Крик тишины

Глава 38 Джианна

Три дня спустя я стою над Дереком — после того как повалила его во второй раз за день. Я вне себя от разочарования. Хана — отличный тренер: маленькая, но сильная. Она многому меня научила, но этого недостаточно. Повалить кого-то вроде нее — совсем не то же самое, что повалить взрослого мужчину, у которого за плечами полицейская академия и подготовка бойцов. Мне нужен кто-то с грубой силой. Кто-то вроде Дерека — чтобы довести меня до предела. Он не может надавить на меня, а мне нужно, чтобы меня вывели из зоны комфорта.

Проблема в том, что Дерек, похоже, боится причинить мне боль.

— Черт! — грудь вздымается от напряжения. — Хватит меня щадить! Это не поможет.

— Я не знаю, с чем ты хочешь, чтобы я тебе помог! Ты ничего мне не рассказываешь! — рявкает Дерек. Он фыркает и проводит рукой по волосам. — Я даже не знаю, где ты была последние три дня. Всё, что знаю — это что ты звонишь своей подруге, и она говорит тебе, что твой бывший муж — или, должен сказать, нынешний муж — разыскивается за покушение на убийство, и теперь ты думаешь, что он придет за тобой. Ты не знаешь наверняка, действительно ли он в розыске, но сбегаешь, не сказав, куда направляешься. А потом появляешься здесь, одержимая агрессивными тренировками. Ты практически умоляешь меня надрать тебе задницу — но я не могу. Ты знаешь, что не могу.

— Если хочешь помочь, то именно это и нужно сделать — надрать мне задницу.

— Она права, Дерек, — вмешивается Хана. — Ты с ней не слишком строг. Если она права и ее муж где-то прячется, ты не сможешь ей помочь, если он нападет. Она должна быть уверена в своих способностях защитить себя. Что ты думаешь о том, чтобы позвонить Си?

— Ни за что, черт возьми!

— Кто такой Си? — спрашиваю.

— Он боец, а не тренер. Мы ему не позвоним, — повторяет Дерек.

— Тогда я пойду в другой зал. Я слышала, что «Клетка» неплохо обучает людей драться.

Дерек бросает на меня раздраженный взгляд.

— Та дыра в Бронксе? Это место — мясной рынок. Идеально подходит для тупиц, обдолбанных стероидами, готовых напасть на девушек, которые выглядят точь-в-точь как ты. Хочешь настоящий урок самообороны? О, ты его получишь — на грязной парковке за их зданием. Тебе даже искать не придется.

Я слышала истории о «Клетке» и не собиралась идти в этот грязный спортзал, но Дерек этого не знал. Моей целью было убедить его тренировать меня — по-настоящему тренировать.

— Ну, если так, — язвлю.

Хана переводит взгляд с него на меня и качает головой.

— Я звоню Си, — говорит она, доставая мобильный из спортивной сумки.

Я одариваю ее благодарной улыбкой.

— Спасибо.

— О, блядь… Отлично! — кричит Дерек, всплеснув руками.

Я слушаю, как Хана говорит по-японски, предположительно — с Си. Понятия не имею, что именно она говорит, но когда она вешает трубку, на ее лице играет улыбка.

— Я не знала, что ты так свободно говоришь по-японски, — обращаюсь к ней.

— Я родилась здесь, но мои родители из Иокогамы. Могу говорить на этом языке, но использую его только изредка — например, когда пытаюсь сохранить секреты от Дерека, — поддразнивает она и многозначительно смотрит на него. — В любом случае, Си теперь свободен. Он сказал, что может встретиться с нами на боксерском ринге через пятнадцать минут, и тогда мы сможем начать.

Дерек хмурится, потом поворачивается ко мне и указывает пальцем.

— Я предупреждаю тебя. Си — не учитель. Он боец ММА[66]. Не понимает границ и пределов. Если что-то пойдет не так, не говори, что…

— Я поняла, Дерек. Если пострадаю — это будет только на моей совести.

На следующее утро я поняла, почему Дерек меня предупреждал: прошлая тренировка отозвалась болью в каждом мышечном волокне моего тела. В середине занятия Дерек выбежал из зала в знак протеста, посчитав методы слишком жесткими. И он был прав. Си не церемонился. Он устроил мне настоящую взбучку на классическом боксерском ринге — именно так, как мне и было нужно. Повторяю себе это, разминая икры перед вторым занятием.

— Вернулась за добавкой, — шутит Хана, входя в комнату. Поставив сумку в углу, она присоединяется ко мне на коврике рядом с рингом. Я лишь слабо улыбаюсь, стараясь не смотреть на постеры свирепых бойцов ММА на стенах. Ее ухмылка сменяется тревогой.

— Ты в порядке?

— Я не знаю, Хана. Честно говоря, не знаю. Иногда думаю, не обманываю ли я сама себя.

— Ты уверена, что не хочешь пойти в полицию? На всякий случай? Я имею в виду, если твой муж действительно здесь, у него ведь нет таких связей в Нью-Йорке, как…

— Нет, Хана. Никакой полиции. Это ничего не изменит. Есть хорошие и плохие копы, но я еще не встречала ни одного, кто не прятался бы за стеной молчания. Если бы был способ узнать, кто плохие, они бы не были плохими. Я не знаю, кому Итан заплатил, поэтому не могу доверять никому. И даже если бы полиция Нью-Йорка решила мне помочь, это не помешает Итану прийти за мной. Мы обе это понимаем.

Она вздыхает и качает головой.

— То дерьмо, через которое приходится проходить женщинам, просто несправедливо.

Между нами повисает тишина, и никому из нас не нужно вдаваться в подробности, чтобы понять, насколько искажена система.

— Мне страшно, — шепчу, обращаясь скорее к себе, чем к ней.

Прежде чем она успевает ответить, в комнату входит Дерек, за ним — Си. Он коротко кивает, затем направляется к стереосистеме.

— Сделала растяжку? — спрашивает меня Дерек.

— Готова работать.

— Хорошо. Иди, приготовься. Си собирается… ну, сегодня он снова попытается надрать тебе задницу. Но ключевое слово здесь — попытается.

Он пристально смотрит на меня, и его лицо становится жестким.

— Сегодня ты не дашь ему победить. Ты меня понимаешь?

Мои глаза расширяются от удивления. Дерек никогда не говорил со мной таким тоном — никогда. Пока пытаюсь понять, не это ли было тем самым недостающим звеном, иду надевать защитное снаряжение.

Дерек включает стерео, и из динамиков разносится сердитый, рычащий текст «Three Days Grace». Он кивает Хане и указывает на дверь. Реагируя на его молчаливый сигнал, она идет и закрывает ее.

Под громкую музыку в ушах, поднимаюсь на ринг. Си начинает с череды упражнений, ни одно из которых не похоже на приемы самообороны, которые я учила раньше. Он показывает, как реагировать на первый удар и как инициировать его. Всё это изнурительно, утомительно, и я падаю на мат больше раз, чем могу сосчитать. Через час Си делает шаг назад.

— Ты готова к настоящему бою? — спрашивает он, его японский акцент слышен сквозь хрипоту.

— Да, дай-ка я быстренько попью.

Подхожу к углу ринга и беру бутылку с водой, которую протягивает мне Дерек.

— Я не знаю, что ты пытаешься здесь доказать, Искорка. Это плохая идея, — предупреждает он. — Си вчера был снисходителен. Ты уверена, что готова?

Стараюсь не обращать внимания на тянущее чувство в животе. Тело всё еще болит после вчерашнего, а мышцы уже измотаны сегодняшней тренировкой. Но Дерек не понимает, почему я должна это делать — почему обязана быть готовой. Он мужчина, а я — женщина. Как бы я ни заботилась о нем и ни ценила все его уроки самообороны, он никогда не поймет до конца, насколько разнятся наши миры.

Вместо ответа просто киваю и возвращаю ему бутылку.

— Готова.

Повернувшись к Си, двигаюсь к центру ринга. Без предупреждения он атакует. Я оказываюсь на спине в считанные секунды — его тело нависает надо мной.

— Это чушь! — орет Дерек. — Хватит!

Он пересекает ринг и берет меня под руку, чтобы помочь подняться.

— Нет, — шиплю и отталкиваю его. Поднимаясь на ноги сама, поворачиваюсь к нему. — Ты не понимаешь, Дерек!

— Я не понимаю, что? Я имею в виду… да ладно! Ты ожидаешь, что я буду стоять в стороне и смотреть, как тебя избивает мужчина вдвое больше тебя?

Исчезает тот властный тон, с которым он вошел в комнату. Теперь в его голосе — только искреннее беспокойство и страх.

— Да, я знаю.

— Назови хоть одну причину, по которой я должен позволить этому продолжаться.

— Потому что мне нужно быть готовой, черт тебя побери! — кричу. — Если Итан снова придет за мной — а я знаю, что он придет — мне нужно быть готовой. Так ты поможешь мне или нет?

Мы с Дереком смотрим друг на друга — битва воли, в которой никто не хочет сдаваться. Через несколько мгновений смирение опускается на его плечи.

— Ладно, — выплевывает он и отходит в угол ринга. — Си, давай еще раз.

Си снова набрасывается без предупреждения. Я поворачиваюсь к нему, он уже там, готов связать меня, но я предвижу его движение. Используя свой низкий рост в свою пользу, я легко уворачиваюсь. К сожалению, триумф недолог: прежде чем успеваю встать на ноги, Си поворачивается и наносит удар в боковую часть головы. На мне защитный шлем, но это не глушит звон в ушах. Сила удара отбрасывает меня в сторону — я тяжело падаю.

— Это был чертовский подлый удар, Си! — ругаюсь я.

— Недостаточно хорошо, Джиа! — кричит Дерек. — Это не похоже на занятия в зале. Нападающий всегда ударит подло. Ты должна предвидеть и реагировать соответственно. Вставай и сделай это снова!

Хмурясь на Си, поднимаюсь на ноги. Я злюсь — на его тактику, на то, как он застал меня врасплох. На занятиях нас учили приемам и тренировкам. Но скрытые атаки? Этому нас не учили. Но Дерек прав. Реальная жизнь не будет похожа на занятия по самообороне.

Я снова двигаюсь к центру ринга. Краем глаза замечаю, как Хана проходит вдоль дальней стены, и на секунду отвлекаюсь. Этого достаточно — Си прилипает ко мне, как банный лист. Одним точным ударом он сбивает меня с ног. Я снова падаю.

— Черт, Си. Что за… — начинаю, но Дерек перебивает:

— Я видел, как ты посмотрела на Хану. Ты позволила себе отвлечься. Еще раз!

Так и происходит. Снова и снова. Злая музыка бушует, пока меня раз за разом ставят на колени. Теряю счет, сколько раз оказываюсь на спине. Горькие, полные ярости слезы жгут глаза, когда Си вновь валит меня на мат.

Кого я обманываю?

Я бы никогда не справилась, если бы Итан напал на меня. Он бы победил. Он всегда побеждает.

Внезапно музыка смолкает. Си стоит надо мной, и я закрываю глаза, чтобы он не видел слез. Ожидаю, что Дерек снова закричит, но вместо этого слышу его голос — тихий, у самого уха.

— Держи глаза закрытыми. Тебе нужно научиться доверять своим инстинктам и видеть не только глазами. Расскажи мне, что ты слышишь.

Следуя его инструкциям, я прислушиваюсь.

— Я ничего не слышу. Только какой-то стук… со стороны кортов для сквоша.

— Неправильно. Послушай еще раз.

Я делаю глубокий вдох, настраивая слух на малейшие звуки.

Дыхание.

Слышу, как Си тяжело дышит — он гонял меня весь последний час.

Свист. Свист. Писк.

Шорох ткани. Наверное, ветровка Ханы. Затем — шарканье кроссовок по полированному бетонному полу.

— Слышу дыхание Си. И Ханы… ее штаны. Она выпрямила ноги. Обе ступни на полу.

— Очень хорошо. А теперь: что ты чувствуешь?

Я вдыхаю носом один раз… второй… третий.

— Винил матов. Резина ринга. Мыло и пот. И чей-то дезодорант… думаю, это Си.

— А теперь скажи мне, что ты чувствуешь?

Я не открываю глаз. Сосредотачиваюсь на теле.

— Чувствую, как сердце бьется в груди. Кожа липкая. Мышцы…

— Нет, Джиа. Я не это имел в виду. Попробуй еще раз. Что ты чувствуешь внутри? — снова спрашивает Дерек, делая акцент на последнем слове.

Я качаю головой — мне слишком стыдно произнести это вслух. Но он не отступает.

— Как ты себя чувствуешь, Джиа?

— Слабой, — признаюсь шепотом.

— Лежи спокойно. Сделай глубокий вдох. Вдохни. Выдохни. Потом снова. Вдохни через нос, выдохни через рот.

Я делаю, как он говорит, всё еще чувствуя, как Си нависает надо мной. Замечаю, как Дерек приближается, чтобы прошептать мне на ухо:

— Ты не слабая. Ты не та, кем он тебя считает. Скажи себе это.

— Я не слабая. Я не та, кем он меня считает.

— Ты умная и сообразительная.

— Я умная и сообразительная, — повторяю, чувствуя себя немного глупо.

— То, что произошло, — не твоя вина. Ты не подвела никого.

Когда я не сразу повторяю, голос Дерека становится громче, и он рявкает:

— Говори!

— То, что произошло, — не моя вина! Я не подвела никого!

— Ты сильная. Ты самодостаточная. Ты главная.

— Я сильная. Я самодостаточная. Я главная.

— «Я» — это очень сильное слово. То, что ты ставишь после, может сформировать твою реальность. Так что скажи это снова… и скажи так, как будто действительно веришь в это! — приказывает он.

Я стискиваю зубы, когда внезапный всплеск адреналина проносится по телу.

— Я сильная! Я самодостаточная! Я главная!

— Он больше не сможет причинить тебе вреда.

— Он больше не сможет причинить мне вреда!

— Хорошо, Искорка. Это хорошо. Теперь снова глубоко вдохни и представь. Ты лежишь на земле. Ты слаба. Это то, чего он хочет — то, на что он охотится. Ты позволишь ему нанести удар?

— Нет.

— Какой план?

— Я нападу первой.

— А если он даст отпор?

— Это не имеет значения. Меня будет достаточно.

— Как ты собираешься в этом убедиться? — настаивает Дерек.

Звук вырывается изнутри — он вспыхивает где-то глубоко в животе, превращается в рычание, вылетает с моих губ. Прежде чем Си успевает понять, что происходит, я подрываюсь.

— Потому что моя жизнь принадлежит мне. И я собираюсь вернуть ее себе.

Глава 39 Дерек

Наблюдаю, как Джианна застегивает молнию на своей спортивной сумке, затем встает, чтобы размять шею и растянуть мышцы. Каждая ее часть, должно быть, болит. Как бы сильно это ни убивало меня, я знаю: боль — полезна. После еще четырех неудачных попыток она, наконец, свалила Си. Я был поражен ее яростной решимостью.

— Ты молодец, но тебе еще многому нужно научиться, — говорю ей после того, как Хана и Си вышли из комнаты. — Завтра тебе стоит сделать перерыв и дать мышцам отдохнуть.

Она качает головой.

— Я не могу взять перерыв, и ты это знаешь.

Поджимаю губы, раздраженный ее упрямством, но решаю не настаивать. Засунув руку в карман, вытаскиваю оттуда маленькую серебряную трубочку и протягиваю ей.

— Возьми, — говорю, вкладывая в ее ладонь четырехдюймовый металлический стержень.

— Что это?

— Это куботан[67].

— Похоже на брелок-фонарик.

— Он должен выглядеть так в целях конфиденциальности. Внутри спрятан небольшой нож. Он не настолько большой, чтобы нанести серьезный ущерб, но при правильном использовании может дать тебе несколько драгоценных секунд, чтобы убежать от любого, кто захочет причинить вред. Это довольно распространенное оружие самообороны. Технически оно нелегально, так что особо не светись с ним. Я не знаю Итана лично, но, судя по твоим словам, думаю, тебе стоит держать это при себе. Если ты одна — убедись, что он всегда под рукой. Всё, что нужно: открутить наконечник, перевернуть его и прикрутить обратно.

Наблюдаю, как она делает всё в точности, как я сказал: откручивает, переворачивает, прикручивает. Верх становится рукояткой, и скрытое лезвие — идеальным карманным ножом. Она смотрит на меня и улыбается.

— Э-э… спасибо, полагаю. Надеюсь, мне не придется им воспользоваться, — шутит она.

— Это не шутки, Джиа. Не знаю, что у тебя в голове, но мне нужно, чтобы ты пообещала: ты позаботишься о себе.

Обнимает меня за талию, будто пытается успокоить.

— Поверь мне, Дерек. Я стараюсь — всеми доступными мне способами.

— Скажешь мне, где ты остановилась?

Когда она качает головой, я разочарованно ворчу:

— Не понимаю, почему ты не можешь мне доверять. В чем смысл всей этой секретности?

— Не злись. Дело не в том, доверяю тебе или нет. Я не доверяю полиции. Не могу рассчитывать на то, что они обеспечат мне безопасность. Если ты узнаешь, где я, и они заставят тебя говорить — это может дойти до Итана. Назови меня сумасшедшей, но я называю это выживанием. Я делаю то, что должна. И ты должен доверять мне.

Неведение о том, где она живет, сводит меня с ума. Из-за этого я почти не спал три дня. Подозреваю, что она может быть в женском приюте, но не уверен. В городе так много приютов. Если начну звонить в каждый, далеко не продвинусь. Они хорошо умеют прятать женщин от насильников. Если Итан действительно следит за ней, как Джианна подозревает, мне тоже нужно быть осторожным. Любая моя попытка найти ее может непреднамеренно привести его к ней.

Притягиваю ее ближе, сжимаю крепко. Никогда не хотел, чтобы она уходила от меня. Люблю эту свирепую маленькую женщину всеми фибрами своего существа и не могу дождаться дня, когда наконец смогу сказать ей об этом вслух. Я хочу защитить ее, уберечь любой ценой. Понимаю причины, по которым она поступает так, но это не значит, что мне легко их принять.

— Доверяю тебе. Это ему я не доверяю, — бормочу ей в макушку.

Стараюсь говорить мягко, но внутри меня будто рычит зверь, вырываясь наружу. Я ненавижу это. Ненавижу, что Итан причинил ей боль. Ненавижу, что она боится. И больше всего ненавижу чувствовать себя беспомощным.

Она поднимает глаза и целомудренно целует меня в губы.

— Мне пора идти. Позвоню тебе позже, вечером.

Неохотно отступаю. Меня убивает смотреть, как она уходит одна. Это послеобеденное время, на улице еще светло. На улицах достаточно людей, чтобы она была в относительной безопасности, но это не мешает мне волноваться. Разочарованный до чертиков, внезапно ощущаю острое желание что-нибудь швырнуть. Пытаюсь сохранять спокойствие, но после нескольких дней тревоги за Джианну, я на грани срыва.

Смотрю на боксерскую грушу в углу. Не надевая перчаток, подхожу и наношу по ней удар голым кулаком. Винил поддается под рукой — ощущение лучше, чем я ожидал. Я никогда не бил грушу, чтобы выплеснуть гнев, но уже после третьего удара чувствую, как это помогает справиться с роем эмоций, пульсирующих в моих венах. Бью снова и снова, наслаждаясь освобождением, своеобразным катарсисом.

Я дал своей девушке перочинный нож, чтобы она могла себя защитить. Чертов нож!

Не хочу думать о том, насколько всё серьезно. Разворачиваюсь и бью мешок тыльной стороной кулака, словно пытаясь стереть воспоминания — о ее дрожащем голосе, когда она рассказывала, что сделал с ней Итан. О всех причинах, по которым ей нужен был нож и курсы самообороны. Снова разворачиваюсь и наношу яростный удар ногой с разворота, перед глазами встает ее испуганное лицо в тот момент, когда она подумала, что он ее нашел. Восстанавливаю в памяти лицо Итана, вытаскиваю его из темных углов памяти и представляю, как его хрящи и кости хрустят под моими кулаками, и наношу очередной удар по цилиндрическому мешку.

Дикие, жестокие мысли захлестывают. Мне не нравится чувствовать себя таким. Знаю, что должен успокоиться. Ярость не поможет Джианне. Она уже сполна испытала гнев от мужчины.

Сделав несколько глубоких вдохов, продолжаю работать с грушей, но уже в более размеренном темпе.

Удар. Два. Три. Четыре.

Удар. Два. Три. Четыре.

Удар ногой. Два. Три. Четыре.

Снова и снова считаю, позволяя темпу увести бурлящий гнев. Двигаюсь вокруг мешка, ноги скользят, тело двигается на автомате.

Через тридцать минут я насквозь мокрый от пота, костяшки пальцев разбиты от постоянных ударов без защиты. Однако разум проясняется. Я всё еще раздражен, но больше не чувствую, что вот-вот потеряю контроль. Тяжело дыша, отхожу от мешка и, наклонившись, опираюсь руками о колени.

Не считаю себя злым человеком. Обычно умею держать себя в руках. Большинство проблем воспринимаю спокойно, редко позволяю себе выходить из равновесия. Но эта ярость… она идет из какого-то глубинного места, о котором я даже не подозревал.

Даю Джианне свободу быть и делать то, что она считает нужным. Но не собираюсь позволять этому продолжаться бесконечно. Я слишком долго ждал ее. А теперь, когда она наконец рядом… будь я проклят, если позволю какому-то ублюдку снова всё разрушить.

Она заслуживает счастья.

И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы она обрела его.

Глава 40 Дерек

Отпираю дверь в квартиру и провожу Мейси внутрь. Мы только что вернулись с крыши, я выгулял ее перед сном. Она подбегает к своей клетке и сворачивается калачиком, и, прежде чем успеваю снять кроссовки, она уже крепко спит.

— Должно быть, тебе комфортно, — бормочу, качая головой.

Я почти не спал последние дни. Пробираясь к холодильнику за бутылкой воды, думаю о том, как легко, должно быть, жить жизнью собаки. Есть, спать, какать. Вот и всё.

Откручиваю крышку, делаю большой глоток, и вдруг раздается стук в дверь. Я медленно убираю бутылку от рта и смотрю на дверь. Уже около полуночи, и обычно ко мне не приходят поздние гости.

Волосы на руках встают дыбом, а по позвоночнику пробегает ледяной холод. Я не из тех, кого легко напугать, но не могу отделаться от страхов Джианны, которые укоренились в моем подсознании. Схватив мясницкий нож из ящика на кухне, осторожно пробираюсь к двери и заглядываю в глазок. С другой стороны — офицер в форме. Это не уменьшает беспокойства. Раньше я не задумывался о теориях Джианны, что полиции доверять не стоит, но теперь… это тревожное чувство говорит мне, что, возможно, стоит прислушаться к чутью.

Вешаю цепочку безопасности, прячу нож за спиной и приоткрываю дверь.

— Дерек Миллс? — спрашивает офицер.

— Это я.

— Я офицер Ридли из полиции Нью-Йорка. Вы владелец спортзала через дорогу?

— Да, верно, — отвечаю, чувствуя себя озадаченным.

— К сожалению, произошло незаконное проникновение. Кто-то, стоявший снаружи и ожидавший входа в «Revolution», заметил что-то подозрительное внутри и сообщил об этом.

Я хмурюсь. Это не имеет смысла. Меня должны были уведомить.

— Что значит, незаконное проникновение? Почему мне не позвонили из охранной компании?

— Похоже, сигнализация была отключена. Человек, который вызвал полицию, тоже проживет в этом здании. Она сказала нам, что вы живете здесь. Всё довольно серьезно. Я пришел, чтобы попросить вас пройти со мной. Нам нужно задать вам несколько вопросов и…

— Погодите, — перебиваю. Я так не выясню ничего, разговаривая через приоткрытую дверь. На мгновение прикрываю дверь, бросаю мясницкий нож на диван. Но когда собираюсь снять цепочку, вдруг колеблюсь. Подхожу к окну и смотрю вниз. На улице — очередь людей, тянущаяся вдоль квартала в ожидании входа в «Revolution». Три полицейские машины стоят перед «The Mill», их фары ярко мигают в ночи, а посетители клуба с любопытством наблюдают. По крайней мере четыре вооруженных офицера стоят на тротуаре и разговаривают друг с другом.

Очевидно, это не чья-то мистификация, устроенная мужем Джианны. Всё по-настоящему.

Дерьмо!

Спешу к двери, открываю ее и следую за офицером Ридли в «The Mill», надеясь и молясь, чтобы ничего действительно ценного не пропало.

— Вы сказали, что всё плохо. Что украдено? — спрашиваю, когда мы выходим из моего здания.

Он останавливается у обочины и поворачивается ко мне. В его глазах сочувствие.

— Не знаю, было ли вообще что-то украдено. Вандализм — вот что плохо. У вас есть враги, мистер Миллс?

Я не отвечаю. В голове уже мелькают возможные сценарии.

Вандализм. Ничего не украдено. Враги.

У меня гнетущее чувство, что я знаю, кто стоит за взломом, но прежде чем высказывать свои подозрения, хочу увидеть, насколько серьезен ущерб. Перейдя улицу, вхожу через главные двери «The Mill». Внутри темно — единственный источник света исходит от уличных фонарей и полицейских машин. Тем не менее на первый взгляд всё выглядит ужасно. Направляясь прямо к стойке, нажимаю выключатели на стене.

Громко ахаю, когда флуоресцентный свет заливает пространство. Едва могу поверить в то, что вижу.

Все беговые дорожки уничтожены. Ремни можно заменить — это несложно, но разбитые сенсорные экраны «NordicTrack» ремонту не подлежат. Велотренажеры перевернуты, эластичные шнуры гребных машинок оторваны от колес. Но дело даже не в разрушении имущества.

Стены исписаны красной аэрозольной краской. Слова и символы, слабо различимые на белых и серых поверхностях, мне незнакомы. Рядом со стойкой регистрации валяется разорванный рекламный баннер, где раньше было объявление о занятиях йогой. Каркас от него остался цел, и вандал использовал скакалку, чтобы сделать петлю на верхней перекладине. На ней висело большое чучело собаки — очень похожей на кавалер-кинг-чарльз-спаниеля.

Мейси.

Холод пробегает по спине. Заставляю себя вспомнить, что только что оставил ее у себя дома, и она была в порядке.

— Кто мог такое сделать? — шепчу сам себе.

Это не случайный акт вандализма. Это работа безумца.

Прохожу по основному залу, осматривая остальные разрушения. Смузи-бар разгромлен. Блендеры и стаканы разбросаны, всё залито фруктами и порошком добавок. Силовые тренажеры опрокинуты, штанги разбросаны по залу. Я чуть не спотыкаюсь об одну и уже собираюсь поднять, но останавливаюсь — угол, под которым она лежит, точно совпадает с углом у той, что перед ней. Встаю, оглядываю скамьи и штанги. Снова смотрю — и понимаю: они выложены не случайно. Они образуют узор.

Быстро поднимаюсь на платформу в дальней левой части спортзала, пропуская через одну ступеньку, пока не добираюсь до длинного ряда эллиптических тренажеров вдоль перил. С этой высоты вижу весь основной этаж. Штанги и скамьи четко выложены в форме креста.

Что за хуйня?

С этой высоты я также вижу другие зоны спортзала. Сквозь разбитые стеклянные стены в задней части зала просматриваются площадка для ракетбола и боксерский ринг, на котором Джианна тренировалась всего несколько часов назад. На виниловом покрытии ринга красной краской выведено слово «гнев».

Гнев?

Перевожу взгляд на стены, исписанные аэрозолем, те самые, которые я заметил, когда только вошел. Если не ошибаюсь, два других слова среди надписей — «похоть» и «жадность».

Позади раздаются шаги по лестнице. Оборачиваюсь и вижу, как ко мне поднимается Пит Милано — тем же самым путем, которым я только что взбежал. Пит — лейтенант полиции Нью-Йорка и клиент «The Mill». Странно видеть его в форме: привык к нему в спортивных штанах и стандартной серой футболке NYPD[68].

— Пит, — приветствую его кивком и принимаю протянутое рукопожатие.

— Эй, мужик. Жесть. Я приехал, как только услышал по рации.

— Очень жестоко. Еще не осознаю всего, что здесь произошло. Сплошной разгром…

— Это не шутка. Я только что говорил с детективом Уорхолом. Он сказал, что, кто бы это ни был, он перерезал телефонные линии, чтобы не сработала сигнализация, а затем проник через служебную дверь в переулке. Раму выломали, а на земле нашли мощный инструмент для соскабливания краски. Криминалисты снимут отпечатки, и, надеюсь, мы получим зацепку.

Он замолкает, оглядывает повреждения, хмурится. Поднимает руку и указывает вниз, на штанги на первом этаже.

— Это крест?

— Да. Почти уверен.

— Это больше похоже на преступление на почве ненависти, чем на что-либо другое. Знаешь кого-нибудь, кто мог бы такое сделать?

— Думаю, у меня есть одна версия, — сухо говорю. — Хотя крест и надписи на стенах меня сбивают с толку.

Пристально смотрю на ярко-красные, небрежно выведенные слова, вспоминая, упоминала ли когда-нибудь Джианна, что Итан — религиозный фанатик.

— Почему сбивают с толку?

— Я встречаюсь с девушкой, и вполне возможно, что это сделал ее муж. Его зовут Итан Уокер. Она ушла от него какое-то время назад — он часто поднимал на нее руку, — говорю, сознательно избегая ужасных подробностей, уважая личную жизнь Джианны. — Недавно мы узнали, что его разыскивает полиция Цинциннати. Она думает, что он может быть здесь, в Нью-Йорке. Но я не помню, чтобы она говорила, что он религиозный фанатик или что-то в этом роде.

— Подожди-ка… Итан Уокер? Он случайно не коп?

— Да, он коп. Или, по крайней мере, был. Насколько знаю, его отстранили. А почему спрашиваешь?

Пит тихо присвистывает и качает головой.

— Черт… Твоя девушка была замужем за этим парнем?

Я не стал уточнять, что она всё еще замужем. Вместо этого сосредотачиваюсь на том, что он вообще знает об Итане. Я был уверен, что полиция Нью-Йорка не должна иметь сведений о делах Цинциннати.

— Да. А почему у тебя такая интонация?

— Если мы говорим об одном и том же человеке, то полиция Цинциннати — не единственная, кто его ищет. Он псих. Я имею в виду, по-настоящему чокнутый. Речь идет о серийном убийце. У него была какая-то тайная квартира. Странная… как логово садомазохиста. Теперь всё начинает складываться.

— Что ты имеешь в виду?

— Я видел фотографии этого места — настоящий рай для садомазохиста. И, похоже, он был одержим семью смертными грехами.

— Ты видел фотографии? — пытаюсь осмыслить его слова, но вопросы вырываются из меня один за другим.

— Да. ФБР прислало их всего несколько дней назад. Выглядело всё как сцена из фильма «Семь»[69], помнишь такой? С Брэдом Питтом. В общем, это реальное дерьмо. Ориентировка на этого парня разослана по всей стране. Мне нужно позвонить капитану. Если ты правда думаешь, что это сделал Итан Уокер — ФБР точно подключится.

Глава 41 Дерек

Сорок пять минут спустя наблюдаю, как полиция оцепляет внешний периметр моего здания, а группа криминалистов суетится, предупреждая всех ничего не трогать. Нервно хожу туда-сюда, держа Мейси на руках. Учитывая всё происходящее, не хочу оставлять ее одну. Она скулит и лижет мне лицо, чувствуя мое напряжение.

— Знаю, девочка. Не волнуйся. Я тебя держу.

Я смотрю на ее большие круглые глаза и черный нос-пуговку. Если бы с ней что-нибудь случилось… не знаю, что бы я делал. Если этот псих сумел обойти охранную систему и проникнуть в «The Mill», то попасть в мою квартиру было бы для него прогулкой в парке. И если за этим действительно стоит Итан, я в ужасе — безопасность Джианны под угрозой.

Пытался дозвониться ей, но каждый раз попадал на голосовую почту. Это бесит. Хотя для нее привычно отключать телефон, мне нужно знать, что с ней всё в порядке. Детектив Уорхол уже допросил меня, но никаких подробностей об Итане Уокере не сообщил. Сказал только, что нужно оставаться на месте до прибытия ФБР. Я всё еще не понимаю, почему ФБР вообще здесь, но, судя по тому, что происходит снаружи, думаю, скоро узнаю.

К зданию подъезжают два внедорожника без опознавательных знаков. Через лобовые стекла мигают синие огни — очевидно, это ФБР. Надеюсь, наконец-то получу ответы, что, черт возьми, здесь происходит.

Из машин выходят четверо. После короткого разговора с прибывшими офицерами они расходятся в разные стороны. Единственная женщина в команде направляется прямо ко мне. Она в строгом темно-синем костюме, в руках держит портфель.

— Дерек Миллс? — спрашивает она, подходя и показывая значок.

— Это я, — осторожно отвечаю.

— Агент Грегори, ФБР. Работаю в нью-йоркском полевом отделении, отдел по расследованию насильственных преступлений. Здесь есть место, где мы могли бы поговорить конфиденциально?

— Да, конечно. Можем поговорить в моем офисе. Следуйте за мной.

Я еще не заходил внутрь и гадал, уцелел ли кабинет. Увы — тот, кто всё это устроил, не церемонился. Несмотря на то, что дверь была «заперта», сломать полую деревянную конструкцию не составило труда.

Внутри я обнаруживаю, что стол полностью опустошен. Всё валяется на полу, включая мой iMac[70] за шесть тысяч долларов — он лежит экраном вверх, и прямо посередине — вмятина от кофейной кружки. Фитнес-постеры сорваны со стен, документы из шкафа порваны в клочья.

Ебать.

У меня есть страховка, которая покроет убытки, но никакие деньги не вернут сотни часов бумажной работы. Разочарованный и разъяренный, откидываю мусор с пола, пробираясь к небольшому столику и двум стульям в углу. Сажусь, укладываю Мейси на колени и жестом приглашаю агента сесть напротив.

Не теряя времени, агент Грегори достает ноутбук, включает его и разворачивает экран ко мне.

На экране — фотография Итана Уокера.

— Вы знаете этого человека? — спрашивает она.

— Не совсем. Видел его всего один раз, три года назад. Нас тогда даже официально не представили.

Прежде чем успеваю добавить хоть слово, она нажимает клавишу и на экране появляется еще одно изображение. Джианна. Волосы у нее светлые — фото, должно быть, старое.

— А ее?

— Это женщина, с которой я встречаюсь.

Агент понимающе кивает, будто части пазла начинают складываться в единую картину.

— Что всё это значит? Какое она имеет отношение к взлому?

— Значит, Джианна еще жива. Хорошо. Это хоть немного успокаивает.

— Еще жива? — с недоверием смотрю на агента Грегори, ожидая объяснений.

— Да. Я думаю, мотивом была твоя девушка, — отвечает она, разворачивая ноутбук обратно к себе и снова щелкая по клавишам. — Я уже какое-то время составляю профиль Итана Уокера. Хотя до недавнего времени даже не знала его имени. Он подозревается в четырех убийствах — в Цинциннати, Кливленде, Нью-Йорке и возле Ниагарского водопада.

— Убийства?

— Мистер Миллс, я считаю, что ваша девушка находится в реальной опасности, — говорит агент, не отрываясь от экрана. — Мне нужно, чтобы вы рассказали всё, что знаете. Всё, что она говорила вам об Итане Уокере. Я также должна буду допросить ее, но пока не могу ее найти. Надеюсь, вы сможете мне в этом помочь.

— Послушайте, агент Грегори, я уже говорил вам — лично я его не знаю. Единственный раз, когда Джианна рассказывала о нем, был пару дней назад, когда она поделилась своей историей. Он ужасно с ней обращался. Она его боится.

— И правильно делает. Он очень опасный человек.

— Она также сказала, что из-за его связей она не доверяет полиции, — многозначительно говорю я. — Не верит, что ее смогут защитить. Понимаю, почему вы хотите с ней поговорить, но, зная ее отношение к правоохранительным органам, мне трудно решиться предать ее доверие. Если всё, что вы говорите, правда — если Итан действительно убивал женщин — мне нужны гарантии. Почему вы уверены, что сможете защитить ее?

— Думаю, вы не до конца понимаете, насколько опасен Итан Уокер. Во всех четырех убийствах жертвы сначала пропадали на какое-то время. Потом находили их тела.

Она тянется к портфелю, достает оттуда четыре фотографии. На каждой — жестоко избитая женщина. Их шеи окаймлены багрово-фиолетовыми следами от удушения. Я неосознанно прикасаюсь к своему горлу, вспоминая, как испугалась Джианна, когда я случайно коснулся ее шеи в первый день занятий по самообороне.

— Господи Иисусе… — шепчу.

— Моя команда восстановила поведенческую последовательность для каждого преступления, чтобы понять modus operandi — способ совершения убийства. Единственная причина, по которой нам удалось связать их воедино, — это Синтия Дюфрен, адвокат из Цинциннати. Итан чуть не убил ее. Она пыталась рассказать полиции, что с ней случилось, но ее никто не слушал.

— Я понимаю, почему Джианна не доверяет полиции, — добавляет она с явной горечью.

— Мисс Дюфрен обратилась в местное отделение ФБР. Я просматриваю отчеты из других штатов. Когда я прочла ее дело, всё начало складываться. Я поняла, что мы наконец нашли его. Почерк преступлений — один в один. Каждую женщину жестоко избивали дубинкой или металлической тростью, связывали, ставили клеймо в виде змеи, а затем душили до смерти. Единственное отличие — Синтия выжила, а остальные нет. Благодаря ее показаниям мы получили ордер на обыск дома Итана в Индиан-Хилл.

Там нашли документы, указывающие, что у него было как минимум два других места проживания. Эти фотографии — с одного из этих адресов. Выражение ее лица становится мрачным. Она отодвигает в сторону снимки мертвых женщин и поворачивает ко мне экран ноутбука.

На экране мелькают снимки комнат с черными стенами в готическом стиле, увешанных орудиями, предназначенными для причинения боли. Стены исписаны красной краской из баллончика — символы напоминают те, что были в «The Mill». Я невольно вспоминаю слова Пита Милано о том, что это место — настоящий рай для садиста, пока агент Грегори продолжает листать изображение за изображением.

Мои глаза расширяются от шока, когда я вижу несколько пробковых досок, каждая — с фотографиями по меньшей мере десяти разных женщин. Снимки явно сделаны с большого расстояния телеобъективом — и очевидно, ни одна из женщин не знала, что за ней наблюдают. Одна из досок полностью заполнена фотографиями Джианны.

— Четыре из этих женщин были найдены мертвыми, — говорит агент Грегори, указывая на доски. — Это те жертвы, чьи снимки я вам показывала. Кроме Джианны, не могу с уверенностью сказать, остались ли в живых остальные. Мы всё еще пытаемся их опознать.

Она продолжает листать фотографии и останавливается на одной: на ней изображен алтарь Девы Марии. Маленький столик, на котором стоит статуя, завален странными вещами — фотографией пожилой женщины в рамке, флаконами духов, свечами, четками и обрывками бумаги. Вдоль стены, предположительно в гостиной, стоит большой аквариум на пятьдесят галлонов. Внутри — огромная змея.

— Что за одержимость змеями? — спрашиваю, вспомнив ее слова о том, как женщин клеймили символом змеи.

— Если исходить из нашего профиля, Итан — радикально настроенный католик, одержимый семью смертными грехами: похотью, гордыней, жадностью, гневом, завистью, чревоугодием и ленью. Хотя, например, корова традиционно символизирует похоть, в католической символике именно змея стала причиной разрушения Эдемского сада. Змея соблазнила Еву вкусить запретный плод, принеся в сад похоть — и, скорее всего, Итан ассоциирует ее с этим. Когда он поддается искушению, он наказывает себя, — она нажимает еще одну клавишу. — Вот. Это плетка из рогоза, найденная в квартире. Мы полагаем, он использовал ее, чтобы высекать себя в знак покаяния.

— Не могу в это поверить… — шепчу, и холод пробегает по спине. Я откидываюсь на спинку стула, ужасаясь тому, что Джианна была замужем за этим человеком.

— Поверьте, — говорит она и достает еще одну папку. — Это досье Итана из полиции Цинциннати. Всё в нем было сфабриковано. Начиная с диплома Боулинг-Грин. Мы проверили: человек по имени Итан Уокер никогда там не учился. Он мастер манипуляции. Настоящий социопат. Теперь вы понимаете, почему нам нужно как можно скорее найти вашу девушку?

— Джианна не могла знать об этом, — резко говорю я. Но едва произношу слова, как в голове всплывают все те моменты, которые вызывали у меня вопросы в день ее исчезновения. Я так и не понял до конца, что именно видел в ее глазах. Было слишком много непонятного. И вдруг всё сливается в одну ужасающую картину.

Джианна хранила в себе слишком много тайн. Возможно, она знала. Может, ей было стыдно рассказать.

Но как только эта мысль появляется, я тут же отбрасываю ее. Всем своим нутром я чувствую — она не знала. Возможно, думала, что знает его — настолько, что даже тренировалась, чтобы быть готовой ко всему. Но сознательно остаться с ним один на один? Никогда.

…Или могла?

Одна только мысль о том, что она столкнется с этим садистом наедине, заставляет мою кровь застыть в жилах. Она должна знать, с кем имеет дело. Пока не стало слишком поздно.

Я хватаю телефон и набираю ее номер. Она должна знать, с чем столкнулась. Мейси тихо скуля, ерзает у меня на коленях, пока я напряженно жду, когда Джианна возьмет трубку. Я глажу ее по голове, не понимая, кого именно пытаюсь успокоить — ее или себя.

Телефон продолжает звонить.

И снова нет ответа.

Глава 42 Джианна

— Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…

Вибрация мобильного телефона прерывает мою ночную тренировку из двухста скручиваний. В общей комнате приюта, с двухъярусными кроватями другие женщины всегда с любопытством наблюдают за мной, когда я этим занимаюсь, но никто не задает лишних вопросов. Если бы кто-то и спросил, это нарушило бы негласный кодекс. У каждого своя история, и никто из нас не обязан объяснять что-либо другим.

Дотянувшись до маленького столика возле кровати, смотрю на вибрирующий экран. Звонит Дерек.

— Эй, — здороваюсь. — Что случилось?

— Джианна, наконец-то! С тобой всё в порядке? — тревога в его голосе очевидна.

— Да, а что? Как ты? Что происходит?

На другом конце провода — напряженная тишина.

— Дерек?

— Я пытался дозвониться до тебя всю ночь. Почему ты не ответила ни на один мой звонок?

Игнорирую обвиняющий тон и сосредотачиваюсь на скрытой панике в его голосе.

— Я оставила телефон в комнате, пока была… — замолкаю, не в силах сказать, что помогала другим женщинам убирать общую. Это раскрыло бы мое местонахождение. — Это важно? Дерек, что случилось?

— Сегодня вечером в спортзал вломились. Вероятно, вскоре после закрытия. Тот, кто это сделал, сумел обойти сигнализацию. В клубе «Revolution» сегодня выступал какой-то известный диджей, и у входа выстроилась огромная очередь — она растянулась до спортзала. Люди заметили неладное и вызвали полицию.

— Они поймали его?

— Нет. Я сейчас в «The Mill», с полицией. Они только что закончили. ФБР тоже были — уехали буквально сейчас.

— ФБР?

— Господи Иисусе, Джиа… Я даже не знаю, как тебе это сказать.

Начинаю паниковать. Крепче сжимаю телефон.

— Что именно?

— Спортзал разгромили.

— Это идиотизм. Никогда не понимала, зачем портить чужое имущество. Вломиться и ограбить — уже плохо. Но крушить всё?

— Вот именно. Это не было ограблением. Похоже, ничего не украли. Всё выглядело как преднамеренное вторжение.

Чувствую, как в животе всё сжимается от дурного предчувствия.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, ты была права. Итан в Нью-Йорке. И, возможно, это он. Я только что говорил о нем с агентом ФБР.

Холод пробегает по спине. Неужели встреча с Итаном приближается? Прошло всего пару недель с тех пор, как я начала тренироваться с Си. Я чувствую себя более подготовленной, но мне бы хотелось иметь в запасе чуть больше времени. А теперь, когда Дерек заговорил с полицией — и даже с ФБР — это лишь вопрос времени, когда меня найдут.

— ФБР не занимается вандализмом. Зачем ты с ними разговаривал?

— Это связано с Отделом по борьбе с тяжкими преступлениями и криминальным профилированием. Есть кое-что… тебе нужно знать. Он не тот, за кого ты его принимала. Да, он монстр, но всё гораздо хуже, чем ты думала, — он замолкает, и мое сердце глухо стучит. Никогда раньше я не слышала, чтобы он звучал так… испуганно.

— Что, Дерек? Скажи мне…

— Четыре женщины мертвы, Джиа. ФБР считает, что это он убил их. Я видел фотографии… это ужасно. У него была квартира с пробковыми досками, облепленными фотографиями женщин, за которыми он следил. Там были и твои — такие, будто он снимал тебя задолго до вашей встречи. Там была странная святыня Девы Марии. И аквариум со змеей. Он использует кнут, чтобы наказывать себя, и…

— Дерек, остановись, — он говорит сбивчиво, и я не понимаю, к чему он клонит. — Я не понимаю. У кого квартира со змеей? У Итана?

— Да!

Дерек продолжает в более размеренном темпе, пересказывая всё, что произошло с того момента, как к нему в дверь постучал полицейский и сообщил о взломе. С каждой его фразой мне всё больше кажется, что я живу в альтернативной реальности.

Пропавшие женщины.

Убийства.

Радикально настроенный католик. Семь смертных грехов. Святыни. Кресты.

Убийства.

Убийства.

Убийства.

Ключевые слова звучат в моей голове снова и снова, а быстрые, неглубокие вдохи сотрясают грудь.

Нет. Нет. Нет!

Пока слушаю Дерека, кажется, будто он говорит с кем-то другим — не со мной, не из моей жизни. Я знала, что Итан был одним из самых мерзких людей на земле, но если всё, что говорит Дерек, правда… что это говорит обо мне? Я была замужем за серийным убийцей и не знала об этом. Его слова ложатся на мои плечи свинцовым грузом.

Вспышки моей жизни с Итаном мелькают перед глазами: прогулки на закате, когда мы только встречались, его предложение, свадебные клятвы, моменты близости. Всё это было с незнакомцем. Я делила постель с убийцей. Как могла быть такой слепой, чтобы не заметить, что мой муж жил другой жизнью?

Часть меня хочет свернуться в клубок и просто отрицать всё, что слышу. Говорят, невежество — это блаженство. Может, лучше бы было ничего не знать. Не знать, что мой муж был тайным религиозным фанатиком, преследующим и убивающим женщин. Я вспоминаю бесчисленные эпизоды насилия, которые пережила от его рук. Часто задумывалась, целовал ли он мысленно костяшки своих пальцев перед тем, как ударить меня по щеке. А теперь знаю — он благоговейно целовал крест, извращенно, гедонистично.

Мой желудок скручивает. Подступает тошнота. И странное ощущение — прилив вины. Вины за то, что выжила, когда другие умерли. Если бы у меня хватило смелости, как у Синтии, обратиться в полицию или ФБР… возможно, удалось бы спасти хоть одну из этих женщин.

Проглатываю подступившую к горлу желчь, изо всех сил стараясь не думать об ужасах, через которые им пришлось пройти. Только сила воли удерживает тело от дрожи, пока я слушаю Дерека.

— ФБР хочет поговорить с тобой. Они предлагают программу защиты свидетелей.

— Ни за что, — отвечаю сразу.

— Джианна, пожалуйста, — умоляет он. — Я знаю, ты не доверяешь полиции, но поверь мне. Поговори с агентом Грегори. Она обещала защитить тебя.

Я вздыхаю и тру переносицу. Головная боль начинает расползаться по лбу — то ли от того, что долго сжимала челюсти, то ли от адреналина, сопровождающего страх.

— Дело не в доверии, Дерек… по крайней мере, не сейчас. Дело в том, что я больше не хочу прятаться. После того, как рассказала тебе всё, у меня впервые появилась надежда. Как будто у меня действительно есть шанс на жизнь после Итана. А защита свидетелей отберет это. Что будет, если какой-нибудь крутой адвокат вытащит его из тюрьмы? Я снова буду скрываться. А я не хочу. Больше не хочу.

— Искорка, ты должна меня послушать. Этот человек — безумец. Никто не знает, на что он способен. Тебе нужна защита ФБР. Ты не справишься в одиночку.

— Неужели? — говорю с горечью. — Я годами жила с Итаном. Справлялась сама — и справлюсь снова. Мне не нужно ФБР.

— Это бред, и ты это знаешь, — резко отвечает он, и в голосе слышится явное разочарование. — Ты правда думаешь, что я смогу спокойно сидеть и ничего не делать? Где ты? Я еду за тобой.

Несмотря на всё терпение и понимание, Дерек никогда не поймет: Итан отнял у меня всё. А теперь он нацелился на Дерека. И я не позволю ему забрать и его. Знаю — если выпадет шанс, Итан убьет Дерека. И меня.

Моя рука сжимается в кулак. Не могу положиться на ФБР и прогнившую систему. Настало время встретиться с Итаном лицом к лицу — решить всё раз и навсегда.

— У меня всё получится. Мне нужно кое-что сделать, и спорить с тобой — не то, что мне сейчас нужно. Ты должен мне доверять. Спокойной ночи, Дерек.

Слышу, как он что-то говорит, но кладу трубку, прежде чем успеваю разобрать слова. Телефон сразу же звонит снова, на экране высвечивается имя Дерека. Игнорирую звонок и выключаю мобильный. Меня пронзает чувство вины за то, как я поступаю, но это к лучшему. Не уверена, как пройдет остаток ночи, но знаю: ему будет лучше, если я отброшу в сторону лишние эмоции.

Отрицание реальности.

Окидываю взглядом большую комнату и ряд коек. Свет выключается в одиннадцать. Уже за полночь, и все женщины, укрывшиеся здесь на ночь, похоже, спят. Как можно тише тянусь под свою кровать и вытаскиваю холщовую сумку для книг. Внутри — одежда, которую я схватила в безумном порыве покинуть квартиру, и еще несколько вещей, подобранных за последние две недели. Сажусь на пол и расстегиваю сумку, чтобы выложить всё необходимое: сменную одежду, блокнот и ручку, детское масло, кольца и ботинки со стальными носками. Долго смотрю на эти вещи, пытаясь унять нарастающее волнение медленными глубокими вдохами. Мне нужно быть сосредоточенной, если я хочу по-настоящему подготовиться к тому, что предстоит.

Как только сердце перестает колотиться, первым делом беру бумагу и ручку — и пишу три одинаковых письма с инструкциями. Несколько дней назад я придумала план: шантажировать Итана, чтобы он оставил меня в покое. Но после разговора с Дереком знаю — этот план больше не сработает. Сейчас важнее, чтобы у ФБР были доказательства, способные посадить Итана пожизненно. Но если со мной что-то случится, они никогда не получат их от меня.

Закончив, кладу письма в плотные бумажные конверты, которые заранее подготовила и подписала. Один адресован Наталии, другой — Тедди. Планирую опустить их в ближайший почтовый ящик в течение часа. Третий конверт с именем Кристины Коул возвращаю в сумку. Если всё пройдет благополучно, я заберу его завтра. Если нет — надеюсь, кто-нибудь в приюте найдет его и передаст ей.

Осматриваю остальные вещи, разложенные передо мной, и продолжаю подготовку. Надеюсь, что до этого не дойдет, но знаю: это единственный способ снова стать по-настоящему свободной. Снимаю джинсы и громоздкий свитер с высоким воротником, вместо них надеваю черные штаны для йоги и обтягивающую майку. Просторная одежда мешает и делает меня уязвимой, если нападающий попытается схватить меня.

Зашнуровав ботинки, перехожу к детскому маслу. Открываю крышку и тщательно намазываю шею и руки. Мне нужно быть скользкой, как угорь, если я хочу вырваться из захвата — ведь удушение было одним из любимых развлечений Итана.

Беря ножницы, разрезаю старую черную футболку на две ровные полосы, затем достаю небольшой пакет с застежкой, где лежат восемь толстых металлических колец, купленных в ближайшем «долларовом» магазине. Это дешевая бижутерия, но мне она нужна для определенной цели. Надев по кольцу на каждый палец, оборачиваю костяшки черными полосками футболки, оставляя открытой только верхнюю часть пальцев.

Сложив в сумку снятую одежду и полупустую бутылку масла, кладу сверху конверт для Кристины и застегиваю молнию. Прячу сумку обратно под кровать, выпрямляюсь и укладываю куботан, который дал мне Дерек, в скрытый карман на поясе. Затем натягиваю сверху свободную толстовку.

Выпрямляю спину. Расправляю плечи.

Время встретиться лицом к лицу со своим личным дьяволом во плоти.

Тридцать минут спустя, отпираю дверь своей квартиры и осторожно вхожу. «Revolution» сегодня громче обычного — стук басов отзывается в ушах, как пульсация крови. Из всех сил стараюсь сосредоточиться, напрягаясь, чтобы уловить хоть какие-нибудь звуки движения в квартире.

Не услышав ничего подозрительного, сразу иду в ванную, чтобы проверить, верны ли мои подозрения. Зубная паста всё там же, на столешнице, где я ее оставила, но тюбик аккуратно закручен снизу.

Итан наверняка был здесь.

Выйдя из ванной, осматриваю остальную часть квартиры. Мой взгляд падает на вазу в центре кухонного стола: розовые маргаритки расставлены идеально, вода в вазе кристально чистая. Он посылает мне сообщение. Итан не просто был здесь — он был здесь совсем недавно. И если инстинкт меня не подводит, он всё еще здесь. Мое и без того колотящееся сердце начинает биться вдвое быстрее.

Как можно тише крадусь на кухню. Вынимаю все ножи из разделочного блока и прячу их в духовке. Затем открываю ящик с кухонными принадлежностями — скалкой, молотком — и тоже убираю их туда же.

Закрыв дверцу духовки, оглядываю квартиру в поисках всего, что может представлять опасность. Замечаю швабру и метлу и засовываю их за холодильник. На этот раз я благодарна за потолочное освещение — никаких ламп, значит, меньше шансов получить удар тупым предметом.

Может, я глупа, думая, что смогу противостоять ему — как человек, вышедший под грозу, чтобы дождаться удара молнии. Итан — это молния, а у меня нет громоотвода. Всё, что у меня есть — это я сама. Я и есть проводник.

Но мне знакомо это чувство.

Я испытывала его каждую секунду, пока тикали часы, ожидая, когда Итан вернется с работы. Годы в браке научили меня предчувствовать бурю. Стянув через голову толстовку и бросив ее на диван, знаю: на этот раз всё по-другому. На этот раз я по-настоящему готова встретиться с мужем.

— Итан, я знаю, что ты здесь, — замолкаю, вслушиваясь. Жду ответа, хоть какого-то звука — скрипа, дыхания. Когда ничего не происходит, говорю снова: — Это ты разгромил спортзал, да? Не впутывай Дерека. Он хороший человек. Он этого не заслужил.

Молчание. Мне придется спровоцировать его. Итан патологически ревнив, и я знаю, что это несложно.

— Как давно ты знаешь, что я в Нью-Йорке? Дни? Недели? Месяцы? Ты был здесь в то утро, когда я трахалась с Дереком? Видел его в моей постели?

Если он здесь, он долго не выдержит.

— Дерек лучше тебя во всем. И я говорю не только о сексе. Он добрый и заботливый, а ты — извращенный садист, который получает удовольствие от избиения женщин. Ходят слухи, ты убил нескольких. Думаешь, это делает тебя сильнее? Нет. Ты — самый слабый мужчина, которого я знаю.

Старые напольные часы начинают отбивать время — самый зловещий звук, который я когда-либо слышала. Скрип старых половиц заставляет вздрогнуть. Паника сдавливает грудь, я резко поворачиваюсь на звук.

Итан стоит, прислонившись к дверному косяку подсобки.

— Привет, Джиа.

Глава 43 Джианна

Окидываю его взглядом. Итан всегда был хорошо сложен, но сейчас… я никогда не видела его таким неопрятным. Волосы в беспорядке, глаза темные, дикие, запавшие, лицо покрывает трехдневная щетина. Его вид заставляет усомниться в решении противостоять ему. Он выглядит как сумасшедший — и я действительно не представляю, на что он способен.

Мой инстинкт «бей или беги» грозит взять верх. Драка — единственный вариант, если хочу, чтобы всё это закончилось. Ради этого я сюда и пришла. Расправляю плечи, не желая показать ни капли страха.

— Итак, когда ты узнал, что я в Нью-Йорке?

— Я всегда знал, где ты, Джиа. Признаю, потерял тебя на день или два, но следил за тобой с тех пор, как ты переехала сюда, — он указывает на пространство вокруг себя и с отвращением морщится, глядя на потертый диван. — Не думал, что ты вернешься в трущобы.

Итан делает шаг вперед.

— Да, ну, у меня не было особого выбора. Может, это и не Ritz[71], но мне нравится, — отвечаю, отступая назад и не сводя с него глаз.

— Ты доказала свою находчивость, отдаю должное. Даже использовала свою пизду, чтобы заманить нового мужчину — как будто он мог заменить меня, — говорит он пугающе спокойным голосом. — Я уже давно знаю про этого Дерека-мудака. И да, я был здесь в тот день, когда ты раздвинула перед ним ноги, как шлюха. Хотел вернуть тебя себе, туда, где тебе самое место, но теперь уже нет — после того, как ты позволила ему использовать тебя. Слышал, как ты кончала с ним, как выкрикивала его имя. Смотрел, как ты отсасывала ему, — он указывает за спину. — Сидел за баком с горячей водой. Ты всегда хорошо делала минет.

Хотя я подозревала, что он был здесь, никогда не подумала проверить подсобку. Желудок скручивает от непреодолимого желания вырвать. Не хочу думать, что он запятнал то, что у меня было с Дереком. То, что произошло между нами, было чистым, особенным, настоящим.

— Ты больной ублюдок! — выплевываю.

— «Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления»[72], — он качает головой и цокает языком. — Твоя дерзость — отчасти моя вина. Мне следовало бы научить тебя Слову Божьему, и, возможно, нас бы сейчас здесь не было.

Моргаю, не понимая, о чем он говорит, но уверена: это связано с тем ужасом, о котором рассказывал Дерек.

— Ты сумасшедший.

Итан делает еще один шаг в мою сторону — теперь он всего в нескольких футах от меня. Поднимаю руки в защитной позиции, и он смеется.

— Что это? Обмотала руки? Мы уже проходили это, Джиа. Ты ничему не научилась? Ты не можешь драться со мной.

— О, нет?

В стремительном движении, которое он не замечает, ладонь моей левой руки врезается ему в нос. Почти одновременно правой бью его по рту. Он отшатывается, подносит руку к губам. Когда отдергивает ее, на кончике пальца блестит кровь. Внутренне улыбаюсь — разбитая губа, несомненно, результат самодельного кастета — колец на моих пальцах. Но даже это не кажется достаточной местью за все те разы, когда он делал со мной то же самое.

— Ты за это заплатишь, — шипит он.

— Нет, Итан, не заплачу.

— Ты действительно хочешь играть в эту игру? Ты знаешь, чем всё закончится.

— Знаю. И это не закончится для тебя ничем хорошим. Я знаю всё о Синтии. О ФБР. О твоем маленьком мазохистском логове. О женщинах, которых ты убил. Как думаешь, сколько лет ты получишь за все эти злодеяния?

— У меня есть алиби. У них на меня ничего нет.

Внутренне я дрожу при мысли, что он может остаться на свободе. Но не могу позволить ему это увидеть. Мне нужно держать его в напряжении. Заставить говорить. Отвлечь.

— Я бы не была так уверена. Ты всегда умел выпутываться из любой ситуации, но не думаю, что твое обаяние поможет тебе в этот раз. Может, поэтому ты здесь? Я — последняя зацепка, которую нужно ликвидировать? Уверяю тебя, Итан: я не помогу ФБР. Меня шокировала твоя тайная жизнь. Мне нечего им рассказать. Судя по всему, я даже не знаю, кто ты. Какой смысл пытаться заткнуть мне рот?

— Заткнуть тебя — то, что мне следовало сделать давным-давно.

Он бросается на меня, но я успеваю уклониться и он пролетает мимо. Разворачиваюсь и наблюдаю, как он пытается восстановить равновесие.

— Видишь ли, вот в чем дело, Итан. Ты всегда меня недооценивал. На самом деле, ты недооценивал женщин в целом. У тебя, возможно, есть дружки в полиции, но ты ничего не знаешь о женщинах и их инстинктах выживания. Возможно, Синтия поняла это раньше меня, но это не значит, что в конце концов я не разобралась во всем. Даже если тебе удастся выйти сухим из воды в этом расследовании убийств, которое ведет ФБР — а я в этом сомневаюсь — у меня есть другие способы себя защитить. Я больше не собираюсь бегать и прятаться от тебя. Я написала три письма, два из них уже у Почтовой службы Соединенных Штатов. На самом деле, я опустила их в ящик по дороге сюда. Если со мной что-то случится, получатели этих писем передадут их окружному прокурору. Даже если ты убьешь меня, правда о том, что ты со мной сделал, всё равно выйдет наружу.

— У тебя нет никаких доказательств. Эти никчемные письма — просто твое слово против моего.

— И еще показания нескольких врачей. У меня есть медицинские записи за ту ночь, когда у меня случился выкидыш. А еще — результаты теста на изнасилование после той ночи, когда я тебя бросила, — с удовлетворением наблюдаю, как его лицо искажается от гнева. — Верно, Итан. После того, как ты вышвырнул меня из отеля, Тедди отвез меня в круглосуточный центр неотложной помощи. Я заплатила наличными, зарегистрировалась под другим именем, и, должна сказать, они были очень внимательны. Сделали рентген. Врачи были потрясены следами старых травм, которые так и не зажили.

— Я бы узнал, если бы ты пошла в больницу. Ты блефуешь, — говорит он, губы искажаются в угрожающей усмешке. — Тогда я просто убью тебя.

Он делает шаг вперед. Я отступаю и качаю головой.

— Нет, это не блеф. А еще есть фотографии, которые сделал врач. Синяки на моей шее… — замолкаю, позволяя словам повиснуть в воздухе. — Это будет неопровержимым доказательством. К тому же, благодаря Синтии у ФБР уже куча информации на тебя. Это просто мой маленький вклад.

Слышу, как от злости у него щелкает челюсть, слежу за его кулаками. Он сжимает и разжимает ладонь — верный знак, что он готовится напасть.

— Это неважно. Всё это не имеет значения. У тебя может быть защита, но у меня она тоже есть. ФБР до меня не доберется. Я исчезну. Растворюсь. Пуф. Словно Итана Уокера никогда и не существовало. Я уже делал это однажды и смогу снова. Мать меня научила. Как и всему, что я знаю.

Впервые за весь вечер он меня по-настоящему пугает.

— Что ты имеешь в виду — уже делал?

— Моя дорогая… как же легко тебя было обмануть. Как и всех остальных идиотов. Это было сто лет назад. Одна тупая шлюха в Солт-Лейк-Сити умерла от передоза руфинолом — слышала о таком? Когда копы начали копать, мы с мамой просто создали новые личности и смылись в Цинци. Хрен вам, а не показания.

Хмурюсь, пытаясь понять, о чем он говорит.

— Какая еще новая личность?

Он смеется, пронзительно, безумно — этот звук дико контрастирует с низким гулом басов, доносящимся из «Revolution».

— Как будто мать могла назвать меня Итаном. Я родился Энтони Галло — в честь святого Антония, покровителя всех потерянных. Она назвала меня так в надежде обрести веру, которую, как думала, потеряла после того, как ее изнасиловал тот, чье семя породило меня. Я был внебрачным ребенком, и она боялась, что я проклят. Так что, видишь ли, Вэл, — говорит он, подчеркивая имя, которым я когда-то называлась, — ты не единственная, кто может придумать себе фальшивое имя.

Его действительно зовут Энтони?

Я стою как вкопанная, не в силах осознать, что только что сказал этот незнакомец. Пытаюсь вспомнить, что он рассказывал о матери, и понять, сделала ли именно ее вера его таким больным, извращенным монстром.

Увидев, как он тянется к лодыжке, резко возвращаюсь в реальность. Он тянется за пистолетом — я знала, что он там.

И ожидала этого.

В тот момент, когда он приподнимает штанину и достает оружие из кобуры, я заношу ногу и со всей силы бью его в лицо. Кровь фонтаном брызжет из его носа, когда мой ботинок врезается ему в лицо, и он растягивается на полу. Пистолет вылетает из его руки, скользит ко мне и исчезает под диваном — за пределами его досягаемости. Двигаясь быстро, отбрасываю его ногой, не теряя ни секунды. Лучше места для приземления и придумать было нельзя.

Итан вскакивает на ноги, сплевывая кровь на пол. Его глаза пылают бешенством.

Вот он — финальный тест, который должен стать проверкой всех моих усердных тренировок.

— Ты, ебаная сука!

Не знаю, кто двигается первым — он или я. Кто бы это ни был, я недостаточно быстра. Тяжелый кулак ударяет меня в щеку — я падаю на пол. Вскакиваю на колени, когда Итан хватает меня за макушку коротко остриженных волос. Он грубо поднимает меня на ноги и бьет головой о стену в гостиной. Звезды пляшут перед глазами, меня словно отбрасывает назад во времени. Я слишком хорошо помню эту боль, вспыхивающую в черепе.

Он отпускает мои волосы и сжимает шею рукой. Ладони скользят по коже, скользкой от масла, и тогда он обхватывает горло второй ладонью, словно удавкой, сдавливая шею, пока зрение не начинает темнеть. Я почти теряю сознание. Вспоминаю, каково это было — паника, истерика, но отталкиваю воспоминания и сосредотачиваюсь на своей подготовке. Я уже пережила этого монстра однажды, когда у меня не было ничего, кроме наивной бравады. Но теперь я выживу — потому что знаю: моя храбрость больше не фальшивая. Я чувствую это в костях. Я смогу пройти через это — смогу пережить его. И доживу до следующего дня.

Тело охватывает волна адреналина. Вспоминаю уроки Дерека, Ханы и Си, поднимаю правую руку и поворачиваюсь. Изо всех сил пытаюсь вырваться из захвата.

Но не получается.

Всё, чему меня учили, — мои уроки самообороны — не срабатывают.

Он слишком силен.

— Нет, Итан. Пожалуйста, не делай этого! — хриплю я.

— Бесполезно со мной бороться, Джиа. Сколько раз тебе повторять? — рычит он.

— Пожалуйста. Просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Уходи… уходи… — кашляю, пытаясь глотнуть воздуха. — Просто уйди.

— Ты моя девочка, Джиа. Моя. Не его. Никогда. Поняла?

В порыве ярости он отпускает мое горло, снова хватает за волосы и швыряет на пол. По пути я ударяюсь боком о журнальный столик — и, клянусь, слышу треск. Это были ребра или стол? Не знаю. Голова, щека, спина — болит всё. Невозможно понять, где боль начинается, а где заканчивается. Комната наклоняется, зрение затуманено. Я не могу пошевелиться, мое тело — просто безжизненная куча на полу.

Он убьет меня.

Я сглупила, что пришла сюда.

Лежу неподвижно, с закрытыми глазами. Он рядом — слышу, как он тяжело дышит. Бормочет что-то, похожее на заклинание, но я не слушаю. В голове звучат слова, которые однажды заставил меня произнести Дерек:

Я не слабая.

Я не та, кем он меня считает.

Я умная и сообразительная.

В том, что произошло, нет моей вины.

Я не потерпела неудачу.

Я сильная. Я самодостаточная. Я главная.

Я.

Он больше не причинит мне вреда.

Я не позволю ему нанести еще один удар. Мне нужно бороться. Это моя жизнь — и я собираюсь ее вернуть.

Я самодостаточная.

Вспоминая всё, чему меня учили на тренировках, закрываю глаза и вслушиваюсь в звуки. Слышу, как открывается и закрывается полая деревянная дверь — он спускается в коридор. Раздается щелчок, похожий на звук включающейся газовой конфорки на плите. Я пытаюсь разглядеть, что он делает на кухне, но с моего угла в гостиной ничего не видно. Через несколько секунд чувствую запах гари, но не могу понять, откуда он. Прежде чем успеваю это обдумать, слышу, как он волочит ноги — он возвращается.

Крепко зажмуриваюсь. По звуку его дыхания понимаю, что он нависает надо мной. Он наклоняется и сжимает мою челюсть одной рукой.

— Следующий — твой парень, Джиа. Раз уж я не смогу заполучить тебя, то и он тоже. Ему не следовало тебя трогать, и теперь он заплатит. Может, я сдеру шкуру с его гребаной собачки прямо у него на глазах — в качестве наказания, — шепчет он. — Но сначала я заклеймлю тебя и заберу то, что принадлежит мне, в последний раз. Мой член будет последним, что ты почувствуешь на этой земле. Так что не заблуждайся — ты умрешь сегодня ночью.

Он хочет поставить на мне клеймо?

Не знаю, какую именно мерзкую, садистскую хрень он задумал, но могу представить худшее. С закрытыми глазами стараюсь не закричать, когда слышу, как растягивается его пряжка. Единственное, что сейчас меня спасает, — это то, что я полностью одета.

Вместо того чтобы паниковать, сосредотачиваюсь на попытке достать куботан, заткнутый за пояс сбоку, так, чтобы он его не увидел. Смотрю на него, приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы увидеть, что он не обращает ни малейшего внимания на мои движения. Он слишком занят своей похотью, пытаясь освободить свой член.

Потом понимаю, почему у него не получается. Он делает это одной рукой, а в другой сжимает черный металлический шест с раскаленным красным наконечником.

И тут меня осеняет.

Запах гари.

Он и вправду намерен заклеймить меня — как будто я корова, которую он готовит к забою.

Сглатываю желчь, подступившую к горлу, и вытаскиваю маленький нож. Большим и указательным пальцами откручиваю колпачок, пока не смогу вытащить лезвие из ножен. Прячу его под бедром и жду. Когда звук расстегивающейся молнии его ширинки достигает моих ушей, понимаю, что у меня есть всего несколько секунд, чтобы действовать.

— Зачем ты это сделала, Джиа? Я просто хотел любить тебя. У нас могли бы быть дети, и я бы воспитывал их в Белой комнате, как когда-то меня воспитывала мать. Я отдал тебе всё, а ты всё испортила, — бормочет он с обидой в голосе, прежде чем встать между моих ног и опуститься ко мне. Когда он тянется к эластичному поясу моих штанов для йоги, я со всей силы взмахиваю рукой и чувствую, как куботан вонзается в плоть.

— Блядь! — рычит Итан, но я не останавливаюсь. Вытащив нож, бью его второй раз, потом третий. Он скатывается с меня, раскаленное железо выскальзывает из его руки, когда он хватается за окровавленный рукав.

— Не могу поверить, что ты, блядь, ударила меня ножом! Я же говорил тебе не драться со мной!

— Я и не дерусь с тобой, Итан. Это — самооборона.

Не теряя ни секунды, вскочив на ноги, вижу, что Итан почти так же быстр. Он кидается на меня, но спотыкается о край ковра. Всё происходит словно в замедленной съемке. Размахивая руками, он летит вперед, его голова ударяется о угол журнального столика, и он падает на пол.

Он лежит без сознания и не шевелится.

Зная, что нельзя терять ни минуты, быстро бегу в спальню за битой. Если я хотя бы на мгновение замешкаюсь, то уже не смогу сделать то, что нужно. А если я хочу быть свободной по-настоящему — другого выхода нет.

Я должна убить его.

Если я этого не сделаю, он убьет меня — я всегда это знала, просто никогда не верила, что момент действительно наступит.

Вернувшись в гостиную, поднимаю биту над головой, собираясь вложить в удар всю силу.

Однако выражение на лице Итана заставляет меня замереть. Его тело совершенно неподвижно. А глаза… они открыты. Взгляд пустой. Как будто…

— Итан? — нерешительно шепчу я.

Стоя над ним, наблюдаю, как пятно крови на ковре становится всё больше. Она течет из невидимой раны на его голове. Носком ботинка я слегка толкаю его.

Никакой реакции.

Осторожно опускаясь рядом с ним, кладу пальцы на шею. Нет пульса. Нет дыхания. Его грудь не поднимается. Он не орет, не оскорбляет, не угрожает.

Он просто неподвижно лежит.

Тихо… очень тихо.

Итан мертв.

Впервые с момента нашей встречи меня окружает тишина.

Медленно поднимаюсь. С деревянной битой в руке иду, как зомби, в сторону спальни. Там возвращаю биту на место, затем снимаю ткань с рук, стягиваю кольца с пальцев, заворачиваю их в ткань и прячу в спортивный бюстгальтер. Это лучшее, что я могу сделать до тех пор, пока не избавлюсь от них окончательно. Самооборона, хоть и с куботаном — это одно. Но не должно остаться ничего, что могло бы выглядеть как злой умысел.

Сменив ботинки на кроссовки, иду в ванную и смываю с кожи детское масло. Потом натягиваю оверсайз-толстовку. Возвращаюсь в гостиную и сажусь рядом с телом.

Слезы текут по щекам. Плачу не потому, что он умер, а потому что всё наконец закончилось. Меня захлестывает облегчение. Грудь содрогается от рыданий, которые идут из самых глубин. Отдаюсь эмоциям, чувствуя всё: боль, предательство, гнев. Оплакиваю иллюзию человека, которого когда-то любила, прощаясь с той частью жизни, что никогда не забуду.

Вытерев слезы с лица, достаю телефон и набираю 9-1-1.

— 9-1-1. Что у вас случилось?

— Здравствуйте. Меня зовут Джианна Валентини. Мой муж… он мертв.

Глава 44 Джианна

Квинс, Нью-Йорк

1 неделя спустя

Выхожу из Центрального вокзала и направляюсь на улицу, чтобы поймать такси. Кожу покрывают мурашки от ветра со стороны Ист-Ривер, когда я машу рукой, подзывая машину.

— Куда, мисс? — спрашивает таксист.

— В фитнес-центр «The Mill», в Квинсе.

Водитель отъезжает от обочины, а я смотрю в окно на проносящиеся улицы. Кажется, будто я переехала в этот город целую вечность назад, хотя на самом деле прошло меньше года. Возможно, из-за стресса — постоянных побегов и тревожных оглядок через плечо — время здесь казалось бесконечным. Я не уверена. Знаю только одно: за неделю отсутствия в Нью-Йорке я поняла кое-что важное.

Больше нет той девушки, которая ненавидела городскую жизнь. Каким-то образом Квинс — недооцененный район в городе, который никогда не спит — стал моим домом. Это место культурного разнообразия и людей рабочего класса — место, где я наконец поняла, кто я такая на самом деле. Мне бы не хватило и целой жизни, чтобы попробовать все блюда и прочувствовать все культуры, что переплелись в этом районе. Многие из них Дерек пытался показать мне, когда ухаживал за мной «по-старомодному». Я влюбилась в Квинс так же, как влюбилась в него. И больше не могу представить себе жизнь где-либо еще.

Когда такси подъезжает к «The Mill», расплачиваюсь с водителем и выхожу на тротуар. Ладони липкие от напряжения, и я вытираю их о джинсы. Я на грани нервного срыва из-за предстоящей встречи с Дереком. Мы не разговаривали с той ночи, когда умер Итан. Тогда всё вокруг кишело полицией. Невозможно было не заметить, как Дерек посмотрел на меня, когда я спокойно села на заднее сиденье полицейской машины. Очевидно, он задавался вопросом, убила ли я Итана.

Технически, я не убивала его. Но я бы это сделала, если бы пришлось. Где-то глубоко внутри, знала: я тайно планировала именно это. Знал ли об этом Дерек? Когда он увидит меня сегодня — будет ли смотреть на меня по-прежнему?

Зайдя внутрь, осматриваю спортзал, и сердце сжимается. Дерек снова открыл «The Mill», но всё еще остаются большие участки, огороженные лентой — последствия разрушений, которые еще предстоит устранить. Он не преувеличивал, когда позвонил мне в ту ночь и рассказал, что Итан натворил. Здесь царил полный хаос.

Замечаю Дерека у двери его офиса. Он разговаривает с пожилым мужчиной в желтой каске. Тот указывает на одну из разбитых стеклянных панелей на площадке для сквоша — вероятно, он подрядчик, которого наняли для устранения повреждений. Дерек поворачивает голову, замечает меня, идущую к нему. Его глаза расширяются от удивления, и он улыбается ослепительной улыбкой. Быстро извинившись, он преодолевает расстояние между нами за три длинных, уверенных шага.

Он прижимает меня к себе так крепко, что я едва могу дышать. Но я и не возражаю. Тепло его тела рядом с моим и запах водного, древесного одеколона завершают мое возвращение домой. Через несколько мгновений я слегка отстраняюсь и смотрю на него из-под опущенных ресниц.

— Привет, — тихо говорю.

Он касается моего лица и волос, словно проверяя, настоящая ли я.

— Искорка, где ты была? Я был так…

Он будто не может подобрать слов, прежде чем резко прижимает меня к себе еще раз. Поглаживая меня по голове, он шепчет:

— Неважно, где ты была. Просто рад, что ты вернулась. Боже, я так волновался. Когда ты не отвечала на звонки и я не знал, где тебя искать… В последний раз, когда видел, тебя увозили в полицейский участок.

— Мне жаль. Правда жаль. Я уехала в Цинциннати. Мне нужно было побыть одной, чтобы самой разобраться с некоторыми вещами.

— И?..

— Дерек, я… — слегка отстраняюсь, чтобы взглянуть на него. — Когда я с тобой, я чувствую слишком многое. Мне нужно было устранить это… отвлечение — если ты понимаешь, о чем я.

— Кажется, понимаю, — отвечает он с легким смешком. — Но продолжай.

— Всё кончено, Дерек. Мне больше не нужно беспокоиться об Итане.

— Я знаю, но… — он проводит рукой по волосам, и на его красивом лице появляются морщины тревоги. — Черт, Джианна. Эта неделя была самой страшной в моей жизни. Я, Изабелла, Кристофер… мы сходили с ума, не зная, что с тобой. Полиция не сказала мне ни черта. Ты можешь хотя бы немного рассказать, что, блядь, произошло в тот день?

— Твои тренировки помогли мне. Я запомнила твои слова, — отступаю назад, закатываю рукав и вытягиваю руку. На внутренней стороне запястья курсивом вытатуированы слова: «Я есть». Кожа вокруг татуировки еще не до конца зажила, поэтому розовая и блестящая.

— Я сделала ее несколько дней назад, в Цинци. Это было спонтанно, но, думаю, символично. Это те слова, которые ты заставил меня произнести. Я запомнила их. Ты спас меня.

— Я спас тебя? Хочешь сказать…

— Если ты думаешь, что я его убила, — нет. Хочу прояснить это, прежде чем этот вопрос станет как слон в комнате. Но… я бы это сделала, если бы пришлось, — добавляю шепотом.

— Но ты не сделала. Даже если бы сделала — никто бы тебя не осудил. Этот ублюдок заслужил смерть. Я сам хотел его убить, — в его голосе звучит яд, от которого я вздрагиваю. — Что еще случилось?

Зажмуриваюсь, вспоминая глухой удар его головы о журнальный стол, лужу крови и свои слезы облегчения.

— Была драка. Он сказал что-то… Он был для меня совершенно чужим. Его даже не звали Итан Уокер. Четыре года моей жизни были ложью. Его настоящее имя — Энтони Галло.

— Ты шутишь?

Качаю головой.

— Хотела бы, чтобы это была шутка. Он погнался за мной, я отбивалась. Он споткнулся, сильно ударился головой об угол стола. Умер почти мгновенно. Полиция и ФБР быстро установили, что это была самооборона. С меня сняли все обвинения.

Грохот тренажеров на заднем плане заставляет меня замолчать — вспоминаю, где мы. Осматриваюсь: клиенты занимаются, сотрудники и подрядчики суетятся. Вроде бы никто не обращает внимания, но это не значит, что нас не могут подслушать.

— Есть еще кое-что, но скажу коротко. Я не хочу вдаваться в подробности. Хорошо?

— Хорошо, — он кивает. — Почему бы нам не прогуляться до «La Biga», выпить кофе и поболтать по дороге.

— Идеально.

Дерек берет меня за руку, и мы направляемся к маленькому кафе, которое стало одним из моих любимых мест в Квинсе.

— Мне нравится татуировка. И ты права — она подходит. Но, сомневаюсь, ты проделала весь путь в Цинциннати только ради этого. Расскажешь, что еще ты там делала? — спрашивает он, пока мы ждем зеленый сигнал светофора.

— После того как я сообщила ФБР настоящее имя Итана, это открыло ящик Пандоры. Агент Грегори смогла отследить, кем была его мать. По-видимому, у нее была история психического заболевания, и в двадцать с небольшим она неоднократно попадала в психиатрические учреждения. В полиции Солт-Лейк-Сити есть запись о том, что она утверждала, будто была изнасилована, но никаких дальнейших действий не последовало. Ее история возобновляется девять месяцев спустя, когда родился Итан — или, скорее, Энтони. Его свидетельство о рождении доказало, что он не лгал о своем настоящем имени. Это поставило под сомнение законность нашего брака и усложнило вопрос определения ближайших родственников. Его предполагаемая «большая семья» на самом деле состояла из людей, которых он знал по полицейскому управлению. Я даже не подозревала, что они ему не родственники. У них вообще не было кровного родства. Боже, как же я была глупа… — замолкаю, вспоминая, как легко поверила во всё, что он мне говорил.

— Ты не глупая, — резко говорит Дерек. — Этот парень был социопатом. Ты не можешь винить себя за его манипуляции.

— Может быть, — пожимаю плечами. — А может, и нет. По крайней мере, я должна была усомниться хоть в чем-то. Если бы я не игнорировала все эти красные флажки, возможно, всё сложилось бы иначе. Но, полагаю, теперь это уже неважно. Я не могу изменить прошлое — именно это и сказал мне адвокат.

— Адвокат?

— Да. Мне пришлось встретиться с юристом по поводу имущества. В итоге я передала ему полномочия разобраться со всеми юридическими вопросами, но мне удалось осмотреть свой старый дом. Со мной было ФБР — они контролировали и одобрили всё, что я хотела вынести. Они говорили что-то о необходимости сохранить улики, особенно после того, как нашли тела еще пяти женщин, чьи фотографии были у Итана. Всего пока насчитали девять, — заставляю себя проглотить подступивший к горлу ком. Задаюсь вопросом, смогу ли когда-нибудь преодолеть вину за то, что выжила, когда так много других не смогли.

Если бы я раньше обратилась к властям, может быть…

Слишком много «а что, если». Я бы сошла с ума, если бы продолжала об этом думать.

Дерек крепче сжимает мою руку, словно чувствуя, о чем я думаю.

— Как я уже говорил: этот ублюдок заслужил смерть. Это не твоя вина.

Сжимаю его руку в ответ, находя утешение в этих словах.

— Похоже, у него были памятные вещи с тех мест, где он избавлялся от тел. Он хранил их в сейфе в доме — в том самом доме, где я жила много лет, — с отвращением говорю, не в силах поверить, что доказательства таких ужасов всё это время были у меня под носом.

Наш разговор прерывается, как только мы подходим к «La Biga». В кофейне, как обычно, многолюдно, и разговаривать можно только, повышая голос. Пока мы ждем свои напитки на вынос, краем глаза наблюдаю за Дереком. После такой эмоциональной недели хочу просто немного побыть рядом с ним — оценить мужчину, с которым я решила быть. Он такой красивый, что у меня подкашиваются колени. Его поза уверенная, но непринужденная, одна рука в кармане спортивных шорт. Широкие плечи проступают под красной футболкой, которая облегает его тело, подчеркивая мускулистую грудь, которую невозможно скрыть. Не думаю, что когда-нибудь устану смотреть на него.

Забрав напитки, мы выходим из кофейни. Дерек то и дело бросает на меня осторожные взгляды, как будто боится, что я исчезну в любой момент. Мне нужно продолжать говорить, чтобы дать ему понять: я больше не убегаю. Я здесь. И остаюсь.

— ФБР показало мне фотографии, о которых ты рассказывал, — говорю, пока мы бесцельно бродим по городу. — Те, что из его квартиры в Эйвондейле. Поверь мне, я понятия не имела.

— Я никогда и не думал, что ты знала, — без колебаний отвечает он.

Его непоколебимая преданность и вера в меня вызывают легкую улыбку.

— Когда я приехала в тот дом, была удивлена, увидев, что Итан сохранил все мои вещи. Сначала я не знала, что с ними делать. Еще не решила, останусь ли в Цинциннати или вернусь в Нью-Йорк.

Дерек останавливается и поворачивается, чтобы взять мой подбородок большим и указательным пальцами, приподнимая мою голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Искорка, если ты никогда раньше не слушала ничего из того, что я говорил, мне нужно, чтобы ты услышала это сейчас. Я уже давно всё как следует обдумал. Выберешь ли ты Нью-Йорк или Цинциннати — я последую за тобой. Итан слишком долго контролировал твою жизнь. Пришло время жить для себя, без всяких условий. Куда бы ты ни решила поехать, чем бы ни решила заняться — я с радостью пойду за тобой хоть на край света. Ты заслужила… — он задумывается. — Нет, «заслужила» — не то слово. «Достойна» — вот точнее. Ты достойна того, кто будет рядом, куда бы ты ни пошла. Знаешь это, да?

Я улыбаюсь, вспомнив разговор с Наталией, когда была в Цинциннати. Она считала, что я потратила достаточно времени на «медленные» отношения с Дереком — ее слова, не мои. Она напомнила мне, что любовь может быть здоровой, и посоветовала отдаться тому, что есть между нами. Она была права — хотя ей и не пришлось особенно стараться, чтобы меня убедить. Я уже знала, кому принадлежит мое сердце.

Улыбаюсь и кладу голову на его сильную грудь.

— Знаю. Так же, как знаю, что я заслуживаю быть счастливой. Вот почему я вернулась. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что мое счастье в Нью-Йорке. Потому что здесь — ты. Я собиралась арендовать грузовик и перевезти сюда кое-что — например, диван, чтобы заменить старый, которым пользуюсь сейчас. Но… — колеблюсь я, не зная, как выразить свои чувства.

— Но что? — спрашивает Дерек, слегка откинувшись назад, чтобы взглянуть на меня.

— Мне ничего не нужно — ни диван, ни старая одежда, ни драгоценности. Единственное, что я взяла, — это маленькая шкатулка из кедрового дерева с памятными вещами о моей маме. Взять что-то другое означало бы, что я хочу сохранить воспоминания о той жизни. А я хочу забыть, Дерек. Хочу начать всё сначала — со старым диваном и всем остальным. У меня новая жизнь здесь, в Квинсе, и я хочу сосредоточиться на этом. Я больше никогда не хочу зависеть от мужчины. Но с тобой… — мне нужно, чтобы он понял, что у меня глубоко внутри.

Многое из моего прошлого я никогда не хотела озвучивать — секреты, которые унесу с собой в могилу, потому что не могу смотреть на жуткую мозаику своей жизни, — но то, что я чувствую к Дереку, не должно стать частью этой головоломки. Сегодня я начинаю собирать новую картину своего мира.

— Что такое, Искорка? — мягко подталкивает он.

— Находясь вдали от дома, я поняла, как сильно ты мне нужен… нет — как сильно я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Я люблю тебя, Дерек, и надеюсь, что, может быть — просто может быть — ты чувствуешь то же самое. Что скажешь, бойскаут? Я, ты, Мейси? Хочешь начать всё сначала и дать этому реальный шанс? Больше никаких секретов. Больше никакой Вэл. Только я, Джианна Валентини.

Он приподнимает мой подбородок, заставляя встретиться взглядом с его великолепными карими глазами. Крошечные зеленые искорки сверкают в них, взгляд становится всё напряженнее. Я краснею от нахлынувших эмоций и опускаю глаза.

Он усмехается.

— Мне нравится, как ты опускаешь свои длинные ресницы, когда смущаешься.

Резко поднимаю голову и снова смотрю на него.

— Я не смущаюсь.

Это лишь заставляет его смеяться сильнее.

— И еще мне нравится, как твои маленькие плечи напрягаются от негодования, когда ты обижаешься.

Хмурюсь и приподнимаю бровь.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — замечаю я.

Вместо ответа он идет выбросить почти пустой стаканчик из-под кофе в урну у обочины. Вернувшись, на его лице не осталось и следа былого веселья. Он кладет руки мне на бедра и разворачивает к себе, так что мы оказываемся лицом к лицу. Всё вокруг замирает. Люди, проезжающие машины — всё становится фоном. Единственное, что я вижу, — это высокий, светловолосый, широкоплечий мужчина с пронзительным взглядом, устремленным на меня.

— Я люблю тебя, Джианна. Всем сердцем и без остатка. У всех нас есть демоны, но только от нас зависит, когда мы решим им противостоять. Ты столкнулась со своими — и выстояла. Твоя история— это история о том, как ты поднимаешься снова. Я горжусь тобой. Ты вдохновляешь меня, и для меня честь, что ты выбрала меня, чтобы разделить со мной свою жизнь.

На моем лице расплывается улыбка.

— Значит, это да?

Он нежно касается моей щеки костяшками пальцев. В его глазах бушует ураган чувств — привязанность, желание, тоска, но ярче всего — любовь.

— Это определенно да.

У меня перехватывает дыхание, воздух будто вылетает из легких, словно меня уносит мощным подводным течением. Я тону, а Дерек — мой океан. Наши дыхания сливаются, его руки обвивают мою талию и притягивают к себе. Он крепко держит меня, его губы накрывают мои. Я отдаюсь этому поцелую, зная: мне не нужно терять себя, чтобы найти любовь. Я могу принять его полностью — свободно и безоговорочно.

Независимость и любовь могут сосуществовать. Пока я сама этого хочу.

КОНЕЦ.