— Смотри! Смотри! Смотри! — прокричала Хлоя, влетая в приют две недели спустя.
Эди стояла у стола в приёмной и беседовала с Кэрол, той самой женщиной средних лет, которая сидела за стойкой, когда Курраны впервые появились в «Котах-купидонах». Эдит оглянулась — Джим тут же заметил, что сегодня её волосы распущены. Густые волнистые локоны, обрамляющие лицо, выглядели невероятно шелковыстыми. Несколько непослушных прядей завивались у висков, будто бросая кому-то вызов. Не просто кому-то. Джиму.
На Эдит была футболка неопределенного тусклого цвета, единственным достоинством которой являлся квадратный вырез, обнажавший ключицы и самый верх груди. Длинные ноги прикрывали брючки-капри. Они прекрасно подошли бы для каталога одежды, распространяемого в домах престарелых. И всё равно облик доктора Хенделмен будоражил воображение Джима.
— Смотри же! — добежав до Эдит, малышка подпрыгнула, подняв вверх куклу, присланную кузиной Менди, которая училась в колледже далеко от дома и поэтому заранее отправила подарок на день рождения Хлои.
Эдит отпрянула.
— Что это? — прошептала она.
— Это поп-дива Хлоя! — восторженно завопила девочка. — Хлоя! Как я!
Она впихнула куклу Эдит. Без особого энтузиазма та повернула поп-диву лицом и прочистила горло.
— Весьма похвально, что американские производители игрушек стали учить детей сопереживать тем, кому не повезло в жизни, и выпустили кукол с врождёнными заболеваниями, — сказала Эдит, улыбаясь. — Это чудесно, что ты так искренне радуешься такому «особому» подарку.
— Что? — спросила Хлоя отца.
— Я сам не очень понял.
Эди повернулась к Джиму и Кэрол:
— Предполагается, что кукла страдает макроцефалией[7]? Или гидроцефалией[8]?
«Ох, она решила, что это специальная политкорректная игрушка, призванная вызывать сочувствие к инвалидам. Хотя ничего удивительного», — подумал он, окинув взглядом тоненькое пластиковое тельце, увенчанное огромной пучеглазой головой с толстенными губами.
— Ну ты вообще, — ответила Кэрол, убирая телефон в сумку. — Я же подписала тебя на «Пипл». Как можно не знать о куклах Братц. Каждая девочка либо уже является счастливой обладательницей этой игрушки, либо мечтает о ней.
— Почему? — растерянно спросила Эдит.
— У меня нет времени на объяснения — надо бежать домой к сыну, я сегодня сижу с внуками.
Доктор Хенделмен перевела вопрошающий взгляд карих с янтарными искорками глаз на Джима.
— Они должны казаться не больными, а милыми. По крайней мере девочки младше десяти так считают.
— Вы шутите, — удивилась Эдит. — Эта кукла серьезно деформир…
Она заметила выражение лица Хлои и, проявив необычную вежливость, замолчала.
Сложно представить человека столь же далёкого от современной массовой культуры, как Эди. У неё не было телевизора, она не читала газет и журналов, не ходила в кино. До недавнего времени Джим думал, что кроме работы и приюта её ничего и не интересует. Но тут неожиданно выяснилось, что чопорная крошка-учёная на самом деле настоящий гурман.
Две недели Джим тщетно пытался заманить Эдит на ужин. Но, признав поражение, несколько дней назад заскочил в греческий ресторан, который активно нахваливали в местной прессе, и заказал еду на вынос. Когда запах барашка, тушенного с лимоном, достиг носа Эди, на её лице появилось весьма чувственное выражение. Внушительный чек окупил себя полностью. Курран вспомнил, как она облизнулась, пройдясь язычком по пухлой нижней губе, вызвав у него слабость в коленях. Потом Эдит прикрыла глаза и вздохнула, буквально излучая удовольствие. Сомнений не осталось: под холодной маской сдержанности и спокойствия таился ярый эпикуреец.
Эдит Хенделмен сводила Джима с ума. Он приходил в восторг от её ресничек-иголочек, свежей кожи, стройных лодыжек и элегантных рук, от того, как сосредоточенно она хмурила брови, как смеялась, громко и искренне, а потом будто сама удивлялась своему веселью. Ранимость Эдит, её умение шутить с серьезным лицом и доброе сердце лишали его душевного спокойствия. Но больше всего Джима мучило то, что она даже не подозревает о его страданиях. Не догадывается, что от одного взгляда на неё у него закипает кровь, что он беспрестанно думает о ней днём и часто грезит ночью.
В будни Курран с Хлоей исправно наносили визит Эдит в приюте. «Наносить визит» — выражение старомодное, но оно как нельзя лучше подходило к ситуации. Без сомнения, мама Джима повеселилась бы, узнай она о таком положении вещей. Только вот ему было не до смеха. Он чувствовал себя раздражённым и неудовлетворённым. Ему хотелось схватить Эдит в охапку и сотворить с ней такое… А они ещё даже за руки не успели подержаться.
— Всё хорошо, Эди, — сказала Хлоя, забрав куклу, и ободряюще погладила доктора Хендельмен по ладони. Малышка почти привыкла к тому, что её новая знакомая не подозревает о существовании таких важных существ, как Вебкинз и Губка Боб Квадратные Штаны. — У тебя когда-нибудь была кукла?
— Хороший вопрос, — пробормотала Кэрол, роясь в сумочке.
— На десятилетие родители купили мне анатомический манекен. Как ясно из названия, это… — Эдит встретилась взглядом с Джимом. — Да, у меня была кукла. Просто не такая… интересная, как твоя.
Хлою этот ответ удовлетворил, и она сменила тему:
— Можно мне проведать котят?
— Если твой папа не против.
— Совсем не против.
Хлоя умчалась, оставив взрослых одних. Джим озадаченно наблюдал, как Эди посмотрела на него, открыла рот, закрыла, потом повернулась и вышла из помещения.
Кэрол бросила косой взгляд на Куррана:
— Ого, да вы ей нравитесь.
— Ага, так, что она и минуты без меня прожить не может, — сухо пошутил он.
На прошлой неделе он устроил встречу с инвестором, только чтобы лишний раз увидеться с Эдит. Но вместо того, чтобы постепенно привыкнуть к его обществу и начать расслабляться, она, казалось, сделала огромный шаг назад. В «Котах-купидонах» она была оживленной, любознательной и даже забавной, но за пределами приюта становилась чопорной и неловкой всезнайкой.
Единственное, что выбивалось из образа — это румянец, который смотрелся на ней просто великолепно, будто нежнейшая персиковая пыльца на белой фарфоровой коже. Эдит краснела при каждой встрече, поэтому Джим стал придумывать всевозможные глупые предлоги, чтобы лишний раз наведаться в лаборатории.
Он втюрился по самые уши, но чувствовал себя так, будто пытается пробиться лбом сквозь невидимую стену. И его это совсем не радоволо.
— Ха! — Кэрол добралась до самого дна своей огромной сумищи и с триумфальным возгласом вытащила ключи. — Я уже несколько лет работаю с Эдит. Можно сказать, знаю её лучше всех жителей Чикаго, не имеющих учёной степени. На самом деле она не такая странная, как кажется. Не поймите меня превратно, есть у неё своя чудинка, но это скорее от неопытности.
— Нет необходимости оправдывать…
— Есть. Вы ей нравитесь и, насколько я могу судить, она вам тоже небезразлична.
Он не стал отнекиваться.
— Что же мне делать? — задал вопрос Джим, облокотившись на разделяющий их стол. — Я приглашал её на ужин, она отказалась.
— Вы спросили почему?
— Угу, она ответила, что будет чувствовать себя неуютно, ведь мы с ней коллеги. Я заверил её, что в нашей компании нет правил, огранивающих контакты сотрудников во внерабочее время, но…
— Погодите-ка, — прервала Кэрол, подняв руку. — Что, так и сказали «ограничение контактов»?
— Ну, да. Мне показалось, Эдит оценит, если я использую ту же лексику, что и она.
Несколько секунд Кэрол просто молча смотрела на него, потом пробормотала:
— Типично мужская логика.
Качая головой, помощница Эдит поспешила к выходу.
— Если кто-то заглянет в поисках питомца, скажите, чтоб вернулись завтра, — проинструктировала она, остановившись на мгновение, и была такова.
— Мяу.
Джим посмотрел вниз. Пискси-Изи или Изи-Пикси — как теперь называла её Эдит, произнося новое имя с невозмутимым выражением лица, но с блеском в глазах — медленно крутилась в ногах, глядя на него. Джим наклонился и осторожно взял кошку на руки.
— Здравствуй, моя хорошая, — проворковал он, лаково почесав её шейку. Старая кошка положила передние лапы ему на плечо, потерлась головой о подбородок и издала хрипловатое мурлыканье. Рыжая красавица казалась почти невесомой, как сухой ноябрьский листочек. — Ты у нас настоящая пушинка, да, малышка?
Она вздохнула, и у Джима возникло ощущение, что Изи может просто раствориться в воздухе. Курран ласково погладил её. Она на самом деле напоминала Пикси. Стеф души не чаяла в той кошке. Направляясь за букетом для жены на годовщину свадьбы, он случайно наткнулся на паренька с коробкой семимесячных котят и в последнюю минуту решил подарить любимой не цветы, а маму тех пушистых комочков. Пикси буквально купалась в любви Стефани.
Жена притягивала других людей, как магнит. Она всегда спешила поздравить знакомого с радостным событием или подставить дружеское плечо в горести. Много и искренне смеялась, громко пела, несмотря на то, что ей медведь на ухо наступил. Надевала обувь только крайних случаях — даже зимой предпочитала ходить босиком. Стеф обожала жизнь. Дарила радость окружающим. Она любила Джима так же сильно, как и он её. И никогда, ни за что не найти ему вторую такую же. Как бы Мелисса ни старалась.
Изи ударила его лапкой по лицу, желая привлечь внимание. Он взглянул в молочно-зелёные глаза.
— Ты тоже скучаешь по кому-то? — тихо поинтересовался он, понимая, что вопрос глупый. Как сказала Эди, кошка просто привязалась к приюту, а вовсе не ждала появления горячо любимой, но потерянной хозяйки. А если всё же верно последнее, то это очень печально. Получается, что Изи потратила столько времени зря, отвергая потенциальных хозяев. Хотя, вероятно, она просто не смогла полюбить кого-то другого.
Джим задумчиво нахмурился. Должен ли он чувствовать себя виноватым из-за того, что влюбился в женщину, настолько отличающуюся от бывшей жены, насколько это вообще возможно? Правда, Эдит такая же сообразительная, добрая, как Стеф, и — он почесал шелковистые рыжие ушки — тоже очень любит кошек. Как бы то ни было, вины за собой он не ощущал.
— Папочка, а новый котёнок — альбинос. Он весь беленький с розовыми глазками, как у кролика! — крик Хлои возвестил о её появлении.
Следом шла Эдит, баюкая белый меховой комочек. Она выглядела расслабленной, в уголках губ притаилась мягкая улыбка. Хлоя заметила кошку на руках Куррана и резко остановилась. Потом медленно, как научила её Эди, приблизилась и почесала рыжую красавицу между ушами.
— Привет, Изи-Пикси, — поздоровалась Хлоя, посмеиваясь. Новая двойная кличка казалась ей невероятно забавной.
Кошка подалась к малышке и заурчала. Дочь взяла Джима за свободную руку и потянула к двери, где, наблюдая за ними, стояла Эдит. Он начал различать эмоции, отражающиеся на лице доктора Хенделмен, с удивлением вспоминая, что когда-то оно казалось ему совершенно бесстрастным. Просто её чувства проявлялись не так ярко, и, чтобы научиться их «читать», требовалось время. Они были подобны санскриту, а не ярким граффити.
— Смотри, папочка, розовые глазки! — повторила Хлоя и подпрыгнула.
Резкое движение напугало котёнка. Зашипев, он вырвался и, цепляясь коготками за футболку, забрался на плечо Эдит, исчезнув в облаке волос.
— Ой! — Она потянулась, чтобы достать котёнка, но он снова зашипел и ещё глубже зарылся в густые волнистые пряди.
— Погодите, — остановил её Джим, передав Изи-Пикси дочери. — Он слишком запутался. Сейчас я его освобожу.
Курран зашёл за спину Эди и, запустив пальцы в тяжёлые каштановые локоны, поднял их наверх, открыв шею. На ощупь они оказались точно такими мягкими и шелковистыми, как он и представлял. У него пересохло во рту. Эдит замерла. Воспользовавшись замешательством, котёнок метнулся к другому плечу. Задняя лапа малыша попала в ловушку из волос, и он пискнул. Джим завёл одну руку вперёд, как бы приобняв Эдит, и поднял кроху за загривок. Тот жалобно мяукнул и обвис.
— Не обижай его! — воскликнула Хлоя.
— Ему не больно, — слегка прерывающимся голосом заверила Эди.
Другой рукой Джим стал выпутывать трусишку из западни.
— Животные-мамы носят своих детёнышей за загривок, — громко и отчетливо произнесла доктор Хенделман. Курран заметил, что, чем сильнее она волновалась, тем более словоохотливой становилась. — Ты сама видела, что, как только твой папа поднял котёнка, он тут же обмяк и перестал вырываться. Это проявление безусловного рефлекса, свойственного новорожденным зверям, который призван облегчить их транспортировку. Со временем, когда особь наберёт вес, её уже нельзя будет носить таким образом — давление массы тела на кожу станет слишком сильным и болезненным. Но сейчас детёныш чувствует себя вполне комфортно.
Чем дольше Джим её касался, тем более заумной становилась речь. Если они когда-нибудь поцелуются, то Эди, наверное, выдаст формулу для путешествий во времени. Он ухмыльнулся и продолжил выпутывать проказника.
— Я ничего не поняла, — спокойно ответила Хлоя. — Попозже объяснишь мне ещё раз, только понятными словами?
— Ох! Прошу прощения! — воскликнула Эдит, шагнув вперёд.
Джим слегка потянул её за волосы, останавливая.
— Постойте немного спокойно и помолчите, — шепнул он ей. — Вы мне мешаете.
Отступив к столу, Хлоя опустила Изи-Пикси, затем плюхнулась на пол, скрестила ноги, оперлась локтями на колени и, положив подбородок на сжатые кулачки, стала невозмутимо наблюдать за взрослыми.
Эди притихла. Несколько минут Курран в тишине распутывал волосы, остро чувствуя жар её кожи даже при самом мимолетном прикосновении, упиваясь свежим ароматом шампуня, которым пахли гладкие локоны, находящиеся в нескольких миллиметрах от его губ. Джим ощущал присутствие Эдит каждой клеточкой своего тела…
Она сделала два глубоких вздоха. Старается побороть волнение? Что касается самого Куррана, то он не просто волновался, ему приходилось гораздо хуже. Он освободил последнюю прядку и убрал её с нежной щеки, продолжая держать Эди в некой пародии на любовное объятие. Надо только развернуть её, приподнять подбородок и…
— Долго ещё? — недовольный голосок Хлои в мгновение ока вернул Джима с небес на землю.
Он опустил руку.
— Нет, уже все.
Эди повернулась. Её глаза казались огромными и бездонными.
Черт, как он мог когда-то считать её внешность заурядной? Ведь она так изысканна, неповторима и… невероятно сексуальна. Пора уносить отсюда ноги, пока он не начал приставать к ней прямо при дочери. Джим пихнул котёнка Эди. Она взяла крохотный белый комочек и испуганно прижала к груди.
— Пошли, зайка, — сказал Курран Хлое. — Нам пора.
— Ну, почему? — Она вскочила на ноги. — Мы только что пришли!
— Не только что, а двадцать минут назад. — По лицу дочери стало понятно, что надвигается буря. — Обещаю, что в пятницу я приду домой пораньше, и мы пробудем в приюте в два раза дольше, договорились?
Хлоя задумалась над этим предложением.
— Ты же понимаешь, что выбора у тебя на самом деле нет, — спокойно заметил Джим.
Она вздохнула.
— Ладно.
Она подскочила к Эдит и потрепала её питомца по голове, улыбнулась и проинструктировала:
— Я не успела налить в мисочки воды и поиграть с котятами, так что придётся тебе.
— Хорошо, — заверила Эдит.
— И не забудь обнять Пиппина.
Пиппин — малюсенький, мышиного цвета котёнок с голубыми глазами — был любимцем Хлои.
Эди выглядела обескураженной таким поручением, но согласно кивнула.
— И меня тоже, — неожиданно добавила Хлоя и крепко обхватила её за ноги.
Поверх головы малышки Эди встретилась взглядом с Джимом. В её широко распахнутых глазах отразился испуг, удивление и… какое-то ещё, более глубокое чувство. Она положила ладонь на худенькую спину Хлои и прижала её к себе покрепче.
Секунд тридцать никто не шевелился, потом Хлоя отпустила Эдит, повернулась, привычным движением взяла Джима за руку и повела к двери. По пути к дому он пришёл к выводу, что доктор Хенделмен была огорчена их уходом не меньше его самого. Он запланировал в ближайшее время совершить набег на итальянский ресторан и запастись пастой с баклажанами, от вкуса которой она лишится чувств. А ещё по четвергам они подают сливочную панна-котту… По четвергам? Сегодня что — среда?!
Джим так увлёкся интерлюдией с Эди — и как бы жалко это не звучало, эпизод с котёнком стал их самым интимным моментом — что забыл о приезде Мелиссы. Он посмотрел на часы.
— Что такое, папочка? — спросила Хлоя.
— Из головы вылетело, что сегодня среда, — признался Джим, ускоряя шаг. — Хорошо, что мы ушли из приюта пораньше. Через пятнадцать минут должна приехать тётя Мелисса и забрать тебя к себе в гости, с ночёвкой.
— Не хочу к тёте Мелиссе, хочу остаться дома.
Джим удивленно воззрился на дочь. Впервые за три месяца, прошедших с момента переезда, Хлоя выразила желание остаться дома вместо того, чтобы наведаться к одной из своих тётушек. Обычно она с таким нетерпением ждала этих ночёвок по средам, что Джим стал сомневаться в том, правильно ли он поступил, переехав на новое место и покинув единственный дом, который знала его малышка.
Сразу после смерти Стеф, когда утрата ощущалась особенно сильно, Курран оказался не готов к роли отца-одиночки, поэтому вместе с крохой-дочерью перебрался назад в Чикаго, где прошло его детство. Семья стала ему опорой. Они вместе завтракали, обедали и ужинали, вместе отдыхали и веселились. Его родня обожала Стеф, и эту любовь они перенесли на Хлою, желая ей только самого лучшего. Однако ему всё чаще приходило на ум, что, возможно, такая чрезмерная забота идёт дочери во вред.
Взять, например, реплику Хлои о том, что её мама умерла — в последнее время малышка нередко прибегала к таким манипуляторским уловкам. Участились гневные истерики. Она вдруг решила, что окружающие должны по первому требованию исполнять любой её каприз. Джим поделился своими опасениями с родственниками, но те его не поддержали, в один голос заявив, что у них у самих есть дети и что он всё себе напридумывал, а малышка ведёт себя абсолютно нормально. Пообещали быть с ней построже. Но не прошло и недели, как всё вернулось на круги своя. К сожалению, Джим тоже поддавался всеобщему влиянию и потакал Хлое почти во всём.
Поэтому прошлой весной он переселился поближе к престижной школе, в которую осенью собирался отдать дочь. Переезд дался ему нелегко. Все были против: и Хлоя, и сестры Джима, и их мужья. Малышка стала ещё белее капризной и беспокойной, у неё начались проблемы со сном. Казалось, Хлоя сама не получала удовольствия от своих выкрутасов. Курран улыбнулся, радуясь тому, что дочь пожелала провести ночь дома, а не сбежать в гости к тёте.
— Я бы тоже хотел, чтобы ты осталась, — сказал Джим, сжав ладошку Хлои. — Но твои братья и сестры очень тебя ждут, а тётя Мелисса уже выехала. Давай следующую среду проведём с тобой дома, возьмем кино на прокат и вместе посмотрим.
Фильмы стали для дочери редким удовольствием. После переезда, стараясь выработать новый подход к воспитанию, он разрешал ей смотреть телевизор не более нескольких часов в неделю.
— А можно Эди посмотрит кино с нами?
— Мы обязательно её пригласим.
— Ура!
Эди. При упоминании о ней на Джима нахлынула волна желания, его улыбка превратилась в ухмылку. Частые посещения «Котов-купидонов» пошли Хлое на пользу. Не имея опыта общения с пятилетними детьми, Эди была не отягощена предрассудкам и не считала, что малышке требуется какое-то особое обращение. Доктор Хенделмен ожидала от неё определенного поведения и вела себя соответственно. И Хлоя откликалась. К сожалению, пару раз дочь всё же попыталась закатить гневную истерику, но выражение искреннего шока на лице Эди успокоило малышку гораздо быстрее, чем все ухищрения Джима и его сестёр. Вместо того чтобы вступать в спор или приниматься за уговоры, Эдит просто покидала комнату. Хлоя быстро сообразила, что скандалить в гордом одиночестве — попусту тратить время и силы. Вспышки гнева практически прекратились.
Джим и Хлоя почти дошли до дома. Газон перед крыльцом явно не мешало бы привести в порядок. Курран решил воспользоваться отсутствием дочери и сегодня же вечером постричь траву, а заодно и вытащить столбик, за который крепилась верёвка для сушки белья.
Сзади раздалось бибиканье. Они повернулись и увидели Мелиссу, вылезающую из автомобиля.
— Здравствуй, братишка. Привет, принцесса, — произнесла она, подходя ближе. — Ты готова?
— Привет, тётя Лисса. — Хлоя радостно обняла Мелиссу, потом отпрыгнула назад. — Мне надо только взять рюкзак Даши-следопыта.[9]
— Ты ещё не собралась? — удивленно спросила сестра. Обычно племянница встречала её, сидя с рюкзаком на верхней ступеньке крыльца.
— Нет, мы навещали Эди, — ответила Хлоя и скрылась в доме.
Мелисса неодобрительно посмотрела на Джима.
— Честно говоря, я не понимаю, почему ты продолжаешь таскать Хлою в это заведение. В округе полно приютов, которыми управляют нормальные люди, а не самоуверенные чудачки с замашками диктатора.
— «Коты-купидоны» находятся ближе всех, и мы любим немного прогуляться. Кроме того, Хлоя считает, что та старая рыжая кошка — Пикси, а ещё гм… дочке нравится Эди.
Он чуть не добавил: «И мне тоже». Но решил не подливать масла в огонь.
— Угу, уверена, Эди тоже нравится Хлоя. Как же — бесплатная рабочая сила. Бедняжка призналась, что эта мадам заставляет её наливать воду и раскладывать еду по кошачьим мискам.
Представив Эдит этаким Фейгином[10], который с помощью котят бессовестно заманивает детишек в своё логово и принуждает их работать в поте лица, наполняя миски, Джим расхохотался.
— Не вижу ничего смешного, — сказала Мелисса, недовольно фыркнув.
Сестра никак не могла простить Эди заявление, будто кошек нельзя выпускать из дома. Хуже того — доктор Хенделмен сумела привести в качестве аргументов научные доводы. Но самое ужасное, что всё произошло при Хлое. Мелисса считала, что безраздельно царит в сердце племянницы, а в Эди она почувствовала конкурента, угрозу своему владычеству.
— Хлое нравится помогать Эди. Она прониклась возложенной на неё ответственностью, и ей это только на пользу.
— Лучше бы вы просто выбрали котёнка и завязали с этой ерундой. Нечестно позволять ребёнку думать, что та древняя кошка когда-то станет вашей. Даже если вам удастся вытащить это упрямое животное за порог, неразумно дарить маленькой девочке такую дряхлую питомицу.
— Она обязательно согласится пойти с нами, — раздался тоненький голосок из-за входной двери.
Мелисса резко обернулась, по её лицу было видно, что она жалела о последней фразе.
— О, милая, я не имела в виду, что она не хочет перебраться к вам. Просто, хорошо бы тебе приглянулся какой-нибудь котёнок. Он бы рос вместе с тобой.
Хлоя открыла сетчатую дверь и вышла наружу, волоча рюкзак за лямку. Малышка выглядела очень серьезной.
— Изи-Пикси когда-нибудь согласится жить с нами? — спросила она Джима.
— Не знаю.
Она постаралась сохранить присутствие духа. Правда, у неё дрогнула нижняя губа.
— Когда-то она жила с хозяйкой, которая заботилась о ней, любила её — ласково произнёс он. — Может, Изи-Пикси ждёт свою хозяйку.
— Её хозяйка — мама, — Хлоя продолжала настаивать на своём. — Но мамочка не может забрать её.
— Только вот Изи-Пикси этого не знает, — пояснил Джим, а потом добавил, — но вдруг это просто очень-очень похожая кошка, не мамочкина.
Хлоя вздохнула, её маленькие худенькие плечики опустились.
— Может быть. — Она посмотрела на него. — Папочка, я все равно хочу с ней видеться. Даже если это не Пикси. Мне не нужна другая кошка.
Она ненадолго замолкла.
— Пока не нужна. Я люблю «Котов-купидонов». Люблю Эди.
— Значит, мы и дальше будем туда ходить, солнышко. Не торопись с выбором, — заверил её Курран, встретившись взглядом с Мелиссой. — Ну, тебе пора.
Джим усадил дочь на переднее сиденье, проследил, чтобы она хорошо пристегнулась, и помахал на прощанье. Лицо Мелиссы выражало недовольство.
Слова Хлои не выходили у него из головы. «Люблю Эди».
Хотя дочь также любила Винкс, мозаику и сосиски в тесте. Малышка дарила свою любовь легко и беззаботно. Но он-то — нет. Получается, что под очарование доброго доктора попало уже два Куррана.