Контакт на случай ЧП

9. Кэтрин

23 декабря, 12:49

Я уже знаю, где нахожусь, еще до того, как открываю глаза.

Понимаете, в больницах есть особый запах.

Принято считать, что больничный запах пахнет чистотой. Но он слишком чистый. Настолько, что вызывает недоверие. Потому что маскирует некоторые вещи.

Бактерии и сепсис, плохие новости и прощания навсегда.

Медленно и неохотно приоткрываю глаза и сразу же издаю стон: жуткий неоново-зеленый свет флуоресцентных ламп отдается стреляющей болью в моих глазницах.

Мне удается продержать глаза открытыми достаточно долго, чтобы посмотреть на себя и обнаружить, что на мне ужасная больничная сорочка. Такая, из которой задницу видно. На сорочке узор из облачков.

Все это позволяет мне сделать два вывода.

В этой больнице я – пациент.

А еще я в аду.

Только вопрос: как я, собственно, в этом аду оказалась? Вот этого я не улавливаю.

Снова закрываю глаза и пытаюсь заставить мозг разобраться в царящей в голове путанице. Помню, как говорила с… Мартином?

Нет, с Марвином. Нет. С Мэтью? Нет.

На самом деле мне немного легче оттого, что я не могу вспомнить его имя, потому что это мое нормальное состояние.

Снова через силу открываю глаза и обращаюсь к пустой комнате.

– Эм… здравствуйте?

Мне отвечает только монотонное гудение аппаратов.

Медленно поворачиваюсь на звук и с тревогой понимаю, что мою руку и одну из этих аппаратов соединяет трубка капельницы.

Нетушки. Мне это совсем не нравится!

– Здравствуйте! – снова пробую я, на этот раз погромче. Чуть нетерпеливо. Ну ладно, очень нетерпеливо. – Мне что, на какую-то кнопку для обслуживания номеров нужно нажимать?

Допустим, «обслуживание номеров» – не совсем правильная формулировка, но есть вероятность, что это кого-нибудь выбесит достаточно, чтобы обратить на меня внимание.

Увы. Ноль реакции. Поворачиваю голову к двери, чтобы мой голос лучше доносился до людей, у которых есть ответы.

Это движение было большой ошибкой. Мне становится так больно, как будто мне проломили череп, не иначе. Следом на меня накатывает волна тошноты.

– Вашу ж…

Снова жмурюсь, чтобы не видеть зеленого света, потому что уверенно могу сказать: сейчас в этой комнате наверняка нет ничего зеленее моего лица. Делаю глубокий вдох через нос и молюсь, чтобы тошнота осталась пассивной и не перешла в фазу атаки.

К счастью, небольшую вечность спустя меня перестает мутить.

Я усвоила свой урок и не совершаю резких движений. Вместо этого перебираю мысль за мыслью в попытке разобраться в своих последних воспоминаниях.

Итак, что же мы имеем?..

Плетущиеся туристы.

Посыпка из «Старбакса».

Silver Bells.

Майкл. Мэтт. Мартин.

Митч!

«Рокетс».

Такси.

Сминающийся металл.

На этом моменте все обрывается.

– Так-так, – бормочу я.

Единственный логичный вывод – я попала в аварию. И виноват в ней был, вероятно, не мой водитель, потому что нью-йоркские таксисты никогда не провоцируют аварий.

Должно быть, туман в моей голове начинает рассеиваться, потому что я наконец соображаю, что где-то в тонких, как бумага, простынях должен быть небольшой пульт. Я помню, что во время папиных затяжных визитов в больницы такие всегда были у него под рукой – на случай, если ему понадобится помощь.

Мне сейчас точно нужна помощь. Помощь, чтобы смыться отсюда к чертям.

Я ненавижу больницы. В особенности – больницы под Рождество.

Пальцы скользят по холодному жесткому пластику. Я раз за разом нажимаю на самую большую кнопку, пока до меня не доносится звук чьих-то шагов. Судя по всему, это обувь на резиновой подошве, но я все равно слышу, насколько раздраженная эта походка.

На мой взгляд – необоснованно. Это же я привязана к кровати в сорочке, которая не прикрывает задницу; кто бы ко мне ни шел, он полностью мобилен, а посему дуться ему не положено.

Шаги останавливаются у моей кровати, и я открываю глаза.

– Наконец-то, – бормочу я и медленно поворачиваюсь к медсестре.

Внимательно ее разглядываю.

Я очень уважаю всех медсестер, правда. За время, что папа был болен, я повидала многих и знаю, что это неблагодарная, изнуряющая работа.

А еще я знаю, что даже самая добросердечная медсестра под конец смены может стать немного раздражительной. Или очень раздражительной, если это была двойная смена.

– Во сколько вы сегодня начали работать? – спрашиваю я.

Она удивленно на меня смотрит.

– Прошу прощения?

– Ваша смена. Как долго вам осталось?

Она озадаченно смотрит на часы.

– Я заканчиваю примерно через час. А что?

– Это ваша первая смена? Или вторая?

– Первая. Любезная, вам что-то нужно?

Ах, с чего бы начать? Мне нужны объяснения. Такси домой. Моя одежда.

Телефон! Господи! Что, если я пропустила звонок от Гарри? Тот самый звонок?

– Не могли бы вы отдать мне мой телефон? Пожалуйста, – торопливо добавляю я, чтобы дать понять: я из хороших пациентов.

Вместо ответа она смотрит на свой планшет, переводит взгляд между ним и аппаратами, к которым я подсоединена.

– Как вы себя чувствуете? Хотите пить? Есть?

Ни то ни другое. Но хотя меня все еще подташнивает, головная боль в разы хуже. По опыту, нет такой мигрени, с которой бы не справилась хорошая питательная еда.

– Не откажусь от еды. Только ничего больничного, пожалуйста. При всем уважении, кормят здесь отвратительно, а меня и так мутит.

Медсестра кивает.

– Никакой больничной еды, ага. Знаете что? Давайте-ка я сразу закажу что-нибудь, – говорит она. – Как насчет китайской кухни? Я не отказалась бы от яичного рулетика.

– Хм-м, – поджимаю губы. – Может, суши? Думаю, рис мне сейчас помог бы.

– Хорошо, как скажете. Согласны на ассорти из сашими? – спрашивает она.

Пожимаю плечами.

– Вполне. Только без угря, пожалуйста. Ой, и проследите, если можно, чтобы они не подсунули мне легкий соевый соус? Я люблю темный.

– Да запросто! – говорит она. – Почему бы мне самой за этим всем не смотаться. Мне же делать больше нечего.

Я благодарно улыбаюсь.

– Так мило с вашей стороны…

И наконец замечаю причудливое выражение ее лица. Моя улыбка меркнет.

Все становится на свои места.

– Это был сарказм.

Она улыбается, без злорадства, и похлопывает меня по плечу.

– Ну что, как насчет хорошенького желе?

Пялюсь на нее. В желе нет ничего хорошего.

– Пожалуйста, скажите, что это тоже шутка.

– Да ладно вам, по текстуре желе и сашими – практически одно и то же. – Теперь она улыбается шире. Более искренне.

Пытаюсь улыбнуться в ответ.

– Телефон? Пожалуйста.

– Ничем не могу помочь! – Чем дольше медсестра здесь находится, тем радостнее становится ее голос, как будто ее настроение немножко улучшается с каждой просьбой, в которой она мне отказывает. – Желе вам точно можно, – продолжает она. – У меня есть вишневое, апельсиновое и лимонное. И мое любимое: синее.

Господи помилуй!

– Синий – это не вкус. – Я чувствую, что должна это отметить.

Медсестра не отвечает, и я смутно слышу, что в комнату заходит кто-то еще. На этот раз – не на резиновом ходу, а звонко и тяжело, как мужчина в деловых туфлях. Его шаги сопровождает не писк больничной аппаратуры, а звук ровно катящегося дорогого чемодана. Надежные колесики.

Следом я чувствую запах. Он затмевает запах больницы. И все другие запахи, на самом деле.

Свежий. Но пряный. Мужественный.

Я начинаю паниковать, и паника вытесняет все: и раздражение, вызванное медсестрой, и раскалывающуюся от боли голову, даже тревогу из-за пропавшего телефона.

Я знаю этот одеколон. Я дарила этот одеколон.

Конечно, есть вероятность, что это одеколон какого-то другого мужчины. Не того мужчины. Господи, пожалуйста! Любого. Другого. Мужчины.

Тем не менее все мои инстинкты кричат: бей или беги. Это чувство ни с чем не спутаешь.

Только вот бить я сейчас не в состоянии из-за землетрясения в моей голове. Бежать – тоже не вариант из-за чертовой капельницы.

Раздумываю над третьим вариантом. Притвориться мертвой, что ли?

Нет. Ни за что на свете. Его это слишком сильно порадует, а я скорее по-настоящему сдохну, чем доставлю этому человеку хоть капельку удовольствия.

Остается только идти на отчаянные меры. Удостоверяюсь, что неприступность стен, которыми я окружила свое сердце с момента нашей последней встречи, по-прежнему на уровне Форт-Нокса.

И только убедившись, что защита надежна и никто не сможет перебраться через стены или переплыть окружающий их ров, я поворачиваю голову.

И встречаюсь с нечитаемым взглядом своего бывшего мужа.