Глава 9 «Последний кролик»

'Дэр Авитус, вы ведь помните, как сказали, что мне следует подучиться, дабы дать отпор всем, кто пожелает наказать меня за брошенные в гневе слова (кстати, ни одно из них не заберу обратно)?

Я тренируюсь. Учителя от вас не жду, но дайте хотя бы обещанные два месяца.

Надеюсь на понимание, Маркус.'

Маркус перечитал свой ответ. Не слишком ли резко и самонадеянно? Впрочем, дед так противоречив, что покорность может лишь подтолкнуть его к большему давлению, зато на дерзость он выкажет негодование и на том успокоится, потерпит два месяца.

Всего два месяца… Их хватит, чтобы увидеть, на что способна Вэлэри, и понять, действительно ли можно создать нечто в противовес патентам Верховных.

«Верховные маги, как узлы в плетении, — сказал однажды отец. — Нельзя ни сдвинуть, ни погасить даже один, иначе Республику захлестнет война. Поэтому-то ван Саторы никогда и не входят в Совет: Портальный ключ дает нам слишком большое преимущество. Мы попросту разрушим равновесие.»

— Отец, я собираюсь погасить и подвинуть все узлы, до каких дотянусь, — вполголоса произнес Маркус. — Они пожалеют, что убили тебя.

Только бы его «клиентка» не наврала на счет Ордена и своих знаний и предложила что-то стоящее.

На мгновенье царапнула неприятная мысль, что Вэлэри даже не подозревает, в какую пропасть он ее тянет. Ведь, если получится нанести достаточно сильный удар, от Совета последует такой ответ, что их привычное существование рухнет в один миг. Им придется биться за свободу и, возможно, даже за саму жизнь.

Как бы не пришлось копать три могилы…

Отогнав видение трех темных провалов, окруженных комьями влажной земли (между прочим, его тело будет покоиться в семейном склепе!), Маркус положил перед собой второй лист — надо было написать матери.

Её вопросы о здоровье ничуть его не обманули. Мать всего лишь хочет знать, готов ли он выходить в свет, и самое главное, готов ли к помолвке. А значит…

'Светлого дня, мама!

Я еще не вполне оправился от ран.'

Нет! Маркус отбросил начатое письмо. Лгать, будто еще не здоров, бессмысленно. Наоборот, мать воспользуется этим, как поводом, чтобы вернуть его в столицу. И обещать, что он достанет денег, тоже бесполезно: пока не женат, никто не ссудит ему и золотого, а сколько еще штрафов они должны уплатить, мать знает лучше всех. Как ни крути, но все ведет к столице и помолвке. Шайсе! Будь в качестве невесты другая девушка, не из семьи Верховного мага…

Желчно усмехнувшись, Маркус взял новый лист и принялся быстро писать.

'Светлого дня, мама!

Прошу тебя потерпеть еще немного, я пока не готов увидеться с Мелани. Пробовал представить нашу с ней встречу, и в душе вскипает такая злость, что боюсь всё испортить. Мне нужно время успокоиться и привыкнуть к мысли, что невесту вы выбрали из ненавистного мне рода, поэтому не торопи.

Да, пошли слугу продать что-нибудь из старых украшений и навести целителя. Ты должна сиять ярче всего золота и каменьев.

С любовью, твой сын Маркус.'

Это письмо он перечитывать не стал. Не раздумывая ни секунды, заклинанием нагрел сургуч и решительно вдавил печатку.

* * *

На стол с грохотом опустился поднос.

— Чего загрустила? Или по патрону соскучилась?

Дилан… Лера безучастно посмотрела на приятеля. Мысли, мучившие ее после разговора с Маркусом, не желали отпускать так легко. Уже в который раз она прокручивала в голове сказанное и пыталась убедить себя, что поступила верно, ведь признайся она в своем пришествии с Земли, Маркус отказался бы открывать портал — рисковать он готов лишь ради мести. Да и кто бы подставил свою шею под топор ради чужачки?

Устроившись напротив Леры, Дилан озабоченно уточнил:

— Лэр Маркус ведь не придет?

— Нет, у него дела в городе.

Рыжик расслабился, но тут же зыркнул по сторонам и проворчал:

— Провалиться мне в пески! Знал бы, что предстоит, тоже нашел бы себе дела подальше отсюда.

— А что предстоит? — без интереса, только для поддержания беседы, спросила Лера

— Ты не слышала⁈ Игра! — Дилан навалился на стол грудью и, мотнув головой на выход, проворчал: — Глянь-ка! Первокурсников не выпускают. Мы, как мыши, набились в ведро с приманкой, а выбраться не можем.

У дверей столовой, действительно, стояли два второкурсника и повёртывали окончивших ужин перваков обратно. Лера встревожилась.

— Наверное, об этом предупреждал Маркус. Он говорил, что будут проверять на прочность наши «купола».

— Да? — Дилан поскреб макушку. — Сегодня ведь только выучили. Как там его… О! Вспомнил! «Lebanon!» Песка им в глотку! Не люблю игры. Опять быть пешкой у гребаных патрициев.

Рядом остановился Шоннери и с видом человека, который устал повторять одно и то же, сказал:

— Дилан, твой патрон не патриций, но у меня нет ни капли сомнений, что его вклад в испытание твоего купола будет максимальным.

Дилан фыркнул, но, не нашедшись с ответом, сунул в рот кусок печеной репы и принялся молча жевать. Чуть помедлив, Шоннери сел за их стол и, не глядя на Леру, спросил:

— Лэр Маркус разве не придет?

— У него дела, — повторила она и задумалась. А что Маркус посоветовал бы, узнав об игре?

Наверняка вздернул бы свою высокомерную бровь и усмехнулся бы, что все равно ей ничего не поможет. А после, этак мимоходом, бросил бы, чтоб она две порции съела.

Что ж, он человек опытный. Надо послушать. Придвинув поднос ближе, Лера, хоть и без особого энтузиазма, но принялась за еду.

Вскоре старшие скомандовали всем первакам идти на универсальную арену.

Завернув оставшиеся овощи (и даже противную репу) в лепешку, Лера припрятала её в сумку, а на недоумевающие взгляды Дилана и Шоннери, пояснила:

— Доем при случае. Да пребудет с нами сила!

* * *

— Ого! — воскликнул Дилан, когда они пришли на полигон. — Для нас и купол активировали и даже лед в каналах растопили!

Да уж, универсальная арена сильно отличалась от той, где тренировался Маркус. Если там уныло таращилась в небо голая выжженная земля, то здесь, под огромным защитным куполом, было тепло, праздничными фонариками горели светляки, а сам полигон имел форму прямоугольника, по трем сторонам которого в форме буквы «П» протянулись каналы с водой. По средней линии, меж ногами этой самой «П», возвышалась длинная, высотой по грудь насыпь из булыжников и песка.

Перваков выстроили спиной к воде, а старшие взобрались на насыпь и смотрели теперь на них сверху вниз, как на насекомых, недостойных даже в виде расплющенных мертвых телец прилипнуть к их подошвам.

— Внимание! — взял слово один из третьекурсников. Голос его, явно усиленный магией, разнесся над всем полигоном. — Сегодня у вас великий день. Вам наконец-то позволили заглянуть в шкатулку с тайными знаниями и сделать первый шаг к лучшему из миров! Этот день вы должны запомнить навсегда! Ну а мы скромно поможем.

При виде ехидных физиономий старших Лере вспомнились трое столичных отморозков и она с тревогой покосилась назад, на воду. От ее холодного мерцания по телу побежали мурашки.

— Мы проведем игру «Последний кролик», — продолжал «тамада». — Испытаем, насколько крепка ваша защита и сила духа. Правила просты: вы укрываетесь за куполами, как кролики в норках, а мы будем вас оттуда выбивать. Упавшие в воду сидят там до окончания игры. Но, конечно, если вы замерзнете так, что не сможете высидеть, то милости просим на берег. Мы вас обогреем.

Грянул хохот. Видимо, обогрев подразумевался такой, что лучше уж в воде зубами поклацать.

— Тот, кто продержится дольше всех, будет последним кроликом. Ему — почет и слава! И по окончании игры его провезет на себе вдоль полигона первый выбывший. Чтобы вы запомнили: сильный всегда наверху!

Лера перевела взгляд на однокурсников. Даже по сравнению с девушками она просто Дюймовочка! И слабее всех. Неужели ко всему прочему еще и придется тащить кого-то из этих дылд?

— Всего будет три тура и три пары «кроликов», которые порадуют нас финальным забегом. Да начнется игра!

Под самый купол взмыл салют из десятков фаейрболлов. Грохнуло, брызнуло искрами, и Лере с отчетливой ясностью представилось, как такие же снаряды грохают о ее защиту. Поежившись, она перевела взгляд на приятелей. Дилан был бледен, а Шоннери спокоен. Ну да, у первого резерв — пятьдесят единиц, у второго — семьдесят. Разница существенна.

А у нее двадцать… Блин…

Испытуемых поделили на три части: две мужских и одну девичью. Дилан и Шоннери попали в одну партию, с которой как раз и начали выяснять, кто там какой кролик.

Из-за спин сгрудившихся студентов Лера ничего не видела и, надеясь, что в суете ее не заметят, взобралась до середины насыпи.

Двадцать с лишним парней растянулись цепочкой вдоль канала на расстоянии в пару метров друг от друга. Лера перешла на магзрение и, оценив сияние идущих в рядочек аур, нахмурилась. Самыми слабыми выглядели две — у Дилана и еще одного парня из простых, Фидо. Значит, пятьдесят на пятьдесят, что Дилан вылетит первым.

Вдруг светляки над ареной потускнели. Стало темно. Лица людей превратились в белеющие овалы, зато ауры вспыхнули еще ярче.

— Посвящаемые, — снова взметнулся над полигоном зычный голос «тамады». — Ставьте купола. На счет пять мы приступаем! Один…

Над парнями, как лампочки в гигантской гирлянде, начали загораться голубоватые полусферы.

— Два…

На насыпи появилась цепочка из лазурных шариков. Судя по размеру и цвету это были упомянутые Маркусом «воздушные кулаки», — не огненные, уже спокойней.

— Три…

От волнения Лера прикусила костяшку пальца. Купола уже были над всеми, и только одно место чернело, как дырка в ослепительной голливудской улыбке, — третье с этого конца, там, где стоял Дилан.

— Четыре…

Почему рыжий не ставит защиту? Неужели заклинание забыл, дырявая голова⁈ Не выдержав, Лера приставила руки рупором и завопила:

— Lebanon! Lebanon!

— Пять! — торжествующе проорал «тамада», и в тот же миг над Диланом полыхнул купол.

Под свист и улюлюканье лазурные шарики медленно полетели вниз.

Сквозь не торопящиеся исчезать бледные росчерки двух плетений, которые возникли, когда она прокричала «Lebanon!», Лера напряженно следила, как «воздушный кулак» на мгновенье слился с куполом Дилана, а затем бесследно растаял. Порядок! Рыжий справился.

Первокурсники радостно завопили, но радость их длилась недолго: следующими вниз рванули «Кальциферы». Эти уже мчались вовсю. Секунда, и врезались в купола огненными молниями, взорвали тьму громом и ослепительными зарницами.

А там пошло-поехало! Залп за залпом, залп за залпом: «огонь», «воздух», «огонь»…

«Кролики» сидели в норках, в небе рассыпались фейверки, а кругом орали, кто ликующе, кто злорадно, кто испуганно. Лера же скандировала:

— Ди-лан, дер-жись!

Первым в воду свалился Фидо. Его купол исчез за мгновенье до того, как в него прилетел «воздушный кулак», и что интересно, на этот раз по всем ударили огненные снаряды, а воздушные прилетели только в Фидо и Дилана. Видимо, старшие были не на всю голову ушибленные, отслеживали, у кого силы иссякают, и таких не поджаривали.

Вторым предсказуемо выбили Дилана, а там уже купола гасли один за другим, парни с короткими вскриками, тонущими во всеобщем оре, валились в воду. Кто-то даже сам прыгал, не дожидаясь, пока его снесет ударом. А один беззащитный попытался уклониться, но его под дружный хохот просто смело воздушной волной.

Вскоре остался только Шоннери. Обстрел прекратился, над ареной вспыхнули светляки, заставляя с непривычки щуриться.

— Последний кролик выявлен! — возвестил «тамада». — Иди к нам. А вы, «утопленники», вылезайте.

«Утопленники» с готовностью ринулись на берег, но когда, сырые и дрожащие, они оказались наверху, на них вдруг обрушился неистовый ветер. До Леры не долетело ни дуновения, а там чуть не ураган бушевал. Парни отворачивались, закрывая лица руками, одежду их рвало резкими порывами, косы змеями вспархивали в воздухе…

Вакханалия длилась полминуты, не меньше, а затем все стихло. Высушенные «утопленники», еще не веря, что их испытание закончилось, топтались на месте и оглядывались.

— В сторону! — скомандовал им «тамада» — Вторая группа, становись! А ты, слабак, сюда иди. Будешь ждать финального забега, — «тамада» поманил пальцем Фидо.

Тот несчастно озираясь, двинулся к насыпи.

— Прыгай! — засмеялся кто-то. — Ты же кролик!

«Находку» подхватили, и глумливо закричали:

— Прыгай, кролик! Прыгай!

Фидо остановился, втянул голову в плечи, а потом… запрыгал. Неловко, дергано, с ноги на ногу. Теперь засмеялись даже многие первокурсники.

Сдерживая бешенство, Лера зашипела сквозь зубы. Вот же уроды!

— Гребаные патриции, — вяло откликнулся на ее мысли подошедший Дилан.

Лера мельком глянула на него. Глаза — круглые, очумелые, волосы — дыбом, рубашка и штаны — будто пожевал кто.

— А тебе ведь тоже придется… так, — Дилан подбородком указал на Фидо, который нелепо размахивая руками, уже запрыгивал на вершину насыпи.

— Да ни за что! — возмутилась Лера. — Я человек, а не кролик! А Фидо дурак, что послушался. И вообще, откуда такое неверие в меня? Я вот в тебя верила!

Дилан с признательностью посмотрел на нее.

— Спасибо. Мне как в башку ударило: всё вылетело. Думал, конец… А тут ты! Мелкая, а всех переорала…

Скоро построили вторую группу, светляки над ареной вновь потускнели, и началось повторное избиение младенцев.

Лера внимательно наблюдала за происходящим и пыталась найти хоть что-то, могущее помочь ей. Идею убирать купол между ударами и тем самым экономить силы пришлось отмести сразу: «огневики» и «воздушники» действовали слаженно, и вслед за первыми сразу палили вторые.

Единственный способ экономии, который приходил в голову, это использовать плоский щит. Но позволят ли, не посчитают ли за нарушение? Если позволят, то, возможно, крохотный шанс будет, а если нет, то без вариантов: она пролетает, как фанера над Парижем. Тут, как ни тужься, а первым выбывает слабейший. Вон и сейчас с интервалом в один удар с берега смахнуло троих парней, ауры которых были чуть бледнее, чем у прочих.

Нужна сила! Лера вытащила из сумки заначку и принялась мрачно жевать. Дилан покосился на нее, но ничего не сказал. Пожалел, наверное. Думает, что она сразу же продует. Все так думают. Даже она сама… А что, если сначала поставить купол и только после первого удара сменить его на щит? Авось, не станут игру прерывать, махнут рукой, мол, что с нее, слабачки, взять.

Лера оглянулась на старшекурсников. В полутьме, разрываемой всполохами заклинаний, словно стоп-кадрами мелькали полные азарта лица, вскинутые руки… Взгляд зацепился за единственную неподвижную фигуру. В белой рубашке, широкоплечий мужчина. Он стоял, вскинув голову и сложив руки на груди. Знакомая поза. Неужели Маркус? Закончил свои дела и пришел узнать, как его ученица справится?

Внезапно все разом завопили, засвистели — второй тур закончился. Светляки полыхнули во всю мощь, и Лера на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, загадочной фигуры уже не было.

«Утопленников» обдули, проигравший попрыгал на насыпь, а тамада прямо-таки мурлыкнул:

— Девушки, ваш выход.

* * *

Маркус отправил письма, поужинал в ресторане и вернулся в академию. Еще на подходе он увидел всполохи над полигоном — похоже, обещанное им Вэлэри испытание от старших было в самом разгаре.

Оставив теплую одежду в комнате и чуть поколебавшись, он все же отправился на полигон. Раз уж так совпало, то почему бы не присмотреться к своей клиентке. Оценить, как она держится и способна ли, вообще, учиться дальше.

Зайдя на насыпь, Маркус скептически оглядел творящееся внизу и нашел Вэлэри. Мелкая взобралась повыше и кажется что-то жевала. Занятно. Судя по аурам девушек, их еще не трогали — оставили на десерт. Это значит, Вэлэри не восстанавливает силы, а просто… ест? Она из тех, кто заедает тревогу? Да не похоже, слишком тоненькая.

Внезапно Вэлэри обернулась. На мгновенье показалось, что она заметила его, и хотя ничего странного не было в том, чтобы он наблюдал за игрой или даже участвовал в ней, однако почему-то захотелось скрыть свое присутствие, и, пользуясь начавшейся суматохой, Маркус смешался с толпой.

Вскоре один из его нынешних однокурсников, ван Роуник, масляно объявил:

— Девушки, ваш выход.

Шестеро первокурсниц робко просеменили на позиции. Вэлэри чуть замешкалась. Рыжий, как всегда ошивающийся рядом, забрал ее сумку и, похлопав по плечу, легонько толкнул вперед. Вокруг засмеялись. Несколько человек иронично глянули на Маркуса. Он же, сохраняя внешнюю невозмутимость, смотрел как Вэлэри с неестественно прямой спиной шагает на отведенное ей место. Померещилось вдруг, что она идет на казнь. Но что за глупость⁈ Это всего лишь игра, пусть и заведомо проигрышная.

Отбросив дурные мысли, Маркус полоснул взглядом по скалящимся физиономиям и шагнул вперед. Пускай все знают, что он не стыдится своей клиентки.

— Даже ставку не сделать, — проворчал кто-то сзади. — Сразу ясно, что ущербная вылетит первой, а останется та беленькая, что рядом с ней.

— Можно забиться на остальных, силы у всех почти равны.

— Не интересно.

Ван Роуник обернулся к говорившим и, кося хитрым глазом на Маркуса, вкрадчиво произнес:

— А вдруг вы ошибаетесь? Ведь лэр Маркус пришел посмотреть на свою клиентку, значит, не все так печально. Не так ли, лэр Маркус?

Студенты вокруг примолкли в ожидании ответа. Мысленно рассылая проклятия ван Роунику и собственной импульсивности, приведшей сюда, Маркус небрежно бросил:

— Сила — не главное.

— Неужели, — ван Роуник расплылся в насмешливой улыбке. — Так может ВЫ поставите на Дартс? Уж простите, имя ее не помню, но лепешки-дартс у всех на слуху…

— Вэлэри, — услужливо подсказал один из второкурсников. — Её зовут Вэлэри.

Ван Роуник ожег его свирепым взглядом, но тут же снова растекся липкой, надоедливой патокой:

— Ах, да, Вэлэри! Что означает сильная, здоровая.

Кто-то несмело хихикнул. Все-таки желающих посмеяться над наследником ван Саторов, даже опальным, не находилось. Один лишь ван Роуник, внук главы Альтийского отделения Магической безопасности, постоянно пытался уколоть.

— Ну так что, сделаете ставку, лэр Маркус?

Маркус усмехнулся, глядя на Вэлэри. Пока все девушки волновались, она доедала закрутку.

При виде его ухмылки самодовольство ван Роуника чуть поугасло. Он проследил за взглядом Маркуса и изумленно воскликнул:

— Эй, она на пикник пришла⁈

А Вэлэри, заметив возросшее внимание к своей персоне, с вызовом задрала подбородок. Вдруг глаза ее расширились: увидела его, Маркуса. Он едва заметно кивнул ей, и Вэлэри, забыв о двух сотнях свидетелей, криво улыбнулась и согнула руку с лепешкой в характерном жесте. Словно прикрылась щитом.

— Хорошо, я поставлю на свою клиентку. — Маркус припомнил, что после ужина и отправки писем у него должно остаться двадцать золотых. И больше в ближайшее время не предвидится ни медяка. — Десять монет на то, что она… не проиграет!

Студенты зашептались. Наверняка они и на верную-то победу ставили не больше пары золотых, а уж на такое недоразумение… Спустя пару секунд ставки против него посыпались, как зерно из дырявого мешка.

* * *

Лера торопливо дожевала и, проверяя голос, негромко пропела:

— А-а-а… О-о-о… У-у-у…

Произносить заклинание купола она собиралась в последний момент, так что никаких осечек быть не должно.

— Уже воешь? — презрительно глянула на нее Ленора, стоящая справа. — Представила, как косточки твои затрещат, когда меня понесешь?

Неразлучные подружки, Белла и Пинна, захихикали, а Лера удивленно моргнула (Ленора сама-то поняла, как подставилась?) и спросила:

— Ты такая тяжелая?

Ленора дернулась:

— Нет! Это ты такая дохлая!

— Ну-ну… — протянула Лера многозначительно и отвернулась.

Пха! Эти аристократочки ничего тяжелее пера и брюликов не держали и думают, что она такая же? Да она целый месяц ведра с водой тягала! Ленора, правда, поувесистей и, в отличие от ведер, молчать не будет — уж точно поиздевается вволю. Но кто сказал, что именно Лера её потащит? Ещё ничего не решено! Маркус пришел, кивнул одобрительно, а значит, верит, что шанс у нее есть. Поэтому и она поверит!

На насыпи царило какое-то оживление, но вот старшекурсники успокоились, и «тамада» объявил:

— Начинаем заключительный этап. В нем всего семь участниц, зато каждой из них мы уделим максимальное внимание.

Народ в предвкушении засмеялся, загомонил. Ну конечно, поглазеть на девушек в мокрых, облепивших тела платьях, — как заманчиво! Придурки озабоченные!

— Ставьте купола, красавицы! — «Тамада» остановил взгляд на Лере. — И некрасавица тоже… На счет «пять» к вам постучат «воздушные кулаки».

— Один…

Свет над полигоном померк. Лера перешла на магзрение.

— Два…

Справа загорелся купол Леноры.

— Три…

На насыпи, где выстроилась «расстрельная команда», один за другим вспыхнули семь «кулаков».

— Четыре…

— Lebanon! — выдохнула Лера. Голос чуть охрип, но заклинание сработало, и затейливые линии плетения проступили в полутьме.

— Пять!

Как и прежде, первые снаряды полетели медленно. Без лишней суеты она прицепила щуп к точке активации и подала поток. Есть! Купол накрыл ее за долгих три секунды до удара.

Теперь щит. Прервав поток и краем глаза отмечая, что с места уже сорвались огненные шары, Лера воскликнула:

— Palihe ataramedi!

Плетение… Щуп к точке, что чуть выше центра… Поток!

Она едва успела присесть за возникшим щитом: сердито прогудев, над головой пронесся файерболл и с шипением ворвался в воду.

Раздались удивленные возгласы, игра застопорилась. Лера убрала щит, чтобы зря не расходовать силы, и тогда только перевела дыхание. С опаской потрогала макушку — вроде волосы целы. Но, ядрен-батон, стрёмно-то как! А что если от купола Леноры отрикошетит и прямо в неё?

Покосившись на соседку и мельком встретившись с её круглыми глазами, Лера чуть подала назад. Теперь щит приходился на середину купола, и рикошета можно было не бояться, зато вода за спиной оказалась всего в полушаге. И леший его знает, что хуже.

Вдруг на насыпи загорелись семь лазурных снарядов. Игра продолжалась!

Лера спешно создала щит и укрылась за ним, сжавшись в комок.

Бах! С грохотом впечатался «воздушный кулак». Леру словно упругой невидимой подушкой шибануло, и она, не ожидавшая, что приложит с такой силой, не удержалась на корточках и села. В животе шевельнулась ледяная змея. Ну конечно! Бьют же сверху, с насыпи! А щит-то наклонный! Траектория удара оказалась перпендикулярна его плоскости, и потому снаряд не скользнул вверх, а именно что впечатался!

Бах! Файерболл взорвался перед самыми глазами, и снова толкнуло назад. Руки нащупали край каменной площадки. Еще один удар и всё! Вода!

Лера качнулась вперед и постаралась упереться понадежней. Не хватало бордюра. Да хоть какой-нибудь камешек бы торчал! Одна радость — вперед-назад щит сдвигался без дополнительных манипуляций, иначе она уже была бы «утопленницей».

Бах! «Воздушный кулак». Толчок.

Что же делать? Поставить щит вертикально? Но тогда снаряды будут соскальзывать вниз, прямо под ноги, и, детонируя там, могут подбросить его. Не вариант! Выше еще узел активации, но что он делает? Увеличивает наклон щита или, может, поднимает его над землей?

Ба-бах! Этот файерболл шарахнул с такой силой, что Леру оглушило и отбросило на самый край канала. Моргая и сглатывая, чтобы вернуть слух, она скакнула на исходную позицию.

Бах! Бах! Бах! Удар следовал за ударом. Ослепляя, оглушая, отбрасывая назад.

В конце концов, оставив бесполезные мысли, Лера сосредоточилась лишь на том, чтобы устоять. С каждым ударом наваливалась порция усталости, словно некая волшебная поварешка отчерпывала силы. Икры закололо от напряжения. Боясь, что их скрутит судорогой, Лера болезненными щипками попыталась чуть расслабить мышцы. Помогло, но немного и ненадолго.

Вдруг ей показалось, что среди взрывов и выкриков она расслышала всплеск, и тут же раздался дружный вопль студентов. Неужели есть первая проигравшая? Оглянувшись на черную воду, нашла взглядом светлое пятно. Вроде бы у Херты было светло-серое платье…

Бах! Очередной «кулак» врезался в щит, и тут же в лицо и грудь садануло чем-то тяжелым. Швырнуло назад, выбивая из легких воздух. Мелькнуло перед распахнутыми глазами звездное небо, а затем горячее, вспотевшее тело обожгло холодом и в рот хлынула вода.

* * *

Разливая горячий чай, Паблиус украдкой поглядывал на развалившегося в кресле напротив дэра Аттикуса ван Кливена. Для главы безопасности академии тот слишком философски-безразлично относился ко всем происшествиям, отчего предпочитал замять их нежели разбираться, а тем более докладывать выше. Такой подход, возможно, и был удобен для академии в целом, но именно сейчас Паблиусу требовалось прямо противоположное.

Они обсудили скорое тепло, пошутили над играми студентов, и Паблиус даже хотел налить им по второй чашке, но тут безопасник заметил, что лимоновое дерево, которое раньше стояло в кабинете куратора нравилось ему намного больше, чем нынешняя «невзрачная коряга».

Паблиус холодно улыбнулся. Тупой страж! Он даже не догадывается, что эта «коряга» стоит целых пять золотых, а когда на ней распустятся цветы, она перекочует в лабораторию и будет приносить по сотне в год!

— Дэр Аттикус, — решил перейти он к делу, — не буду отнимать ваше драгоценное время и спрошу прямо о том, ради чего, собственно, вас и пригласил.

Безопасник подобрался. Все благодушие с его лица слетело, а серебряные вставки на черной форме сверкнули, как любопытный глаз ворона.

— Я хотел обсудить с вами прошедший недавно бал, — продолжил Паблиус. — Вернее, один инцидент, привлекший всеобщее внимание. Это «Песня», которую лиа Вэлэри Дартс преподнесла лэру Маркусу ван Сатору. Вы уже доложили об этом в столицу?

Дэр Аттикус раздраженно дернул широкими плечами:

— По-вашему, им интересны глупые деревенские выдумки? Не о чем тут докладывать!

— Вот как? Выдумки, значит? — Паблиус неспешно развернул свиток с текстом, который принес ему один из студентов-информаторов, и пробежался по нему взглядом. — Но лично мне то, что прочла Дартс, не показалось глупой выдумкой. Разве не видится в образе Сокола намек на казненного дэра Луция ван Сатора? Тем более, учитывая, что «Песня» предназначалась его сыну… И все бы ничего, если бы смерть птицы подали как нечто непоправимое, болезненное и безнадежное. Но что мы видим здесь? «Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!» К свободе! Каково, а? Или это… «Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо… Ты не увидишь его так близко!.. Ох ты, бедняга!» Умирающий Сокол жалеет Ужа? И если Сокол — это Луций ван Сатор, то кто, по-вашему, Уж?

Не дожидавшись ответа от набычившегося безопасника, Паблиус уверенно произнес:

— Те, против кого пошел Луций! Совет! Совет, Сенат и, вообще, все маги. Все наше общество. Нас сравнили со змеёй — причем со змеёй даже не ядовитой! — которая лежит в темном, сыром ущелье и вполне довольна таким существованием. «Рожденный ползать — летать не может»… Что это? Насмешка, презрение? И вы говорите, что не о чем докладывать?

— Бегать за каждым дураком, что плюет в реку, — ноги сотрешь, — упрямо мотнул головой дэр Аттикус. — Подождите еще немного. Скоро все забудут, о чем там говорила эта немощная, и в памяти останется лишь то, что птичка сдохла, а змееныш живет припеваючи.

Паблиус побарабанил пальцами, унимая злость.

— То есть вы уверены, что «Песня» канет, как камень брошенный в воду?

— Точно! Уйдет на самое дно.

— А как быть с кругами, что разойдутся во все стороны? Я про то, что многие студенты уже обзавелись личными экземплярами текста и забывать ничего не собираются.

— Ну а от меня-то вы что хотите⁈ — вспылил дэр Аттикус. — Ах да! Доложить в столицу! — Он усмехнулся, снисходительно, будто разговаривал с новичком, поступившим под его начало. — Знаете, к чему это приведет? Нам прикажут разобраться. И нам придется разбираться: запрещать, уничтожать, вести беседы со всеми и каждым… В итоге тут не круги пойдут, а такая волна подымется! Вы же столько лет с этими лоботрясами молодыми возитесь, неужели так и не поняли, что своими запретами лишь раззадорите их? Говорю вам, лучше переждать.

— Хорошо, я понял! — вскинул руки Паблиус. Спорить с упрямцем, что воду толочь. — Докладывать или нет — дело ваше, но хотя бы присмотритесь к той, что бросила этот проклятый камень. Вдруг у нее за пазухой булыжник поувесистей.

Безопасник хохотнул, но увидев, что Паблиус серьезен, недовольно спросил:

— Не слишком ли много ожиданий от простой первокурсницы?

— Будь она так проста, не отказалась бы от денег, что предлагали хлебопеки. Так я рассчитываю на вас?

— Ладно, присмотрюсь, — нехотя проворчал дэр Аттикус и поднялся.

Когда он ушел, Паблиус заварил себе пустырника и, вдыхая горьковатый аромат, вполголоса произнес:

— Ничего, и от спящего медведя бывает польза. Главное, вовремя его разбудить.

Загрузка...