Он был слишком пугающим. Вся ситуация — слишком ужасающей.

Брук находилась в центре лесного массива Лунной долины, сидела в гостиной особняка сурового незнакомца, боясь говорить, боясь молчать. Она решила отвлечься и принялась изучать комнату…

Потолок в форме замысловатого купола состоял из лепнины, различных текстур и кессонов7, обрамлявших роспись ручной работы, изображавшую Зевса и Аполлона на серо-голубом полотне. Мебель была изысканной и роскошной, явно сделанной на заказ и, несомненно, стоила больше, чем весь дом женщины. Здесь повсюду, насколько хватало глаз, виднелись со вкусом обустроенные ниши с мягкой подсветкой, в каждой из них стояло настоящее сокровище, свидетельствующее об ушедших временах — несомненно, бесценные артефакты.

Окна, сделанные из матового стекла, украшали фрески с батальными сценами, а также красиво выгравированные изображения греческих или римских богов.

Для сумасшедшего психопата, считающего себя вампиром, этот человек обладал превосходным вкусом. И очевидно имел кучу денег.

Брук откашлялась и собралась с духом.

— Итак…

Слово вышло хриплым, так что она прочистила горло, сжала руки и попыталась снова.

— Итак.

Ее похититель, который называл себя Наполеаном Мондрагоном, подался вперед. Каждое его движение было грациозным и плавным, как у хищного животного.

— Итак, — повторил он.

Брук выдавила улыбку. До сих пор он ее не убил, не приставал и не пытался укусить в шею. Вместо этого мужчина предложил ей одеяло, разжег огонь в огромном очаге и принес дымящуюся чашку ромашкового чая. Лучше попытаться и выкарабкаться из этого затруднительного положения с помощью слов и любезностей, чем конфронтацией и борьбой. Всего одна мысль о физическом противостоянии заставила ее вздрогнуть: мужчина походил на настоящего викинга. Крепкое телосложение, рост шесть футов четыре дюйма8, твердые и объемные мускулы, но при всем этом его лицо и глаза говорили больше, чем могло сказать тело.

Наполеан Мондрагон выглядел так, словно мог сбить с ног, просто моргнув глазом.

Как будто он мог убить, просто пожелав это.

Его черты лица обладали порочной красотой, а улыбка была едва уловимой и доброй, но прямо под этой оболочкой — и не так глубоко, чтобы это было невозможно заметить — скрывалось нечто большее, всепоглощающее и суровое, неумолимое и беспощадное. Он очень походил на бога, что был нарисован на потолке, и Брук почти ожидала увидеть, как в любой момент из его рук вырвутся молнии.

Определенно, береженного Бог бережет, и это как нельзя кстати подходит к ее ситуации. Ведь у Брук не было шансов в физической борьбе с этим человеком.

— Итак? — повторил Наполеан. Его голос был бесконечно ласковым, словно мужчина обладал душой, которая научилась терпению, прожив десяток жизней, пока не овладела этим в совершенстве, достигнув гармонии разума, тела и духа. Он говорил характерно глубоким, хриплым голосом, мурлыкая и растягивая слова.

Брук судорожно сглотнула и поставила кружку на кофейный столик. Затем быстро схватила ее обратно, переставив на подставку, и поморщилась.

— Извини.

Наполеан улыбнулся обезоруживающей улыбкой и махнул рукой в сторону чайной чашки.

— Тебе не нужно беспокоиться о мебели или о чем-нибудь еще, Брук. Чувствуй себя как дома.

Брук быстро заморгала.

Хорошоооо.

Она кивнула.

— Спасибо… наверное.

Он откинулся на спинку, тем же плавным, хищным движением.

— Пожалуйста.

Она прочистила горло… снова.

— Итак, позволь мне разобраться. Ты считаешь, что происходишь от древней расы людей — небесных богов, верно? И эти люди приносили в жертву всех своих женщин — даже не хочу знать, как именно — пока те не оказались на грани исчезновения, после чего ваша раса была проклята?

— Правильно, — произнес он будничным голосом.

Брук невесело рассмеялась. В какой эпизод «Сумеречной зоны»9 она угодила?

— Итак, что еще ты можешь… поведать… о древней расе небесных людей?

Он покачал головой и пристально посмотрел ей в глаза.

Это сбивало с толку. Она боролась с желанием просто встать и убежать.

— Или о факте, что ваша раса была наказана и превращена в… вампиров?

Он сидел тихо, невероятно неподвижно, выжидая и наблюдая.

Брук поерзала на диване. Они никуда не продвинулись.

— И сейчас у каждого из вас есть судьба — женщина, которую выбрали вам сами боги? А в течении последних двадцати восьми веков ты ждал… меня?

Наполеан кивнул и снова подался вперед. Глаза его потемнели, лицо напряглось и посерьезнело.

— Брук… — он практически промурлыкал ее имя. И она поймала себя на том, что была загипнотизирована интонацией его слов. — Ты невероятно умна и запомнила все, что я тебе рассказал, но, наверное, мы зашли в тупик, — он протянул руку ладонью вверх, как бы предлагая ей… что? — Пока ты не поверишь в подлинность моих слов, мы никуда не продвинемся.

Брук проглотила свой страх.

Продвинемся?

В этом и была суть. Она не была его долгожданной невестой, и — помоги ей боже, пожалуйста — она никуда с ним не продвинется.

Несмотря на героические попытки оставаться равнодушной, ее глаза начали наполняться слезами… снова. Если он все же собирался убить ее, Брук почти желала, чтобы он покончил с этим по скорее и прекратил ее страдания. Потому что неизвестность, ожидание, все это безумное гостеприимство были просто непереносимы. Боже, где же Тиффани? Где полиция?

Как она вообще будет из всего этого выбираться?

Ее глаза скользнули по комнате, оценивая размер окон, отмечая расположение замков, оценивая расстояние между Наполеаном и входной дверью. Если бы она могла до нее добраться. Если бы она могла просто громко закричать. Но где именно в лесу они находились? Был ли кто-то достаточно близко, чтобы услышать?

Наполеан резко встал, и она чуть не выпрыгнула из своей кожи.

— Стой! — воскликнула Брук, инстинктивно вытянув руку вперед. — Сядь обратно. Давай поговорим. Нам действительно нужно еще многое обсудить.

Наполеан провел рукой по своим длинным волосам и покачал головой, как показалось, от разочарования. Он не сел, а очень медленно, осторожно попятился от дивана, увеличивая расстояние между ними, по-видимому, чтобы ее успокоить.

Брук, как ястреб, следила за каждым движением.

— Пожалуйста, ты можешь просто… вызвать мне такси… пожалуйста.

Он вздохнул.

— Брук, посмотри на камин.

Она моргнула.

— Что?

— Посмотри на камин.

Брук медленно повернула голову к гигантскому очагу, расположенному на другой стороне гостиной. Ревущее пламя вспыхнуло в большой яме под увесистой мраморной каминной полкой. На полке стояла древняя бронзовая статуэтка всадника верхом на лошади, и она, казалось, наблюдала за ними.

Наполеан махнул рукой, и пляшущие языки пламени превратились в осколки льда, рассыпавшиеся на сотню кусочков, прежде чем упасть вниз.

Брук резко вздохнула и вытаращилась на него. Она посмотрела на очаг, где только что горел огонь, и снова на Наполеана.

— Что… что это? Какой-то фокус?

Он опять взмахнул рукой, и синие потоки огня выстрелили из его пальцев. Пламя снова ожило.

Брук ахнула и подскочила на диване.

— Как ты это сделал?

— Твоя чашка, — сказал он.

Несмотря на страх и отвращение, она быстро посмотрела вниз. Ее взгляд задержался на простой глиняной кружке. Брук подпрыгнула, когда та начала подниматься с кофейного столика и медленно двигаться по комнате, легко оказываясь в руках Наполеана.

— Прости меня, — произнес он в итоге, — но ты должна понять, что мои слова — правда.

Брук услышала резкий треск, похожий на звук расколовшегося дерева, а затем переливающаяся пара огромных крыльев появилась из его спины, разворачиваясь позади мужчины. Когда он повернулся посмотреть на нее, его глаза опять светились красным — как и на парковке отеля — а клыки начали удлиняться.

Два острых, цвета слоновой кости клыка выдвинулись из его рта, и Наполеан повернул голову, чтобы смягчить образ. А затем просто исчез, чтобы снова появиться на другом конце комнаты, теперь вновь походя на обычного красивого мужчину в джинсах и черной шелковой рубашке.

Брук увидела более чем достаточно.

Она резко вскочила с дивана и ударилась голенью о столик, который пыталась перепрыгнуть по пути к входной двери. К черту все это! Ее легкие горели от внезапного напряжения, сердце колотилось в груди.

Мгновение и он уже был там. Стоял перед ней. Блокируя дверь.

Ни фига себе. Она даже не заметила, как он двигался.

Брук завопила от ужаса и попятилась назад настолько быстро насколько могла, направляясь в другую сторону комнаты. Но замерла на месте. Он уже был там. Опять стоял перед ней, преграждая путь.

— Нееет! — закричала она, как сумасшедшая, ударив его со всей силы кулаком куда-то между грудью и правым плечом.

Окно. Она должна добраться до окна.

Выхватив по пути к окну богато украшенную стеклянную вазу из декоративной ниши, она бросила ее так сильно, как только могла, прямо в стекло и отвернулась, когда оно рассыпалось наружу, разбрасывая осколки во все стороны. Острый осколок стекла попал ей в бедро, но Брук просто обезумела, и уже не чувствовала боли. Отчаянно дергая куртку, она высвободилась из нее, обернула вокруг кулака и начала выбивать рукой оставшиеся осколки стекла.

Мгновенно Наполеан оказался рядом. Он схватил ее за плечи и оттащил от окна.

— Брук, не надо. Ты порежешься.

Ее охватила паника.

— Отпусти меня!

Она развернулась, яростно размахивая руками, глаза расширились от испуга. Она потянулась к зазубренному осколку стекла и, размахивая им, изо всех сил стала вырываться. Острый конец проткнул его предплечье, и мгновенно пошла кровь.

Теперь это был ее шанс.

Она пнула его в пах, и мужчина инстинктивно отлетел назад, уворачиваясь от удара и выпуская ее.

К черту стекло. Сейчас или никогда.

Брук забралась на подоконник, молясь о том, чтобы оказаться достаточно маленькой для того чтобы пролезть сквозь окно. Она начала протискиваться через проем, морщась от боли, когда острые края резали тело, а затем ее словно схватила пара невидимых рук и силой вытащила из окна. Только вот Наполеан стоял в нескольких футах от нее.

О господи, он что сделал это силой своего разума? Переместил ее простой силой мысли?!

У нее не было шансов против этого… существа.

Брук овладела ярость. Женщина потянулась к стоящему рядом медному подсвечнику и швырнула его Наполеану в голову. Затем в ход пошел набор каменных подставок. Их полет сопровождался пренебрежительными криками.

— Ты не можешь вот так просто схватить человека!

Бряк!

— Ты не можешь удерживать меня, лишь потому что желаешь!

Бум!

— Ты меня слышишь?!

Бабах!

По одному Наполеан блокировал каждый предмет еще в воздухе, отходя в сторону, когда они падали на пол. Он сделал шаг в сторону Брук и в этот раз мужчина не просто выглядел жестоким и опасным хищником. Она знала, что он им и являлся.

— Нет! — завопила Брук, сделав шаг назад и споткнувшись о кучу стекла. Он поймал ее прежде, чем она упала на паркет, Брук стукнула его в грудь. — Отпусти меня!

Он удерживал ее руки без особых усилий.

— Брук, остановись! Ты ранена.

Нет!

Она героически боролась, вертясь в разные стороны: пинаясь, изворачиваясь, падая на пол, — и отчаянно пытаясь отползти.

— У тебя кровотечение, — прошептал он. Его голос с мягкими теплыми переливами затуманивал ей голову. — Пожалуйста, остановись.

— Нет, — всхлипнула женщина, когда он опустился возле нее на колени и потянулся к рукам. — Нет, — слезы ручьями текли по лицу, а плечи дрожали от разочарования и подавляющего чувства беспомощности. — Я не могу этого сделать. Я не могу этого сделать… опять.

Наполеан развернул ее руки и изучил все раны. Когда она задрожала от боли, разочарования и усталости, он начал вытаскивать тонкие осколки стекла из ладоней и ног, извлекая каждый кусочек с невероятной нежностью и осторожностью.

Она моргнула, смущенная состраданием в его глазах, но вновь отчаянно попыталась заставить его понять.

— Разве ты не понимаешь? Я не могу сражаться с тобой. Не могу! Я не могу бороться, чтобы не подпускать тебя… и проиграть тоже не могу. Я не могу снова стать жертвой и рассказывать в суде всему миру, что произошло. Я лучше умру, — Она зарыдала. — Я не могу этого сделать.

Наполеан потянулся и обхватил ее лицо ладонями.

— Брук, посмотри на меня.

Она покачала головой и попыталась вырваться.

Он сильнее сжал руки и приподнял ей голову.

Посмотри на меня.

Они встретились взглядами, и она вздрогнула.

— Пожалуйста…

— Я не твой отчим.

Брук побледнела.

— Что? — Ее голос был едва слышимым шепотом, прозвучавшим странно даже для ее собственных ушей.

— Я не твой отчим. И я не собираюсь причинять тебе вред. Никогда.

Во имя всего святого, как он узнал о ее отчиме? Она никогда ничего не говорила. Допустим, она думала об этом во внедорожнике, но…

«Это существо читало мысли?»

«Возможно, он мог слышать ее мысли?»

— Да… и да, — прошептал он.

— Как? Как это вообще возможно? — ошеломленно спросила она.

— Тише, — он погладил ее щеку большим пальцем. — Расслабься.

Прежде чем она опять начала паниковать, его резцы удлинились. Он поднял ее руку и накапал прозрачную жидкость на ладони. Именно тогда Брук поняла, что чтение мыслей не будет проблемой — она просто умрет от сердечного приступа, прежде чем успеет понять, что происходит. Мужчина только что накапал… слюну… на ее руки. Специально!

Охваченная неподдельным ужасом, она зачарованно смотрела, как его клыки уменьшились, и он начал втирать слюну — нет, яд — в ее раны.

Порезы заживали прямо на глазах.

Она всхлипнула и неподвижно застыла, пока он повторял процесс, исцеляя по одной ране за раз. Легко. Без усилий. А затем внезапно до нее дошло. Наполеан был вампиром. А она — человеком, у которого шла кровь прямо у него на глазах.

«Почему он ее не кусал?»

— Я уже тебе говорил. Потому, что я не причиню тебе боль.

Брук взглянула на него — по-настоящему пристально — оценивая искренность в его глазах. Они были мягкими от сострадания, напряженными от беспокойства. Искренними.

— Я не понимаю, — прошептала она.

Он слегка улыбнулся.

— Я знаю, но ты поймешь… со временем.

Она рассеянно покачала головой.

— Но я хочу домой.

Наполеан взял ее руку, медленно поднял и прижал к своей щеке.

— Теперь это твой дом, Брук. Я сожалею, что для тебя это так тяжело. Это то, что выбрали боги для нас обоих.

Она раздраженно вздохнула.

— Хорошо. Но почему ты не можешь… Почему мы не можем просто сделать другой выбор? Я имею в виду, ты мог бы меня отпустить. Я никому не скажу.

Наполеан покачал головой.

— Ты не понимаешь. Я не могу. Если я так поступлю, это будет стоить мне жизни. Впрочем, как и тебе.

— Мне? — Брук отстранилась, словно он ее обжег. — Каким образом тот факт, что ты меня отпустишь, поставит под угрозу мою жизнь?

Казалось, Наполеан тщательно взвешивал свои слова.

— У меня есть могущественные враги, Брук. Теперь, когда я заявил на тебя свои права, ты должна оставаться под моей защитой.

У Брук закружилась голова. Заявил на нее свои права? Что он имел в виду, утверждая это? И какие враги могли быть… у вампира? Ради бога, что вообще могло ему угрожать?

Она обхватила голову руками, словно таким образом могла выкинуть из головы мысли и реальность происходящего.

— Нет, — она вздрогнула. — Нет, нет, нет…

Женщина закрыла глаза и начала раскачиваться взад-вперед, словно маленькая девочка, стараясь успокоиться. Это было за пределами понимания взрослого человека — это просто было нереально. Не могло быть реальным.

Вампиры не существовали. Наполеан не существовал. Ничего из этого не было реальностью.

Наполеан поглаживал ее плечи, руки, щеки. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем она, наконец, открыла глаза и робко произнесла:

— А что если я предпочту умереть, чем быть твоей… заложницей? Ты и этого не позволишь?

Наполеан не отмахнулся от ее слов, не нахмурился и не попытался поспорить. Он на самом деле считался с ее чувствами.

— Под моим началом много воинов. Все они сильные, доблестные мужчины и готовы умереть за свои семьи, за дом Джейдона… за меня. И я бесконечно уважаю такое благородство, но я не живу только ради себя. Моя смерть будет иметь огромные последствия. Так же как сейчас огромное значение имеет твоя жизнь. Так что нет, я этого не позволю.

Брук покачала головой.

— Я до сих пор не понимаю.

— Я не простой вампир, Брук.

Она в смятении покачала головой. Простой вампир?

— Я единственный, кто остался в живых со времен первоначального проклятия. Я истинный глава дома Джейдона. Я их король.

Брук прислонилась к стене и начала истерично хохотать. Через некоторое время она успокоилась и просто приняла информацию. Когда Наполеан встал и протянул руку, она ее взяла и позволила помочь подняться. Он сразу же отступил, оставляя достаточно большое пространство между ними, но если вампир таким образом надеялся казаться безобидным, то это не сработало.

— Ты бы хотела принять душ и переодеться? Возможно тебе сейчас не до еды, но я бы мог сделать еще одну чашку чая.

Брук посмотрела на свою окровавленную и разорванную одежду и подумала о том, как отчаянно ей хотелось побыть одной, хотя бы ненадолго.

— У меня нет никакой одежды с собой.

— Рамзи принес твой чемодан, — предложил Наполеан.

Брук вздохнула и заставила себя отдышаться. Ей нужно было оставаться спокойной.

— Ты позволишь мне пойти… в душ… одной? Потому что я ни за что…

— Конечно, — заверил он ее. — Я буду рядом, но твоя уединенность не будет нарушена.

Брук проглотила комок в горле и медленно кивнула.

Наполеан приподнял бровь.

— Так ты согласна?

Она обхватила себя руками, словно пытаясь согреть тело от внезапного холода.

— Да.

Наполеан жестом указал в сторону коридора.

— Тогда пошли, давай заберем твои вещи.

Брук собралась с духом и заставила свои ноги двигаться, шаг за шагом, концентрируясь на том, чтобы идти по прямой линии.

«Просто иди, Брук».

«Сначала одна нога вперед, затем другая… просто двигайся».

Она мысленно помолилась Богу: «Пожалуйста, позволь мне поступить правильно. Пожалуйста, не позволь этому вампиру причинить мне боль».

Женщина немного замешкалась, прежде чем направиться в коридор, все время стараясь сохранить приличное расстояние между ними. Как только они завернули за угол, она еще раз через плечо взглянула на него. Вампир внимательно на нее смотрел, как сова или ястреб, хищная птица с мудрыми глазами… все время исследуя…

Кого?

Свою добычу?

— Наполеан, — позвала она едва слышным шепотом. Он ждал. — Что ты собираешься со мной сделать?

Брук не могла скрыть своей тревоги. Она должна была знать.

Вампир прикрыл глаза и указал на черно-бордовый чемодан, стоявший в коридоре прямо возле спальни.

— Если боги разрешат, и если ты дашь мне хотя бы маленький шанс, я надеюсь потратить каждую частицу своей огромной власти, чтобы сделать тебя счастливой.

Она прикусила нижнюю губу и резко вздохнула, повернувшись и взглянув на него в изумлении. Когда спустя несколько мгновений он ничего не сказал и не отвернулся, пристально глядя ей в глаза с непоколебимым обещанием во взоре, она медленно выдохнула и потянулась за вещами.


* * *

Наполеан упирался в дверь ванной, прислонившись головой к твердому дереву. Брук.

Брук Адамс, судя по бирке на ее багаже. Его судьба… наконец-то.

Несмотря на невозможность ситуации, неуверенная улыбка тронула уголки его губ.

Как это случилось? Когда это случилось? Когда боги наконец-то решили благословить его?

Он медленно глубоко выдохнул, будто задерживал дыхание на протяжении веков, и на мгновение прикрыл глаза.

Боги, он так долго был одинок.

Наполеан провел руками по волосам и покачал головой, пытаясь очистить мысли.

За все долгие столетия своей жизни он делил постель с человеческими женщинами менее чем два десятка раз и лишь тогда, когда одиночество — жизнь без какого-либо физического контакта — становилось невыносимым. Отношения всегда были короткими и заканчивались его чувством вины и стиранием воспоминаний у женщины, чтобы защитить их обоих. А секс? Ну, он был бесчувственным в лучшем случае, просто физическим освобождением, эмоциональным воровством. Он всегда должен был сильно сдерживаться, невероятно концентрироваться, чтобы не причинить вред женщине. Забота о том, чтобы избежать случайной беременности, была невероятно сложной. Такая ошибка с любой женщиной, которая не являлась настоящей судьбой вампира мужского пола, была невыразимой трагедией, и заканчивалась ее смертью.

Мысль об этом стала одной из причин, по которой он, в конце концов, отпустил Ванью, оставляя надежду, что у них может быть будущее. Он прожил так долго, видел так много «Кровавых лун», что знал с самого начала — глубоко в душе — она не его настоящая судьба. Но их взаимное влечение было таким притягательным. Таким мощным. Таким интенсивным. Основанное на общей истории, на понимании верности и долга, страстном желании сравняться в величии с другим существом. И конечно, физический голод прикоснуться к частице того, что было в каждом из них: сущность первозданного существа, рожденного звездными богами и их человеческими супругами.

Но случайно ранить Ванью?

Это был слишком большой риск.

Ранить ее тело или разбить ей сердце было непостижимо. Непростительно.

Наполеан настроился на свои чувства и позволил звуку льющейся воды и тихому дыханию Брук наполнить его душу, прикоснуться к пустоте.

Она была реальной, и находилась рядом.

Да простят его боги, потому что в тот момент он ничего не хотел больше, чем распахнуть дверь, направиться прямиком в душ и забрать ее в свою постель. Заняться любовью с женщиной, которую он не мог ранить. Не сдерживаться. Удовлетворять ее полностью. Снова и снова. Он затвердел в паху и переступил с ноги на ногу, пытаясь найти более удобное положение.

Благословенные боги, было бы так легко взять ее, обладать ею.

С такими огромными возможностями лишь его желания было бы достаточно. Одно слово из его уст погрузит женщину в транс. Одно предложение и, возможно, прикосновение руки. И она будет жаждать их союза. Отчаянно желать его.

Он ругнулся себе под нос и покачал головой. Нет.

Абсолютно нет.

Это было не то, чего он хотел.

Во всяком случае, Ванья хорошо ему это показала…

Наполеан хотел женщину, которая пришла бы к нему по собственной воле. Равную. Он хотел супругу, с которой мог бы править. Кого-то, кто бы по-настоящему его понимал и поддерживал во всем. И он хотел дать ей тоже самое.

Он услышал, как Брук отключила воду, и отошел от двери.

Она скоро выйдет и им предстоит пройти через многое.

Склонив голову, он закрыл глаза и сложил руки в молебном жесте.

Король вампиров умолял звездную королеву: «Богиня Андромеда, помоги мне тронуть ее сердце. Покажи мне, как до нее достучаться».

Он знал, что Брук Адамс будет продолжать сопротивляться, попытается сбежать при первой возможности. Эта красивая женщина будет протестовать и бороться, но, в конечном итоге, это ей не поможет.

За свою долгую жизнь Наполеан Мондрагон никогда не проигрывал. И он знал, что так будет и впредь, несмотря ни на что. Его воля была железной на протяжении двадцати восьми сотен лет.

И Наполеан был абсолютно уверен — он лучше умрет, чем когда-либо отпустит Брук Адамс.


Глава 7

Тиффани Мэттьюс резко села, сжимая смятое на талии одеяло и нервно вглядываясь в темные углы своей спальни. Она отчаянно пыталась сориентироваться во времени и пространстве. В то время как ее глаза дико метались по сторонам, разыскивая бог знает что, ее сознание наконец-то начало разделять сны и реальность.

Тиффани была той, кого ее бабушка называла сновидцами — теми, кто находили ответы во сне. Они могли видеть будущее, разобраться в прошлом и раскрыть бесконечное множество секретов с помощью сновидений.

В действительности, это было не столь загадочно, как звучало.

Она просто обладала даром знания. И это знание приходило через информацию, полученную во снах на универсальном языке символов, когда бессознательный разум погружался в коллективную вселенную, осмысливая и фиксируя образы.

Она глубоко задышала, прислушиваясь к биению сердца.

Вампиры.

Существовали.

И они обладали способностью стирать воспоминания, внедрять новые и контролировать сознание людей.

Брук забрал именно один из них в последний вечер конференции. Выкрал из такси, как какой-то приз, выигранный в лотерее, ожидающий, когда на него предъявят права. И тот, кто забрал ее, был опасным, грозным и обладал мощью, которую человеческий мозг Тиффани не мог осмыслить. Он был красивым, жестоким и полным решимости.

Эта мысль заставила ее желудок скрутиться от ужасных волн страха. Она провела изящной рукой по своим коротким, подстриженным каскадом волосам и покачала головой, окончательно стряхивая сонливость. Она все это увидела во сне. Ее способность сновидящей все ярко осветила. Но сознание все еще с трудом пыталось постичь увиденное…

Когда Тиффани вернулась с конференции, проходившей в Лунной долине, у нее были неточные воспоминания о событиях последнего дня. Она была убеждена, что Брук решила остаться еще на пару недель, чтобы просто расслабиться, насладиться пейзажем. Обдумать, что ей следует предпринять в профессиональном плане относительно компании «Праймер», и решить, где бы она хотела продолжить свою карьеру. В тот момент это решение показалось странным. Более чем странным, на самом деле. Это было не характерно для ее лучшей подруги, но Тиффани приняла все без сомнений, словно ее запрограммировали.

Именно так оно и было.

Она вздрогнула, осознав этот факт. Вспоминая вперившийся в нее дикий темний взгляд, который подсказывал, что думать и помнить, приказывал отправляться домой… без Брук.

— О господи, — прошептала она, чувствуя себя потерянной и ошеломленной. Что же делать? Тот мужчина… вампир… оторвал дверь такси. Он желал добраться до Брук, но почему? Куда он ее забрал? Что он с ней сделал?

Тиффани на рекордной скорости вспомнила каждый фильм про вампиров, который когда-либо видела: «Дракула», «Носферату»10, «Пропащие ребята»11 — и впала в самую настоящую панику. Она потянулась за бутылкой с водой, стоявшую на тумбочке рядом с кроватью, и сделала глоток, отчаянно стараясь успокоить дыхание.

Думай, Тиффани. Думай!

Если вампиры существовали на самом деле — а она видела сны слишком долго, чтобы теперь сомневаться в точности информации, пришедшей в ее подсознание, особенно когда она была такой красочной — тогда кто-то еще должен был знать об их существовании. Где-то, как-то, кто-то знал о мифических существах и мог ей помочь.

Она глотнула еще воды и приняла решение.

Брук была ей словно сестра, которой у женщины никогда не было. Она не могла просто оставить ее на милость какого-то монстра-вампира. Тиффани обняла колени, подтянув их к груди, и стала раскачиваться, стараясь не поддаваться страху. Брук никогда бы не оставила ее в такой ситуации. Никогда.

Ей следовало осторожно выбирать к кому обратиться, если вообще был кто-то, кому она могла рассказать. Не только потому, что в ее историю вряд ли можно было поверить, но и потому, что любого сложно было бы убедить такими словами: «Но я все это ясно видела во сне». Если бы ее бабушка была еще жива, она бы ей поверила, она бы знала, что делать. Знала бы?

Тиффани склонила голову, молча помолилась и затем сделала то, что из уважения к своему дару делала редко. Специально попросить свои сны поискать нужную ей информацию. Открыв верхний ящик тумбочки, она вытащила маленький блокнот с карандашом и принялась записывать вопросы: «Есть ли кто-нибудь, кто знает о существовании вампиров? И если это так, то кто они и где находятся? Как мне найти Брук?»

Она подчеркнула каждое слово, медитируя над каждым вопросом по отдельности, прежде чем засунуть блокнот под подушку, как напоминание ее подсознанию, что вопросы здесь. Затем она откинулась на кровати, до самой шеи натягивая одеяло и стараясь устроиться как можно удобнее. Так или иначе, она должна была снова уснуть. Она должна была увидеть сон. Нужные ей ответы были где-то во вселенной, свободно плавали в коллективном подсознании.

Ей нужно было повторно погрузиться в мир сновидений.


* * *

Накари Силивази стоял на крыльце старого сельского дуплекса12 в Сильвертон-Парке и повторно перепроверял адрес: «Хорстейл Лейн, дом № 219, квартира А». Да, у него был точный адрес, хотя, с каких пор «А» считалась цифрой? Он стряхнул грязь с тяжелых сапог и глубоко вдохнул. Он ненавидел эту часть своей работы. Ему приходилось иметь дело с членами семей тех, кого темные убили так случайно и бессмысленно. Он уже позаботился о родителях женщины — матери и отце Джейн Андерсон — заменив воспоминания о живой дочери памятью о ее гибели несколько месяцев назад во время катания на лыжах. Вставил воспоминания о поминках и похоронах, зная, что они будут в замешательстве, несмотря на его опыт в магии. Воспоминания будут месячной давности, но горе будет недавним и невыносимым.

И теперь он готов сделать это снова. Готов стереть память о невинном человеке и заменить ее чем-то фальшивым. Только на этот раз он сделает это с сестрой Джейн.

Накари выругался себе под нос. Он знал слишком хорошо, как дороги были чьи-то воспоминания, особенно близких. Он не мог представить потерю хотя бы одного момента из жизни своего близнеца, не говоря уже об изменении любого события, связанного со смертью Шелби, как бы ужасно это ни было. Знание было, в конце концов, силой, и именно оно позволило раскрыть дьявольский план Валентайна забрать судьбу Шелби, Далию — заставить ее забеременеть, и тем самим убить. Накари и его старший брат Маркус в конечном счете отомстили и положили конец существованию дьявольского отродья. Накари покачал головой, встряхнув свои густые, цвета воронова крыла волосы. Он сжал амулет, висевший на шее — тот, что отдал ему Шелби, вернувшись из мира духов — и набрался смелости. Затем три раза постучал в дверь. Три уверенных, длинных стука эхом разнеслись в тишине ночи.

Отозвавшаяся девушка была худенькой и изящной. У нее были средней длины темно-рыжие волосы, остриженные в ассиметричный боб, и большие карие глаза, покрасневшие и опухшие от слез.

— Джоли? — спросил Накари, придавая своему голосу глубокие гипнотические полутона. — Джоли Андерсон?

Она пристально посмотрела на него, словно завороженная. Ее рот открылся, но девушка не произнесла ни слова. Ее глаза скользнули по его лицу, запоминая черты — каждую по очереди — затем опустились вниз и обратно вверх, до его пугающих плеч. Ее губы задрожали от удивления.

Накари ждал.

Тысячи раз до этого он видел, как на его присутствие реагировали человеческие женщины. Его мать — да упокоится она с миром — называла это поразительным.

— Накари, ты должен быть осторожен и не злоупотреблять силой своего влияния на женщин. Ты мой сын, а от этого я немного менее объективна, но поверь мне, когда я говорю, что твоя красота поражает. Она настолько же шокирующая, насколько сюрреалистичная. И это дает тебе чрезмерное влияние на представительниц женского пола. Не злоупотребляй таким даром.

Накари смеялся над мамой и отвечал братьям с притворным высокомерием, когда они дразнили его, называя красавчиком. Но спустя столетия слова матери стали такими же мудрыми, каким была женщина, что их произнесла. С привычной легкостью он отвел взгляд, прерывая гипнотический ступор, в который приводил всех человеческих женщин. Затем осторожно направил короткую волну энергии в область ее сердца, встряхивая ее сердечную Анахата чакру13 и возвращая в реальность, выталкивая из затуманенного состояния.

— Ммм… д… д… да, — пробормотала она. — Вы… Джоли. То есть, я Андерсон. Джоли.

Накари кивнул и улыбнулся.

— У вас есть сестра по имени Джейн?

Моментально глаза Джоли потемнели от беспокойства, а брови выгнулись в изумлении.

— Да, — прошептала она, явно затаив дыхание. — Вы что-то знаете о Джени?

Ее уже покрасневшие глаза потускнели от набежавших слез.

Она знала.

Каким-то образом глубоко в душе, на уровне их подсознания, люди всегда знали.

— Могу я войти? — спросил Накари.

Джоли выглядела неуверенной. Она прикусила нижнюю губу и глазами окинула крыльцо, пока обдумывала его вопрос.

«Вы хотите меня впустить», — предложил Накари, слегка надавливая на ее сознание. Не было никакой необходимости заходить слишком далеко… пока.

Джоли моргнула три раза.

— Э-э, да… конечно.

Она шагнула назад, освобождая проход.

Накари улыбнулся озорной, дразнящей улыбкой. На следующую просьбу она должна согласиться добровольно, без принуждения.

— Я буду чувствовать себя лучше, если вы пригласите меня внутрь.

Вампиры не могут пересечь порог дома человека без приглашения, по крайней мере, в первый раз.

Джоли остановилась, но только на миллисекунду.

— Конечно. Пожалуйста, входите.

Накари сделал шаг через порог и вошел в небольшую гостиную, быстро осмотрев ее. Она была экономно, но со вкусом обставлена, в основном в кремовых и бежевых тонах. Недорогая мебель свидетельствовала о том, что квартиру занимали два молодых человека, только что начавшие самостоятельную жизнь. Откуда он узнал, что здесь жили только два человека? Потому что все было куплено по паре: два кресла рядом со столами возле дивана, два барных стула возле кухни, два стула, стоявших под маленьким обеденным столиком и две двери, выходящие в коридор, который очевидно заканчивался ванной комнатой.

Накари заметил несколько фотографий, стоявших по краям столов, и на стене красиво украшенное фото Джоли в обнимку с другой девушкой такого же роста, но со светлыми волосами. Это была Джейн — ее сестра и очевидно соседка по квартире. Судя по их улыбкам, смеху и языку тел на фотографиях они были очень близки.

Накари проглотил свою горечь. На кофейном столике рядом с сотовым телефоном лежала адресная книга с именами, записанными в несколько рядов аккуратным почерком, а потом перечеркнутых. Джоли явно обзванивала всех, кого они знали, разыскивая Джейн.

— Вы что-то знаете? — Слабый, неуверенный голос Джоли, прервал его мысли. — О Джени?

Накари глубоко вздохнул, сфокусировался и вернулся к своим обязанностям.

— Да.

— Поэтому вы здесь?

Он кивнул.

— Да.

Она покачала головой, как бы прогоняя от себя его ответ, словно могла отогнать реальность и остановить неизбежное крушение поезда.

— Нет, — пробормотала она, роняя первые капли слез. Она прочистила горло, подняла подбородок и, очевидно, собрала все свое мужество. — Вы полицейский?

— Что-то вроде этого, — ответил Накари, ненавидя, что должен врать.

Он знал, что девушка слишком расстроена, чтобы задавать ему вопросы и проверять данные. Кроме того, его должность не имела значения. Важна была информация.

Он вытянул руку вперед, протягивая ей открытую, манящую ладонь.

— Иди ко мне, Джоли.

Слова были притягивающие и принуждающие, но пронизанные состраданием. Его голос — глубокий, словно океан, и неотразимый, как ночное небо.

Она с трудом сглотнула. Срабатывал первобытный инстинкт, и она начала осознавать, что находится в обществе опасного существа-хищника, но не могла сопротивляться его принуждению. Что являлось нехитрым проявлением большого искусства пятисотлетнего вампира и мастера мага.

Она пошла к нему, не отрывая от мужчины взгляда широко распахнутых глаз. И осторожно взяла его за руку.

— Где Джейн? — прошептала девушка дрожащими губами. — Что с ней случилось?

Накари легко потянул ее за руку, так, что она немного потеряла равновесие. Когда Джоли столкнулась с его огромным телом, он осторожно развернул ее, прислонив спиной к своей широкой груди. Его мощные, мускулистые руки обняли ее, крепко прижимая к телу. Она точно вписалась в него, словно была его слепком. Ее сердце застучало быстрей, а ноги задрожали.

— Тссс, — успокоил Накари.

Его губы оказались чуть выше ее правого уха. Он сильнее прижал ее правой рукой, поглаживая волосы левой, успокаивая своим размеренным голосом. Он ненавидел это принуждение, эту уловку, зная, что в течение одной минуты, одного мгновения жизнь Джоли Андерсон необратимо изменится. Она пройдет от осторожной надежды — от жизни, наполненной любовью и дружбой к своей драгоценной сестре — к глубокому, невыносимому горю. От жизни вдвоем к одиночеству. От совместных переживаний к воспоминаниям о потерянной жизни. Ее мир навечно трагически изменится.

Амулет на груди Накари слабо засветился, и он почувствовал, как его стало обволакивать чувство уверенности. Его собственный брат. Его близнец. Дотянулся до него из долины Духов и света, чтобы напомнить, что смерть не разделяла навеки, а была лишь переходом в другой мир. Чтобы заверить его, что любовь между душами продолжает жить.

Накари вдохнул запах Джоли чуть повыше яремной вены и затем осторожно склонил ее голову набок. Стирание человеческих воспоминаний было таким легким, слишком легким делом. Оно не требовало ничего, кроме сильного умственного зондирования, психического вторжения. Но замена воспоминаний такой сложности — создать то, чего здесь никогда не было, переписать неврологические пути — требовала более глубокой связи. Такой, какая может быть сформирована только через обмен кровью и ядом. Ее жизненная сила в него, его жизненная сила в нее. Первое будет безболезненным и простым. Кормление — лишь форма искусства для взрослого вампира. Оно может быть выполнено за несколько секунд. При желании жертва никогда не узнает, что произошло. Но введение яда всегда болезненно. К счастью, ей потребуется всего лишь несколько капель.

— Расслабься, — прошептал он ей на ухо. — Положи голову на мое плечо, Джоли, и расслабься.

Ее голова откинулась назад, но закрытые глаза двигались, несмотря на то, что ее тело безвольно прижалось к нему. Она весила не больше ста двадцати фунтов14, и он держал ее одной рукой, не прилагая вообще никаких усилий.

Накари настроился на манящий звук пульса — медленное, устойчивое биение на ее шее. Он приоткрыл рот и позволил своим клыкам удлиниться до двух острых кончиков. Джоли вздрогнула, словно почувствовав его намерение, но он мягко потерся носом о ее шею, и девушка снова ему подчинилась. Накари укусил с отточенной временем точностью, погружая клыки глубоко в яремную вену, одним плавным, безупречным движением. Он заблокировал ее страх и боль прежде, чем ее мозг смог их осознать.

Ее тело резко дернулось и начало биться в конвульсиях, но это была нормальная реакция, и эффект должен был ослабнуть меньше чем через тридцать секунд.

Накари сделал несколько глубоких, пьянящих глотков теплой, сочной субстанции из вены и проанализировал ее, когда она проскользнула в горло. Ее характер, потребности, надежды, страхи, состав ДНК, так же как и вневременные генетические воспоминания — то, что определяло Джоли Андерсон как уникальную личность. В конечном счете, так было нужно сделать, чтобы имплантировать воспоминания, которые стали бы реальными для ее чувств, своеобразного способа существования и знаний, чтобы они смогли прижиться. Когда он выпил достаточно, то осторожно извлек клыки и позволил резцам увеличиться. Две капли яда помогли закрыться ранкам, но невозможно было ввести большую дозу, бережно и безболезненно. Зная, что ее страдания прекратятся, как только он сотрет ей память, Накари решил быстро с этим покончить.

Зажав ее талию руками и удерживая крепко, словно в тисках, он парализовал ее голосовые связки так, что она не могла плакать, и стремительно укусил у основания горла над ключицей. Быстро ввел яд — не было никакого смысла растягивать процедуру — и она начала по-настоящему отбиваться. Ее глаза выдавали панику, а руки молотили, желая избавиться от источника боли.

— Нет… остановись… — Она простонала эти слова, на лице читалась отчаяние.

Накари закрыл глаза и сосредоточился.

Еще немного…

Он почувствовал порог — то магическое место соединения, где его сущность достаточно сильно переплеталась с ее, чтобы начать создавать новую реальность. Создатель наделил человеческих существ не только свободой воли, но и физическими законами, которые позволяли им творить с помощью своего разума, мыслей и слов. Хотя мало кто знал, что они могут такое делать, все, о чем люди думали и произносили, буквально сохранялось бытием на длительный период времени. Однако эта способность была ограничена одним обстоятельством: поскольку человек не мог творить нигде, кроме своей собственной реальности, слияние сущностей или душ необходимо было провести в сознании Джоли.

Когда боль стала невыносимой, а ее сопротивление усилилось, Накари почувствовал внезапный прилив энергии — отпечаток души Джоли, который свободно перетекал через его собственное ДНК. Он быстро извлек клыки, стер боль из ее памяти и захватил ум, все ее сознание, в свой психический контроль. Будучи мастером, он принялся плести новые ответвления вдоль старых нервных соединений, вставляя яркие воспоминания о происшествии, ужасной потере, похоронах и новой жизни без любимой сестры. Он сделал это реальностью, связывая каждое воспоминание со всеми пятью органами чувств, соединяя суть всего этого с ее душой.

Когда он закончил замену воспоминаний Джоли, то стер знание о своем визите и действиях, мягко приказал ей уснуть и отнес на диван, прикрыв брошенным рядом одеялом. Уложив девушку, он безмолвно произнес возле ее виска: «Я сожалею», — и медленно попятился.

Он потратил меньше пяти минут, меняя обстановку в квартире таким образом, чтобы было похоже, будто Джейн не жила здесь в течение нескольких месяцев.

«Рамзи, — мысленно сообщил он стражу, возглавлявшему в доме Джейдона команды зачистки, — я закончил с семьей Джейн.

«Хорошо, — ответил Рамзи. — Боюсь, что мы нашли еще два тела. Твоя работа сегодня ночью еще не закончена, Маг».

Накари вздохнул и потер глаза. Он устал от всех этих смертей и горя. Но это происходило слишком близко к дому. В его сознании мелькнули воспоминания о недавнем собрании воинов с Наполеаном и странном поведении короля. Было что-то невидимое, неописуемое в той комнате, тонкий налет черной магии и… зла. Кто бы это ни сделал, он таким образом попытался прикрыть свои мерзкие следы. Накари почувствовал что-то неправильное. И чем бы это ни было, оно преследовало их суверена. Это использовали против Наполеана.

И довольно успешно.

У Накари было больше вопросов, чем ответов. Определенно не хватало информации, чтобы обратиться к братьям, но в одном он был уверен. Если продолжать разбавлять свою кровь и энергию кровью стольких людей — таким большим количеством печальных, скорбящих и растерянных существ — его сила ослабнет к тому моменту, когда он будет больше всего в ней нуждаться.

«Рамзи, — позвал он, ментальный голос был наполнен решимостью. — Для меня становится слишком тяжело самостоятельно справляться с трудными случаями. Я не могу объяснить прямо сейчас, но энергетически возрастает угроза для дома Джейдона с каждым укушенным мной человеком. Дай знать Наполеану, что я хочу обратиться с призывом к совету магов Румынского университета. Хочу потребовать присутствия еще двух мастеров, моих одноклассников Нико Дурсяка и Янкеля Лузански, для помощи в моей работе, пока не минует кризис».

«Черт, — Тон Рамзи отразил всю серьезность ситуации. — Ты уверен?»

Страж должен был знать, что Накари не попросил бы о помощи, пока это не стало бы крайне необходимо.

«Да… Я уверен».

«Ну, хорошо, — согласился Рамзи. — Я сообщу нашему господину о твоем решении. Ты можешь сегодня позаботиться о других семьях? Пока не прибудут твои коллеги?»

Накари через плечо взглянул на спящую на диване девушку. Он зажмурил глаза, погладил амулет и медленно направился к входной двери, тихо закрывая ее за собой.

«Конечно, я сделаю все, что от меня требуется».

Подняв глаза к красивому ночному небу, он произнес молитву к своему божественному покровителю, Персею15: «Дай мне мудрость, Господи, чтобы понять, что происходит с Наполеаном. А до тех пор, пожалуйста, пришли поскорее моих коллег магов!»


Глава 8

Был ранний вечер воскресенья. Прошло два дня с того момента, как Наполеан забрал Брук из гостиницы «Темная луна». Два дня с того момента, как она обнаружила, что является предопределенной судьбой — супругой — древнего короля вампиров. Наполеан развернул ее, держа за талию, пока плечи женщины не встали под прямым углом к востоку и быстро шагнул назад, желая дать ей достаточно свободного пространства.

Он делал так с тех пор, как она в достаточной степени расслабилась, чтобы принимать душ в особняке: оставлял ей пространство для передвижений и тишину для мыслей. Кроме этого, он предоставил Брук полный доступ к летописям своего народа, хранящимся в «Зале правосудия», осознавая, что она по своей природе аналитик. Брук Адамс лучше будет читать историю дома Джейдона, чем слушать подробную лекцию. Она лучше сможет уловить суть «Кровавого проклятия», анализируя подлинную статистику записей о браках и рождении — о судьбах и жертвоприношениях — чем слушая попытки Наполеана рассказать о странном и древнем народе. Слишком много нужно было понять за короткий промежуток времени, и Наполеан сделал ставку на то, что Брук лучше разберется в истории принцев Джейдона и Джегера, читая все сама.

И ее необходимо было оставить в покое, чтобы она смогла это сделать.

Ей нужно было обработать огромное количество информации, и Наполеан дал ей покой, тишину и пространство для этого.

Казалось, это помогло.

Наполеан увидел, что за два дня Брук усвоила, или, по крайней мере, просмотрела больше материала, чем смог бы любой другой человек. Надев симпатичные дизайнерские очки в черной оправе, она устроилась в его кабинете рядом с тихо горящим огнем и поглотила каждый кусочек литературы, что он ей принес. Чтение о реальности, казалось, удерживало ее на расстоянии вытянутой руки от необходимости сталкиваться с ней. Пока реальность оставалась на страницах книги, все могло оставаться вымыслом.

Но это не было вымыслом.

И временами скатывающиеся из ее прекрасных глаз слезы, выворачивающие душу мольбы отпустить, позволить вернуться домой, позвонить лучшей подруге Тиффани, затрагивали самые глубочайшие струны души Наполеана. Несколько предметов мебели были помяты, а несколько бесценных артефактов целиком уничтожены, когда два раза ее переполнило желание убежать, женщина отчаянно сражалась за свою свободу. Но, в конце концов, Брук справилась с тревожной ситуацией с большим изяществом и вежливостью, чем Наполеан мог бы просить.

— Ты готова? — спросил он, осторожно убирая руки с ее глаз, до сих пор удивленный тем, что она позволила ему отвести себя в каньон с завязанными глазами.

— Настолько, насколько это возможно.

Она несколько раз моргнула, медленно поднимая голову, и когда вдохнула свежий воздух, ее рот приоткрылся.

Наполеан улыбнулся, довольный ее реакцией.

— Красиво, да?

Брук глянула на него через плечо и перевела взгляд на великолепный водопад высотой в двести футов16, каскадом падающий из глубокой расщелины в красной скале. Вода ниспадала стремительными волнами, набегающими друг за другом в гипнотическом ритме, и разлеталась блестящими брызгами в глубокий пруд у подножья скалы.

— Это… удивительно, — выдохнула она, рассеяно делая шаг вперед, словно привлеченная захватывающим звуком.

Наполеан сохранял дистанцию.

— Этот каньон, — указал он на выступающие скалы вокруг, — своего рода мое убежище, — Вампир прислонился к большому гладкому камню и скрестил руки на груди. — Оно огорожено…

— Огорожено? — перебила Брук, глядя на горные вершины, совершенно не замечая, что начала свободно задавать ему вопросы.

— Да, — ответил Наполеан. — Защитным заклинанием. Очень тонким, но мощным барьером, которое отпугивает других.

Брук обернулась. Ее темно синие глаза затуманились от испуга.

— Ты имеешь в виду… темных?

Наполеан пожал плечами.

— Ну да, но не только их. Я имею в виду также и дом Джейдона. Ограда не пропускает никого. До сих пор это место никто не видел, кроме меня. Это моя личная цитадель.

Брук судорожно сглотнула, и Наполеан смог это услышать, как и устойчивое биение ее пульса на шее. Он перевел дыхание.

— Я хотел, чтобы ты увидела… более мягкую… сторону моего мира.

Брук нахмурилась.

— Более мягкую? Жертвоприношения… темные… проклятия… Хмм.

Она отвернулась и сделала несколько шагов к водопаду, засунув руки в карманы джинсов. Ее мягкие, шелковистые волосы переливались, покачиваясь над грациозным изгибом плеч, когда она двигалась. Она была по-настоящему красивой, и Наполеан любовался ею с растущим удовлетворением. Глядя на воду, она прочистила горло.

— Что ж, теперь будет уместно… когда мы находимся здесь… задать тебе несколько вопросов?

Наполеан не шелохнулся. У него не дрогнул ни один мускул.

Он слишком боялся напугать, разубедить ее. Мужчина пообещал, что отведет ее в спокойное место, где они смогут поговорить. Место, где она сможет задать ему любые вопросы, какие захочет.

Похоже, обстановка сама по себе располагала к этому. Рев водопада, достаточное расстояние между ними, позволяющее ей безопасно стоять к нему спиной, а также естественная безмятежность теплого осеннего вечера в одной из самых красивых долин «Роки-Маунтин». В этом месте не было ничего искусственного или навязанного: на самом деле оно предлагало наблюдателю одновременно мощь и покой.

Если Брук была готова воспользоваться моментом, — то ли потому, что не чувствовала себя загнанной в ловушку и осознавала, что время истекало, то ли потому, что понимала, лучшего момента не представится, — Наполеан горячо приветствовал их первый по-настоящему открытый разговор.

— Да, — прошептал он.

— Хорошо, — согласилась она, вытаскивая руки из карманов и скрещивая их на талии. — Чего я… действительно не понимаю…

Ее слова затихли, и женщина вздрогнула, словно враз лишившись смелости.

— Чего ты не понимаешь, Брук?

Его голос был нежным, ободряющим.

— Я не понимаю, как… как тебе это удалось? Я имею в виду, мои коллеги? Тиффани? Разве они не хватятся меня? Не начнут искать? В ее голосе была нотка надежды, и хотя Наполеан сожалел о ее потере, он знал, что этого не случится. Никто не придет к ней на помощь. Кроме того, он не мог сейчас ее потерять.

Он пнул маленькую шишку под ногами, но остался стоять, привалившись к скале и осматривая неровные ряды вечнозеленых растений и дрожащих осин, разбросанных по ущелью, а также заросли райграса17 вокруг круглого пруда.

— Рамзи изменил воспоминания Тиффани, потому она непременно предупредит твоих коллег из «Праймера», — коротко и ясно объяснил он. — Насколько им известно, ты осталась еще на несколько недель в гостинице… отойти от стресса… насладиться спа, покататься верхом, зарядиться энергией, прежде чем снова вернуться к ежедневной рутине.

Брук обхватила себя руками, словно ей внезапно стало холодно, хотя вокруг царило благодатное тепло.

— Тиффани знает меня очень хорошо. Она знает, что я бы не осталась здесь одна. На такой долгий срок… Просто на работе сейчас много чего происходит. Она удивится и начнет искать. Я знаю, она…

— Брук…

Наполеан не собирался играть с этой женщиной или вводить в заблуждение. Ее судьба была связана с ним, и он никогда ее не отпустит. А также не будет поддерживать в ней ложную надежду.

— Тиффани поверит во все, что внушил ей Рамзи, потому что это та власть, которой обладают вампиры. Мне… жаль. Она не будет тебя искать. Как и другие знакомые с работы, — Наполеан вздохнул, потому что правда была не тем, что Брук, очевидно, хотела услышать, а он отчаянно желал завоевать ее признательность. — И ты уже должна была понять, что никто из людей не в силах отобрать тебя у меня.

Брук повернулась к нему, ее потрясающие глаза сверкали от гнева.

— И ты заберешь все это у меня, Наполеан? Мою лучшую подругу? Мою работу? Мою карьеру? Все, что было частью моей жизни до этого момента?

Наполеан шагнул вперед, но Брук испуганно отступила. Ее глаза метались по ущелью, словно ища путь к отступлению, безопасное место, куда можно было бы сбежать.

— Нет, — возразил Наполеан, протягивая руку. — Я не собираюсь причинять тебе вред.

Брук прижала пальцы к уголкам глаз в попытке сдержать слезы.

— Черт тебя дери, я не хочу снова плакать.

— И не надо, — умолял он, остановившись в нескольких футах перед ней так, чтобы она перестала пятиться. — Я надеюсь, что ты сохранишь дружеские отношения, особенно с Тиффани. Я видел твои воспоминания и знаю, что она для тебя значит. Как только ты перестанешь искать способ убежать, примешь свою судьбу — нашу судьбу — мы поприветствуем ее в нашей жизни.

И тут Брук неискренне рассмеялась.

— О, дааа, прямо вижу, как это произойдет. Привет, Тифф, познакомься с моим новым парнем… королем вампиров. Потусуемся в пятницу? Может, заглянем в банк крови или типа того.

Как только она это произнесла, лицо женщины изменилось. Она выглядела неуверенной и испуганной, подобно человеку, случайно открывшему клетку с опасным тигром.

Наполеан нахмурился и ждал, чтобы она увидела — он не бешеное животное или скорее не неуравновешенный вампир. Рядом с Брук Наполеан становился просто беспомощным мужчиной, который был не в состоянии заставить ее понять, как много он мог дать, если бы она только позволила. Мужчина нахмурился сильнее.

— Парень? — усмехнулся он. В голосе мелькнул намек на раздражение.

— Это просто слово, — объяснила она разочарованно. Женщина хотела отвести взгляд и ахнула, когда вампир внезапно оказался перед ней так близко, что их руки теперь соприкасались. — Что ты делаешь?

Он наклонился и приподнял ее лицо за подбородок.

— Посмотри на меня, Брук.

Она попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла продержаться больше секунды.

— Что?

— Я кто угодно, — прошептал он, — но только не юный парнишка.

Она покачала головой, словно отмахнувшись от его слов… от небрежного употребления ею этого слова.

Его рука сжалась, но не настолько, чтобы причинить боль.

— Мне сотни лет. Я видел столько всего, что ты даже не можешь себе представить и пережил такое, с чем ты никогда не столкнешься. Я несу бремя за пределами твоего воображения. Жизни сотен мужчин — семей — зависят от меня: их обязанности, страхи, надежды… души. Я защищаю людей в этой долине от силы, которая может их уничтожить, если мои воины лишь пожелают этого. Я ищу равновесия для этой земли — для твоего вида — чтобы моя собственная раса не истребила вашу, — Он нежно погладил ее щеку. — Я еще не заслужил твоего уважения или любви, но я отнюдь не парнишка. И это не игра.

К его большому удивлению, она расправила плечи, вздернула подбородок и, смотря ему прямо в глаза, начала говорить в своей, сугубо деловой манере:

— Ну что же, ладно, милорд. Кажется, так к вам обращаются?

Наполеан поморщился, но не ответил. Боги, женщина оказалась упрямой.

— Тогда давай будем полностью честны друг с другом. Если ты… — Она помолчала. — Если ты весь из себя такой многогранный, то чего же требуешь от меня? Если я не могу представить или постичь… или понять твой мир, то как смогу в него вписаться?

Наполеан покачал головой и ненадолго прикрыл глаза. Когда он вновь их распахнул, то знал, что они светятся не гневно, а властно.

— Боги никогда не ошибаются. Ты мне подходишь, Брук. В этом я не сомневаюсь.

— Нет! — Она в отчаянии махнула рукой. — Я не подхожу! — Женщина уперла руки в бедра. — Ты ежедневно ведешь за собой воинов. А я… я создаю маркетинговые компании, чтобы продавать… мыло, нижнее белье и пиццу! Черт, иногда бумажные изделия! Я ничего не знаю о чести или о том, как руководить вампирами и бороться с тьмой.

Наполеан тихо и протяжно присвистнул.

— Ну и к чему это? — спросила она вызывающе.

Он тщательно подбирал свои слова.

— Ты до сих пор думаешь, что я не видел твои воспоминания? Не попросил моих людей предоставить мне полную информацию о твоей жизни?

Ее глаза округлились, женщина выглядела обиженной.

Он покачал головой.

Брук, ты должна понять — я не просто обычный мужчина, и ты не просто обычная женщина. То, что мы делаем, всегда должно быть в интересах большинства. У меня нет времени, как у других воинов, чтобы поухаживать за тобой и узнать получше. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое зависит от нашей пары. И это слишком большой соблазн для моих врагов. Я всегда буду защищать тебя, всегда буду защищать дом Джейдона — даже в ущерб этикету.

Брук напряглась и отступила еще на шаг, замерев на сырой траве у края пруда, в нескольких дюймах от бурлящей воды.

— Я…

— Тебе двадцать девять. Ты работаешь в компании меньше двух лет, и уже занимаешь пост старшего бизнес-партнера в «Праймере». Больше пятидесяти процентов доходов компании за последний год получено за счет твоих заказчиков, твоих оригинальных идей и твоих инновационных кампаний, которые компания тут же запатентовала. Ты продвигаешь свой отдел и поддерживаешь отношения, которые удовлетворяют клиентов «Праймер». И я должен добавить, они все после этого продолжают сотрудничество с компанией. Ты приехала на эту конференцию, уже опережая всех своих конкурентов, чтобы представить новую, революционную концепцию в маркетинге — простой, но гениальный подход, который утроит прибыль компании менее чем за пять лет, — Он шагнул назад и попытался говорить спокойнее. — И все это ты делала под постоянным давлением, терпя сексуальные домогательства и невежественное, непростительное пренебрежение к твоему таланту просто потому, что ты женщина, — Он глухо зарычал, пытаясь передать свое отвращение. — И все же ты продолжала работать с исключительным упорством, зная, что это когда-нибудь окупится.

Его взгляд переместился на ее полную нижнюю губу, на удивленное и заинтригованное выражение лица.

— Ты много знаешь о лидерстве, Брук.

Он отвернулся в надежде скрыть от ее взгляда свой гнев.

— И ты очень много знаешь о чести и борьбе с тьмой.

Брук проглотила комок в горле, и он ощутил, как в ней усилилось чувство тревоги, словно женщина точно знала, что за этим последует.

— Сколько тебе было лет, Брук? — спросил он ее напрямую. Тема была слишком важна, чтобы относиться к ней по-другому. — Когда ты сражалась с тем монстром?

— Каким монстром?

— Ты знаешь, с каким.

Она побледнела.

— Не надо Наполеан.

— С твоим отчимом. Сколько лет тебе было?

Брук покачала головой. Она начала отступать, но идти было некуда. Замерев на месте, она посмотрела на него и впервые показалась беспомощной.

— Пожалуйста… не надо.

— Чего не надо? — прошептал он. Голос был серьезным, как и предмет разговора. — Не напоминать тебе, что ты была шестилетней девочкой, — он стиснул зубы, проскрежетав ими, — запертой в доме с сорока двух летним мужчиной, монстром, таким же темным как сама ночь и гораздо более злобным?

Брук попыталась отвернуться, но он протянул руку и, держа ее за подбородок, не позволил отвести взгляда.

— Ты сражалась как воин, Брук, и смогла перехитрить его. Ты его переиграла. Ты ушла живой.

По ее лицу начали течь слезы и узенькие плечи задрожали.

— А честь? — продолжал он. — Ты знала, что твоя мать не была такой сильной, как ты. Ты знала, что она не сможет посмотреть правде в глаза, когда ты дашь показания в суде. Не сможет заглянуть в зеркало, которое отразило бы ее собственную слабость всему миру. Но ты все же знала, что это было правильным поступком. И сделала это. Ты пожертвовала безопасностью семьи и надеждой на примирение, чтобы поступить по-честному. И ты сидела в зале суда, выдерживая косые взгляды взрослых, и демонстрируя невероятное мужество на протяжении шести дней, — он остановился и вздохнул. — Ты была более чем храброй, Брук. Ты была героем.

Брук больше не могла этого выносить. Отчаянно желая уйти, она позабыла, где находилась и шагнула назад, теряя равновесие и падая в пруд. Она даже не успела вскрикнуть, а Наполеан уже держал ее на руках. И они просто парили над поверхностью воды, медленно дрейфуя в сторону берега.

Невольно Брук схватилась за его плечи, жалобно всхлипывая.

— Откуда ты узнал? — Она отвела глаза и покачала головой. — Ты вторгся в мои самые сокровенные воспоминания?

— Нет, — опроверг Наполеан. — В ту ночь, когда мы встретились в такси… твой страх… Ты передавала свое прошлое, Брук. Ты моя судьба. Как я мог не услышать такие страдания?

Она дрожала под тяжестью воспоминаний. В отчаянии женщина вытерла глаза тыльной стороной ладони, продолжая крепко обнимать его за плечи, хотя они уже стояли на твердой земле.

— Мужество и лидерство, — сказал Наполеан, — это не только грубая сила и даже не принадлежность к сверхъестественным видам. Это то, когда ты стоишь, хотя все вокруг сидят. Смотришь в лицо невзгодам, когда другие предпочитают от них убегать. Уверенно ведешь за собой в бой, так что твои последователи верят, что победа возможна.

Слезы тихо катились по ее щекам, а голова покоилась на плече мужчины. Брук прижималась к нему, тихо всхлипывая, словно ища утешения.

— Сколько лет он провел в тюрьме, Брук? — спросил Наполеан. Он не извлек эту информацию из ее памяти, не желая узнать больше, чем она невольно поведала. Но знание того, через что она прошла, резало его словно ножом. — Сколько?

Она покачала головой, потерлась носом о его руку.

— Скажем так, это не стоило обращения в суд. Это было несправедливо.

— Сколько?

Она посмотрела вверх и встретилась с ним взглядом.

— Два с половиной года.

Наполеан замер, позволяя словам проникнуть в сознание, а затем сильнее прижал ее к себе, удерживая свою судьбу в крепких, нерушимых объятиях.

Прошептал ей в ухо, тихо и беспощадно:

— Я — правосудие, Брук. Для тебя здесь всегда будет справедливость.

Она замерла.

— Что ты сказал?

Он покачал головой.

— Ничего. Это не имеет значения.

Она глубоко вздохнула.

— Нет, имеет. Что ты имел в виду? — Она пробормотала эти слова в его грудь. — О чем ты говоришь, Наполеан?

— Я говорю, что тот, кто причинил тебе вред, больше не ходит среди живых.

Она ахнула, но ничего не сказала, и он знал, — теперь женщина, наконец-то, стала по-настоящему слушать.

— Прислушайся ко мне, Брук, — промурлыкал он. Его голос демонстрировал жаркое обещание быть верным их союзу. — Ты должна понимать, кому и чему тебе предначертано стать супругой. Я суверенный король древней расы, потомков богов и людей. Я — правосудие.


* * *

Брук Адамс почувствовала отзвук слов Наполеана глубоко в своей душе, и сила его откровения каким-то образом пробудила другое воспоминание.

Видение? Сон?

Воображаемый детский друг возникал в сознании маленькой девочки во времена отчаяния.

— О боже!

Брук вдруг ахнула, отодвигаясь от груди Наполеана так, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Что? — спросил Наполеан, сразу забеспокоившись. — Что такое?

Она в недоверии покачала головой.

— Ты. Так это был ты!

Она заглянула ему в глаза и стала присматриваться, пристально изучая его, словно видела в первый раз. По собственному желанию, а не по принуждению разглядывая в мельчайших подробностях каждую черточку его прекрасного лица. Она невольно протянула руку и прикоснулась к его волосам. Потерла их между пальцами, проверяя структуру, и легко выпустила.

— Ты был там со мной?

Наполеан покачал головой.

— Прости… Я честно не понимаю, что ты имеешь в виду.

Брук посмотрела вдаль, не обращая внимания на пейзаж вокруг. То, что она видела, было не в этом ущелье, а где-то намного, намного дальше — в воспоминаниях из прошлого.

— Когда я была ребенком, — она тяжело сглотнула, — и находилась в домике с моим отчимом, я представляла в своем воображении так много всего… Что угодно, чтобы пройти через это. Выжить.

Наполеан взял ее руку и крепко сжал в своей. Впервые его прикосновение не испугало ее.

Она не отстранилась.

Брук услышала глухой звук, как будто издалека, печальный напев, словно бормотание ребенка и поняла, что он шел из ее собственного горла. Она успокоила себя, зная, что ей нужно через это пройти.

— Иногда поздно ночью он загонял меня в угол. Знаешь, чтобы меня потрогать… — Она изо всех сил пыталась сосредоточиться, и его глаза потускнели, как будто он тоже боролся, отчаянно пытаясь сдержать какие-то глубокие, первобытные эмоции.

— И? — поинтересовался он сквозь стиснутые зубы.

Она сглотнула.

— И я представляла, что была кем-то другим, кем-то действительно сильным, кого он никогда не сможет ранить. Парнем. Нет, не правильно. Мужчиной, — она опустила взгляд, чувствуя знакомую боль от стыда. — Так я была менее уязвима… по крайней мере, в моем сознании.

Наполеан кивнул.

— Конечно.

Доброта в его глазах была непостижима.

Потом она прошептала, зная, что это был единственный способ сказать ему правду.

— Мое имя было… Наполеон, — в ее глазах застыли слезы, но голос стал тверже. — Ну знаешь, как у дважды императора Франции и военачальника. Мы только недавно проходили его в первом классе, и в моем воображении он был грозной личностью, — она быстро моргнула, несколько капель упали с ее щек. — Не могу поверить, что я забыла… за все эти годы. Именно благодаря этому, главным образом, я все и пережила.

Впервые с того момента, как она его встретила, король вампиров, казалось, потерял дар речи. На самом деле он стоял неподвижно словно статуя, его глаза не отрывались от нее, словно глядели прямо в душу. И в этот миг он казался ей греческим богом, воплощением власти и силы — абсолютного достоинства. Как будто он был скульптурой в музее, сохранившейся со времен античности. И его великолепие вызывало тревогу.

Брук взглянула на сильную руку, сжимавшую ее собственную с состраданием и напряженностью. Очнувшись, она внезапно почувствовала, что не может больше выносить его прикосновения. И мягко оттолкнула его, заставляя отступить.

— В моей голове, — она постучала указательным пальцем по виску, — я держала могущественный меч — меч Андромеды — и представляла себе, как протыкаю им сердце своего отчима снова и снова, отрезаю ему руки и…

— Что ты сказала? — голос Наполеана был едва слышным, глаза едва не пылали от напряжения: зрачки стали глубокого багрово-красного цвета, — что, как ни странно, привлекало ее, несмотря на кажущуюся дикость. — Твой воображаемый меч… Как ты его назвала? — повторил он.

Она прочистила горло, пытаясь сосредоточиться.

— Андромеда.

В этот момент его глаза словно зажглись потусторонним светом, и Брук могла поклясться, что температура вокруг них поднялась на пару градусов, словно вселенная включила невидимый нагреватель. Листья на деревьях начали тихонько шелестеть, а птицы покинули свои насесты на качающихся ветвях. Не зная хорошо это или плохо, она смягчила голос.

— Может мне следует остановиться?

— Нет, — возразил он, — пожалуйста… расскажи мне, — голос вампира звучал как нежный музыкальный инструмент для ее ушей. — Ты назвала свой меч Андромедой

Его тон умолял ее продолжать.

Она кивнула.

— Да… Андромеда… И знаешь, что было самое безумное?

Он покачал головой.

— Нет. Что?

Она начала отвечать, но внезапно потеряла ход мыслей. По какой-то необъяснимой причине она не могла прекратить смотреть ему в глаза.

— Что было самым безумным?

Господи, он действительно был великолепен.

— Брук?

Она продолжала смотреть на Наполеана, и ее сердце начало стучать быстрее. Этот мужчина — нет, этот вампир — похитил ее, бросил в мир настолько пугающий и странный, что ее мозг до сих пор не мог постичь его величия. И отказывался отпускать. Инстинкт самосохранения настаивал, чтобы она противостояла ему, просил любым способом избегать мужчину, и она выжидала подходящего момента. Но здесь и сейчас, в этот напряженный момент, он был самым сильным и красивым созданием, которое она когда-либо видела.

— Брук!

Его темные пленительные глаза пронизывали словно два лазера, мягко закругленной миндалевидной формы, обрамленные густыми темными ресницами. Почему она не замечала этого раньше?

Draga mea18, ты меня слышишь?

Его прекрасный квадратный подбородок был напряженным, демонстрируя железную решимость мужчины, его смягчала лишь неестественно гладкая кожа. Помогите ей небеса, он был… потрясающим.

— Где ты витаешь?

Наполеан слегка наморщил лоб, но это только усилило поразительную красоту его лица. Она просто не могла им налюбоваться, словно поймала неожиданный ракурс солнца в пурпурном небе.

Брук

Словно откуда-то издалека она услышала свое имя и заставила себя вернуться в реальность. Разговор? О чем он был? О да… безумным было

— Безумным было то, что он остановился.

Наполеан моргнул, и его бровь вопросительно приподнялась.

— Твой отчим?

Она зажмурилась и кивнула.

— Да. Я представляла, как размахиваю этим могущественным мечом снова и снова в своих мыслях, пока не почувствовала, что вокруг нас словно вспыхнуло пламя, и он отступил — словно испугался — а затем вообще… перестал ко мне прикасаться.

Наполеан с трудом сглотнул, и его челюсти разжались.

— Тогда он фактически никогда…

— Нет, — она решительно покачала головой. — Но я не могу сказать, что он не пытался.

Наполеан дотянулся до нее и нежно обхватил лицо женщины руками. Внезапно Брук ощутила, словно теплый ветер подул на нее, а кожу под подушечками его пальцев стало покалывать. Он ей улыбнулся и обожание — убежденность — в этих гипнотических глазах было безошибочным. В своем сознании он верил, что она уже принадлежала ему. Наполеан убрал руки от ее лица, отчего Брук сразу же ощутила странное чувство потери, а затем взял ее предплечье в свою левую руку и тихо провел указательным пальцем правой по линиям на ее запястье.

— Ты видишь эти знаки? — спросил он.

Она посмотрела на странное тату за неимением более подходящего слова. Причудливое сплетение линий и узоров, которое появилось на ее запястье в ночь, когда Наполеан забрал ее. В ночь, когда луна стала кроваво-красной. Это было четкое изображение женщины с опущенным лицом, ее левая рука была вытянута, а правая полусогнута. Казалось, она плыла по небу.

Брук кивнула.

— Да, я их вижу.

Затем она вспомнила рассказы Наполеана. Это был знак от богов — то же самое изображение, что появилось на небе, когда он ее нашел.

— Оно олицетворяет… правящее созвездие вампиров, — прошептала она, вспоминая многочисленные истории, прочитанные в его библиотеке.

Он улыбнулся.

— Да, Брук. Ты смогла усвоить большой объем информации настолько быстро, что это даже удивительно. Но это, — он указал на уникальное изображение, запечатленное на ее руке, — это значит гораздо больше.

Она покачала головой, ничего не понимая.

Наполеан благоговейно потер пальцем очертания женщины.

— Это богиня Андромеда. Она является моим правящим созвездием и именно под ее защитой и «Кровавой луной» наши души соединились. Она является той, кто выбрал тебя… для меня.

Брук немного склонила голову набок, с трудом пытаясь понять, о чем говорил Наполеан.

— И меч Андромеды не выдумка, — продолжил он. — Это единственная семейная реликвия, которой я обладаю, она передавалась из поколения в поколение. И досталась мне после смерти отца. Ты понимаешь, о чем я говорю, Брук?

Брук пристально на него посмотрела, внимательно изучая каждую черточку лица и малейшее колебание голоса. Она полностью не понимала… пока, но очень хотела.

— Помоги мне понять, — прошептала она.

Его улыбка стала по-настоящему сияющей.

— Это не было случайностью, что отчим уступил силе твоего воображаемого меча — силе Андромеды. С тобой была богиня, Брук. Все прошедшие годы. Защищая тебя для меня. Мы были предназначены друг другу еще до твоего рождения.

И сейчас она потеряла дар речи.

Его лучезарная улыбка смягчилась, излучая теплый свет чистой, безусловной любви.

— Сможешь ли ты обдумать возможность того, что все это, — он указал рукой на себя и на все, что их окружало, — не только реально, но и правильно?

Она вздохнула.

Наполеан.

Его имя было шепотом в ее сознании.

Важной частью ее клеточной памяти.

Наполеан Мондрагон — хранитель меча Андромеды.

Она моргнула, и ее сердце наполнилось удивлением. Это не могло быть правдой. Он не мог быть реальным. Как она могла не знать, что существовали другие миры, — целые виды, проживающие отдельно от человеческой расы — процветающие тайно от большей части населения земли? Она снова взглянула на свое запястье.

Это казалось вполне реальным.

И та роковая ночь — ночь «‎Кровавой луны» — тоже была реальной. Как и звезды на небе.

Как Андромеда.

И ее воображаемый меч.

Она медленно покачала головой, когда полностью все осознала: неделя в том доме с отчимом была реальной, так же как и все те годы, что она прожила в одиночестве, без семьи.

Она почувствовала изучающий взгляд Наполеана, и твердо посмотрела ему в глаза, пытаясь разглядеть там правду.

— Я не знаю чему верить, — прошептала она. — Это все кажется таким невозможным, — Глаза Брук увлажнились, и она снова начала дрожать. — Я так… боюсь, — ну вот, она произнесла это вслух. — Тебя, — добавила, собирая все свое мужество. — Мира, из которого ты пришел. Всего этого, — Ее дыхание перешло в короткие вздохи. — Я чувствую, словно меня забросило в прошлое, словно я снова на озере, насильно заперта в том доме, и я… я… — Она подавила рыдание. — Я пообещала себе, что больше никогда не окажусь в подобной ситуации. Не знаю, что теперь делать.

Наполеан медленно, спокойно выдохнул и протянул ей руку.

Ingerul meu, ангел мой, подойди ко мне. Брук, послушай свое сердце и позволь мне навсегда забрать твой страх, — он раскрыл руки и не отпускал ее взгляда. — Просто один шаг навстречу.

Брук посмотрела на огромного мужчину, стоящего перед ней с широко раскинутыми руками. Он был древним хищником, более могущественным, чем все, с чем она когда-либо сталкивалась, и в два раза смертоноснее, пускай даже выглядел сейчас таким нежным… уязвимым… доброжелательным.

Но она точно знала — у него были клыки. У него были определенные… намерения.

— Ты рано или поздно меня укусишь, — пробормотала она, сама удивляясь своим словам. Наполеан не дрогнул, но и не стал этого отрицать.

— Просто один шаг, Draga mea.

— Ты причинишь мне боль.

Он покачал головой.

— Жизнь была сурова к тебе, но здесь ты найдешь убежище. Иди ко мне, Брук.

— Ты попросишь меня столкнуться с вещами… творить ужасные и страшные вещи, которые я не готова или не в состоянии сделать.

— Давай решать проблемы по мере поступления. Ты не можешь понять все и сразу, я тебя и не прошу об этом. Но ты можешь избавиться от своих страхов. Я могу забрать их у тебя, если ты мне позволишь.

— Это манипулирование сознанием, — возразила она.

— Сострадание, — не согласился он.

Она вздохнула.

Ты вампир.

— Ты моя судьба, избранная богами. Мы не можем выбирать свою участь, Брук. Мы можем только бороться с ней или принять ее.

— Я боюсь, — повторила она шепотом свой наиболее весомый аргумент.

— Просто один шаг, — парировал он, повторяя свой.

Брук закрыла глаза. Каково это — отпустить свои страхи хотя бы на мгновение? Верить кому-то еще, помимо самой себя? Она посмотрела на Наполеана и увидела в его глазах тоску. Это был взгляд человека, который точно знал, каково это всегда существовать в этом мире подобно одинокому острову. Быть всегда сильным, всегда себя контролировать, принимать тяжелые решения, основанные на неукротимой решимости не просто выжить, а одержать победу.

Будучи всегда и совершенно одиноким.

Она не понимала, что происходит. Почему Земля вдруг сместилась со своей оси и бросила ее в противоположном направлении вопреки закону гравитации? Но глубоко в душе Брук точно знала, что ее предопределенная судьба стояла сейчас в нескольких дюймах от нее. Что ей была дарована редкая и неописуемая возможность. И ей не придется больше справляться со своими страхами… в одиночестве.

Собрав все свое мужество, Брук Адамс сделала один шаг вперед — в ожидающие крепкие объятия Наполеана Мондрагона.


Глава 9

Тиффани Мэттьюс провела руками по коротким светлым волосам, поправляя тонкие, элегантные прядки, одернула вниз бежевый кашемировый свитер, прикрывая обтягивающие джинсы, и посмотрела на тяжелую металлическую дверь.

Трудно было поверить, что она стояла позади грязного склада, собираясь встретиться с тайным членом организации охотников на вампиров, но… такова была реальность. Женщина подавила страх, расправила плечи, собрала всю свою наглость и постучала в дверь. Ой, она ушибла костяшки пальцев.

Дверь медленно, со скрипом отворилась, и высокий худощавый мужчина с короткими темно-каштановыми волосами появился из тени дверного проема. Он был с головы до ног одет в камуфляжную военную форму, которая выглядела на нем как-то неуместно.

— Мэттьюс? — проворчал он.

У Тиффани внезапно появилось желание развернуться и убежать, но она осталась на месте и даже протянула руку.

— Да, сэр. Я Тиффани Мэттьюс.

Он просунул голову в щель и быстро огляделся по сторонам.

— Дэвид Рид, — сказал он, тщательно оглядывая ее с головы до ног. Затем одобрительно улыбнулся. — Входите.

Тиффани машинально взглянула через плечо. Что он там проверял? Не было ли там других людей… или вампиров? Она потрясла головой, отгоняя мысль. Конечно нет — сейчас была середина солнечного дня. Она бросила еще один долгий взгляд на Дэвида. Странный человек, уединенный склад, идеальное место для нападения. Стоило ли ей идти за ним? Или лучше было уйти? Ее мозг просчитывал варианты на удивительной скорости, анализируя возможности против вероятностей быстрее, чем она могла их осмыслить. Но, в конце концов, все пришло к одной простой переменной: «я просто не могу оставить Брук с тем монстром».

Выдавив улыбку, она последовала за Дэвидом внутрь темного склада.

Как только ее глаза привыкли к мраку, женщина увидела огромное, пустое пространство — большой прямоугольник с маленькими окнами, слишком грязными, чтобы пропускать свет. Над одиноко стоящим металлическим столиком свисала тусклая лампочка, ненадежно вкрученная в патрон. Стол стоял точно посередине склада, с одной стороны от него расположились два раскладных стула, а с другой — вращающееся кресло с рваной обивкой.

«Подобие офиса?» — подумалось ей.

Дэвид провел ее к столу, сам плюхнулся во вращающееся кресло, а ей махнул рукой в сторону складных стульев.

— Присаживайтесь Мэттьюс.

Тиффани сделала глубокий вдох и села, стараясь не обращать внимания на пыль, которая сейчас близко знакомилась с ее любимыми джинсами.

— Я бы предложил вам чашку кофе или чего-нибудь еще, но у нас здесь ничего нет, — произнес он смертельно серьезным тоном.

Тиффани открыла рот, чтобы ответить, но потом передумала и снова закрыла его. Существовал ли адекватный ответ на непредложенные несуществующие напитки? И она еще раз заставила себя улыбнуться.

Дэвид наклонился вперед и его напряженный взгляд схлестнулся с ее.

— То чем мы занимаемся, очень серьезное дело, Мэттьюс. Информацией, с которой вы столкнулись, обладает очень небольшое количество людей и важно, чтобы так это и оставалось, — Он откинулся на спинку и положил обе ноги на стол, скрестив их в лодыжках. — А теперь расскажите мне, что именно произошло. Что вы видели?

Тиффани сложила руки на коленях и как робот начала рассказывать о событиях ночи, когда забрали Брук, стараясь оставаться бесстрастной. Не хватало ей еще сломаться перед этим мужчиной и искать утешение в объятиях извращенца, косящего под военного. Это все было ради Брук и ничего больше.

Замолчав, она с минуту за ним наблюдала. Он стал невероятно тихим, внимательно слушая, и впервые она увидела в его глазах заинтересованность. Мужчина вполне мог оказаться шарлатаном, но он знал о существовании вампирах, и данная организация была реальной: это читалось в его манере держаться.

Он оперся подбородком на руку и рассеянно потер его большим пальцем.

— Самцам нужны инкубаторы.

Тиффани напрасно ждала, что он как-то прояснит сказанное.

— Что, черт возьми, это должно означать?

— Инкубаторы. Матки. Самцы. Иногда они забирают человеческих женщин и используют их для воспроизведения потомства. Наверняка тоже самое случилось и с вашей подругой.

Тиффани побледнела. Она чувствовала себя совершенно больной.

— Вы имеете в виду, что он забрал Брук для воспроизведения…

— Ну, это зависит от многих причин, — ответил он.

Тиффани была на грани паники. Она подалась вперед и положила руки на стол.

— От чего именно?!

— У какого вида вампиров она оказалась, — мужчина нахмурился, в его глазах мелькнуло сострадание. — Их несколько видов.

Тиффани была почти вне себя от ярости.

— Вид?! Просто объясните мне, о чем, черт возьми, идет речь!

Он торжественно кивнул.

— Некоторые вампиры забирают женщин и держат у себя. Разумеется, они используют их для размножения, но, по крайней мере, они еще живы — пока не становятся таким же кровососами, как и их партнеры, тогда их уже нужно будет уничтожить…

Он осекся.

У Тиффани отвисла челюсть, а сердце бешено заколотилось в груди. Только не Брук. Такого не могло случиться с Брук.

Такого не случалось с Брук!

— Сожалею, — произнес он, и это прозвучало, по меньшей мере, наполовину искренне.

— А другой вид вампиров? — Она прочистила горло и успокоила голос. — Что они… делают… с женщинами?

В этот раз он смотрел в сторону, когда отвечал.

— Другие… Давайте просто скажем, что вам бы не захотелось с ними встречаться. Они насилуют женщин, заставляя их забеременеть, в конце концов носительницы — женщины — умирают через сорок восемь часов после родов.

Тиффани почувствовала легкое головокружение перед тем, как до нее по-настоящему дошел смысл сказанного.

— Сорок восемь часов? Чтобы родить ребенка? Это невозможно!

Потому что это бы означало, что Брук, наверняка, уже… мертва.

Она быстро выбросила эту мысль из головы.

Это существо — тот, кто забрал Брук — он был страшным, как черт, но была ли в нем злоба? У нее закружилась голова.

Дэвид вздохнул. Он потянулся через стол и взял ее за руку — и женщина была настолько расстроена, что позволила ему.

— Расскажите мне все, что знаете о вампирах, — настояла она.

Тиффани должна была знать все подробности. Она должна была понимать, с чем имела дело — с чем приходилось мириться Брук — и определенно не хотела столкнуться по пути ни с какими сюрпризами.

Дэвид сжал руки и, казалось, размышлял, следует ли сделать для нее одолжение. После нескольких секунд неопределенности, он, наконец, капитулировал.

— Мы думаем, что они происходят из Европы, — заявил он.

А затем принялся объяснять тонкости эволюции вампиров и их современных сообществ. Он рассказывал о том, как долго эти существа бродили по земле, об их поведении и почему их уничтожение было необходимо, как и сохранение всего этого в тайне. Он объяснил, что люди запаниковали бы, если бы узнали о своих бессмертных соседях, и как это знание привело бы к повсеместной истерии, беспорядочным убийствам невинных людей — подобно пуританской охоте на ведьм — и в конечном счете к тотальной войне с вампирами, которую в настоящее время люди выиграть не смогли бы.

И вот тогда его организация — и другие ей подобные — вступали в игру.

Их миссия заключалась в том, чтобы искоренить демонов одного за другим, проникнуть в их сообщества и добыть как можно больше сведений, прежде чем две расы столкнутся.

Это все очень походило на проповедь Орсона Уэллса. Про судный день.

Когда он, наконец-то, закончил, Тиффани уже не могла отличить вымыслы от фактов. Так много безумных, непривычных слов было использовано: демон, нежить, кормление и контроль сознания. Все это настолько походило на сюжет из научной фантастики, что у нее голова шла кругом. Но помимо всего этого, в его рассказе что-то определенно было не так.

Что-то не вязалось.

Была некая странность в организации Дэвида, в том, как они различали вампиров, и даже их миссия звучала неубедительно. Но с другой стороны, почему это должно было ее волновать? Главным было время и спасение Брук. Ей прямо сейчас нужны были голые, неопровержимые факты. Способна ли организация Дэвида ей помочь? Какая была у них структура? И кого она должна убедить, чтобы приблизиться к своей целы? Каковы были дальнейшие шаги касательно Брук?

Тиффани упростила и упорядочила вопросы в своей голове: время для эмоций наступит после.

— Расскажите мне об организации и на кого вы работаете. Кто контролирует вашу деятельность?

Дэвид снял ноги со стола и резко поставил их на пол, наклонился вперед, упершись локтями в колени, а затем произнес тихим шепотом:

— То, что я собираюсь вам рассказать, останется между нами. Вы унесете это с собой в могилу, capisce?19

— Да, — ответила Тиффани. — Я все понимаю.

Дэвид покачал головой.

— Я не уверен в этом. Если вы проболтаетесь, то заберете это в могилу… capisce?

Тиффани сглотнула, прекрасно осознавая, что он имел в виду.

— Да. Все ясно.

Дэвид кивнул.

— Хорошо.

Он поставил локти на стол и сложил руки вместе.

— На всей территории США располагаются региональные организации охотников на вампиров — на самом деле во всем мире — тайные ячейки, возглавляемые такими же людьми, как и я. Но финансируют и руководят ими секретные агенты, которых мы просто называем охотниками за головами, — Он улыбнулся. — Мило, да? — улыбка быстро исчезла. — Агенты… охотники… по всей видимости являются официальными лицами в каждой стране и подчиняются руководящему совету стран, но точно этого никто не знает. Говоря по правде, в организации это никого не волнует. До тех пор, пока все выполняется должным образом, — Он заговорщицки подмигнул. — Каждый охотник несет ответственность за вербовку и поддержку нескольких региональных организаций — обычно это группы из семи мужчин, иногда женщин — состоящих из бывших солдат, наемников и отставных спецназовцев. Мы не общаемся с нашими охотниками, обычно они сами связываются с нами, когда и если это необходимо, — он откинулся на спинку кресла и сделал глубокий вдох. — Они предоставляют нам всю необходимую информацию и тренируют первое время, пока мы не становимся достаточно опытными, чтобы планировать и выполнять самостоятельные задачи. Пока каждая организация охотников на вампиров не сможет функционировать в качестве самостоятельной единицы. Я не охотник, но это моя ячейка и я здесь главный.

Тиффани потянулась, чтобы потереть виски. Это было за пределами понимания, но, по крайней мере, она знала, с кем сейчас имела дело. Вернее, с чем. И так же она знала, что Дэвид говорил правду. В ту ночь, когда она отчаянно искала ответы и способы, как помочь Брук, она увидела их в своих снах. Не особо было понятно, кем были эти люди и что конкретно они делали. Но она увидела Дэвида Рида ясно как божий день. И где-то на заднем плане своего сновидения — почти скрытый, но не совсем за кадром — виднелся другой мужчина: охотник за головами, как Дэвид любил его называть.

Таинственный мужчина появлялся словно тень: огромный, внушительный человек с длинными волнистыми и светлыми волосами, похожими на львиную гриву. Во сне его рот искривляла жестокая гримаса, а глаза казались зловещими. Он никогда не говорил, но во сне Дэвид называл охотника по имени. Тристан или вроде того? Точно… Тристан Харт.

— Где сейчас ваш охотник? — спросила Тиффани в основном из любопытства.

Дэвид рассмеялся и пожал плечами.

— Не сказал бы вам, даже если бы знал, но я не в курсе. Ничего о нем не слышал уже несколько месяцев.

Тиффани улыбнулась.

— Но это не имеет значения, верно?

Он снова подмигнул, казалось, радуясь тому, что она все поняла. А она и вправду все поняла верно.

Дэвид Рид был единственным знакомым человеком, который хоть как-то мог попробовать спасти Брук. И он был ей нужен. Нацепив свою самую лучшую улыбку, она наклонилась вперед и посмотрела на него умоляющими глазами.

— Дэвид, я не знаю, как сказать по-другому. Но мне действительно очень, очень нужна ваша помощь.


Глава 10

Наполеан укрыл Брук тяжелым шерстяным одеялом и тихо вышел из гостиной. Она уснула на диване вскоре после того, как они вернулись из ущелья, несомненно, испытывая сильное эмоциональное истощение.

Наполеан тоже был измотан. Он много раз наблюдал, как мужчина из дома Джейдона встречал свою судьбу, проходил через все тридцать дней «‎Кровавой луны» — справляясь со всем тем, что она влекла за собой — и становился более счастливым, удовлетворенным и даже более совершенным. Но ему все еще трудно было представить такой финал, учитывая нынешнее положение дел. Доверие было очень ценным качеством и, похоже, заслужить его будет нелегко.

Наполеан открыл двери на веранду первого этажа и вышел наружу, нуждаясь в глотке свежего воздуха. Брук практически стала частью его самого: хотя мужчина еще не взял ее кровь, но он уже прикасался к женщине, знал ее запах и впитал в себя сущность. Он почувствует, если она проснется или пошевелится. Он уже был настроен на нее.

Засохший лепесток розы сорвался с ветки, что прорастала на узкой решетке над верандой, и приземлился на ногу Наполеана. Мужчина поднял глаза к небу. Он рассеянно произнес молитву благодарности богине Андромеде за то, что она защитила его судьбу много лет назад, но этого было недостаточно. Она никогда не должна была проходить через такой ужасный жизненный опыт, хотя все могло оказаться гораздо хуже.

Намного хуже.

— Милорд? — тихий женский голос прервал его мысли и Наполеан обернулся, замечая выходящую на веранду Ванью Демир.

У него перехватило дыхание. Она походила на прекрасное видение. На женщине была мягкая бархатная рубашка красного цвета и прямая черная юбка из того же материала. Длинные, льняного цвета волосы свободно струились до талии, но часть была заплетена в высокие косы, закрепленные небольшими красными и черными украшениями. Она выглядела по-королевски, впрочем, она и была королевских кровей.

— Ванья, — пробормотал вампир, он не ожидал ее увидеть.

Она улыбнулась печально, но искренне.

— Вы удивлены моим приходом, Наполеан?

Он заглянул ей за спину.

— Скорее я удивлен, что вы пришли одна. Надеюсь, вас сопровождали…

Ванья махнула рукой и рассмеялась.

— Конечно, милорд, — Она всплеснула руками. — Разве найдется в доме Джейдона хоть один воин, который позволит мне или Киопори путешествовать ночью одной? Конечно, нет.

Наполеан сощурился.

— А днем?

Она фыркнула.

— Нет, дорогой король. Мы, к сожалению, постоянно окружены свитой, если вас это успокоит.

Слово дорогой застало его врасплох, и мужчина сглотнул. У них были очень короткие, но напряженные отношения — больше похожие на горячую вспышку страсти — сразу после того, как Киопори была похищена Сальваторе Нистором. Наполеан предложил утешение принцессе, но потом это переросло во что-то большее. Им обоим пришлось проявить невероятную волю и принять рациональное, зрелое и неизбежное решение расстаться, чтобы в дальнейшем избавить друг друга от ненужной боли.

В то время казалось, что Ванья идеально подходила ему. И она по-прежнему оставалась идеальной. Но не для него. В сознании Наполеана не было сомнений, что женщина, которая сейчас спала на диване, была создана из самой сути его собственной души. Это было трудно объяснить, выразить словами, но когда Брук стояла возле него, его сердце замедлялось, чтобы биться в унисон с ее сердцем. Наполеан взглянул на дверь, зная, что Брук все еще спала, но желая удостовериться собственными глазами, что ее не было на веранде.

Он прочистил горло и посмотрел на Ванью. Боги, она была восхитительно красива.

— Принцесса, — начал он тихим и полным сожаления голосом, — я уверен, вы уже слышали…

— Я видела «Кровавую луну» и Андромеду, — прервала она. — Простите, что прерываю, милорд, у меня нет никакого желания услышать, как вы произнесете эти слова вслух.

Наполеан кивнул, и они некоторое время постояли молча.

— Тогда зачем вы пришли? — наконец поинтересовался он.

Ванья перекинула волосы через плечо, подняла подбородок и посмотрела ему в глаза.

— Мне нужно было увидеть это самой.

— Что увидеть? — переспросил он.

Это… — повторила она, прикасаясь пальцем к виску. — Этот ваш взгляд.

Наполеан продолжал молчать.

Она вздохнула.

— Этот взгляд, который говорит, что вы обожаете и желаете ее. Уже любите.

Наполеан понял, что она имела в виду, и у него не было другого выбора, кроме как произнести это вслух. Сказать правду, проявляя уважение к Ванье и Брук.

— Действительно, — выдохнул он. — Она моя истинная судьба. И я всегда выберу ее.

Несмотря на ее предыдущее признание, Ванья несколько раз быстро моргнула, ее глаза широко распахнулись, и женщина прижала дрожащую руку к сердцу. Она непроизвольно отступила и отвела взгляд.

— О, ну тогда…

— Мне очень жаль, — сказал он. — Боги, мне так трудно подобрать слова.

В этот момент Ванья рассмеялась.

— Вы — красноречивый, древний король дома Джейдона — и не можете найти слов? Не думаю, что это правда. Но я понимаю, что тема трудная.

— Очень трудная, — согласился он внезапно севшим голосом.

Ванья элегантно кивнула.

— Вы правы, — Она скрестила руки на груди и снова посмотрела ему в лицо. — И именно поэтому я пришла, чтобы просить вашего разрешения.

Наполеан приподнял брови.

Ее плечи опустились.

— Ну, это не совсем верно. Разумеется, мне бы хотелось получить ваше разрешение — ваше благословение — но я приняла решение и последую ему, независимо от вашего ответа.

Наполеан ждал, что она скажет. Хотя он являлся суверенным королем дома Джейдона — и, таким образом, его слово было законом — Ванья фактически занимала более высокое положение. Она родилась раньше него в Румынии в семье короля Сакариаса и королевы Джейд, не говоря уже о том, что являлась кровной сестрой Джейдона и Джегера Демир, и по-прежнему принадлежала к изначальной расе: чистокровная, получеловек-полубожество. Киопори Демир, ее сестра, так же обладала небесной кровью и способностями. Однако, она стала супругой Маркуса Силивази, прошла превращение под защитой лорда Драко и теперь являлась вампиром. Киопори стала воплощением всего того, кем они все были до и после «Кровавого проклятия». Ванья, с другой стороны, была чистокровным, живым представителем исчезнувшей расы.

Несмотря на то, что она не станет бессмертной, подобно вампиру, целитель дома Джейдона выяснил, что из-за небесного происхождения, у нее была несколько отличная от человеческих женщин физиология. Ее иммунная система была сильнее, и Кейген Силивази лихорадочно работал над созданием формулы, основанной на небольших инъекциях вампирского яда в кровь Ваньи. Регулярные безопасные интервалы позволили бы поддерживать здоровье и продлевать жизнь без риска ее превращения или нанесения вреда чистой душе.

— Как вы знаете, — тихо заговорила она, прерывая его мрачные мысли, — Мастер маг Накари попросил своих коллег из Румынского университета приехать в Лунную долину и помочь… в это неспокойное время.

Она изящно сцепила руки перед собой.

Наполеан кивнул.

— Да. Нико и Янкель. Я в курсе.

Ванья глубоко вздохнула и задержала дыхание, явно стараясь набраться смелости. Когда она, наконец, выдохнула, на ее лице уже читалось спокойствие и решительность.

— Когда Нико и Янкель вернутся в Румынию, я намерена последовать за ними.

Наполеан громко ахнул и покачал головой.

— Ванья, должно быть более приемлемое решение…

Ванья подняла руку.

— Милорд, пожалуйста, выслушайте меня.

Он нахмурился.

— Ваша сестра и племянник здесь. Ваш народ здесь. О боги, я знаю, это сложная ситуация, но…

— Если бы все было так просто, мой король, — она потерла виски. — Если бы дело было только в вас, но это не так, — она положила обе руки на сердце. — Я ужасно скучаю по своей родине. Вы должны понять, у меня нет истории или привязанностей на этой новой для меня земле. Все, что я знаю, осталось в Румынии.

— Но ваша сестра…

— Есть и более важная причина, Наполеан. Истина заключается в том, что я не могу изменить свою суть. С самого рождения меня обучали руководить, учить, править. Я воспитывалась в традициях нашего народа и небесных божеств. Меня учили быть хранительницей магии. Это ответственность, к которой я относилась очень серьезно. Вы все сделали верно, милорд. В доме Джейдона на протяжении веков многое сохранилось и передалось другим поколениям. Но мужчины не могут передать то, чего не знают. И наша магия — знания нашего народа о земле и разных науках далеко за пределами того, что понимают даже вампиры — и все это не может умереть вместе со мной. Да, Кейген может придумать, как продлить мне жизнь. Возможно, бесконечно долго, если я выберу такой путь. Киопори обладает теми же знаниями, и она бессмертна. Но сейчас ее главная забота — муж и сын. Она должна растить Николая. Не говоря уже о том, что у них могут быть другие дети.

Ванья всплеснула руками и вздохнула.

— Я нечто большее, чем просто няня или сестра, Наполеан. Так же как и вы, я должна делать то, для чего была рождена. И лучше всего это получится в университете.

Наполеан шагнул назад, обдумывая ее слова.

— Вы имеете в виду, что хотите занять пост учителя… официально?

— Да, — решительно ответила она, утвердительно кивнув головой. — Я хочу записать устные предания нашего народа, чтобы они никогда не забывались. Передать магические заклинания и чары, чтобы весь наш народ знал, кто мы и откуда происходим. Возродить древние духовные практики для дальнейшего развития наших мужчин.

Она шагнула вперед и взяла его за руку.

— Правда в том, Наполеан, что я в своей душе бесконечно искала ответ на вопрос, почему Фабиан спас меня вместе с Киопори? Почему боги отправили меня в это чужое место и время, лишив всего — и всех — кого я когда-либо любила, за исключением моей сестры? Ответ предельно ясен. И это намного важнее, чем я… или даже вы, — она улыбнулась. — Поймите, милорд, даже если бы мы были предназначены друг другу, я бы все равно вернулась в Румынию, чтобы исполнить свою обязанность. Это то, для чего я была рождена и также станет гораздо более существенным наследием, чем могла бы оставить простая представительница редкой расы, сестра или тетя.

Она быстро взяла себя в руки.

— Не поймите меня неправильно. Я не жалею об этой стороне своей жизни, но вы не можете оставаться суверенным государем нашего народа и просить меня отказаться от поездки. Или утверждать, что знания, которыми я обладаю, не должны официально передаваться от одного поколения к другому.

Наполеан подпер кулаком подбородок и серьезно на нее посмотрел. Ее глаза редкого бледно-розового цвета сияли светом истины и силой духа. У женщины была мягкая, обаятельная улыбка и доброе сердце, они убеждали Наполеана согласиться с ней.

— Нет, — наконец произнес он. — Я не могу оспаривать ваши доводы, — мужчина помолчал, — но это не значит, что мне нравится данная идея.

Ванья улыбнулась и понимающе кивнула.

— Значит, я получила ваше благословение?

Наполеан закрыл глаза и ругнулся себе под нос. После стольких столетий они наконец-то нашли ее, а теперь она собиралась вернуться на древнюю родину. Он сам хотел многое у нее узнать, хотел использовать ее мудрость и знания в «Зале правосудия». Но это было бы эгоистично, и мужчина это понимал. Ванья заслуживала того, чтобы быть там, где принесет большую пользу. Где она будет счастлива.

— Да. У вас есть мое благословение.

Ванья вздохнула и взволнованно его обняла.

— Простите мне нарушение этикета, милорд, но я чувствую такое облегчение.

Наполеан позволил себе обнять женщину и сделал все возможное, чтобы передать ей свое тепло и добрые пожелания. Она отступила.

— И Наполеан.

— Да?

Она взглянула на двери, ведущие в дом, и кивнула в сторону гостиной.

— Знайте, что и у вас есть мое благословение, — ее улыбка была сияющей. — С вашей судьбой.

Наполеан не мог найти слов.

Не было никакого способа продемонстрировать ей свою глубокую признательность и нежность. Выразить, как много ее слова для него значили. Они были как целительный бальзам для его древней души.

Ванья Демир была истинным воплощением достоинства и красоты.

Как только настоящий смысл сказанного, а также понимание того, кто стоял перед ним, дошли до сознания Наполеана, он решил продемонстрировать ей знак своего глубочайшего уважения. Вампир склонил голову, опуская взгляд и кладя на сердце правую руку, на которой сверкало кольцо с гербом дома Джейдона. Это был жест преклонения. Жест, который он демонстрировал последний раз в Румынии, будучи ребенком и стоя перед королевской семьей… ровно как сейчас.

Это был жест, который теперь предназначался исключительно ему.

— С богом и счастливого пути, моя принцесса, — прошептал он благоговейно.

По щекам Ваньи текли слезы, когда она нежно убрала руку Наполеана с груди и поцеловала кольцо.

— Благослови тебя Господь, мой король.


Глава 11

Пока принцесса Ванья не исчезла из виду, Наполеан наблюдал, как она быстрым шагом направилась с веранды к извилистой, выложенной камнем дорожке, где ее ожидал Жюльен Лакуста, чтобы сопроводить домой.

Он удовлетворенно вздохнул.

Впервые за долгое время его душа была спокойна.

«Только живые могут позволить себе спокойствие», — низкий, бестелесный голос нарушил безмятежность, мгновенно пустив холодок по спине Наполеана. Он повернулся, чтобы понять, кто с ним разговаривал, но не увидел ничего, кроме тумана.

— Кто ты? — спросил он в пустоту.

Трагически печальный голос ответил:

«Ты меня не узнаешь, сын?»

Голос Наполеана сорвался на фальцет.

— Отец?

Наполеан поворачивался во все стороны, пытаясь отыскать сначала глазами, а затем с помощью всех своих обострившихся чувств сущность отца.

«Моя душа не может успокоиться, Наполеан».

Сердце Наполеана пропустило удар.

— Покажись.

Мрачный ветер пронесся над террасой. Он без усилий подбросил глиняные цветочные горшки в воздух и выстроил в линию металлическую уличную мебель словно игрушечных солдатиков.

«Спаси меня!»

«Сражайся!»

«Разве ты не король?»

«Разве ты не мужчина?»

«Наполеан?»

«Наполеан!»

Голоса стремились к нему со всех сторон, словно потоки бесконечного вихря: мужские, женские, старые и молодые…

Некоторые были ясные, другие едва различимые, они говорили то в унисон, то по отдельности.

«Наполеан! Останови его».

«Спаси его».

«Измени это!»

А затем самый знакомый голос из всех, словно отзвук из прошлого, пронзил воздух:

«Наполеан, беги!»

Отшатнувшись назад, Наполеан выхватил острый кинжал из набедренных ножен. Он рассеяно потер большим пальцем изысканную резьбу на рукоятке — два воина с горящими красным глазами и клыками, оба готовые к бою — а затем крутанул оружие в руках. Он был готов к встрече с врагами.

В этот момент рядом с ним вдруг раздался громкий треск, похожий на раскат грома, и пол внутреннего дворика провалился под ногами. Его мощные серебристо-черные крылья инстинктивно вырвались из-за спины, вампир принялся яростно размахивать ими, стараясь удержать тело в вертикальном положении. Дом исчез из виду, а окружающие деревья внезапно начали качаться, как ожившие демонические духи.

Их огромные ветви коварно тянулись к нему. Разевая клыкастые рты и шепча отвратительные насмешки. Хрупкая кора превращалась в грубую, как у рептилий, чешуйчатую броню, походя на шкуру мифических драконов.

Перед лицом неизвестного зла Наполеан полагался на свою закаленную в битвах сущность, оставаясь спокойным и настороженным. Он быстро призвал свою силу, создавая вокруг опасное пламя, тщательно собирая огромную энергию и усиливая свой гнев, молча готовясь в любой момент нанести смертельный удар. Ему не терпелось уничтожить врага.

Даже если он не знал его имени.

Он был Наполеаном Мондрагоном, в конце концов.

На этой планете не существовало никого могущественнее. По крайней мере, пока.

— Что тебе от меня нужно? — спросил он. — Кто тебя послал?

Несмотря на тревожащее чувство вины — и участившиеся ночные кошмары — ему все еще трудно было поверить, что когда-то преданный и любящий отец пришел к нему после стольких лет в виде демона.

Невидимая сила ударила первой.

Она внезапно швырнула тело Наполеана назад. Его беспорядочно вращало и яростно подбрасывало в воздухе, мужчину словно толкала огромная зловещая сила. И хотя казалось, что он пролетел огромное расстояние, Наполеан странным образом все еще оставался на веранде, стоя совершенно неподвижно. Противоречивые ощущения пошатнули его равновесие. Вампир потряс головой, стараясь остановить головокружение, а затем часто заморгал, когда его зрение затуманилось, и перед лицом вдруг возникли ворота королевского замка. На каком-то сознательном уровне Наполеан понимал, все увиденное лишь плод его воображения, но оно казалось таким реальным.

Глубокий протест вскипел в горле, но потом Наполеан с ужасом увидел, как испуганный маленький мальчик поймал его взгляд прежде, чем быстро юркнуть в небольшое отверстие под стеной замка и свернуться там калачиком.

— Нет! — предупредил Наполеан. — Не ходи туда!

Мальчик пытался стать невидимым, скрыть саму свою сущность от чего-то ужасного, в то время как симфония резни вокруг него разразилась оглушительным крещендо.

Крики пронзили воздух, как гром бурное небо, и Наполеан закрыл руками уши, стараясь отгородиться от шума, в отчаянной попытке отделить прошлое от настоящего.

Ребенок безудержно дрожал.

Боги, он был в таком ужасе…

Так измучен.

Так одинок!

Наполеан рассеянно схватился за кольцо на своей правой руке и сильно сжал его. Он вспомнил данную много лет назад принцу Джейдону клятву верности. Как он надеялся и молился, глупо верил, что каким-то образом клятва верности благосклонному двойнику уберегло бы от того что приближалось, от «Кровавого проклятия».

Но это ему не помогло. Никому не помогло.

Боги, выбирайся оттуда! — приказал он ребенку. Его голос стал хриплым, а сердце отчаянно забилось в груди.

Слезы страха жгли глаза мальчика, когда он встретил взгляд Наполеана и отпрянул назад с возрастающей тревогой, отчаянно пытаясь избежать неотвратимого насилия. Когда жестокий, бестелесный смех раздался ближе, разрывая уши мальчика — и Наполеана — прошлое и настоящее внезапно столкнулись.

— Нет. Нет. Нет.

Ребенок начал всхлипывать. Наполеан закричал.

Их вдруг затянуло, и они принялись падать, но не в яму, не в пространственно-временную реальность, а в какую-то огромную, невидимую и кошмарную пустоту — мир, наполненный чистой энергией, и подпитываемый подавляющими, невыносимыми эмоциями.

Ребенок стонал, не переставая, и хотя Наполеану было страшно смотреть, он напряг зрение… и замер. Он хорошо помнил эту сцену.

Слишком хорошо…

Его сердце разрывалось от сопереживания, он чувствовал, как подрагивал мальчик, знал, что у него дрожала каждая косточка в теле. А потом туман приблизился.

Наполеан проглотил горький привкус страха, чуть не подавившись от подкатившей к горлу желчи, а затем начал по-настоящему бороться, стараясь вырваться из пустоты. Он должен был добраться до ребенка. Должен был выбраться из этого кошмара!

— Нет! — яростно запротестовал вампир. Он не переживет этого снова!

Просто не сможет.

Туман закружился, превращаясь в миниатюрный вихрь, приподнялся над землей и вновь опустился вниз, словно у него был глаз, который мог видеть спрятавшегося маленького мальчика.

— Ты думаешь, что можешь сбежать, дитя? — прошипел призрак в унисон с Наполеаном. Он уже не мог отрицать того, что последовало бы дальше. Как и остановить происходящее.

Жуткий смех отразился от стен маленького помещения.

Вихрь окружал и поглощал мальчика, пока Наполеан и ребенок не стали сливаться, став единым целым. Пламя взорвалось в центре темноты, и в последнем отчаянном порыве сопротивления Наполеан создал холодные сосульки вокруг своего тела — тела мальчика — в попытке уменьшить обжигающее пламя.

— Умри, малыш! И переродись в монстра!

Загрузка...