадали на одно плечо. Она была одета в белый свитер, который спал с другого плеча, обнажая ее сливочную кожу. И я знал, что никогда не увижу более красивого зрелища, чем Тенли Фалин, стоящая в поле лаванды.

Вздохнув, она расправила плечи, словно набравшись мужества. Когда ее взгляд встретились с моими, она сказала:

— Я думала об этом со вчерашнего дня, и надеялась, что ты не против компании. Надеюсь, что сегодня ты мне не откажешь.

Мой живот сжался от её улыбки, наполненной невинной надеждой.

Я улыбнулся.

— Ты хотела пойти со мной в поход в свой день рождения?

Она прикусила нижнюю губу и кивнула.

— Больше всего на свете.

Вдруг я почувствовал себя наполненным счастьем, которого никогда раньше не испытывал. Может быть из-за внезапного появления того самого человека, которого мне так отчаянно не хватало. Может из-за одиночества, которое я ощущал минуту назад, до того как появилась Тенли. Может быть, это была просто благодарность, потому что Бог знал, что в течение всей моей жизни я не так часто мог быть за что-то благодарен.

— Это может быть опасно, — сказал я, предлагая ей самую большую улыбку. — Что если сон на улице превратит меня в пещерного человека, и я попытаюсь утащить тебя в свой спальный мешок?

Я приподнял уголок рта, чтобы дать ей знать, что дразнился. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как мы подшучивали друг над другом на эту тему, и это было так приятно.

— Это те, кто жили тысячи лет назад? — спросила Тенли, дразня меня в ответ, веселье плескалось в ее глазах. Она наклонила голову, и ее выражение становилось все более серьезным. — Я бы не стала сопротивляться, — прошептала она, прикусив свою полную нижнюю губу.

Я почувствовал, что мои глаза расширяются, а грудь наполняется нежностью.

— Тенли, — выдохнул я.

Ее губы были так прекрасны, и я хотел, чтобы они были на моей коже. Везде. Она не отводила своих глаз от меня. Я подошел ближе, ее запах вперемешку с запахом полевых цветов окутал меня. Вдруг я почувствовал, что это самая естественная вещь во всем мире. Стоя здесь, под тенью гигантского дуба, под бесконечным небом, простирающимся над нами, я не мог вспомнить, почему когда-либо ей сопротивлялся. Я, хоть убей, не мог понять, почему нам не дать воли чувствам, витающим вокруг нас. Чувствам, которые мог создать только сам Бог. Это было похоже на какое-то волшебство, которое уменьшило мир до нас двоих. Я закрыл глаза и вдохнул, у меня закружилась голова от чувства необходимости, проходящей через мое тело, и я позволил моим инстинктам взять верх. Я наклонился, а Тенли отклонила голову назад, подняв губы и раскрывая их, чтобы обеспечить мне доступ. Я застонал и прижался губами к ее губам, любые мимолетные мысли о том, почему это не должно было произойти, затерялись в смешанном звуке наших стонов и влажном звуке наших танцующих языков.

Пробежавшись руками по ее бокам, я медленно двинулся по женственным изгибам, восхищаясь тем, что она будто была создана специально для меня, так идеально мы подходили друг другу.

— Я хочу почувствовать твою кожу, Тенли, — выдохнул я, оторвавшись от ее губ и заглянув ей в глаза. В глаза, наполненные похотью… и любовью.

Солнце уже садилось, сумерки быстро надвигались на горы.

Тенли взглянула на импровизированное спальное место, которое я расстелил на земле под раскидистыми ветвями дуба и, взяв меня за руку, повела туда.

— Тенли, я…

Поднявшись на носочки, она прижала два пальца к моим губам, чтобы остановить слова. Я замолчал. По правде говоря, я не знал, что хотел сказать. Еще одно предупреждение о том, что это ничего не изменит? Еще одно напоминание, что я все еще уеду? В любом случае, Тенли слышала эти слова от меня достаточное количество раз — вероятно, она не хотела слышать их в этот самый момент. А я все равно не хотел их говорить, потому что начинал сомневаться, что имел их в виду. Я начинал сомневаться во многих вещах.

Мы целовались, казалось, целую вечность. Тенли была единственной девушкой, которую я так целовал. Раньше я всегда старался быстро перевести все на другой уровень. Но с ней позволил себе раствориться в удовольствии изучения ее рта, мое тело медленно нагревалось. Я словно запоминал ощущение ее мягкого тела, прижимающегося ко мне, сладкий вкус ее губ, ее языка и дыхания.

Через некоторое время Тенли отстранилась. Её щеки пылали, губы стали влажными и красными, темные волосы выбились из косы, обрамляя лицо. Иногда ее красота была почти шокирующей. Когда я смотрел на нее, мне казалось, что видение проникло сквозь мою кожу, в мою кровь, в мою душу. Мое тело пульсировало от желания.

— Я постараюсь быть нежным, — сказал я.

Ее глаза вспыхнули, но она только кивнула. Видения атаковали мой мозг — видения, которые я отталкивал раньше, но теперь позволил им закружиться в моем сознании — образ Тенли с головой, откинутой назад в порыве страсти, с ногами, обхватившими мои бедра, пока я вхожу в неё.

Я позволил себе представить это. Позволил предвидеть это, потому что это должно было вот-вот произойти.

Медленно мы сняли друг с друга одежду. До этого момента, я никогда не ощущал ничего более эротичного, чем смотреть, как Тенли раздевала меня, зная, что очень скоро я буду внутри нее. Когда она была полностью обнаженной, я позволил себе медленно рассмотреть ее тело, хотя и раньше видел ее голой. Но это всегда было в стенах моей тусклой комнаты. Сейчас, под заходящим солнцем на ее коже сиял золотой свет, а прохладный воздух ласкал ее розовые соски.

— Ты потрясающая, — прошептал я.

Ее взгляд пробежался по мне, задержавшись на моей эрекции, и мой член дёрнулся. Тенли посмотрела мне в глаза и сказала:

— Ты тоже потрясающий. И я не хочу, чтобы ты был со мной нежным. Я хочу почувствовать тебя. Хочу получить все, что ты можешь мне дать.

Застонав, я придвинулся к ней, член болезненно пульсировал, кровь кипела под кожей.

Уложив девушку на землю, я почувствовал первый укол сожаления. Тенли была прекрасна и желанна. Она заслуживала того, чтобы ее положили на что-нибудь получше, чем старые одеяла, лежащие под деревом на земле.

— Кайленд, — прошептала она, взяв мое лицо в свои руки и глядя мне в глаза, как будто зная, о чем я думаю. — Это лучший день рождения в моей жизни.

Я погладил ее по волосам.

— И у меня.

Тенли выгнула спину, когда я втянул в рот её сосок. Она застонала и прижалась ко мне всем телом, ее кожа была теплой, а тело мягким. Ее отзывчивость, любопытство, ее сладкая невинность, были тем, с чем у меня не было опыта, и это изменило меня изнутри каким-то существенным образом, но я не мог сейчас об этом думать. Я просто впитывал все, я наслаждался моментом.

Вскоре мы оба стонали и извивались, и я был так возбужден, что молился, чтобы продержаться достаточно долго, чтобы сделать для нее этот первый опыт хотя бы немного примечательным.

Потянувшись рукой между её ног, я почувствовал влажность на пальцах. Пробежался по клитору и осторожно покружил. Тенли ахнула и прижалась к моей руке. Я опустил голову к ее груди и нежно пососал. Она простонала мое имя и через минуту, я почувствовал ее пульсацию и дрожь под моей рукой.

Заглянув в её затуманенные похотью глаза, я осторожно расположил свою эрекцию к её влажному входу. В ответ она сильнее раздвинула свои ноги.

«О, Тенли, ты такая идеальная».

Я пытался двигаться как можно медленнее, пока мое тело хотело полностью в нее погрузиться и вколачиваться, как животное. Я так сильно ее хотел.

Тенли заскользила руками по моим плечам и закрыла глаза, пока я продвигался глубже. Её тепло окружало меня, заставляя потерять еще одну часть контроля, за которую я так сильно пытался держаться.

— Открой глаза, Тен, — сказал я сквозь сжатые зубы. — Смотри на меня.

Смотреть на что? Как я беру ее? Как делаю ее своей?

«Да», — закричало мое сердце. Но я отключил его. Нет. Мы были друг у друга только на эту ночь. И это ничего не изменит. Не могло изменить.

Тенли открыла глаза и смотрела на меня, пока я погружался в нее одним плавным толчком. Ее лицо исказилось от боли, и я почувствовал, как моя собственная плоть разрывает её, но она не закричала. Всё было сделано. Я так упорно отказывался принимать девственность Тенли, но теперь я не жалел. Что бы ни случилось, эта ее часть всегда будет моей. Она никогда бы не принадлежала другому мужчине. Никогда. Я внимательно наблюдал за выражением её лица, когда начал двигаться внутри нее, блаженство кружилось в моих яйцах, в животе, и Тенли не вздрагивала. Она пробежалась руками по моей спине, по моей заднице, пока я скользил внутри нее, сначала медленно, а затем с большим отчаянием. Она чувствовалась так хорошо, так приятно.

— Я сейчас кончу, — выдохнул я, врезаясь в нее последним блаженным ударом, и, взорвавшись от удовольствия, рухнул, простонав в изгиб её шеи.

Затем слегка сдвинулся в сторону, чтобы не раздавить ее. Мы лежали так несколько минут, Тенли водила ногтями вверх и вниз по моей спине, а я пытался взять под контроль свое дыхание. Когда откатился и посмотрел вниз, то увидел девственную кровь на моем полутвердом члене, и гордость взорвалась внутри меня. Я изо всех сил старался подавить её, но усилия были напрасны.

В изумлении я упал спиной на одеяла.

— Это было потрясающе, — вздохнул я. — Боже, Тенли, это было невероятно.

Девушка мило улыбнулась и кивнула.

— Да, — вздохнула она.

В ту ночь мы почти не спали. Тенли была наркотиком, и я не мог насытиться ею. Я хотел быть навечно похороненным глубоко внутри нее. Наверное, ей было больно, но она ничего не сказала. Эта ночь была соткана из влажной кожи и криков наслаждения, которые эхом разносились по горам. И я знал, что всю оставшуюся жизнь, где бы я ни был, с кем бы я ни был, когда я буду думать о Тенли, я буду вспоминать теплоту, лаванду и широко раскинутое небо.

Некоторое время спустя, когда над нами уже светилась луна, я наконец-то оторвался от Тенли и разжег костер. Мы сидели на упавшей ветке, завернутые в стеганые одеяла, я накормил ее бергумом, нагретым над открытым пламенем. Сова беспрерывно ухала на заднем плане, и смех Тенли разлетался над полем лаванды, когда я рассказывал ей истории из детства о наших с Сайласом проделках, и даже то, что никто не знал, кроме моего брата и меня. И каким-то образом мне показалось, что я вернул к жизни еще один его кусочек.

Мы недолго танцевали под звездами, Тенли смеялась, когда я в танце откидывал её назад.

— Я бы отвел тебя на выпускной бал, если бы мог, — тихо, с сожалением, сказал я, притягивая ее обратно, чтобы ее тело прижалось к моему. — Я бы сделал так много вещей, если бы мог.

— Я знаю, — ответила она, обхватывая мою щеку ладонью и нежно целуя в губы.

Столько всего кружилось у меня в голове — эмоции, с которыми я был незнаком, чувства, которые не мог упорядочить. Но когда угли остыли, и первые лучи утреннего света поднялись над горами, я посмотрел на спящую рядом со мной Тенли, ее нежную и ранимую красоту под ранним утренним небом, и понял, что должен сделать. Я знал, что это неправильно, и знал, что это разрушит меня. А ещё я знал, что, несмотря на это, я все равно это сделаю.

«Когда-нибудь, когда я буду жить своей мечтой, я буду думать обо всех вещах, которые разбили мое сердце, и я буду благодарна за них».

Я знал, что должен так поступить. Потому что я был не прав.

Все изменилось.

За одну ночь уже ничего не было прежним.