ЭТИ СИНИЕ ГЛАЗА

Дождь льет уже целый час и, судя по свинцовым тучам, должен продлиться еще столько же. Я уже третий час сижу в большом душном зале ожидания аэропорта и проклинаю все на свете: лето, дождь, самолеты, ожидание… Напротив устроились две женщины, которые, чтобы убить время, с подозрением смотрят на мой портфель и на меня. «Может быть, следует с ними познакомиться? — думаю я. — Море времени, а женщины вроде недурные». Я начинаю демонстративно смотреть на них. Женщинам это явно не нравится. Я чувствую, что начинается игра — старая, как мир. Чтобы женщина чувствовала себя хорошо, ей периодически необходимо кому-то отказывать.

Некоторым так нравится этот процесс, что он их больше удовлетворяет, чем любой другой. Вот эти две тоже всем своим видом показывают, что они меня видят, но я их абсолютно не интересую. Обычно я игнорирую такие игры, но смертельная скука делает свое дело, и я решаю поддаться игре и обратиться к дамам с вопросом, типа: «А мы с вами не встречались, случайно, в Гватемале?» Дальше все просто: либо они смотрят на меня, как на чокнутого, — тогда ожидать от них интересного разговора просто безнадежно, либо смеются, тогда можно с ними о чем-то хотя бы поговорить, а еще лучше поспорить, и тогда время перестает течь так вяло. Я уже хочу начать разговор, как раздается грохот в динамиках, и из громкоговорителя разносятся слова: «Прошу внимания». Зал мгновенно замирает в ожидании информации. Однако о задержанных рейсах ничего не говорится. «Вибе Алла, приехавшая из… — глаголет диктор, — вас ждут у справочного бюро».

«Черт побери, ведь я где-то слышал эту фамилию», — думаю я.

«Вибе Алла, Вибе Алла, — упрямо повторяет диктор, — Вас ждут…»

— Странная фамилия, — говорит одна из женщин, — то ли голландская, то ли немецкая…


— Странная у тебя фамилия — то ли голландская, то ли шведская.

Синие глаза девушки злобно и ехидно смотрят на меня.

— Ладно-ладно, я просто шучу, — улыбаюсь я, — а меня зовут…

— Странное имя — то ли персидское, то ли индусское, — улыбается девушка.

— У нас с тобой есть что-то общее, — заключаю я.

— Ты всегда так спешишь с заключениями? — спрашивает она, продолжая улыбаться.

— Да, — отвечаю я, — всегда.


Я выскакиваю со своего кресла и на ходу, хватая свой портфель, бегу к справочной, делая вид, что не вижу удивленных лиц женщин, сидящих напротив. Людей, просто так гуляющих по залу ожидания, как назло, довольно много. Я бегу так быстро, как это вообще можно сделать в такой обстановке, не обращая внимания на протесты окружающих. «Только бы не опоздать, только бы не опоздать». Когда я оказываюсь у справочной, сердце бьется так сильно, что темнеет в глазах. «Боже мой, сколько лет прошло, узнает ли она меня?» — думаю я. Диктор еще раз приглашает ее к справочной. Это означает, что ее еще не было…


Ночь сказочной красоты. Со всех сторон горят фонари, чуть дальше, в темноте, шумит море, дует теплый южный ветер, распространяя всюду пьянящие запахи моря и пальм. Мы гуляем с ней по бульвару спокойно и торжественно. Вокруг много людей, много молодых пар. Это одна из редкостных ночей, когда природа делает непостижимым образом всех людей красивее, чувствительнее.

— Ты знаешь, я раньше никогда не видела моря, но всегда любила его, всегда, — говорит она мне.

Я смотрю на нее, на море, на яркие фонари, на гуляющие пары и чувствую неслыханную, непонятную, никогда ранее не испытанную мною радость. Мне кажется, что время остановилось и что эта ночь, это лето и она — все это мое, все это будет продолжаться вечно, всегда.

Мы пересекаем бульвар, и перед глазами открывается море. Спокойное, таинственное, безграничное.

— Видишь катер, там, у причала? — говорю я ей. — Он сейчас пойдет прямо в море, хочешь…

— Да-да! — кричит она, и мы бежим к причалу. Скоро наш катер набирает скорость и мчится вперед в темноту, где только море и звезды. Много, много звезд, бесчисленное множество маленьких и больших миров.

Мы с ней стоим на корме. Только одна маленькая лампочка ведет безнадежную борьбу с темнотой. Море бурлит, катер сильно качается, на нас летят теплые, приятные брызги морской воды. Я неловко обнимаю ее. Она прижимается ко мне.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать!

— И мне…


«Вибе Алла, Вибе Алла, убедительно просим…» — гремит громкоговоритель. Я стою у справочной и, игнорируя все правила приличия, пристально разглядываю всех женщин, проходящих мимо. Ее еще нет. А может быть, она уже ушла, не дождавшись тех, кто должен был ее встречать? Но нет, так не может быть, ведь так не честно. Оказаться через двадцать лет, с ума сойти, через долгих двадцать лет где-то рядом и не увидеть друг друга…


Мы катаемся на водном велосипеде. Солнце уже двигается к закату и не так жарко. Море серебристого цвета. Волн почти нет. Она красивая, очень красивая, но она сейчас не со мной, а где-то далеко-далеко. Я уже битый час ловлю ее взгляд, но она все время уклоняется. Я беру ее лицо и силой поворачиваю к себе. Я вижу ее глаза: красивые, синие, в холодном гневе. Я отпускаю ее. Она молча отводит взгляд.

— Ты когда-нибудь любила? — спрашиваю я, чувствуя, что этого нельзя спрашивать…

— Да, был такой из нашего города. (Она не смотрит на меня.) Он был очень… Короче, он решил, что я должна во всем ему подчиняться.

— Дальше?

— Дальше я его отправила к черту.

— А между вами…

— Хочу обратно, — прервет она меня усталым голосом, — я себя плохо чувствую.


Дождь кончается так же внезапно, как и начался. «Вниманию пассажиров отложенных рейсов…» — начинает диктор, и я понимаю, что аэропорт открылся, но теперь я хочу, чтобы мой рейс снова отложили. Все получается точно наоборот. Посадку на мой рейс объявляют сразу. Вещи мои уже в самолете.

«У меня есть еще минут десять — пятнадцать, — думаю я, — я просто посмотрю на нее, поглажу ее волосы, загляну в ее синие, восхитительные глаза и, если увижу, что она меня помнит, что она меня не забыла, обязательно ее потом найду, даже если она живет на краю света.


Море, солнце и лень, рожденная от них. Кругом лежат полуголые тела. Она лежит рядом со мной. У нее красивое, уже загорелое тело. Она смотрит куда-то, и я тоже поворачиваюсь. Один из местных парней — красивый, загорелый, мускулистый — собирается показать опасный трюк. Чтобы с набережной попасть на пляж, необходимо спуститься по бетонным ступеням, потом идти метра два по прямой бетонной площадке и опять спуститься по ступенькам вниз. Парень должен был разогнаться на бетонной площадке и умудриться прыгнуть так, чтобы не только миновать ступеньки, но и в момент вхождения в воду поймать волну, иначе глубины воды не хватит для погашения его скорости. Я смотрю на этого парня с ужасом. Всегда боялся таких упражнений.

— Ты когда-нибудь видела такого чудака? — спрашиваю я ее, не отводя взгляда от загорелого парня.

— Ты ничего не понимаешь, — говорит она взволнованным голосом. — Он должен поймать момент, когда волна закроет нижнюю ступеньку.

— Он не сможет, — злюсь я, — там даже нет места, чтобы как следует разогнаться!

Парень как будто ждал моих слов. Он делает резкий рывок, сильно отталкивается от бетонной площадки, долго, очень долго и красиво, как птица, парит в воздухе и пластично, как рыба, входит в волну. Со всех сторон звучат возгласы восхищения.

— Это возможно, но не для тебя, — бросает она мне и снова отворачивается.

Я оскорблен до глубины души. Встаю, поднимаюсь по ступенькам на прямой отрезок бетонной дорожки, поворачиваюсь и… понимаю, что я этого никогда, никогда не сделаю. Мне страшно, очень страшно. Я смотрю на нее. Она приподнимается и смотрит на меня. Нет, я не прыгну! Я не сумасшедший. Она, как будто читая мои мысли, отворачивается и снова ложится на горячий песок. Я начинаю ненавидеть ее, это море, того парня, который, может быть, не знает и сотой доли того, что знаю, что умею я, но это никого не волнует. И ее в первую очередь. Я ненавижу себя, неумеху и труса. Я уже на самом краю бетонной площадки. Дальше надо спуститься по ступеням и тем самым признать свое полное поражение. И вдруг какое-то новое «я» — сильное, волевое, совсем мне незнакомое командует: «Не бойся, прыгай!» Я, не задумываясь, резко поворачиваюсь, иду назад, до конца площадки, снова разворачиваюсь и, разгоняясь, прыгаю вперед, в неизвестность… Уже в воздухе соображаю, что не посмотрел на волны, и инстинктивно закрываю голову рукой. Это меня и спасает. В тот момент глубина волны была не больше метра. Я сильно ударяюсь рукой о ступеньку и, быстро соображая, что отделался лишь царапиной, ловко притворяюсь, что потерял сознание. Волны уносят меня в море. Я закрываю глаза и считаю секунды: раз, два, три… Страх уже позади. Я чувствую себя совершенно иным: сильным, отважным. Когда уже люди с пляжа бросаются меня спасать, я встаю на ноги и хитро улыбаюсь. Мои спасатели громко ругаются. Она смотрит на меня с восхищением.


Громкоговоритель будто бы силой стремится затащить меня в самолет. Уже в который раз звучит мое имя с требованием срочно пройти на посадку. Ее все нет. Я не знаю, что делать. Я волнуюсь и волнуюсь очень сильно. Вот-вот я сделаю какую-то глупость и потом… Вдруг меня осенило, я подхожу к девушке, работающей в справочном бюро, и говорю:

— Кто искал пассажирку из города… ну эту Вибе Алла. Ведь кто-то ее искал, где он?

Она поднимает ко мне свое красивое лицо и заявляет удивленным голосом:

— Тот мужчина стоял около вас. Они уже давно уехали…

— А разве… разве она подошла?

— Подошла, конечно.


Когда мы взлетели, уже начинались сумерки. Дождик все еще шел. Небо было закрыто тучами. Через полтора часа наш самолет был захвачен грозой. То слева, то справа сверкали молнии, рассекая темноту и тучи. Грохот стоял оглушительный, самолет, как ворону с подбитым крылом, мотало в разные стороны. В салоне царила паника. Лицо стюардессы было белее мела.

Но мне не было страшно. Воспоминания нахлынули на меня, и ничего: ни грохот, ни молнии, ни смерть — не имело для меня значения. Двадцать лет, целых двадцать лет передо мной стояли ее глаза. А сегодня я не смог ее узнать. Не смог узнать, потому что та волшебная, синеглазая девушка больше не существовала. Вернее, она была, существовала, но только в памяти долговязого, мечтательного юноши семнадцати лет. В моих воспоминаниях.

Юность. Как чудесно все было: это море, это солнце, эти синие глаза.

Загрузка...