Когда падают звезды.

Глава 15

Глава 15

В этот день время перестало существовать для Майи в таком виде, как было «до». До чего? Сама девушка называла это инсценизацией счастья. Раньше были дни, которые нужно пережить, ночи, которые тоже нужно пережить, а потом опять дни. Сейчас же деление стало другим — время с ним и без него, и в отличие от светлого и темного времени суток, которые не сменяли друг друга неожиданно, ее личное измерение таким постоянством не отличалось. Ключ от двери между покоями оказался совершенно не востребованным, первым, что она видела, просыпаясь по утрам, был светло-зеленый полог кровати, светящее в глаза солнце, через огромное окно его спальни или стоящие на прикроватной тумбе цветы, на его тумбе.

То, что казалось ей невозможным, каким-то неведомым образом удавалось его светлости достаточно просто. Разоблачения она перестала бояться после его слов о том, что в хозяйские покои прислуга без спросу не заходит, если комната пуста, никто не отвечает, значит заходить так же запрещено. Это правило не зависело от того, живут в комнате хозяева или гости. Майя почему-то сразу подумала о том, что прекрасно наслышана, какая гостья могла жить в этой же комнате до нее, но сказать это не осмелилась. В конце концов, ведь она тут на птичьи правах. Но зато девушка перестала подскакивать как ошпаренная от каждого шороха и красться к себе в комнату, боясь столкнуться там с одной из горничных.

Ни разу ей не удавалось застать герцога врасплох, когда у нее только начиналось утро, его уже обычно и след простыл. И хоть Майя даже себе стыдилась в этом признаться, ей чертовски хотелось хоть раз проснуться не одной. Увидеть смягченные сном черты лица, которое она представляла, закрывая глаза, пожелать доброго утра.

Еще с самого начала, когда она ужасно смущалась всего, что между ними происходило, Майя пыталась выскользнуть из теплых объятий незамеченной.

— Майя… — как всегда низкий, чуть хрипловатый голос, заставлявший забыть обо всем. — Если ты будешь продолжать ерзать, мы сегодня не заснем, — угроза звучала так многообещающе. А заканчивалось все обычно никак не ее побегом. Так продолжалось долго, пока однажды ей не удалось выскользнуть. Непреднамеренно, просто ужасно захотелось пить.

Она выскользнула из объятий, спящего мужчины, подошла к графину с водой, осушила стакан, а потом поставила его на место, направилась обратно, подняла лежащую на полу подушку, положила так, чтобы не потревожить сон мужчины… и пошла к себе. Остаток ночи она провела спокойно, не волновали ни сны, ни жар, ни холод, не хватало только уже привычного дыхания у виска, рук, перемещающихся по телу, и плеча, уткнувшись в которое, все становилось неважно. А вот следующее утро началось так же. Снова над головой зеленый балдахин, окно во всю стену, а оставленный ночью мужчина привычно занимается какими-то делами за столом. Майя не сразу вспомнила, что же в этой картине ее смущает, а когда вспомнила, Дэррек уже отвечал на незаданный вопрос.

— Не делай так больше, — в голосе ни раздражения, ни гнева, деловой тон, совершенно безразличное выражение лица, его куда больше сейчас занимали бумаги, чем ее растерянность. Он не объяснил почему, не объяснил зачем, даже не попросил. Предупредил, что лучше выполнить его маленькую прихоть.

Майя так и не узнала, что он почувствовал, когда не обнаружил ее возле себя утром. Не обнаружил ни в комнате, ни в ванной, не знала, что до того, как вспомнить о соседних покоях, он чуть не поднял на ноги весь дом в поисках сбежавшей, и лишь потом обнаружил ее, свернувшуюся клубком на такой огромной кровати. Сбежала, но не так далеко, как он боялся. То, что Дэррек испытал, стало откровением и для него самого — страх, настоящий страх, за нее, за себя. А ведь он уже забыл, каково это — бояться.

Больше она эксперимент не повторяла, просто согласилась без каких либо объяснений. Как соглашалась на все — на роль любовницы, не имея и малейшего понятия, почему она, на просьбу меньше проводить времени с Винсентом, хотя и попыталась возмутиться, но герцог знал способ, с помощью которого мог полностью подчинить ее волю, на написание его портрета, как предлог проводить вместе время и днем. Она не рисовала, не могла, все еще чувствовала, что заслуживает такого наказания, но хотела верить, что рано или поздно карандаш опять ляжет в руку. На знакомство с верным напарником его светлости в любых путешествиях.

***

— Подойди, не бойся. — Майя не боялась, она просто остолбенела от восхищения. Еще одной страстью девушки, кроме чтения и рисования, было коневодство, все началось с мечты о лошади, а переросло в непреодолимую тягу ко всему, касающемуся коней. Ее Тень находился сейчас где-то в сотне километров от нее, а тут, казалось, стоит его единокровный брат. Такой же высокий, статный жеребец, лоснящиеся бока, шелковистая грива, и темные глаза. От родного Тени этого красавца отличало одно — у любимца Майи на ногах были него белых носочков, из-за которых сама Майя иногда называет Тень модником. — Подойди, он смирный, — сам Дэррек поглаживал фыркающего коня по гриве, протягивая другую руку Майе.

Она подошла, медленно, помня о том, что кони, как и другие животные, не любят резких движений, особенно со стороны неизвестного человека, а если этот красавец похож на Тень не только внешне, но и характером, тем более стоит знакомиться постепенно.

Девушка поднесла руку к лошадиному боку, провела по жесткой щетине — красавец, под пальцами заиграли мышцы.

— Ветер, знакомься, это Майя, — Дэррек взял яблоко из висящей на стене корзины, желая задобрить своенравного скакуна, но тот, кажется, и так был в хорошем расположении духа. — Лучше коня сложно найти. Одна беда — до одури боится змей, да, Ветер? Не стыдно, что теперь леди знает о твоем глупом страхе? — он говорил с ним как с человеком, будто конь мог ответить. Когда Майя нуждалась в благодарном молчаливом слушателе, она так же разговаривала с Тенью.

— Он очень красив. И боится совсем не зря — он еще и умен, — видимо, неспроста герцог разговаривал с ним как с разумным существом, услышав одобрение от девушки, Ветер увернулся от поглаживающей его гриву мужской ладони и кивнул в сторону Майи. Этот жест заставил улыбнуться обоих.

— А еще, как оказалось, он повеса, не прошло и десяти минут после знакомства, а он уже заполучил девичье сердце, мне стоит ревновать? — Дэррек отошел от коня в поисках щетки. Ответом ему было молчание, девушка продолжала водить рукой по конскому боку, а расхрабрившись, даже повторила трюк хозяина с яблоком. Ветер взял из чужих рук угощение. Значит, она ему действительно понравилась, Дэррек не помнил, чтобы это удалось кому-то еще.

Мужчина вложил в девичью руку щетку, и, накрыв ее своей ладонью, стал направлять движения, совершенно расслабиться он не мог — все-таки его конь был непредсказуемым, а так он точно успеет закрыть ее, если тот решит взбрыкнуть.

— Так что, мне ревновать? Он заслужил одобрение лишь за то, что наделен трусостью, неужели для покорения сердца нужно именно это? Жалость?

— Женщины любят жалеть, так в них просыпаются сокрытые глубоко инстинкты материнства, — этот момент Майя мысленно занесла в свою копилку воспоминаний, которую начала заполнять не так давно. Копилку минут, заставляющих трепетать все внутри. Ее руку накрывала теплая мужская, а вторая в это время покоилась на талии, ограждая от окружающего мира, как бы неприлично, вопиюще это не выглядело, почему-то именно сейчас Майя чувствовала себя в безопасности. Оставив щетку в полном распоряжении Майи, Дэррек занялся более приятным делом — убрав волосы с девичьего плеча, опять взялся за исследование. Стоило мужчине провести пальцем по шейным позвонкам, и руки покрывались мурашками, а после прикосновения губ, ее пробирала мелкая дрожь. Всегда. Пытайся она сдержаться или нет, никакое самообладание не поможет. И с каждым днем он узнавал все больше секретов ее тела, которое само с ним делилось, не спросив хозяйку.

— Конюх отпросился после обеда, тут никого нет, — каждый раз, когда он приближался к ней за пределами комнаты, Майя напрягалась — не могла еще понять, что позволял он себе подобное только будучи уверенным, что это безопасно. — И у тебя тоже этот материнский инстинкт вперемешку с жалостью?

Майя продолжала водить щеткой по конскому боку, вот только все больше по инерции, не контролируя свои движения.

— Не думаю. Я ненавижу, когда жалеют меня, и не позволяю себе так унижать других.

— Тебя не так-то просто жалеть, — Дэррек отстранился, чуть ли не впервые за последние дни Майя позволила себе хоть чуть-чуть раскрыться перед ним, поделиться мыслями, как когда-то в его библиотеке, за книгами.

— Я воспринимаю это как комплимент, — движения опять стали осознанными.

— Неужели тебе действительно хочется брать всю ответственность за все на себя? А как же мечта положиться на мужское плечо? Предлагая тебе положиться, по твоему, люди тоже жалеют?

— Не хочется. Но есть ли у меня выбор? — ей опять вспомнилось, что скоро все это закончится, она вернется домой, и весь груз, удвоившись, упадет на нее.

Как будто читая ее мысли, Дэррек сменил тему разговора:

— Ты скучаешь по дому? — каждый день она донимала Дэна вопросами, не приходило ли ей письмо из дома, тот лишь неустанно повторял, что как только письмо появятся, он тут же его передаст, сегодня одно наконец-то пришло, когда она помчалась поделиться новостью с сестрой, ее радости не было предела.

— Да, — прежде чем ответить, Майя молча смотрела на герцога несколько мгновений. Конечно, скучает, она не видела родных больше месяца, причем месяца, тянувшегося дольше, чем некоторые прожитые ею годы. — Я скучаю по своим родным, как же может быть иначе?

Дэррек хмыкнул — может, он-то знал. Несмотря на то, что мужчина любил и заботился о своей матери и сестрах, мог проводить годы, не видя их, и если когда-то это еще вызывало ностальгию, то теперь необходимость мчаться на встречу становилось обузой.

— А что же будет, когда придется покинуть отчий дом не на месяц, а на всю жизнь?

Теперь пришла очередь неверяще улыбаться Майе.

— Если раньше эта возможность была лишь призрачной, то теперь ее и вовсе нет. Кому же нужен анибальт, да еще и… — она попыталась найти слово, способное описать ее теперешнее положение, но почему-то такого не находилось, — я.

— Думаешь, охотников не сыщется? — Дэррек взял протянутую девушкой щетку, прошел к стене, чтобы положить ее на приколоченную полку.

— Может и сыщутся. Но проблема не только в них. Я не смогу. Не смогу жить, каждый день осознавая свою вину перед человеком. А тем более, когда на эту вину мне будут указывать ото дня в день, — да, ее предположение совершенно верно. Узнав, что новобрачная вступила в брак отведав земных утех, редкий жених не воспользуется правом отказаться от такой, а тот, кто согласится за большие деньги избежать огласки и оставить ее подле себя, не упустит ни малейшей возможности такой порочностью ее уколоть.

— Ты жалеешь обо всем? — Дэррек задал вопрос, заведомо зная на него ответ — конечно жалеет, ведь его прихоть испортила ей жизнь, и думал он об этом довольно часто. Тогда, в первую ночь, он был уверен в том, что имеет дело никак не с опытной обольстительницей, но желание завоевать, подчинить, поставить собственное клеймо, было намного сильнее каких либо мук совести.

Майя долго гладила морду коня, который, казалось, совсем размяк от девичьего внимания, лишь довольно пофыркивая в ладошку и подставляя щеки под пришедшуюся по вкусу ласку. Не отрываясь от Ветра, не обращая внимания на пристальный взгляд из противоположной стороны загона, она ответила то, о чем уже много раз думала:

— Уже нет. Раньше да, а сейчас уже нет. Если я не могу этому противостоять, то как же я могу жалеть?

— Не можешь?

— Нет, — Правильно истолковав ее уверенный, искренний взгляд, Дэррек вернулся к Майе, провел по спадающему по спине водопаду волос, потянув за кончик, как обычно, заставляя девушку запрокинуть голову еще выше.

— Не можешь?

— Нет, — в голубых глазах опять заиграла бирюза.

— Почему? — давай девочка, дай правильный ответ на вопрос.

— Потому, что не хочу, — кому она бросала вызов своими словами? Не ему — самой себе, осмелев до степени, когда признаешь свои желания. Лучшего ответа он не ждал, его храбрая девочка не могла разочаровать.

***

Последний день звездопада считается в народе лучшим временем для гаданий. Девушки собираются вместе, предварительно запасшись зеркалами, свечами, нитками, а самые отчаянные даже иголками, чтобы прокалывать свои нежные пальчики. Для жительниц селений это было лучшее и привычное развлечение, а вот представительницы знати если и увлекаются подобным, то скорее как способом разнообразить наскучившие светские вечера. Майя не знала, кто из девушек первый придумал устроить такой вечер и в доме герцога, не знала, как к этому отнесся он сам, но видела, что Соня этой идеей загорелась не на шутку. Именно поэтому вот уже час они сидели в душной комнате, в кромешной темноте, и лишь те, кому посчастливилось оказаться у стола, на котором и происходило действо, могли что-то рассмотреть.

Майя никогда серьезно не относилась к любого рода гаданиям, в детстве мама часто приглашала ворожей в дом. От девочки не требовалось много, просто показать ручку или посмотреть в глаза, а потом странные женщины вели долгие беседы с мамой. Прошло много лет, а будучи совсем ребенком, Майя и не пыталась запомнить, что же нагадали ей. Но вот одна ведьма запала ей в память, то была женщина средних лет с собранными в тугую гульку волосами, без ожерелий, колец на пальцах и прочих атрибутов, ей не нужна была ни ее рука, ни глаза. Она просто попросила нарисовать ей что-то. Майя попыталась изобразить птицу, но чего можно ожидать от детского рисунка? Конечно, она скорее походила на крокодила. Вот она-то и сказала, что девочка должна держаться сестры, через нее свою судьбу обретет, свой смысл. А рисунок забрала, ей пришелся по вкусу.

Даже к тем, признанным, ворожеям девушка относилась скептически, что уж говорить о творящемся в комнате действе? Сейчас, повесив колечко на красную нитку, девушки по кругу передавали его, задавая интересующие их вопросы, и в зависимости от того, как будет колечко двигаться, получался ответ. Глупейшая идея, особенно тогда, когда каждая следующая пытается «незаметно» заставить кольцо качаться именно так, как ей хочется, а потом, победно окинув всех взглядом, и сама начинает искренне верить в то, что гадание сбудется.

— Зря мы только стараемся, дорогие мои… — Сюзанна, та девушка, которая когда-то растрезвонила новость об увиденном несуществующем поцелуе, теперь сидела, уперев руки в боки. Особого желания заводить подобный разговор не было ни у кого, но оставить ее без внимания было тоже нельзя.

— Отчего же? — откликнулась Соня.

— Скоро конец лета… — старшая Дивьер хмыкнула — объяснение исчерпывающее. Как бы посетовав на такую непонятливость собеседниц, Сюзанна закатила глаза.

Майя не знала, кого благодарить, но одна из девушек прошлась со свечкой по комнате, зажигая дополнительные источники света, теперь можно было различить не только силуэты, но и лица. — А значит, снова начнется сезон балов, — чему тут расстраиваться, окружающие опять не поняли. Отчаявшись обнаружить в них крупицу здравого, по ее мнению, смысла, Сюзанна объяснила:

— Вы хоть помните, кто дебютирует осенью? Младшая Мэйденстер. Сезон утерян, не останется больше мужчин, способных отвлечься от нее. Все эти учтивые джентльмены позабудут о вас, ведь перед глазами будет стоять лишь она.

Та самая малышка, которая осталась без отца, даже не узнав его толком, младшая сестра человека, занимающего все ее мысли, оказывается, ровесница Сони. Интересно, какая она, похожа на брата? Внешне, характером? Наверняка красива и умна, ведь он такой. Думая о той, кого она ни разу в жизни не видела, Майя вдруг поняла, что все, что знает о герцоге — слухи, рассказы других людей, но ничего от него лично. Только то упоминание о роде матери, но ведь это совсем не то…. А ведь она хотела знать все. Хотела проникнуть туда, куда не пускали никого — за стену полного контроля и спокойствия. Странное сравнение, но Майя хотела почувствовать нежную кожу на ежовом животе, вместо обычных иголок.

— Хотя нет, не все. Один останется свободным от ее чар, — не дождавшись напрашивающегося вопроса, Сюзанна пояснила. — Сам герцог. Правда, судя по всему, ждать нам оттуда тоже нечего, опять появится эта актриса, или еще кто-то… Так что все эти ваши гадания не стоят выеденного яйца, — высказавшись, девушка тем не менее нитку с кольцом в руки взяла. — Ну что, колечко, ответь-ка мне, удастся ли окольцевать его светлость в этом году?

И куда же делось все неверие в гадания, почему так тяжело отвести взгляд от качающегося колечка, почему обида подступает к горлу? Ведь этот глупый маятник говорит «да». Как бы Майя не пыталась себя обмануть, что она готова жить лишь сегодняшним днем, готова смириться с тем, что все что происходит временно, но окажись гадание правдивым, она вряд ли сможет похвастаться самообладанием. Лучше не знать. О таком ей лучше не знать.

А тем временем забава продолжилась. Жглись свечи, создавались пирамиды из зеркал, воск складывался в изображения, чайная заварка заставляла воображение работать еще лучше. А Майя опять уговаривала себя, что все это сказки и глупости.

Время тянулось медленно и раньше, а теперь просто превратилось в пытку. Старшей Дивьер было откровенно нудно и неуютно, она не хотела, чтоб еще кому-то взбрело в голову спросить что-то, что могло касаться ее самой, и заставить опять переживать, опять окунаться в те мысли, которые и так ее не сильно радовали. Гадальщицы выдохлись лишь глубоко за полночь, потушили свечи, разобрали собственные зеркала и поспешили по комнатам. Наверное, впервые с тех пор, как она поселилась в новых покоях, Майе не хотелось возвращаться к себе. Ей казалось, что увидь она сейчас Дэррека, будет думать только о том предательстве, которое предсказало колечко. Хотя и предательством это не назовешь, это просто будущее. Нет, уж лучше побродить по коридорам, провести Соню.

Майя так и сделала, прощаясь, сестра пожелала, чтоб ей приснился ее собственный принц. Вот только принцы не заводят любовниц, не селят их в соседних покоях, предпочитают белых коней, ну и красавец принцесс.

Прогулка выдалась знатная, Майя вернулась в свою бывшую комнату, она была не заперта и абсолютно не изменилась после ее переезда, только без вещей на трюмо и тумбах казалась слишком пустой. Майя села за письменный стол, открыла один из шкафчиков.

Как она могла забыть? Там лежала ее карманная книжечка, в которую она записывала заинтересовавшие ее отрывки произведений. Насколько нужно было забить голову другими мыслями, чтобы забыть о таком сокровище…

Положив тяжелую голову на сложенные руки, в которых все так же продолжала держать книжку, Майя попыталась понять, что могло настолько сильно выбить ее из колеи? Сознание то и дело задавалось вопросом: а нужно ли это все продолжать? Снова пришло понимание что же она творит… Не зря Дэррек так часто повторяет, что ей вредно думать, ведь думать для нее — это обязательно заниматься самоистязанием.

Нет, прочь сомненья. Она вскинула голову, покрутила в руках книжечку и приняла решение. Чаще всего, принимаясь гадать, они с Соней брали в руки книгу, загадывали страничку, абзац. Глупее — не придумаешь, особенно, когда гадаешь по книгам об охоте или кулинарным, а вот веселье еще то. Над вопросом Майя долго думать не стала, чтобы материализовать мысль, прошептала в пустоту:

— Что нас ждет? — кого нас? Ее, его, Соню, Витора, всех. Страница тринадцать, строка десятая.

«Сложность выбора — не ошибиться.»

Прекрасно. Неужели могло быть лучше? Майя не знала, смеяться ей или плакать. Наверное, это все девичьи глупости… Смахнув непонятно откуда взявшиеся слезы, девушка вышла из комнаты.

Она искренне надеялась, что герцог уже спит, к своей двери приближалась крадучись, а когда удалось и запереть ее практически беззвучно, чуть ли не триумфовала. Она не могла объяснить, почему именно сегодня, именно сейчас, но ей не хотелось, чтобы он ее видел, чтобы понял, что ее беспокоит, ведь и она сама себе этого толком объяснить не могла.

Оставленная в ванне вода давно остыла, но это не остановило девушку. Желая внешними ощущениями заглушить внутреннее беспокойство, она залезла в холодную. Ее хватило на несколько минут, потом, еще больше разочаровавшись в себе, пришлось признать, что она слаба духом и для таких подвигов, опять на глаза навернулись слезы. Да что ж такое… Завернувшись в махровый халат, она направилась в спальню, смахивая доказательства своей слабости и глупости.

— Зачем ты полезла в воду? Любишь прохладную? Я могу тебе ее устроить… — герцог стоял в дверях, сплетя руки, облокотился о косяк, откуда знает о воде, можно было не спрашивать, он откуда-то знает все.

— Доброй ночи, ваша светлость, я очень устала… — Майя сжала халат на груди, будто защищаясь от него, направилась прямо к кровати. Он не выглядел сонным, на нем была та же одежда, что за ужином, наверняка еще не ложился. Но вот когда он спит, оставалось для девушки загадкой, и еще одна волна раздражения накатила вслед за этой мыслью — она недостойна даже просыпаться с ним, что уж говорить о предсказании?

— Ваша светлость? Что-то произошло? — Майя сделала еще несколько шагов в направлении кровати, а он оставался все так же неподвижным в проеме.

— Нет, все хорошо, — умей он читать мысли, услышал бы мольбы просто оставить ее наедине с собой, не занимать собой все пространство, дать возможность поплакать.

— Тебя кто-то обидел? — выражение лица чуть изменилось, между бровей залегла морщинка, свидетельствующая о неспокойствии ее обладателя.

— Нет. Все хорошо, — чтобы подтвердить твердость своих слов, Майя посмотрела прямо мужчине в глаза. В ее должно было читаться, что ничего не хорошо, но пережить это не хорошо она хочет сама. Без него.

— Я ведь все равно узнаю, — несомненно, если было бы, что узнавать, он бы узнал. Но в голову залезть к ней он не может, а значит, виновный наказания не понесет.

— Зачем? — Майя взяла в руки одну из подушек, собираясь ее подбить, хотя скорее просто отгородиться еще больше. — Потому, что вы так хотите? — девушка сделала ударение на обращении.

Дэррек это отметил, опять она начинает все сначала, опять закрывается, а ведь не изменилось ровным счетом ничего. Потому что он так хочет? Да, именно так, он получает то, что хочет, каких бы усилий ему это не стоило, и то, что она сейчас здесь, яркий тому пример, но вот только узнать причину ее слез он хотел не потому… А чтоб отгородить. Ведь это в его силах. Пусть не от всего мира, но хотя бы в своем доме он может создать такой необходимый ей комфорт. Дэррек видел, как она расцветает, когда они наедине, и как закрывается в присутствии посторонних. Меньше всего ему хотелось сейчас ссориться, просто потому, что на это не хватило бы сил ей.

— Тебе действительно лучше поспать, — оттолкнувшись от стены, он стремительно вышел из комнаты, не стукнув дверью, не повысив голоса, совершенно спокойно. И это стало сигналом — на Майю опять накатила невообразимая тоска, жалость к самой себе.

***

Сон, почему же ты не идешь, когда в тебе так нуждаешься? Девушка уже дважды слушала бой курантов, сначала один удар, а потом два. Как оказалось, жалеть себя долго не получается, совсем скоро понимаешь, что всему причиной твоя же глупость, а значит и винить можешь только себя.

Могла ли она себе представить когда-то, что услышит все сказанные уже слова от этого человека? От любого мужчины? Нет.

Неужели не было очевидно, что несмотря на ее собственные желания, для него это прихоть? Как же теперь можно его в этом винить? Никак.

Накрывшись одеялом с головой, Майя пожалела о сказанном. Конечно, он не будет тратить свое время на то, чтобы успокаивать ее в истерике, не собирается выслушивать пустые обвинения. А ведь они по-настоящему пустые. Девушка повернулась на бок, а вдруг это был конец? Вдруг, именно так бросают любовниц? Просто уходят, тихо, без шума, а на утро карета уже будет запряжена? Сердце Майи пропустило один удар. Нет, еще слишком рано, она не готова еще потерять свою маленькую сказку, пусть и горьковатую на вкус.

***

Дэррек не спал, оказывается, не так-то просто заснуть, не чувствуя под боком уже привычного тепла. Никогда раньше его не тянуло оставаться в компании любовниц на ночь, не зря ведь дома так богаты спальнями, но вот с ней было по-другому. Вдыхать ее запах, проводить по теплой коже, прижимать сильнее, когда из-за снившегося, она начинала метаться, а утром целовать еще спящую, набираясь сил для нового дня. Все больше и больше он уверялся в том, что эта малышка истинная ведьма, и ее чары действуют на него так, что нет желания сопротивляться.

Она зашла тихо, босые ноги ступали по полу беззвучно, спи он, эти шорохи остались бы незамеченными.

Решиться на это ей было не так и сложно — больше Майя боялась неизвестности, чем пожертвовать своей гордыней, которой, в общем-то, и не было в душе, когда речь заходила о нем.

Стоявший у окна, он повернулся. Тоненькая, светящаяся, практически прозрачная, стебелек, прогибающийся под каждым порывом ветра, припадающий почти к самой земле, но не сломленный.

— Почему ты не спишь? — видимо, холодной воды в ванне ей было мало, так как остановилась она на голом дощатом полу, не доходя до ковра.

— Я не хочу, — создавалось впечатление, что ее бьет мелкая дрожь, от холода или от чего-то другого, сложно было сказать даже ей самой.

— Спать? — вопрос был задан мертвенно спокойным голосом. Неужели опять придется бороться с ней за нее же?

— Чтоб все так закончилось.

Дэррек подошел, подхватил ее на руки, еще не хватало, чтоб она и вправду заболела, в конце концов, он взял на себя ответственность прикрывать стебелек от ветра, свой стебелек.

— Не закончится, — мужчина впился в губы с той жадностью, будто жаждущий к целебному источнику, и если раньше Майю и правда била дрожь от холода, то теперь на смену ей пришла привычная уже реакция на его прикосновения.

И опять она оказалась на широченной кровати, а разговоры отошли на второй план, отдав бразды правления телам и душам. Без стыда, забыв на время обо всем, Майя отдавала и брала взамен, изучала и поддавалась изучению, делила одно на двоих дыхание, одни на двоих ощущения.

Прохладный шелк простыни Майя почувствовала голой спиной, но не было желания отстраниться, ведь к ней снова прижималось сильное, теплое тело. Ей иногда казалось, что так придумано где-то свыше, ее вечный холод не мог согреться по-другому, кроме как от его жара, иначе она бы просто расплавилась или так и осталась в вечной собственной зиме. И как ей хотелось верить, что только она способна охлаждать то пламя, которое бушует в нем.

Дэррек с гордостью отметил, что стал для голубки искусным учителем, она не только отвечала на ласки, как раньше, а сама делала первые попытки брать бразды правления в свои руки, и он без сомнений на это соглашался. Холодные ладошки скользили по его груди, плечам, заставляя мышцы сокращаться, а рассудок помутнеть, замечая лишь то, что она делает, пусть даже не осознавая своей силы.

— Не отпускай, — Майя верила ему, верила, что не отпустит, не оставит. Пока. Но хотела слышать это снова и снова, прильнув еще ближе, кусая губы от желания и испытывая сладкую муку ожидания.

— Не отпущу, — и, подтверждая слова, вжимал податливое тело сильнее, стискивал до боли, вот только ощутить ее Майя была не в силах — слишком накалились другие чувства. — Не отпущу.

— Никогда, — она не могла сдержаться от этой просьбы, но не хотела слышать в ответ молчания, лучше чувствовать ласку губ, лучше целовать так долго, что забудешь о сказанном. Майя обвила шею любимого руками, притягивая к себе, и когда он начал движения древнего как мир танца, ей почти удалось забыть, почти удалось взлететь, почти не хотелось еще и слышать, а не только ощущать.

— Никогда, — о Ях, пусть ложь, пусть никогда наступит очень скоро, пусть весь мир рухнет, но Майя была ему благодарна и, черт возьми, она его любила.

***

— Так я узнаю, что с тобой произошло сегодня вечером? — Майя устроилась на широкой груди, сложив руки под подбородком, лучшего наблюдательного пункта придумать было нельзя, он уже несколько минут лежал с закрытыми глазами, не изучи девушка его повадки, могла бы подумать, что он и вправду спит.

— Мы гадали, — она уткнулась лицом в ладони, не хотелось снова это вспоминать.

— Так ты все-таки ведьма? Я не сомневался, — удивленно выглянувшая девушка застала, встретившись со смеющимися глазами. — И что же тебе такого нагадали? А, голубка? Неужели синего неба и зеленой травы?

— Мне — ничего.

— Отчего же тогда ты устроила нам такую длинную ночь? — он лукавил. С ним ее ночи изредка были не столь длинны как сегодня, просто тратили они это время не на раздумья в своих комнатах.

— Можно я задам один вопрос? — Майя опять устроилась так, чтобы видеть собеседника. Дэррек ничего не ответил, только почтительно кивнул, как сделал бы, задай она этот вопрос в людной комнате. — Почему вы до сих пор не женились?

Дэррек удивился — что за гадания у них были, что в белокурой головке родился такой вопрос, но отшучиваться он не собирался, ведь пообещал ответить.

— Для женитьбы нужны двое, и это связь, которую уже не так легко оборвать. Пока что я не испытывал потребности в такой связи, — задай тот же вопрос любая его предыдущая любовница, он бы дал достаточно жесткий отпор, понимая, к чему они ведут. В общем-то, именно надоедливые намеки и становились причиной его прошлых расставаний, наряду с наскучившими одинаковыми, если не внешне, то внутренне женщинами. А вот в том, что ее волнует этот вопрос не для его охмурения, он был уверен. Ничто в ее поведении не было связано с кокетством, завлечением, соблазнением. Веди она себя так, он бы, наверное, потерял голову окончательно, но и наивность девушки заставляла терять самообладание.

— И что же, за тридцать лет вы ни разу не помышляли о женитьбе, детях? — девушке, воспитанной в традициях, где ее жизненным центром должна стать именно эта семья, подобное допущение казалось, по меньшей мере, странным.

Она так искренне изумилась, округлив глаза, что мужчина еле сдержался, чтоб не пожурить ее за очередное «вы».

— За тридцать один, — почти два, в следующем месяце он отмечает свое тридцатидвухлетие. В этом возрасте его собственный отец уже был отцом двоих детей, младшему из которых, Дэрреку, было семь. Но прошлому герцогу Мэйденстеру повезло, он встретил любовь всей жизни, мать своих детей, когда ему только исполнилось двадцать, и лишь это заставило его из бесшабашного разгильдяя превратиться в примерного семьянина. Дэрреку так не повезло, хотя он и не испытывал особых мук по этому поводу. В его жизни было на что тратить минуты и часы предназначенный для подобных раздумий. — Нет, не помышлял. Ведь я же сказал, для женитьбы нужны двое, так уж выпало, что мужчина в этом дуэте занимает решающую роль. Ни разу в жизни у меня не возникало желания проявить эту инициативу, — а какую инициативу желания проявить появлялось, Майя имела представление вот уже на протяжении почти двух недель.

— И что нужно для того, чтоб это желание появилось? — уже сказав, Майя подумала, что вопрос звучит так, будто она пытается выяснить это для себя, но, по правде, она все продолжала думать о той свадьбе, которую ему предсказали.

Пусть это не один вопрос, как она просила вначале, пусть он знает сотни способов, как можно на него не ответить или отшутиться, но почему-то, хотелось сказать правду.

— Чтобы я не мог без, — как его мать, когда-то горделивая, на чьем лице ни разу на его памяти не залегала печаль, вдруг за день превратилась в загнанного зверя, затворника, не желающего жить в мире, в котором не стало отца. Одна ее часть, которую так любил герцог-старший умерла в один день с ним, осталась лишь та, что была посвящена детям, она не смогла без него, как и он не смог бы пережить жену. Лишь чувствуя подобное, сам Дэррек привязал бы к себе свою женщину. — Но мы отошли от гадания… При чем тут жениться?

— Если верить ворожбе, та, без которой не сможете, ждет вас совсем скоро. — Майя говорила серьезно, без заигрываний, не желая намекнуть ни на что, просто считая, что обязана предупредить, если это можно так назвать. — Вам нагадали женитьбу в этом году.

— А ты веришь?

— Нет, — снова перед глазами пронеслись все те виденные за жизнь ведьмы, она правда не верила, вот только вера не всегда слушается разума.

— Не зря? — он склонил чуть голову, как делал всегда, наблюдая за ее реакцией.

— Может и зря, — девушка приподнялась, отстраняясь, повернулась на бок, лицом к окну — не хотела наблюдать за тем, как он перебирает в голове имена возможных претенденток на теплое место герцогини, грозила опять вернуться тоска. — У меня будет одна просьба… — на затылке глаз у нее не было, так что согласился он или нет, она не знала, но хотя бы озвучить могла. — Если вы решите жениться, не хочу узнать об этом от посторонних. Не обязательно лично, но хотя бы письмом, чтоб я… ну чтоб я была готова…

Значит, вот в чем дело, опять боится получить удар под дых? Сколько же еще нужно времени и сил, чтобы она доверяла без опаски?

— Ты узнаешь об этом первой, — он провел по обнаженному плечу пальцем, пытаясь различить его границу, размытую падающим их окна светом. — Обещаю, — уже погружаясь в сон, он пытался найти ответ на один вопрос — а правда ли он еще не встретил ту, без которой не сможет?