Глава 42

В общем и целом, когда ваш супруг отказывается произнести хоть слово, пока вы не окажетесь за закрытыми дверьми и без свидетелей?

Значит, случилось что-то действительно скверное.

Услышав, как позади захлопнулись двойные двери кабинета, Бэт подошла к камину и протянула ладони навстречу теплу. Внезапно ей стало так холодно… особенно когда Роф решил не садиться за стол, на трон своего отца.

Ее хеллрен сел на одну из двух французских голубых кушеток, и эта малышка с весьма не женственным протестом прогнулась под его весом.

Джордж устроился у ног хозяина и глядел вверх так, будто тоже ждал, когда же бросят второй ботинок.

А Роф просто смотрел перед собой, пусть ничего и не видя. Его брови были низко опущены к очкам в оправе, и аура вокруг была такой же черной, как и его волосы.

Поворачиваясь спиной к источнику тепла, она скрестила руки.

— Ты пугаешь меня.

Молчание.

— Почему ты не садишься за стол? — хрипло спросила она.

— Он больше не принадлежит мне.

Кровь отлила от ее лица.

— Что ты… ты о чем?

Роф снял очки и, упершись локтем в колено, потер глаза.

— Совет сместил меня.

— Что за… ерунда? Как? Что они сделали?

— Не важно. Но они добрались до меня. — Он резко рассмеялся. — Слушай, по крайней мере, я распрощаюсь с бумажной тягомотиной. Пусть сами собой управляют… желаю им удачно повеселиться в спорах и препирательствах о всякой чепухе…

— На каких основаниях?

— Знаешь, что самое стремное? Я ненавидел эту работу, но сейчас, когда ее нет… — Он снова потер лицо. — Ну да ладно.

— Я не понимаю. Ты Король по праву крови, и расой должен править монарх. Как им это удалось?

— Это не имеет значения.

Бэт сузила глаза.

— Что ты от меня скрываешь?

Он резко встал и начал расхаживать, воскрешая в памяти расположение мебели.

— У нас появится больше времени для двоих. Не так уж плохо, особенно если ты беременна. И, черт, если ты родишь, часть того, что мне так мешало, перестанет быть проблемой…

— Ты же понимаешь, что я выясню. Не скажешь ты, я найду другого.

Роф подошел к столу и пробежал руками по резным краям. Потом провел пальцами по трону, внутренней и внешней поверхности из дерева.

— Роф. Говори. Сейчас.

Хотя выразилась она весьма резко, он не скоро заговорил. И когда это произошло, его ответ был неожиданным… и таким же опустошительным, как и все происходящее.

— Основание… это ты.

Хорошо, неплохо бы сесть.

Подойдя к той же кушетке, на которую садился Роф, она буквально рухнула на мягкие подушки. — Почему? Как? Что я такого сделала?

Господи, от мысли, что он лишился трона из-за чего-то, что она…

— Ты ничего не сделала. Дело в том… кто ты.

— Чушь какая! Они меня даже не знают!

— Ты полукровка.

Ну, это ее заткнуло.

Роф подошел к ней и встал на колени. Взяв ее руки, он сжал их в своих больших ладонях.

— Послушай меня, я хочу, чтобы ты не сомневалась в этом… я люблю тебя, всю тебя, целиком и полностью. Ты прекрасна во всем…

— Не считая того недоразумения, что моя мать была человеком.

— Это их гребаная проблема, — отрезал он. — Мне плевать на их долбанные предубеждения. Это ни капли не влияет на меня…

— А вот и неправда. Ведь из-за меня ты больше не сядешь на этот трон, верно?

— Я ненавидел свою работу.

— Я о другом говорю.

— Прошлое — есть прошлое, и мои родители погибли несколько веков назад.

Она покачала головой.

— Это совсем неважно. Я знаю, почему ты терпел все это… из-за них. Не лги мне… и, что более важно, не обманывай себя.

Он резко отстранился.

— Я не обманываюсь.

— Нет, как раз наоборот. Я наблюдала за тобой последние два года. Я знаю, что тобой двигало… и будет ошибкой считать, что твоя привязанность испарится в раз лишь потому, что кто-то там заявил, что ты больше не можешь носить корону.

— Во-первых, не «кто-то там». Это Совет. И, во-вторых, это свершившийся факт. Что сделано, то сделано.

— Наверняка, ты можешь что-нибудь сделать. Должен быть обходной путь…

— Бэт, просто забудь. — Он поднялся на ноги, повернув голову в сторону трона. — Давай двигаться вперед…

— Мы не можем.

— Черта с два.

— Одно дело, если ты сам откажешься от короны или отречешься от престола, или как оно там называется. Это свободный выбор. Но ты никогда не принимаешь чужие приказы, — отметила она сухо. — Мы обсуждали это ранее.

— Бэт, тебе нужно просто отпустить это…

— Подумай о будущем, что будет через год, два… ты хочешь сказать, что не станешь винить меня за это?

— Нет, конечно! Ты не можешь изменить своей сути. Это не твоя вина.

— Это ты сейчас так говоришь, и я тебе верю… но десять лет спустя, когда ты будешь смотреть в лицо своему сыну или дочери, думаешь, что не будешь винить меня в том, что я лишила их…

— Возможности схлопотать пулю? Критики каждого встречного? Обязанности сидеть на пьедестале, на котором ты быть не хочешь? Нет, черт возьми! Отчасти, именно поэтому я и не хотел заводить детей!

Бэт снова покачала головой.

— Я в этом так не уверена.

— Господи Иисусе, — пробормотал он, упершись руками в бедра. — Сделай мне одолжение, не решай за меня, хорошо?

— Мы не можем игнорировать вероятность…

— Прости, я что-то упустил в этой жизни? Какая-то гадалка подарила тебе хрустальный шар? Потому что, без обид, но ты не можешь знать будущее, равно как и я.

— Вот именно.

Роф вскинул руки и перешел в наступление.

— Ты не понимаешь, ты просто не понимаешь. Дело сделано, точка. Вотум недоверия принят… как правитель я бессилен, у меня нет ни власти, ни возможностей. Поэтому, даже если бы можно было что-то предпринять с позиции закона? Лично я больше не могу ничего изменить.

— А кто теперь может?

— Мой дальний кузен. Настоящая неженка.

Голос ее хеллрена означал, что «неженка» — эвфемизм для полного кретина.

Бэт скрестила руки на груди.

— Я хочу увидеть прокламацию и документ… он ведь есть, верно? Сомневаюсь, что они просто оставили голосовое сообщение.

— О, Боже, Бэт, ты можешь оставить в покое…

— Он у Сэкстона? Или они послали его Рив…

— Ты можешь вести себя нормально, черт подери?! — закричал он на нее. — Ты только прошла через жажду! Любая другая женщина неделю бы провалялась в постели, но не ты! Ты хочешь ребенка, так иди и ляг, наконец… вот, чем ты должна заниматься. Я удивлен, что за все время, что ты просидела с Лейлой, она не рассказала…

Он все продолжал как заведенный, и Бэт понимала, что ему нужно выпустить пар. Но они не могли продолжать до бесконечности.

Она встала, подошла к нему и…

Хлоп!

Бэт ударила его по лицу, и когда резкий звук стих в комнате, ее хеллрен умолк.

Спокойно посмотрев на него, она сказала:

— А сейчас, когда я завладела твоим вниманием, и ты не тараторишь как лунатик, я буду признательна, если ты скажешь, где я могу найти этот документ.

Роф откинул голову назад, словно от полного истощения.

— Почему ты это делаешь?

Она внезапно вспомнила его слова, когда нагрянула жажда, и он нашел ее, пытавшуюся ввести наркотики.

И сорвавшимся голосом она ответила:

— Потому что я люблю тебя. И ты либо не хочешь признавать, либо просто не заглядываешь далеко вперед, но это на самом деле имеет для тебя большое значение. Роф я тебе говорю, такое просто не забывается. И если ты хочешь отойти от дел? Хорошо. Тебе решать. Но будь я проклята, если я позволю кому-то забрать у тебя трон.

Он выпрямил голову.

— Лилан, ты не понимаешь. Все кончено.

— Нет, если я могу что-то предпринять.

Повисла долгая пауза… и потом Роф протянул руки и прижал ее к себе, так крепко, что, казалось, хрустнули кости.

— Я недостаточно силен для всего этого, — прошептал он ей на ухо… словно не хотел, чтобы кто-то услышал подобные слова из его рта. Никогда.

Проведя ладонями по его мощной спине, она крепко обняла его в ответ:

— Я сильна.


***


Целую вечность.

Роф целую вечность прождал в потайной комнате, где пахло землей и специями. В окружавшей темноте, его мысли звучали громче крика, были четкими, подобно молниям, нестираемыми, словно надпись на камне.

И только он подумал, что ничего так и не произойдет, что он и его молчаливый компаньон навечно застряли во тьме, выражаясь буквально и фигурально, раздался скрежет, и скрытая панель начала отъезжать.

— Что бы ни произошло, — прошептал он Брату, — не вмешивайся. Таков мой приказ, и ты его выполнишь.

Ответ Торчера был не громче дыхания.

— Как пожелаете.

Факел отбрасывал слабый, мигающий свет, но его было более чем достаточно, чтобы Роф смог узнать мужчину: клерик, по иерархии находившийся на периферии двора… но его отец был целителем расы.

Хранителем трав и зелий.

Мужчина бормотал что-то шепотом:

— … сделать еще за ночь. Я не могу сделать невозможное…

Когда мужчина подошел к рабочему столу, тело Рофа среагировало самопроизвольно. Неуклюже выпрыгнул из тени, он схватил тонкое плечо, вкладывая всю свою силу в захват. В ответ раздался удивленный визг, но потом факел описал круг в воздухе, и Роф чуть не разжал руку, когда огонь мелькнул вблизи его глаз.

— Запри дверь! — крикнул Роф, пытаясь ухватить клерика за талию.

Хотя их нельзя было сравнить по размеру. Ведь Роф был в два раза крупнее, но одежды клерика были слишком гладкими, чтобы за них можно было тщательно ухватиться, и метавшуюся цель сложнее контролировать. А этот факел представлял опасность, когда оба пытались завладеть им: тени прыгали по стенам, котлу и столу, огонь обжигал руки Рофа, пока он силился…

А потом плащ, который он использовал, чтобы скрыть свою личность, охватил огонь.

Когда жуткий огонь рванул вверх по его боку, направляясь к волосам, он отскочил назад, судорожно пытаясь выхватить кинжал, чтобы разрезать ткань… но лезвие было под плащом. Он только чувствовал рукоять в ножнах.

Отпрыгивая назад, он начал стаскивать внушительную и тяжелую ткань через голову, но тут же отдернул руку, вскрикнув от боли. В следующее мгновение пламя охватило его всего, и хотя он пытался от него отмахнуться, оно напоминало осиное облако.

Он бился в судорогах, ослепленный агонией и жаром, уши оглушало, и он осознал…

Что не выберется из этого живым.

Рваное дыхание, сердце гулко бьется в груди, душа кричит от несправедливости происходящего, и он хотел бы быть другим мужчиной, владеющим мечом, а не пером, который мог бы ловко победить другого…

Спасение пришло сверху, дурное на вкус и запах… липкое, скорее влажное покрывало, нежели сама жидкость. Раздалось шипение, и от вони еще сильнее защипало глаза, но пламя исчезло, огонь потух, и паника пошла на убыль.

Торчер с грохотом отшвырнул тяжелый котел в сторону. — Не пейте, мой господин! Выплюньте, если что-то попало в рот!

Роф наклонился, сплевывая. А когда в его руки запихнули кусок ткани, он, наконец, смог вытереть глаза.

Упершись руками в бедра, он делал глубокие вдохи, в надежде, восстановить дыхание, и от усилий кружилась голова. А может, все дело было в дыме. Боли. Дряни, которую на него вылили.

Спустя мгновение он осознал, что появился надежный источник света и посмотрел в его сторону. Брат завладел факелом… и сразил клерика, мужчина лежал на земле, свернувшись, дергая ногами.

— Как ты… — Рофа прервал кашель. — Что ты сделал с ним?

— Перерезал сухожилия за коленями, чтобы он не смог убежать.

Роф отшатнулся. Но практическая польза была очевидна.

— Мой господин, он в вашем распоряжении, — сказал Торчер, отступая назад.

Роф посмотрел на клерика, и было сложно не сравнить спокойное поведение Брата и эффективность его действий с собственными бедственными попытками: для Торчера это было секундное дело.

Подойдя к пленнику, он перевернул клерика на спину и испытал удовольствие, когда мужские глаза округлились, узнав Рофа.

— Кому ты служишь? — потребовал Роф.

В ответ донеслась бессвязная речь, и прежде чем Роф успел осознать, он схватил клерика и потянул вверх, отрывая от земли. Он встряхнул мужчину, его голова затряслась, и Рофа охватила сильная, всеобъемлющая нужда убивать.

Но не было времени присматриваться к незнакомым эмоциям.

Подтянув мужчина ближе к лицу, Роф зарычал:

— Если ты скажешь мне, кто еще замешан, я пощажу твоих шеллан и сына. Если я выясню, что ты упустил чье-то имя? Твою семью свяжут по рукам и ногам и подвесят за лодыжки в главном зале, до самой смерти.

На лице Торчера расцвела кровожадная улыбка, и лицо клерика побелело еще сильнее.

— Мой господин… — прошептал мужчина. — Пощадите меня… пощадите и я все вам расскажу.

Роф посмотрел в умоляющие глаза, наблюдая, как из них катятся слезы… и подумал о своей собственной шеллан, о своем отце.

— Прошу, мой господин, пощады… умоляю… пощадите!

Спустя длинную паузу, Роф качнул головой.

— Хорошо.

Имена полились изо рта клерика, и Роф узнал их все.

Целое сборище его советников, начиная с Икана и заканчиваясь перед именем Абалона… который уже доказал, кому предан…

Как только было озвучено последнее имя, и клерик затих, жестокость завибрировала внутри Рофа, нарастая… и он не мог отрицать потребность в убийстве.

Его рука дрожала, когда он пытался нащупать рукоять кинжала, и он неуклюже извлек оружие. Но угол был неудобным, лезвие застряло в ножнах.

И все же он смог его достать.

Позволяя клерику рухнуть наземь, он схватил мужское горло и начал сжимать.

— Мой господин… — Клерик начал сопротивляться, цепляясь в запястье Рофа. — Милорд, нет! Вы поклялись….

Роф высоко занес кинжал…

И осознал, что своей хваткой заблокировал доступ к сердцу, яремной вене и основным органам.

— Милоооооорд…

— Это за мою кровь!

Он со всей силой направил удар вниз по дуге… встречая объятый ужасом взгляд клерика, когда лезвие вошло в правый глаз мужчины и дальше, вплоть до мозга, остановившись лишь тогда, когда кинжал по рукоять вошел в череп.

Тело под ним забилось в спазмах, руки и ноги задергались, оставшийся глаз закатился, сверкая белком.

А потом тело застыло, если не считать лицевых мускул и рук.

Роф отшатнулся, отпуская труп.

От взгляда на кинжал, выпирающий из глаза, его одолела тошнота, и он вывернулся, уперся руками в холодную землю. Его рвало, пока руки могли держать его вес.

Скатившись на бок, он уткнулся пылающим лицом в промокший от жижи рукав.

Он не плакал.

Но хотел.

Осознав, что убил живое существо, он пожелал вернуться в мир, который знал до этого… когда его отец умер своей смертью, а у его шеллан кружилась голова от беременности… и худшее, о чем он мог беспокоиться в части придворных — слухи других о его выборе шеллан.

Он не хотел быть частью этой новой реальности.

Здесь не было света. Лишь полночная тьма.

— Я никогда не убивал до этого, — сказал он слабым голосом.

Вопреки суровой внешности, голос Торчера был мягким:

— Я знаю, милорд. Вы хорошо справились.

— Вовсе нет.

— Разве он не мертв?

Да, воистину.

— Я сдержу слово касательно его шеллан и сына. Их должны пощадить.

— Разумеется.

Когда в голове всплыл список имен, он снова ощутил желание убивать, хотя его желудок едва справлялся… и его попытки были смехотворны по сравнению с тем, на что был способен Брат.

И, воистину, не быть ему живым, не вмешайся Торчер вовремя.

Роф оттолкнулся от земли, его голова была опущена. Как он собирался…

Ему протянули широкую ладонь.

— Мой господин, позвольте помочь вам.

Роф посмотрел в его яркие, ясные глаза… они напомнили ему луну, чей свет прорывался сквозь темноту, указывая путь из дебрей.

— Мы будем тренировать вас, — сказал Торчер. — Мы научим вас всему, что необходимо знать, дабы вы смогли отомстить за своих близких. Я уберу тело и выставлю все так, будто произошел несчастный случай… это даст нам необходимое время. И с этого момента еду будет готовить ваш личный доджен, в ваших покоях, а не кто-то, имеющий отношение к придворным… и всю провизию должны приносить Братья, овощи с полей или птицу в небе. Мы будем пробовать еду и напитки в вашем присутствии и спать снаружи ваших комнат. Это наша вам клятва.

Мгновение Роф мог лишь смотреть на ладонь, протянутую ему как на благословление самой Девы-Летописецы.

Он открыл рот, чтобы выразить благодарность, но из него не вырвалось ни звука.

Вместо ответа он сжал предложенную ладонь… и ощутил, как его подняли на ноги.

Загрузка...