Глава 21


— Не можете уснуть?

Джек, сидевший у окна в дядином кабинете, поднял глаза. В дверях стоял Томас.

— Да.

Уиндем вошел в комнату.

— Я тоже.

Джек поднял вверх взятую с полки бутылку бренди. Должно быть, бутылка оставалась нетронутой со дня дядиной смерти, однако на толстом стекле не было ни пылинки. Тетя Мэри всегда считалась безупречной хозяйкой.

— Попробуйте, — предложил Джек. — Бренди по-настоящему хорош. Думаю, дядя берег его для особых случаев. — Он моргнул, глядя на этикетку, и добавил: — Хотя, полагаю, не для таких, как этот.

Он жестом указал на хрустальные бокалы, стоявшие в шкафчике у окна, и подождал, пока Томас возьмет себе один. Поставив бокал на низенький столик, герцог уселся в ближайшее кресло с высокой спинкой. Джек наклонился и щедро плеснул ему бренди.

Томас сделал глоток и прищурился, глядя в окно.

— Скоро начнет светать.

Джек кивнул. Небо еще не порозовело, но в воздухе уже разливалось нежное, бледно-серебристое сияние утра.

— Кто-нибудь проснулся?

— Насколько мне известно, нет.

Они немного помолчали. Джек прикончил бренди и снова потянулся за бутылкой, но, плеснув несколько капель на дно бокала, вдруг понял, что на самом деле больше не хочет пить.

— У вас когда-нибудь бывает ощущение, что вас выставили на всеобщее обозрение? — спросил он, подняв глаза на Томаса.

Герцог невозмутимо пожал плечами:

— Постоянно.

— Как вы это выдерживаете?

— Мне не знакома иная жизнь.

Джек с досадой потер лоб. У него раскалывалась голова. Казалось, этому не будет конца.

— Похоже, день предстоит отвратительный.

Томас кивнул.

Джек закрыл глаза. Он легко мог представить себе сцену в церкви. Герцогиня непременно захочет первой прочитать приходскую книгу, а Кроуленд будет маячить у нее за спиной и заглядывать через плечо, готовясь продать свою дочь тому, кто предложит лучшую цену. Возможно, тетя Мэри тоже поедет в Магуайрсбридж. И леди Амелия… Едва ли стоит ее за это осуждать, она вправе знать, что ее ожидает. Положение ее так же шатко, а будущее расплывчато, как у остальных.

Единственный человек, которому не обязательно ехать в Магуайрсбридж, — это Грейс.

Но именно ее, ее одну Джек хотел бы видеть рядом.

— Чувствую, в церкви нас ждет настоящий спектакль, вот дьявольщина, — проворчал Джек.

— Это верно.

Они опять замолкли, погрузившись каждый в свои мысли, и вдруг одновременно подняли головы и, не сговариваясь, посмотрели в окно.

В следующий миг их взгляды встретились, и Джек почувствовал, как губы сами собой растянулись в улыбке.

— А почему бы и нет?

— Пока остальные…

— Прямо сейчас, — кивнул Джек. Дело касалось лишь его и Томаса. Никому другому не было места за столом.

Томас поднялся.

— Показывайте дорогу.

Джек встал и направился к двери. Томас последовал за ним. Оба уже сидели верхом, вдыхая густой ночной воздух, когда Джеку вдруг пришло в голову, что они с Томасом кузены…

И впервые при мысли об этом у него стало тепло на душе.

Утро уже давно наступило, когда всадники достигли церкви. Джек был здесь прежде несколько раз, навещая семью матери, и древние каменные стены показались ему родными и знакомыми. Небольшое серое здание выглядело довольно скромно. Джеку всегда казалось, что именно таким и должен быть храм Божий.

— Непохоже, что там кто-то есть, — с сомнением заметил Томас. Если его и разочаровала простота архитектуры церкви, то он ничем этого не показал.

— Приходские книги скорее всего в пасторском доме, — отозвался Джек.

Томас кивнул в ответ.

Мужчины спешились, привязали лошадей к коновязи и направились к дому викария. Им пришлось постучать несколько раз, прежде чем за дверью послышались шаги.

Наконец дверь отворилась, и на пороге показалась женщина средних лет, должно быть, экономка.

— Доброе утро, мэм, — заговорил Джек, отвесив вежливый поклон. — Я Джек Одли, а это…

— Томас Кавендиш, — перебил его Томас, коротко кивнув в знак приветствия.

Джек хмуро покосился на него, что не укрылось бы от глаз экономки, не будь она так рассержена неожиданным вторжением незнакомцев.

— Мы бы хотели взглянуть на приходские книги, — объяснил Джек.

Несколько долгих мгновений женщина угрюмо разглядывала непрошеных гостей, а затем неохотно кивнула.

— Книги в задней комнате, — объявила она. — В кабинете викария.

— Э-э… а сам викарий дома? — спросил Джек, слегка запнувшись, когда локоть Томаса уткнулся ему в ребра.

— Сейчас у нас нет викария, — проворчала экономка. — Его место свободно. — Она подошла к потрепанному дивану напротив камина и уселась. — Нам вскоре должны прислать нового. А пока каждое воскресенье из Эннискиллена приезжает священник читать проповедь.

Взяв со стола тарелку с ломтем хлеба, экономка равнодушно повернулась спиной к посетителям.

Джек с Томасом переглянулись.

Похоже, это было приглашение войти.

Что они и сделали.

Кабинет викария оказался просторнее, чем ожидал Джек; в остальных комнатах пасторского дома царила теснота. Одно окно здесь выходило на север, а два других, расположенных по обеим сторонам от камина, — на запад. В небольшом очаге ровно горело пламя, и Джек подошел ближе, протянув руки к огню.

— Вы знаете, как выглядят метрические книги? — поинтересовался Томас.

Джек покачал головой. Он нетерпеливо сжал и разжал кулаки, потом напряг мышцы ног, привстал на носках и снова опустился. Его тело ныло от напряжения, но попытки сохранять неподвижность приводили лишь к тому, что пальцы начинали отбивать на бедре бешеную барабанную дробь. Ему хотелось выскочить вон из кожи. Хотелось…

— Может, это то, что нам нужно?

Джек обернулся. Томас держал в руках большую книгу в коричневом кожаном переплете, потертом и выцветшем от времени.

— Итак? — Голос Томаса звучал ровно, но пальцы дрожали, и Джек заметил, как судорожно дернулся его кадык.

— Посмотрите сами, — предложил Джек. Ему больше не хотелось притворяться. Стоять и делать вид, что читает. Ему невыносимо было даже думать об этом.

Томас потрясенно уставился на него.

— Вы не хотите взглянуть вместе со мной?

— Я вам доверяю. — Джек сказал правду. Он безоговорочно доверял Томасу, тот бы не солгал.

— Нет, — качнул головой Томас, — я не стану смотреть без вас.

Джек чуть помедлил, затем шагнул к столу, бормоча про себя проклятия.

— Вы чересчур благородны, черт побери, — проворчал он. Томас пробормотал в ответ что-то неразборчивое и, положив книгу на стол, раскрыл ее в самом начале.

Джек посмотрел на страницы. Строчки прыгали перед глазами, расплываясь в уродливые кляксы. Он украдкой покосился на Томаса, но тот внимательно изучал записи, глаза его перебегали с одной строчки на другую, пальцы нетерпеливо перелистывали страницы.

И вдруг движения его замедлились.

Джек стиснул зубы, пытаясь разобрать записи. Иногда ему удавалось различить заглавные буквы и цифры, но почти всегда они оказывались совсем не там, где должны были, и выглядели вовсе не так, как он думал.

Вот идиотство. За столько лет он должен был привыкнуть к этим проклятым закорючкам, но все осталось как прежде.

— Вы знаете, в каком месяце поженились ваши родители? — спросил Томас.

— Нет.

— Но приход не так уж велик. Сколько браков заключается здесь за год?

Джек следил за пальцами Томаса. Они скользили по строчкам, дошли до края страницы, перелистнули ее… и остановились.

Джек посмотрел на Томаса.

Тот сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Лицо его походило на застывшую маску. Достаточно было одного взгляда на это помертвевшее лицо, чтобы угадать ответ.

— О Боже! — Джеку хотелось зарыдать. Он ожидал подобного исхода и все же надеялся… молился про себя…

Что его родители не были женаты или что доказательства потеряны. Что все окажется неправдой, потому что вышла ошибка. Это немыслимо. Такого не могло случиться. Только не с ним.

И вот он стоит в кабинете викария и притворяется, что читает приходскую книгу. Проклятие! Как могло кому-то прийти в голову, что из него получится герцог?

Договоры?

Да, это будет чертовски забавно.

Арендаторы?

Ему бы стоило нанять надежного управляющего, да вот беда, он не в силах проверить, не обкрадывают ли его.

Зато — у Джека вырвался безумный смех — документы можно будет скреплять печатью. Одному Богу известно, сколько ему теперь потребуется времени, чтобы научиться выводить свою новую подпись, не потея над каждой буквой.

Написание имени Джон Кавендиш-Одли отнимало, казалось, целые годы. Неудивительно, что Джеку захотелось поскорее укоротить его, опустив отцовскую фамилию.

Он крепко зажмурился и закрыл лицо ладонями. Неужели все это происходит в действительности? В душе он знал правду и все же пытался убедить себя, что это лишь кошмарный сон.

Должно быть, он сошел с ума.

Судорога сдавила ему горло, стало трудно дышать.

— Кто такой Филипп? — неожиданно спросил Томас.

— Что?

— Филипп Гэлбрейт. Он был свидетелем.

Джек отнял руки от лица и посмотрел в книгу, на дрожащие закорючки, обозначавшие, вероятно, имя его дяди.

— Брат моей матери.

— Он еще жив?

— Не знаю. Пять лет назад был жив, насколько мне известно. — Мысли Джека лихорадочно заметались. Почему Томас спрашивает о Филиппе? А если его нет в живых, что тогда? Ведь доказательство здесь, в приходской книге.

В книге…

Джек посмотрел на испещренные записями страницы. Губы его приоткрылись, глаза мстительно вспыхнули. Перед ним был враг. Воплощение зла.

Грейс сказала, что не выйдет за него замуж, если он станет герцогом Уиндемом.

Томас не раз упоминал о горах бумаг, которые его ожидают…

Если он превратится в герцога Уиндема.

Но все решала одна лишь эта книга. Одна жалкая страница.

Не будет ее, и незадачливый герцог навсегда останется Джеком Одли. Тогда все разом решится.

— Вырвите ее, — прошептал Джек.

— Что вы сказали?

— Вырвите страницу.

— Вы сошли с ума?

Джек покачал головой:

— Настоящий герцог — вы.

Томас посмотрел на раскрытую книгу.

— Нет, — тихо произнес он, — уже нет.

— Но вы, как никто другой, достойны титула, в вас есть все, чем должен обладать истинный герцог.

— Замолчите…

— Послушайте меня, — взмолился Джек. — Вы подлинный герцог по рождению и по воспитанию. Я могу лишь разрушить все, что вам так дорого. Понимаете? Я не справлюсь, мне это не под силу.

Но Томас лишь непреклонно покачал головой.

— Возможно, меня и готовили с детства к герцогскому званию, но титул принадлежит вам по праву первородства. Я не могу его отнять.

— Я не хочу его! — воскликнул Джек.

— Вы не вправе принимать или отвергать титул, — бесстрастным тоном произнес Томас. — Ну как вы не понимаете? Это не собственность. Титул дается свыше, это неотъемлемая часть вас самого.

— О, ради всего святого! — раздраженно огрызнулся Джек. Он запустил пальцы в волосы, сжал кулаки и с силой дернул, словно пытаясь вырвать пряди с корнем. — Я вручаю его вам. На серебряном блюде, черт побери. Вы останетесь герцогом, а я исчезну. Буду служить вам на Гебридских островах. Где угодно. Только уничтожьте эту проклятую страницу.

— Если вы не хотели стать герцогом, то почему просто не сказали, что ваши родители не состояли в браке? — сурово возразил Томас. — Я спрашивал, были ли они женаты. Вы могли ответить «нет».

— Я не знал, что являюсь наследником, когда вы выясняли законность моего происхождения, — выпалил Джек, чувствуя, как рот наполняется горечью. Он в отчаянии уставился на Томаса, пытаясь проникнуть в его мысли.

Как можно быть таким честным и благородным? Любой другой не задумываясь разорвал бы в клочки ненавистную страницу. Но только не Томас Кавендиш. В нем слишком сильно чувство долга. Он всегда поступает правильно. Не хорошо, а правильно.

Чертов дурак!

Томас стоял и смотрел на книгу, а Джеку хотелось броситься на стену и завыть от бессилия и ярости. Его сотрясала дрожь, сердце бешено колотилось в груди, и…

Что это за звук?

— Вы слышите шум? — взволнованно прошептал Джек. Лошади.

— Они уже здесь! — глухо произнес Томас.

Джек затаил дыхание. В окно он увидел приближающуюся карету.

Слишком поздно.

Он обернулся к Томасу.

Тот не отрываясь смотрел на книгу.

— Я не могу этого сделать, — прошептал он.

Джек действовал безотчетно. Оттолкнув Томаса, он схватил приходскую книгу и вырвал страницу. Томас вцепился в него, пытаясь отнять листок, но Джек вывернулся из его рук и подскочил к камину.

— Джек, нет! — крикнул Томас, повиснув у него на плече, однако Джек оказался проворнее. Он успел швырнуть бумагу в огонь.

Борьба тотчас прекратилась, Джек с Томасом завороженно застыли, глядя, как скручивается и чернеет желтоватый листок.

— Господь всемогущий, — прошептал Томас. — Что вы наделали?

Джек помолчал, не в силах отвести взгляд от пламени.

— Я спас всех нас.


Грейс не ждала, что ее пригласят ехать в церковь, в Магуайрсбридж. Мисс Эверсли хоть и была вовлечена в дело о наследовании герцогства Уиндем, не принадлежала к семье Кавендишей. А с недавних пор она даже не состояла в услужении у Августы Кавендиш.

Когда старая герцогиня обнаружила, что Джек с Томасом отправились в церковь без нее, она пришла в бешенство. Ей потребовалась всего минута, чтобы обуздать гнев, но эта минута показалась Грейс вечностью, зрелище было поистине ужасным. Даже компаньонке не приходилось видеть госпожу в такой ярости.

Поэтому когда настало время отправляться в путь, Амелия отказалась ехать без Грейс.

— Не оставляй меня одну с этой женщиной, — прошипела она на ухо подруге.

— Но ты будешь не одна, — попыталась возразить Грейс. Лорд Кроуленд намеревался сопровождать дочь, да и миссис Одли рассчитывала занять место в карете.

— Пожалуйста, Грейс, — взмолилась Амелия. Тетю Джека она почти не знала, а сидеть рядом с отцом была не в силах. Только не этим утром.

Гневная вспышка герцогини хоть и не была неожиданностью, прибавила Амелии решимости. Она потянула Грейс за собой, схватив за руку так сильно, что едва не раздавила ей пальцы.

— Ох, поступайте, как вам заблагорассудится, — отрывисто бросила герцогиня. — Но если через три минуты вы не сядете в экипаж, я уеду без вас.

Вот как получилось, что Амелии, Грейс и Мэри Одли пришлось втиснуться втроем на одно сиденье кареты, в то время как герцогиня и лорд Кроуленд расположились напротив.

Дорога в Магуайрсбридж показалась Грейс бесконечно долгой. Все отвернулись к окнам, а Грейс, зажатая посередине, вынуждена была сидеть, уставившись прямо перед собой, на стенку кареты между головами лорда Кроуленда и герцогини.

Примерно каждые десять минут герцогиня поворачивалась к Мэри и спрашивала, долго ли еще ехать. Миссис Одли отвечала всякий раз с неизменной почтительностью и терпением, пока наконец, ко всеобщему облегчению, не объявила:

— Вот мы и приехали.

Герцогиня первой соскочила с подножки, лорд Кроуленд бросился следом за ней, волоча дочь за руку. Мэри Одли торопливо присоединилась к процессии, оставив Грейс одну. Что ж, этого и следовало ожидать, вздохнула она.

Когда Грейс подошла к пасторскому дому, остальные уже успели войти внутрь и устремились к двери в заднее помещение, где, по всей видимости, следовало искать Джека с Томасом и заветную приходскую книгу.

Посередине прихожей, разинув рот от удивления, стояла какая-то женщина. Чашка в ее руках ходила ходуном, так что чай расплескивался на блюдце.

— Добрый день, — с мимолетной улыбкой поздоровалась Грейс.

— Где книга? — послышался зычный окрик герцогини почти одновременно с оглушительным грохотом распахнувшейся двери. — Как вы посмели уехать без меня? Где она? Я желаю видеть приходскую книгу!

Грейс поспешно пересекла прихожую, но остановилась на пороге кабинета викария. Остальные толпились у входа, и разглядеть, что происходит внутри, было невозможно. И тогда Грейс совершила поступок, которого никак от себя не ожидала.

Она пустила в ход локти, прорываясь вперед.

Грейс любила Джека и была полна решимости. Что бы ни принес ему этот день, она будет рядом. Джек не останется один. Она этого не допустит.

Грейс протиснулась в комнату, когда герцогиня издала громкий вопль:

— Что вы нашли?

С трудом удержавшись на ногах, Грейс подняла голову и огляделась.

Джек стоял у камина.

Выглядел он ужасно, будто оживший мертвец.

Губы Грейс беззвучно шевельнулись, шепча его имя. Она вдруг поняла, что не в силах произнести ни слова, у нее пропал голос. Никогда прежде она не видела Джека таким. Его лицо посерело, пальцы дрожали. «Господи, неужели никто этого не видит?» — хотелось крикнуть ей.

Она повернулась к Томасу. Он должен был что-то сделать, что-то сказать.

Но Томас неподвижно смотрел на Джека. Как и все остальные. Никто не осмеливался заговорить. Боже, почему они все молчат?

— Он Уиндем, — произнес наконец Джек. — Как ему и пристало.

Грейс впору было запрыгать от радости, но в голове ее билась одна мысль: «Я ему не верю».

Он лгал. Его выдавал голос… выдавало лицо. Герцогиня повернулась к Томасу:

— Это правда?

Томас не ответил.

Старуха издала глухое рычание, страшный вопль разочарования и боли.

— Это… правда? — прохрипела она, вцепившись Томасу в плечо.

Томас молчал.

— Брачной записи не существует, — отрывисто бросил Джек.

Грейс хотелось заплакать. Джек лгал! Это было так очевидно… и ей, и всем остальным. В его голосе слышалось отчаяние и страх, и еще… О Господи! Неужели Джек сделал это ради нее? Неужели из любви к ней он пытается отказаться от права первородства?

— Томас — истинный герцог, — настойчиво повторил Джек, его безумный взгляд метался от одного лица к другому. — Почему вы не слушаете? Почему никто меня не слушает?

Но ответом ему было молчание.

И вдруг раздался тихий, ровный голос Томаса:

— Он лжет.

У Грейс вырвалось сдавленное рыдание. Она отвернулась, не в силах смотреть на искаженное отчаянием лицо Джека.

— Нет! — воскликнул он. — Я говорю вам…

— О, ради всего святого! — выкрикнул Томас. — Вы думаете, никто не выведет вас на чистую воду? Найдутся свидетели. Неужели вы и впрямь верите, что бывают свадьбы без свидетелей? Побойтесь Бога, вам не удастся переписать заново прошлое. — Грейс в страхе зажмурилась. — Или сжечь, — зловеще добавил Томас. — Как вы поступили с записью.

«О, Джек! — ужаснулась про себя Грейс. — Что ты наделал?»

— Он вырвал страницу из книги, — объявил Томас, — и бросил ее в огонь.

Грейс открыла глаза, она должна была увидеть сожженную страницу. Но в очаге под ровным оранжевым пламенем чернела лишь горсточка золы.

— Титул принадлежит вам, — заключил Томас, повернувшись к Джеку. Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза, потом Томас поклонился.

Джек побледнел и зашатался.

Томас перевел взгляд на собравшихся.

— Я… — Он прочистил горло и продолжил со спокойным достоинством в голосе: — Я мистер Кавендиш, и я желаю вам всем доброго дня.

Высоко вскинув голову, он направился к выходу и скрылся за дверью. Поначалу никто не решался заговорить. И вдруг лорд Кроуленд с почти гротескной торжественностью повернулся к Джеку и отвесил поклон.

— Ваша светлость, — прошептал он.

— Нет! — Джек решительно покачал головой и обратился к герцогине: — Вы не должны этого допустить. Томасу куда больше подходит роль герцога.

— Совершенно верно, — поддакнул лорд Кроуленд, не обращая внимания на смятение Джека. — Но вы быстро освоитесь, научитесь.

И тут Джек не смог удержаться от смеха. Слишком уж нелепо, карикатурно выглядела вся сцена. Боже праведный, если он и был к чему-то непригоден в этой жизни, так это к учению!

— О, вы не представляете, о чем говорите. — Он взглянул на герцогиню. Его отчаяние и гнев внезапно сменились горечью. Теперь в его голосе звучала обреченность и… злая насмешка. — Вы и понятия не имеете, что натворили.

— Я восстановила тебя в правах, теперь ты занял надлежащее место, — резко возразила герцогиня. — Это мой долг перед сыном.

Джек отвернулся, не желая видеть старуху. Рядом у двери стояла Грейс. Она казалась потрясенной и испуганной, но при виде ее Джек вдруг почувствовал, как весь его разрушенный, исковерканный мир медленно собирается из осколков в единое целое.

Грейс любила его. Джек не знал, чем заслужил это счастье, но только последний болван мог усомниться в ее чувствах. В ее глазах он увидел любовь и надежду. Увидел будущее, сияющее, как золотые лучи рассвета.

Всю свою жизнь Джек бежал. Бежал от самого себя, от собственных ошибок. Его охватывало отчаяние при мысли о том, что никто никогда не сможет узнать его по-настоящему, что он сам лишил себя шанса найти место в этом мире.

Джек улыбнулся. Теперь он знал, ради чего стоит жить. Он наконец обрел себя.

Джек заметил Грейс сразу, как только она вошла в комнату, но не смог приблизиться к ней. В ту минуту он отчаянно пытался сделать все возможное, чтобы герцогство досталось тому, кто его действительно заслуживал, — Томасу.

Однако в этом он, похоже, не преуспел.

Но теперь ему предстояло нечто куда более важное, и здесь он не намерен был отступать.

— Грейс. — Он шагнул вперед и взял ее за руки.

— Какого черта ты делаешь?! — рявкнула герцогиня.

Джек опустился на одно колено.

— Выходи за меня замуж, — сказал он, сжав пальцы Грейс. — Будь моей женой, будь моей… — Он рассмеялся, до того комичной показалась ему фраза, которую он готовился произнести. — Будь моей герцогиней. — Джек улыбнулся, глядя в глаза Грейс. — Я понимаю, что прошу слишком многого.

— Прекрати, — прошипела герцогиня. — Ты не можешь на ней жениться.

— Джек, — прошептала Грейс. Ее губы дрожали, и Джек понял, что она колеблется.

Он должен был убедить ее, найти нужные слова.

— Впервые в жизни, — с жаром произнес он, — позволь себе быть счастливой.

— Довольно! — проревел Кроуленд. Вцепившись в руку Джека, он попытался поднять его на ноги, но тот не двинулся с места. Джек готов был простоять целую вечность на одном колене, если понадобится.

— Будь моей женой, Грейс, — прошептал он.

— Ты женишься на Амелии! — яростно выпалил Кроуленд.

Джек, казалось, его не слышал. Он не сводил взгляда с лица Грейс.

— Выходи за меня.

— Джек… — растерянно повторила она, и Джек тотчас угадал, какие мысли проносятся у нее в голове. Грейс мучительно подбирала слова, чтобы извиниться, заговорить о его долге и о своем положении.

— Выходи за меня, — выпалил он, прежде чем она успела продолжить.

— Это недопустимо, — холодно отрезала герцогиня. — Она совершенно неподходящая партия.

Джек нежно поднес к губам руки Грейс.

— Я не женюсь ни на ком другом.

— Она тебе не пара!

Джек повернулся и окинул бабушку ледяным взглядом. Он вдруг почувствовал себя настоящим герцогом. Это было почти забавно.

— Вы хотите, чтобы я произвел на свет наследника?

Герцогиня поджала губы, став похожей на сушеную рыбу.

— Я принимаю это как «да», — объявил Джек. — Значит, Грейс придется выйти за меня замуж. — Он невозмутимо пожал плечами. — Это единственный способ обзавестись законным наследником.

Грейс смущенно опустила глаза, уголки ее губ дрогнули. Она боролась с собой, мысленно твердила «нет». Но она любила Джека. А он знал об этом и не собирался позволить ей отречься от своей любви.

— Грейс… — Джек нахмурился и тотчас рассмеялся. — Черт возьми, как твое второе имя?

— Катриона, — прошептала она.

— Грейс Катриона Эверсли, — громко и уверенно произнес Джек, — я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем и клянусь перед Богом и собравшимися здесь… — он обвел глазами комнату и заметил в дверях экономку викария, стоявшую с изумленно открытым ртом, — включая… вот дьявол… — пробормотал он. — Как вас зовут?

— Миссис Бродмаус, — отозвалась экономка, глядя на него во все глаза.

Джек откашлялся, прочищая горло. Привычная веселость начинала понемногу возвращаться к нему. Впервые за долгое время Джек снова почувствовал себя самим собой. Проклятый титул пригибал его к земле, как тяжкая ноша, но Джек знал, что, если Грейс будет рядом, ему нипочем любые испытания.

— Я клянусь тебе, — продолжил он, — перед миссис Бродмаус…

— Перестань! — завизжала герцогиня, вцепившись в руку Джека. — Встань немедленно!

Джек посмотрел на Грейс и улыбнулся:

— Чертовски трудно делать предложение, когда тебя осаждают со всех сторон.

Грейс улыбнулась в ответ, хотя в глазах у нее стояли слезы.

— Вы должны жениться на моей дочери! — прорычал лорд Кроуленд.

И тут из-за его плеча показалась голова Амелии.

— Я за него не выйду, — будничным тоном объявила она и улыбнулась, скосив глаза на Джека.

Герцогиня застыла с открытым ртом.

— Вы отказываетесь от моего внука?! — возмущенно прошипела она.

— От этого внука, — уточнила Амелия.

Джек на мгновение оторвал взгляд от Грейс и одобрительно улыбнулся Амелии. Та улыбнулась в ответ, выразительно кивнув в сторону Грейс. Она явно предлагала Джеку вернуться к предложению руки и сердца.

— Грейс, — вновь заговорил Джек, нежно сжимая пальцы девушки. — У меня начинает болеть колено.

Грейс тихонько хихикнула.

— Скажи «да», Грейс, — подсказала Амелия.

— Послушай Амелию, — добавил Джек.

— Какого черта мне теперь с тобой делать? — взвыл лорд Кроуленд, сверля глазами дочь, но Амелия и бровью не повела.

— Я люблю тебя, Грейс, — сказал Джек.

Грейс улыбнулась, и Джеку показалось, будто унылый кабинет викария вдруг озарился золотым сиянием солнца. И тогда Грейс заговорила. Она бесстрашно сказала это при всех:

— И я люблю тебя.

Джека затопило ощущение невыразимого счастья.

— Грейс Катриона Эверсли, — торжественно произнес он, — ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — прошептала Грейс. — Да.

Джек поднялся на ноги.

— А теперь я собираюсь ее поцеловать, — объявил он. И сделал это. На глазах у герцогини, Амелии, лорда Кроуленда, тети Мэри и даже миссис Бродмаус.

Джек поцеловал Грейс. Он целовал ее, когда взбешенная герцогиня покидала пасторский дом и когда лорд Кроуленд тащил Амелию прочь, бормоча что-то об излишней чувствительности. Он целовал и целовал ее, и продолжал бы целовать, если бы вдруг не обнаружил, что миссис Бродмаус все еще стоит в дверях, с умилением разглядывая влюбленную пару.

Джек улыбнулся ей:

— Мы хотели бы остаться наедине, если вы не против.

Экономка вздохнула и отвернулась, но прежде чем она закрыла за собой дверь, из коридора донеслось:

— Обожаю любовные истории!


Загрузка...