Колдунья

Глава 14

— Где девочка? — Хьюго вошел в кухню, зевая и потирая ладонями лицо. Его одежда была еще более помятой, чем обычно.

— Она завтракала с час назад. Сказала, что поведет клячу на травку в сад. — Самюэль быстро взглянул на хозяина. Время уже близилось к полудню, и обычно сэр Хьюго вставал так поздно, если очень сильно пил накануне. Однако глаза его были ясными, и выглядел он отдохнувшим, хотя, похоже, спал в одежде.

Самюэль налил ему кофе и сказал:

— Нам нужно пополнить запасы, так что если у вас есть несколько монет, я возьму тележку.

Хьюго поморщился:

— А сколько это — «несколько монет», Самюэль?

Самюэль пожал плечами:

— Пары гиней, может быть, и хватит на чуток муки, кофе и еще кое-чего. Но свинью скоро придется резать, чтобы на зиму у нас был бекон. А Колин, как вы знаете, любит получать денежки сразу. И еще надо заплатить кузнецу.

— А разве Колин не возьмет за работу мясом? Куском свинины, а?

— Ага, может и взять. Сейчас дела у него идут туго, да и у всех остальных, похоже, заработок на мельнице не ахти какой.

— М-м. И реформаторы пока не помогут. Генри Хант приговорен к двум годам тюрьмы, — сказал Хьюго, отпивая кофе.

— Это только еще больше разозлит их. Они счас готовы повесить весь магистрат. — Самюэль поставил перед ним тарелку с ветчиной. — Столько хватит вам?

— С избытком, спасибо. — Хьюго стал резать мясо. — Возьми, сколько тебе нужно, на покупки из сейфа в библиотеке.

Он виновато вспомнил, что дал три золотых соверена Бетси… не говоря уже о тех двух, которыми так щедро расплатился с продавцом репы за Росинанта. Этих денег было более чем достаточно, чтобы заплатить кузнецу и мяснику, а также купить муки и кофе на целый месяц. Правда, Хлоя настаивала, чтобы он тратил и ее деньги, но он даже и думать не хотел о том, чтобы пополнить свои оскудевшие запасы карманными деньгами своей подопечной.

— Я бы не прочь принять ванну, Самюэль, — сказал он, решив пока заняться тем, что было значительно легче осуществить.

— Я поставлю ее здесь, — сказал Самюэль, — как я делал для девочки. Вам, должно быть, понадобится ширма.

— Да, не стоит рисковать, — ответил Хьюго. До появления Хлои он купался без таких излишеств, обычно прямо под струей воды во дворе, когда погода была теплой. Но сейчас их общество уже не было чисто мужским.

Полчаса спустя он погрузился в ванну, края которой были чуть выше его бедер, наслаждаясь горячей водой, от которой шел легкий пар. Перед рассветом он, наконец, заснул глубоким сном и сейчас чувствовал себя прекрасно. Он вступил в бой со своим пристрастием и выстоял, сознание одержанной победы приятно бодрило его. Следовало признать и роль Хлои в этой битве, и сейчас он раздумывал, как отблагодарить ее, не входя в большие расходы. Еще одна поездка в Манчестер? И, может быть, ему удастся сдержаться, когда она потребует очередную жуткую вещь. Может, стоит порадовать ее покупкой в ее вкусе? Но, представив, что она обычно выбирает, он передумал. Закрыв глаза, он расслабился и лениво лил воду из кувшина себе на грудь.

Вода слегка остыла, и ему показалось, что он услышал шаги Самюэля на кухне.

— Прежде чем уйдешь, Самюэль, принеси мне кувшин горячей воды, — сказал Хьюго.

Хлоя стояла в дверях, оглядывая пустую кухню. Она уже собиралась сказать бестелесному голосу своего опекуна, что Самюэля нет в комнате, когда вдруг горячая волна возбуждения захлестнула ее так, что у нее задрожали колени.

Вот эта возможность, и, причем блестящая! Она приблизилась к ширме, рядом с которой стояли кувшины. Осмелится ли она? Это был бы неслыханный проступок!

— Самюэль? — в голосе Хьюго появились нетерпеливые нотки, когда он был вынужден повторить свой вопрос.

Хлоя схватила ближайший кувшин, собралась с духом и вышла из-за ширмы:

— Доброе утро, Хьюго.

— Какого? — мгновение он недоверчиво смотрел на нее и вдруг понял, что она с нескрываемым любопытством рассматривает нижнюю часть его тела, только частично скрытую водой. Он открыл рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, и в этот момент она вылила содержимое кувшина прямо ему на грудь.

Хлою так захватил ее план, а возбуждение было таким сильным, что она схватила в спешке первый попавшийся под руку кувшин. Оказалось, что в нем была ледяная вода из колонки.

Хьюго заревел, как раненый бык, и вскочил на ноги, судорожно стряхивая с себя воду.

— Ах, ты… чертовка, — зарычал он. Выскочив из ванны, он схватил полотенце, переброшенное через ширму.

Хлоя, охваченная одновременно страхом и возбуждением, вскрикнула и бросилась прочь. Хьюго кинулся за ней, закрепляя на ходу полотенце на бедрах, и перевернул ширму.

— Иди сюда, ты, несносное создание, — закричал он вне себя от бешенства. — Только подожди, сейчас я доберусь до тебя!

— А ты попробуй поймать меня! — Хлоя укрылась за кухонным столом, и глаза ее заблестели, когда она бросила ему вызов.

Откинув стул, Хьюго ринулся к столу. Данте, который по какой-то причине не вмешивался в их схватку, все-таки возбужденно залаял. Но ни преследователь, ни убегавшая девушка не обратили на него никакого внимания.

Хлоя ловко увернулась от Хьюго и бросилась к двери. Она пробежала через холл и на секунду остановилась. Если она выбежит во двор, Хьюго не сможет последовать за ней, ведь его тело едва прикрыто полотенцем, а значит, не сможет ее поймать.

Выбрав другое направление, Хлоя повернула к лестнице и с разбегу перепрыгнула через две ступеньки. Хьюго устремился за ней. На мгновение его пальцы сомкнулись, обхватив ее лодыжку, но она двигалась слишком быстро, и он вновь упустил девушку.

Она бросилась вперед: сердце ее бешено колотилось, а кровь, казалось, бурлила. Сейчас ее влекли только чувства, мозг как будто больше не управлял движениями тела. Достигнув верхней площадки, она кинулась по коридору к апартаментам Хьюго.

Хьюго почти настиг ее, когда она открыла дверь и устремилась в комнату. Он вбежал следом за ней. Данте отпрыгнул с испуганным лаем, когда дверь захлопнулась у него перед носом.

Бешеная погоня раздула искры негодования в душе Хьюго, превратив их в огонь. Он дышал быстро и отрывисто, на его груди поблескивали капли холодной воды.

— Видит Бог, тебя нужно как следует проучить, — заявил он. — Поди сюда!

— Поймай меня! — Она засмеялась, сверкая глазами, а потом прыгнула на кровать. Его гнев возбуждал ее, хотя она не понимала почему.

Хьюго еще раз попытался схватить ее, она же отступала от него по постели. На этот раз он крепко ухватил ее за лодыжку и потянул к себе. Хлоя вскрикнула, падая лицом вниз.

Затем он завладел и другой ее лодыжкой, и Хлоя подумала, что пальцы его крепче любых кандалов. Он снова потянул ее к себе и, хотя все произошло очень быстро, заметил, что пятки ее босых ног были испачканы травой, что ямочки под ее коленями глубоки и бархатисты и что на ней надеты панталоны из прочного полотна, без рюшек и кружев.

Как раз в тот момент, когда он из последних сил боролся с головокружительными ощущениями, забывая о своих благих намерениях, Хлоя перевернулась на спину и ее лодыжки скрестились. Ее глаза казались темными озерами, полными чувственности, губы слегка раскрылись, щеки раскраснелись; выбившиеся золотистые пряди превратились в блестящее облако вокруг прелестного лица; грудь трепетала от быстрого дыхания. Юбка приподнялась до талии, и показались прелестные бедра, обтянутые панталонами. Его взгляд остановился на ее плоском животе, на изящной талии.

— Святые небеса, — прошептал он с отчаянием, признавая свое поражение, и отпустил руки.

Хлоя медленно села. Она внимательно посмотрела на Хьюго, и торжество промелькнуло в васильковой глубине ее глаз, когда она почувствовала, что он капитулировал. Прищурив глаза, она нагнулась вперед и сорвала полотенце с его поясницы. Его тело тут же откликнулось на ее призыв. Неторопливо она коснулась его: ее пальцы утонули в густой поросли волос, двинулись вверх по груди, слегка коснувшись его сосков. Склонив голову, она следила за тем, как на него действуют ее ласки, и не в силах была отвести глаз от его тела, как будто видела его впервые. Да и действительно, в ту ночь в библиотеке она почти не рассмотрела его — слишком была поглощена новыми ощущениями.

Хьюго откинул голову назад с тихим вздохом удовлетворения. Он гладил ее склоненную голову, перебирал волосы, небрежно заплетенные в косы. Она же в сладостном порыве обхватила и сжала руками твердые мышцы его бедер.

Он склонился, чтобы поцеловать ее, ее губы с радостью раскрылись, и язычок начал свой озорной танец, затем он проник в ее рот еще глубже, овладевая им требовательно и настойчиво, и Хлоя полностью отдала инициативу в его руки. Она выгнулась назад, ее бедра раскрылись в невольном ответе, а мягкая влажная плоть пульсировала, пока он упивался ее нежностью.

Хьюго отстранился и взглянул на нее: его палец нежно очертил контур ее скул, коснулся покрасневших губ, маленького вздернутого носика. В его глазах больше не было веселья, они горели жаждой и были полны решимостью. По ней пробежала ответная волна.

Склонившись над сидевшей на коленях Хлоей, он положил ладони на внутренние стороны ее бедер и нажал, еще шире раскрыв их. Когда он сделал это, она почувствовала, что жаждет его прикосновения. Намеренно медленным движением он прикрыл рукой пульсирующую рощицу, и Хлоя подпрыгнула, как будто до нее дотронулись чем-то раскаленным.

— Не двигайся, — тихо произнес он. — Не двигайся и дай возможность говорить твоему телу…

Его пальцы ласкали ее через повлажневшую ткань панталон до тех пор, пока она не застонала, закусив губу, и ощутила, что наслаждение тугой пружиной сжалось где-то внизу живота. Она откинулась назад, опираясь на руки, а все ее тело настойчиво стремилось навстречу его ласкам. И вдруг «пружина» будто распрямилась, и ее наполнили удивительные ощущения, вызвавшие слезы восторга.

Он снова взял в руки ее лицо и стал целовать так же властно и настойчиво, как раньше. Она обняла Хьюго, поглаживая его спину, прижалась к нему и ощутила, что он готов войти в нее.

Он отпустил ее и сделал шаг назад:

— Сними одежду… всю… быстро. — Зеленые глаза пылали от страсти.

Дрожащими пальцами она развязала пояс и дернула крючки на платье. Она стащила его через голову, все еще сидя на коленях, завороженная его взглядом, боясь, что раздевается слишком медленно, и страстно желая доставить ему такое же наслаждение, как и он ей. Крошечные пуговки ее нижней рубашки никак не расстегивались, и одна оторвалась, пока она пыталась справиться с ними, но наконец Хлоя стянула рубашку через голову и отшвырнула на пол. Выпрямившись, она развязала тесемку на панталонах, опустила их, села, чтобы сбросить их.

— А теперь твои волосы, — сказал он.

Она развязала банты и пропустила пальцы сквозь пряди, расправив локоны на плечах.

— Встань.

Она поднялась, ощущая слабость в коленях. Все ее тело пылало, она стояла неподвижно, опустив руки и глядя на него, пока он не спеша, оценивающе изучал ее. Этот взгляд будоражил самые укромные уголки ее естества.

— Повернись.

Она повернулась, как во сне, глядя вниз, на постель; по ее коже от его взгляда побежали мурашки. Она почувствовала, как он подошел сзади, как его тело прижалось к ее спине, а руки принялись ласкать ее груди, поддерживая их ладонями, обводя набухшие соски подушечками больших пальцев. Его губы легко коснулись ее ушка, дыхание обожгло шею.

— Пожалуйста. — Едва слышная мольба о чем-то неведомом ей самой была первым словом, произнесенным ею с того момента, как все началось. Оно пробилось к Хьюго через туман поглотившего его возбуждения… возбуждения, в которое так внезапно превратился его гнев.

— Чего бы тебе хотелось? — прошептал он ей. — Ты только скажи мне.

Она покачала головой, не в силах найти слова, чтобы выразить то, чего она не знала, и отвела руки назад, чтобы обхватить его и еще сильнее прижать к себе.

— Дай-ка я попробую догадаться. — В его голосе прозвучала едва различимая усмешка более опытного человека. Он сделал шаг вперед, приподнял ее, и они упали на кровать.

Хьюго лег на бок и, положив теплую ладонь Хлое на поясницу, не давал ей перевернуться на спину. Опираясь на локоть он поцеловал ее выступавшие лопатки, затем, продолжая целовать ее, опустился вниз, его язык, как огонь, пробежал по бедрам и нырнул в шелковистые впадинки под коленями. Она извивалась и стонала в сладкой истоме, пока он наполнял ее новыми ощущениями и утолял ее неистовую жажду наслаждения. Затем он перевернул ее и вновь проделал путь вниз, от пульсирующей ямки у нее на шее.

— Я верно догадался? — пробормотал он с едва заметной улыбкой, повторяя путь обратно, вверх, чувствуя, как она трепещет, как отзывается на его ласки каждая клеточка ее тела. Не в силах говорить, она лишь кивнула, и ее глаза были полны такого чувственного призыва, а бедра двигались так требовательно и так манили к себе, что он почувствовал себя не в силах сдерживать страсть. Используя весь свой опыт, он держал себя в узде, когда вел это нежное, но пока неловкое создание по пути наслаждения, еще неизведанному, но столь желанному. Теперь он не в силах был дольше ждать.

Приподняв ладонями ее выгнувшуюся спину повыше, он мягко вошел во влажный и зовущий грот. Она задрожала и инстинктивно напрягла мышцы, так что он почти задохнулся от наслаждения. Придерживая ее бедра, он осторожно двигался внутри нее, ожидая, что она подхватит его ритм, и скоро теплая, крепкая плоть в его руках задвигалась с ним в унисон. Он поднял ее точеные ножки себе на плечи, и ее глаза расширились от удивления, когда она почувствовала его плоть глубоко в себе. Он продолжал так же внимательно смотреть на нее, наблюдая за выражением ее лица, наслаждаясь его открытостью, позволявшей заметить, как она воспринимает новые ощущения. Он знал, что она не способна на игру; она не могла бы притвориться, что испытывает наслаждение, так же как не могла и скрыть его. Эта мысль настолько обострила его собственные ощущения, что он был поражен. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что освобождается от мрачных, чувственных и тайных образов, которые преследовали его со времен молодости.

— Нет, не закрывай глаза, — прошептал он, когда тонкие с голубыми прожилками веки на секунду сомкнулись. Ресницы моментально вспорхнули, и она одарила его сияющей улыбкой, и ему показалось, что он сейчас утонет в синеве ее прекрасных глаз.

Он точно уловил момент, когда она достигла пика ощущений. Медленно он опустил руку и коснулся чувствительного бутона там, где сливались их тела. Хлоя вскрикнула, ее тело конвульсивно сжалось, спина выгнулась, и глаза, неотрывно смотревшие на него, затягивая в темно-синюю глубину, наполнились слезами.

Громко вскрикнув, он вышел из нее за мгновение до того момента, когда его самого унес вихрь экстаза. Он прижимал ее к себе, пока волны наслаждения сотрясали его, и не отпустил, когда этот прилив пошел на убыль. Он откинулся назад, все еще крепко обнимая изящное тело, и постепенно вернулся к реальности.

— Ах, Хлоя, что за колдовство ты творишь? — прошептал он, вытирая ее слезы. У него было много женщин, но он никогда не замечал, чтобы хоть одна из них плакала в минуту наивысшего блаженства. А этот крошечный сгусток страсти дважды рыдал от наслаждения.

Хлоя улыбнулась и вытянулась вдоль его тела.

— Никакого колдовства.

— Нет, ты колдунья, — возразил он, печально улыбнувшись, — Не такой урок я собирался преподать тебе.

— А я намеревалась усвоить именно этот урок, — сказала она почти самодовольно.

Он засмеялся и откинулся на спину, потянув ее за собой, и она оказалась на нем. Он откинул ее спутавшиеся волосы и внимательно посмотрел на нее.

— Похоже, что меня взяли на абордаж и пленили.

— Так поступают е кораблями?

— В военное время.

Она опустила голову и поцеловала уголок его рта нежно и легко, как будто бабочка коснулась крылышком его губ:

— Но сейчас не война.

— Да, не война, — согласился он. — Ты, конечно, негодница с задатками пирата, но все же для войны ты не создана.

— Пирата? — Она засмеялась грудным смехом, который так очаровывал его. — Думаю, из меня получится отличный пират.

— Да помогут небеса нам обоим, но это, наверное, действительно так, — пробормотал он, еще раз вспомнив о своем поражении. Хлоя обладала такой силой обольщения, была так хороша и так решительно добивалась цели, что перед ней не мог бы устоять ни один мужчина, опираясь лишь на угрызения совести. Как-нибудь он все же должен найти выход.

— Но мне не понравилось, что ты так резко все закончил, — сказала она внезапно, и на лбу у нее появилась морщинка. — Если ты сделал так для того, чтобы я не зачала ребенка, то я бы предпочла пить то зелье.

Хьюго замер и резко опустил ее на кровать. Наклонившись над ней, он сказал с жаром:

— Больше никогда ты не будешь пить это гнусное пойло.

— Почему нет?

Перед ним, как наяву, вновь возникла зловещая часовня, он вновь почувствовал ее запахи. В ушах зазвенел порочный голос Стивена Грэшема. А ведь эта девушка была его дочерью — созданием со страстями такой же силы, с такой же всепоглощающей жаждой наслаждений.

— Что такое? — Она поняла, что он отдаляется от нее, переносясь в мир разноцветных дьяволов, и в страхе коснулась его лица. — Прости, Хьюго, пожалуйста. Я не знаю, что я сделала, но я не хотела этого.

Он заставил себя вернуться из призрачной часовни в залитую солнцем комнату, к женщине, с которой они только что так страстно любили друг друга, и он спокойно сказал:

— Ты многого еще не понимаешь, девочка моя. Кое в чем тебе придется положиться на меня, я лучше знаю, что делать в таких случаях.

— Да, да… я так и сделаю, — сказала она поспешно. Яркое утро как будто слегка померкло. — Но ведь ты не жалеешь о том, что произошло?

Как он мог сожалеть о чем-то, получив такое наслаждение? Как он мог противостоять такой необычайной страсти? Теперь он знал, что не причиняет вреда Хлое: она была равным партнером, несмотря на разницу в возрасте. И, возможно, как раз он более всего подходил на роль человека, который, оберегая, сможет руководить её стремлением насладиться жизнью во всех ее проявлениях. Возможно, и Элизабет поняла это. Даже в состоянии опиумного транса она как истинная мать смогла постичь суть характера дочери. Возможно, она опасалась, что, освободившись от сдерживающих пут девичества, Хлоя пойдет туда, куда поманят жажда жизни и ее неуемные желания? Они могли бы завести ее в пропасть… Может быть, Элизабет видела Стивена в их дочери?

Хлоя все еще в тревоге смотрела на него, она вновь была похожа на невинную девочку. Он вспомнил, как раскованно она только что реагировала на его ласки, и подумал, что в такой страстности нет ничего плохого, если за ней не кроются злоба и жестокость. Нельзя винить дитя в грехах отца.

— Нет, девочка, я ни о чем не сожалею.