Кровавая одержимость

Тесса Доун

Кровавая одержимость

Название: «Кровавая одержимость»

Автор: Тесса Доун

Серия: «Кровавое проклятие» #3

Перевод: Panther_Lily, Elefant2012

Редактура: Светлана Тертычная, Дашуля Петрова, Наталья Мубарак

Сверка: Sali, Nenaglyada, Largit

Вычитка: Светлана Тертычная

Переведено специально для группы: https://vk.com/books_25

Перевод пролога предоставлен группой: https://vk.com/thedark_wood

Копировать материал без указания переводчиков и редакторов запрещено! Давайте уважать чужой труд!

«Кровавое проклятие‎» ‎

В восьмом веке до нашей эры принц Джейдон и принц Джегер Демир были изгнаны со своей румынской родины после того, как их проклял призрак. Кровавый, перерожденный благодаря крови их многочисленных женщин. Принцы принадлежали к древнему обществу, которое приносило в жертву своих же женщин до полного истребления, потому наказание для них оказалось суровым.

Они были вынуждены бродить по земле в темноте, как существа ночи. Они были обречены питаться кровью невинных и лишены возможности производить потомство женского пола. Согласно проклятию, у них должны были рождаться сыновья-близнецы, которых вынашивал человек, впоследствии умирая при мучительных родах. При этом первый близнец всегда ощущал потребность к самопожертвованию, к искуплению грехов своих предков.

Ошеломленный чудовищностью проклятия, принц Джейдон, чьи руки никогда не проливали крови, умолял своего обвинителя о снисхождении и получил четыре маленьких милости — четыре исключения из проклятия, которые будут касаться только его рода и его потомков.

Ψ Хотя они все еще оставались существами ночи, им было позволено находиться на солнце.

Ψ Хотя они все еще зависели от крови, им не требовалось больше лишать жизни невинных.

Ψ Будучи все еще неспособными произвести потомство женского пола, им была дарована единственная возможность и тридцать дней, чтобы взять в жены человеческую женщину, выбранную богами после знамения, которое являлось на небесах.

Ψ По-прежнему необходимо было приносить в жертву первенца, ведь у женщин рождались близнецы: одно дитя тьмы и одно дитя света. Они жертвовали первым, сохраняя при этом жизнь второму ребенку, чтобы продолжать свой род.

Итак…

Навсегда изгнанные со своей родины в Трансильванских горах Восточной Европы, потомки Джегера и потомки Джейдона стали легендарными вампирами. Они скитались по земле, управляя стихиями, выживая за счет чужой крови. Навеки связанные древним проклятием.

Они были братьями одного вида, разделенные лишь светом и тьмой…

Пролог

800 лет до н. э.

— Наполеан, беги!

Десятилетний мальчик споткнулся, его глаза были полны ужаса. Приказ отца потряс его до глубины души.

— Беги, сынок, быстрее!

— Нет, отец. Я не оставлю тебя! Отец, пожалуйста…

— Беги сейчас же! — Себастьян Мондрагон прижал руку к животу и упал на землю. Его пальцы судорожно сжались в кулаки, а тело скрутило от жуткого спазма. Трансформация началась. Извиваясь от боли, когда-то бесстрашный воин прошептал предупреждение в третий раз.

— Наполеан… сынок… пожалуйста, беги! Прячься!

Мальчик слышал голос отца словно издалека. Он хотел убежать, но не смог, словно прикованный к месту. Завороженный ужасом, Наполеан с трудом сглотнул и продолжал смотреть, как густой чернильный туман окружил искривленное тело отца. Длинные костлявые пальцы с кривыми когтями и узловатыми суставами сомкнулись на горле, прочертили глубокие раны на груди и пронзили внутренности. Кровь закапала изо рта Себастьяна, и внезапно его зубы начали удлиняться, приобретая форму длинных клыков.

Лишь неослабевающий крик боли заставил, наконец, Наполеана отступить.

Мальчик побежал так, как не бежал еще никогда в своей жизни, его маленькое сердце яростно билось в груди, легкие горели от нехватки воздуха. Наполеан проскользнул через жуткий внутренний двор, огибая извивающиеся тела и прижимая руки к ушам, чтобы не слышать бесконечных криков. Повсюду мужчины падали на землю со стонами и проклятиями. Некоторые мгновенно умирали от шока… или от боли. Другие вытаскивали мечи из ножен и сами лишали себя жизни. Оставшиеся уступили жестокой пытке, беспомощные перед лицом окутавшей их тьмы.

Это было их наказание.

Их изменение.

Превращение в нечто противоестественное призрачными духами их жертв. Это было «Кровавое проклятие».

Наполеан не отрывал взгляда от цели: императорский дворец, крепость. Он и его друзья так много раз скрывались там, играя в прятки, убегая от разгневанных родителей, надеясь хоть раз увидеть кого-либо из королевской семьи. Мальчик знал это место как свои пять пальцев и продвигался вперед, отчаянно надеясь туда добраться.

Наконец он подбежал к знакомым серым воротам дворца.

Пролез в маленькую дыру под внешней стеной и свернулся калачиком, попытавшись стать невидимкой. Хотя Наполеан больше и не видел эту жуткую бойню в деревне, безумные крики боли продолжали доноситься до него, как гром во время грозы.

Мальчик дрожал, вспоминая момент, когда принц Джейдон появился из замка, его темно-зеленые глаза остекленели от страха. Он собрал верных людей возле себя, чтобы сделать заявление об их наказании — о том, что вскоре станет их новой жизнью.

Имея в запасе так мало времени на подготовку своих людей, Джейдон сделал все, что мог. Наполеан не понял ничего, кроме того, что последователи принца должны подтвердить свою преданность ему как можно быстрее, до того как начнется трансформация, или им придется встретить намного худшую судьбу.

Хотя отец Наполеана годами служил в тайной королевской страже, сражаясь с постоянно растущими армиями принца Джегера, сам мальчик был слишком мал, чтобы присоединиться. Следовательно, само собой подразумевалось, что он формально причислял себя к правильному близнецу, — на тех же, кто последовал за Джегером, милосердие не распространялось.

Тогда, как и остальные, Наполеан встал на колени, чтобы поцеловать кольцо принца Джейдона, проговорив клятву верности, — до того, как стало слишком поздно, — и принял то, что должно было наступить…

Мальчик вздрогнул, возвращаясь к настоящему моменту. Он пытался быть храбрым, но слезы страха наполнили глаза.

И затем внезапно Наполеан услышал злобный бездушный смех, который становился все ближе и ближе, достигая ушей.

— Нет. Нет. Нет, — хныкал мальчик, глубже прячась внутри расщелины и дрожа всем телом.

Туман закрутился в маленький вихрь, поднялся над землей и низко опустился, как будто у него были глаза, которые могли видеть… прячущегося Наполеана.

— Ты думаешь, что можешь сбежать, дитя? — прошипело жуткое создание, его смех отразился от стен. Пламя возникло из центра тьмы. — Умри, малыш! И переродись в монстра!

Мальчик закричал так громко, что крик взорвался в его ушах, а туман все приближался. Он окутал тощее тело, проник в рот и забрался в легкие.

И затем пришла боль.

Мучительная, безжалостная, непереносимая боль.

Кислота растеклась по его венам.

Пламя охватило все внутренние органы. Кости перестроились. Клетки взорвались. Весь организм изменился, преобразился… умер.

Наполеан слышал свои крики, но они словно принадлежали кому-то другому, кому-то жалкому и ничтожному. Он вцепился в собственную кожу, пытаясь содрать ее. Кусал руки и бился о землю. Корчился, метался и стремился уползти прочь, но ничто не могло остановить его мучения.

О небесные боги!

Наполеан молил о смерти, но она не приходила.

Сколько длилась агония, он не знал. Минуты? Часы? Может, дни? Могла пройти целая жизнь, прежде чем, наконец, все прекратилось… и пришла жажда.

Всепоглощающая дикая жажда.

Жажда крови.

Она заставила мальчика покинуть убежище. Прижимаясь к земле, как животное, он пробирался во тьме в поисках отца.

Сейчас, когда горькие слезы обожгли глаза, Наполеан растерянно смахнул их и увидел кровавые разводы на руках.

Великая богиня Андромеда¹, во что он превратился?

Достигнув деревенской площади, мальчик остановился возле старого каменного колодца. Когда зрение приспособилось к темноте, он краем глаза заметил тень. Нет, этого не могло быть.

Пожалуйста, боги, нет!

Ужасающая сцена предстала перед ним: Джегер Демир, злой принц, сидел, склонившись над телом отца. Глаза принца были совершенно безумными, когда он склонился к горлу Себастьяна, разорвал плоть и начал пить кровь. Наполеан не мог ни пошевелиться, ни отвернуться, пока эта жуткая сцена разворачивалась перед ним, пока злой принц осушал тело отца, разорванное в клочья.

И затем…

Шокированный, дрожащий и сокрушенный мальчик, словно последний трус, наблюдал за тем, как Джегер вытащил меч и отсек голову Себастьяна.

Когда страх, наконец, отпустил, Наполеан сжал руки в кулаки и прокричал в небо:

— Нееееееееет!

Он кричал до тех пор, пока горло не начало саднить.

— Отец! Отец! Отец! Отец…

* * *

Дзыыынннь.

Наполеан Мондрагон тяжело надавил на кнопку будильника, сел и вытер пот со лба. О боги, только не снова. Он опустил ноги с края большой кровати и положил локти на колени, а лицо спрятал в ладонях.

Уже третий раз за неделю ему снился этот кошмар.

Наполеан был правящим лордом дома Джейдона и единственным мужчиной, живущим со времен «Кровавого проклятия». Воспоминания временами наводняли сны, но так часто — никогда. О Аид, кошмары, вероятно, возникли из-за очертаний мужчины, которого он увидел в тени несколько недель назад: того, кто так сильно, до невозможности, походил на убитого отца.

Отца, который был мертв уже двадцать восемь веков.

Наполеан потер глаза и нахмурился. Боги, он мог бы прямо сейчас воспользоваться расположением принцессы: прикосновение ее нежной руки, обворожительный взгляд, теплота мягких губ.

— О дьявол, Наполеан. Зачем мучить себя?

Он сложил руки и покачал головой. Ванья Демир была ярким светом в его темной, нескончаемой жизни. Ее присутствие в особняке принесло песню, смех и радость в сердце мужчины, которое не знало ничего, кроме долга и одиночества, уже двадцать восемь сотен лет. Их словно магнитом притягивало друг к другу, подобное влечение невозможно было отрицать. Она стала смыслом его жизни. Но это также стало одной из причин, по которой принцесса ушла.

Это, а также приглашение пожить у Маркуса и ее сестры с их новорожденным малышом. Семья была для Ваньи всем, и она не собиралась упустить шанс воспитывать племянника… или находиться рядом с сестрой. К тому же Наполеан начал значить для принцессы слишком много, и она опасалась, что влюбится в мужчину, с которым не может остаться, в мужчину, которому суждено выбрать только одну женщину на всю вечную жизнь.

И эта женщина — не она.

Ванья не была истинной судьбой Наполеана и уже слишком много потеряла в своей жизни, чтобы потерять еще больше.

Вампир пожал плечами, пытаясь направить мысли на что-нибудь другое. Какая разница, почему принцесса ушла?

Ее больше не было. Она не вернется. И это была правда.

Поднявшись с кровати, Наполеан направился в душ и включил воду. Нет, он не будет больше думать о Ванье. У него и без того достаточно вопросов о недавно обнаруженной колонии темных. С недавнего времени по всей Лунной долине начали находить тела мертвых, а точнее, убитых и обескровленных людей.

И, черт возьми, этот проклятый кошмар начал действовать Наполеану на нервы. Почему сейчас, спустя столько лет, эти воспоминания снова начали его мучить? Неужели он так никогда и не сможет освободиться от этой вины? Неужели вампир всегда будет испытывать жгучий стыд за тот день, когда его отца убили?

И кем был мужчина, которого он видел в тени?

Глава 1

Брук Адамс поправила свою юбку-карандаш, смахнула с глаз своенравный локон цвета черного дерева и вернулась к презентации «ПауэрПоинт». Было утро пятницы, последний день недельной конференции по продажам, и это была ее «минута славы».

Она оглядела аудиторию.

Хорошо. Том Хэллоуэй явно казался впечатленным, и это был именно тот, кто ей требовался — генеральный директор компании «Праймер» («Международный профессиональный имидж и маркетинг»). С другой стороны, было заметно, что Джим Девис запутался, но в этом ничего удивительного. Он и так каким-то образом занял в отделе должность, которой совершенно не соответствовал, и Брук не представляла, как объяснить сложные вещи, — которые она про себя называла блестящей маркетинговой стратегией, — человеку, который сам себе выбрал имя «Джимбо». И Льюис, ну, Льюис… отвлекся. Его глаза-бусинки метались между большим опускающимся экраном и бюстом Брук, подобно йо-йо — вверх-вниз-слюни, вниз-вверх-слюни, слюни-взгляд-слюни…

На самом деле, чертовски раздражает. Но презентация была слишком важна, чтобы ее прервать. Брук приложила слишком много времени и сил для этого момента. Она не смела нарушить ритм, чтобы как следует проучить Льюиса Мартина. Не сегодня. Если, конечно, он не поднимет руку.

Что он только что и сделал. Серьезно?

Поднял руку?

Это что, детский сад, что ли?

— Да, Льюис? — Она улыбнулась своей лучшей профессиональной улыбкой.

Его глаза-бусинки сузились, мужчина облизнул губы. Наверное, чтобы подобрать слюни.

— Не могли бы вы расстегнуть блузку?

Брук ахнула.

— Простите?

Ее глаза метались по комнате, ожидая, когда один из ее коллег придет ей на помощь, схватит Льюиса за шиворот и выведет из комнаты — если только раньше его не уволит Хэллоуэй.

Никто не сдвинулся с места.

В самом деле, никого даже в малейшей мере не оскорбила просьба Льюиса. Да что ж такое? Она проглотила комок в горле. По-видимому, придется разбираться самой. Приподняв подбородок, она выдала ему свою лучшую презрительную усмешку в стиле «я вытру тобой пол» и почти зарычала:

— Прошу прошения, ты — маленький болван, идиот, сукин сы…

И в этот момент зазвенел будильник, милосердно прекращая ночной кошмар. Видит бог, эта презентация ее убьет.

Брук закрутила мягкое, из египетского хлопка, полотенце вокруг головы и проглотила аспирин: у нее всегда болела голова от таких странных снов. Или, возможно, это было от долгого ожидания самой презентации. Она взглянула на ярко-голубые цифры часов. Менее чем через час она будет стоять в конференц-зале отеля, все взгляды будут сосредоточены на ней. Когда ежегодное собрание подойдет к концу, она представит самое крупное маркетинговое предложение, о котором могла только мечтать, всему пиар отделу, включая всех боссов. А генеральный директор компании, Том Хэллоуэй, будет сидеть прямо в первом ряду.

Боже правый, что если Льюис действительно попросит ее расстегнуть блузку? Как она справится с такой неожиданной ситуацией?

«Ага, точно. Соберись, Брук!»

Она потянулась за мобильником и набрала номер самого разумного человека, с которым была знакома, любимой коллеги и единственного существа, которому она полностью доверяла. И которая также являлась ее лучшим другом в течение последних десяти лет — Тиффани Мэттьюс.

Тиффани ответила на втором гудке.

— Привет. Как дела, Брук?

— Я думаю, что уже схожу с ума, Тифф. Мне приснился сон, будто я была на середине презентации, когда Льюис попросил меня расстегнуть блузку.

В телефоне раздался смех Тиффани:

— Похоже на Льюиса!

Брук нахмурилась и выглянула в окно, чтобы проверить погоду: прохладно, но ясно. Прекрасный день для презентации.

— Тифф, это не смешно. Клянусь, мне кажется, что я падаю от давления.

— Ты не падаешь, Брук. И не упадешь.

Голос звучал так, будто ей было смешно.

Брук закусила нижнюю губу — нервная привычка, которая только подтверждала ее точку зрения.

— Откуда ты знаешь?

Тиффани вздохнула:

— Потому, что ты наш лучший презентатор, а не какая-то сумасшедшая. Просто подави свою паранойю, ты никогда ни в чем не проваливалась. Ты же мисс совершенство? Не шути так. Хэллоуэй влюбится в твою идею, а если по какой-то причине скажет «нет», твой сон уже подсказал тебе, что делать.

— Что? — спросила она в замешательстве.

— Расстегни блузку!

Брук не могла не улыбнуться:

— Ага, это было бы здорово. Хэллоуэй меня уволит, а потом пригласит на свидание.

Тиффани хихикнула.

— Точно. Точно. Возможно, не лучшая идея.

Она помолчала.

— Брук?

— Что?

Голос Тиффани сразу стал серьезным.

— Дорогая, скажи мне, что ты уже одета и не в постели. Пожалуйста.

Брук потерла полотенцем свои пышные, длиной до плеч волосы, чтобы ускорить процесс сушки, и взглянула на смятые под ней простыни.

— Брук?

— Что?

— Брук!

— Я не в постели.

— Черт, Брук, ты еще не встала?!

Брук вздохнула.

— Ладно-ладно, возможно, я и забралась обратно в постель, но я уже приняла душ и помыла волосы! И я встаю… Прямо сейчас.

— Брук! Я клянусь…

— Встаю! Встаю!

— Я иду к тебе, — сказала Тиффани.

— Нет, не идешь! — властно ответила Брук.

— Еще раз, какой номер у комнаты? — настойчиво повторила Тиффани.

— Тифф, нет. Мне двадцать девять лет! Думаю, я сама могу одеться.

— Номер комнаты? — тон Тиффани не терпел никаких возражений.

Брук рассеяно посмотрела на пластиковую ключ-карту, что лежала на тумбочке: «Гостиница «Темная луна», комната № 425». Она закатила глаза:

— Ты уже сколько раз была в моем номере, Тифф?

— Не умничайте, барышня, — предупредила Тиффани.

— Прекрасно! — проворчала Брук. — Четыре-два-пять.

— Буду у тебя через десять минут.

Брук улыбнулась.

— Может, потратишь пятнадцать и принесешь мне пончик? Мне нужен сахар! — добавила она с мольбой в голосе.

Тиффани фыркнула от раздражения:

— И где я, по-твоему, должна найти магазин пончиков в Лунной долине? С тех пор, как мы здесь, ты хоть один видела?

— Нет, — призналась Брук, чувствуя, что надежда попробовать вкусное приторно-сладкое тесто быстро ускользает. — Но я уверена, у них где-то есть пекарня. Если нет, может, заглянешь в местную кофейню или продуктовый магазин? Пожалуйста!

— О боже мой! — проворчала Тиффани. — Конференция начнется через сорок пять минут, ты еще не оделась, а думаешь лишь о том, где найти пончик!

Брук подавила смех.

— Подумай об этом в ином ключе, — сказала она, пытаясь не обращать внимания на внезапное беспокойство при упоминании об ускользающем времени. — Может, тебе повезет, и здесь окажется специальный сувенирно-кондитерский магазинчик, прямо рядом с гостиницей, и он будет полностью заполнен большими, красивыми горцами, — она застонала, — большими, обнаженными горцами с огромными… топорами.

Тиффани хихикнула:

— Ага, как же, — она вздохнула с сожалением. — С моим везением, он будет заполнен беззубыми психопатами-мутантами, прямо из ужастика «У холмов есть глаза²».

Брук не могла возразить: Тиффани ужасно не везло с мужчинами.

— Тогда просто возьми свежий шоколадный эклер, если найдешь, хорошо? Пожалуйста-пожалуйста, с вишенкой сверху?

— Посмотрим, — подразнила Тиффани, стараясь, чтобы ее голос звучал по-матерински. — А ты в это время просто оденься и сосредоточься на своей презентации. Подумай о том, что ты будешь делать со всеми дополнительными деньгами, когда Хэллоуэй влюбится в твою презентацию и предложит пост директора по маркетингу.

Брук улыбнулась. Это было бы идеальным результатом. Не то чтобы идея о горячих обнаженных горцах с большими топорами, подающих пирожные, не занимала довольно высокое место в списке…

— О, и еще одно, Тифф…

— Да?

— Принеси свои черные туфли на каблуках, на случай, если мои синие не подойдут к юбке.

Тиффани хихикнула на другом конце.

— Что? — спросила Брук, не понимая в чем причина веселья.

— У тебя IQ больше 140, а ты по-прежнему полагаешься на сексуальные ноги, чтобы получить преимущество.

— Эй, мама не растила дурочек, верно? — как только слова слетели с языка Брук, она пожалела, что произнесла их. Не только потому, что они были неправдой — мама не позаботилась вырастить вообще никого, — но просто потому что мать была темой, которую лучше не затрагивать вообще. И мысли о бессердечной женщине не украдут ее радость или уверенность на этот раз. Не сегодня. Она специально сделала свой голос веселым. — Любое возможное преимущество, верно?

Тиффани прочистила горло:

— Говорю тебе, Брук, тебе это не нужно. Во всяком случае, я надеюсь на это. Скоро приду!

— Хорошо, — ответила Брук, — до скорого.

Она повесила трубку, все еще улыбаясь, а затем сделала глубокий, очищающий вдох. Возможно, ей не очень повезло с семьей, и это не было преуменьшением века — кроме ее драгоценной бабушки Лэйни, фактически, не было ни одного кровного родственника, кто бы любил ее, но ей досталась золотая жила, когда она нашла лучшего друга. И кто знает, может быть, Тиффани была права: ее презентация будет сногсшибательной. Хэллоуэй влюбится в ее идеи, точно так же, как и в сексуальные туфли. И конференция в Лунной долине пройдет без сучка без задоринки.

Брук улыбнулась и энергично потерла полотенцем свои все еще влажные волосы, взлохмачивая густые тяжелые пряди. Если все пойдет хорошо, менее чем через десять часов она будет ехать домой, в Сан-Франциско, с предварительным контрактом в руках и еще более светлым будущим на горизонте. Тиффани была абсолютно права. Что могло пойти не так?

Глава 2

Сальваторе Нистор неторопливо закинул руки за голову, скрестил ноги в лодыжках и утонул в удобном матрасе в своем подземном логове, прокручивая в голове события предыдущей ночи. Он все еще мог ярко видеть в своем сознании женщину, которую использовал… и уничтожил. Все еще мог чувствовать ее страх, и от мысли об этом пах наливался тяжестью даже сейчас.

Она стояла возле своего автомобиля на стоянке продуктового магазина, возясь с ключами, ничего не подозревающая и такая заманчивая. Ее полная грудь поднималась и опадала при каждом вздохе, такая добровольная жертва, просто кричащая: «Возьми меня! Выбери меня!»

И Сальваторе быстро ей угодил.

Одним молниеносным броском он оказался рядом с человеком, схватил за руки, разбросав продукты по земле кучками мусора, и перелетел с ней в уединенное место позади здания.

— Пожалуйста, — прошептала женщина испуганным голосом. Слезы отчаяния катились по ее щекам.

Сальваторе облизнул губы, вспоминая, как он на нее зарычал:

— Пожалуйста — что?

Женщина была так же красива, как и глупа. Но этого следовало ожидать, так как все люди были жалкими по сравнению с вампирами. Сальваторе прижал палец к ее губам и шикнул, заставляя замолчать, глядя на нее глазами, которые, как он знал, светились красным.

— Тихо. Ни слова больше! — скомандовал он. — Не двигайся и не произноси ни слова.

Он позволил своим клыкам медленно — для эффекта — удлиниться перед тем, как поднять ее дрожащее запястье ко рту и оцарапать острыми кончиками кожу вдоль вены. Маленькая красная струйка потекла по сливочно-белой коже предплечья, и он быстро слизнул ее своим языком, застонав от изысканного вкуса свежепролитой крови.

— Ммм… — Вампир простонал даже сейчас, беспокойно ерзая на кровати. Он глубоко выдохнул, вспоминая, как проник в ее сознание, прокладывая путь в воспоминаниях, чтобы извлечь ее имя.

Джейн.

О, да, его восхитительный приз звали Джейн.

Он мог бы поклясться, что колени Джейн буквально подкосились. Она покачнулась, испытывая тошноту от вида собственной крови, почти теряя сознание от страха.

Но не упала в обморок.

Она стояла совершенно неподвижно. В гробовом молчании. Как и полагается послушной женщине.

— Хорошая девочка, — впечатленный, пробормотал он.

Он осмотрел ее тонкие черты лица: мягкие губы и светло-голубые глаза, высоко поставленные скулы, придававшие ей внешность модели, — и нахмурился, думая о том, что будет жаль убить ее до того, как он сможет полностью ею насладиться — скажем, по меньшей мере неделю или даже больше, — если сможет так долго не обрюхатить.

Он вздохнул, испытывая укол сожаления: в конце концов, долг есть долг, и время имеет значение — приказ Оскара был убить, а не брать в плен.

Фактически, Оскар Вадовски, новый глава совета темных, дал предельно ясные инструкции:

— Бросьте достаточно тел на улицах Лунной долины, чтобы ужаснуть местных жителей. Создайте кромешный ад в городах, достаточный для того, чтобы разозлить тайные общества охотников на вампиров. Позвольте людям прийти за нашими глупыми врагами — сынами Джейдона, которые живут на поверхности, — в то время как мы, сыны Джегера, будем надежно скрытыми под землей.

Другими словами, они должны были отомстить Наполеану Мондрагону за ущерб, нанесенный колонии.

Сальваторе зарычал, вспоминая жалкого короля дома Джейдона и все, что он сделал дому Джегера, — совершенно унизительное избиение, которое они получили в день, когда он и горстка его воинов пришли спасти принцессу Киопори из логова Сальваторе. В день, когда Маркус Силивази и его команда вырезали пятьдесят детей темных, даже тех маленьких, которые спали в кроватках.

Глубокий рык прокатился по его горлу, желание отомстить возросло, словно поднявшаяся желчь.

Как будто убийства их детей было недостаточно, Наполеан Мондрагон, уходя из колонии, в одиночку уничтожил восемьдесят семь солдат, которые преследовали его в тоннелях. Надменный король использовал силу солнца — под землей, всем на удивление! — чтобы испепелить своих преследователей в сердце их собственного дома, где они были защищены от ожогов!

Сальваторе провел языком по клыкам и заставил память вернуться к более приятным воспоминаниям.

Назад к предыдущей ночи…

Вернуться к Джейн и к тому, как он зарычал на нее, словно дикое животное, когда она попыталась отойти, всхлипывая от боли в запястье.

— Думаешь, что сможешь от меня убежать, женщина?! — прогремел он. Все же она не была такой хорошей девочкой, как показалось вначале.

— Я извиняюсь, — заскулила она как ребенок, явно не понимая значения слова «тихо».

Сальваторе отвесил ей пощечину, от резкого удара из ее рта вылетели слюни вперемежку с кровью.

— Ни слова! — повторил он, прожигая ее суровым взглядом.

Женщина в ужасе закрыла рот обеими руками, стараясь подавить крик, но внезапно ее ноги подкосились, и она упала на колени, дрожа как идиотка. На мгновение Сальваторе просто смотрел на нее — стоящую на коленях в грязи, корчившуюся, словно червь, — но его терпение длилось недолго. Джейн двигалась, хотя он сказал ей застыть на месте. Она говорила, хотя он предупредил ее не издавать ни звука. Всем этим она окончательно вывела его из себя. Вампир был полон решимости наказать ее за дерзость.

Сальваторе засмеялся, думая об этом.

На самом деле это были незначительные нарушения. Но это не имело значения. Вызов есть вызов, а его враги никогда не оставались безнаказанными.

Его губы дрогнули, и он сел на кровать, размышляя о важности этой истины: Наполеан Мондрагон так же не останется безнаказанным. Он не может уйти от наказания. Темные отомстят, а Сальваторе в процессе получит свои политические выгоды. Он отплатит Маркусу Силивази за то, что тот забрал Киопори из его логова. Он ублажит Оскара Вадовски демонстрацией своего превосходного знания темной магии. И он вернет уважение остальных членов совета — тех двух, что стали свидетелями его унизительного падения, — сделав то, чего никогда не делали раньше. Он убьет Наполеана Мондрагона, древнего, до сих пор непобедимого лидера дома Джейдона.

Его план не может не сработать.

Он был слишком хорошо придуман.

Сальваторе заплатил слишком высокую цену, отдав дань темным лордам преисподней за их поддержку в этом деле — демоны помогут ему осуществить его злобную схему. До сих пор они делали это исправно.

Сальваторе выдохнул.

Он потянулся и повел плечами, сбрасывая напряжение. Всему свое время. Все произойдет в свое время.

Он снова вернулся к воспоминаниям о предыдущей ночи, вызывая в воображении восхитительный силуэт: тело корчившейся женщины, все еще стоявшей на коленях, отчаянно пытавшейся отползти.

Затем игра стала веселее.

Сальваторе махнул рукой, развернулся на каблуках и начал уходить, притворяясь, будто закончил с развлечением. Он намеренно дал Джейн маленькую толику надежды, немного времени, она почти поверила, что успеет убежать.

Ха!

Он громко рассмеялся, вспомнив сцену в мельчайших подробностях, то, как чудесно Джейн ему подыграла. Она вскочила на ноги — довольно изящно, стоит отметить, — и рванула прочь с такой целеустремленностью, что это было… ну, шокирующе. И слава ей за такую попытку. Она даже испустила пронзительный вопль, крик о помощи такой отчаянный, что, возможно, он достиг небес.

Но никто, даже Бог не пришел спасти ее.

Сальваторе поднял палец, поднес зазубренный коготь ко рту и порезал свою нижнюю губу, вновь пробуя кровь и вздыхая.

Воспоминание было, безусловно, возбуждающим.

Женщина успела сделать целых пять, чрезвычайно широких шагов, прежде чем Сальваторе ее поймал. Он схватил горсть ее прекрасных, пшеничного цвета волос и дернул обратно к себе. А затем развернул ее к себе за плечи, вцепился в шею и заставил посмотреть ему в лицо.

— Смотри на меня!

Это была властная, возможно, излишне драматичная команда.

Разумеется, он заранее осмотрел все вокруг. Не то чтобы он беспокоился из-за людей, — он всегда мог стереть их воспоминания, если понадобится, — но он должен был быть осторожен из-за сыновей Джейдона, имеющих преимущество над вампирами. Если бы кто-нибудь из них услышал ее вопль, Сальваторе был бы вынужден сражаться. А она вряд ли этого стоила.

Уверенный, что ее крики остались не услышанными, он усилил хватку на ее шее, надежно удерживая под собой, и наклонился, чтобы выпить из вены.

Она впала в истерику, била его руками по груди и поворачивала туловище во все стороны в бешеной попытке вырваться. Все это время ее сердце стучало словно барабан, угрожая взорваться в груди, слезы падали как капли дождя.

Она умоляла о пощаде, полностью поглощенная ужасом.

А потом мгновенно, хотя и бесшумно, под ней образовалась лужа бледной жидкости. Раздраженный — на самом деле он даже испытал отвращение — Сальваторе вытащил свои клыки из ее шеи и быстро сместился в сторону. На нем была пара новых туфель от «Testoni Norvegese»³, не говоря уже о черных льняных брюках за шесть сотен долларов, и последнее, что ему было нужно, чтобы какой-то человечишка помочился на его дорогую одежду.

Он должен был признать, что неспособность женщины контролировать функции организма на самом деле обломила весь кайф. Она почти полностью подавила его желание поиграть.

Почти.

Он вздохнул, размышляя. Если бы он мог запугать Наполеана Мондрагона точно так же! Представьте, что он заставил бы высокомерного короля помочиться на себя самого и умолять сохранить жизнь, прежде чем убил бы его. Тогда это стоило бы всех заклинаний «Кровавого канона»!

Руки Сальваторе медленно сжались в кулаки при одном упоминании о древней книге черной магии. Он обладал «Кровавым каноном» почти восемьсот лет, и темное сокровище было его величайшим приобретением. Его самым ценным сокровищем. Он стиснул зубы. Накари Силивази украл книгу в тот же день, когда Наполеан Мондрагон убил восемьдесят семь воинов из дома Джегера.

На самом деле Накари Силивази, вместе с упрямым тираном Маркусом, убили Валентайна, любимого младшего брата Сальваторе, прежде чем…

«Стоп! — сказал Сальваторе сам себе. — Не думай об этом! Не сейчас»

Он сам удивился от отсутствия жалкой подобии дисциплины. Вампир был слишком на взводе, когда должен был сосредоточиться на настоящем, происходящем здесь и сейчас. Остальные заплатят.

Они все заплатят.

По очереди.

Начиная с их невыносимого короля.

«О, черт с ним!» — зарычал Сальваторе.

Он не будет сдерживать свою ярость! Он не станет контролировать свои мысли! Он примется размышлять о своей ненависти. Подкармливать изнуряющую жажду мести, пока она не превратится в живое дышащее существо, живущее собственной жизнью.

Он продолжит погружаться в сердце черной магии, умолять о помощи темных лордов, чтобы посеять смуту в голове Наполеана, посылая один ночной кошмар за другим, один бесконечный день за другим, вызывая в воображении все более живые образы призрачного видения, которое Наполеан считал своим отцом. Бесполезный ум короля будет настолько искажен виной и смятением, что он даже не сможет понять, что реально, а что — иллюзия.

Наполеан Мондрагон в конечном счете подчинится воле Сальваторе Рафаэля Нистора, так же, как бесполезная человеческая женщина подчинилась его воле прошлой ночью!

Его грудь наполнялась необузданной мощью от этого убеждения, и он вспоминал окончание своего свидания с Джейн, прокручивая в голове каждую притягательную деталь, смакуя воспоминания о каждом драгоценном моменте в последний раз. Он наказал ее за мокрые штаны, медленно вырезая жуткую линию на нежной плоти горла, рассматривая, ожидая, пока кровь стекала по шее, плечу и вдоль выпуклости правой груди. О, как он смаковал вкус, посасывая нежную плоть сосков, пока они медленно увлажнялись кровью. Женщина открыла рот, чтобы закричать от ужаса, но не издала ни звука. Сальваторе украл ее голос и будь он проклят, если его не возбуждали ее молчаливые просьбы.

Он бросил ее на землю, осторожно избегая лужу, которую она сделала в момент слабости, затем сорвал с нее грязную одежду. Глядя в светло-голубые глаза, приблизил свои губы к ее рту и жестко поцеловал — небольшой знак милосердия, так как женщинам нравилось такое, — и затем прокусил ее нижнюю губу своими клыками, чтобы можно было пить из рта, пока он ее трахал.

Соитие было идеальным. Шокирующим, болезненным, безудержным.

Джейн умоляла, чтобы он ее убил, — и мужчина почти прослезился.

— Скоро, любовь моя. Очень скоро, — прошептал он ей на ухо.

Сальваторе вытер пот со лба. Воспоминание, словно оно было реальным, воспламенило его и сейчас вампир был настолько возбужден, что это требовало физического освобождения. Он раздумывал, а не нашлась бы у кого-то из его темных собратьев плененная женщина, но потом понял, что его нужда вышла за рамки того, что может предоставить смертная.

Сальваторе жаждал невероятного накала адреналина, насилия и боли — возбуждающих укусов ядовитых змей, осознания того, что его собственный яд перебил бы их действие, сладкого ощущения гибких чешуек, скользящих по его теплой плоти, это приносило бы ему удовлетворение снова и снова. Он поднялся с кровати и направился к «‎Залу со змеями».

По мере того, как он продвигался по подземным коридорам, его мысли вернулись к Наполеану в последний раз. В самом деле, жалкий король на этот раз умрет. С помощью темного лорда Адемордна Сальваторе Нистор наконец исполнит то, что никакой другой темный был не в силах сделать за последние двадцать восемь сотен лет: Он прекратит жизнь Наполеана Мондрагона. Он наконец-то нашел способ осуществить это. Когда Сальваторе вошел в последний коридор, который привел бы его к собственной эротической фантазии, он ускорил шаг и рассмеялся от великолепия своего плана…

Наполеана Мондрагона по-прежнему будут преследовать бесконечные кошмары.

Замешательство, чувство вины и безумие будут неотступно мучить короля, пока не измотают его. Сальваторе не отступит, пока не сломает его. Пока, наконец, древний больше не сможет вынести своего существования. И затем — когда Наполеан будет в полном отчаянии, замешательстве и совершенно уязвимом состоянии — призрак отца предложит ему выход из безумия, возможность искупить самый большой грех его прошлого. Единственное, о чем не знал его народ.

Постыдный секрет, который темный лорд подземного мира открыл только Сальваторе.

В обмен на освобождение вечно терзаемой души призрака отец Наполеана потребует у сына отдать собственную жизнь. И наконец никому не нужно будет побеждать непобедимого Наполеана — потому что всемогущий король послужит орудием для своей собственной гибели.

Наполеан Мондрагон убьет себя сам.

По команде собственного отца.

Глава 3

Брук сделала большой глоток кофе и швырнула кружку на маленький круглый столик, стоявший в углу кафе.

— Ну, вот тебе и блестящее, многообещающее будущее.

Тиффани смущенно улыбнулась.

— Послушай, Брук. Было не так уж и плохо. На самом деле, я думаю, это была одна из лучших презентаций, которые я когда-либо видела.

Она добавила второй пакетик сливок к своему ванильному «латте».

Брук взглянула на подругу, негодуя на ее жалкую попытку посочувствовать.

— Ага, я описала бы это так: Брук Адамс, восходящая звезда «Праймер» — кстати, одетая в элегантный дымчато-серый костюм, — уверенно выходит в переднюю часть комнаты, привлекает молчаливое внимание всех присутствующих, прочищает горло, поворачивается к экрану с презентацией и… ломает четырехдюймовый каблук, падая прямо на задницу на глазах у всех! — Она бешено махнула рукой. — Но разве она просто восстановила равновесие и привела себя в порядок? Нееет, конечно же, нет. Это было бы слишком просто. Нужно было принять вид полнейшей идиотки: размахивать руками, словно полностью потеряв над собой контроль, затем схватиться за магнитную доску только для того, чтобы прихватить ее с собой и уронить на себя, в довершение ко всему полностью распластавшись на полу с задравшейся до пояса юбкой, чтобы так сказать, поделиться своими… «активами» со всей аудиторией, — Брук схватилась руками за голову. — Ага, я бы сказала, это была та еще презентация.

Тиффани вздохнула, стараясь изо всех сил не рассмеяться. В очередной раз.

— Ой, Брук. Это действительно не было… Я имею в виду… не думаю, что кто-то подумал…

— Подумал о чем? — всхлипнула Брук, ее нижняя губа выпятилась. — Что я была полной идиоткой? Или что из меня получилась бы отличная стриптизерша, если бы все пошло наперекосяк, подобно той презентации?

— Послушай, Брук.

— Красные стринги, черные туфли на каблуках, обнаженная задница в комнате, полной мужчин, — думаю, все вполне очевидно…

Тиффани нахмурилась, ее взгляд смягчился от сострадания.

— Брук, это была случайность. Никто не перестал тебя уважать. На самом деле, все были обеспокоены твоим самочувствием.

Брук взглянула на подругу — на этот раз в ее выражении лица читалась настоящая угроза.

— Стоп. Просто остановись. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что мужчины слегка возбудились, а женщины… — ну, им, вероятно, очень понравилось стать свидетелями моего падения. Извини за невольный каламбур! — Она медленно покачала головой. — О, Боже, просто убей меня прямо здесь и сейчас.

— Брук…

— Ты видела лицо Хэллоуэя! — воскликнула она, повысив голос от волнения. — Его глаза были словно блюдца! Как у пятилетнего ребенка на карнавале! А рот? Тот буквально отвис! Я думаю, Хэллоуэй не знал: смеяться ему, когда он помогал мне встать, или засунуть доллар мне за пояс, — Брук три раза стукнулась головой о столешницу. — Сколько людей вообще вышло из комнаты, только чтобы удержаться от смеха?

Она застонала.

Тиффани покачала головой, изображая неведение.

— Я действительно не заметила никого выходящего из… — Голос у нее затих, прежде чем она смогла завершить ложь.

Сделав глубокий вдох, Брук откинулась на высокую спинку своего деревянного стула и, опустив взгляд, смахнула со стола блестящие крупинки сахара. Потом потерла виски, желая переместиться в другую вселенную.

— Никто не осмелился взглянуть мне в глаза за всю презентацию, Тифф. Я так подавлена! О господи, и зачем я только надела стринги сегодня? Нет, ну, в самом деле? Каковы были шансы случиться чему-то подобному? Когда-либо вообще?

Тиффани мягко взяла Брук за руку. Ее сине-зеленые глаза светились добротой.

— О, милая… да ладно тебе, это был всего лишь… несчастный случай. Очень неудачный момент. Но сказать тебе правду? Презентация была очень, очень хорошей — как только ты встала на ноги, — Она прикусила губу, чтобы снова не рассмеяться.

— Ты имеешь в виду, когда я встала на свои босые ноги? — Брук убрала руку Тиффани и сделала медленный глоток кофе. — Ох, черт, думаю, что сегодня я откинула весь женский прогресс на целый век назад, — Несмотря на изящную попытку пошутить, глаза у нее наполнились слезами. — За всю мою жизнь я никогда не была так унижена. Эта презентация так много для меня значила! — Ее плечи опустились, и она сгорбилась, опустив голову на руки.

Тиффани встала, поспешив к другой стороне стола, села рядом с подругой и смахнула своенравную прядь черных волос с ее лица.

— Послушай меня, Брук… Я серьезно. Послушай!

Брук нахмурилась.

— Что?

— Ты слушаешь?

— Дааа, говори уже.

— Мы с тобой очень хорошо знаем, что презентацию делает важной не то, как она была представлена, а информация, которая в ней содержится. Ты продемонстрировала Хэллоуэю хороший способ заработать много денег и подтвердила это конкретными фактами и цифрами. Ты представила совершенно новый способ мышления, который руководство никогда даже не рассматривало, и, что самое главное, привлекла их внимание.

Тиффани откинулась назад и скрестила руки на груди.

— Ну, случилась с тобой неприятность — и что с того? Деньги решают все, Брук, и презентация это только подтвердила. Насколько я могу судить, ты взяла новаторскую идею, за полчаса ее продала и завернула все в великолепный шелковый бант — а именно, в по-настоящему отличный зад! — Она широко улыбнулась. — Образ «девы в беде» пришелся очень в тему и, честно говоря, в комнате не было ни одного мужчины, который на это бы не купился. А женщины? Ну, к счастью для тебя, Хэллоуэй взял последнее слово. Запомни мои слова: весь этот инцидент в конечном итоге сработает тебе на пользу.

Брук взглянула на подругу из-под рук.

— У тебя самый странный взгляд на вещи, Тифф. Ты действительно думаешь, что у меня все еще есть шанс?

— Да, — решительно ответила Тиффани. — Шутишь, что ли?

Брук немного выпрямилась.

— Подруга, я действительно полагаюсь на это, — Она выдавила вялую улыбку. — По крайней мере, я надеюсь, что Хэллоуэй не использует это против меня.

Тиффани улыбнулась, ее добрые глаза засияли ярче.

— Знаешь, ты умная женщина, но временами действительно тупишь.

Брук нахмурилась.

— Кем является Хэллоуэй? — спросила Тиффани.

Брук наморщила лоб.

— Боссом?

— Кем является Хэллоуэй?

— Генеральным директором?

— Нет! До этого. Помимо этого. Кем является Хэллоуэй?

Брук непонимающе покачала головой.

— Он мужчина, Брук.

Брук закатила глаза.

— Может быть, но очень проницательный мужчина, профессионал, который вряд ли принимает решения на основе первобытного, мужского инстинкта.

— Согласна, — заявила Тиффани. — И, если бы твои идеи и презентация оставляли желать лучшего, тогда не думаю, что тебе как-то помогло бы даже проведи всю презентацию с голым задом. Это не тот случай. И с учетом всего вышеизложенного, у тебя действительно отличный зад.

Брук рассмеялась. Против этого она не могла ничего возразить. Найти положительные моменты в любой неприятной ситуации было в духе Тиффани.

— Я вроде, как согласна.

По крайней мере, она не сверкала ничем, чего должна была стыдиться.

Тиффани улыбнулась.

— Видишь, совсем другой разговор!

Брук вздохнула, чувствуя себя немного лучше. Лишь немного.

— Полагаю, мы должны подождать и посмотреть.

— Поверь мне дорогая, — заверила ее Тиффани. — Тебе не придется долго ждать.

Брук пожала плечами. Скомкала салфетку и бросила ее в большую серую корзину, стоящую позади их столика.

— Я думаю, на сегодня мне хватит кофеина, — Она встала, подошла к мусорному ведру и выбросила свой кофе, осторожно стряхнув крошки от кофейного пирожного со своей юбки, прежде чем вновь повернуться к подруге. — Ну, что, пойдем?

Следуя примеру, Тиффани убралась на своей стороне столика и выбросила мусор.

— Ага. Еще два заседания во второй половине дня, и мы свободны.

Брук съежилась, не желая думать о скорой встрече с коллегами.

— Может, сделаем небольшой перерыв, прежде чем вернемся на конференцию?

Тиффани улыбнулась.

— Конечно. Может, немного осмотрим достопримечательности, прежде чем вернем машину и поднимемся в гостиницу. Здесь довольно рано темнеет, так что давай попробуем посетить все исторические места, пока еще светло.

Брук кивнула. Она достала из сумочки свое расписание и бегло пробежалась глазами.

— У меня все занято с двенадцати до трех, а потом короткий перерыв между заседаниями от трех до пяти. Что у тебя?

Тиффани пожала плечами и придержала дверь для подруги.

— Думаю, у меня в двенадцать заседание вместе с тобой, а потом нужно будет провести семинары на темы: концепция брендинга «Праймер», интеграция в новые системы программного обеспечения, и так далее. В любом случае, мы должны собраться, сесть в такси и быть по дороге в аэропорт не позже шести.

Брук вышла на свежий горный воздух и глубоко вздохнула.

— Надеюсь, никто снова не упомянет… об инциденте, — сказала она.

— Они не станут, — ответила Тиффани почти убедительно. Она потянулась за ключами от арендованного автомобиля. — Ты просто высоко держи голову и ожидай, что случится что-нибудь хорошее. Доверься мне в этом, Брук.

Брук кивнула, и попыталась взглянуть на ситуацию позитивно. До отъезда у них оставалось около семи часов. Она переживет это. В своей жизни ей приходилось сталкиваться с намного худшими вещами. И что в сравнении с этим небольшой конфуз перед коллегами? Брук вздрогнула. Ага, несмотря ни на что, это разочаровывало. Но она все преодолеет. Кроме того, как только она позволила себе позабыть об унижении, поняла, что Тиффани была права: презентация сама по себе была блестящей. Хотя Хэллоуэй и был настоящим эгоистом, он не мог не заметить гениальность ее стратегии.

Заставляя себя выглядеть уверенной, Брук намеренно высоко подняла подбородок, отвела назад плечи и забралась на пассажирское сидение арендованной машины Тиффани.

Им предстояло провести еще несколько часов в Лунной долине. А потом они вернутся назад в Сан-Франциско.

* * *

Наполеан смотрел на высокие, жемчужно-белые потолки в тускло освещенном зале заседаний древнего «Зала правосудия». Фонарь наверху до сих пор использовался для освещения круглого пространства, и приглушенное свечение бросало призрачные тени на окружающие каменные стены, где мужчины собрались, чтобы обсудить действия своих врагов.

Наполеан сделал глубокий вдох и посчитал обратно от десяти до одного, когда почувствовал жизнеутверждающую энергию, наполнившую его легкие. Он одарил Маркуса Силивази суровым взглядом и медленно выдохнул.

— Мальчик просто слишком мал, чтобы присутствовать на собрании воинов, Маркус, — повторил он в третий раз.

— Ерунда, — проворчал Маркус, передвигая улыбающегося младенца на своих коленях и перекладывая в руку обслюнявленную погремушку.

— Ему всего четыре недели, — вновь констатировал Наполеан.

Маркус сверкнул ухмылкой гордого папаши, и Наполеану было приятно наблюдать за редким выражением безусловной радости на лице мужчины, который жил очень трудной жизнью… до недавних пор.

Маркус встретил свою судьбу чуть более месяца назад, она была красивой и сильной спутницей, не говоря уже о том, что являлась небесной представительницей их божественной расы. Возможно поэтому Наполеан позволил дискуссии длиться так долго: мужчина был высоко ценимым древним мастером воином, почти равным Наполеану в доме Джейдона, и супругом небесной принцессы, сестры Ваньи.

— Он самостоятельно сидит, — объяснил Маркус, указывая на прямую — ну, полупрямую — спину мальчика. — И у него хватка гладиатора.

Как будто доказывая свое право остаться, ребенок посмотрел на своего суверена и залепетал.

Наполеан вздохнул. На самом деле маленький Николай Силивази был сильным и резвым — несомненно, ярким и неестественно красивым, даже для вампира, — о чем Маркус непременно напоминал каждому, кто его слушал. Но истина оставалась истиной: он не являлся единственным ребенком, когда-либо рожденным потомками Джейдона, и был гораздо более заинтересован в том, чтобы точить зубки о погремушку, чем в разработке стратегии и организации групп карателей для охоты на темных. А Маркус должен был поскорее спуститься с небес на землю, иначе они бы все потеряли рассудок.

— Не беспокойся. Ты абсолютно в здравом уме! — возразил Маркус, случайно прочитав мысли Наполеана. Тот прорычал едва различимое предупреждение — сознание другого вампира было священным местом, куда нельзя было вторгаться, преднамеренно или нет — на что Маркус просто отмахнулся. Наполеан отступил назад, более чем слегка удивленный фамильярностью, с которой его подданный с ним разговаривал. Весь мир сошел с ума?

— Маркус! Тебе лучше вспомнить свое место, воин, и ты заберешь своего сына домой.

— Милорд… — Мягкий голос прервал обмен репликами, прежде чем ситуация накалилась еще больше. Хотя вряд ли Маркус — или любой другой мужчина в Лунной долине, если на то пошло — посмел бы открыто бросить вызов древнему правителю.

Наполеан вовремя поднял глаза, чтобы увидеть Киопори Демир Силивази, вошедшую в зал и пробиравшуюся по узкому центральному проходу к своему супругу: взгляд целенаправленный, извинение написано на лице.

— Приветствую, — вздохнула она, останавливаясь перед ними. — Как приятно видеть вас сегодня вечером, мой король.

И нежно поцеловала Наполеана в щеку.

Перед его людьми. Перед Маркусом.

Глаза Маркуса вспыхнули красным, и Наполеан мысленно застонал. Действительно, это была инстинктивная мужская реакция, которую Маркус — или любой другой вампир мужского пола, если на то пошло — вряд ли бы смог сдержать. Они были собственниками, мягко говоря… Тем не менее, полная воинов комната оживилась, все наблюдали с интересом или даже с неким весельем, как Наполеан зашипел себе под нос, предупреждая Маркуса, чтобы тот себя контролировал.

Действительно мир слетел с катушек.

— Пожалуйста, простите, — продолжила Киопори, казалось, совсем не обеспокоенная уже неприкрытым проявлением доминирования и агрессии. — Я попросила Маркуса посидеть днем с Николаем, пока занималась покупками. Боюсь, я забыла о времени.

— И отказалась отвечать на мои звонки! — рявкнул Маркус, изображая раздражение.

— Послушай, Маркус, — произнесла Киопори нежным уговаривающим голосом.

— Даже не проси меня! — отрезал он. — Ты также не отвечала на мой мысленный зов, женщина. Это неприемлемо.

Киопори разразилась беззаботным мелодичным смехом и улыбнулась.

— О, прекрати роптать, воин. Ты еще легко отделался. Кроме того, иногда женщине нужно провести немного времени наедине.

С этими словами она потянулась и забрала ребенка, который немедленно начал трясти ручками и ножками, возбужденно приветствуя объятия матери.

Наполеан почувствовал обмен энергией между супругами и понял, что они заканчивали свой разговор мысленно.

Он не имел ни малейшего желания вмешиваться — Киопори была, пожалуй, единственным вампиром в долине, который действительно подходил Маркусу Силивази и его вечно бросающей вызов правилам поведения личности. За словом в карман она не лезла.

После того, как энергия рассеялась, Наполеан кивнул Киопори, выражая свое понимание. После двадцати восьми сотен лет он не обладал бесконечным терпением — и порядок, который он поддерживал в доме Джейдона, не был пустяком — однако, он питал безнадежную слабость к выжившим дочерям короля Сакариаса, и не было никакого смысла отрицать это. На самом деле, после стольких лет веры в то, что женщины их расы перестали существовать, все мужчины в доме Джейдона заботились о принцессах с бесконечным уважением и трепетом. По-прежнему трудно было поверить, что две женщины пережили то страшное время.

Наполеан моргнул, и его мысли вернулись в настоящее время.

— Конечно, я все понимаю, принцесса. Спасибо, что пришли за Николаем.

— Конечно, — Киопори мягко коснулась руки Наполеана и в комнате повисла тишина.

Мало кто мог так запросто дотронуться до Наполеана.

Мало кто из его подданных позволял себе подобные вольности с самым древним и грозным представителем их вида. И стать свидетелями такой простой — но в тоже время мощной — связи с их лидером слегка будоражило. В самом деле, принцесса редко сторонилась короля.

Маркус не выдержал.

Низкое, утробное рычание вырвалось из его груди, и Наполеан инстинктивно обнажил смертоносные клыки. Это была ясная, недвусмысленная угроза — ярко выраженная, однозначная демонстрация господства. Обычно Наполеан находил смешной, даже восхитительной, собственническую опеку своих мужчин, но никто не смел бросать ему вызов, угрожать или поправлять перед собранием воинов. Никто, даже Маркус.

Даже если тот просто не мог совладать с собой.

— Благословенная Андромеда, — вздохнула Киопори, закатив глаза. — Мы с Ваньей должны немедленно разработать заклинание, уменьшающее уровень тестостерона. Где-нибудь в закромах, наверное, завалялось одно такое…

Ее голос затих.

Наполеан улыбнулся.

А Маркус прорычал:

— Иди домой, женщина. Мы тут обсуждаем важные вещи.

Киопори стукнула его по руке, и к ее чести стоит отметить, не стала потирать ушибленные костяшки.

— Не испытывай свою удачу, воин, — напомнила она мягко, все еще улыбаясь. Затем развернулась, наклонилась и звонко поцеловала Маркуса в губы, прежде чем выйти из помещения с Николаем на руках.

Лицо Маркуса осталось строгим, но Наполеан мог поклясться, что увидел, как уголок рта у того приподнялся в улыбке. Это было хорошо — очень хорошо. Все было в порядке с семьей Силивази, впервые за долгие годы.

Возвращаясь к собравшимся, Наполеан скрестил руки и осмотрел воинов. Мужчины быстро посерьезнели.

— Если больше нет никаких помех, — сказал Наполеан, — тогда я бы хотел вернуться к теме собрания. Рамзи, ты подготовил отчет, что я просил?

Рамзи Олару оттолкнулся от большой колонны, на которую опирался, и медленно вытащил соломинку изо рта. Он вышел в центр комнаты и повертел головой из стороны в сторону, разминая шею, чтобы снять напряжение. Его холодные, расчетливые глаза смотрели прямо перед собой.

Страж, ростом шесть футов пять дюймов⁴, обладал яростной комбинацией плотно сжатой энергии и едва сдерживаемой агрессии в своем наиболее расслабленном состоянии. Выражение его лица было полной противоположностью тому, как он выглядел. Фактически, у него было лицо модели из мужского журнала «GQ»⁵. Очень большой, опасной, несколько нестандартной модели. Хотя кто-то мог утверждать, что в детстве Рамзи что-то пошло не так — возможно, у него был тяжелый период во время учебы в университете. Массивные плечи стража контрастировали с ниспадающими до подбородка светло-русыми волосами, которые он поддерживал в безупречной конической стрижке. Тело с крепкими мышцами было покрыто гладкой как у ребенка кожей, которая оставалась постоянно загорелой, хотя он не прилагал к этому никаких усилий. И хотя женщины могли падать в обморок при виде его достаточно чувственного рта, каждый воин в Лунной долине знал, что парень, не глядя, мог оторвать голову одними зубами. В Рамзи Олару не было ничего мягкого или нежного — и он вовсе не был хрупкой моделью из журналов.

— Добрый вечер, милорд, — протянул Рамзи, повернувшись лицом к другим воинам.

Наполеан кивнул и отошел в сторону, стараясь не упускать Рамзи из виду. Каждый из трех стражей долины был до смерти лоялен ему, но поворачиваться спиной к дикому тигру просто-напросто шло против инстинктов.

Рамзи поставил одну ногу на сиденье ближайшего стула, положил локоть на колено и взглянул на записи, которые держал в руке.

— Есть кое-какая статистика, — отметил он, его брови приподнялись, а лицо стало совершенно серьезным. — На основе схем, нарисованных Маркусом, Сантосом и Натаниэлем, мы можем сделать вывод, что, по крайней мере, полторы тысячи наших темных братьев проживают под Лунной долиной.

Кто-то присвистнул, и несколько воинов заерзали на своих местах. В результате похищения Сальваторе Нистором принцессы Киопори выяснилось, что существовала подземная колония темных, и это стало шоком для всех. Столетиями сыны Джейдона верили, что их темные братья были разбросаны по свету, вели кочевой образ жизни и проживали свой век в пещерах, что оказалось очень далеко от истины. И теперь, когда темных обнаружили, те мстили, создавая хаос в местных городах и деревеньках.

— С тех пор как мы спасли принцессу, было совершено по меньшей мере семь убийств — и это только в течение последних тридцати дней.

Маркус Силивази сжимал и разжимал кулаки, Наполеан ободряюще ему кивнул.

«У тебя будет возможность отомстить, воин», — Король говорил по конфиденциальной линии ментальной связи. — «Мы все отомстим», — Он ненадолго смотрел в глаза Маркусу, прежде чем снова повернуться к Рамзи.

— И ты считаешь, что у этих убийств есть цель: посеять страх среди людей и направить подозрение на нас, живущих на поверхности, — тех, кто ходит под солнцем?

— Мы так считаем, — кивнул Рамзи.

— Или они творят такое лишь ради забавы, — добавил Натаниэль Силивази из дальней части комнаты.

Наполеан сложил пальцы домиком и приложил палец к губам.

— И насколько ситуация сейчас под контролем?

Саксон Олару, брат-близнец Рамзи и еще один из трех стражей, встал и склонил голову в знак уважения.

— Говори свободно, — призвал Наполеан.

Саксон по очереди встретился взглядом с каждым мужчиной.

— Новые бригады работают очень хорошо, — Он указал на высокого мужчину с по-военному короткой стрижкой, сидящего рядом с Кейгеном Силивази. — Наши команды следопытов и медиков добираются до мест убийства и анализируют улики — время смерти, вид травм, и т. д. — достаточно быстро, обычно до того, как люди находят тела. Но в тех редких случаях, когда мы не успеваем прийти первыми, наши бригады по зачистке контролируют место преступления, стирая воспоминания местных представителей власти и беря под контроль ситуацию менее чем за двенадцать часов… максимум. После того как тела сожжены и ДНК извлечены, наши маги взаимодействуют с их семьями и друзьями: они создают новые сценарии, объясняющие смерти, добавляют воспоминания о похоронах, соответствующие истории, все что необходимо. Так что нам не угрожает эпидемия пропавших людей. Но я должен сказать, что это самая трудная и затратная часть: ростки жизни, подобно ветвям дерева, касаются десятков других, расходятся в сложную корневую систему. Много времени и энергии уходит на то, чтобы избавиться от всех основных взаимосвязей одного человека: лучшие друзья, семья, возлюбленные, учителя… те, кто будут беспокоиться и могут создать проблемы, — Саксон взглянул на Накари Силивази, сидевшего рядом со своим братом Натаниэлем и слушающего с напряженным вниманием. — В настоящий момент для магов — это полный рабочий день, и так не может продолжаться вечно.

Наполеан проследил за взглядом Саксона.

— Накари?

Самый младший из братьев Силивази и единственный мастер маг, присутствующий на собрании, встал.

— Можешь что-нибудь добавить? — спросил Наполеан.

Накари слегка склонил голову в знак признательности и уважения к королю, и глубоко вздохнул.

— Саксон прав, но дело не только в том, что это немного утомительно — я не думаю, что кто-либо из практикующих магов на это пожалуется. Настоящей проблемой становится уязвимость, появляющаяся в результате. Это риск, которому подвергается наше общество в целом.

Наполеан знал, что Накари имел в виду. Энергетические затраты на замену воспоминаний были выше, чем на то, чтобы их просто стереть. Такое искусство требовало от вампира взять кровь у каждого человека, чьи воспоминания нужно было изменить, и чем больше крови брал маг, тем больше случайной энергии поглощал от ее хозяина. Мастер маг должен был постоянно поддерживать свои потоки в идеальном унисоне со вселенной, чтобы творить магию по своему желанию. Если энергия мастера слишком часто подвергалась угрозе, в любой момент он мог бы оказаться не в состоянии выполнить гораздо более важную работу, которая от него могла потребоваться. Другими словами, магия требовала настройки, настройка требовала чистой божественной энергии, а чистая божественная энергия требовала уравновешенного мага. Потребление крови десятков испуганных, запутавшихся и, возможно, скорбящих людей изменяло этот баланс. И тем самым изменяло мага.

Наполеан начал ходить взад и вперед по комнате, размышляя над дилеммой.

— Накари, объясни, что происходит, остальным воинам.

Накари кивнул. Когда он начал говорить, густые темные волосы, что было характерно для всех братьев Силивази, упали ему на лицо.

— Как пожелаете, милорд, — Он повернулся к другим мужчинам. — Всякий раз, когда маг пытается изменить сложные воспоминания…

Как только молодой маг принялся объяснять, его слова и очертания начали расплываться.

Это выглядело, как будто комната стала сценой из 3D фильма, а оператор неожиданно задвинул объектив и уменьшил картинку.

А затем более маленькая картинка начала превращаться в странный, тревожный кадр, содержащий тень фигуры человека: древней сущности, что умерла более двадцати восьми сотен лет назад, — отца Наполеана, Себастьяна Мондрагона.

Наполеан проглотил удивленный возглас, надеясь скрыть свою тревогу, вызванную необъяснимым появлением призрака в комнате. Похожие видения слишком часто посещали его в последнее время, и вампир начал гадать, не страдает ли от какого-то истощения или паранойи, не начали ли прожитые годы деформировать его сознание.

Король все еще мог краем глаза видеть говорящего Накари и всех мужчин, которые сосредоточились на молодом вампире, тщательно подбиравшем слова. Похоже, что никто не замечал темного импозантного мужчину в глубине комнаты.

«Отец?» — Наполеан попытался мысленно заговорить с мужчиной.

Тень быстро повернула голову сердитым волнообразным движением, впиваясь глазами в своего сына.

«Да», — ответила она.

Наполеан сделал шаг назад.

«Сын…» — заговорило снова существо.

Наполеан быстро заморгал, стараясь избавиться от видения, но мужчина по-прежнему стоял там, выглядя молодым и живым, точно таким же, каким он видел своего отца в последний раз. Прямо перед тем, как тот был обезглавлен.

Наполеан проглотил комок в горле.

«Неужели это и вправду ты?»

Существо рассмеялось.

«Почему ты позволил темному принцу меня убить, Наполеан? Разве я не был хорошим отцом? Ты хотя бы пытался спасти меня?»

Наполеан был совершенно ошеломлен этими словами, и ему потребовалось время, чтобы ответить.

«Я… Мне было всего десять лет, отец.

«Ты был Мондрагоном, сын! Будущим лидером нашего народа! Так многому мне нужно было научить тебя — столько жизни оставалось прожить — а ты стоял, как испуганный ребенок… и смотрел, как я умирал!»

Наполеан был поражен.

«Я не смотрел. Я не… знал. Я не понимал».

Высокий мужчина медленно покачал головой и опустил глаза, его лицо выказывало мрачное разочарование.

Наполеан тяжело сглотнул, сердце его сжалось, ощущая пустоту в груди. Он должен был заставить своего отца понять. Он должен был убедить его.

«Я не мог спасти тебя, отец. Я был слишком далеко. Это случилось так быстро».

Себастьян поднял руку, чтобы остановить речь Наполеана.

«Думаешь, ты единственный чувствовал страх в тот момент? Единственный, кто страдал в тот роковой день?»

Наполеан почувствовал, как воздух покинул его грудь.

«Нет — конечно, нет».

— Нет! — Он не понимал, что произнес это уже вслух.

Себастьян поднял голову и улыбнулся, а затем выражение его лица затуманилось.

«О, сын, как я сожалел о твоей слабости в тот роковой момент, оплакивал мужество, которого у тебя не было. Хотел знать, когда я упустил это в тебе».

Наполеан отступил назад.

— Милорд, — Кто-то произнес его титул.

«Разве я не учил тебя жить по традициям нашего народа, не учил быть воином? — продолжал отец. — После стольких лет обучения искусству боя, противостояние врагу должно было быть твоим первым действием, даже в десять лет».

— Нет! — заспорил Наполеан. — Ты… ты хотел, чтобы я убежал… когда все началось… ты сказал мне…

«О, Наполеан…» — Образ отца дрогнул, замерцал. — «Я хотел жить, сын!»

И затем он просто исчез из поля зрения, его голос — и разочарование — прозвучали в зале эхом, словно плач призрака.

— Милорд, — Похоже, голос принадлежал Маркусу Силивази, но Наполеан уже не мог прервать спор с отцом, чтобы переключиться на что-либо другое.

— Подожди! — закричал Наполеан. Он шагнул вперед. — Отец?

— Милорд! — На этот раз Маркус Силивази потянулся и схватил Наполеана за руку; затем так же быстро ее отпустил.

Пораженный, Наполеан повернулся к Маркусу. Лицо было мертвенно-бледным, а брови нахмуренными. Он быстро заморгал, глядя на древнего воина.

— Наполеан?

Рамзи встал рядом с Маркусом и протянул руку в успокаивающем жесте. Потом положил ее на плечо Наполеана.

Наполеан отступил.

— Не надо! — отмахнулся он от них. — Я в порядке, — пробормотал он, стараясь побыстрее вернуть себе самообладание. — Я в порядке.

Его глаза скользнули по комнате. В зале царила мертвая тишина, и осознание того, что он только что делал — разговаривал вслух со своим мертвым отцом — было таким же огорчающим, как и выражение тревоги на лицах его воинов.

Все глаза замерли на нем. За исключением глаз одного вампира…

Накари Силивази пристально смотрел на дальнюю часть комнаты, разглядывая пустое пространство, где только что стоял призрак отца Наполеана, едва различимая настороженность читалась в его взоре.

Маг тоже что-то видел.

Только что — Наполеан почти боялся спросить.

Почти.

Боги, он надеялся, что Накари не слышал слова отца, но он должен был узнать в чем дело. Не было смысла избегать этого.

«Ты что-то слышал, Накари?» — заговорил он по закрытой линии мысленной связи, его ментальный голос звучал сурово и твердо — негласная команда отвечать правдиво, независимо от того, чтобы это ни было.

«Нет», — быстро ответил Накари — пожалуй, слишком быстро. И хотя, казалось, что он отвечал честно, в его голосе слышалась некоторая нерешительность, а насыщенно-зеленые глаза потемнели от напряженности.

Наполеан вздохнул. Он должен был преодолеть это.

— Желаешь высказаться, Накари?

Он сказал достаточно громко, так, чтобы могли услышать остальные. Если что-то обнаружится, это должно произойти здесь и сейчас. Он бы предпочел пойти в наступление, чем ожидать подвоха после. Хотел услышать, стал или нет младший Силивази свидетелем его позора.

Накари молчал, словно целую вечность, а затем медленно покачал головой.

— Нет, милорд.

Но в глазах мага светилось странное любопытство, виднелась более глубокая мудрость.

Читался вопрос, на который у него не было ответа.

Накари мог не видеть Себастьяна, но он что-то почувствовал.

— Что происходит, милорд? — спросил Рамзи голосом, тревожным от беспокойства.

Наполеан покачал головой и поднял руку.

— Все закончилось, — сказал он. И на этом все. Никто больше не спросит об этом.

Рамзи и Маркус обменялись любопытными взглядами, но никто не проронил ни слова.

— Итак, — сказал Наполеан, прочищая горло и резко меняя тему разговора. — Я бы хотел, чтобы были созданы пять команд воинов, которые отправятся в местные города на охоту. Если темные решат полезть на рожон, продолжая убийства, мы будем там, чтобы их встретить, — Он повернулся к Кейгену. — Мастер целитель, есть сведения, что еще один человек был найден: тело принадлежит женщине, ее изнасиловали и высушили за углом продуктового магазина в Сильвертон-Парке. Останки находятся в подвале коттеджа для исследования и сожжения. Я бы хотел встретиться там с тобой сегодня вечером — хочу увидеть своими глазами, что было сделано.

Кейген кивнул.

Наполеан обратился к Накари.

— Мастер маг, ты лично встретишься с семьей этой жертвы. Пока у нас не будет лучшего варианта, замена воспоминаний по-прежнему необходима. Я сообщил о нашей ситуации высшему совету в Румынии, братству магов, и они разделяют твою озабоченность. Если мы не сможем найти адекватное решение проблемы энергетического дисбаланса, они могут, по крайней мере, прислать еще мастеров магов для помощи, пока кризис не закончится.

Накари кивнул и сел на свое место.

— Как пожелаете.

— Очень хорошо, — продолжил Наполеан, глядя на других мужчин в комнате, — если будет возможность поймать одного из темных живым, сделайте это. Однако, с сегодняшнего дня наша цель — их полное уничтожение. Если мы не можем уничтожить подземную колонию без значительного риска для Земли, ее человеческих обитателей или нашего образа жизни, мы, по крайней мере, сможем уничтожать их по одному, — Он повернулся к Маркусу, который по-прежнему стоял перед ним. — Маркус, вы с Рамзи проследите за тренировками охотничьих команд. Разделите командование тактическими подразделениями и скорректируете стратегию, если будет необходимость.

Маркус кивнул и повернулся к Рамзи.

— Ты можешь немного задержаться после собрания? Я бы хотел пройтись по некоторым неоговоренным деталям.

Рамзи согласился и неохотно вернулся на свое место, его холодные, расчетливые глаза напоследок окинули Наполеана опасливым взглядом, прежде чем вампир отвернулся.

Наполеан расправил плечи и поднял подбородок.

— Если это все, собрание закончено.

Словно хорошо отрепетированным движением, каждый воин сделал шаг назад левой ногой и положил правую руку на сердце. Все глаза оставались опущенными в знак уважения, пока Наполеан не покинул комнату.

* * *

С чувством облегчения от того, что покинул душное помещение и наконец-то закончил собрание, Наполеан немедленно направился к двери, которая вела к его дому.

«Что, черт возьми, только что произошло?»

Он потянулся к украшенной металлической ручке двери, и медленно выдохнул, вспоминая взгляд Накари Силивази. Мужчина ответил ему честно, и продемонстрировал должное уважение, но Наполеан знал, как работает аналитический ум мага. Накари мог не видеть или не слышать Себастьяна ясно, но почувствовал блуждающую энергию, и он не прекратит прокручивать это в своей голове, пока не сложит дважды два вместе.

«Звездные боги, это могло означать только одно», — подумал Наполеан. Изображение, которое он видел, было реальным.

Каким бы невозможным это ни казалось, каким-то образом отец, которого воин не смог спасти в тот ужасный день, когда сыны Джейдона и Джегера были прокляты, вернулся.

И ему было очень стыдно за трусость Наполеана.

Король склонил голову от позора. Почтенные боги, неужели он, в самом деле, был виновен в смерти любимого отца?

Глава 4

Брук была уже готова ехать в аэропорт, она бросила свой чемодан в багажник такси и плюхнулась на заднее сидение к Тиффани. День выдался лучше, чем ожидалось, и фактически ежегодная конференция прошла успешно.

Она попыталась удобнее устроиться на жестком виниловом сидении для долгой поездки до международного аэропорта Денвера. Их самолет улетал в одиннадцать следующего утра, так что им пришлось бы провести эту ночь в гостинице рядом с аэропортом. Но Брук была не против. Вид из окна в это время года восхищал: множество красно-коричневых, цвета ржавчины, и желтых листьев пятнами украшали пейзаж, а заросли осины и вечнозеленых деревьев выстроились вдоль узкой горной дороги, ведущей вниз с перевала.

Поездка станет в некотором роде подарком, мягким напоминанием о силе и невозмутимой красоте природы, а также ее скромном месте в мировом порядке вещей.

Брук нравилось такое напоминание.

Так было проще примириться с прошлым и всей болью, с которой ей приходилось жить, когда она решила преодолеть свой страх. Когда напоминала себе, что в этой жизни есть чудо и некий замысел, особая цель, которая выходила за рамки обстоятельств рождения.

Брук глядела из окна такси на возвышавшиеся вокруг горы и восторгалась великолепными пиками, покрытыми снегом, а также их обширными подножьями, густо заросшими соснами. Невозможно было сомневаться в силе вселенной, что окружала ее. Она могла это чувствовать, так же как и видеть, и осознание — возможность — такого величия давало ей надежду в собственной жизни.

Вздохнув, Брук похлопала Тиффани по бедру и ободряюще улыбнулась лучшей подруге.

— В конце концов, неделя закончилась хорошо, да?

Тиффани по-дружески хлопнула ее по спине.

— Я тоже так думаю.

Подруга отвернулась к своему окну.

Они были знакомы друг с другом очень давно, поэтому Брук знала, что Тиффани научилась различать ее тихое, созерцательное настроение. Она просто принимала ее внезапные приступы молчания или самоанализа, и находилась рядом, не пытаясь заполнить тишину лишними разговорами. Брук ценила эти качества безмерно.

Как только такси покатилось по длинной, извилистой подъездной дороге, Брук удовлетворенно вздохнула.

* * *

Наполеан стоял на краю дороги у гостиницы «Темная луна», ожидая, когда проедут несколько арендованных машин и такси. Прозрачное озеро переливалось в лунном свете за спиной, когда Наполеан думал о теле человеческой женщины, которое собирался осмотреть, и обо всем, что это значило для его вида: нескончаемые проблемы из-за темных братьев. Он настолько затерялся в своих мыслях, что едва заметил, как небо над ним потемнело, а луна засияла над линией горизонта.

Он инстинктивно взглянул вверх.

Действительно, луна странно поблескивала и меняла цвет от ярко белого до нежного оттенка пыльно-розового. Желудок Наполеана совершил странное сальто, а пульс участился, когда неосознанная уверенность зародилась в его теле прежде, чем мысль дошла до разума.

Пыльно-розовый цвет становился все насыщенней.

Делался темнее. Намного темнее. Превращался в глубокий бордово-красный.

Было ли это природным явлением, или Наполеан на самом деле наблюдал начало «Кровавой луны», древнего знамения, которое предупреждало мужчин из дома Джейдона о приближении их судьбы — единственной человеческой женщины, избранной богами, чтобы стать супругой вампира?

Наполеан отгородился от окружающего мира. Он закрыл глаза и послал вовне все свои чувства, усиленные и настороженные. Он был правителем дома Джейдона, единственный оставшийся в живых мужчина со времен «Кровавого проклятия». И как король он чувствовал каждую жизнь, каждое биение сердец своих подданных. Он испробовал кровь каждого ребенка, мастера, воина, целителя, судьи и мага, живущего в Лунной долине, и поэтому знал близко каждого. Настолько, что мог различать даже их ДНК.

Наполеан воззвал к каждому из мужчин своего рода. Попытался прочитать энергетический отпечаток луны, но ничего не прояснилось.

«Странно», — подумал он, открывая глаза. Взглянул на небо. Если бы это действительно было знамение, то звезды бы сформировали созвездие, к которому принадлежал избранный.

В ожидании он смотрел, как темный холст начал приобретать форму, и одна за другой блестящие звезды принялись сплетаться в запутанный рисунок, отвечая на волю небесных богов. Двадцать восемь сотен лет это явление не переставало его удивлять. Очаровывать.

И вдруг Наполеан резко вздохнул, не веря своим глазам. Волосы на затылке встали дыбом, а сердце чаще забилось в груди, даже во рту пересохло. Этого не могло быть.

Этого просто не могло быть!

Такого никогда не случалось раньше, и насколько ему было известно, такое никогда не должно было случиться. Наполеан был исключением из «Кровавого проклятия», по крайней мере, он пришел к такому выводу. После стольких лет желания, ожидания, надежды. После того как он нашел принцессу Ванью и понял, что не может действовать на основании своих глубоких чувств к истинной небесной женщине, Наполеан убедил себя, что ему предопределено оставаться лишь лидером дома Джейдона.

Он был обречен на одиночество. Навеки.

Его кровь вскипела, когда звезды окончательно выстроились, и неизбежность увиденного дошла до разума, хотя он до конца не мог в это поверить.

Андромеда.

Собственное созвездие Наполеана Мондрагона сияло так же ярко, как и полуденное солнце среди ясного неба, светясь самыми красивыми оттенками красного, какие он только видел. «Кровавая луна», что появилась в небе над его головой, принадлежала ему.

Наполеан непроизвольно огляделся. Его зрение стало еще острее, пока он осматривал окружающую местность. Кем она была? Они уже встречались раньше?

Где она находилась?

И в этот миг лунный свет, подобно лучу прожектора, пронизывающего темную сцену, превратился в узкий конус и осветил заднее сидение такси, медленно выезжающего из гостиницы «Темная луна». Медленно увозя ее из Лунной долины.

Время остановилось.

Наполеан должен был действовать быстро, но вокруг сновали люди. Его рука рефлекторно потянулась ко рту в попытке прикрыть, сдержать удлинившиеся клыки — первобытный инстинкт, который быстро нарастал в нем.

Его внутренний голос кричал: «Заяви на нее свои права, возьми ее, останови ее! Сейчас же».

Он переместил свой вес на пятки, приготовившись сорваться с места в одно мгновение, одновременно посылая властный мысленный приказ своим стражам: Рамзи и Сантосу Олару.

«Воины, вы должны немедленно прибыть во двор гостиницы! Мне нужна ваша помощь с людьми».

Ему потребуется их помощь не только для поддержания порядка — учитывая то, что должно произойти — но и для того, чтобы стереть воспоминания очевидцев, не теряя контроль над ситуацией.

В конце концов, у него была одна единственная цель, один неотложный приказ — заявить права на свою супругу и доставить ее в безопасное место как можно скорее. Вся его жизнь зависела от этого, так же как и благополучие дома Джейдона. Эта «Кровавая луна» не походила ни на одну другую. Не было места для ошибки, не было времени для любезностей.

Он — король вампиров, и его королева станет самым желанным призом для его врагов.

«Мы видим небо, милорд, — глубокий, хриплый голос Рамзи проник в мысли Наполеана. — В таком случае это правда — ваша судьба наконец-то появилась. Делайте, что должны, мы вас прикроем».

Еще до того как воин договорил, Рамзи материализовался во дворе. Высокий, сильный и гордый. Его брат Сантос тут же появился позади него. Воины молча кивнули Наполеану, и он ответил им тем же.

Глубоко вдохнув, вампир пролетел расстояние до такси, приземлившись в опасной близости от машины в тот самый момент, когда она начала набирать скорость. Водитель резко ударил по тормозам, вывернул руль в сторону, стараясь не сбить взявшегося из ниоткуда человека. Наполеан положил руки на капот автомобиля, заставляя его мгновенно остановиться, и, к сожалению, оставляя вмятины на металле размером с ладони.

Это не имело никакого значения.

Его глаза, подобно лучам лазера, сфокусировались на заднем сидении такси, где он увидел двух женщин: худощавую, хорошо одетую блондинку и высокую брюнетку с завораживающими синими глазами. Взгляд упал на их левые руки, молниеносно сканируя запястья…

Оно было здесь. Андромеда.

Святые небесные создания, этого просто не могло быть!

Каждая замысловатая линия древнего созвездия оставила неизгладимый след на запястье брюнетки, рассматривавшей свою поднятую руку с удивлением и ужасом.

Великие боги, неужели это происходило на самом деле?

Брюнетка посмотрела вверх и встретилась глазами с Наполеаном через лобовое стекло машины, тогда же ее разум начал осознавать, что случилось с такси. Инстинктивно она потянулась и заперла дверь, приказав другой женщине сделать то же самое. Когда Наполеан обогнул машину, ее рот приоткрылся, и она отпрянула от окна, прижавшись к подруге.

«Боги, это ужасно, — подумал он. — Что за способ встретить свою судьбу?»

Люди начали собираться вокруг, таращась на произошедшее, указывая на вмятины на машине и перешептываясь. Высокий, широкоплечий мужчина быстро направился в сторону творившегося хаоса, приказывая Наполеану оставить женщин в покое. Но Сантос его быстро перехватил и отправил в другом направлении, просто хлопнув по плечу и сделав мысленное внушение. Наполеан тряхнул головой, избавляясь от лишних мыслей.

В настоящий момент окружающие люди — не его забота. Только эта женщина. Однако судя по ужасу на ее лице, она не собиралась отвечать на вежливый стук в дверь.

Наполеан сделал глубокий вдох, проскользнул к той стороне такси, где сидела женщина, потянулся к ручке и распахнул дверь, стараясь не сорвать ее с петель.

Ему это не удалось.

Женщина вскрикнула от испуга. А затем дико замахала руками, пятясь от него, словно бежала по невидимой дорожке. Он мог слышать, как ее сердце громыхало в груди сродни звуку бас-барабана, доносившегося из пятьсот ватного усилителя.

— Иди ко мне, — позвал он, протягивая руку.

Он не был уверен, чем был ее ответ: визгом, криком или рычанием, — но вполне уловил суть: «Нет!»

— Пожалуйста, — прошептала она, великолепные синие глаза женщины стали влажными от подступивших слез паники, — заберите наши деньги. Нам не нужны никакие проблемы. Просто возьмите, что хотите и уйдите. Оставьте нас в покое.

Верхняя губа Наполеана дернулась, демонстрируя кончики клыков, и он почувствовал жар в глазах, осознавая, что они светились красным. Вампир едва мог говорить.

— Идем или я заберу тебя силой.

Его голос был низким и властным, лишая женщину возможности сопротивляться. Он был древним. Его силе не было равных даже среди вампиров. И зная это, Наполеан попытался смягчиться. Она не могла унять дрожь, когда начала поспешно придвигаться к двери, тело предало ее волю.

— Брук! Что ты делаешь? Отойди от двери!

Блондинка схватила подругу за руку и дернула назад, потянув обратно в салон.

— Убирайся! — накричала она на Наполеана, сине-зеленые глаза пылали с вызовом. — Оставь нас в покое!

Дверь с другой стороны такси распахнулась, Сантос положил руку на плечо блондинки. Ее голова упала на бок, а глаза закрылись. Вампир аккуратно уложил ее на сидение. Женщина уже крепко спала.

Брюнетка жутко закричала, когда ее подруга внезапно умолкла. Откинувшись назад, она пнула Наполеана, не переставая звать на помощь.

Черт.

Вокруг было слишком много народу.

— Тссс, — прошептал он. — Я не собираюсь причинять тебе вред. Пойдем.

Он снова потянул ее к себе. И женщина вышла из такси, словно запрограммированный робот. Ее глаза стали огромными, словно блюдца, когда она потеряла способность сопротивляться его голосу.

Наполеан замер, когда смог ее рассмотреть.

Она была прекрасна.

Просто сногсшибательна.

Длинные до плеч волосы цвета черного дерева казались шелковыми. Невероятно густые и прямые словно стрелы, они были подстрижены по последней моде: прядки спереди были немного длиннее, чем сзади, — таким образом подчеркивая ее потрясающие черты лица. А глаза умопомрачительного синего цвета блестели, словно сапфиры невероятной глубины. Эта женщина не была ни простой, ни поверхностной. Она многое пережила за свою жизнь, и, несмотря на страх, в ее взгляде читалась мудрость и острый ум.

Наполеан вытянул руку, чтобы прикоснуться к ней. Он ничего не мог с собой поделать.

— Я — Наполеан, — произнес он, пропуская между пальцев прядки ее волос. — Как ваше имя, миледи?

Брук судорожно сглотнула и моргнула, словно выходя из транса.

Когда она отказалась отвечать, Наполеан мягко подтолкнул ее сознание.

— Брук, — прошептала она.

Наполеан закрыл глаза и повторил ее имя словно молитву:

— Брук.

Брук.

Наполеан открыл глаза в тот момент, когда Рамзи остановился позади них в черном внедорожнике «Toyota Land Cruiser» Наполеана. Он заговорил низким, успокаивающим голосом.

— Брук, сейчас ты пойдешь со мной, и в ближайшее время тебе все объяснят.

Он наклонился к ее уху и произнес мягкое, но властное внушение:

— Пожалуйста, знай, что я тебя не обижу.

Потрясающая женщина — Брук — покачнулась. Ее лицо побледнело, и Наполеан был вынужден поддержать ее.

— Расслабьтесь, миледи, — промурлыкал он, крепко беря ее под руку.

А затем быстро повел к своей машине.

Глава 5

По мере того, как «Land Cruiser» проезжал по все более узким и крутым грунтовым дорогам, Брук отодвигалась как можно дальше, вжимаясь в холодную жесткую кожу бежевого сидения.

Ночь становилась все темнее и зловещее. А неясные горные вершины с бесконечными тропами и расщелинами, казалось, смыкались вокруг Брук. Ее глаза, как у испуганного оленя, блуждали по салону, запоминая обстановку и изучая похитителей.

Водитель — внушительного вида блондин с волосами до подбородка, которые обрамляли его лицо необычными мягкими волнами — обладал телом и хваткой питбуля, а также несгибаемой волей ротвейлера. Брук не хотела бы иметь с ним никаких дел.

У другого мужчины рядом с водителем, волосы были странного черно-белого цвета с вдовьим пиком на лбу. Несколько светлых локонов сияли белизной. Он имел острый взгляд, а кристально-синие глаза скрывали в своих омутах бездну, наполненную энергией.

С трудом сглотнув, Брук переключила свое внимание на крупного мужчину, который безмолвно, словно сыч, сидел рядом с ней. Будто хищная птица он искоса поглядывал на нее, глядя прямо в глаза, и казалось, проникая в самую душу. Брук на каком-то клеточном уровне знала: эти мужчины не были людьми.

Она часто заморгала, изо всех сил стараясь отделаться от этой мысли.

«Нет. Не думай об этом».

Ее рассудок этого не выдержит.

Ну и что с того, что тот, кого водитель называл милордом (сам же он представился Наполеаном), обладал необыкновенными пронзительными глазами, цвет которых менялся от глубокого галактически черного со странными серебристыми крапинками по центру до потустороннего красного? Это вовсе не означало, что он — не человек. Конечно же, он человек! Чем еще он мог быть?

Ну и что с того, что его красивое скульптурное лицо с резкими чертами украшал сильный, волевой рот, из которого временами показывались кончики… клыков.

Клыков!

«О, черт…»

«Чем являлись эти мужчины?»

Брук зажмурилась и заставила себя сосредоточиться на дыхании. Вдох и выдох.

Глубокий вдох. Медленный выдох.

«Дыши. Спокойно».

Пока была жизнь, оставалась и надежда, а она была все еще жива. Ей нужно было сконцентрироваться на этом. Ведь от этого зависели ее шансы на выживание.

Медленно она открыла глаза и принудила себя посмотреть на Великого.

«Великий? Откуда взялось это слово?»

Ее взгляд скользнул по его великолепному лицу к длинным распущенным волосам, — невероятно красивым и прямым, — которые доходили до пояса и вовсе не казались женоподобными. Каждая прядь будто колебалась в безмолвном движении, волосы слегка покачивались, пропитанные кинетической энергией, словно их трепал легкий невидимый ветерок. Словно они сами были живой частью ветра.

Брук откашлялась и отвела взгляд.

Так, ладно, что-то ее потянуло не в ту сторону.

Первозданные существа с нечеловеческой красотой, иногда пылающими глазами и клыками?

Он протянул руку, чтобы коснуться ее, и Брук едва не вылетела в окно, больно стукнувшись головой о стекло.

— Ой! — вскрикнула она, вытягивая шею, чтобы избежать его прикосновения. — Не трогай меня!

Мужчина наклонился к ней. Его холодный взгляд гипнотизировал ее. Сильные пальцы обхватили ее подбородок, пробежались по изгибам рта и заставили осторожно приподнять голову, сохраняя зрительный контакт. Он подобно заклинателю змей завораживал ее своим взглядом.

— Посмотри на меня, Брук.

Его красивый голос звучал властно, такой глубокий и манящий… И очень, очень опасный.

Она зажмурилась, изо всех сил сопротивляясь этой мощи.

«Нет. Не делай этого, Брук. Не смотри на него».

— Посмотри на меня, — повторил он, на октаву понизив голос.

И хоть все инстинкты протестовали, Брук открыла глаза, встретившись с ним взглядом.

А потом он запустил пальцы ей в волосы. И да помогут ей небеса, но женщина могла поклясться, что сквозь его пальцы струились электрические разряды. Брук внезапно захотелось переползти к нему на колени и погрузиться в умиротворение, которое он предлагал. Наполеан начал мягко гладить ее по голове, нежно массируя там, где она стукнулась о дверь. И боль мгновенно утихла, как будто ее никогда и не было.

Какой силой он обладал? Эта нечеловеческая способность успокоить, исцелить и заставить, не могла быть хорошей. Может быть, это было своего рода вуду или колдовство.

— Не делай этого, — снова прошептала она едва слышно. — Отпусти меня.

Брук просила, а голова прижималась к его руке, выдавая тот факт, что она хотела его прикосновений.

А затем глубокая волна безмятежности затопила все тело. Она устремилась вниз от макушки, разлилась по шее и плечам, обволокла туловище и добралась до ног. Если бы она не знала, в чем причина, то могла бы поклясться, что ей поставили капельницу со Стадолом. И сотворил он это, всего лишь одним прикосновением. Никто не обладал подобной властью. Ни человек. Ни животное. Никакое земное существо не могло обладать таким контролем. Но инстинктивно Брук знала, что Наполеан был исключением.

Может он был кем-то намного большим, чем она видела сейчас?

Было очевидно по его выражению лица — по взгляду и манерам — мужчина обладал своего рода необузданной, несдерживаемой мощью. Он нес ее, как простой человек носил одежду. Это проявлялось в том, как гордо он держал голову, читалось в волевом подбородке, в силе по-королевски широких плеч и в бесконечной мудрости его глаз.

Кем он был? Чем он был?

Брук отодвинулась и мягко оттолкнула его руку, прерывая их контакт и надеясь не вызвать его гнев.

Милостивый Боже на небесах, каким же мог быть в гневе такой мужчина?

— Пожалуйста, не трогай меня, — проскулила Брук, отчаянно желая, чтобы ее собственный голос звучал настойчивей.

— Если ты действительно этого желаешь.

Он отдернул руку, откинулся на сидении и отвернулся к окну, по-видимому, не задетый ее словами.

Брук сомневалась в существовании хоть чего-то, что могло повлиять на него.

«‎Если ты действительно этого желаешь?»

Он на самом деле так легко отступил? Его на самом деле можно было уговорить?

Она закусила нижнюю губу и почти позволила себе надеяться.

— Не могли бы вы вернуть меня обратно в отель, пожалуйста? Наполеан? — она говорила с уважением, для большего эффекта называя его по имени, каким-то образом понимая, что он привык к почтительному обращению.

— Мне жаль, но я не могу.

В его добрых глазах — непоколебимая решимость.

Брук нахмурилась и тряхнула головой, пытаясь отделаться от завораживающих интонаций его голоса.

— Эм… а почему нет?

Он улыбнулся, и будто полная луна засияла в машине.

— Потому что ты моя судьба, и нам нужно многое узнать друг о друге за очень короткое время.

Брук была потрясена.

— Простите? — начала она возражать прежде, чем он снова заговорил. — Эм, я с полной уверенностью могу гарантировать, кем бы эта судьба ни была, я определенно не являюсь ею. Без обид, вы кажетесь на самом деле интересным парнем и все такое, но, — прекрати это, Брук, — я правда просто хочу домой.

В ее глазах застыли слезы. Черт, она не хотела плакать. Она не хотела показывать, насколько напугана. Брук знала, что должна быть осторожной, чтобы не дать хищнику повода атаковать. Даже если он демонстрировал благородство и самоконтроль.

Она задрожала, когда проиграла битву эмоциям и слезы страха покатились по щекам.

— Пожалуйста… — ее голос дрожал. — Пожалуйста… Я просто хочу домой.

И эти слова стали спусковым крючком, вырывая ее из настоящего и забрасывая в далекое, мучительное прошлое.

Я просто хочу домой.

Это были уже не слова двадцатидевятилетней женщины, не требование уверенного, опытного профессионала, а жалобная мольба шестилетнего ребенка, проведшего семь дней в уединенном домике на берегу озера с жестоким отчимом.

Это были слова умной находчивой девчушки, которая льстила, умоляла, приводила свои доводы шесть долгих и кошмарных ночей в отчаянной попытке продержаться дольше, провести, перехитрить больного взрослого извращенца, уговорить вернуть ее домой к матери… в безумном желании выжить.

И это были слова восьмилетней девочки, которая два года спустя сидела на жесткой деревянной скамье в холодном зале суда и давала показания против этого монстра. Чтобы рассказать миру, что произошло в том домике, как она выжила. Чтобы быть уверенной, что этого монстра надолго упекут в тюрьму. Она заново прошла через все тяжкие испытания лишь для того, чтобы увидеть, как собственная мать с отвращением отворачивается от нее. С того времени она не общалась с Брук, будто в случившемся была ее вина. И если бы не ее недавно умершая бабушка Лэйни, которая вырастила девочку как свою дочь, Брук просто некуда было бы пойти.

Ее слезы падали, словно дождевые капли, и женщина отвернулась, снова чувствуя себя той беззащитной и брошенной девочкой.

— Брук, — позвал кто-то издалека, но она слишком углубилась в воспоминания, поэтому не смогла ответить.

— Где ты, Брук? — мужской голос был успокаивающим и властным одновременно.

Брук моргнула, шмыгнув носом, и беспомощно посмотрела на мужчину перед собой.

— Что?

Она почувствовала внезапный толчок, вторжение, как будто ее мозг наполнился ватой, но через мгновение ощущение исчезло также внезапно, а выражение лица мужчины стало жестким. Его черты — смесь гнева и решимости.

— Пожалуйста, — прошептала она, презирая себя за слабость. — Пожалуйста, отпусти меня. Я просто…

Он перебил ее, коснувшись указательным пальцем губ Брук.

— Тише, — Наполеан медленно покачал головой.

Почему-то его прикосновение вернуло ее из прошлого. Женщина заняла место девочки. Прикосновение заменило вчерашнее на настоящее. И как только она пришла в себя, вернулось и ее самообладание.

Она лучше умрет, чем будет унижаться!

Она лучше испытает ярость похитителя, чем когда-либо… когда-нибудь снова… будет умолять другого мужчину о снисхождении.

Брук вздернула подбородок и заставила себя перестать плакать.

— Если ты думаешь, что сможешь причинить мне боль, то тебе придется сперва меня убить. Советую найти себе другую игрушку, или судьбу, потому что я лучше умру, чем стану жертвой. И я буду бороться до последнего вздоха, — выплюнула она, стиснув зубы и глядя прямо в глаза Наполеану.

Выражение лица мужчины невозможно было разобрать. Он задумчиво смотрел на нее, а затем его губы приподнялись, демонстрируя растущие клыки.

Брук вскрикнула от неожиданности. Она заметалась на сидении, но он поймал ее одной рукой и легко усадил обратно рядом с собой. Ошеломленная, Брук тяжело дышала и в этот момент очень хотела иметь с собой пистолет.

Он прикрыл рукой свой рот и закрыл глаза, а затем медленно опустил ладонь, чтобы заговорить вновь.

Острые, цвета слоновой кости клыки исчезли.

— Я не сомневаюсь в этом, мой ангел, но ты должна доверять мне, когда я говорю, что ты не игрушка. И это не игра. У меня нет намерения причинять тебе вред.

Брук открыла рот, чтобы возразить, но промолчала. Иногда молчание — золото.

— Отдыхай, — прошептал он нараспев глубоким голосом. — Мне столько всего нужно тебе объяснить. И я это сделаю. Обещаю. Но ты сейчас не в том состоянии, чтобы все это осмыслить. Расслабься и спи.

Брук почувствовала, как веки потяжелели, и невольно зевнула.

— Но я не…

Она осеклась, когда ее накрыла усталость. Брук показалось, что мужчина потянулся к ней, а затем внезапно почувствовала, как ее нежно притянули к себе, укладывая голову женщины на сильную руку. Когда сознание начало затуманиваться, она смутно осознавала его властное присутствие, силу его прикосновения. Она могла поклясться, что слышала его голос, обволакивающий и проникающий в сознание, задающий странные вопросы об отчиме: имя, род деятельности, дата рождения.

«Зачем ему дата рождения?» — успела удивиться она.

Но странный вопрос исчез, и она тихо устроилась в его манящем тепле, засыпая.

* * *

Отчима Брук звали Ангус Монахан.

Адамс — девичья фамилия матери. А дата его рождения — 30 октября, 1956 года.

Наполеан позволил информации осесть в своем сознании, просочиться в поры, ведь он обладал властью делать то, что никакой другой вампир не смог бы — убить человека на расстоянии. Он откинулся на сидении и принялся обдумывать, что же он сделал бы с Ангусом.

Как суверенного лидера дома Джейдона и древнего мастера правосудия, его главной обязанностью было поддержание гармонии между вампирами и людьми. Он следил за балансом между обитателями земли. Подобно всем вампирам, Наполеан был хищником, который должен был питаться, чтобы выжить, но он редко убивал, даже когда это было оправдано. Если существовал враг, которого следовало уничтожить, он призывал мастеров воинов и ставил перед ними задачу. До недавнего времени Наполеан даже старался сводить конфликт с темными к минимуму, чтобы избегать волны стихийных бедствий. Ответ Земли на эмоции вампиров был слишком непредсказуемым, а Наполеан был слишком могущественен.

Но это было совсем другое дело. Это была его судьба. Его женщина.

Как ее избранного супруга, честь обязывала Наполеана защищать ее. Как член дома Джейдона, как мужчина, который понимал и поддерживал закон, он знал, что право кровной мести принадлежало ему. Он всегда мог вернуться к этому вопросу позже, но увидев в сознании Брук, что презренный человек был все еще жив, Наполеан разозлился.

Низкий звериный рык вырвался из его горла, и Рамзи взглянул на них в зеркало заднего вида, несомненно, чувствуя хищную энергию Наполеана. Нужно отдать ему должное, мужчина промолчал.

Наполеан закрыл глаза и дал волю своей ментальной силе — беспрецедентную команду силам природы, которую мало кто, даже среди ему подобных, мог понять. Он был квантовой энергией в действии, властелином силы, способной сотворить миры. Как только сердечные сокращения замедлились, и дыхание стало глубже, он начал изучать точную дату рождения Ангуса Монахана — отчетливый космический отпечаток, который оставили звезды, и конкретное положение планет, связанное с днем, когда он родился.

Хотя мало кто из людей понимал глубину их связи с окружающим миром, как потомок небесных созданий, Наполеан знал, что энергия накапливалась строго определенным образом, как только душа соединялась с физическим телом. Что уникальная конфигурация переменных данных в тот определенный момент зависела от особенной даты, которая не являлась случайностью или совпадением.

Дата рождения сама по себе была прямым отражением души.

Подобно психическому отпечатку, который можно было распознать и отследить.

Наполеан вздохнул и вошел в еще более глубокий транс. Мысли тоже были мощными ориентирами. Их индивидуальные вибрации создавали отпечатки на века. Любая мысль, вольная или невольная, существовала вечно, вибрируя в нематериальном мире. Как единое целое, имена существ, их природа, мысли и действия оставляли ясный след в космосе, подобно отпечаткам пальцев на бумаге.

Все, что Наполеан должен был сделать — исследовать Вселенную. Совместить энергетический отпечаток Ангуса Монахана с универсальной базой данных, куда мерзкий человек переносил свои мысли, намерения и действия.

Наполеан отправил свой дух на поиски.

Он исследовал планету на огромной скорости, разделяя обширное пространство на сектора так, чтобы иметь возможность проверить каждый по очереди. Он получил всю необходимую информацию из воспоминаний Брук, анализируя каждую вибрацию страха, беспомощности и отвращения, испытанную в течение той недели, которую она в ужасе провела со своим отчимом, а затем вновь активировал отпечатки, используя свое мощное нечеловеческое зрение. Теперь он искал другого участника этих событий.

Как только вибрация усилилась, в его ушах протяжно зазвенело. Вампир запрокинул голову и направил всю силу своих нефизических чувств в направлении вибрации, пока не наладил с ней идеальную связь, проникая в окружающую объект в темноту. Его желудок взбунтовался, потому что тело постаралось отклонить сильнейшую ненависть и смятение, олицетворявшие сущность Ангуса Монахана.

Наполеан сфокусировался на энергии Монахана и последовал за ней словно гончая. Вперед, вперед, словно он вошел в темный тоннель и вращался в нем на высокой скорости. Когда его эфирная форма вылетела из тоннеля, он быстро осмотрелся, чтобы сориентироваться во времени и пространстве. Невидимый, Наполеан появился в маленькой, грязной однокомнатной квартирке в восточной части Детройта. Место воняло потным телом и гнилым мусором. Где-то на кухне разлагалось старое мясо или испортившиеся продукты. Наполеан скривился от отвращения. А потом увидел его. Мужчину, издевавшегося над женщиной, которую он ждал века, чтобы полюбить.

Ангус Монахан был невысоким, но крепким, видимо с рождения обладал крупным телосложением. Было очевидно, что он стал ленивым с годами, поэтому его некогда крепкое тело теперь стало дородным и вялым. Он сидел на старом, грязном диване, положив босые ноги на рваную тахту. В левой руке держа пиво, а в правой — пульт от телевизора. Внезапно он принялся отхаркивать мокроту из легких, а затем сплюнул в ближайший мусорный бак и переключил канал с профессиональной борьбы на жесткое порно. Мужчина еще глубже погрузился в изодранные подушки и улыбнулся.

Наполеан заметил, что джинсы Монахана расстегнуты. И хотя тот смотрел на голых женщин, его мысли были о голых девочках. Ярость закружилась в голове Наполеана, как частицы в облаке пыли. До сих пор невидимый, он послал тонкий электрический разряд из кончиков пальцев в телевизор, создав короткое замыкание.

И принялся ждать.

Ангус сел на край дивана и выругался. Его живот слоями свисал под грязной майкой. Он взглянул на экран и швырнул пульт на покосившийся деревянный журнальный столик.

— Проклятие, — ругнулся Монахан. — Я заплатил хорошие деньги за этот чертов ящик — надеюсь, он не сломан!

Хотя Наполеан не собирался затягивать, он желал, чтобы Ангус прочувствовал страх на собственной шкуре прежде, чем покинет землю. Используя свою животную природу, Наполеан глухо зарычал, а затем медленно и растянуто зашипел, словно змея, но громче и страшнее.

Ангус развернулся.

— Кто здесь? — Он быстро крутился в разных направлениях, его широко распахнутые глаза в тревоге шарили по углам комнаты. — Что за черт?

Он встал и направился в кухню, куда заглянул из-за угла, осматривая все под столом и стульями. Ничего не обнаружив, посмотрел за грязной мусорной корзиной, открыл несколько шкафов и пошел в ванную. Прежде чем вернуться в гостиную, он задвинул засов на входной двери, накинул цепочку и даже глянул в глазок. Его сердце все еще быстро стучало, когда он вернулся к телевизору и медленно провел пальцем по сгоревшему шнуру электропитания.

— Как, черт возьми… — Он поморщился и сильно дернул, вытаскивая его из розетки.

Склонил голову, как поставленная в тупик собака, когда увидел треснувший экран и учуял ускользающий запах дыма.

— Дерьмо, мне нужно еще выпить.

По комнате прокатился низкий, дразнящий смех.

Он прокрался по стенам, покружился по потолку и рухнул вниз, обволакивая человека там, где он стоял. Ангус отпрыгнул и вскинул кулаки.

— Что это за игра, черт возьми? Кто здесь?! А ну покажись, мудак.

Он бросился обратно в кухню, открыл дверцу шкафа и достал старый револьвер производства «Smith & Wesson»⁶. Быстро вернулся в гостиную и стал им размахивать перед собой.

— У меня есть пистолет, придурок. Все еще хочешь со мной поиграть?

По-прежнему невидимый, Наполеан молча подошел к грязному человеку и размашисто ударил его по лицу открытой ладонью. Нос Ангуса треснул как грецкий орех в орехоколе. Несколько зубов вылетело изо рта, когда он оторвался от ковра и отлетел к стене. Револьвер выскочил из руки, когда мужчина ударился с глухим стуком, в его бедре что-то щелкнуло, треснуло и выскочило. Он закричал от боли.

— Что ты такое?! Где ты?! Я не верю в привидения!

Он пробулькал эти слова, давясь собственной кровью и отчаянно пытаясь вдохнуть.

Наполеан усмехнулся, впрочем, без особого веселья. Разделив свою жизненную силу на два отдельных пространства, он проецировал свой образ в эфирную энергию, которая сейчас находилась в квартире Монахана.

— Я прямо здесь, — прошептал Наполеан, полностью становясь видимым, демонстрируя смертоносные клыки, выступающие когти и горящие глаза.

— Вот дерьмо!

Глаза Ангуса распахнулись, и он стал отползать в сторону, оберегая свое сломанное бедро, рыская взглядом в поисках оружия.

Наполеан сделал шаг вперед и растоптал револьвер, превращая его в прах, словно это было ничтожное насекомое.

— Ты не настоящий, — задыхаясь, выдавил Ангус. Он потер глаза и затем ощупал лицо там, где раньше был нос. Окинул взглядом пустые бутылки из-под пива, стоявшие на полу возле дивана. — Я слишком много выпил.

Наполеан сократил расстояние между ними тремя беззвучными шагами и навис над человеком с яростью в глазах.

— О, я очень даже реален, — передразнил он. Схватил Монахана за ворот рубашки и рывком поставил на ноги. — Поднимись!

Моча потекла по ноге Ангуса, а из глаз полились слезы, он почти не мог дышать.

— Пожалуйста, пожалуйста, мужик… я имею в виду, что за…

— Закрой. Рот.

Наполеан надавил ладонью на трахею Ангуса и оставшиеся зубы человека буквально разлетелись вдребезги.

— Пожалуйста…

Он плакал, как ребенок.

Наполеан нахмурился.

— Брук тоже так плакала? Она говорила пожалуйста?

Глаза Ангуса сузились, а брови приподнялись. Казалось, он пытался осознать сказанное.

— Что? Кто? Брук? — Он отчаянно потряс головой. — Нет… нет… нет, мужик, ты меня с кем-то спутал!

Наполеан застыл. Он закрыл глаза и задержал дыхание. Ублюдок даже не помнил.

— Ты забыл имя своей падчерицы?

Наполеан опустил голову так низко, что его клыки задели горло Ангуса, и прорычал:

— Позабыл, что ты сделал Брук в домике у озера?

Он встретил пустой взгляд Ангуса, а затем пробился в человеческий мозг словно хирург, пробуждая память с такой точностью и силой, словно скальпелем разрезал саму плоть.

Ангус схватился за голову двумя руками и закричал. Когда он встретил взгляд Наполеана, в глазах мужчины виднелся такой страх — и понимание — что его зрачки расширились.

— Откуда ты знаешь Брук? — прошептал он, дрожа.

Наполеан обдумывал вопрос лишь мгновение, желая сформулировать ответ словами, понятными человеку.

— Она моя жена.

Ангус привалился к стене.

— О черт… Дерьмо… Слушай, я извиняюсь. Я никогда не хотел… Я просто… — Его глаза метались по комнате, не в состоянии встретиться с испытующим взглядом Наполеана. — Послушай, мужик, я болен. В самом деле, я не… Я никогда не хотел причинить ей боль. Я имею в виду, это просто… Честно, я рад, что Брук наконец-то нашла кого-то столь… приятного… как ты. Она всегда была такой хорошей девочкой.

Он неистово кивал, так яростно желая выкрутиться из ситуации, что готов был сказать все что угодно, любую глупость.

— Как… как тебя зовут? Я имею в виду, я бы очень хотел, чтобы мы стали друзьями… Ты и я. Это вероятно будет лучше для Брук… Так что мы можем договориться с тобой… Ты знаешь, вместе…

— Тише, — Наполеан положил палец на губы Ангуса. — Боюсь, что у меня нет времени на новых друзей.

Он провел кончиком языка по клыкам и улыбнулся.

Ангус заскулил как раненое животное — жалкий звук, становившийся все выше и отчаянней — по мере того, как Наполеан все ближе наклонялся к его шее, желая выплеснуть свой гнев. Одним кошачьим движением он вырвал зубами гортань человека и выплюнул кусок плоти на пол.

— На протяжении многих лет меня называли по-разному, однако, приятным еще никогда.

Ошеломленный Ангус схватился за горло. Он открыл рот, чтобы закричать, но вышло только бульканье.

Наполеан не стал растягивать окончание.

Он стремительно погрузил ладонь в грудь Ангуса, достал все еще бьющееся сердце и поднял его перед собой.

— Меня зовут Наполеан, — он отшвырнул омерзительный орган в сторону и смотрел, как жизнь Агнуса угасает. — Но мои враги называют меня правосудие.

Когда бездыханное тело упало на пол бесполезной кучей крови и плоти, Наполеан выдернул свой дух из комнаты. Он скользнул в тот же вращающийся вихрь, которым воспользовался, чтобы попасть сюда, и стремительно отправился обратно.

Обратно в свое тело. Обратно во внедорожник.

Обратно к отомщенной судьбе, что ждала его.

Глава 6

Брук держала в руках дымящуюся чашку чая и пыталась унять дрожь. Последнее, что ей было нужно, — обжечься горячим травяным чаем с ромашкой, мятой и жасмином. Она рискнула взглянуть на внушительную фигуру, сидящую напротив в огромном — размером с двухместный диванчик — синем кресле, но быстро отвернулась.