Она пришла с Земли. Клиентка

Глава 15 Да здравствует Академия!

Квестор дэр Овидус ван Норм прибыл в Альтийскую академию магии без предупреждения, с одним лишь помощником и ровно в семь часов утра.

— Как думаешь, зачем так рано? — спросил он помощника, когда они только выехали из Альтии.

Секунду помедлив, тот сверкнул задорной улыбкой и уверенно заявил:

— Чтобы угадать на завтрак!

Овидус довольно кивнул. Все же не промахнулся он с выбором юноши, из которого собрался воспитать себе преемника. Хотя Колин всего пару месяцев как получил сертификат мага и по молодости часто бывал излишне категоричен и импульсивен, однако сообразительность его многое окупала.

А Колин заметив одобрение наставника, добавил:

— Пока все завтракают, мы сможем без помех осмотреться.

Овидус от досады стукнул тростью по полу.

— Нет, Колин! Пока все завтракают, мы не будем рыскать по пустым аудиториям или комнатам — уж не знаю, где ты там хотел осматриваться, — а наведаемся как раз-таки в студенческую столовую и посмотрим, что подают… Давай-ка, протяни цепочку от еды до нашей миссии. Да не разочаруй!

На этот раз Колин думал чуть дольше. Наконец, неторопливо, словно нащупывая в темноте путь, принялся рассуждать:

— Каждый год Альтийской академии урезают средства, значит кормить должны скудно и, вероятно, продукты закупают не свежие. Если так, студенты должны быть недовольны и раздражены… Закрытие академии может стать той иглой, что вскроет нарыв. Они взбунтуются… Выходит, мы здесь для того, чтобы направить злость по нужному нам руслу. Чтобы она… смыла академию?

— Словоблуд, — буркнул Овидус. — Но все верно. Плохая еда на руку нам. Когда человек зол, им легко управлять. Если мы «посочувствуем» бедственному положению студентов и пообещаем перевод в другие академии, то возмущаться они не станут. А то и вовсе захотят ускорить события.

— Но переведут же не всех! Только малую часть.

— Об этом умолчим. — Овидус бросил на помощника предостерегающий взгляд. — Пусть считают, что шанс есть у каждого. Запомни, Колин: надежда — наше вернейшее оружие. Пока у человека есть надежда, он бездействует.

Колин в сомнении нахмурился.

— А что потом? Когда всё разрешится…

— «Потом» нас не касается, — сухо отрезал Овидус. — Наша задача — выполнить поручение Верховного Совета. А потом пускай шумят у запертых ворот или жалуются в сенат — это уже ни на что не повлияет.

Недоверчивый, исподлобья, взгляд помощника напомнил Овидусу его самого. Когда-то, почти семь десятков лет назад, он был таким же наивным юнцом, и ему так же многое в словах наставника казалось жестоким.

— Со временем поймешь, — проворчал он, отбрасывая воспоминания. — Итак, вторая причина, почему я хочу отвести тебя в столовую, то, что там собираются студенты со всех курсов и всех стихий. Как правило, если большая группа людей разбита на подгруппы, то разногласия меж ними видны с первого взгляда. Так что присматривайся к лицам и жестам, слушай, как говорят, — улавливай общее настроение… Ну и наконец, повара и прочий кухонный люд. От них тоже можно многое узнать. В первую очередь надо выявить тех, кто благотворно влияет на сообщество, и либо сделать их союзниками, либо избавиться.

— Как избавиться?

Округлившиеся глаза и рот придали лицу Колина совсем детское выражение, и Овидус раздраженно ударил помощника тростью по голени.

— Не выдумывай лишнего! Чтобы избавиться от неугодного, достаточно отослать его подальше, дать невыполнимое поручение или создать ему проблему. Для человека личное всегда важнее общественного! Разве ты, когда теряешь дом, будешь сражаться за академию?

Ответить Колин не успел, потому что карета остановилась у ворот академии.

На входе Овидус предъявил печать квестора. Торопливо поклонившись, привратник открыл, а когда они вошли, за их спинами метнулся вдоль стены, куда-то за кустарник. Судя по удаляющемуся топоту, побежал он в сторону преподавательского сектора.

Овидус, не медля, двинулся к цели.

Вскоре они миновали аллею, площадь перед административным зданием и вышли к столовой. Кроме пары садовников никого не встретили, а негромкий шорох кожаных подошв да постукивание трости по камням были единственными звуками, вплетающимися в шелест листьев и пение птиц.

— Ни одного студента! — воскликнул Колин. — Десять из десяти, что и в столовой никого! Нас ждет только желчный от скуки повар, вонючая похлебка и липкие столы.

Овидус невольно поморщился.

— Столь живое воображение когда-нибудь уведет тебя на путь бродячего актера… Откуда такой вывод?

— Я исхожу из факта безлюдности! — Колин повел рукой: — Где голодные студенты, стекающиеся к вратам, за которыми их ждет сытная, вкусная еда? Их нет! Полагаю, одни променяли безрадостный завтрак на сладкий утренний сон, а вторые пробавляются собственными запасами.

Принюхавшись, Овидус насмешливо фыркнул:

— Факт безлюдности, надо же!

— Но ведь правда, как в брошенном городе, — заупрямился Колин. — Я был раз в одном… Там, конечно, песок и пыль, а тут зелень и фонтаны бьют…

— Десять из десяти, говоришь? — перебил его Овидус. — Кажется, в ставках ты не силен. — Он опять потянул носом. — Чувствуешь запах?

— Запах?

Колин шумно вдохнул, и глаза его удивленно расширились.

До столовой оставалось локтей двадцать, и воздух явственно пах свежей выпечкой. Острый кадык на шее помощника судорожно дернулся.

Овидус бросил на него недовольный взгляд:

— Не завтракал?

— Проспал, — Колин виновато потупился и снова сглотнул.

В обеденном зале аромат стал сильнее, осязаемей, плотней. Казалось можно насытиться лишь им одним.

Овидус остановился в дверях и огляделся. Переполненные столики, мирный гул голосов, хорошая еда — всё указывало на достаток.

— Я ошибся, — пробормотал Колин.

— Ошибаться не страшно, — отстраненно заметил Овидус. — Куда страшнее не признавать своих ошибок… Идем на кухню.

Кухня блестела и сверкала, и даже лицо повара-толстяка, который поспешил навстречу чужакам, лоснилось, будто намазанное жиром.

Не дожидаясь вопросов, Овидус представился и в ответ на настороженный взгляд сразу пояснил:

— Ничего особенного, плановая проверка.

Настороженность сменилась льстивой улыбкой, и повар, кланяясь, зачастил:

— Конечно, прошу извинить за встречу… Меня не предупредили. Что изволите посмотреть?

Овидус заглянул в чан с опарой, перебросился парой слов с каждым из трех помощников повара, оценил насыщенный цвет компота, томящегося на грей-камне, и напоследок заглянул в холодящий шкаф, что тянулся вдоль одной из стен. Полки в шкафу ломились от подносов с закусками.

— Это для праздничного ужина, — поспешил уведомить повар. — Всё на личные средства дэра Аарона! Сегодня его день рождения…

Про торжество в честь шестидесятилетия ректора Овидус знал. Как знал и то, что студентов сегодня освободили от занятий. Так может, причина царящего вокруг благолепия именно в этом?

— Завтрак тоже праздничный? — поинтересовался он в надежде подтвердить свои подозрения.

Однако надежда его не оправдалась.

— Завтрак обычный, — ответил повар с небрежностью, за которой явно скрывалась гордость. — Желаете попробовать?

Овидус покосился на стоявшего рядом Колина. Тот старательно держал маску невозмутимости, но голодный блеск в глазах выдавал с головой.

Мысленно вздохнув (сам-то он плотно поел всего час назад), Овидус с важностью кивнул:

— Конечно, попробуем. Иначе проверка будет не полной.

Повар усадил их за стол тут же, на кухне, и окликнул одного из работников:

— Син Петрий, лепешку-дартс для уважаемого квестора и его помощника!

Вдумчиво прожевав кусочек горячей лепешки, Овидус взглянул на переминающегося в ожидании повара:

— Признаться, я удивлен. В столице о вашей академии весьма не лестное мнение, но, судя по еде, о студентах здесь заботятся и денег на их нужды Республика выделяет… — Тут Овидус сделал паузу. Хотел сказать «достаточно», но в последний момент решил «качнуть лодку» сильнее. — … довольно много. В таком случае важно не переусердствовать. Как говорится, обильная пища притупляет ум.

С каждым словом лоснящееся лицо повара все сильнее бледнело, а под конец вдруг резко налилось краснотой.

— Денег⁈ Довольно много⁈ — воскликнул он, когда Овидус замолчал. — Уважаемый квестор, вкусная еда — это лишь моя заслуга! Только благодаря моему опыту и старанию студенты едят хлеб, а не старые бобы!

— Вот как? — Овидусу даже не пришлось изображать внимание, его и в самом деле интересовало несоответствие того, что он видел, с изученными перед приездом финансовыми отчетами.

— Мне выдают сущие гроши! Их хватает только на побитое жучком зерно! К тому же и оно сейчас подорожало… Но я ведь не могу кормить будущих магов кашей с жуками! Я нашел способ готовить вкусно и дешево. К примеру, вот эта лепешка… Я отказался от дорогого теста на винных дрожжах или масле и готовлю на закваске! — Повар осекся и, чуть помешкав, спросил: — О ней в столице уже знают?

Овидус впервые слышал о «закваске» и, сделав мысленную пометку выяснить подробности, неопределенно качнул головой. На лице повара мелькнула тень досады.

Колин, все это время молча и по мнению Овидуса излишне торопливо жующий, взял с тарелки последний кусок лепешки. Оглядел его с каким-то сожалением и поднял глаза на повара:

— Очень вкусно и необычно. Студентам повезло с вами.

Повар оживился.

— Еще порцию?

Он снова угодливо улыбался, но Овидус заметил, как руки его, сложенные на животе, беспокойно теребили фартук. Было похоже, что повар уже пожалел о своей несдержанности.

Колин почти расправился со второй лепешкой, когда на кухне появился секретарь ректора. Уведомив, что дэр Аарон ожидает гостей у себя, секретарь застыл в полупоклоне. Казалось, он собирался стоять так, пока квестор не последует за ним, однако Овидус продолжал сидеть и поднялся, лишь когда Колин доел.

Помимо ректора в его кабинете находились глава безопасности и четверо деканов. Эти четверо были сейчас лишними, и когда с традициями и поздравлением покончили, Овидус невозмутимо объявил, что встретится с ними позднее. «Стихийники» откланялись.

Не дожидаясь приглашения, Овидус расположился в одном из кресел, что стояли по обе стороны длинного стола по центру помещения. Колин уселся рядом, ректор и безопасник — напротив. Лица последних недвусмысленно выражали вопрос, но Овидус жестом попросил их молчать и, пока Колин активировал сферу тишины, осмотрелся.

Кабинет ничем не выделялся из сотен таких же, виденных квестором за время службы: в меру просторный, с массивным письменным столом напротив окна; портреты на стенах, растения в кадках; высокий, до потолка шкаф с книгами, которые, судя по идеальному состоянию, никто не читает; тяжелая, с богатой резьбой мебель была когда-то весьма дорога, но сейчас выглядела так, будто стоит тут с самого основания академии. Из нового только пушистый ковер на полу.

Овидус встал. Не обращая внимания на напрягшегося хозяина кабинета, подошел к загнувшемуся уголку ковра и тростью выправил его.

— Готово, — негромко сказал Колин.

Овидус окинул магзрением голубоватый купол сферы тишины и, вернувшись за стол, внимательно посмотрел на ректора:

— Дэр Аарон, у меня для вас еще один подарок.

— Еще один?

— Да, это особый подарок. Должность ректора Варнской академии.

Дэр Аарон подавился воздухом. Толстые, яркие губы его изумленно приоткрылись.

— Правда, займете вы ее через год, когда освободится место. — Овидус слегка усмехнулся: — Наверняка думали, что о вас забыли, похоронили в Альтии, не так ли? А вас, вот, не забыли. Мало кто смог бы четверть века служить в академии, куда отправляют самых слабых одаренных, однако вы не сдались и упорно продолжаете взращивать из них магов. Так что, сам дэр Дариус ван Тусен распорядился о вашем назначении в Варн.

— Б-благодарю, — с запинкой выдохнул ректор, и наконец, опомнившись, встал и глубоко поклонился. — Я оправдаю доверие консула! И ваше!

— Не сомневаюсь, — благосклонно кивнул Овидус и перевел взгляд на безопасника. Тот подобрался. Массивное тело его подалось вперед, словно перед прыжком.

— Дэр Аттикус, ваша безупречная служба также достойна награды. Вас через год ждет перевод в столицу и повышение. Кроме того, насколько мне известно детей у вас нет, но есть племянник, подающий большие надежды как маг-артефактник. Я прав?

— Ну, надежды не такие уж большие… — пробормотал безопасник, задумчиво нахмурясь.

— Не важно. Если он столь же ответственен, как вы, я посодействую его устройству в гильдию. В любую, какую он пожелает.

Легко и бесшумно поднявшись, безопасник склонил голову:

— Рад служить на благо Республики!

— Что ж, рад, что вы рады… Теперь к делу. — Овидус в упор посмотрел на магов. — Довожу до вашего сведения, что к следующему учебному году Альтийская академия перестанет существовать.

В первое мгновение оба его собеседника оцепенели. Овидус дал им немного времени на осознание новости и тогда только продолжил:

— Верховный Совет поставил перед всеми ведомствами задачу: сократить расходы, сохранив при этом продуктивность. А поскольку Альтийская академия выпускает лишь слабых магов, но при этом на их обучение и содержание требуется столько же денег, как и на сильных одаренных, то Министерство образования приняло решение о ее закрытии. Так расходы уменьшатся, а продуктивность магического сообщества в целом — ничуть.

— Наверное, так и есть, — пробормотал ректор. Выудив из рукава кружевной платок, он промокнул лоб и щеки и, разглядывая влажные пятна на ткани, спросил: — Что требуется от нас?

Овидус улыбнулся:

— Приятно иметь дело с понимающими людьми… Процедуру закрытия я подготовлю сам. От вас надо лишь полное содействие, доступ ко всем документам и… молчание. Объявление сделаем после праздника урожая, а пока знать о предстоящем должны только вы двое. Дэр Аттикус, ваша задача не дать просочиться ни единому слуху. Чтобы никакой паники, возмущений и волнений — инциденты нам ни к чему.

— Инциденты? — насторожился безопасник.

— Вы же не думаете, что всех студентов переведут в другие академии? — Овидус пристально оглядел магов. — Шанс будет только у тех, чья сила равна или превышает пятьдесят пять единиц.

— Но у нас половина студентов слабее! — дэр Аарон снова утер лоб.

— Знаю, — кивнул Овидус. — Кроме того, те, кто посильней, тоже не все пройдут. Сначала им предстоят довольно жесткие испытания.

— А что с остальными?

— Вы имеете в виду студентов, оказавшихся негодными? — уточнил Овидус. — Это их проблема. Могут податься в сины, а могут навсегда забыть о магии.

Ректор с безопасником переглянулись.

— Забыть о магии? — обескураженно повторил дэр Аарон. — Бывает лабиринт не пройдут и кончают с собой. А тут… Ладно еще первый курс… А второй, третий? Это же как руки лишиться!

— Обеих, — едва слышно добавил безопасник.

Овидус поднялся и прошел к окну. По двору уже сновали студенты, издалека доносились разговоры и смех.

— Согласен, это будет тяжело, — медленно произнес Овидус. — Именно поэтому я и здесь.

Обернувшись, он обвел взглядом присутствующих. Безопасник морщил лоб, словно уже просчитывая будущие шаги. Ректор, не переставая, утирался платком и выглядел больше озабоченным, чем удрученным. Хорошо. Но что с Колином? Его опущенные уголки рта и поникшие плечи Овидусу совершенно не понравились.

Квестор щелкнул пальцами, привлекая внимание.

— Мыслите шире! Из-за переселенцев и неурожаев в последние годы ситуация усложнилась, люди недовольны. И кстати, многие недовольны именно магами. Так что закрытие академии благотворно повлияет на обстановку в Республике. Что же касается студентов… Во-первых, самым способным мы даем возможность учиться в более престижных академиях. А во-вторых, грядут изменения в законах о синах, и скоро даже отпрыскам магов, тем, что не повезло с силой, не зазорно будет получить статус сина. Поэтому не переживайте. Бывшие альтийские студенты даже без сертификата мага будут уважаемыми членами общества.

— Хорошо… — произнес ректор. Скомкав платок, он затолкал его обратно в рукав, отчего на рукаве образовался заметный бугор, и твердо повторил: — Хорошо! Мы сделаем всё, ради процветания Республики. Можете на нас положиться!

Дэр Аттикус согласно склонил голову и приложил кулак к груди.

Они обсудили еще некоторые нюансы взаимодействия, а напоследок ректор выразил надежду, что вечером квестор окажет честь своим присутствием на праздничном концерте, и с сомнением добавил:

— Это, конечно, не столичный театр… Всего лишь студенты…

Но Овидус только благодушно усмехнулся:

— Театр уже давно меня не удивляет, а вот молодежь бывает непредсказуема. Так что приду. С удовольствием.

Лера молча смотрелась в зеркало. Концерт уже начался, а она все не могла принять решение: в форме идти или в платье, купленном для выступления.

Платье было чудесным: нежно-сиреневое, расшитое бисером, легкая струящаяся ткань мягко очерчивала грудь и бедра, бережно охватывала талию, и та казалась совсем тоненькой — Лера никогда еще не носила такое.

Слишком красивое.

Не для ее уродливых шрамов.

Взяв форменное платье, она приложила его поверх нарядного. Тоже ничего, благо клиентке самого лэра Маркуса ван Сатора кастелянша вместо обгорелого выдала новое, с иголочки. Может, все-таки его? И привычней, и выглядит попроще — контраст с рубцами не так силен. Вроде бы…

Но велели нарядиться! В форме она окажется «белой вороной»!

Может, правы были Фидо и Ортвин насчет вуали?

От этой мысли настроение совсем пропало. Бросив форму на кровать, Лера подошла к окну и распахнула створки.

В комнату ворвался прохладный, пахнущий талым снегом и землей ветерок. На горизонте розовым горели облака. Как быстро свечерело.

Наверное, четвертый курс уже заканчивает…

Вообще-то, сейчас должны были петь перваки, но из-за приезда какого-то столичного пижонистого старика всю программу срочно изменили и в начало поставили старших. Насколько слышала Лера, у тех целая постановка с магическими трюками, так что маневры начальства понятны: перед важным гостем надо хвост распушить, а песни-пляски младших и под закусь сойдут.

Их пятую группу лэр Фэстус поставил и вовсе последней. На репетиции послушал и заявил, что «гимн» станет «достойным завершением» концерта. Это успокаивало: вряд ли под конец кто-то будет смотреть на сцену. Еще успокаивало, что группы по десять человек — так казалось, что внимания каждому в десять раз меньше.

Но все равно стремно.

Казалось бы уже выходила одна, да еще и к Маркусу в клиентки просилась — повторно! перед всеми! — но почему-то легче от этой мысли не становилось. Тогда, вообще, было странное состояние, отчаянное. Тогда важно было лишь мнение Маркуса, его решение, а зрители шли фоном.

Сейчас же фон распадался на сотни лиц, готовых оценить, раскритиковать, освистать…

Разбегайся, народ! Уродина идет!

Лера закрыла окно. В стекле криво улыбнулось прозрачное отражение:

— Размечталась, мелкая… Никто тебя и не заметит, так что, кончай любоваться — иди уже!

Ортвин расслабленно подпирал стену аудитории, выделенной первокурсникам для подготовки к выступлению, и наблюдал за царившей вокруг суетой.

Отыскав взглядом «свою» группу, недовольно дернул уголком рта: Вэлэри до сих пор не было.

Как же раздражает эта Дартс! То опаздывает, то вовсе не приходит, крутится около ван Сатора, но о чем говорят — неизвестно. И рыжий не в курсе. Единственное, о чем удалось доложить дэру Аттикусу, так это о студенческом гимне, который она предложила, но ничего подозрительного дэр Аттикус в гимне не усмотрел и, наоборот, читая его, одобрительно кивал.

А затем расспрашивал о лэре Маркусе… Похоже на то, что безопасника интересует вовсе не Дартс, а ее патрон. Любопытно…

— А вот и лучший голос «Одного золотого»!

Напротив остановилась компания во главе с Юлиусом ван Цейлом.

— Что-то ты не весел. — Юлиус с наигранным сочувствием поцокал языком. — Неужели наконец-то понял, как прогадал? Все внимание! — он повысил голос и оглянулся на однокурсников. — Давайте постараемся не мусорить, всё же убираться будет наш товарищ… Кстати, Ортвин, если ты жалеешь, что так опрометчиво сделал ставку, то я буду великодушен и забуду о ней.

Ортвин ухмыльнулся:

— Ты прав, жалею… — и глядя, как удивленно вытянулось лицо Юлиуса, добавил: — Надо было больше ставить.

Ван Цейл зло сверкнул глазами:

— Так еще не поздно, давай поднимем.

Вскоре на сцену прошел четвертый курс, и все отправились в зал смотреть на их выступление. Ортвин же решил оставшееся время провести в одиночестве и тишине.

Аудиторию он выбрал подальше. Тянущиеся вдоль стен стеллажи с разнообразными камнями и большими ящикам с землей и песком указывали, что попал он в одну из лабораторий «земельников».

Что ж, камни — хорошие соседи. Всегда молчат.

Однако, не успел Ортвин толком осмотреться, как в комнату ввалилась вся пятая группа. Ну, почти вся…

— Дартс репетировала меньше всех и опять ее нет, — громко возмущался Фидо. — Вот увидите, она всех нас подведет! Опозорит перед столькими гостями!

— Главное, ты петуха не дай, — не менее возмущенно отозвался Дилан. — Вэлэри со всем справлялась и тут справится!

— Защитник нашелся! Между прочим Ортвин может пять золотых потерять!

— А его никто не заставлял ставку поднимать!

— Ха! Да при виде мерзкой ухмылки ван Цейла я бы все свое имущество на кон поставил! Ортвин, ты правильно сделал. Можешь на нас положиться! Вот только Дартс…

— Вы зачем пришли? — перебил спорщиков Ортвин.

— В смысле? — удивился Фидо. — Ты пришёл, и мы пришли… Мы же «Один золотой»! Или уже «Пять»?.. Ай, все равно! Давайте еще порепетируем, мы должны быть лучшими!

— Это лучшее выступление, что я видела в своей жизни, — протянула Пинна, не отрывая глаз от сцены, где третьекурсники разыгрывали историческую битву между магами.

Это был тот самый решающий бой, когда небольшое войско сильнейших одаренных разгромило полчище слабых магов и бездарных. После те бежали за горный хребет и образовали там Империю, а оставшиеся здесь создали Республику.

— Жалко, лэр Маркус не участвует, — отозвалась Белла. — Мне кажется, он мог бы и один выйти против всех.

Ленора скептически глянула на подруг:

— Ну конечно! Наследник ван Саторов — на сцене «отстойника»! Да еще и с копьем и в этих старинных доспехах…

— Ах, как бы он был хорош! — Пинна облизнулась, словно при виде любимых пирожных. — Эти обнаженные колени, мускулистые голени и бедра… Почему сейчас не одеваются так на дуэли? Я бы ни одной не пропустила!

Белла с Ленорой прыснули от смеха, но охотно отправились с Пинной за кулисы, когда по окончании «битвы» та подхватила их под локти, решив, что «надо всё рассмотреть вблизи».

Впрочем, «рассмотреть вблизи» не получилось — коридор заполонили старшекурсницы, встречающие и «победителей» и «побежденных», да еще и второй курс тут же готовился к выходу. В итоге Ленору с подругами оттеснили в угол. Там они и простояли, вытягивая шеи, пока толпа не схлынула.

Они остались втроем в опустевшем коридоре. О минувшей давке напоминали только чья-то лента на полу да забытье копье одного из «легионеров».

— А нас после выступления так не будут встречать, — Пинна капризно надула губы.

— Хочешь так же? — Белла хихикнула. — Тогда нужны обнаженные колени.

Пинна пихнула подругу в бок и досадливо пнула валяющееся копье. Копье чуть сдвинулось в сторону, зато Пинна взвизгнула и запрыгала на одной ноге.

— Ай! Мерзкая палка! Почему она такая тяжелая⁈

Белла с Ленорой переглянулись и дружно вздохнули.

Они заглянули в аудиторию, где до этого были все первокурсники, но никто еще не вернулся. Пинна дохромала до ступеней и принялась ощупывать ногу.

— А видели, как пятая группа ушла за Ортвином? — спросила Белла и поежилась, словно от холода. — Наверняка опять репетировать. Они все свободное время занимались и так уверены в себе… Как думаете, проиграют или нет?

— Конечно, проиграют! — Пинна с опаской согнула пальцы и прислушалась к ощущениям. — Кажется, в порядке… Да пускай они даже сутками поют, все равно им до нас далеко… Кстати, Ленора, а Шоннери ведь с рыжим живет. Может, знает, что они исполнят?

Ленора мысленно поморщилась. Подругам она не рассказывала, но ван Терон в последнее время стал задумчив и больше молчал, чем говорил.

— Не знает он. Упомянул только, что мелодия незнакомая и ему понравилась.

— Понравилась? — занервничала Белла. — Это плохо. Это очень-очень плохо… И зачем мы выбрали гимн Ордалена? Он такой нудный! Вдруг проиграем… Я не смогу мыть полы, как служанка!

Пинна озадаченно заморгала. Они с Беллой были в одной группе, и слова подруги встревожили ее.

— Надо было Дартс в комнате запереть, — продолжала стенать Белла. — Тогда бы лэр Фэстус присудил им последнее место, а остальные просто возненавидели бы «лепешку».

Ленора, до этого разглядывающая полировку на ногтях, вскинула голову и внимательно посмотрела на Беллу.

А та обхватила себя руками, прошлась вперед-назад и сердито воскликнула:

— Да где же все⁈ Почему никого нет?

Ленора задумчиво повторила:

— Никого нет… — Потом глянула на Пинну и с равнодушным видом бросила: — Так в зале сейчас еду выставляют. Все там.

Пинна подскочила, забыв об ушибленной ноге.

— Ай! Чтоб её! А мы-то чего сидим? Обещали же суфле абрикосовое! Бежим скорее, пока второй курс выступает!

Ленора вернулась к разглядыванию ногтей.

— Вы идите, я тут подожду. Не хочу, чтобы какой-нибудь недотепа испачкал мне платье.

— Что платье? — Пинна торопливо ковыляла к двери. — Вот если прямо на сцене живот запоет…

— А я попью, — направилась следом Белла. — В горле совсем пересохло.

Когда шаги и голоса подруг стихли, Ленора вышла в коридор и подняла копье. Действительно, тяжелое. Древко крепкое и толстое, даже пальцы не смыкаются. Такое сломать не просто.

«Надо было Дартс в комнате запереть.»

Двери тут везде одинаковые: двустворчатые, с двумя большими медными ручками — так и манят, чтобы их заперли снаружи. И если пятая группа в одной из аудиторий…

«Остальные просто возненавидели бы „лепешку“.»

Еще раз бросив взгляд по сторонам и прислушавшись, Ленора поспешила в ту сторону, куда ушла пятая группа.

После двух поворотов и множества пустых аудиторий, она в сомнении остановилась. Вряд ли Ортвин со своими подопечными так далеко забрался. Да и тихо вокруг… Будь они поблизости, она уже услышала бы — один Фидо гомонит, как стая чаек, а уж когда таких Фидо почти десяток…

Взгляд упал на слегка приоткрытую дверь. Ладно, еще здесь проверить и возвращаться.

Поудобней перехватив копье, от тяжести которого, казалось, руки вытянулись до колен, Ленора направилась к аудитории. Не ожидая кого-то увидеть, она хотела уже распахнуть створку, но в последний миг замерла. Внутри почудилось движение.

Сердце забилось пойманной птицей. Они здесь! Не дыша, Ленора заглянула в щель.

Парни молча стояли, выстроившись в два ряда. Впрочем, нет, не молча. Они пели! Синхронно раскрывали рты, а в магзрении отчетливо виделся голубоватый купол. Сферу тишины активировали… Ленора беззвучно фыркнула. Надо же! Развели тайны! Они, что, правда надеются кого-то удивить своей песней?

И Дартс не видать. Трусиха! Боится показать ректору и гостям свое уродство и бездарное пение.

Впрочем, так даже лучше. Если вся группа, кроме Дартс, будет заперта и не сможет выступить, то парни выместят злость именно на ущербной. Может, и рыжий отвернется от подружки.

Бесшумно прикрыв дверь, Ленора просунула копье наискось через обе ручки. Пришлось приложить небольшое усилие, но копье легло просто идеально — волос не продеть.

Напоследок подергав за ручку и убедившись в надежности запора, Ленора довольно улыбнулась. Вот и всё!

Заодно и Ортвин получит по заслугам. Пускай помнит, что каждый должен быть на своем месте.

Ортвин убрал сферу тишины.

— Хватит, поберегите силы для выступления. Уже скоро!

Волнение нарастало с каждой минутой и, отгоняя его, Ортвин сосредоточился на мысли о победе. Проиграть нельзя! Невозможно! Юлиус раздул из мухи слона и уже готов втоптать проигравшего в грязь.

Впрочем, это не так важно. В первую очередь победа нужна, чтобы показать себя перед дэром Аттикусом. Чтобы тот увидел, что Ортвин способен на большее, нежели следить за однокурсницей или быть простым стражем.

Лишь бы парни не подвели: трясутся, будто впервые на сцену выйдут. Хотя… Ортвин мрачно оглядел одногруппников, разбредшихся по лаборатории. Дети ремесленников и торговцев. Есть даже парочка из крестьян… Возможно, и правда, впервые. Проклятье!

Встряхнувшись и чувствуя, как рванула по венам кровь, Ортвин объявил:

— Пора!

Все посмотрели на него: кто решительно, кто с тревогой, а кто испуганно. Болтун Фидо задушено пискнул:

— Уже⁈

Глядя на него, всполошились и другие паникеры.

— Шайсе! Я слова забыл!

— А у меня живот прихватило…

— Тихо! — рявкнул Ортвин и, когда они замолкли, негромко продолжил: — Мы отлично пели на репетициях, и лэру Фэстусу гимн понравился, не зря он напоследок нас оставил. Но самое главное… Это же академия! Сами подумайте, мы исполним не какой-то городской гимн, а студенческий! Уверен, наше выступление не просто заметят — им вдохновятся. Так что, вперед! «Да исчезнет печаль, да исчезнут скорби наши»! Да пребудет с нами сила!

— Да пребудет с нами сила! — вразнобой гаркнули восемь глоток. — Вперед!

Лера пришла тютелька-в-тютельку: из перваков уже отпели своё три группы и готовилась к выходу четвертая. Значит, минут через десять очередь пятой.

Вот только парни куда-то запропастились.

Лера проверила всюду, где они могли быть, но не нашла ни Дилана, ни Ортвина, ни хотя бы вредного Фидо — никого. Она даже сбегала в зал — вдруг они едой увлеклись.

У накрытых для студентов столов толпилась молодежь, и чтобы разглядеть «своих» Лера, плюнув на приличия, взобралась на стоящую у стены внушительную кадку с лимоном. Осмотрелась сверху, но рыжей макушки Дилана так и не увидела.

— Да где они⁈

На сцене грохнули барабаны, потом резко стихли, и под плавную мелодию струнных десять голосов затянули гимн Ордалена. Звучало приятно, даже успокаивающе, в зале кто-то начал подпевать, а Леру с каждым новым словом все сильнее захлестывала паника. Время на исходе!

Она кинулась обратно, молясь, чтобы парни пришли, пока она их искала.

По пути наткнулась на однокурсников, спросила, не знают ли они, где пятая группа, но ответа не добилась: кто пожал плечами, кто внимания не обратил, а Юлиус ван Цейл злорадно осклабился.

Заметив Шона с Ленорой, Лера бросилась к ним.

— Шон! Ты Дилана не видел⁈

«Ботаник» все еще лелеял обиду и потому лишь задрал нос и, не удостоив Леру даже взглядом, прошествовал мимо.

— Их нигде нет, — повернулась за ним Лера. — Помоги, пожалуйста! Дилан же твой друг!

Шон остановился.

Ленора что-то зашипела, обожгла Леру ненавидящим взглядом, но тут же елейно улыбнулась:

— Вэлэри, ты такая глупая! Сейчас вас объявят, а ты по залу бегаешь. Наверняка «Один золотой» уже за кулисами и только тебя нет.

— Действительно, не там ищешь, — процедил Шон. — Все пришли еще час назад.

Лере хотелось крикнуть, что она уже везде искала, но она лишь закусила губу и, расталкивая толпу локтями, бросилась к месту сбора.

Шон проводил ее взглядом и, посмотрев на сцену, где заканчивала петь четвертая группа, нахмурился.

— Я тоже давно не видел никого из «пятой».

— И что? — Ленора слегка прикоснулась к его руке. — Это их проблема. Если не способны объединиться для выступления, то совместная уборка будет им полезна.

— Но все же это странно… Думаю, как соседу Дилана, мне стоит проявить участие и попробовать отыскать его.

Шон еще секунду постоял и, кивнув то ли Леноре, то ли самому себе, быстрым шагом направился за скрывшейся Вэлэри.

— Ну ищите, ищите, — усмехнулась ему в спину Ленора. — Даже если найдете, поздно будет!

Воздух в лаборатории «земельников», казалось, звенел от отчаяния — двери не подавались.

Двустворчатые, с коваными, вечными ручками они были сделаны из «железного» дерева, которое даже не каждый инструмент берет, и теперь, запертые снаружи, превратили аудиторию в ловушку.

Парни орали и стучали (кто-то даже камнем приложил), но все было без толку. Наконец Ортвин, не участвующий во всеобщем хаосе, остановил их:

— Хватит! Нас либо не слышат, либо не хотят открывать.

— Шайсе! — взвизгнул Фидо. — Наверняка это ван Цейл постарался!

— Точно! Испугался, гад!

— Какая разница, кто! Главное, выбраться!

— Может, в окно? — крикнул, заглушая вопли, Дилан.

Все ринулись к окнам.

— Высоко… Локтей пятнадцать!

— И вокруг цветника ограждение. Угодишь на такое — точно покалечишься.

— Пруст, Вейл, — Ортвин нашел взглядом «земельников». — Можете земляные столбы выдвинуть или еще что?

Парни переглянулись и с недоумением пожали плечами:

— Не учили пока.

— А что учили?

— Уплотнение земли и «каналы»… Может, вы? Какую-нибудь воздушную подушку?

Все с надеждой уставились на «воздушников» — Ортвина и Фидо.

— Мы только линзу воздушную учили, но она не поможет, — безнадежно отмахнулся последний. — Еще землю рыхлили…

— А если разрыхлить и прыгнуть?

Все опять свесились наружу.

— До цветника не допрыгнуть, а тут камни, — заметил Фидо. — Да и глубина рыхления всего с ладонь.

— А если дверь? Воздушным тараном?

— Он на втором курсе, — холодно произнес Ортвин и отвернулся, скрывая ярость и беспомощность.

За спиной повисло растерянное молчание.

Снаружи уже смеркалось, деревья и кусты превратились в темные силуэты, фонари освещали безлюдную аллею. Все в зале.

— Шайсе! — ругнулся кто-то. — Маги называется… Из комнаты выйти не можем!

— Да уж, наше выступление точно «заметят», — уныло пробормотал Фидо. — И «заметят», и «вдохновятся»…

— Вы где шатаетесь⁈ — взбешенно брызнул слюной распорядитель, натолкнувшись в дверях на Леру. — Ваш черед! — Он выглянул в коридор, который как раз покидала весело гомонящая четвертая группа. — Где остальные?

— А разве не здесь? — обреченно спросила Лера, хотя ясно было, что парни не явились.

Распорядитель в замешательстве глянул на нее и вдруг, схватив за руку, потащил к сцене.

— Тогда одна выступишь!

Опешив, Лера пробежала несколько шагов, но за кулисами опомнилась и уцепилась за плотную ткань раздвинутого занавеса.

— Я не могу одна! Надо всех найти!

Распорядитель чуть не зарычал, но видимо, побоявшись, что так они оторвут занавес, остановился и, нависнув над Лерой, свирепо отчеканил:

— Некогда искать! Вы последние! И отменить нельзя — лэр Фэстус соловьем разливался перед столичными гостями, что Альтийская академия удивит их новым студенческим гимном. Так что иди и удивляй! Все ждут… И попробуй только опозориться — дэр Аарон не простит!

«Ректор взъярился,» — будто издалека донесся голос повара, — « …выгнал из академии…»

Черт! Влипла… Рука бессильно разжалась, выпустив помявшуюся ткань.

Распорядитель удовлетворенно распрямился, и мягко подтолкнул Леру в спину.

— Просто делай вид, что так задумано. Сольное выступление…

На ватных ногах Лера вышла на сцену.

В голове шумело. А может, это был шум сотен голосов… Ни на чем не задерживаясь, глаза скользнули по залу. Перед сценой —длинный стол в виде буквы «П», черные скатерти, хрусталь, столовое серебро… В центре расселся ректор. Будто царь, а по сторонам — бояре. Все неспешно едят, переговариваются и то и дело поглядывают на сцену.

Позади «царя» с «боярами» небольшая полоса свободного пространства, а дальше — мельтешение сверкающих платьев, причесок, белоснежных рубашек… Все студенты академии здесь.

Только пятой группы нет, черт бы их побрал.

— Заключительное выступление!

Лера вздрогнула и с ужасом посмотрела на радостно возопившего лэра Фэстуса, бывшего местным конферансье.

— В качестве подарка нашему дорогому ректору первокурсники исполнят «Студенческий гимн»! Встречайте!

Лера взглядом попыталась сказать лэру Фэстусу, что встречать-то, собственно, некого, но тут позади предвкушающе зарокотали барабаны, зал притих и множество глаз устремилось на сцену.

Лера оцепенела. Тело словно парализовало, и, даже чувствуя, как копится во рту вязкая слюна, она не могла заставить себя сглотнуть. Пипец! И почему она думала, что концерт пойдет фоном? Тут ведь мало развлечений, песни-пляски — событие.

А лэр Фэстус, наконец, заметил неладное. Бочком придвинувшись к Лере и, продолжая улыбаться, едва слышно спросил:

— Лиа Вэлэри, где все?

— Не знаю, — не размыкая рта, выдавила она. — Не пришли.

— Это катастрофа… Зачем тогда вы-то выскочили? Нет, ну почему именно вы?

Казалось, лэр Фэстус готов заплакать, и все это с застывшей приветливой улыбкой.

Лере стало обидно. Конечно, на уроках она не блистала, но и тут не консерватория. К тому же, после стольких репетиций поет она намного лучше. Даже хорошо! Вот откуда такое неверие?

— Мне уйти? — прошептала она, но даже сама вместо недовольства расслышала в вопросе надежду.

После секунды колебаний лэр Фэстус качнул головой:

— Поздно уходить, пойте… И поклонитесь уже! Что вы как статуя⁈

Без обычной легкости в походке он отправился за кулисы, а Лера с трудом согнула все еще деревянное тело.

Ладно, три минуты позора и свободна. Вдох-выдох… Вдох-выдох…

Сосредоточиться никак не получалось, взгляд метался, на доли секунды выхватывая отдельные лица. Ректор отчего-то задумчив и хмур, гость его, тот самый пижонистый старик, равнодушен, хотя при виде нее, Леры, презрительно скривил рот… А в первых рядах студентов столько знакомых физиономий! Розалия ехидно усмехается, Солана, как всегда, скучает с надменным видом, Ленора лыбится как-то слишком торжествующе… Жаль, Шона рядом с ней уже нет — может, хоть на время он забыл бы обиду и поддержал…

Вдруг взгляд остановился на высокой, широкоплечей фигуре. Маркус! Он ведь не собирался на концерт!

Однако, Маркус стоял, скрестив руки на груди, и смотрел прямо на Леру, а когда глаза их встретились, слегка кивнул.

Дышать сразу стало легче. Он верит в нее! Как и тогда, в дурацкой игре в кроликов, верит, что она справится!

Еще раз поглубже вдохнув, она шагнула вперед и вскинула голову. Стало совсем тихо. Больше не глядя ни на кого и ощущая внимание одного лишь Маркуса, Лера запела:

— 'Gaudeāmus igĭtur,

Juvĕnes dum sumus…'

На концерт Маркус идти не хотел, но утром передумал. Надо было понаблюдать за ректором и дэром Овидусом ван Нормом.

Прибытие квестора заметили все — да и как не заметить постороннего, явившегося в разгар завтрака в студенческую столовую? — однако, если другие и не были в курсе, что это за человек, то Маркус прекрасно его знал.

Педантичный, въедливый старик, всегда доводящий порученное дело до конца. И поручали ему отнюдь не поздравления с днем рождения, а кое-что посерьезнее. То, что могло вызвать общественное недовольство, критику сената или даже Верховного Совета.

Прозвище у квестора было «решатель проблем».

И такой человек прибыл в Альтийскую академию… Зачем?

Придя в зал пораньше, Маркус занял неприметное место за одним из растений сбоку от пиршественного стола и прекрасно видел, когда ректор вошел. Пухлые щеки дэра Аарона раздвигала улыбка, но радости в ней не было. Да и когда это квестор Овидус приносил радость?

Сам квестор был так невозмутим, что по каменному лицу его мысли не угадал бы даже самый опытный храмовник.

А вот маг воды, прибывший с «решателем», выглядел попроще. Всего на пару-тройку лет старше самого Маркуса, а значит, приступил к службе совсем недавно. Этот еще не научился скрывать эмоции, как квестор, и во взгляде и позе его чего только не смешалось: надменность, любопытство, азарт… Как молодой пес, которого впервые взяли на охоту.

Интересно, на кого они охотятся?

От наблюдений Маркуса отвлекло объявление о «Студенческом гимне». Кажется, Вэлэри говорила, что исполняет его.

Действительно, Вэлэри вышла на сцену.

Тонкая фигурка в платье цвета вечернего неба, когда светило, уже скрывшись за горизонтом, посылает прощальные лучи… Сияние кристалла в потоке на восемьдесят единиц…

И опять бледна, напугана. Боится сцены? И почему одна?

Поймав потерянный взгляд своей клиентки, Маркус ободряюще кивнул. Странное удовольствие теплотой разлилось в груди, когда Вэлэри, доверившись одному лишь его жесту, решительно шагнула вперед и начала:

— 'Итак, будем веселиться,

пока мы молоды!'

Маркус замер, когда раздался ее голос. Чистый, мягкий… В полной тишине, без музыкального сопровождения, казалось, он плывет по воздуху.

— 'После приятной юности,

после тягостной старости

нас возьмёт земля.'

Маркус с трудом удержался, чтобы не вскинуть изумленно брови. Слова абсолютно не вязались с нежностью звучания. И разве это похоже на студенческий гимн?

— 'Где те, которые раньше нас жили в мире?

Пойдите на небо,

перейдите в ад,

если хотите их увидеть.'

Сбоку кто-то пораженно хекнул. Маркус оглянулся. Окружающие, все как один, застыли, уставясь на сцену, и даже те, кто ел, перестали жевать.

А милый голосок легко и простодушно выводил следующий куплет:

— 'Жизнь наша коротка,

скоро она кончится.

Смерть приходит быстро,

уносит нас безжалостно,

никому пощады не будет.'

На последних словах за кулисами вдруг началась суета, а затем на сцену строем вышли девять парней. Промаршировав с каменными лицами, они встали в ряд позади Вэлэри, и сразу стало заметно, какая она маленькая.

— 'Да здравствует Академия,

да здравствуют профессора!' — басом грянули мужские голоса.

Наконец-то! Песня стала похожа студенческую, а опоздавшие заняли свое место. Или они не опоздали, а так планировалось?

Маркус повел плечами. Почувствовал, как они напряжены, и нахмурился: переживать за свою клиентку, конечно, не возбраняется, но не в этом же случае!

А пафосное здравствование академического сообщества внезапно сменилось прославлением… девушек и женщин.

В зале послышался смех. У Маркуса и самого дрогнули губы, но он подавил улыбку и прислушался с возросшим любопытством.

— 'Да здравствует и Республика,

и тот, кто ею правит!'

Республика⁈ Они чествуют Республику⁈ Нет, это правильно и нужно, однако… после женщин⁈

Маркус на секунду прикрыл глаза. Невероятно! Что-то не так в этом «отстойнике»!

Когда отзвучало пожелание исчезнуть всем врагам студентов и последние отголоски гимна растаяли в дальних уголках, в зале повисла тишина. Может, все ждали продолжения, может, осмысливали…

Первокурсники на сцене поклонились и собрались уходить. Маркус вновь поймал растерянный взгляд Вэлэри. Впрочем, растеряна была не только она — вся ее группа явно не понимала, почему зрители молчат.

С маской безразличия на лице Маркус хлопнул в ладоши, и этот звук словно прорвал плотину. Оглушающая волна накрыла зал. Студенты хлопали, стучали ногами, кто-то свистел, и сразу несколько человек закричали:

— Еще раз!

— Требуем повторить!

Квестор Овидус ван Норм бросил на ректора многозначительный взгляд: гимн? в Альтийской академии? да еще и встреченный с таким восторгом?

Дэр Аарон под его взглядом будто уменьшился в размерах и с преувеличенным энтузиазмом вонзил сразу и вилку и нож в копченую рыбину, стоявшую перед ним.

— Полагаю, нам лучше уйти, — сказал Овидус. Удовлетворенно проследил, как ректор замер с недонесенным до рта розоватым жирным куском, и пояснил: — Не будем поощрять студентов своим присутствием.

— Вы правы, — вздохнул ректор.

Отложив вилку и промокнув губы салфеткой, он глянул на сцену, где первокурсники по новой начали петь гимн, и склонился к Овидусу:

— Я велю запретить…

— Не вздумайте! — квестор отпрянул. От горячего, пахнущего рыбой дыхания ректора накатила тошнота. Подхватив трость, он поднялся. — Не вздумайте, — повторил чуть тише, — это вызовет подозрения! Колин, идем!

Колин, украдкой отбивающий ритм ногами, с запозданием оглянулся и, увидев, что квестор и ректор уже двинулись прочь, нехотя встал из-за стола. Сейчас он с куда большим желанием остался бы здесь. Он, конечно, понимал, что в академии, которую скоро закроют, не должно быть таких песен и уж точно не должен весь зал подпевать, но все же…

— «Да здравствует и Республика, и тот, кто ею правит!» — пробираясь к выходу, Колин беззвучно шевелил губами, а студенты в зале подхватывали в полный голос. Каждая строка будто нарочно повторялась.

И почему первое же задание именно такое? Трудное. Несущее людям разочарование.

— 'Да исчезнет печаль,

Да исчезнут скорби наши…'

— Вы где были⁈ — возмутилась Лера, когда их пятая группа вывалилась в коридор. — Я чуть не умерла там!

Но все же облегчение, что выступление закончилось, и закончилось успешно, окрыляло, и Лера больше изображала негодование, чем испытывала.

— Ну не умерла же, — фыркнул Фидо. — А вот мы настрадались. Это мы — жертвы!

— Жертвы? — Лера вопросительно посмотрела на Дилана.

Тот нехотя буркнул:

— Какой-то урод запер нас в лаборатории «земельников».

— Ван Цейл, наверное! — Фидо воинственно потряс кулаком. — Гад!

— Ей, бескосый! — раздался вдруг окрик Юлиуса и навстречу вышла вся его компания. Еще несколько перваков и Шон в том числе, маячили позади. — Думай, что болтаешь, иначе язык в узел завяжется!

Фидо стушевался и втянул голову в плечи.

Юлиус смерил его уничижительным взглядом и, больше не удостаивая вниманием, обратился к Ортвину:

— Это ведь не гимн какой-нибудь из академий?

Лера напряглась. Только бы Ортвин не переадресовал вопрос ей. Еще в самом начале она сказала, что текст сочинила сама (лучше уж так, чем начнут спрашивать, где она его вычитала и нет ли там еще). Тогда никто не засомневался в ее словах, хорошо бы и дальше копать не стали.

К счастью, Ортвин даже не взглянул в ее сторону.

— Почему интересуешься? — спросил он Юлиуса.

Тот скривился:

— Старшие послали за текстом, хотят нашим гимном сделать. Так что?

— Насколько мне известно, гимн свободен… Но ведь «репейникам» не положено иметь свой.

— Мне-то что? Хотят, пусть делают. Может, так, для себя только…

— Слыхали⁈ — приосанился Фидо. — Значит, зал отмывать не нам, и пари мы выиграли!

Юлиус сжал кулаки, словно готов был ринуться в драку, но ограничился лишь ядовитым замечанием:

— Это Ортвин выиграл, а не ты. Вечно суешься…

Однако Фидо уже почувствовал вкус победы и заносчиво заявил:

— Он же не один выступал! Мы все пели. У одного так не получилось бы!

— У Дартс же получилось, — хмыкнул Юлиус, и все посмотрели на Леру.

Она смутилась. Видели бы они, как она цеплялась за занавес… И хотя ответа никто не ждал, она сказала:

— Так-то Фидо прав. Гимн эффектнее, когда исполняет хор, и если бы они не вышли так вовремя…

— Да! Мы просто вовремя вышли! — перебил Фидо. — И вообще, половина успеха в нашем выходе!

Парни засмеялись:

— Ты-то чего хвастаешь? Мчался, как осел с колючкой под хвостом. Еще немного и выскочил бы на сцену. Ладно Ортвин остановил.

— Так он всех остановил, не только меня! Сами-то бежали как⁈ Чуть лэра Фэстуса не затоптали…

Когда все, наконец, отправились в зал, Лера глянула на идущего рядом Дилана и усмехнулась:

— Думаю, тот, кто вас запер, сейчас в бешенстве. Так что, это точно не Юлиус.

— Согласен, — кивнул рыжик и, наклонившись, вполголоса пробормотал: — Мне, вообще, кажется, что запереть — это в духе женщин. А кого у нас все девушки терпеть не могут? Тебя! Из-за тебя все!

Лера даже с шага сбилась, но Дилан только озорно подмигнул и окликнул Шона.

Тот оглянулся. При виде Леры лицо его приняло выражение холодного высокомерия, однако он остановился и, когда они поравнялись, коротко бросил:

— Ну?

— Это Шон выпустил нас, — сказал Дилан Лере, потом огляделся и, убедившись, что все ушли вперед, с любопытством посмотрел на соседа:

— А как ты узнал, где мы?

— Я и не знал, — фыркнул Шон. — Это она, — кивнул он на Леру, — не могла вас найти, поэтому решил проверить аудитории дальше по коридору. Думал, о времени забыли. Несправедливо было бы опоздай вы с выходом — столько репетировали…

— Спасибо, Шон! — лучезарно улыбнулся Дилан. — Ты настоящий друг!

И он от души хлопнул «друга» по плечу. Шон отшатнулся, схватился за место удара и сдавленно охнул:

— Поглоти тебя пески! Не зря говорят, что радость прибавляет силы.

Празднество давно закончилось, на землю опустилась ночь. Академия затихла. Опустели беседки и аллеи, погасли в окнах светляки. Только студенты еще не спали и через распахнутые двери, завешенные тонкой кисеей от насекомых, свободно лилась песня.

— Да здравствует Академия, — нестройно, но с воодушевлением выводили юношеские голоса. — Да здравствуют профессора!

Скрытый деревьями, напротив студенческого корпуса стоял, тяжело опираясь на трость, квестор Овидус ван Норм. Позади него тенью застыл Колин.

— Уже два человека, от которых надо избавиться, — негромко произнес Овидус. — Понимаешь, о ком я?

Колин не спешил с ответом. Лишь когда отзвучали последние слова гимна и раздался дружный смех, сказал:

— Полагаю, один — сочинитель песни, а второй… Повар?

Овидус повернулся к помощнику и вгляделся в его смутно белеющее лицо.

— Недоволен? Считаешь несправедливым?

Колин промолчал. Скорее почувствовав, чем увидев, как он пожал плечами, Овидус усмехнулся:

— Не переживай. Твоего сочинителя мы всего лишь пораньше отправим в другую академию. И даже без испытаний.

— А если он по силе не проходит?

— Значит, сделаем исключение. До пятидесяти пяти единиц у него максимум может не хватать пяти… Как считаешь, их перекроет талант стихосложения?

— Перекроет! — в голосе Колина послышалась радость. — А повара? Тоже отправим?

Овидус зашипел и наугад махнул тростью по ногам глупого юнца. Попал. Тот вскрикнул и отскочил.

— Мы, по-твоему, кто? — сквозь зубы процедил Овидус, борясь с желанием стукнуть помощника еще раз. — Разве мы ведомство по трудоустройству? Слюнтяй! Повара просто уволим!

Резко развернувшись, он направился к корпусу преподавателей, где им с Колином отвели комнаты. Шагов за спиной слышно не было.

«Слюнтяй!» — мысленно повторил Овидус. И как можно было сравнивать его с собой? На смену молодости придет опыт, но никогда из прутика ивы не вырастет дуб.

Внезапно студенты замолкли. Овидус решил было, что они наконец-то угомонились, но тут чей-то сильный уверенный голос вновь завел:

— 'Итак, будем веселиться,

пока мы молоды!

После приятной юности,

после тягостной старости

нас возьмёт земля.'

Следующие строки подхватили уже десяток голосов.

Овидус пошел медленней. Свет звезд, казалось, холодом проникал под одежду, где-то с пронзительной тоской закричала птица. Стало вдруг одиноко и неуютно, и, когда Колин все же догнал его и пошел рядом, Овидус, пряча облегчение, проворчал:

— Привыкай… Наша служба не всегда приятна, но она всегда во благо Республики.