Коснись меня огнем

Глава 7

Он желает обладать ею. Он не помнил, чтобы раньше хотел женщину с такой силой. Страсть охватила его, словно жар. Но за все эти дни он ни на шаг не приблизился к своей заветной цели. Девушка, по возможности, старалась избегать его и была совершенно равнодушна ко всем его попыткам сблизиться с ней. Джулиан страдал от собственного бессилия, но отсрочка придавала ожиданию пикантную остроту, добавляла новизну в предвкушение грядущего удовольствия. Ничего подобного он прежде не испытывал.

У него никогда не было затруднений с женщинами. С его богатством и положением, привлекательной внешностью и безупречными манерами ему достаточно было пошевелить пальцем, и женщина принадлежала ему. Многие из них открыто увивались за ним, преследовали, порой совершенно теряя чувство меры и ставя его в очень неловкое положение. Нынешняя ситуация была непривычна: впервые женщина избегала его, отвергая его домогательства.

Но эта обворожительная цыганка не похожа ни на одну из женщин, которых он знал. В ней уживались два совершенно разных человека — озорной чертенок с веселыми фиалковыми глазами и обольстительница с иссиня-черными волосами, влекущая к себе и заполнявшая даже его ночи. С тех пор как он шесть дней назад присоединился к цыганскому табору, сновидения его изменились: его больше не мучили кошмары, не преследовала во сне Каролина. Теперь он засыпал легко и быстро, видел спокойные и приятные сны.

И рана на бедре болела с каждым днем все меньше и меньше. Мазь, которую дала ему Панна, очень помогала, приступы боли случались все реже, возвращалась чувствительность, нога немела уже гораздо меньше. Улучшение было, несомненно. Временами он вообще забывал о боли и по нескольку часов кряду ощущал себя совершенно здоровым. Уже только по одной этой причине он испытывал глубокую благодарность к цыганам.

Разумеется, кур было недостаточно, чтобы выразить эту благодарность. Сын фермера в тот же день привез в табор несколько ящиков с живыми курами, и Миклош, не теряя времени, тут же объявил праздник.

— Сегодня вечером благодаря щедрости его сиятельства наши желудки будут полны, — радостно объявил он.

Джулиан скромно потупил взор. Мысль раздобыть кур принадлежала Блейз, и, хотя он не одобрял способ, которым она собиралась пополнить общий котел, именно она побудила его приобрести их для табора.

В ту же ночь цыгане досыта наелись жаренных на костре кур с печеным картофелем и полакомились своим излюбленным блюдом — пудингом. Они зажарили только половину привезенных кур, другую оставили в живых нести яйца, и уже на следующий день Джулиан получил на завтрак три свежих яйца. Куриным перьям и костям также нашлось разнообразное применение.

К своему великому удивлению, Джулиан заметил, что цыгане весьма изобретательны. У них ничего не пропадало, все шло в дело. За время своего короткого пребывания в таборе Джулиан обнаружил, что многое в цыганах вызывает у него восхищение. Это были добродушные, с открытым сердцем люди, которые бесхитростно радовались жизни, и радость эта была очень заразительна. Он узнал, что самое страшное для цыган — одиночество, состояние, с которым Джулиан весьма близко познакомился и сам. Несмотря на кажущуюся беззаботность и веселье, все в таборе много работали, содержали себя в чистоте, хотя и жили на открытом воздухе и редко имели возможность помыться. Джулиан также узнал, что фамилия Миклоша и всех, кто был в его таборе, на цыганском звучит как Петуленгро, а Смит — всего лишь английская версия, которой цыгане пользовались, чтобы не допустить горгиос в свой язык и в свою культуру. Недоверие цыган к горгиос сидело глубоко в крови. Веками они подвергались гонениям и преследованиям, научились приспосабливаться к английским порядкам, когда требовалось, но свято соблюдали свои традиции.

Некоторые из этих традиций Джулиан находил странными, например, мытье посуды в строго определенном порядке, использование котла строго для определенных целей. Многие табу в отношении женщин напоминали ему индийские табу; оттуда, по утверждению некоторых женщин, цыгане и произошли. Ритуальное сожжение вещей, принадлежащих умершему, тоже напоминало индийский обычай. Похоже, цыгане невероятно суеверны. Они питают абсолютную веру в умение некоторых людей предсказывать будущее. Джулиан не разделял этой веры, но не знал, как объяснить безошибочную точность гаданий Панны. Его потрясло, когда она рассказала ему про темное, полное камней место, разрушенные стены и смерть. Ведь это были те самые римские развалины, где умерла Каролина.

Были у цыган правила, которые Джулиан про себя осуждал. Например, он никак не мог принять, а тем более одобрить, намерение Блейз украсть кур для табора. Цыгане разделяли философию, по которой богатством следовало делиться, а бедность — всего лишь переходное состояние; его нужно стряхивать, смеясь и всегда надеяться на лучшее, которое ждет впереди. Воровство признавалось необходимым, чтобы выжить, а обмануть горгиос считалось делом чести.

Накануне утром Джулиан воочию увидел, как это делается. Он застал Миклоша за тем, как тот пытался придать старой кляче здоровый, свежий и молодой вид. Миклош беззастенчиво признался в том, что задумал, белозубая улыбка озарила его смуглое лицо.

— Вот так это делается, милорд. Подпиливаем зубы, заполняем дырки… даем нутряной жир, чтобы облегчить дыхание, а седые волоски просто закрашиваем краской.

— Поразительно, — проговорил Джулиан. Происшедшее у него на глазах преображение лошади произвело на него сильное впечатление.

— Вы меня не выдадите, милорд?

— Разве я могу так отплатить за ваше гостеприимство?

— Я знал, что на вас можно положиться, хоть вы и горгио.

Когда позднее Джулиан рассказал Блейз о фокусах Миклоша, она тряхнула головой и объяснила, что для цыган это обычное дело. При этом выражение ее лица было лукавое и даже немного вызывающее. Она сказала, что Миклош не часто прибегает к таким обманам. Он ведь каждый год разъезжает по здешним дорогам и только навредил бы себе, если бы ему перестали доверять. Он найдет покупателя, который заслуживал бы, чтобы его обманули, или такого, который может позволить себе быть обманутым.

Джулиан не стал продолжать. Он многое не одобрял в цыганах, но не ему судить этих людей или их привычки. Отклонения от общественной морали, которые они себе позволяли, не шли ни в какое сравнение с его собственными. Для человека, подозреваемого в убийстве, было бы просто лицемерием осуждать несравненно менее серьезные проступки других.

Однако гораздо больше, чем эти цыганские проделки, его тревожило, как быстро летит время. Он уже неделю жил в таборе и боялся надоесть, хотя никто, кроме Блейз, не желал его отъезда. Но Блейз, очевидно, грозила какая-то опасность, потому что сегодня днем стало ясно, что ее разыскивает какой-то высокопоставленный чиновник. В табор прискакал всадник и осторожно расспрашивал о девушке с иссиня-черными волосами и фиалковыми глазами.

Это был высокий худощавый мужчина, одетый по сельской моде. Но, хотя сюртук его смотрелся вполне прилично, было сомнительно, что он — джентльмен, поскольку речь его была груба и перемежалась лондонскими жаргонными словечками. Джулиан подозревал, что он, возможно, один из служащих закона, которые занимаются поимкой воров и всякой сыскной работой. От его проницательных, цепких глаз мало что ускользнуло, он явно не одобрил увиденное.

Когдаон прибыл в табор, Миклош вышел вперед и заговорилс ним как представитель табора. Джулиан познал еще одну сторону цыганского характера — умение разыграть полнейшую невинность, особенно когда дело доходило до того, чтобы сбить с толку власти.

— Нет, — уважительно заявил Миклош, — за прошедшие дни я не встречал никого, кто бы соответствовал этому описанию. Нет, я бы никогда не посмел скрыть правду от вашей чести. Ваша честь желает обыскать лагерь?

Глаза незнакомца скользнули по толпе и остановились на Джулиане.

— А вы, сэр? Вы, случайно, не встречали девушку с такими приметами?

— Можете называть меня лордом Линденом, — Джулиан обворожительно улыбнулся. — Нет, я не встречал такой девушки. Если вы сомневаетесь в искренности моих слов и если вы можете предоставить соответствующее официальное разрешение на создание определенных неудобств для граждан, вам, возможно, удастся уговорить меня разрешить обыск в таборе.

Незнакомец поджал губы, но отступил, не решившись спорить с таким важным лицом.

— В этом нет необходимости, милорд. Вашего слова вполне достаточно.

— Я удовлетворен, — натянуто ответил Джулиан.

Когда незнакомец уехал, Миклош расплылся в белозубой улыбке:

— Да-а, милорд, он побоялся связываться с таким важным джентльменом, как вы.

— Согласен, иногда высокое положение имеет свои преимущества, — весело произнес Джулиан. — Как вы думаете, почему он разыскивает мисс Блейз?

Добродушное лицо цыгана в одно мгновение стало непроницаемым.

— Кто же его знает, милорд? Разве кто скажет?

— Полагаю, вы бы могли сказать, если бы захотели. И она сама, я уверен. Но настаивать не стану. Однако нам следует оградить ее от излишнего любопытства, как высчитаете?

— Да, милорд. Завтра табор снимется с места, на день раньше, чем мы собирались. Если же мы уйдем сейчас, то власти решат, что нам есть что скрывать.

Джулиан что-то промямлил в ответ, он не мог выкинуть из головы появление незнакомца с такой легкостью, как Миклош. Он очень встревожился за Блейз.

При внимательном рассмотрении она никогда не сойдет за цыганку. Да, верно, у нее тоже черные волосы, но ее длинные локоны много шелковистее и красивее, чем у них. Глаза горят тем же блеском, что у цыганок, но в отличие от их глаз, черных как смоль, ее аметистовые глаза излучают мягкий чувственный свет. По сравнению с их загрубелой смуглой кожей ее кожа гладка и бледна подобно слоновой кости. Да и фигура у нее куда более утонченная, чем у цыганок.

Джулиан приходил в полнейшее отчаяние от собственной беспомощности. Он, разумеется, был в состоянии уберечь Блейз от грозившей ей неприятности, если бы… она позволила ему, но девушка все время ускользала от него.

В тот вечер, после ужина, цыгане собрались вокруг костра, как и в предыдущие вечера, чтобы послушать трогательные мелодии рыдающих скрипок. Блейз, как обычно, уселась подальше от него. И как обычно, Джулиан не мог оторвать от нее глаз.

Жена Миклоша, Исадора, подошла к Блейз и что-то сказала. В ответ Блейз только покачала головой. Исадора попробовала поднять ее, но Блейз спрятала руки за спину, не давая подхватить себя. Через мгновение к ним шаркающей походкой подошла Панна.

Джулиан с любопытством наблюдал за последовавшей сценой. Из-за музыки он не слышал слов, которые говорили женщины, но понял, что Блейз пытаются заставить сделать то, чего она делать не хочет.

Но вот музыка прекратилась, и Джулиан успел услышать последний отчаянный возглас девушки:

— Хорошо! — Блейз поднялась и присоединилась к танцующим вокруг костра.

Джулиан выпрямился и замер в предвкушении чего-то необыкновенного. В предыдущие вечера Блейз ни разу не принимала участия в танцах. Увиденное зачаровало его. Девушка была в ярком цыганском платье, но среди цыган смотрелась как бриллиант среди неограненных камней или ожерелий, которые так любят носить цыганки. Когда зазвучали первые звуки скрипки, Блейз подняла руки и начала медленно покачиваться.

Завораживающий танец начался в медленном чувственном ритме. Блейз избегала смотреть на Джулиана, но он не сводил с нее глаз. В золотых отблесках костра она казалась более застенчивой, чем другие исполнительницы танца, и, возможно, не столь раскованной, как настоящие цыганки, но танцевала она с не меньшим изяществом и была даже более соблазнительна.

Мелодия взмыла ввысь, танцоры убыстрили темп, и перед глазами Джулиана замелькали разноцветные юбки. Дикая красота танца подействовала на Джулиана, но Блейз заставила его забыть обо всем на свете. Жизнь и страсть, казалось, пели в ней, от быстрых движений девушка раскраснелась, капельки пота поблескивали у нее на лице. Она была похожа на женщину, с наслаждением занимающуюся любовью, — трепетную, страстную, исступленно влюбленную.

Джулиан почувствовал, как его бросает в жар, желание разгорелось в нем огромным костром. Он захотел ее с силой, граничащей с одержимостью. Хотел, чтобы она извивалась и задыхалась в любовной истоме. Хотел утонуть в сладостном тепле ее тела, забыть о прошлом, не думать о будущем. Хотел ее настолько сильно, что не мог больше ни о чем думать.

Танец заканчивался, танцоры радостно кружились под заключительные аккорды, забыв обо всем. Когда музыка смолкла, Блейз замерла, едва дыша, и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд синих глаз. Она беспомощно посмотрела на Джулиана. В его горящих страстью глазах девушка прочитала такое сильное желание, что это испугало ее. Она непроизвольно сделала шаг назад. Очевидно, она совершила ошибку, когда по настоянию Панны согласилась принять участие в танце, чтобы доказать лорду Линдену, что она настоящая цыганка, а не случайный гость в таборе. Но ему, кажется, вообще все равно, кто она. Его горячий взгляд ласкал ее настолько ощутимо, что казалось, будто он касается ее.

Блейз невольно поежилась и сделала еще один шаг назад. Ее переполняло одно неодолимое желание — убежать, скрыться от этих глаз. Ей необходимо побыть одной, чтобы странные острые ощущения, внезапно нахлынувшие на нее, немного улеглись. Она бросилась бежать и растворилась в ночи.

Какое-то время Джулиан ошеломленно сидел, прикованный к месту. Музыка еще отдавалась у него в висках, когда он пришел в себя и отправился на поиски Блейз. Он не должен оставлять все как есть.

Джулиан отыскал ее неподалеку от лагеря на краю луга, освещенного серебристым светом луны. Она тихонько напевала что-то вполголоса, время от времени покачиваясь в такт доносящимся из лагеря звукам скрипок.

Он стоял и молча наблюдал за ней, не в первый раз задумавшись, уж не намеренно ли она сводит его с ума. Если это так, то она действует правильно. Он уже не в состоянии справиться со своим чувством. Она подвижна, как ртуть, и неуловима, как лунный свет. Он в жизни не встречал создания прелестнее.

Однако если бы он предоставил Блейз возможность оправдаться, она бы отмела все обвинения в том, что пытается завлечь его. Она не старалась поймать лорда Линдена в свои сети, наоборот, делала все, чтобы избежать этого. Она и сюда сейчас убежала, чтобы затеряться в темноте и прийти в себя, собраться с мыслями. Танец, который она только что исполнила, разбередил ей душу, пробудил в ней такие чувства, которых она еще никогда не испытывала. Чувственная, языческая музыка живым огнем продолжала струиться по ее венам, жар так и не отпустил ее. Она испытывала волнение, непостижимым образом перекликавшееся с возбуждением ночи, с обещанием страсти, которое она прочла в глазах виконта.

Когда Блейз услышала тихий шорох шагов в траве у себя за спиной, она замерла. Это мог быть только он. Никто из цыган по своей воле не уйдет от костра в ночь к феям и злым духам. Блейз невольно поежилась от страха.

— Я начал волноваться, когда вы не вернулись, — раздался совсем рядом тихий голос Джулиана.

Блейз не обернулась. Она боялась этой близости, во всяком случае, сейчас, когда все ее тело дышало неведомыми ранее ощущениями. Она каждой клеточкой чувствовала его близость и опасность, которую он представлял, знала, что не сможет устоять перед его чарами, понимала, что совершенно беззащитна. Сердце ее билось по-сумасшедшему. Она сделала робкую попытку уйти.

— Не уходите… пожалуйста.

Она застыла на месте, голос его прозвучал так нежно. С великим трудом, переводя дыхание и преодолевая спазм, сжавший ей горло, она ответила:

— Я… я уже говорила, милорд, вам нет нужды тревожиться за меня.

— Есть, есть нужда, и еще какая. — Он невесело усмехнулся. — Я уже не в состоянии справиться с этим чувством, я беспокоюсь за вас независимо от своего желания.

— Напрасно…

— Я ничего не могу с этим поделать. Я понял, у вас неприятности, и вы от кого-то скрываетесь.

— Я… я сама справлюсь с этим.

— А как же тот человек, который сегодня расспрашивал о вас?

— Цыгане меня не выдадут.

— По своей воле — нет. Но они не в состоянии дать вам защиту, какую предлагаю я вам. Я могу уберечь вас от неприятностей.

Блейз с ужасом поняла, что он придвинулся к ней. Это встревожило ее, натянуло нервы до предела, но что-либо сделать она не могла. Она застыла, как завороженная, когда почувствовала его у себя за спиной. Издалека доносились цыганские напевы под аккомпанемент скрипок и бубнов, и в такт этой дикой музыке билось сердце Блейз.

— А вы знаете, — внезапно с притворной живостью спросила она, — цыгане верят, что на лугах танцуют феи.

— Нет, — тихо ответил Джулиан, — меня сейчас вообще не интересует, во что верят цыгане. Я не допущу, чтобы вы опять сбили меня с толку и перевели разговор на другую тему.

Она ощутила жар, исходящий от него, еще за миг до того как он нежно обнял ее за талию. Блейз с шумом втянула воздух, ее раздирали необычные ощущения. Его близость, животное тепло, идущее от него, тихий властный голос — от всего этого она совершенно терялась. Блейз знала, что ей следует отойти от него, но она была не в состоянии сдвинуться с места.

— Я хочу заботиться о вас, — прошептал он ей в самое ухо. — Я хочу стать тем, к кому вы бы обращались за утешением и покровительством. Я хочу обнимать вас, любить. Назовите вашу цену, милая. Я сниму для вас дом, у вас будет экипаж, выезд — все, что хотите… Я готов на все, лишь бы вы остались со мной.

Удовольствие волной накатило на Блейз. Он притязает на нее, хочет владеть ею, стать ее любовником. Он станет великолепным любовником, в этом Блейз была уверена. Она поняла это еще тогда, когда он в первый раз поцеловал ее в гостинице.

Вспомнив тот страстный поцелуй, Блейз вздрогнула. Сладкая истома, с которой она не могла совладать, приятно разлилась по телу. Все, на что она была способна сейчас, — тихое, едва слышное «нет».

— Я хочу тебя, любовь моя, я никогда так никого не хотел… — Его завораживающий голос обволакивал ее, словно лунный свет, ласкал, как тайный поцелуй, обещающий неземные блаженства. К своему ужасу, она поняла, что больше не в состоянии противостоять предательской слабости, охватившей ее. Не в состоянии больше сопротивляться, она спиной прижалась к Джулиану, наслаждаясь теплом его тела, и ощутила бедром его напрягшуюся плоть. Она почувствовала удары его сердца, тяжелые и мощные, его горячее дыхание у себя на щеке. — …Я устал от войны, от горя. Мне нужен покой, твоя живость, твой смех, твоя близость. Мне нужна ты. — Его волшебный голос звучал у самого ее уха, его губы легко ласкали ее шею. — Ты станешь моим спасением…

У Блейз перехватило дыхание — его горячие губы ласкали ее, и не было сил пошевелиться. Присущее ей всегда чувство самосохранения вдруг исчезло, она не могла сопротивляться, стала совершенно беспомощной. Теперь она жаждала его поцелуев, тело жаждало его прикосновений. Его чувственные ласки рождали желание. Блейз обмякла, растаяла; вожделение, которого она еще никогда не испытывала, горячей волной охватило ее. Блейз закрыла глаза, дрожь пробежала по ее телу.

— Тебе холодно? Давай я согрею тебя, любовь моя…

О чем это он? Он ведь и так уже согревает ее. Его легкие прикосновения и поцелуи наполняют кровь необыкновенным жаром. Ей захотелось повернуться к нему лицом, подставить губы его поцелуям, но даже на это не было сил. Она забыла обо всем на свете, осталось только одно незнакомое прежде желание, новые противоречивые чувства разрывали ее. Кровь, казалось, еле течет по венам, а бешеные удары сердца резко отдавались в висках. Она не могла ни думать, ни дышать, ни пошевелиться, остались одни ощущения. В голове все поплыло, Блейз покачнулась.

И тотчас же Джулиан подхватил ее и еще крепче обнял. Она почувствовала его отвердевшую плоть, требовательно прижавшуюся к ее бедру, и вдруг с удивлением поняла, что в ней просыпается женщина. Это новое ощущение испугало ее. Руки ее сами собой взметнулись вверх, и она, не оборачиваясь, обняла его за шею. Это прикосновение несколько успокоило Блейз, и она смогла негромко произнести:

— Нет… это сумасшествие. Мы… слишком разные.

— Да… это сказочное сумасшествие. — Ничуть не обескураженный ее словами, он правой рукой обнял ее за плечи, продолжая левой обвивать ее талию. — Что может быть различного между двумя людьми, созданными друг для друга? — пробормотал Джулиан, пальцами ласково поглаживая ее плечо. — Мы обязательно будем любовниками… — Его губы обжигали ей шею. — Рассказать тебе, как я буду любить тебя? — Он тихо рассмеялся, когда она вздрогнула. — Я научу тебя наслаждаться своим телом, получать удовольствие от близости с мужчиной. Твое тело станет инструментом, доставляющим удовольствие нам обоим… — Говоря это, он медленно передвигал левую руку с талии по направлению к груди, следуя изгибам тела под одеждой. Потрясенная, зачарованная и испуганная, Блейз оставалась неподвижной даже тогда, когда рука Джулиана скользнула в вышитый вырез блузы. Его горячая ладонь легла ей на грудь, уверенная, невероятно возбуждающая. Она ощутила, как ее сосок мгновенно отвердел. — …Твое божественное тело заслуживает поклонения… Позволь мне поклоняться тебе, любовь моя.

Звуки его полного страсти голоса обволакивали ее ожиданием чувственной радости, словно паутиной. Блейз безвольно прижалась к нему. Желание бушевало в ней, в то время как груди тяжелели и наливались. Она закрыла глаза. Джулиан продолжал нежно поглаживать рукой ее плечи. Его прикосновения отдавались болезненной сладостью, которая горячими волнами расходилась по всему телу.

Стон вырвался у Блейз, когда Джулиан кончиками пальцев начал ласкать ее набухший сосок. Спина у нее непроизвольно выгнулась, грудь плотнее прижалась к его руке в ожидании еще неведомых ощущений, которые он с таким искусством пробудил в ней. Да… Это настоящее сумасшествие, но сколь сладостное!

— Я хочу тебя безумно, любовь моя…

«Да», — подумала она, как в тумане. Неизвестный ей прежде голод поднимался в ней с пугающей быстротой и натиском. Дерзкая настойчивость Джулиана, его ласковые слова, которые он нашептывал, волшебные прикосновения — все лишало ее остатков самообладания. Пламя желания разгорелось в крови, тело трепетало от сладостной муки. Блейз была настолько ослеплена нахлынувшими на нее новыми чувствами, что не сразу услышала, что ее зовут.

Кричал мужчина. Она узнала голос Миклоша.

Блейз вздрогнула от неожиданности и вернулась к действительности. Она вырвалась из объятий Джулиана. Порыв холодного ветра мгновенно охладил ее пылающее тело, разрушил волшебство ночи. Она задрожала от холода.

Не глядя на Джулиана, она расправила блузку и привела себя в порядок. Блейз не понимала, как это случилось, как она могла настолько забыть о приличиях. Ведь он едва не овладел ею. Еще несколько минут — и она бы не устояла против его чар. Поразительно, но ей не хотелось, чтобы он останавливался, и теперь она испытывала странное чувство разочарования, будто ее обманули. То, что их так внезапно прервали, оставило ее болезненно опустошенной. Но он не должен догадаться об этом.

— Не знаю, почему вы мне не верите, — неуверенно начала Блейз, понемногу успокаиваясь. Голос Миклоша звучал все ближе. — Я не могу принять вашего предложения и стать вашей любовницей.

Но Джулиан, казалось, не слышал ее. Он подошел к ней, взял длинными изящными пальцами за подбородок и повернул к себе ее лицо. В рассеянном лунном свете почти совсем не было видно его страшного шрама, и Блейз видела только его чувственное лицо и горящие страстью глаза.

— Я не могу согласиться с этим и не приму отказа, — уверенно прозвучал его тихий голос. — Ты будешь моей, это всего лишь вопрос времени.

Вспоминая это происшествие на следующий день, Блейз поняла, что она оказалась в очень сложном положении. Сначала ей пришлось скрываться в повозке Панны от незнакомца, который расспрашивал о ней в таборе. Вне всяких сомнений, он был послан тетушкой Агнес на поиски черноволосой беглянки с фиалковыми глазами.

Но еще опаснее была, ночная встреча с лордом Линденом на залитой лунным светом поляне. Она опять отказала ему, но невинность едва не потеряла.

Блейз поежилась от воспоминаний. Она не знала, что нашло на нее накануне, как она допустила такие вольности — позволила ему обнять себя и ласкать обнаженную грудь. Или ее околдовали феи, в которых так искренне верят цыгане. Нет, скорее всего, она поддалась чарам лорда Линдена. Сочетание мужской красоты, неукротимый напор, решимость покорить ее во что бы то ни стало едва не сыграли роковую роль. Слава Богу, Миклош вовремя появился и спас ее от окончательного падения.

Блейз не сомневалась, что Миклош не случайно разыскивал ее, он тревожился за нее. Когда они остались наедине, Миклош как следует отчитал ее.

— Ты должна быть осторожнее, Раунийог, — начал он. — Знатному лорду от тебя, может быть, нужно только одно, и, уж конечно, он не станет просить твоей руки.

— Моей руки?! — недоумевая, воскликнула Блейз. — Надеюсь, что нет. Лорд Линден уверен, что я цыганка. Ты часто рассказывал мне об отношениях англичан к цыганам.

— Да, вельможа его ранга никогда не унизится до женитьбы на цыганке.

— Что ж, прекрасно. — Блейз вскинула подбородок. — Я тоже не пожелала бы иметь его своим мужем. Уверена, он такой же спесивый, как и мой отчим.

— Спесивый или нет, но от тебя ему нужно только одно. Думаешь, зачем он все время крутится возле твоих юбок?

— Я не вчера родилась, Миклош. Я знаю, чего он добивается, но я способна постоять за себя.

— Смотри, будь осторожна.

Но в предостережениях Миклоша нужды не было. Блейз уже сама поняла, что следует быть осторожнее в общении с лордом Линденом и держаться поближе к Панне или Миклошу, пока она находится в таборе. Однако, несмотря на свое решение, со вчерашнего вечера Блейз пребывала в состоянии нервного возбуждения и стала совсем не похожа на себя, всегда оживленную, в веселом расположении духа. Каждый раз, оказываясь рядом с лордом Линденом, она терялась и замыкалась в себе. Каждый раз, когда он смотрел на нее, она вспоминала его дерзкие прикосновения, тепло его ладони у себя на груди, сосок, мгновенно отозвавшийся на ласку. Каждый раз, думая о нем, она вспоминала, что он не раз грозился овладеть ею.

От всех этих мыслей в голове у девушки все смешалось. Она с трудом соображала, о чем говорит Миклош. Было уже далеко за полдень, они находились в добрых пяти милях от того места, где накануне ее нашел лорд Линден. Цыгане свернули лагерь и на рассвете снялись, подавшись дальше на запад, в Хартфордшир. Остаток дня они посвятили торговле в деревушке, расположившейся у них на пути. По дороге обратно в лагерь Миклош сразу приметил великолепного гнедого жеребца, который пасся неподалеку. Цыган направился прямиком к палатке Панны, чтобы прояснить положение.

Блейз чистила картошку и складывала ее в огромный котел, висевший на большом крюке над огнем. Вполуха она прислушивалась к словам Миклоша. Тот хвалил коня и сокрушался, что никогда не сможет купить себе такое великолепное животное. Было ясно, что конь запал ему в душу.

Помешивая в котле варево, Панна посмеиваясь прокаркала:

— Как же! Тебя хватит не дольше, чем до завтра, а там еще на что-нибудь глаз положишь.

Миклош принял глубоко оскорбленный вид, но продолжил:

— Уверен, какой-то горгио специально привел его сюда, чтобы помучить бедного цыгана.

— Да, ты прав, но ведь так уж устроен мир. — Если бы завладеть им хоть ненадолго.

— Что бы ты с ним сделал?

— Покрыл бы рыжую кобылу, конечно. Ей как раз время подошло.

Панна медленно распрямилась и глубоко задумалась.

— А как бы ты это сделал, Миклош?

— Ну, я бы вывел к нему кобылу завтра утром, когда его выпустят на пастбище. Сегодня уже поздно. Его уже нет — увели в стойло, я видел.

— Ты бы вывел к нему кобылу средь бела дня? Да горгиос тебя повесят, если поймают.

— Да, — согласился с отчаянием Миклош. Услышав слово «повесят», Блейз подняла голову. Из разговора она поняла, что Миклошу нужен жеребец, чтобы покрыть его лучшую кобылу. Как юной леди, ей не полагалось бы знать о таких вещах, но Блейз всегда держала глаза и уши открытыми и была осведомлена о многом, чего не подобает знать молоденьким знатным девушкам.

— Пожалуй, я все же воспользуюсь этим жеребцом на время, — задумчиво проговорил Миклош.

— Ты хочешь украсть жеребца? — удивленно спросила Блейз.

— Это будет не воровство, — возразил ей Миклош. — Я просто воспользуюсь им на время, вроде как одолжу, а потом верну.

— Для горгиос это одно и то же. А если жеребец так хорош, как ты говоришь, он наверняка принадлежит какому-нибудь важному лицу. Неужели ты решишься на такое?

Цыган задумчиво поглаживал подбородок. Было видно, что его раздирают противоречия. Блейз знала, что Миклош не видит ничего плохого в том, чтобы воспользоваться чужим жеребцом. У цыган это в крови — при любом подходящем случае надуть горгиос, а кража коня вообще считается у них доблестью. Блейз наслушалась бесчисленных рассказов о цыганских подвигах. Для Миклоша это дело чести. А табору жеребенок таких великолепных кровей может принести в будущем большие деньги. Да и красть коня он вроде не собирается, он вернет его. Это вовсе не воровство. Ее размышления прервала Панна:

— И ты надеешься, что тебе это сойдет с рук?

— Я постараюсь сделать так, будто он сам заблудился. Они и не заметят, что его нет, а я сразу же приведу его назад.

Старуха на мгновение задумалась.

— Слишком опасно.

У Миклоша поникли плечи, он не скрывал своего разочарования. Блейз всей душой хотелось помочь ему, но не знала как. Или?.. Попытка украсть кур показала, что воришка из нее никудышный, но, возможно, если ее поймают на краже жеребца, она сумеет выкрутиться. Высокое положение в правительстве и уважение, которым пользуется сэр Эдмунд, ее отчим, обеспечат ей меру безопасности, и тетушкины знакомства в обществе тоже помогут. Разумеется, придется раскрыться, назвать себя, и тогда ее доброе имя уж точно будет втоптано в грязь.

— Думаю, шансы на удачу будут выше, если за дело возьмусь я, — медленно проговорила Блейз. — Если горгиос поймают меня, то по крайней мере не повесят.

— Да, — Миклош радостно улыбнулся, — если тебя и схватят, Раунийог, знатное имя твоего отчима вызволит тебя из беды. Но, нет-нет. — Он грустно покачал головой, словно передумав. — Я никогда и ни за что не допущу, чтобы ты ввязалась в это дело.

«Да, — подумала Блейз, — Миклош никогда не станет просить меня помочь в совершении преступления, рассчитывая на мою защиту, если нас поймают. Не станет… если я не смогу уговорить его». Она посмотрела на Панну — что та скажет, но старая цыганка намеренно избегала ее взгляда.

— Если тебе нужен этот жеребец, — проговорила Блейз, — я сделаю все, что смогу. — По лицу Миклоша, на котором отразилась борьба противоположных чувств — надежды и недоверия, было ясно видно, что он еще не решил, как поступить. Закончив чистить картошку, Блейз положила нож, вытерла о передник руки и подошла к Миклошу. Она заглянула ему в глаза, улыбкой убеждая согласиться. — У тебя нет выбора, Миклош, я не допущу, чтобы ты упустил эту возможность из-за меня. Я обязательно помогу.

— Не знаю… Раунийог…

— Да будет тебе. Я не помню случая, чтобы ты не воспользовался возможностью надуть горгиос. Или с возрастом ты начал испытывать угрызения совести?

Миклош весело рассмеялся, услышав такое нелепое обвинение. Блейз рассмеялась вместе с ним.

Так их и застал Джулиан мгновение спустя — голова к голове, смеющимися, как дети. Джулиан изумился, почувствовав, что ревность горячей волной нахлынула на него, когда он увидел, как его цыганская прелестница с обожанием смотрит на красавца вожака.

— Надеюсь, я не помешал, — натянуто проговорил Джулиан.

Блейз и Миклош одновременно вздрогнули и виновато посмотрели на него. Джулиан увидел, как улыбка исчезла с лица девушки, и неожиданно испытал чувство острой потери, ему захотелось ударить себя. Ему не понравился настороженный взгляд ее фиалковых глаз. Видно, что она ему больше не доверяет или скорее всего она больше не доверяет себе. Прошлым вечером она не очень-то стремилась избавиться от его общества и, похоже, теперь раскаивается в этом.

Пока он переводил взгляд с Блейз на Миклоша и обратно, Панна нарушила тягостное молчание, постучав деревянной поварешкой по железному котлу.

— Думаю, лучше рассказать этому благородному джентльмену о том, что вы собираетесь сделать, прокаркала старуха. — Наверняка он сумеет вам помочь.

— Сказать ему?! — воскликнула Блейз, не веря своим ушам.

— Ты что, спятила, женщина? — Миклош тоже не сдержался.

— Что лучше рассказать? — нахмурился Джулиан.

— Там, на лугу, пасется отличный жеребец, — проговорила старуха, не оборачиваясь к Джулиану. — Миклош не возражал бы воспользоваться им, но ему нужна ваша помощь.

Миклош рассерженно взмахнул руками и зашагал прочь, но, сделав несколько шагов, остановился и хмуро посмотрел на Панну.

— Его сиятельство никогда не согласится.

— А ты хорошенько попроси — может, и согласится.

— Соглашусь на что? — спросил Джулиан, все больше охватываемый любопытством. Но все упорно молчали. Губы виконта нетерпеливо скривились. — Буду, признателен, если вы перестанете секретничать и позволите мне самому решить, на что соглашаться, а на что нет.

Панна усмехнулась и пожала плечами. Миклош откашлялся и сбивчиво, явно волнуясь, объяснил суть дела.

— Если я правильно вас понял, — начал Джулиан, все более хмурясь, — вы собираетесь украсть этого жеребца, чтобы он покрыл вашу кобылицу и она принесла потомство?

— Это не кража, — заявила Блейз, пытаясь оправдать Миклоша и не замечая, что повторяет его слова, сказанные незадолго до этого. — Мы только хотим воспользоваться конем на время, самое большее — на несколько часов.

Джулиан стал еще мрачнее и поднял глаза к небу, словно прося дать ему терпения или помощи.

— В глазах закона — это настоящая кража, — произнес он.

— Значит, все надо сделать так, чтобы закон ничего не узнал.

— И все-таки это слишком опасно. Не могу допустить, чтобы вы рисковали.

При этих словах глаза Блейз сверкнули. Она впуталась в это дело исключительно ради Миклоша, но сейчас исполнилась твердой решимости довести его до конца хотя бы ради того, чтобы досадить не одобряющему этой затеи лорду Линдену. Для нее он — никто и не имеет права приказывать и запрещать ей делать то, что ей хочется.

— Ваше слово, милорд, не имеет никакого значения, если только в дополнение к своему высокомерию вы еще не хотите стать доносчиком и сообщить о нас властям. Прекрасная благодарность за гостеприимство Миклоша.

— Раунийог\ — вмешался вожак в ужасе от того, как грубо говорит девушка с благородным горгио.

— Я просто собирался предложить заплатить за использование коня, — спокойно отозвался Джулиан в ответ на горячую реплику Блейз. — Это обычная практика.

Предложение звучало в высшей степени разумно, но несколько запоздало — Блейз уже завелась.

— А если хозяин откажется и не даст коня? Тогда Миклош уже никогда не сможет осуществить свою мечту.

Джулиан досадливо прищурил глаза, Блейз сильно преувеличивала возможные последствия. Уже не в первый раз он ловил себя на мысли, что ему хочется встряхнуть ее хорошенько, чтобы она пришла в себя, и заодно ее друга-цыгана тоже.

Миклош умудрился совершенно развратить Блейз, и Джулиан опасался, что еще немного — и нравственные принципы девушки будет невозможно восстановить. Однако сомнительно, что ему удастся отговорить ее, видно, что она не отступит. Джулиан запоздало понял, что напрасно говорил со своей прелестницей так властно. Черт побери, он не сумел сдержаться. Однако независимо от того, оправданно или неоправданно он говорил с ней властным тоном, его преследовало желание оградить ее от возможных неприятностей. Он не допускал мысли, что она может оказаться в тюрьме или, еще хуже, будет повешена за воровство. Но именно это произойдет, если ее поймают на месте преступления. Джулиан с ужасом понял, что выбора у него нет.

— Отлично, — обреченно произнес он. — Я составлю вам компанию.

— Вы? — не удержалась Блейэ.

— Да, я, милая. Я добровольно предлагаю вам свои услуги.

— Как это вы решились?

— Только чтобы уберечь вашу тонкую шейку от веревки, зачем же еще. Если вы будете продолжать настаивать на этой глупой затее, я пойду с вами. Если меня схватят, я не думаю, что меня обвинят в краже, а вот вы с Миклошем рискуете стать главными подозреваемыми. Вспомнив, что она сейчас цыганка, а не молодая светская дама, Блейз замешкалась, не найдя, что ответить. Лорд Линден приводил те же доводы, что и она сама минуту назад в разговоре с Миклошем, и так же убедительно. В самом деле, лорд Линден сумеет оказать цыганам куда большую поддержку, чем она. Вряд ли у нее есть сейчас основание отказываться от помощи виконта, особенно после того как она только что обвинила его в откровенной неблагодарности.

— Да, это хороший план, — задумчиво произнесла Панна. — Мы очень ценим вашу помощь, милорд. — После того как лорд Линден поклонился ей, она добавила: — Вы должны пойти с Раунийог.

Не в состоянии поверить собственным ушам, Блейз с подозрением посмотрела на Панну! Кажется, старая цыганка делает все, чтобы бросить ее в объятия Джулиана. Возможно, Панна еще верит в предсказание карт, правда, после того, первого, гадания Блейз больше не слышала о том, что ее будущее связано с лордом Линденом. Панна хранила странное молчание.

Старуха никак не объяснила свои слова, просто стояла и невозмутимо помешивала варево в котле.

Все ждали, что скажет Миклош, какое решение он примет.

— Вот и договорились, — объявил тот, — завтра же и провернем это дельце.