Куда ведет меня дорога (ЛП)

ГЛАВА 22

Хлоя

— Как все прошло?

Дин ухмыльнулся.

— Отлично. — Он взъерошил волосы Гарри. — Гарри теперь официально наш. Он застрял с нами на всю оставшуюся жизнь.

Гарри сдержал улыбку и попытался отойти от Дина.

— Это потрясающе, Гарри.

— Ага. — Он пожал плечами. — Полагаю, что так.

— Слушай. Я хотела узнать, есть ли у тебя до сих пор та огромная сумка, с которой ты ездил на каратэ в прошлом году?

Его настроение сразу же испортилось.

— Да, а что?

— У меня нет достаточно большой сумки для отъезда. Хотела спросить, могу ли я ее взять?

— Она в моей комнате, — резко ответил он. — Я принесу ее.

А потом он просто вышел из кухни, громко топая, так что было слышно каждый его шаг, пока он шел в свою комнату.

— Что с ним такое? — спросила я Дина после того, как по всему дому раздался громкий хлопок закрытой двери.

— Думаю, тебе стоит поговорить с ним, Хлоя. Полагаю, есть много того, что он оставляет недосказанным.

Я дважды постучала в дверь комнаты Гарри перед тем, как войти. Я сделала лишь шаг, когда большая сумка полетела в мою сторону. Я пригнулась как раз вовремя, чтобы уклониться от удара.

— Вау. Что это с тобой происходит?

— Ничего. — Его ноздри раздулись, и послышалось рычание. — Просто забери сумку и убирайся уже на хрен.

Я прищурила глаза, когда поняла, в каком он был настроении. Он стоял возле кровати, опираясь кулаками в бедра.

— Приятель, что за черт? — Я зашла в комнату, не собираясь оставлять все как есть, пока не узнаю, что происходит.

— Серьезно, у меня нет сейчас на тебя времени. Ты уезжаешь через неделю и едва бываешь дома. Ты все время проводишь с этим придурком Блейком, или он всегда здесь. Он даже не член нашей семьи. Ты ведь это знаешь? Мы семья. Твоя семья. — Его голос надломился, но он продолжил. Его тон с каждым новым словом становился все резче. — Ты когда-нибудь думаешь обо мне? Я живу здесь много лет. Ты моя сестра. Не его.

До того, как я успела что-либо ответить, Гарри добавил:

— Знаешь, что? Я знаю все о тебе — о раке твоей мамы и тети тоже. Я знаю, что Мэри и Дин просили твоего разрешения удочерить тебя, но ты сказала нет. И я не понимаю этого. Мэри и Дин — они любят тебя. — Он прервался на секунду. — Я люблю тебя, Хлоя, но тебе всегда было всё равно.

Я резко выдохнула и села на его кровать, не в состоянии стоять после всего, что он сказал.

— Не смей! — крикнул он, сталкивая меня с кровати. — Не смей чувствовать себя здесь как дома. Я не хочу, чтобы ты находилась здесь. Неделя, Хлоя. Одна неделя и ты уедешь. — Его руки твердо держали меня за спину, толкая к двери, чтобы я вышла из его комнаты.

Я повернулась к нему, как раз когда его рука легла на край двери.

Его лицо покраснело от сдерживаемого гнева.

— Поэтому просто сделай это, Хлоя! — Сейчас он пронзительно кричал. — Просто сделай то, что ты всегда хотела и вали нахрен! И не возвращайся никогда!

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но горло сжалось. Лицо было мокрым от слез, которые я даже не заметила.

— Гарри, — прошептала я.

Но он не услышал меня. Он был слишком занят захлопыванием двери перед моим лицом.

Я настолько закрылась, была так слепа из-за построенных мною стен, что не заметила, что чувствовал Гарри. Он назвал меня своей сестрой. Сказал, что любит меня.

И все, что я получила, это еще одну причину, чтобы уехать.

— Мне жаль, — сказал Дин, стоя у нижней ступеньки. Он не предложил мне своего сочувствия. И я знаю почему — он был согласен с Гарри.

— Я была такой эгоисткой, — сказала я Блейку. Мы сидели в моей машине с опущенным верхом и откинутыми сидениями, смотря на ясное ночное небо. Я наконец-то смогла забросить с трехочковой зоны, хотя на это и ушло целых восемь недель. Он так радовался этому, как будто выиграл чемпионат штата. Но его радость тут же испарилась, когда я сказала ему, что мне нужно меньше времени проводить с ним и больше видеться с семьей.

— Что ты имеешь в виду?

— Гарри ненавидит меня.

— Что? — рассмеялся он.

— Я серьезно, Блейк.

Он, должно быть, понял это, поскольку тут же сел, подняв сидение, и развернулся ко мне.

— О чем ты говоришь?

— Он ненавидит меня, — повторила я натянутым голосом, пытаясь сдержать рыдания.

— Что? Почему?

— Потому что я уезжаю.

Он тяжело вздохнул.

— Ну, у него есть причина.

— Блейк. — Я пристально посмотрела на него, но когда увидела разрывающую сердце печаль на его лице, то сразу отвернулась. — Ты не помогаешь.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Хлоя. Что это потрясающе, что ты уезжаешь через неделю? — Он вновь опустил спинку сидения и продолжил смотреть на небо. — Я не собираюсь врать тебе. И тебе не стоит врать самой себе. Ты должна была понимать, что реакция будет именно такой.

— Ты не понимаешь, Блейк. Он кричал на меня. Он сказал мне убираться нахрен и никогда не возвращаться!

— Прекрати ныть, — сказал он. — Мне жаль, что он так разговаривал с тобой и что задел твои чувства. Но мне не жаль из-за того, что он сказал. Возможно, тебе стоит узнать, что то, что ты делаешь — Дорога — касается не только тебя. Твои планы повлияют на всех. И я знаю, что ты делаешь все возможное, чтобы держать людей подальше от заботы о тебе — или чего-либо еще — но слишком сложно не делать этого. Слишком сложно не любить тебя. — Он замолчал и прочистил горло. — Чертовски сложно не любить тебя.

Мои глаза широко распахнулись. Я старалась унять сильное биение сердца перед тем, как сказать что-то.

— Повезло же тебе, что ты любишь меня.

Он ничего не ответил, лишь прислонился ко мне, взял за руку, сжал ее и больше отпускал.

Блейк

Я едва зашел в дом, как услышал голос отца.

— У тебя завтра после школы встреча с агентом по набору кадров в Форт Брэгг.

Я распрямил плечи и поднял руку к голове, отсалютовав ему.

— Сэр, есть, сэр!

Он посмотрел на меня с места на диване в гостиной. Его руки еще сильнее сжали стакан, в котором я не сомневаюсь, был виски.

— Не смей вести себя так же нагло завтра, Хантер. Это тебе не бесполезная игра в мячик на площадке. Это настоящая жизнь. Это твое будущее.

Хлоя предложила поехать вместе со мной на военную базу, дорога до которой занимала полтора часа, но я отказался. Она бы просто сидела там, ничего не делая, после того, как сказала вчера, что ей нужно больше времени проводить с семьей. Поэтому с моей стороны было бы эгоистично согласиться.

Офицеру Хайдену, командиру по набору кадров, было далеко за двадцать. Он трижды был в Ираке, а потом решил остаться дома с женой и ребенком и заняться набором кадров. Он сказал, что долго разговаривал с моим отцом перед тем, как тот ясно дал понять, что необходимо показать и рассказать все, что он хотел, чтобы я услышал. Хайден рассмеялся, сказав, что сбился со счету, со сколькими отцами он так общался, но ни один не был так настойчив, как мой, что вообще не удивило меня.

Он прошелся по всем стандартным пунктам нашей встречи, запланированной отцом, показав мне территорию базы и введя меня в курс дела карьеры, которую я выберу, если решу записаться. Сказал, что после разговора с моим отцом понял, что я уже слышал и видел все это. Вместо этого он пригласил меня в свой дом, расположенный на территории базы и представил меня своей жене и маленькой дочери. Я не знаю, почему мы оказались здесь, но не стал возражать.

Хайден вынес два раскладных стула на передний двор, лицом к дому и флагу Америки, который гордо развевался перед ним.

— Почему ты хочешь записаться? — спросил он, не отрывая глаз от флага.

— Я не знаю.

— Что ж, это дерьмовый ответ. — Он вытянул ноги перед собой, усевшись более удобно. — Ты хочешь это сам или потому, что этого хочет твой старик?

— Я не знаю, — повторился я. Я начинал раздражаться, потому что не ожидал вопросов. Я приехал сюда, чтобы отец отвалил от меня, и ожидал стандартную экскурсию. Такую же, как и последние два года. Никто до этого не задавал мне вопросов.

Хайден сделал вдох.

— Мой старик работает на картонной фабрике. С того момента, как ему исполнилось шестнадцать — всю жизнь на одной и той же работе. Ему шестьдесят семь и каждый день он встает в четыре утра, едет на работу, надевает перчатки и делает одно и то же… собирает коробки.

— И?

— И это его работа, Хантер. Собирать коробки.

Я потер свою скулу, потому что был озадачен тем, что он говорил со мной о своем отце.

— Нет ничего плохого в складывании коробок, сэр. Это достойная работа.

— Ты так думаешь? — сказал он, посмотрев опять на флаг.

— Да. Миру нужны коробки. Его работа существует ради цели. Это достойно почтения.

Небольшая улыбка появилась на его лице.

— Ты именно этого хочешь? Хочешь служить ради цели?

— На самом деле я не…

— У моей мамы никогда не было оплачиваемой работы. У меня есть три брата, семь племянников и племянниц. Мой отец всегда обеспечивал семью благодаря картонной фабрике. — Он замолчал на какой-то момент. — Я видел, как он плачет, лишь раз. Хочешь узнать, когда?

— Конечно.

— Когда я сказал ему, что записался в армию. — Он молчал долгое время, перед тем, как прочистить горло и продолжить. — Я помню, как он поднялся со своего кресла, подошел и потом сжал в объятиях. Он сказал: «Я горжусь тобой, сын». Ты делаешь что-то в своей жизни”. А потом сказал то, что сказал ты. Он сказал, что то, что я делал, было почетно. — Он усмехнулся. — То, чего он не знал, так это то, что я был восемнадцатилетним панком и хотел записаться только потому, что мне захотелось пострелять.

Я закрыл свой рот, стараясь не сказать ему, что это было глупо.

Он снова засмеялся, в этот раз громче.

— Я знаю, что ты думаешь. Что это глупо… моя причина, чтобы записаться.

— Немного.

— Очевидно, мои планы на будущее изменились, — быстро сказал он. — В этом-то и есть разница между тобой и мной. Ты предполагаешь записаться в армию, потому что хочешь служить ради цели. Вероятно, ты думаешь, что это почетно, да?

— Полагаю, что да.

— Но, как ты сказал, ты мог бы работать и на картонной фабрике, и тоже служил бы ради цели. Ты бы делал что-то, достойное почтения.

Я опустил глаза на колени, пока смысл его слов доходил до меня.

— Твой отец, — продолжил он, — он сильный человек. То, как он ведет себя, заинтриговало меня насчет тебя, поэтому я поискал о тебе информацию. Звезда школы в баскетболе, да? Есть шанс попасть в первый дивизион… а потом и в НБА? (прим. пер.: НБА — Национальная Баскетбольная Ассоциация)

Я сделал резкий выдох и распахнул глаза; тяжесть от его слов полностью осела во мне.

— Это неважно.

— Нет? — спросил он, удивленным из-за моего ответа тоном.

Я потряс головой.

— Хантер, — вздохнул он, — я здесь не для того, чтобы уговаривать тебя вступить в ряды армии, хотя это и есть моя работа. Выбор, который ты сделаешь, должен быть полностью твоим. Это то, о чем ты не пожалеешь спустя десять, двадцать, тридцать лет. Я лишь хочу сказать, что армия, черт, да Соединенные Штаты Америки — мы будем рады иметь такого парня, как ты, на нашей стороне. Для нас будет честью, что ты служишь на благо нашей страны.