Красавица и герцог

Эпилог

Моя дорогая Амелия!

Неужели в последний раз я писала тебе всего три недели назад? Новостей так много, что кажется, прошло не меньше года.

Дети все растут. Артур обожает учиться, он страшно любознательный. Джек делает вид, что напуган, но на самом деле он в восторге. В начале недели мы побывали в «Счастливом зайце», чтобы обсудить проведение деревенской ярмарки с Гарри Глэддишем, и Джек без конца жаловался, как трудно найти нового гувернера взамен прежнего, которого Артур вконец замучил.

Но Гарри не дал себя одурачить. Было ясно, что Джек раздувается от гордости.

Мы с удовольствием…

— Мама!

Грейс подняла глаза от письма. Ее третий ребенок (и единственная дочь) стоял в дверях с обиженным видом.

— Что случилось, Мэри?

— Джон…

— Всего лишь проходил мимо, — вмешался Джон и, проехавшись по гладко отполированному полу, остановился рядом с сестрой.

— Джон! — взвыла Мэри.

Джон посмотрел на мать с выражением полнейшей невинности:

— Я только прикоснулся к ней.

Грейс с трудом поборола желание закрыть глаза и застонать. Джону едва исполнилось десять, но отцовским смертоносным обаянием он был наделен в полной мере.

— Мама, — начала Мэри, — я шла в оранжерею, когда…

— Мэри хочет сказать, — оборвал ее Джон, — что я как раз шел в оранжерею, когда она врезалась в меня и…

— Нет! — возмутилась Мэри. — Я вовсе не это хотела сказать. — Она с огорченным видом повернулась к матери.

— Мама!

— Джон, позволь сестре договорить, — почти машинально осадила сына Грейс. Эту фразу ей приходилось твердить изо дня в день.

Джон улыбнулся. Эта умильная улыбка тронула бы даже самое черствое сердце. «Боже милостивый! — подумала Грейс. — Скоро придется палкой отгонять от него девочек».

— Мама, — сказал он в точности тем же тоном, к которому прибегал Джек, когда пытался избежать неприятного положения. — Я и не думал перебивать ее.

— Но ты только что это сделал! — огрызнулась Мэри.

Джон воздел руки, будто желая сказать: «Бедная глупышка». Грейс повернулась к дочери, постаравшись принять сочувственный вид.

— Так что ты говорила, Мэри?

— Он запустил апельсином в мою нотную тетрадь!

Грейс повернулась к сыну:

— Джон, это…

— Нет, — поспешил заверить ее Джон.

Грейс с подозрением покосилась на сына. Джон выпалил ответ прежде, чем она успела закончить фразу. Впрочем, едва ли стоило к этому придираться. Вопрос «Джон, это правда?» она повторяла каждый божий день.

— Мама, — зеленые глаза Джона смотрели серьезно и строго, — клянусь честью, я не швырял апельсином…

— Ты врешь! — гневно вскричала Мэри.

— Она раздавила апельсин.

— После того как ты бросил его мне под ноги!

И тут послышался новый голос:

— Грейс!

Грейс радостно заулыбалась. Пусть теперь Джек разбирается с детьми. Джек протиснулся в дверь и, обойдя детей, направился к столу.

— Ты нужна мне, чтобы…

— Джек! — перебила его жена.

Джек недоуменно посмотрел на нее и оглянулся.

— Что я сделал не так?

Грейс кивнула в сторону детей.

— Ты их не заметил?

Он насмешливо улыбнулся. Той самой роковой улыбкой, которую чуть раньше пытался опробовать на матери Джон.

— Разумеется, заметил. Неужели ты не видела, как я их обошел? — Он обернулся к детям: — Разве мы не учили вас, что невежливо стоять в дверях, загораживая проход?

Грейс порадовалась про себя, что сама не была в оранжерее, а не то непременно запустила бы в мужа апельсином. В последнее время ей нередко приходило в голову, что неплохо бы иметь что-нибудь подходящее в ящике стола — россыпь небольших круглых предметов, которыми легко швыряться.

— Джек, — обратилась она к мужу, демонстрируя (по крайней мере так она надеялась) поразительное терпение, — будь любезен, разреши, пожалуйста, их спор.

Джек легкомысленно пожал плечами:

— Они сами его уладят.

— Джек, — вздохнула Грейс.

— Не твоя вина, что ты росла единственным ребенком в семье, — усмехнулся Джек. — Тебе не приходилось участвовать во внутрисемейных перепалках, и у тебя нет опыта. Поверь мне, все в конце концов образуется. Готов поспорить, нам удастся вырастить всех четверых так, чтобы по крайней мере пятнадцать конечностей остались в целости и сохранности.

Грейс смерила его уничтожающим взглядом.

— А вот твоим конечностям, напротив, угрожает большая опасн…

— Дети! — перебил ее Джек. — Слушайте маму.

— Она ничего не говорила, — заметил Джон.

— Ладно. — Джек на мгновение нахмурился. — Джон, оставь сестру в покое. Мэри, в следующий раз не наступай на апельсин.

— Но…

— Все, с этим мы покончили, — объявил Джек, и, как ни странно, дети мгновенно разбежались. — Ну вот, все оказалось совсем несложно. У меня здесь для тебя кое-какие бумаги. — Грейс тотчас отложила письмо и взяла документы из рук мужа. — Они пришли сегодня вечером от моего поверенного, — объяснил Джек.

Грейс пробежала глазами первый абзац.

— Это насчет того дома в Линкольншире? Усадьба Эннигсли?

— Да, этого послания я и ждал, — подтвердил Джек.

Грейс кивнула и внимательнее вчиталась в строки письма. За двенадцать лет супружества в жизни Джека и Грейс установился определенный порядок. Джек вел все дела, лично встречаясь с людьми, а если требовалось разобрать корреспонденцию, жена зачитывала ему документы вслух.

Джеку потребовался год, чтобы освоиться с новой ролью и научиться управлять огромными владениями Уиндема, но в конечном счете, как ни забавно, из него вышел великолепный герцог. Острый как бритва ум и природная рассудительность помогали ему находить верные решения. Грейс не могла поверить, что Джек никогда не учился управлять землями. Арендаторы его обожали, слуги боготворили (особенно после того, как герцогиню выслали на окраину герцогства), весь лондонский свет лежал у его ног. Конечно, во многом помогло то, что Томас признал Джека истинным наследником титула, но Грейс подозревала, что обаяние и ум нового герцога Уиндема сыграли здесь не последнюю роль.

И единственное, что никак не давалось Джеку, — это чтение.

Поначалу Грейс отказывалась этому верить. Она думала, что Джек просто убедил себя в том, что не способен в полной мере овладеть грамотой, и всему виной плохие учителя. Как могли допустить в школе подобную небрежность? Как такой умный и образованный человек, как Джек, мог остаться неграмотным?

И Грейс решила заниматься с мужем сама. Она старалась изо всех сил, а Джек покорно подчинялся. Позднее, вспоминая эти попытки, Грейс не могла поверить, что муж проявил поразительное терпение и ни разу не взорвался. Наверное, таким необычным способом он выражал ей свою любовь — играл роль ученика. Хотя лукавая усмешка не сходила с его губ.

Но в конце концов Грейс сдалась. Она так и не поняла, что имел в виду Джек, когда говорил о буквах, «пляшущих» перед глазами, но сразу и безоговорочно поверила, что вид печатного текста вызывает у него одну лишь головную боль.

— Все в полном порядке, — заключила Грейс, вручая Джеку бумаги. Он обсуждал с ней этот договор неделю назад, уже успев вынести все решения. Джек всегда так поступал, чтобы Грейс знала, чего ожидать в последующем письме.

— Пишешь Амелии? — улыбнулся Джек. Грейс кивнула.

— Еще не решила, стоит ли ей рассказывать о скандальной выходке Джона с церковной колокольней.

— Расскажи. Они здорово повеселятся.

— Но они решат, что наш сын — отъявленный хулиган.

— Так он и есть хулиган.

Грейс почувствовала себя задетой.

— Знаю. И все же он очень милый.

Джек рассмеялся, поцеловав жену в лоб.

— Вылитый я.

— Знаю.

— Ну-ну, не отчаивайся, все не так уж безнадежно. — Джек улыбнулся своей неподражаемой, поистине дьявольской улыбкой. Этот прием всегда действовал на Грейс безотказно, и он об этом знал. — Все будет хорошо, вот увидишь. Я тоже был в детстве оболтусом, а посмотри на меня теперь.

— Вот именно, — вздохнула Грейс. — Если Джон начнет грабить экипажи, я этого не переживу.

Джек усмехнулся в ответ:

— Передавай привет Амелии.

Грейс хотела сказать: «Передам», — но Джек уже исчез. Она взяла в руки перо, обмакнула его в чернильницу и задумалась, вспоминая, о чем собиралась написать.

Мы с удовольствием увиделись с Томасом. Он совершал свое ежегодное «паломничество» к старой герцогине. Мне грустно об этом думать, но годы ее нисколько не смягчили. Она по-прежнему бодра и здорова. Подозреваю, старушка нас всех переживет.

Грейс покачала головой. Она навещала герцогиню, жившую в полумиле от замка, но только лишь раз в месяц. Джек говорил, что ей вовсе не обязательно это делать, однако Грейс жалела старуху и, несмотря ни на что, хранила ей преданность. Вдобавок она испытывала искреннюю симпатию и сочувствие к женщине, сменившей ее на службе у герцогини. Ни одной служанке еще не платили так щедро. По настоянию Грейс, новая компаньонка получала двойное жалованье. Кроме того, после окончания службы ей был обещан небольшой домик, тот самый, что много лет назад Томас подарил Грейс.

Грейс улыбнулась своим мыслям и продолжала писать, с радостью рассказывая Амелии всевозможные забавные истории, которыми так любят делиться матери. Мэри стала похожа на белку, когда у нее выпал передний зубик. А малыш Оливер, которому недавно исполнилось полтора года, совсем уверенно держится на ножках. Он больше не ползает и не плюхается на живот, словно лягушонок, а бегает, да еще как резво. Дважды приходилось его искать в садовом лабиринте.

Мне так не хватает тебя, дорогая Амелия. Ты должна пообещать, что летом приедешь навестить нас. Ты ведь знаешь, как чудесно в Линкольншире, когда все вокруг цветет. И конечно…

— Грейс?

Джек снова появился в дверях.

— Я соскучился, — объяснил он.

— За последние пять минут?

Джек шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

— Это не займет много времени.

— Ты неисправим, — проворчала Грейс, однако отложила перо.

— И, похоже, я от этого только в выигрыше, — прошептал Джек, обходя стол. Мягко потянув жену за руку, он заставил ее встать с кресла. — Да и ты тоже.

Грейс поборола желание застонать. Только Джек мог сказать такое. Только Джек…

Она тихонько вскрикнула, когда его губы…

Ну, на такое способен только Джек.

Ох, и на это… Только он. Грейс нежно приникла к мужу.

А на это уж точно…