Клянусь, это любовь была...

СИЛЬНЕЕ СТРАХА

Настроение у меня было отменное. Впервые за несколько месяцев я шел на работу с радостью. И причина была проще простой. Я нашел новый смысл своего существования в стенах научного института, куда судьбе было угодно меня определить.

Признаюсь честно, я делал все от меня зависящее, чтобы найти более приличное место, и был момент, когда меня даже хотели оставить работать на университетской кафедре, но… Как потом выяснилось, начальник кафедры решил, что узкие стены университетской аудитории недостаточно емкие для моего непредсказуемого темперамента. И я оказался в Богом и людьми забытом провинциальном институте. Что это значит — мне дали понять сразу же. Я рвался в большую науку, чем серьезно обеспокоил свое начальство. Оно мечтало о тихой, спокойной жизни, а, как известно, самая спокойная жизнь — в могиле, то есть, когда ничего не происходит и не может происходить по определению.

Первые два рабочих дня мне так и не помогли выяснить, чем занимается наша лаборатория и что входит в мои обязанности. Впрочем, одну свою обязанность я уже обнаружил. Мой начальник страшно любил поочередно вызывать к себе сотрудников нашей лаборатории и долго и основательно говорить с ними о… на самом деле обо всем и одновременно ни о чем. Ему нравился сам процесс, а в нашу, в том числе и в мою, обязанность входило слушать его и время от времени скромно с ним соглашаться. Тем не менее скверная привычка совать свой длинный нос туда, куда не следует, дала себя знать, и во время очередной беседы я не выдержал и спросил: «Это все очень интересно, но я бы хотел знать, чем я конкретно должен заниматься». Начальник был задет до глубины души. Наверное, такой наглости он от меня не ожидал. Через час он снова вызвал меня к себе и вручил толстую книгу одного американского профессора. Мне было велено «ознакомиться» с этой книгой. Я не выдержал и спросил: «И все?» Начальник был просто убит такой постановкой вопроса и сквозь зубы бросил: «А тебе что, этого мало?»

После этого инцидента отношения с начальником заметно ухудшились. А мое первое же знакомство с трудом заокеанского профессора показало, что с тем же успехом мне могли поручить читать предсказания Нострадамуса. Они имели примерно такое же отношение к профилю нашего института. По контракту я должен был работать в этом институте не меньше трех лет. Так что поводов для большой радости было мало.

Так прошло несколько месяцев, которые я с удовольствием вычеркнул бы из своей жизни. И вдруг нежданно-негаданно появился свет в конце тоннеля. Нет, начальник мой не исправился, и институт наш вдруг не стал ни с того ни с сего грызть гранит отечественной науки. Свет этот имел форму высокой, светлой, стройной синеглазой девушки. Может быть, мы так цепляемся за жизнь, потому что она настолько непредсказуема, что удача нас иногда ждет именно там, где мы меньше всего ее ожидаем? Словом, появился смысл моего времяпрепровождения в этом институте.

Для начала я выяснил, что она тоже сюда попала после университета и является специалистом по программированию. В компьютерах я ничего не соображал, и однажды, делая честные глаза, я явился в их лабораторию и с наивным видом попросил ее помочь освоить азы программирования. Она согласилась. А вчера, после работы, мы вышли вместе и… Правда, к нам, как банный лист, пристала одна очень любопытная сотрудница, и вскоре выяснилось, что от нее просто так невозможно избавиться. Однако я не мог потерпеть такого провала в моих планах. «Ты, милая, в какую сторону путь держишь?» — задал я незваной спутнице каверзный вопрос. Она еще не успела открыть рот, когда я сказал: «Очень жаль, но нам в другую сторону, — и для верности добавил: — Тогда до завтра!»

Сотрудница наша надулась и ушла, не попрощавшись. Девушка покраснела. «Все нормально, — сказал я ей. — Пошли в кино!»

После кино мы еще бродили по холодным зимним улицам, а потом я ее проводил домой. Так что в то утро поводов радоваться у меня было предостаточно. Я даже специально пришел раньше, чтобы «случайно» встретиться с ней около нашего института.

Я ждал двадцать минут и понял, что еще немного, и я окончательно замерзну. Я прошел в институт и зашел в лабораторию, где она работала. Оказалось, что в этот день она должна была прийти на час позже, чем обычно. Я огорчился, но не очень сильно. Подумаешь, не три года, а всего один час, терпеть можно.

Этот час прошел медленнее, чем те месяцы, которые я бездарно потратил в родном институте. А ее все не было. Дальнейшее бездействие грозило мне серьезным душевным расстройством. Надо было действовать. И тут я вспомнил, что у входа в институт образовался толстый слой льда, который мог стать причиной сломанных ног и рук наших уважаемых сотрудников. Я подошел к моему начальнику и попросил разрешения взять у сторожа кирку, исходя из самых что ни на есть гуманных соображений, чтобы разбить лед у входа. Начальник, обрадовавшись, что в этот раз я не поднял коварный вопрос о целях и задачах нашей лаборатории, а может быть, от перспективы хоть полчаса не видеть меня перед собой, тут же согласился меня отпустить. Работая киркой, я не жалел сил и энергии, вызывая искреннее удивление сотрудников, которые в этот момент входили в институт или выходили из него и никак не ожидали от меня такого рвения.

И вот она пришла. Почему-то серьезная, бледная, и, холодно кивнув в ответ моей широкой улыбке, как тень проскользнула дальше. Я был поражен, я был оскорблен в лучших своих чувствах. Вчера мы с ней прощались, как старые хорошие друзья, А сегодня она мне даже не улыбнулась. Неужели она не такая, как я думал и надеялся, неужели я опять принял желаемое за действительность?

Через пару часов я нашел какой-то повод и пошел к ней в лабораторию. Она что-то серьезно обсуждала с подругой и на меня не обращала никакого внимания. Это было уже чересчур. Я обиделся на нее на всю жизнь.

После работы я подождал ее около выхода из института и предложил проводить домой. Она посмотрела на меня каким-то отсутствующим взглядом и… согласилась. Мы шли минут пять и не разговаривали, я не выдержал и спросил:

— Что-то случилось? Я тебя обидел?

— Ты? Нет, с чего ты взял?

— Тогда почему ты весь день меня избегаешь?

— Я не избегаю. Просто у меня неприятности… личные.

Я так обрадовался, что причиной ее плохого настроения был кто-то другой, что громко засмеялся.

— Что тут смешного? — спросила она обиженно.

— Да так. Я просто вдруг решил, что… Хотя это уже не важно. А что случилось? Может быть, я смогу чем-то помочь, хотя бы посоветовать что-нибудь толковое. Ты знаешь, редко-редко, но у меня это получается.

Она впервые в тот день улыбнулась.

— Нет, ты не поможешь, — сказала она. Здесь я впервые почувствовал уколы ревности. Неужели у нее кто-то есть? Я этого просто не переживу.

— Ну а что все-таки случилось, или это такой страшный секрет?

— Никакого секрета нет. Просто мне неприятно об этом говорить.

— Ну, извини, — я понял, что дальнейшие расспросы бесполезны, и сдался.

В тот день мы с ней гуляли допоздна, и постепенно, шаг за шагом, мне удалось добиться, чтобы она слушала меня, отвечала на мои вопросы и смеялась, когда я шутил. Я был рад, нет, я был счастлив. Мне так сказочно повезло, что я нашел девушку, которая меня с полуслова понимает, к тому же она такая умная, такая красивая и мне с ней так хорошо. Ну не чудо ли, что это случилось, когда я больше всего нуждался в успехе?

Мы были в ста метрах от ее дома, который, кстати, в нашем огромном городе оказался почти рядом с моим, когда я отважился спросить:

— Так что все-таки с тобой случилось сегодня утром?

Она сразу помрачнела и отвернулась.

— Ладно, — сказал я, — не хочешь — не надо.

— Меня мужчина один преследует… Такой противный.

— Что?!

— Я его вижу уже третий раз. Он всегда на машине. Подъезжает, начинает мне всякие комплименты говорить, предлагает встретиться, угрожает…

— И это все?

— А разве мало?

— Подожди, подожди, так получается, что ты встретилась с ним сегодня утром?

— Да, и не знала, как от него избавиться. Он шел за мной до самого института.

— А почему ты не крикнула мне, я же в тот момент лед разбивал у входа.

— Я тебя не видела. Если бы даже и видела, что ты смог бы с ним сделать? Он очень плохой человек, от такого можно всего ожидать.

Ну что ей можно было сказать? Что я как-никак спортсмен и драться умею, что за нее я готов кому угодно глотку перегрызть? Но в тот момент словами ничего невозможно было доказать. Она боялась, ей было страшно. Я по себе знал, что это значит. В детстве я был худым, физически слабым, мечтательным мальчиком, прочитавшим целую гору приключенческих книг. Я не выносил грубостей, не любил ругаться, не любил драться. Но я жил в жестоком мире, где надо было уметь постоять за себя, и одних знаний было недостаточно, порой нужно было пускать в ход и кулаки. Руки у меня были нежные, да и близких друзей не было. Я не умел защищаться, и некоторые мальчики, старше и сильнее меня, сразу это поняли и начали при первом удобном случае избивать меня. Этот кошмар продолжался до тех пор, пока отец, ничего не подозревая о моих переживаниях, не решил отвести меня в спортивную школу. Через пару лет я уже стал совершенно другим человеком, а вскоре и вовсе перестал бояться, поскольку был в прекрасной спортивной форме и далеко не каждый мог со мной справиться. И вот парадокс: я научился драться, но теперь никто не лез ко мне. Так что отстаивать свою независимость кулаками не было особой необходимости.

Тем не менее я хорошо помнил, что значит страх и как это ужасно, когда тебя обижают, а ты бессилен дать отпор.

На следующий день мы встретились с ней недалеко от ее дома и вместе поехали на работу. Я ее проводил до самого института и вернулся к автобусной остановке. Вчера этот тип, прежде чем уйти, пообещал на следующий день ее там ждать. Ждать его со мной она категорически отказалась. Мне пришлось довольствоваться его описанием: не выше меня, но шире в плечах, очень страшный, некрасивый и, конечно, очень противный. Под эту характеристику попадала половина мужского населения нашего города. Но я в течение недели по утрам дежурил на проклятой остановке и, выбирая самых противных мужчин, приставал к ним с вопросами, типа: «Кого ты здесь ждешь?» Это было совершенно не свойственно мне, я понимал всю нелепость моего положения, но тогда я рвался в бой. Я был просто уверен, что тип, способный так напугать ее, должен быть представителем криминального мира, вследствие чего ожидал нешуточных приключений. Но ради нее я готов был на любые испытания. Привел меня в чувство, охладив мой пыл, мужчина, походивший на гангстера из американских боевиков. На мой вопрос, что он тут делает, он уставился на меня своими огромными, проницательными глазами и после небольшой паузы сказал медленно, подчеркивая каждое слово:

— Жду автобуса, дорогой ты мой!

Тогда я наконец понял весь комизм ситуации и, что-то бормоча под нос, удалился. Дежурство на остановке было прекращено.

Прошло полгода. Суровая зима сменилась знойным летом. Я как-то незаметно для себя отказался от планов стать крупным ученым и стал жить более земными, но не менее приятными делами. Они сводились к встрече рано утром с моей девушкой и расставанию с ней только поздно вечером. Даже на работе все уже привыкли, что я почти весь рабочий день провожу у нее в лаборатории. Моего начальника, как выяснилось, такое стечение обстоятельств полностью устраивало.

Я, конечно, не забыл про негодяя, который ее так напугал зимой, но он так и не появился. Был забавный случай. Она вышла из автобуса, а я пропустил вперед какую-то пожилую женщину, в итоге она оторвалась от меня метра на три. В этот момент какая-то машина резко тормознула рядом с ней, из нее вышел высокий брюнет и начал что-то кричать ей вслед. Я ринулся вперед на всех парах и уже был готов… Но в этот момент она обернулась, посмотрела на меня, потом на высокого брюнета и засмеялась:

— Куда ты летишь? Это мой сосед!

Она минут пять говорила с ним, а я стоял в стороне, от досады кусая локти.

Но судьбой тем не менее была предопределена моя встреча с тем типом. Было очень жарко. Мы с ней куда-то шли, и в это время рядом на малой скорости проехала машина. Она вскрикнула и побледнела.

— Это он, — прошептала она, — тот… Машина остановилась недалеко от нее. Меня ждали…

— Не ходи, — сказала она. — Не связывайся с ним.

— Ты лучше иди домой, я потом тебе позвоню, — сказал я ей. — «Уж если драться, — подумал я, — то без ее присутствия. Драки выглядят красиво только в кино».

— Нет, — сказала она, — я никуда не пойду. Машина ждала меня. Дальнейшее промедление могло выглядеть как трусость.

— Останься хотя бы здесь, — сказал я ей и пошел к машине. Она осталась.

Я подошел к машине и открыл дверь.

— Садись, поговорим, — сказал мне мужчина, сидевший за рулем. Я сел и сразу понял, что никакой драки не будет. Мужчина, который так напугал мою возлюбленную, был и ростом ниже, и в плечах уже, а его изношенное и помятое лицо сразу выдавало, что он один из тех пройдох, которые храбры только с женщинами или же с мужчинами, заведомо более слабыми. Тогда они готовы демонстрировать несвойственные нормальному человеку жестокость и цинизм. С равными они предпочитают либо не связываться, либо, если ты по-крупному перешел им дорогу, стрелять в спину.

— Это моя девушка, — сказал я, глядя ему в глаза.

— Она хорошая девушка, — ответил он, и глаза его забегали.

— Я просто убью того, кто ее обидит, — сказал я спокойно.

— И правильно сделаешь, — ответил он.

Разговор был окончен. Я был уверен, что он никогда больше не посмеет к ней приставать и я никогда его не увижу и ничего о нем не услышу. Что и подтвердилось потом. Победа была одержана легко и без боя. Я вышел из машины, он поехал дальше и исчез из моей жизни. Я вернулся к моей подруге. За это время она побледнела еще больше, и ее глаза были наполнены ужасом. Я понял, что теперь она боялась за меня.

— Все нормально, — сказал я ей. — Ты его больше никогда не увидишь.

— А что вы делали в машине?

— Поговорили, и этого было достаточно, — ответил я и почему-то рассмеялся.

Она посмотрела на меня с таким восхищением, что мне стало стыдно. Ведь она думала, что я заставил отступиться очень опасного злодея, а злодей оказался жалким трусом.

— Мы, кажется, шли с тобой есть мороженое, — сказал я. — Пошли, а то эту жару терпеть просто невозможно.

Мы шли с ней под руку, весь город глядел на высокую стройную светловолосую девушку и завидовал мне.

В тот день я совершил открытие, которое, хотя и не сделало меня выдающимся ученым, но помогло мне лучше понять этот сложный мир: негодяи всегда были и всегда будут, это своеобразный брак в процессе воспроизводства людей, но человеческое общество, несмотря на все войны, революции, кризисы, постоянно движется вперед, и люди живут все лучше и лучше — это потому, что в решающий момент мы всегда готовы защищать своих любимых.