Королева разрушенных империй

ГЛАВА 34

Мы сражаемся за «Spes Aeterna». Каждый шаг по этой дороге дается ценой кровавой бойни. Нефилимы яростно сопротивляются, пока мы тесним их, загоняя врага в ловушку — прямо на вторую группу бойцов Царства Теней, удерживающих баррикаду впереди. Большой отряд нефилимов оказывается зажат между нами, а предатели-ангелы, сражающиеся на их стороне, взмывают в небо, атакуя наших солдат сверху. «Shub Lugal» сбивает многих огненными стрелами, а гиены проносятся через вражеские ряды, стараясь схватить как можно больше, прежде чем ангелы скроются в ночи.

Я отбиваюсь от двух нефилимов вместе с Сайрусом и Ашеном и на мгновение отвлекаюсь, чтобы хлебнуть крови из пакетика на поясе, как кто-то толкает меня в локоть.

— Ну как? — говорит Зара, стоя рядом так, будто мы в очереди за кофе. Я так погружена в битву и борьбу за выживание, что до этого момента даже не осознавала присутствия гибридов в этом мире. Их мысли — всего лишь шепот под грохотом всего остального.

— Привет. Да ничего, все как обычно, — пожимаю я плечами и предлагаю ей глоток крови, но она отказывается. — Как у тебя?

Зара улыбается, и ее острые зубы странно гармонируют с черным каре, клетчатой юбкой и мрачным готическим макияжем.

— Просто офигенно, — отвечает она с искренней уверенностью. Она возится с длинной металлической трубкой, вдвигая шплинт в прорезь, чтобы зафиксировать пружину.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

Зара не отвечает. Она просто поднимает трубку к плечу, кладет палец на спуск у основания и наводит ствол на ангела, пролетающего над нами. Когда он оказывается в зоне досягаемости, она стреляет.

— Полный кайф, — отвечает она, пока серебряная сеть взмывает в небо, опутывает ангела и цепляется за острые кончики его перьев, сбивая его на землю. Он кубарем катится по булыжникам с криком боли, а Зара сияет мне еще одной улыбкой. — Бегу! — кричит она, перекидывает сетомет через плечо и мчится к ангелу с боевым кличем.

— Это не та самая, что укусила меня в битве у Валентины? — спрашивает Ашен, пока мы наблюдаем, как она впивается зубами в горло ангела, распутывая сеть и добивая его.

— Ага. Она мне нравится.

— Не сомневался.

Я улыбаюсь Ашену, он закатывает глаза, и мы снова в бою, пробираясь через тела убитых и раненых, направляясь к зиккурату вдали.

Наши силы сжимают нефилимов и солдатами впереди, демоны Царства Теней сражаются бок о бок с ангелами, защищающими свой мир, загоняя врага в ловушку. Мы сократили их число до сотни бойцов, когда два взрыва потрясают дорогу. Здания по обеим сторонам разлетаются на куски, камни и стекла разбрасывает взрывной волной, поднимая облако пыли, которое отражает пламя вокруг и скрывает зиккурат.

— Вот же дерьмо. Придется обходить, — говорю я Ашену, наблюдая, как пламя охватывает разрушенные строения, делая дорогу непроходимой.

— Да, но нам еще нужно остановить нефилимов, иначе они пополнят ряды, и эта битва никогда не закончится, — отвечает он.

Я киваю, окидывая взглядом поле боя, пока не нахожу того, кто нам нужен.

— Эрикс! — кричу я поверх шума. Его меч рассекает грудь нефилима, и он встречается со мной взглядом. В сотый раз за эту ночь я благодарю миры за то, что заклинание Эдии держится, и он не падает без сознания посреди дороги. Он пробивается ко мне с сияющей ухмылкой. Кажется, ему даже нравится. — Нам нужно закрыть порталы в Шабарре, — говорю я. — Они будут подтягивать подкрепления, пока мы не остановим их.

Эрикс кивает и свистит Владу, который сражается с изящной грацией рядом с Валентиной.

— Эй, Дракула! — кричит он древнему вампиру. Я фыркаю, а Эрикс смотрит на меня с легким раздражением. — Да, некоторые души узнали его, а Валентина объяснила это имя, и он настаивает, чтобы его так называли.

Влад присоединяется к нам, за ним следует Валентина, мы обсуждаем план, и трое отправляются в сторону Дома Шабарра. Как раз когда они уходят, появляются Коул и Алорос, рука последнего перевязана и прижата к груди, чтобы враг не мог легко добраться до раны.

— Мы можем пройти, — говорит Коул, указывая на перегороженный переулок, где несколько ангелов охраняют проход. — Он выходит к воротам Дома Добродетелей, а оттуда мы сможем вернуться к «Spes Aeterna». Солдаты у переулка сказали, что зиккурат пока в безопасности, так что после ворот путь будет свободен.

— Я проведу вас прямо к Камню Судьбы, как только окажемся внутри, — говорит Алорос, сжимая меч.

— Хорошо, давайте заканчивать.

Мы бросаемся к переулку, и ануннаки у входа пропускают нас в узкий темный коридор. Мы движемся молча, петляя между высокими зданиями, прячась в тени при звуке крыльев над головой, хотя пространство здесь слишком узко для полного размаха ангельских крыльев. Мы продвигаемся, пока впереди не раздаются крики, и на мгновение наши шаги замедляются — мы переглядываемся.

Затем бежим изо всех сил.

Мы выбегаем во двор, где врата в Дом Добродетелей пылают в мраморной стене.

Группа душ в эфирных одеяниях Эсагилы пробирается через двор, рискуя пройти сквозь огонь, пожирающий тяжелые двери, чтобы укрыться на территории Дома Добродетелей. Вслед за ними летит зажигательный снаряд и ударяет в стену, как раз когда последняя душа оказывается в безопасности. Еще два ядра быстро следуют за ним, и часть стены вокруг врат рушится.

Мы слышим шаги солдат-нефилимов, входящих во двор и направляющихся к разрушенным воротам. С другой стороны раздаются крики. Детский плач. Лай и скулеж собак. Рев того чертова осла. Мое сердце сжимается. Нас всего четверо, и я знаю — мы не сможем их спасти.

Мы выходим во двор из тени переулка. Я встречаюсь взглядом с Ашеном и поднимаю оружие. Время вокруг нас словно раскалывается, и остается только решимость в глазах моего мужа. Он кивает. Я готова умереть рядом с ним, сражаясь, чтобы не пустить нефилимов в Дом Добродетелей, и в этом мгновении мы оба понимаем: сколько бы мы ни продержались, этого будет недостаточно.

Я уже собираюсь сказать, что люблю его, когда мои слова заглушает другой звук. И впервые за долгое время он звучит как надежда.

— Вы не пройдете через эти врата, — гремит знакомый голос с другой стороны рухнувшей стены.

Сквозь пламя я вижу, как Эдия идет к обломкам, ее руки подняты, а в ладонях сверкают черные сферы. За ней маршируют солдаты «Shub Lugal» с копьями наготове.

— Царство Теней, — кричит Эдия, когда две армии сходятся по разные стороны огня. — Покажите этим ублюдкам, что такое ад.

Черные сферы Эдии летят сквозь пламя, а Зида проносится мимо нее над огнем и обломками, ее шипение отражается от каменных стен, когда она настигает первого врага. Магия обрушивается на солдат, сбивая их одного за другим. «Shub Lugal» бросаются в атаку, их боевой клич разносится вокруг, пока они пробивают броню и сокрушают врага волна за волной. Уртур появляется рядом с Зидой, вырывает крыло у предателя-ангела, а змеиные клыки впиваются ему в грудь.

— Нам нужно двигаться, — говорит Коул, бросая последний гордый взгляд на Эдию, которая сдерживает врага у разрушенной стены. Мы разворачиваемся и бежим, прижимаясь к краю двора, пока не находим переулок, ведущий обратно к дороге к зиккурату.

Мы выходим на «Spes Aeterna», и здесь, с этой стороны, дорога пугающе тиха. Вдали еще слышны звуки боя, но ряды солдат-ануннаков стоят в полной тишине, их золотые доспехи мерцают в тусклом свете. Я поднимаю глаза и вижу еще больше лучников на крышах, их стрелы нацелены в небо. Раздается крик, и группа ангелов выпускает стрелы, сбивая трех вражеских ануннаков, пытавшихся зайти с тыла.

— Наша элитная армия, — говорит Алорос, пока мы идем мимо. — Milites Lucis.

Мы продолжаем путь в тишине, минуя ряды солдат, пока не добираемся до зиккурата, а затем поднимаемся по рампе к входу. Охранники в зале расступаются, некоторые бросают взгляды на мою корону, другие разглядывают порванные крылья Ашена и искры, сыплющиеся за ним. Многие кивают нам с благодарностью.

Алорос ведет нас через двери и коридоры к белой мраморной лестнице, спиралью уходящей в сердце зиккурата. Мы спускаемся все глубже, и кажется, что этому не будет конца. Иногда мы проходим выход на этаж, и я надеюсь, что это наша остановка, но нет. Однако после вечности мы наконец достигаем конца лестницы, выходя в тускло освещенный коридор, который заканчивается мерцающей дверью.

Алорос прикладывает ладонь к двери, механизм внутри распознает его сущность, шестеренки приходят в движение, и серия замков открывается. С последним щелчком дверь распахивается, открывая золотую стену с вращающимися кольцами и отполированным лазуритовым камнем в центре.

— Ключ Судьбы, — говорит Алорос, и мы входим.

Кольца движутся с метрономической точностью в противоположных направлениях, текст на Дингире озаряет комнату мягким светом.

— Что это значит? — спрашивает Ашен, делая шаг ближе, его взгляд скользит по комнате, прежде чем снова остановиться на камне.

— Текст? Понятия не имею.

— Нет. Ну, да, это тоже. Я имею в виду голос.

Я наклоняю голову, хмурясь.

— Голос?

Ашен оглядывается, будто ищет источник звука.

— Шепот. Он становится громче.

Я вздрагиваю, улыбка расползается по моему лицу, когда его слова наконец складываются в картину.

— Ты слышишь шепот, — говорю я, и он кивает. — Это не я. Это ты, Ашен.

— Я не шепчу, — фыркает он, его взгляд мечется между мной и камнем. — Что?..

— Это ты, Ашен. Ты связан с Камнем Судьбы.

Ашен смеется, будто я сошла с ума, но смех затихает, когда он понимает, что я серьезна. Я ободряюще киваю, пока осознание проникает в его кости.

— Нет, Лу… — качает он головой. — Этого не может быть.

— Почему? Ты же можешь путешествовать в Царство Света, верно?

— Если меня призовут, да…

— Сопровождающим?

— Я… ну, нет… но… — Ашен смотрит на нас, будто ищет другое объяснение, проводит рукой по взъерошенным волосам, шумерские символы его ранга светятся на костяшках. Он шевелит крыльями, порванная змеиная кожа скребет по полу. Обгоревшие края задевают камень, и мое сердце сжимается, когда он жестом указывает на себя, будто он сломан. Будто всегда был сломан. — Нет, Лу. Я не…

— Что, Ашен? Не достоин? Не справедлив? Не честен? — спрашиваю я, беря его за руку и подводя к камню. — Не чертовски сексуален в плавках? Не слегка одержим маслом?

Ашен фыркает, но смех быстро затихает. Он глотает и открывает рот, чтобы возразить, но я сжимаю его руку.

— Я знаю, кто ты, Ашен. Ты любящий. Мужественный. Стойкий. Благородный. У тебя есть душа, которая заслуживает быть избранной не меньше, чем души тех, кого ты любишь, — я слышу шепот, когда он превращается в ленту, обвивающую комнату, взмывающую к потолку, словно змея, пробующая границы клетки. Она кружит вокруг нас, опускаясь ниже. — Будь готов поймать ее, — говорю я, не отпуская запястье Ашена.

Лента устремляется к двери, к камню. Ашен хватает ее конец, и я начинаю читать заклинание вместе с шепотом, кивая ему, чтобы он делал то же самое. Ашен повторяет слова на Дингире, и я помогаю ему намотать ленту на руку. Как только кольца расходятся, я толкаю его запястье вперед, и он хватает камень.

Невидимая сила отбрасывает нас на пол, кольца скользят друг под другом, открывая окно в обитель древнего бога.

Как и в прошлый раз, пространство за кольцами ярко освещено, но вместо нитей там мелькают искры. Они уплывают от нас, оставляя хвосты, как кометы, а ближайшие расступаются, открывая фигуру человека вдалеке. Слишком много света, чтобы разглядеть что-то кроме силуэта, и через мгновение кольца смыкаются, скрывая вид.

— Она говорила со мной, — говорит Ашен, его голос полон благоговения, когда он смотрит на лазуритовый камень, гудящий в его руке. — Она сказала: «Ашен, gud Urbigum. Rakbu shisitum. Eteru sut».

— Думаю, это то же послание, что получила я. Они просят нас спасти их.

Ашен встречается со мной взглядом и улыбается, и, несмотря на все, я вижу в нем облегчение.

— Тогда нам лучше сделать это. Надо вернуться домой и собраться, чтобы выяснить, где врата, — он поворачивается к Алоросу, кладя камень в мешочек у моего пояса. — У тебя есть древние тексты о Судьбах, которые мы могли бы взять с собой?

— Вероятно, да, — отвечает Алорос и кивает, чтобы мы следовали за ним, выходя из комнаты. Замки щелкают. — Я проведу вас в часть библиотеки, где они должны быть.

Мы поднимаемся по винтовой лестнице, и Алорос ведет нас через длинный коридор в просторный холл. Когда дверь закрывается за нами, исчезая в стене, я понимаю, что лестница была частью потайной системы.

Холл светлый и просторный, украшенный золотыми и белыми мраморными скульптурами, а наши шаги эхом разносятся под наклонным потолком. Алорос подводит нас к ряду дверей и открывает одну, впуская нас в прекрасную библиотеку, чьи стены словно излучают мягкий белый свет. Дальняя стена — сплошное окно, выходящее на равнины и постепенно светлеющий горизонт. Рассвет здесь нетронут войной, которая, несомненно, еще бушует в городе Анур за этими стенами.

Алорос ведет нас в более темную часть библиотеки, где на золотых полках стоят древние кожаные фолианты и свитки. Он ищет по корешкам и передает мне и Ашену несколько книг и свитков.

— Подождите здесь, — говорит он, уходит в соседнюю комнату и возвращается с кожаной сумкой. Мы складываем книги внутрь, и Ашен перекидывает ремень через плечо. — Редко используемый портал в Мир Живых находится в часе ходьбы отсюда. Он приведет вас в Хирбат-эль-Мудейну в Иордании. Там почти нет людей. У вас есть проходы поблизости?

— В Аммане есть. Но мы найдем транспорт, — отвечает Ашен.

— Хорошо. Это самый безопасный путь. Я покажу вам дорогу.

— Ты не идешь с нами? — спрашиваю я, и Алорос улыбается, будто мое беспокойство трогательно.

— Нет, я останусь сражаться за свой дом, — отвечает он.

— Я тоже, — говорит Коул, вставая рядом с Алоросом. Мы не обсуждаем это. Нам не нужно. Я не смогла бы выдавить ни слова сквозь ком в горле. Я знаю, что это когда-то было и его домом. Поэтому просто обнимаю Коула, и он отвечает мне тем же, его мускулы напряжены, дыхание сбито.

— Береги себя, брат, — говорит Коул Ашену, который лишь молча кивает и сжимает плечо друга. Затем мы следуем за Алоросом, оставляя Коула позади.

Алорос ведет нас по лестницам и коридорам, пока мы не оказываемся в длинном проходе, ведущем за пределы зиккурата. Когда он открывает дверь в конце, в коридор врывается свежий воздух, запах трав и цветов — долгожданная перемена после крови и гари, покрывающих наши одежды.

— Тропа идет вдоль стены между городом и полями, — говорит он, указывая на узкую гравийную дорожку. — Затем она свернет от города и пройдет по скалам над Серебряным морем. Спуститесь к пляжу, там есть беседка. Портал рядом с ней — просто постамент. Но будьте осторожны, вы будете на виду почти весь путь, и укрыться негде.

Мы с Ашеном киваем, и я не могу удержаться, чтобы не обнять Алороса, стараясь не задеть его раненую руку.

— Спасибо, Алорос, — шепчу я, и он смеется, звук почти такой же чарующий, как смех Ашена.

— Нет, это вам спасибо. Берегите себя, — Алорос улыбается, отступая в коридор, и не закрывает дверь, пока мы не скрываемся за первым холмом.

Мы идем с Ашеном молча, держась за руки, оба настороже. Ничего не происходит, хотя вдали еще слышны звуки боя. Наконец тропа удаляется от Анура, и перед нами открывается горизонт моря. Мы останавливаемся на краю скал, глядя на воду.

— Интересно, есть ли у них Крюкальмар? — говорю я, все еще держа Ашена за руку. — Это вообще нечестно, кстати. Ангел просто сказал тебе, где найти камень, а меня тащило через море какое-то чудовище из Царства Теней.

Ашен смеется, а я улыбаюсь, разглядывая морщинки в уголках его прекрасных глаз.

— Ну, Крюкальмар, наверное, был скромнее. Ты правда хочешь…

Ашен вдруг сжимает мою руку, а затем отпускает.

Он смотрит на клинок, пронзивший его живот. Наши взгляды встречаются всего на мгновение, а затем он падает со скалы под звук моего крика, его меч летит следом, а второе оружие остается в его теле, пока он исчезает в море.

И прежде чем я успеваю прыгнуть за ним, мир погружается во тьму.

ГЛАВА 35

Я прихожу в себя со стоном, потирая висок. Что-то прохладное и влажное щекочет кожу. Переворачиваюсь на спину и вдыхаю запах травы, сырой глинистой земли и меловой пыли. Открываю глаза на небо такого оттенка синего, который кажется неуместным рядом с болью, пульсирующей в голове. Снова стону и поднимаюсь, пока не сажусь, желудок сводит, будто я выпила больше фангрии, чем можно за один присест.

— Аглаопа?

Когда наконец осознаю окружение, вижу сестру, присевшую передо мной, ее улыбка успокаивающая.

Только я совсем не чувствую успокоения.

— Какого черта, Аглаопа? — спрашиваю я, протягивая к ней руку, но ладонь упирается в магический барьер, который я только заметила между нами.

— Прости, любимая. Это для нашей защиты, — Аглаопа встает и указывает на землю рядом со мной. Опускаю взгляд: рядом с пальцами, впившимися в почву для опоры, лежит пакет с кровью. — Пей, сестра. Тебе станет легче.

Перевожу взгляд с пакета на сестру и обратно, взвешивая варианты. Пусть я и в ловушке за магическим стеклом, мне все равно нужны силы, чтобы выбраться, и вряд ли она добавила яд или наркотик. Улыбка Аглаопы становится шире, когда я беру пакет и с трудом встаю. Открываю его, проверяю запах на посторонние примеси, затем выпиваю кровь, сверля ее взглядом, как капризный ребенок, допивающий сок.

— Кровь Ашена, да? Ты собрала ее из раны, когда пырнула моего мужа в живот, сестричка? — слова вылетают, словно яд.

Аглаопа смеется.

— Дорогая, пожалуйста. Несмотря на печальную необходимость временно убрать твоего мужа с пути, я не злодейка. С ним все будет в порядке, обещаю. Просто он слишком защищает тебя, и я не могла рисковать.

— Какого черта, Аглаопа, — рычу я, швыряя пустой пакет в ее сторону. Он шлепается о барьер. Скрещиваю руки и сверлю ее взглядом, но кажется, она едва сдерживает смех.

— Сзади тебя еще один.

— Пошла ты.

Я прожигаю ее яростным вампирским взглядом с алым пламенем, затем разворачиваюсь и беру второй пакет под звуки мягкого смеха Аглаопы. Боль в виске понемногу стихает, пока кровь Ашена шипучим потоком стекает по горлу. Прижимаю руку к отметине. Под кожей — ослабленное, но ощутимое эхо его эмоций, и даже сквозь туман я понимаю: он в бешенстве. Я снова бросаю на Аглаопу убийственный взгляд.

— Ах да, — говорит она. — Уверена, он немного зол. Он мне нравится.

— Да уж. Особенно когда ты воткнула в него нож и столкнула в море.

Аглаопа пожимает плечом.

— Нужно было его задержать. Просто рана в ногу не сработала бы. Кстати, мне нравятся твои глаза, сестра. Искры в сиянии очень красивые.

Сужаю глаза и отворачиваюсь, проверяя границы своей маленькой клетки — купол полностью окружает меня тонким щитом света.

— Ты точно не злодейка, Аглаопа? Звучишь прямо как она, — наношу несколько ударов по куполу, проверяя на слабые места, и с каждой неудачной попыткой в горле клокочет рычание. Пытаюсь прошептать в подвеску, вызывая Эдию, но магия просто отражается обратно. Сестра молча ждет, пока я завершаю круг и снова поворачиваюсь к ней с угрожающим шипением. — Выпусти меня нахрен.

— Ты всегда была самой драматичной из нас, сестра. Тем удивительнее, что последние три века ты провела тихо и скрытно. Хотя, пожалуй, закономерно, что потом ты резко сменила курс, заняв трон Царства Теней.

Мы смотрим друг на друга, и этого мгновения хватает, чтобы страх начал разъедать края моего гнева. Аглаопа явно держит все козыри. Она стоит по ту сторону барьера, а моя сумка с Камнем Судьбы — в пределах ее досягаемости. Я слышу его гул, а вместе с ним — еще один, похожий на мурлыканье: это Камень Смерти.

— Как ты его достала? — киваю на сумку с камнями. — Сейф был зачарован.

— Ты тоже умеешь колдовать, разве нет, любимая? Значит, можешь и снять чары, — говорит Аглаопа, и я смотрю на нее, впервые задумываясь, что, возможно, могла бы снять заклятие связи с Ашеном — хотя рада, что мне это в голову не пришло. Может, в своем одиночестве тогда я просто не хотела, чтобы эта мысль возникла.

Отвожу взгляд от Аглаопы и осматриваю местность вокруг. Низкая ярко-зеленая трава среди обломков камней, напоминающих руины древних построек. Слева — скалы, нависающие над морем. Дальше — изрезанные холмы с редкими полосками леса. А справа — арочная гранитная конструкция. Камень выглядит так, будто его высекли лишь несколько дней назад: края четкие, точные.

Анфемоэсса.

— Узнаешь это место, Леукосия? — спрашивает Аглаопа. Она кивает не на деревню, а на саму арку. Я медленно киваю. Хотя я помню ее с нашего времени на острове, это была просто каменная арка, за которой стояли наши домики. Я проходила через нее тысячу раз.

— Какого черта… — до меня доходит, и я смотрю на свою руку, затем сжимаю кулак, пока ногти не впиваются в ладонь, оставляя кровавые следы. — Кольцо. Ты наложила на него заклятие, чтобы доставить нас сюда.

Когда я встречаю взгляд Аглаопы, она виновато улыбается, и в ее глазах мелькает грусть — будто вид арки должен был пробудить память, которой нет. Аглаопа поворачивается к ней и проводит пальцем по дуге.

— Все эти годы истинные боги были по ту сторону завесы, сплетая нити, чтобы привести нас сюда, к этому моменту. Я видела это раньше. Ты и я, здесь у врат, вот так. Именно так.

— Где? Как?

— Предвидение. Очень давно. Во снах, которые меня преследовали. Эти видения вернулись ко мне перед тем, как ты оказалась на берегу. Не все воспоминания были потеряны, по крайней мере для меня. Ради этого нас принесли в жертву, Леукосия. Тайна, скрытая у всех на виду.

Перестаю шагать и смотрю на сестру, хотя ее взгляд все еще прикован к изгибу камня, отбрасывающего тень на мой купол.

— Что ты имеешь в виду? Ты помнишь время до Анфемоэссы?

— Да, — говорит она, и я подавляю внезапное отчаяние, желая спросить, что еще она помнит из жизни до острова. — Ты. Я. Наши сестры. Мы никогда не были теми, кем нас сделали, чтобы защитить богов, которые давно нас покинули. Мы были сильными. Волшебными. Пришло время вернуть утраченное и взять то, что нам причитается за службу. За страдания.

Аглаопа надолго задерживает на мне взгляд. В ее глазах не только сочувствие, но и решимость. А ее решимость заставляет меня нервничать из-за того, что я заперта в зачарованном куполе. Она намерена тащить меня за собой в любой план, который запустила. Она как обратное течение, а я уже на середине пути в глубину.

Сестра отворачивается, а я возобновляю беспокойное хождение по краю сверкающего барьера.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, наблюдая, как Аглаопа опускается на колени и достает из внутреннего кармана куртки сложенный лист пергамента. Аккуратно раскладывает его на земле и разглаживает, а я узнаю его по запаху еще до того, как вижу содержимое. Это страница из Книги Говорящего Судьбы, та, где изображена моя отметина. Аглаопа внимательно изучает страницу, затем переворачивает ее на пустую сторону. Достает из другого кармана два флакона. Ушгада.

— Где ты это взяла? Где Уинтер? — спрашиваю я, пока Аглаопа открывает флакон с жидкостью. На мгновение мне кажется, что она собирается его выпить, но нет. Ее взгляд все еще прикован к странице.

— С аптекаршей все в порядке, не волнуйся, сестра. Просто небольшой укус и шишка на голове. Она поправится, если захочешь.

Сердце будто проваливается в пятки, ударяясь о каждую кость на пути.

— Если я захочу? — переспрашиваю я, но Аглаопа не отвечает. Наблюдаю, как она выливает жидкость на пергамент. Тот отвечает светом, проявляя скрытый текст. С моего места видно письмена на Дингире, хотя я не могу разобрать каждое слово. Но сестра, кажется, может.

Губы Аглаопы шевелятся, когда она читает, уголки приподнимаются в улыбке.

— Нефилимам никогда не нужна была ушгада, да? Они вообще к тебе не приходили, — говорю я.

— Нет, — признает она, бросая на меня быстрый взгляд перед тем, как вернуться к странице. — Камни им нужны, да. Но не ушгада. Они могут открыть врата без нее. Взять то, что за ними, только с камнями.

— Что за ними?

— Свобода. От боли. От предназначения. От Судеб. Вечная свобода и сила, чтобы перекроить миры по своему замыслу, а не по навязанному, — отвечает она. Аглаопа откидывается на пятки и долго смотрит на меня, ее взгляд смягчается. Она смотрит с той же сестринской нежностью, что и в тот первый миг, когда я оказалась на берегу, но я не уверена, что узнаю женщину перед собой. — Я вижу бремя, которое ты несешь как королева Царства Теней. Враги не только за спиной, но и прямо перед тобой, целятся в твое пылкое сердце, хотя ты желаешь всем существам только лучшего. Это обязанности, которые не должен нести один человек. Так быть не должно.

Я открываю рот, чтобы возразить, но не могу — потому что это те же мысли и опасения, что терзали меня с момента, когда я стояла на помосте в «Kur» и выбрала копье вместо ключа. Порой, в самые темные моменты, я задавалась вопросом: может, стоило выбрать иное.

Аглаопа улыбается, читая мое молчание, затем возвращается к странице, добавляя еще немного жидкости на пергамент. Тот светится ярче, проявляя больше текста.

— Нефилимам не нужна была ушгада, но им нужна была ты, чтобы достать Камень Смерти. Пещера, где ты его нашла, была у подножия острова в Черном море. Они планировали доставить тебя туда. Когда не смогли захватить в Царстве Теней, поняли, что тебе понадобится Воскреситель. Их шпионы уже сообщили, что ты убила Имоджен, конечно. Они слышат каждый шепот, любимая, даже в Гильдии Гильгамеша. Все, что им было нужно, — дождаться запроса через аптекарей и выпуска зелья из хранилища. Ушгада привела бы их прямо к тебе и первому камню. Но они не учли, что моя умная сестра выскользнет у них из рук, — ее взгляд снова останавливается на мне. Улыбка теплая, полная нежности. — Еще одно доказательство, что Судьбы избрали нас на замену, да?

Я не отвечаю, пока Аглаопа снова погружается в чтение, убирая первый флакон в карман.

— Я захватила Барбосса Сарно еще до сделки с Давиной, — продолжает она, вырывая вопросы из моего ошеломленного молчания. — Это он рассказал мне, что полубог живет в Эворе, что его зовут Димитриос, правнук богини Гулы. Барбосса убил родителей Давины незадолго до того, как я его поймала. Когда твой муж рассказал Давине о полубоге, она передала это матери, и Барбосса узнал об этом, когда убивал их.

— Так ты сама встала на пути Давины, — говорю я, будто туман рассеивается, открывая скрытый мир. — Ты уже знала о полубоге, когда появилась в Эворе, так что Давине не пришлось делиться информацией, которой она не должна была владеть. Это сделало ее сговорчивее.

Аглаопа кивает с горделивой улыбкой.

— Но как ты узнала, что нужно использовать жатву? — спрашиваю я.

Сестра открывает флакон с порошком. Держит его над страницей, все еще светящейся мягким светом, и начинает наклонять.

— Потому что я никогда не забывала, откуда мы родом и для чего нас создали.

Порошок касается пергамента. Тот трещит, искрится и поднимает слова вверх, превращая их в серебристый дым. Я смотрю, как Аглаопа собирает свои длинные волосы в руку, отводя их от лица, и наклоняется. Закрывает глаза и делает глубокий вдох, втягивая каждую букву, каждую завитушку дыма. Когда последний знак исчезает, последний вздох сделан, моя сестра падает.

ГЛАВА 36

Аглаопа падает на спину, ее тело сотрясают судороги, конечности выкручиваются, пятки впиваются в землю. Зубы стучат, все ее существо дрожит. Барьер между нами все еще стоит, и я прижимаю ладони к его поверхности, бью, пока кожа не начинает гореть от ударов, пока не сжимаю кулаки и не обрушиваю на него град бесполезных ударов. В бессилии опускаюсь на колени, остается только смотреть, как Аглаопа бьется в конвульсиях на холодной сырой земле. Тонкие струйки крови стекают из носа, ушей, уголков широко раскрытых, ничего не видящих глаз. Я снова шепчу в подвеску, призывая Эдию, но чувствую, как магия призыва ударяется о барьер и отражается обратно, рассеиваясь в ограниченном пространстве.

— Аглаопа… что ты наделала, сестра?

Время тянется бесконечно. Я не могу помочь ей. То, что она совершила, разрывает ее изнутри. Все тело покрыто потом, будто охвачено внезапной лихорадкой. Ветер размазывает кровь по ее щекам, рисуя узоры. Я прижимаю пальцы к вискам, слишком боюсь смотреть, но и отвести взгляд не могу. — Я не могу опять потерять тебя, Аглаопа.

Конвульсии сменяются отчаянными рывками. Из груди Аглаопы вырывается громкий стон. Он становится громче, выше, превращается в крик — пронзительный, оглушительный, заставляющий меня закрыть уши и сжаться в комок. Я зажмуриваюсь, кричу, и когда мне кажется, что этот звук будет последним, что я услышу, раздается громкий хруст.

Тишина.

Еще один хруст. Тише. Затем громче.

Медленно отнимаю руки от ушей, открываю глаза.

И тут же отползаю к дальнему краю купола.

Глаза Аглаопы открыты, моргают, но не видят, лицо спокойно. Только оно… перевернуто.

Ее тело вывернуто, одна нога упирается в землю, колено согнуто в неестественном положении. Плечо вывихнуто. Шея сломана как минимум в двух местах, из-за чего ее пустой взгляд направлен на меня под ужасным углом. Громкий хруст — сломанная нога встает на место, но бедро выходит из сустава. Я прикрываю рот, слезы застилают зрение. Желчь подкатывает к горлу, когда ладонь Аглаопы упирается в землю, а плечевая кость со щелчком возвращается в сустав.

Меня рвет.

Хруст, хруст, хруст.

Аглаопа встает, позвоночник изогнут под невозможным углом. Сломанный локоть вправляется. Что-то щелкает в тазу, и она шатается вперед. Я прижимаюсь к куполу, когда она делает еще один неуверенный шаг в мою сторону, и чувствую, как моя рука проскальзывает сквозь барьер. Он слабеет.

Хруст, хруст, хруст, хруст, хруст, хруст.

Сжимаю подвеску, будто это талисман.

— Ninmen Eslal. Ninmen Eslal.

Продолжаю шептать, пока позвонки один за одним не встают на место, и Аглаопа не выпрямляется. Глубокий вдох наполняет легкие, несколько ребер занимают правильное положение. На выдохе она закрывает глаза. Открывает снова, моргает, оглядывается, останавливает взгляд на мне.

— Это было… крайне неприятно, — говорит она, слегка вздрагивая.

— Неужели, — встаю, купол вокруг растворяется, но Аглаопу это, кажется, не волнует. Это почти так же тревожит, как хруст ее костей. Она достает из сумки Камни судьбы, и сердце сжимается, когда она смотрит на арку.

— Нас создали, чтобы служить богам, но где они теперь? Они покинули эти миры давным-давно, а мы все еще чувствуем тягу предназначения. Ради чего? Почему? — Аглаопа указывает на руины каменных фундаментов, когда-то бывших нашими домами, деревушку забытых женщин, место, где мы обрели сестер. — Горы рассыпались вокруг, а мы остались, только мы двое. Мы пережили века, не тронутые временем. Представь, Леукосия. Мы можем вернуть наших сестер. Никаких врагов с ножами за спиной. Никаких угроз, нависающих, как грозовые тучи над бурным морем. Мы можем получить все, о чем мечтали.

— У меня уже есть все, — говорю я. Глаза жжет от непролитых слез. — Я вернула тебя, Аглаопа. Есть хорошие люди, которые зависят от меня. От нас. Мы не просили этой ответственности, но она наша.

— И это мы ее исполняем, любимая. Мы - последние изгои. — Брови Аглаопы сдвигаются, и я вижу в ее взгляде глубину печали, которую наблюдала лишь однажды — в тот миг, когда она столкнула меня со скалы. — Тебе не интересно, почему мы остались последними, Леукосия? Даже в конце были только мы. Наши сестры либо уплыли на украденных кораблях, либо погибли от недостойных рук. А мы выстояли. Разве ты не задавалась вопросом — почему?

— Ты думаешь, мы последние, потому что должны были завладеть этим местом? Потому что видела это во сне? — качаю головой, осторожно делаю шаг между Аглаопой и вратами. Кроме прикосновений и клыков, у меня нет оружия — она позаботилась об этом.

Аглаопа глубоко вздыхает, ее взгляд скользит по моему лицу.

— Не только поэтому, сестра.

— Тогда скажи мне, Аглаопа. Скажи, чего я не понимаю. Скажи, что довело тебя до этого. Я люблю тебя и хочу помочь. Что бы ни происходило, это не выход. Просто откройся мне.

На губах Аглаопы появляется мягкая улыбка.

— Я хочу открыться тебе. Именно это я и задумала. Я не просто расскажу тебе о прошлом, — говорит она, поворачиваясь к вратам и поднимая камни. — Я покажу его тебе. И сделаю то, что не могла раньше. Я обеспечу твою безопасность.

Аглаопа начинает читать заклинание.

— Hursanu y aabba, ziana y anzu. Os naru nibiru insabatu.

Первая часть заклинания знакома, это было на стене, где был камень Смерти. Горы и моря, долины и небеса. Я призываю слияние.

Вокруг нас поднимается ветер. Он вьется белыми потоками вокруг Аглаопы, как щит, струится вниз по ее телу и устремляется к вратам непрерывным вихрем. В проеме арки возникает мерцающая завеса света. На камне вспыхивают письмена. Алахалсу.

— Si kagal qabu petasa.

Я не знаю, что означают остальные слова. Но знаю, что ничего хорошего. Поэтому шепчу свое заклинание, бросаясь встать между сестрой и вратами, прямо на пути ветра.

«Ninmen Eslal».

Не знаю, услышит ли меня кто-то в этом древнем месте.

— Я не могу позволить тебе сделать это, — говорю я, перекрывая рев ветра, и медленно качаю головой. Плечом упираюсь в поток, который огибает меня, устремляясь к вратам. Я удержу Аглаопу голыми руками, если придется. Единственная надежда — что она действительно любит меня и не хочет причинять вред. Если мне удастся приблизиться сквозь этот ветер и коснуться ее лба, это может быть моим единственным шансом.

Воздух раскалывает гром. Вспышки молний выползают из краев растущей черной сферы, где клубящиеся далекие газы и звезды.

— Остановись, Аглаопа, — говорит Эдия, выходя из сферы, ее глаза поглощены бездной глубочайшего космоса. За ней появляется Ашен, его волосы и одежда мокрые, одна рука прижата к животу, в другой — серебряный меч. Видно, как отчаянно он хочет броситься в атаку, но когда наши взгляды встречаются, он понимает. Это я должна сделать без его вмешательства.

Аглаопа продолжает читать заклинание, делая еще один шаг вперед.

— Пожалуйста, сестра, — умоляю я. Слезы застилают зрение. Сквозь них вижу то, чего не видит она — звездные клинки силы Эдии, висящие за ее спиной. — Мы не можем позволить тебе это.

Аглаопа прерывает заклинание, ветер продолжает виться вокруг нее, яростно трепля длинные черные волосы. Она улыбается. Сломлено. И решимо.

— Я обещала защищать тебя, Леукосия. Я исполняю обещание.

Мо взгляд скользит к Эдии, первая слеза падает. Я киваю.

Эдия выпускает звездные клинки.

Дюжина осколков пронзает спину сестры. Один торчит из плеча, другой — из живота. Тонкие струйки крови сочатся из ран.

Но Аглаопа не останавливается. Она даже не замечает.

— Ушгада, — шепчу я.

Она выпила ее. Она не умрет. Даже не дрогнет.

Ашен зовет меня. Когда наши взгляды встречаются, он заносит меч и бросает его — не в сестру, а мне, чтобы я могла защититься. Меч кувыркается в воздухе, я ловлю его за рукоять. Держу за спиной, другую руку протягиваю к Аглаопе в безмолвной мольбе остановиться. Но она не останавливается.

Прошу Эдию о помощи, и она поражает Аглаопу новыми клинками, но сестра только возобновляет заклинание с новой силой. Мы с Эдией обмениваемся мгновенным, испуганным взглядом, прежде чем она концентрируется на Аглаопе, обрушивая на нее черные сферы магии. Одни разбиваются о щит белого ветра, другие пробиваются, но не причиняют вреда. Эдия не сдается. С каждым шагом Аглаопы к вратам она призывает больше магии, ладони подняты, заклинания вплетаются в ветер черными нитями.

— Nigin nippur kia duranki ka mitta baansig! — кричит Эдия в ветер. На ее ладонях вспыхивают два знака, светящиеся красным.

Солнечный Диск Шамаша.

— Аглаопа, — умоляю я, встречаясь с ее взглядом, когда она делает еще один шаг. Я отступаю. — Это не для тебя. Судьбы не избирали тебя. Просто остановись.

Эдия предпринимает еще одну отчаянную попытку остановить ее, но Аглаопа пульсирует магией. Она стоит прямо передо мной, звездные клинки сверкают на солнце, пронзая грудь и живот. Камни гудят в ее поднятых руках. Ветер обвивает ее тело.

— Отойди, сестра. Ты не можешь убить меня. Я не хочу причинять тебе боль, но если это единственный способ защитить тебя, я сделаю это. Поверь, я исправлю все, когда окажусь по ту сторону.

Слезы обжигают кожу. Качаю головой, но теперь это не мольба.

— Ты права, Аглаопа. Я не могу убить тебя, — свободную руку кладу на ту, что сжимает меч мужа. — Но я королева Царства Теней. Я могу забрать твою душу.

Я вонзаю меч Ашена в сердце сестры.

Камни падают, с глухим стуком ударяясь о землю. Ветер рассеивается, как туман на солнце.

Мы обе смотрим на серебро, дрожащее в такт сердцу Аглаопы. Встречаемся взглядом. Ее рука медленно поднимается, пальцы дрожат, и я думаю, она попытается схватиться за клинок, но вместо этого она касается моего лица. Ее пальцы скользят по слезам на моих щеках.

— Нет, Леукосия, — шепчет она.

Голос застревает в горле. На клинке вспыхивает пламя, но, несмотря на запах горящей крови, кожа Аглаопы не обгорает.

— Прости, — шепчу я. Повторяю, и рыдание вырывается из самой глубины сердца. — Прости, Аглаопа.

— Остановись… прошу, сестра…

Ее пульс все еще бьется о меч, но я чувствую, как первая частица ее души втягивается в клинок. Мое сердце разрывается вместе с ее. Слезы искажают зрение.

— Я люблю тебя, Аглаопа. Прости.

Мы падаем на колени. Я сжимаю меч обеими руками. Пытаюсь удержать ровно, чтобы не усилить ее боль, но руки дрожат, как ни стараюсь. Душа Аглаопы отделяется прядями, струится по клинку, как дым. Вижу, как ее сияние обвивает окровавленное серебро, сверкающее на солнце. Когда оно добирается до рукояти и касается моей руки, боль жжет сильнее любого пламени. Это шипящее мучение потери, любви, печали. Памяти.

Часть моей собственной души уходит с ней, и я кричу от боли, как от незаживающей раны. Почти отпускаю меч, но ладонь Ашена скользит по моему предплечью, сжимая мою руку, укрепляя хватку.

— Тверже, вампирша. Держи крепко.

— Не могу, — слезы текут новыми дорожками по щекам, когда я качаю головой. — Не могу.

Он шепчет мое имя, опускаясь рядом. Его хватка не ослабевает. Он кладет руку мне на спину, охватывает локоть, останавливая дрожь.

— Ты можешь. Ты должна держаться, иначе ее душе будет больнее. Защити ее, — говорит он, и я сжимаю пальцы под его теплым прикосновением. — Отпусти часть себя. Она проведет ее в Царство Теней.

Пряди души Аглаопы вливаются в мою ладонь. Они прожигают плоть. Взбираются по руке. Отрывают часть от самой сердцевины меня — ту, что была отмечена правосудием, свершенным моей рукой. Правосудием, которое не чувствуется милосердным.

Темные глаза Аглаопы теряют цвет, но все еще смотрят на меня с мольбой, умоляя остановиться, боль в них усугубляется безмерной любовью, которую она чувствует, даже когда я предаю ее. Это есть в каждом клочке ее дыма, втекающего в меня. Каждое воспоминание о нас оживает во мне. Я вижу свое младенческое лицо в ее руках. Вижу, как мы играем в каменной деревушке, затерянной в лесах другой земли. Смотрю глазами Аглаопы, как она стоит перед Советом в древнем храме, вызываясь отправиться в Анфемоэссу защищать врата, надеясь, что я останусь в безопасности. Ее горе давит на меня, когда она отплывает, не отрывая взгляда от берега, где я, еще ребенок, рыдаю в отчаянии. Ее страх наполняет меня, когда в пути ее превращают в существо, способное защитить Судьбы от кораблей, что подходят слишком близко к последним богам. И я чувствую радость и печаль сестры, когда она находит меня на берегу Анфемоэссы, зная, что я не помню ни одного мгновения ее любви. Но она не забыла ничего.

А теперь я отправляю ее душу обратно в Царство Теней.

Сердце рвется из груди. Отчаянно хочу отпустить одну руку, чтобы коснуться ее, но не могу. Не могу рисковать причинить ее душе больше страданий.

— Мне так жаль, Аглаопа. Я люблю тебя.

— Сестра…

— Я так сильно люблю тебя. Но я не могу позволить тебе это. Судьбы никогда не были нашими.

Дыхание Аглаопы прерывается. Каждый удар ее сердца отдается в клинке. Когда-то черные глаза теперь дымчато-серые. Пряди ее души вползают в мою грудь, поднимаются под отметиной, унося часть моей души с собой.

Печальная улыбка скользит по ее губам.

— Люблю… всегда…

И ее больше нет.

Пламя на клинке гаснет, ее сущность рассеивается, исчезает из моей груди, оставляя после себя невидимую, кровоточащую рану.

Голоса, движения. Я так крепко зажмуриваюсь, что вижу пульсацию в темноте. Руки больше не держат меч. Ладони упираются в землю, руки дрожат, ногти впиваются в сырую почву. Это пробуждает воспоминание: я царапаю путь назад на Анфемоэссу, чтобы отомстить за сестру мечом и заклинанием. Раздается ужасный звук, будто вой ветра в окно во время бури. Когда меня поднимают с земли, и давление в голове немного ослабевает, я понимаю: этот звук издаю я.

— Я с тобой, вампирша, — шепчет Ашен. Мое тело заключено в его крепкие объятия, он разворачивает нас, но я не открываю глаз. Просто плачу. Плачу, чувствуя, что сейчас тресну пополам. Рыдаю, пока шок от горя не сменяется бездонной мукой. Если в этом море есть берег, я его никогда не найду.

— Я предала ее, — говорю я. Голос скрипит, как заноза. — Я отправила ее обратно.

— Аглаопа сделала свой выбор. Ты выбрала миры. Ты защитила тех, чьи судьбы не тебе решать, любимая. Правильные решения часто приносят самую сильную боль, — Ашен обнимает крепче. Я не поднимаю головы, когда Эдия шепчет его имя. Он закрывает мне ладонями уши, но это лишь приглушает звук меча, извлекаемого из груди Аглаопы. Я все равно слышу. Все равно чувствую ритм ее бьющегося, лишенного души сердца.

Ашен снова обнимает меня, когда все заканчивается, и я перевожу затуманенный взгляд на Эдию, которая поднимает камни с травы, и их гул становится громче.

— Они говорят со мной, — шепчет она, переводит взгляд с камней на врата. — Я не понимаю слов, но знаю, что делать.

Эдия направляется к вратам. Держит камни перед собой, как подношение, их гул усиливается с каждым шагом. Поднимается ветер, но теперь он мягкий, будто направляет истинного хранителя туда, где ей положено быть.

Эдия поднимает камни к мерцающей завесе света, протянувшейся от арки до земли. Когда она убирает руки, камни остаются висеть в свете. Они начинают светиться изнутри, затем трескаются, слепящий свет прорывается сквозь разваливающиеся оболочки. Камни с громким щелчком распадаются и исчезают, завеса света растворяется в ветре. Земля дрожит под ногами, врата рассыпаются, будто мгновенно пережив века. Арка падает, лишь один зазубренный край остается, торча в небо, как клык.

Дрожь прекращается. Ветер стихает. Мы долго стоим в тишине, наблюдая, как пыль оседает на обломках. В последний раз окидываю взглядом деревню, пытаясь представить, какой она была. Но на самом деле я не здания пытаюсь увидеть. Не свой домик слева от круга. А женщин, живших здесь со мной. В основном — ту, что стоит неподвижно рядом, ее невидящий взгляд устремлен к морю.

— Она никогда не умрет, да? — говорит Эдия, следуя за моим взглядом, прикованным к оболочке сестры.

— Нет, — шепчу я. — Не умрет.

Прежде чем Эдия спросит, что нам делать, я вырываюсь из объятий Ашена. Беру холодную руку Аглаопы. Сглатываю жжение, сдерживаю подступающие слезы, встречаю встревоженные взгляды Ашена и Эдии.

— Ждите здесь. Я знаю место. Скоро вернусь.

Они молча кивают, когда я отворачиваюсь, уводя сестру за руку. Позволяю слезам течь, когда они не видят.

И они не останавливаются.

Не замедляются, когда я веду сестру к пещере, смотрящей на западный горизонт. Продолжают литься, пока я усаживаю Аглаопу на камень, обращенный к морю. Смешиваются с рыданиями, когда я вытаскиваю каждый звездный клинок из ее спины голыми руками. Принимаю боль, когда ладони разрезаются. Плачу, разговариваю с сестрой, которая не реагирует на описанные мной сцены — воспоминания о нас на этом острове, каждое из которых — история любви.

Когда заканчиваю, опускаюсь перед сестрой на колени. Беру ее руки. Целую щеки. И оставляю ее в пещере, одну, несущую вечную вахту у моря.

Слезы все еще текут.

Боюсь, они никогда не закончатся.

ГЛАВА 37

Боль утраты никогда не уходит. Она лишь меняет форму. Я могу не думать о ней каждый день, но она всегда со мной. Иногда это ощущается острее. В какие-то дни я не могу выбросить ее из головы. В другие — думаю не столько о самой потере, сколько о прекрасных воспоминаниях о сестре. Я помню, как ее руки обнимали меня в Памуккале. Аромат ее волос будто до сих пор витает в моих мыслях. Вспоминаю, как ее напевы превращались в песни в доме на утесе, пока мы с Эдией разбирали завалы. Помню, как Эрикс отрывался от работы над гобеленом, чтобы слушать песню со слезами на глазах. Сейчас я стою перед этим восстановленным изображением, но не вижу его. Вижу только Эрикса, аплодирующего ей, и смех сестры, ее вращение и поклон в ответ на овации.

Часто эти воспоминания ранят так же сильно, как и ее отсутствие.

Прошло несколько недель с тех пор, как я отправила душу сестры обратно в Царство Теней. Когда мы нашли ее, бесцельно бродящую в лабиринте сада за Домом Урбигу, я даровала ей вечный покой ядом с моего катаны. Ее тело все еще на Анфемоэссе, смотрящее в море. Ее душа больше не будет страдать в этом мире. Тот момент, когда пришлось отпустить ее навсегда, казался самым тяжелым.

С каждым днем становится чуть легче. Но только не сегодня.

Пять тысяч сто четыре года назад меня вынесло на берег другим человеком — без памяти, помня лишь свое имя.

«Не бойся. Я позабочусь о тебе».

Я сижу на краю утеса, с которого прыгнула несколько недель назад. Ноги болтаются над пропастью. Когда закрываю глаза, почти чувствую, как рука Аглаопы прижимает песчинки к моему плечу после того, как я оказалась на берегу. Вижу ее улыбку так ярко, будто мы только что стояли на побережье Анфемоэссы.

— Она никогда не забывала, — шепчу я, проворачивая на пальце кольцо, которое она мне подарила. Не открываю глаз, когда Ашен опускается рядом и обнимает меня за плечи, притягивая к своему теплу. — Она так и не сказала, что все это время помнила.

— Как думаешь, почему? — спрашивает Ашен, уткнувшись подбородком в макушку и проводя пальцем по моей коже.

— Может, она считала, что боль от незнания менее мучительна, чем осознание, что собственная семья принесла нас в жертву.

— Хм, — Ашен не соглашается и не спорит. — Может, она знала, что сможет любить тебя сильнее тех, кто оставил тебя.

Мы замолкаем. Я открываю глаза и наблюдаю за волнами внизу, колышущимися под легким туманом. Уртур довольно вздыхает по другую сторону, когда моя рука погружается в его шерсть.

— Как ты справлялся все это время, Ашен? Как ты с этим живешь?

Жнец тихо смеется, и в его смехе звучит грусть. Он целует меня в висок.

— Потребовалось много времени, чтобы понять это, вампирша. Думаю, я по-настоящему осознал это только тогда, когда дерзкая вампирша прошептала заклинание, чтобы спасти меня, а затем ударила по голове за сырной лавкой в странном городке.

— Умная, видимо, девушка.

— И безрассудная.

— Все знают, что это лучшая комбинация для вампира.

Ашен снова улыбается и крепче сжимает мое плечо.

— Пойдем, вампирша, — говорит он, целуя меня. — У меня есть то, что помогает, и я покажу тебе.

— Звучит подозрительно, как сюрприз, — отвечаю я, пытаясь найти энтузиазм для одной из его затей, хотя мне не очень хочется.

— Так и есть. И я обещаю, оно того стоит. Увидишь.

Ашен подталкивает меня, без слов предлагая встать. Он поднимается и протягивает руку, я принимаю ее, и мы идем обратно к нашему дому на утесе, а шакал следует за нами. Уртур остается в саду скульптур, когда мы спускаемся по лестнице и переступаем порог недавно починенной двери, направляясь к общине демонов, живущих в тумане.

Мы идем прямиком в «Kur», где нас уже ждут Эрикс, Эдия и Коул.

— Что происходит, Жнец? — спрашивает Эдия, обнимая меня. — Эти двое ничего не говорят. Поверь, я пыталась.

— Хм. Интересно, какие методы ты использовала. Это включало песни из «Русалочки»? Пожалуйста, расскажи подробнее, — шепчу я ей в волосы. Ее запах окрашен легким нервным оттенком, но он рассеивается, когда она смеется. — Серьезно, сучка. Ты скрываешь важные детали.

— Ладно. Сегодня вечером достанем текилу, и я все расскажу, — Эдия целует меня в щеку и не отпускает мою руку, когда мы поворачиваемся к Ашену. — Ладно, демон. Говори, что тут происходит.

Ашен сдерживает улыбку и блеск в глазах, кивая Эриксу.

— Мы отправляемся в небольшое путешествие, — говорит ангел, снимая с шеи цепочку с ключом от Царства Света. Коул улыбается, достает из кармана ключ от Царства Теней, и они соединяют две половинки, поворачивая их в противоположных направлениях, пока не находят нужный портал.

Когда мы переступаем водянистый барьер между мирами, перед нами раскидывается Дом Добродетелей: американские горки кружат над головой, смех окружает нас, а воздух пахнет чуррос. Следы войны еще видны в мелочах — в стуке молотка по зубилу, когда каменщик чинит стену, в свежей краске на ставнях домов. Но этот мир исцеляется, и души, живущие здесь, встречают нас тепло.

— Мы идем на свидание? Это свидание на пятерых? — спрашиваю я, когда мимо проезжает маленький поезд, гудит в знак приветствия, а дети внутри машут нам. Радость пузырится в груди, прикрывая тлеющую грусть, я подпрыгиваю на носках. Замечаю, что рука Ашена не обжигает мою, и поднимаю ее — на запястье светятся белые полосы. В груди вспыхивает предвкушение, когда я встречаю его улыбку своей. — Мы идем на аттракционы? И купаться? И на серфинг?

Глаза Ашена лучатся теплом, которое он пытается, но не может сдержать.

— Я же обещал, вампирша.

Я подпрыгиваю на месте, затем пытаюсь потянуть его за собой, но он не двигается.

— Чего мы ждем, Ашен?

— Нашего гида.

Я хмурю брови, недоумение растет. Ашен сохраняет легкую улыбку, но в ней появляется мягкость. Через отметину я чувствую тревогу и ожидание. И затем улавливаю его — на легком ветерке, долетевшем до меня. Это звездный свет и шалфей, и что-то новое, свежее. Солнце на росе. Мед на тосте. Сладкий, нежный аромат. Счастье.

— Мама?..

Эти два слога будто зависают в воздухе, растягивая время, истончая его, пока они не проникают в самую глубь меня. Вся кровь приливает к сердцу. Кожа покалывает от ее отсутствия. Губы размыкаются на неровном вздохе. Слезы уже застилают глаза, когда я поворачиваюсь к Эдии. Ее мышцы напряжены, но кости будто превращаются в жидкость.

— Ты такая храбрая, мама. Я видел тебя. У ворот Эсагилы.

Каждый удар сердца Эдии — симфония. Она сгибается, дрожащей рукой прикрывая рот. Ладонь не может поймать звук, который вырывается наружу. Эрикс держит ее, не давая упасть. В его глазах слезы, когда он целует ее в лоб и наклоняется, чтобы поймать ее взгляд. — Это не сон, любимая. Оглянись.

Он медленно поворачивает ее, и я тоже разворачиваюсь. Наши взгляды встречаются на мгновение, прежде чем Эдия видит мальчика, которого потеряла так много лет назад.

Тайо.

Темная кожа, глаза, как уголь. Широкая улыбка, полные губы. Он худой, но крепкий. Просто мальчик, которому не суждено было повзрослеть. Он так похож на Эдию, что с первого взгляда я понимаю — это ее сын.

— Я скучал по тебе, мам, — говорит он, и слезы скатываются с его густых ресниц.

Крик Эдии невозможно забыть, даже без вампирской памяти. Это звук сердца, расколотого пополам радостью, которая ощущается как мука, когда наконец вырывается наружу.

Эдия бросается вперед, падает на колени на брусчатку. Она прижимает мальчика к груди, а его маленькие руки обнимают ее крепко. Ее тело дрожит. Она шепчет что-то, чего я не могу разобрать. Тайо плачет у нее на руках. Его ладонь гладит ее обнаженное плечо с благоговением — любовь, которая никогда не угасала, а только ярче разгорелась после долгого ожидания.

Мы долго наблюдаем, Ашен обнимает меня за талию, его подбородок лежит на моем плече. Эдия слегка отстраняется, чтобы взять лицо Тайо в ладони и осыпать его кожу поцелуями, пока он не смеется. Это радостный смешок, с оттенком озорства. Он очаровывает меня.

— Она светится, — шепчу я, когда губы Ашена касаются моего плеча. — Теперь я вижу.

Нежное сияние исходит изнутри Эдии. Она никогда не была прекраснее. Я знаю, что никогда не видела ее такой улыбки, когда она поворачивается ко мне, держа руки на плечах сына. Взгляд, которым мы обмениваемся, не требует слов. Все равно я не смогла бы подобрать их. Нет языка, способного выразить счастье, переполняющее меня.

— Приветствую, дорогие друзья, — раздается низкий голос, и мы оборачиваемся к Алоросу. Его травмированная рука восстановлена, льняная туника и штаны снова безупречны, простая золотая корона украшает короткие темные волосы. Он подходит в сопровождении трех незнакомых ангелов, один из которых держит в руках белую шкатулку. Я окидываю взглядом толпу, которая постепенно собралась вокруг нас. Впервые замечаю, сколько душ и ангелов пришли посмотреть в тишине, хотя и почтительное расстояние. Эдия поднимается с дороги, вытирает лицо, другой рукой сжимая руку Тайо. Алорос останавливается перед ней с легкой улыбкой.

— Это ты устроил? — спрашивает Эдия, и он кивает. Она сглатывает, пытаясь сдержать новые слезы, но их блеск все равно виден. — Спасибо.

— Нет. Это мы благодарим тебя, — Алорос протягивает руку, и Эдия смотрит на нее неуверенно, прежде чем принять. — Ты защищала наши души. Ты удержала врата. Защитница Дома Добродетелей, мы благодарим тебя.

Толпа вокруг нас колышется, как волна, опускаясь на колени, головы склонены в уважении. Они остаются на коленях, когда снова поднимают взгляды на нее, в их глазах — надежда и благоговение.

Алорос отпускает руку Эдии и отступает, жестом подзывая ангела с шкатулкой. Когда он снова поворачивается к ней, его брови слегка сдвигаются, взгляд на мгновение опускается к камням под ногами.

— Мы потеряли многих в битве. Большинство нашего Совета погибло. Наше правление всегда делилось между кварталами Анура, и наши правители храбро сражались за свои Дома. Но остался только я, управляющий Эсагилом, — Алорос смотрит на Эдию, в его глазах — отголоски печали под проблеском надежды. — Ты была столь же храбра, как любой аннунаки, и сражалась за мир, который не был твоим. Но и этого мало — мы знаем, что ты сделала в Анфемоэссе, чтобы спасти Судьбы. — Алорос открывает шкатулку. Внутри сверкает золотая диадема, украшенная камнями, которые светятся, как звезды, вырванные из ночного неба. — Мы предлагаем тебе высшую честь. Вознесение среди аннунаков. И место в нашем Совете как королеве Дома Добродетелей.

Эдия ахает и смотрит на меня. Должно быть, я выгляжу полубезумной от восторга, потому что она хохочет, но смех затихает, когда она понимает, что Алорос серьезен. Она переводит взгляд с короны на ангела, затем на души вокруг. Сглатывает, сердце бешено колотится.

— Но… я не знаю, как управлять.

— Как и злобная вампирша, а посмотри, чего она достигла, — Алорос усмехается, ловя мой добродушный взгляд.

Мы с Эдией обмениваемся мимолетной улыбкой, но веселье в ее глазах быстро рассеивается. Она опускает взгляд на Тайо. Я знаю, она погружается в воспоминания, возвращается к годам, когда мы мстили за эту любовь, украденную у нее. Мы оставили за собой кровавый след, прежде чем Эдия нашла путь назад сквозь горечь утраты.

— Я совершала поступки, о которых сожалею. И те, о которых не жалею. Я не стала бы их отменять, даже если бы могла, — шепчет Эдия. Ее взгляд задерживается на сыне, прежде чем снова встретиться с Алоросом. — Я не идеальна.

Алорос делает шаг вперед и кладет большую ладонь ей на плечо.

— Это наша ошибка, если ты думала, что должна быть идеальной.

Тайо поворачивается, с гордостью наблюдая за лицом матери. Ангелы и души терпеливо ждут на коленях, надежда написана на их лицах. Мы с Эдией снова встречаемся взглядом. Я улыбаюсь, и она отвечает мне. Когда она смотрит на ангелов, я вижу в ее черных глазах искры далеких звезд.

— Я благодарна за предложение вознесения. Но я не готова принять его, по крайней мере сейчас. Мне нравится, кто я есть, — говорит Эдия, склоняя голову. Я замечаю, как взгляды некоторых душ вокруг падают от разочарования. — Однако… если вы все же позволите, для меня будет честью возглавить Дом Добродетелей.

Те взгляды, что упали, моментально возвращаются к Алоросу, надежда вспыхивает в глазах, когда они переключаются между ведьмой и ангелом. На мгновение его лицо ничего не выражает. А затем улыбается.

— Честь будет нашей, — говорит Алорос. Вокруг нас поднимается возбужденный шепот, когда он поворачивается к ангелу с шкатулкой. Он поднимает корону и возлагает ее на голову Эдии. Она лежит так, будто всегда должна была сиять на ней. Алорос отступает, его улыбка растет. — Да здравствует Эдия, королева Дома Добродетелей.

— Да здравствует Эдия, королева Дома Добродетелей, — повторяю я за другими, опускаясь на колено.

Толпа не может сдержать восторг дольше этого короткого момента почтительности. Ангелы и души вскакивают на ноги, аплодируют, смеются, окружают Эдию словами благодарности и приветствия. Мы стоим среди них, разделяя их радость, обнимаем Эдию и впервые знакомимся с Тайо. В груди расцветает чувство чуда и покоя, будто я любила его всю жизнь.

Были времена, когда я думала, что мое сердце не может вместить больше любви — оно уже переполнялось ею. Были моменты тьмы, когда сердце было наполнено ядом, убивающим меня с каждым ударом. Но сейчас, когда я вижу, как Эдия и Тайо, Эрикс и Коул завершают свою семью объятиями, я понимаю — нет предела тому, сколько любви может вместить сердце. Нет конца его способности исцеляться.

Высоко в небе раздается хлопок — фейерверк вспыхивает над нами. Рука Ашена ложится на мое плечо, скользит по руке, его обручальное кольцо прохладно касается кожи. Я улыбаюсь, поворачиваюсь к нему, кладу ладони на его щеки.

Ашен убирает прядь волос за мое ухо, его взгляд надолго задерживается на моих губах, прежде чем встретиться с моими глазами.

— Все в порядке, вампирша?

— Поцелуй меня и узнаешь, Жнец.

Ашен улыбается, и я не говорю ему, но он сияет.

И так мы исцеляемся.

Один момент любви за раз.

ЭПИЛОГ

Щека Лу холодна у моей груди. Если бы я сдвинул ее лицо, символ оставил бы розовый отпечаток тепла на ее коже. Но я не сдвину свою Лу. Она так крепко спит в моих объятиях.

Мы провели часы в Царстве Света. Она играла с Тайо, и они быстро сблизились, словно были друзьями всю жизнь. Они прокатились на всех аттракционах. Она смеялась и кричала от восторга. Лу сияла, как маяк для моряков. А теперь она измучена, погружена в глубокий сон. Но счастлива.

Иногда Лу разговаривает во сне. Говорит о древних ужасах, давно минувших. Огне. Горящем. Падении. Порой ее сны терзает более свежая боль. Аглаопа. Галл. Моя сестра. Тонкая нить давно похороненной надежды, которую у нее украли, когда она была в глубине темниц. В те ночи, когда она будит меня, умоляя их остановиться, я прижимаю ее к себе и бодрствую, стоя на страже против ночи.

Я еще долго не сплю после того, как она засыпает, просто наблюдаю, как она спит спокойно, как сейчас, когда ее дыхание ровное и глубокое. Она так полна движения и энергии, когда бодрствует. Всегда есть кто-то, с кем нужно встретиться, вопросы, на которые нужно ответить, или проблемы, которые нужно решить. Даже дома она редко сидит на месте. В дни, когда свежая боль всплывает на поверхность, она сажает цветы или работает над этим старым поместьем, возвращая его к жизни. В более светлые дни она смеется, даже танцует. Иногда, все чаще, она поет. Потому эти моменты — подарок, возможность просто наблюдать в тишине ночи, пока я сам не погружаюсь в сон.

Одна из рук Лу лежит близко к лицу, ее пальцы согнуты вверх, словно увядающий цветок. Я кладу свою ладонь в ее, и она довольно вздыхает. Я прижимаюсь носом к ее волосам и вдыхаю ее аромат. Его легкий шлейф напоминает океанский туман на высоких травах. Это ветер с далекого моря из другого мира.

Я поднимаю взгляд на стеклянный потолок нашей спальни в доме на утесе, где разбитые стекла заменены новыми, пропуская тусклый свет к растениям, которые Лу расставила по всему пространству. Я крепче обнимаю ее, когда тяжесть сна давит на мои веки.

И затем, так медленно, что я сначала не верю своим глазам, туман отступает от стекла.

Звезды сияют на черном покрывале ночи надо мной. Смотрю на самую яркую звезду, ожидая, что туман вернется и скроет свет от глаз.

Лу шевелится, но не просыпается. Я кладу ладонь на ее спину и целую ее в лоб. А затем снова смотрю на звезды в ночном небе, пока не заставляю себя закрыть глаза и позволить сну унести меня, размышляя, наступит ли когда-нибудь первый настоящий рассвет в Царстве Теней.

КОНЕЦ.