Глава 25

Когда посланец Джаспера прибыл на Маунт-стрит, Хьюго и Самюэль были в дороге уже четыре часа. Письмо с безобидной на первый взгляд информацией о том, что Хлоя жива, здорова и вместе с братом направляется в Шиптон, нераспечатанным лежало на столе в холле, дожидаясь возвращения Хьюго. Джаспер постарался не упустить ничего. В его план входило, чтобы Хьюго кинулся в погоню за Хлоей и попал в часовню. На случай, если алкоголь чересчур затуманил ему мозги и он не сможет сам сообразить, что к чему, похититель его подопечной решил подсказать Хьюго, как действовать.

Хлоя не произнесла ни слова с тех пор, как, проснувшись на рассвете, с трудом поняла, где находится. Несколько секунд она не могла сообразить, что с ней происходит. Ее рука была неудобно вытянута, и она попыталась подтянуть ее к себе. Что-то мешало ей, и тут она все вспомнила. Девушка повернула голову. Джаспер, похоже, еще спал, но ремень по-прежнему был закреплен на его руке, а пряжку он крепко сжимал в кулаке.

Она вновь замерла, вспоминая все, что ей рассказал Джаспер прошлой ночью. Теперь она знала тайну демонов, мучивших Хьюго. Почему он сам не рассказал о том, какую скорбную роль сыграл в ее жизни, в какой запутанный клубок сплелись их судьбы? Может, он недостаточно доверял ей? Но, разумеется, причина была не в этом. Просто он недостаточно любил ее, чтобы раскрыть свою душу.

Ее особенно не взволновало то, как умер ее отец. Судя по тому, что Джаспер рассказал о часовне, смерть Стивена Грэшема не была особенной потерей для мира. Ее гораздо больше огорчил рассказ о матери… Хьюго не рассказывал о своей любви к ней, о том, что эта любовь была такой глубокой, так много значила для него, а он готов был отдать свою жизнь за нее. Если бы он посвятил ее во все, открыл бы, каким человеком был ее отец, тогда бы она поняла, почему ее мать ушла в себя. Она бы, наконец поняла, почему Элизабет не хотела общаться даже с дочерью. Знай обо всем раньше, она простила бы ту горечь одиночества, на которую ее обрекли в детстве, и перестала бы видеть причину отчуждения Элизабет в себе самой.

Но Хьюго недостаточно сильно любил ее, чтобы понять это. А сейчас это уже не имело никакого значения. Когда она будет выдана замуж за Криспина, ничто больше не будет иметь для нее значения. Джаспер, конечно, добьется этого, если только она не убежит. Но она чувствовала себя маленькой и беспомощной перед грозной силой брата, а к тому же его пасынок и Дэнис объединились против нее.

Ослабев от голода и испытывая настоятельную нужду попасть за ширму, она осторожно потянула за ремень, надеясь разбудить Джаспера. Ей не хотелось, чтобы он подумал, что она намеревается убежать. Она не собиралась лишать себя еще и завтрака.

Джаспер резко сел. Он-то сразу понял, где находится.

— Черт побери, ты что делаешь?

— Прости, что разбудила тебя, но мне нужно в туалет, — робко сказала она.

Он взглянул на часы.

— Нам все равно пора в путь. — Развязав ремень, он приказал: — Одевайся, и побыстрее.

Спустя час Хлоя стояла во дворе. Было ужасно холодно, и пар от ее дыхания вился в морозном воздухе, пока они ждали, когда запрягут лошадей. Дэнис притопывал, дул на руки и потирал их, пытаясь согреться. Криспин прислонился к стене гостиницы, его тонкие губы сжались от нетерпения при виде замешкавшихся конюхов, у которых от мороза не гнулись пальцы.

Хлоя взглянула на Дэниса. На секунду он поднял голову, и их взгляды встретились. Он резко отвернулся. И с этим человеком она танцевала, флиртовала и играла в глупые игры! А сейчас он даже не может посмотреть ей в глаза. Что это — чувство вины за предательство? Почему-то Хлоя сомневалась в этом. Он был членом Конгрегации. У него, как и у Криспина, наверняка на груди выколота змея. Такие люди не могут испытывать чувство вины.

Побег невозможен, пока эти трое следят за ней. Может быть, если она не будет сопротивляться, даже отвратительному Криспину, может, тогда ей удастся усыпить их бдительность? Но она чувствовала, что это тщетная надежда.

Она посмотрела на брата. Джаспер, конечно, ни за что не спустит с нее глаз. Его рот казался щелью на слегка одутловатом лице, подбородок агрессивно выступал вперед.

Он клял медлительность конюхов, постукивая тростью с серебряным набалдашником по затянутой в перчатку руке.

Хлоя вздрогнула, и он тут же бросил в ее сторону внимательный взгляд. Он знал, что она напугана, и, хотя девушка делала вид, что всего лишь дрожит от холода, закутываясь поглубже в свою накидку, это не обмануло его. Его рот насмешливо дрогнул.

— Забирайся, — приказал он, кивнув в сторону кареты.

Хлоя тут же подчинилась и села в свой уголок, натянув капюшон накидки на голову.

Джаспер следил за ней, слегка прикрыв глаза. Он не ожидал, что она так быстро покорится. Он помнил, какой она была упрямой в детстве. Она всегда была своенравной и вспыльчивой девчонкой, которую ничего не стоило вывести из себя. Он не думал, что она так уж сильно изменилась, поэтому его насторожила ее покорность. Он пока не причинил ей никакой боли. Несколько угроз, пустой желудок и пара пощечин — этого недостаточно, чтобы запугать это упрямое создание. Во время путешествия было невозможно сильно наказать ее физически, поскольку они часто останавливались в гостиницах, и он намеревался в случае необходимости успокоить ее снадобьем. Ни у кого не возникло бы вопросов при виде задремавшей молодой дамы, которую выносят на руках из кареты. Но пока она вела себя так, что в подобных средствах не было необходимости.

Хлоя вновь закрыла глаза. Она почему-то чувствовала себя менее уязвимой перед ними, когда закрывала глаза. Что думает Хьюго по поводу ее отсутствия? Отнесли ли Персефону к кормилице? Данте наверняка скулит… сообразил ли кто-нибудь спустить Демосфена с цепи и дать ему побегать по двору? Все конюхи боятся его… Ее переполняли грустные мысли, а карета уносила их все дальше на север…

Хьюго и Самюэль напали на след похитителей в Сент-Олбансе этим же утром. Хозяин «Красного льва», где они остановились позавтракать, сообщил им, что три джентльмена и молодая дама, сестра одного из них, провели в гостинице ночь и снова отправились в путь довольно рано, в восемь часов.

— Как вам показалась молодая дама? — спросил Хьюго, глядя в чашку с кофе с таким видом, как будто вопрос не имел для него никакого значения.

— Тихой, — сказал хозяин гостиницы, наполняя кружку Самюэля элем. — Ей что-то нездоровилось… В этих каретах, знаете ли, может так растрясти! Но утром она плотно позавтракала.

— Если бы речь шла о ком-то другом, это могло бы показаться хорошим знаком, — пробормотал Самюэль себе под нос.

Хьюго слегка улыбнулся. Присутствие Самюэля помогало ему держаться.

— Когда лошадей накормят, мы отправимся в путь, — сказал он, принимаясь за филе.

— Мы можем нагнать их к наступлению ночи, — тихо сказал Самюэль, пока хозяин суетился в комнате. — Если мы сменим лошадей через пару часов, то будем двигаться гораздо быстрее, чем карета.

— Это верно, но я не хочу их нагонять, — сказал Хьюго.

— Что?

— Я вовсе не собираюсь догонять их, — медленно повторил Хьюго. — Пора этому кругу замкнуться, Самюэль. У нас с Джаспером впереди встреча, на которой мы отдадим друг другу долги. — Он говорил тихо и спокойно, но друг почувствовал в его словах такую убежденность и целеустремленность, что понял: именно этого шага и недоставало Хьюго для того, чтобы полностью обрести покой и уверенность в себе.

— Вы не боитесь за девочку?

— Я знаю, какую роль они ей отводят, — ответил Хьюго, губы его сжались, глаза полыхнули зеленым пламенем. — Пока не доберутся до часовни, они ничего не сделают ей.

Хьюго и Самюэль преследовали карету до самого Шиптона. Несмотря на предположение Хьюго о том, что Хлое пока ничего не угрожает, Самюэль заметил, каким напряженным становилось его лицо, когда на каждой остановке он задавал тот же вопрос: хорошо ли выглядела молодая дама?

Ответ был неизменным: тихая, уставшая от дороги, но ничего плохого никто не заметил.

Когда они въехали в Ланкашир, воздух показался им бодряще-свежим. По обе стороны дороги тянулись пустоши, земля была скрыта под блестящим снежным покровом.

Самюэль явно повеселел при виде знакомой картины. Его подбородок, наконец, показался из складок шарфа, тело стало легко двигаться в такт поступи коня. Хьюго, напротив, напрягся, как тетива лука. Он беспокойно осматривал окрестности, будто ожидая нападения хищника.

Они отставали от кареты на два часа, останавливаясь в соседних гостиницах, чтобы в любое время Хьюго мог чувствовать, что Хлоя близко: так ему легче было сдерживать тревогу. Мысль о том, что, стоит ему только пришпорить коня, и он окажется рядом с ней, помогала ему четко думать, составляя и оттачивая свой план.

На седьмой день, в четыре часа пополудни, они достигли поворота на Шиптон на манчестерской дороге. Хьюго направил коня в сторону Денхолма.

— А я думал, мы едем в Шиптон, — заметил Самюэль.

— Завтра, — последовал короткий ответ. Завтра будет пятница. Часовня использовалась только по пятницам. Джаспер, конечно, не станет дожидаться следующей недели. Он знает, что рано или поздно Хьюго поймет, что к чему, и постарается связать узами брака Хлою и Криспина, прежде чем Хьюго сможет вмешаться.

Карета подъехала по дорожке из гравия к Грэшем-холлу. Забившаяся в уголок Хлоя заметила, как оживились ее попутчики. Ею вновь овладел страх, грозивший совсем парализовать волю. Возможность побега так и не представилась. За ней постоянно следили, а каждую ночь она спала привязанной к сводному брату. Но, по крайней мере Криспин держался в стороне, и Джаспер не пытался больше ее наказать.

Но сейчас они оказались на земле Джаспера, их окружали только его люди. Ему не нужно было больше рассказывать небылицы, не было необходимости сдерживать свои порывы. Ступеньки кареты опустили, и Джаспер спрыгнул вниз. — Вылезай, — кивнул он Хлое.

Она подчинилась. Криспин неожиданно положил руку ей на поясницу и толкнул ее так, что она чуть не упала со ступеней. Джаспер подхватил ее, и, вновь ощутив страх, она подумала, что только брат стоит между ней и Криспином с его необузданной жестокостью. Джаспер тоже был жесток, но им двигала цель, которую он считал самой важной в жизни. Криспин же обожал причинять боль просто так, ради самой боли.

Хлоя не гостила в Грэшем-холле с тех пор, как была ребенком, но и теперь он показался ей таким же гнетущим, как раньше. Воздух, был затхлым. Хотя Денхолм-Мэнор имел неопрятный вид, но там все было по-иному. Или, может, просто она чувствовала там себя по-другому.

— Джаспер…

Тихий голос прозвучал откуда-то из тени за лестницей, и Луиза несмело вышла на неяркий полуденный свет.

— Хлоя… Я не знала…

— Не будь дурой, все ты знала, — рявкнул ее муж, стягивая перчатки. — Я же велел тебе приготовить чердачную комнату в западном крыле.

— Да… но… ты не сказал, зачем. — Луиза растерялась при виде застывшей фигуры сводной невестки. — Хлоя, дорогая… — Она протянула руки, демонстрируя совершенно неуместное сейчас радушие.

— Луиза. — Хлоя наклонила голову в сдержанном приветствии. Жена Джаспера не сделала ей ничего плохого, но и добра Хлоя от нее не видела. Пассивный наблюдатель злых дел скорее враг, чем друг.

— Ты должна попрощаться с Дэнисом, сестричка, — сказал Джаспер с издевкой. — Ты не увидишь его до дня свадьбы. После вашей близкой дружбы тебе, несомненно, хочется попрощаться с ним подобающим образом.

Хлоя не стала отвечать, а только посмотрела прямо в глаза Дэнису, надеясь, что он поймет, как она презирает его. Но его лицо опять приняло прежнее самодовольное выражение, а в глазах появился блеск, словно он предвкушал что-то небывалое. Ее вновь охватил страх, который она все эти дни отчаянно пыталась подавить.

— Криспин, отведи ее наверх и запри, — последовал резкий приказ Джаспера.

Значит, теперь Криспин добьется своего. Хлоя резко вздохнула и напрягла спину, когда Криспин схватил ее за руку.

— Мне не нужна помощь, — заявила она. — Я вполне могу сама подняться по лестнице.

— Шагай. — Он заломил ей руку за спину, и она прикусила губу от боли, двинувшись вперед без дальнейших возражений.

— И сразу спускайся, — добавил Джаспер, когда они уже были на лестнице, и Хлоя едва не вздохнула от облегчения. Значит, Джаспер пока еще не уступил ему инициативу.

Чердачная спальня в западном крыле была небольшой комнатой под самой крышей с закопченным мансардным окном. Другие комнаты в этом крыле были нежилыми, и когда в коридоре затихли звуки шагов, Хлоя оказалась в полной тишине.

В комнате она увидела кровать с балдахином на четырех столбиках, туалетный столик, стул со спинкой и ночной горшок под кроватью.

Итак, что же дальше? Она села на кровать, пожалев, что с ней нет Данте. Она никогда не чувствовала себя более несчастной, чем сейчас. В детстве, когда ей было так одиноко и безрадостно, рядом всегда были животные… всегда поблизости находился кто-то, кому было еще хуже. Сейчас же она осталась совсем одна.

Слезы покатились по ее щекам, и несколько минут она проплакала. Но, услышав шаги в коридоре, Хлоя поспешно встала, освежила лицо водой, села на стул и отвернулась к окну, чтобы вошедший не заметил следы слез.

В комнату вошел Джаспер, его сопровождал слуга с саквояжем. Это был тот саквояж, которым она пользовалась во время поездки. Слуга тут же вышел, закрыв за собой дверь. Джаспер повернул ключ и несколько минут разглядывал свою сестру:

— Луиза найдет тебе какую-нибудь одежду, — сказал он. — А все остальное у тебя есть.

— Спасибо, — произнесла она, понимая, как неуместна ее благодарность.

— Позволь мне кое-что тебе разъяснить. — Он подошел к стулу. — Встань.

Хлоя повиновалась. Разве у нее был выбор?

— Посмотри на меня.

А вот это уже было труднее. Она не хотела, чтобы он увидел следы слез. Но Джаспер неожиданно помог ей. Он с размаху ударил ее по лицу, от боли слезы покатились по щекам, она подняла голову и посмотрела на него.

— Так-то лучше. Завтра вечером тебя обвенчают с Криспином…

— Нет! — Она сжалась, ожидая еще одного удара, но он не стал ее бить.

— Не перебивай, — заявил он таким тоном, как будто ему наскучило объяснять ей все. — Как я сказал, завтра вечером ты выйдешь замуж за Криспина. После этого ты будешь отведена в часовню, как когда-то твоя мать. То, что не смогла сделать она, сделаешь ты, ее дочь. Таковы правила Конгрегации, — добавил он абсолютно спокойно. — Мы не оставляем дело незаконченным, и я ждал почти пятнадцать лет, чтобы выполнить свое обязательство. А потом… — Он пожал плечами. — Дальше уже решать будет Криспин. Твое состояние перейдет в его руки, а значит, и в мои, как и должно было случиться после смерти твоего отца. Каким-то образом твоя мать сумела… — Он внезапно замолчал, на лице появилось брезгливое выражение. — Элизабет, эта невинная дурочка, каким-то образом перехитрила и своего мужа, и своего сына. Итак, ты займешь место своей матери, — подвел он итог, — выполнишь то, что должна была сделать она, с одним только исключением. Криспин лишит тебя девственности, и таким образом ваш брак будет узаконен. Это все. — Он отвернулся от нее.

— Не совсем, — сказала Хлоя, не понимая, зачем вообще она вступает с ним в разговор. Скорее всего, ей необходимо было хоть как-то поколебать спокойную уверенность ее брата. — Криспин не может лишить меня девственности. Это уже произошло.

— Что? — Джаспер резко развернулся и потрясенно уставился на нее. — О чем ты, черт побери? Ты с семи лет жила в этом чертовом монастыре, а потом… — его глаза стали задумчивыми. — Потом за тобой присматривал Хьюго Латтимер, так ведь? — медленно произнес он.

Откинув голову, он внезапно захохотал.

— Так вот чем объясняется твое горячее заступничество! Неудивительно, что ты знаешь о змее у него на груди. Так… так, значит, этот праведный пропойца не так уж чист. Это он совратил тебя? Невинную девушку, оставленную на его попечение женщиной, которую он поклялся любить до самой смерти.

— Он не совращал меня, — сказала Хлоя тихо, но твердо. Джаспер покачал головой, все еще посмеиваясь.

— Он совсем не изменился. Ну, да ладно, это только придаст дополнительное очарование завтрашнему празднеству. Тем интереснее будет наблюдать Латтимеру за твоим посвящением.

Хлоя побледнела.

— Наблюдать? Что ты имеешь в виду? Как он будет наблюдать, если его здесь нет?

— О, он непременно будет здесь, — заверил ее Джаспер со спокойной убежденностью. — Если он выехал сразу после получения моего послания, то должен прискакать к часовне как раз к началу церемонии. А уж мы подготовим ему радушную встречу… и очень неприятное расставание… навсегда. — Губы его растянулись в улыбке, но в глазах был лед, когда он покинул ее.

Хлоя металась по небольшой комнате. Она поняла, что больше уже не боится за себя. Вместо страха она чувствовала необычный прилив энергии и решимости предпринять что-нибудь, чтобы убежать. Слишком долго она вела себя пассивно. Если Хьюго приедет, а он непременно приедет, если узнает, где она, — тогда надежда есть. Но ей необходимо предупредить его о ловушке Джаспера. Именно поэтому она должна бежать и встретиться с Хьюго до того, как он доберется до Шиптона. Вот только как это сделать?

Она обвела взглядом комнату, надеясь что-то придумать. Потолок был слишком высоко, даже если бы она и сумела протиснуться в небольшое оконце. Может быть, устроить пожар, и, когда откроют дверь, она выскользнет под покровом дыма? Сколько времени пройдет, прежде чем пожар в этом изолированном крыле заметят внизу? Слишком много. Пока до нее доберутся, она задохнется.

Она может попробовать бежать, только когда откроется дверь. Если ей удастся выбраться в коридор и запереть за собой дверь, то у нее появится шанс, небольшой, правда, но другого не будет.

Единственным достаточно тяжелым предметом в комнате был стул. Она с трудом подняла его над головой, но убедилась, что все же может, это сделать. Она поставила стул рядом с дверью и села на кровать, поджидая следующего посетителя.

Напряженно вслушиваясь в тишину, Хлоя мгновенно уловила звук шагов на лестнице в конце коридора. Она кинулась к двери и подняла стул. Кровь стучала у нее в висках, сердце билось так, словно вот-вот вырвется из груди. Ключ в замке заскрипел, и дверь распахнулась.

В то же мгновение она подскочила и со всего размаха опустила стул на голову Криспина, шагнувшего в комнату. Он закричал и упал на колени. Хлоя кинулась к двери, выскочила в коридор и… попала прямо в объятия своего брата.

Джаспер ничего не сказал, просто повернул ее и толкнул обратно в комнату. Криспин потирал голову, моргая от растерянности. Но он поднялся на ноги сразу, как только Джаспер подтащил Хлою к кровати.

— Дай мне твой галстук, — отрывисто скомандовал Джаспер, дернув руки пленницы и подняв их у нее над головой. Криспин передал ему галстук. — Держи ее руки. — Пасынок подчинился, Джаспер скрутил материю в тонкий твердый жгут и привязал запястья Хлои к раме балдахина.

В следующую секунду его хлыст засвистел и опустился ей на плечи, она закричала. Схватив за волосы, он оттянул ее голову назад и вкрадчиво проговорил у самого ее уха:

— Я ведь предупреждал тебя, сестрица. — Они ушли, ключ опять повернулся в двери. Она не знала, как долго провисела на вытянутых руках, опираясь лишь на кончики пальцев. Боль от удара хлыстом притупилась, теперь она страдала от сильной боли в связанных руках. Свет померк, наступили сумерки; постепенно боль отступила: сознание оставило ее.

Уже совсем стемнело, когда ее забытье было нарушено звуком шагов, и дверь открылась. Вошел Джаспер со свечой и подносом. Он поставил все это на туалетный столик и нагнулся, чтобы поднять упавший стул. Затем он подошел к неподвижной фигуре.

— Полагаю, у тебя было достаточно времени для раздумий, — заметил он, полоснув ножом по веревке, связывавшей ее. Руки Хлои опустились, ноги подогнулись, и она упала на кровать. — До утра у тебя больше не будет посетителей, — продолжал Джаспер, направляясь к двери, и добавил с легкой издевкой: — Спокойной ночи.

Когда дверь закрылась, Хлоя перевернулась на спину. Мягкий свет свечи действовал на нее успокаивающе, и она пролежала так долгое время, приходя в себя. Каждая клеточка ее тела ныла, каждый мускул болел так, как будто ей пришлось участвовать в тяжелом состязании. Итак, она получила еще одно серьезное предупреждение.

Спустя какое-то время она встала и посмотрела на поднос. На ужин ей принесли полбуханки хлеба и кувшин с молоком — холодную, бездушную подачку, но все же это было лучше, чем ничего. Она съела немного сухого хлеба и выпила молоко, затем, не раздеваясь, забралась в постель под покрывало. Ей почему-то казалось, что раздеваться опасно, как будто в ночной рубашке она станет еще более уязвимой.

Хьюго обязательно разыщет ее. Он не оставит ее Джасперу. Он не любит ее, но и не бросит. Гордость, несомненно, приведет его сюда, и он угодит прямо в ловушку Джаспера. Раз Хьюго не любит ее, собственное будущее ее больше не волнует. Но она слишком любит его, чтобы вынести его смерть.

В семи милях от Шиптона, в Денхолм-Мэнор, Хьюго сидел с Самюэлем у камина на кухне и объяснял другу свой план. Но время от времени его голос затихал, и глаза его приобретали мучительное выражение. Несколько раз он вставал, открывал дверь и прислушивался, вглядываясь в темноту.

— Что такое?

— Не знаю, Самюэль. Я просто чувствую Хлою. Я чувствую ее страх. Но сейчас я ничего не могу предпринять… и я скучаю по этой чертовой собаке, — добавил он, захлопывая дверь, — да и вообще по всему ее несносному зверинцу.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — откликнулся Самюэль. — Без них чегой-то очень тихо. — Он встал. — Поспите?

— Нет. — Хьюго покачал головой. — Я поиграю, музыка не потревожит твой сон?

— Никогда раньше не мешала, — ответил Самюэль, направляясь к двери. — Ну, так я вздремну. — Он покривил душой: музыка беспокоила его в те ужасные ночи, когда Хьюго боролся со своими демонами и пристрастием к вину и когда ее жуткие звуки заполняли долгие ночные часы. В эту ночь он снова не мог заснуть. Он лежал в постели, напряженно прислушиваясь к звукам рояля: старый моряк хотел понять, что сейчас на душе у Хьюго.

Хьюго играл колыбельную, ту самую, что слушала Хлоя в ночь пожара в конюшне. Он играл ее так, как будто она могла услышать ее и сейчас, как будто колыбельная могла утешить и успокоить ее. Знает ли она, как он близко? Он пытался сказать ей об этом своей музыкой, как будто свежий морозный воздух мог пронести звуки через семь миль, разделявшие их. Спит ли она сейчас? Он молил Бога, чтобы она спала.

Невинный сон, распутывающий клубок забот,

Сон, смерть дневных тревог, купель трудов,

Бальзам больной души, на пире жизни

Второе и сытнейшее из блюд.

Он вспомнил, как она подхватила эти слова в тот день, когда впервые появилась в его жизни — жизни, которую делали ужасной преследовавшие его демоны. Завтра ночью он окончательно похоронит их.

Он играл всю ночь, до самого рассвета.

Загрузка...