Леди удача

15.

Кассандра в последний раз окинула взглядом комнату. Его комнату, которую ей никогда не придется с ним делить. Немногочисленные пожитки, которые она решила взять с собой, были уже уложены в шляпную коробку, стоявшую открытой на постели. Платья, которые он ей купил, так и остались висеть в шкафу; подаренные им книги и письменные принадлежности были аккуратно сложены на бюро. Ни одной из этих вещей она решила с собой не брать.

Она подошла к коробке и закрыла крышку, но, уже взявшись за ручку двери, вдруг остановилась. Нет, еще не все. Поставив коробку на пол, Кассандра развязала узкую голубую ленточку у себя на шее и спустила с нее кольцо, легко скользнувшее на ладонь. Риордан говорил, что ей не обязательно его носить, но она носила. Не на пальце, а тайно, рядом с сердцем. Ее взгляд безнадежно и уныло скользнул по надписи: «Ты и никто другой». Горло свело судорогой. Ей казалось, что она уже не способна пролить ни единой слезы, – и вот, пожалуйста, они полились снова.

Вернувшись в комнату, Кассандра решительным жестом опустила кольцо на письменный стол. При этом она увидела в зеркале свое расплывшееся из-за слез отражение: бледная молодая женщина с застывшим от горя взглядом. Какую обманчивую оболочку создает тело для души, подумалось ей. Никто, бросив на нее мимолетный взгляд, не заподозрил бы, что внутри у нее – пустота, отдающая эхом. Прежде чем рвущаяся из сердца боль успела парализовать ее, она подняла свою шляпную картонку и вышла из комнаты.

В коридоре ей встретился камердинер Риордана.

– Мистер Риордан еще здесь, Бигль?

– Нет, сударыня, он вышел из дома больше часа назад и до сих пор еще не вернулся.

– Понятно. Благодарю вас.

Ей пришлось отвернуться, чтобы он не увидел нового потока слез, хлынувших то ли от сожаления, то ли от облегчения – она и сама бы не могла сказать наверняка. Нет-нет, конечно, так даже лучше. Гораздо лучше. Теперь им уже не о чем больше говорить, а если она еще раз его увидит, то непременно расплачется прямо при нем. Уходя в его отсутствие, она сможет унести с собой остатки достоинства.

Не успела она спуститься на две ступеньки, как входная дверь открылась, и вошел Риордан. Кассандра замерла на месте. Он насвистывал. Да, он остановился в холле, снимая перчатки с самым что ни на есть деловым и сосредоточенным видом, и при этом насвистывал. Все, что осталось от ее сердца, разбилось в эту минуту. Тут он поднял голову и увидел ее, поэтому ей ничего иного не осталось, как проделать оставшийся путь вниз по ступеням.

– Привет, Касс.

Он заметил ее картонку.

– Куда-то собираешься?

– Да. Я ухожу.

Увидев ее покрасневшие от слез веки, Риордан стал серьезным.

– Правда? А куда?

– Куда глаза глядят.

Кассандра знала, что ее выдает голос: от плача он стал гнусавым.

– А какие-нибудь деньги у тебя есть?

Она устремила на него суровый взгляд серых глаз и ничего не ответила.

– Нет, конечно, нет, откуда им взяться? – продолжал Риордан с полуулыбкой. – Я же их порвал. Прошу прощения за это.

Кассандра гордо выпрямилась; под пеплом в ее груди затлела искра гнева.

– Я собираюсь попросить у мистера Куинна небольшой аванс, – пояснила она, – в счет той части суммы, которую он обещал мне выплатить, когда Уэйда поймают.

– О, нет, не надо этого делать. Идем в библиотеку. Я дам тебе денег.

Он двинулся по коридору в библиотеку, еще раз на ходу прокричав через плечо: «Идем!»

Она застыла как статуя. Обида, недоумение и гнев обуревали ее. Недоумение победило. Опять поставив картонку на пол, Кассандра последовала за ним.

Риордан уже вынимал деньги из недр одного из ящиков своего письменного стола.

– Вот все, что есть в доме на данный момент. Он быстро пересчитал деньги.

– Около трехсот фунтов. Остальное верну тебе после, хорошо?

Голос ей больше не повиновался. Она лишь кивнула и протянула руку.

– Но у меня есть одно условие.

Кассандра отдернула руку. Она так и знала. Сейчас начнется торг.

– Какое условие?

– Ты должна подарить мне два часа своего времени.

Она вспыхнула ярким румянцем и попятилась.

– О, нет, это не то, что ты подумала! Я не просил… – Ему пришлось сделать паузу, чтобы отсмеяться. – Хотя это весьма заманчивая мысль, – продолжал Риордан, доверительно понизив голос и вновь вызывая краску у нее на щеках. – Но я прошу два часа вне стен дома. На глазах у почтеннейшей публики. Нам обоим придется вести себя прилично. Ну, мне по крайней мере. За тебя я ручаться не могу, не так ли?

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о прогулке. Мы с тобой, Касс, отправимся на прогулку. Я хочу тебе кое-что показать. Ты пойдешь?

Она недоверчиво нахмурилась.

– На прогулку?

– На прогулку.

– А потом ты вернешь мне деньги и… дашь мне уйти?

– Да, если ты сама этого захочешь.

– Это именно то, чего я хочу.

Она опять задумалась, но, сколько ни старалась, не могла вообразить, чем эта прогулка может ей навредить. Терять было нечего.

– Хорошо. Я пойду с тобой.

– Вот и отлично!

К тому времени, как они пересекли Оксфорд-стрит и Пиккадилли, миновали королевский дворец и обогнули с южной стороны Сент-Джеймс-парк, Кассандра давно уже догадалась, куда он ее ведет. Но вот зачем ему понадобилось вести ее в Вестминстер (вероятно, для того, чтобы показать ей здание парламента, где он проводил свои рабочие дни) – этого она понять не могла, а спрашивать не хотела.

Риордан говорил мало, понимая, что она не расположена отвечать, однако сам при этом не выглядел мрачным или подавленным; напротив, она почувствовала приподнятое, даже жизнерадостное настроение за его внешней замкнутостью. При каждом шаге он щегольским жестом вскидывал трость, приветливо раскланиваясь на ходу со знакомыми. Пребывая в самом черном состоянии духа, Кассандра нашла, как ей показалось, единственное разумное объяснение его веселости: он радовался ее предстоящему отъезду. Она еще глубже погрузилась в свое горе и замкнулась в угрюмом молчании.

– Добро пожаловать в наш славный крольчатник, – объявил Риордан, прерывая ход ее безнадежных мыслей.

Он широко повел рукой вокруг. Кассандра огляделась. Они пересекали расположенное напротив Вестминстерского аббатства Старое дворцовое подворье, где старинные и новые здания лепились друг к другу, как ласточкины гнезда.

Слово «крольчатник», решила она, как нельзя лучше передавало впечатление, возникавшее при виде неописуемого скопления магазинчиков, мастерских, юридических контор, кофеен, государственных учреждений и даже частных домов, Мирно уживавшихся по соседству с Вестминстер-холлом. Над всем подворьем витал нездоровый болотный запах, оно казалось перенесенным в современный город прямо из глубокого средневековья, но пестрота и хаотичность застройки не производили гнетущего впечатления, а, напротив, вселяли в душу бодрость. Здесь повсюду кипела жизнь.

Риордан говорил нарочито небрежным и будничным тоном, но его лицо раскраснелось от гордости. Оглядываясь вокруг, Кассандра начала догадываться, в чем источник этой гордости.

– Сэр Уолтер Рэли [57] был обезглавлен вот… примерно здесь, – начал рассказывать он, указывая на землю у себя под ногами, в то время как Кассандра безуспешно пыталась не замечать его руки у себя на талии. – Мильтон [58] венчался вон там, в церкви святой Маргариты [59]. Голова Кромвеля [60] двадцать три года проторчала на крыше Вестминстер-холла. Здесь судили Томаса Мора [61], а также графа Эссекса [62] и Гая Фокса. Это происходило в Судебной камере палаты лордов, Касс. А вот и палата общин.

Кассандра с удивлением поглядела на скромное, ничем не примечательное трехэтажное каменное здание со свинцовыми стеклами и аспидной крышей.

– Похоже на церковь, – заметила она, а сама подумала, что, если сделать вид, будто она на экскурсии с гидом, который ей совершенно незнаком, легче будет все это вынести.

– Так и есть. Вернее, когда-то здесь находилась часовня святого Стефана. Здание было секуляризировано в 1557 году, и с тех пор здесь располагается палата общин. Пошли, зайдем внутрь. Я хочу тебе показать…

Риордан прервал себя на полуслове, уставившись на пожилого ссутуленного господина, который появился из-под каменного портика и начал спускаться по ступеням. Незнакомец заметил их в тот же момент. Он прищурился, потом поднял руку в знак приветствия.

– Это вы, Филипп Риордан? А ну-ка подите сюда! Придется мне с вами поцапаться, мальчик мой.

Обомлев от изумления, Кассандра увидела, как Риордан замер, словно школьник, уличенный в какой-то шалости. Но он взял ее за руку и храбро направился к старику, явно готовясь принять положенное ему наказание.

– Добрый день, сэр. Как приятно…

– Вы мне зубы не заговаривайте! Что это за галиматья насчет реформ, с которой вы собираетесь выступить на предстоящей сессии? Не успел я плащ снять, как мне уже все уши прожужжали!

Говорившему было уже за шестьдесят. Коренастый, полноватый, он носил маленький волосяной парик, прикрывающий лысину, и очки в круглой оправе. Его лицо бороздили глубокие морщины.

– Я выступлю против вас, молодой человек, – пригрозил он, веско тыча пальцем в грудь Риордану, – можете на меня положиться.

– Я этого ожидал, сэр…

– И как только вам в голову взбрело тратить время на подобный вздор? Еще до конца года, если мне удастся настоять на своем, мы вступим в войну с Францией, а это куда важнее ваших разглагольствований о конокрадах, которых надо не вешать, а сажать в тюрьму!

Риордан усмехнулся.

– Вы совершенно правы, но я готов поспорить, что времени хватит и на то, и на другое.

– Ну это мы еще поглядим. А это, стало быть, и есть ваша жена?

Незнакомец прикоснулся к полям шляпы, его суровое лицо смягчилось.

– Да, сэр, это миссис Риордан. Касс, познакомься с мистером Берком.

Протянув руку для пожатия, Кассандра с трудом закрыла открывшийся от изумления рот. Неужели это тот самый мистер Берк? Эдмунд Берк?

– Знакомство с вами – большая честь для меня, – проговорила она искренне. – Я восхищаюсь вашими работами.

Мистер Берк взглянул на нее с недоверием.

– Это правда, – заверил старика Риордан. – Она прочла все ваши сочинения.

Его глаза заискрились весельем.

– Говоря по всей правде, сэр, ей вы нравитесь гораздо больше, чем мне.

Великий государственный муж сурово насупил брови.

– В таком случае могу сказать одно: вы удачно женились, юный ветрогон! Вряд ли вы заслуживаете такой жены. Остается лишь надеяться, что вам от нее перепадет немного здравого смысла.

Бэрк повернулся к Кассандре:

– Я вам не завидую, сударыня. С этим щенком надо держать ухо востро. Единственные ценные качества, которые я в нем заметил, – это острый ум, абсолютная порядочность и способность находить общий язык с кем угодно. Опасное начало.

Он опять притронулся к шляпе.

– Всего доброго вам обоим. Желаю удачи.

Настал черед Риордана подтянуть отвисшую челюсть. Он проводил взглядом удаляющуюся сгорбленную спину Эдмунда Берка в полном молчании, повторяя про себя его слова, чтобы запомнить их навсегда. Потом он перевел взгляд на Кассандру, не в силах скрыть свой восторг.

– Боже милостивый, Касс, ты его слышала? Он…

– Ты ему нравишься, – сказала она, стараясь удержаться от улыбки. – А почему бы и нет?

У нее не было никаких причин разделять радость Риордана, но она невольно радовалась вместе с ним.

– Почему? Ты еще спрашиваешь! Моя репутация загублена, я прихожу на заседания, прикидываясь пьяным…

– Может быть, ему рассказали, что это притворство? – тихо предположила она. – Ведь он возглавляет одну из группировок в партии вигов, не так ли?

– Да, но… – Риордан озадаченно умолк. – Что ж, вполне возможно. В конце концов, Питт знает правду, и некоторые другие министры тоже.

Он опять замолчал, погрузившись в глубокую задумчивость.

– Для тебя это очень много значит, верно? Ты бы хотел завоевать расположение человека, которого по-настоящему уважаешь?

Риордан улыбнулся, глядя ей в глаза. Как он любил ее в эту минуту! Ему хотелось ее расцеловать, но она бы, конечно, не позволила. Ну ничего, скоро у него будет достаточно времени наверстать упущенное.

– Да, верно, для меня это очень много значит, – просто признался он и взял ее под руку. Но Кассандра не двинулась с места.

– Мне кажется, в тебе уживаются два человека, Филипп, – заметила она с грустью. – Один из них – благородный, великодушный и порядочный, а вот другой – лжец и лицемер. Мне жаль, что мы встретились.

Он устало, безо всякого раздражения покачал головой, понимая, что она не доверяет не только ему, но и себе самой. Касс не сознавала своих достоинств и поэтому не могла поверить, что он ее любит и женился на ней от чистого сердца. Грустно было об этом думать.

– Когда ты переменишь свое мнение обо мне, Касс, – тихо, но решительно возразил Риордан, – я заставлю тебя изменить мнение и о себе самой тоже. Это я тебе обещаю.

Но действовать надо было по порядку. Не дожидаясь ее ответа, он взял ее за локоть и быстро повлек за собой вверх по ступеням под арочный портик и внутрь, в помещение палаты общин.

Гардеробная размещалась в крытой церковной галерее. С крюков для одежды свисали петли из красной тесьмы, в которых членам палаты полагалось оставлять свои шпаги перед тем, как войти в зал для дебатов. Во избежание кровопролития, пояснил Риордан.

– Зато мы никогда не снимаем шляп, Касс. Понятия не имею почему, но такова традиция. И шпоры мы тоже можем носить не снимая, если захотим. К тому же нас нельзя арестовать, мы пользуемся неприкосновенностью. Попробуй отозваться о нас худо, и мы прикажем тебя арестовать за нарушение наших прав.

Он кивнул привратнику, стоявшему в дверях, и провел ее через другую галерею в комнату средних размеров с высоким потолком.

– А это наш темный, лишенный удобств вестибюль. Когда какой-нибудь билль ставится на голосование, мы не выкрикиваем и не поднимаем рук. Мы выходим в вестибюль справа от председателя, если мы «за», или слева, если «против», а он пересчитывает нас по головам. Это называется разделением. Теперь идем сюда.

Он провел ее по короткому коридору, распахнул другую дверь и гордо объявил:

– Зал заседаний!

Его увлеченность растрогала Кассандру; несмотря на все, что он натворил, она была не в силах оскорбить его чувства.

– Очень мило, – вежливо откликнулась она, удивляясь про себя скромным размерам помещения, казавшегося скорее уютным, чем величественным, совсем не таким, как ей представлялось. Стены были обшиты панелями.

– А вот кресло председателя, – продолжал Риордан, указывая на простое кресло с прямой спинкой, стоявшее на возвышении.

Перед креслом председателя были выстроены рядами скамейки, разделенные надвое зеленой ковровой дорожкой.

– Я сижу здесь, на стороне вигов.

Отпустив ее руку, он прошел в дальний конец зала заседаний.

– Вот здесь!

Теперь он был так далеко, что ему приходилось чуть ли не кричать.

– Старшие члены палаты сидят впереди!

Улыбаясь, Риордан вновь подошел к ней.

– А публика сидит вон там, – он указал на галерею у них над головами, обрамлявшую зал с трех сторон. – Берк сидит здесь, на «скамье министров» [63], с тех самых пор, как порвал с Фоксом и другими вигами.

– Он действительно будет выступать против твоего законопроекта? – спросила Кассандра, несмотря на твердое намерение с ним не разговаривать.

На самом деле ей хотелось спросить: «Филипп, что мы здесь делаем?»

– О, да, это, можно сказать, было предрешено. Такого понятия, как «реформа», в словаре Берка не существует. Он ужасный ретроград.

– Тогда почему он вызывает у тебя такое восхищение? Уэйд его не выносит.

– Я в этом не сомневаюсь. Уэйд видит в Берке своего злейшего врага. Ведь Берк ненавидит революцию по той же причине, что и реформы, – и то, и другое нарушает традиции прошлого.

Риордан опустился на место Берка на «скамье министров».

– Почему я восхищаюсь им? Потому что он – один из самых выдающихся умов нашего столетия, он столь же честен, сколь и упрям, он скорее умрет, чем поступится своими принципами. И к тому же он блестящий оратор. Вернее, раньше был. Теперь его называют «обеденным колоколом» палаты общин.

– Почему?

– Потому что стоит ему встать, чтобы взять слово, как все разбредаются кто куда.

Лицо Риордана озарилось теплой улыбкой.

– Берк так любит разглагольствовать! Ты должна учесть, что многие члены палаты общин – простые фермеры или торговцы, у них ни терпения, ни мозгов не хватает, чтобы разобраться в сложной сети его аргументов и уследить за полетами его фантазии. К тому же он стареет, у него портится характер, он становится все более раздражительным, а когда начинает говорить, никак не может остановиться. Но слышала бы ты его несколько лет назад, Касс! Ему просто не было равных.

– И тем не менее Колин вовсе не считает его безобидным стариком. Он люто ненавидит Берка.

– Сейчас вся сила Берка заключена в том, что он пишет. Потеряв поддержку вигов в парламенте, он обратился к людям напрямую. Общественное мнение в наши дни отвернулось от Франции главным образом благодаря ему.

Риордан поднялся на ноги. Кассандра подумала, что настала пора уходить, и ей стало страшно. Наверное, из какого-то необъяснимого каприза он решил показать ей все это перед тем, как расстаться навсегда. И вот экскурсия закончилась.

– Сколько же всего депутатов в палате общин? – спросила она, понимая, что только тянет время, и презирая себя за слабость.

– Шестьсот пятьдесят.

– Так много! Но ведь все не могут здесь поместиться!

– Нет, но на каждое заседание приходит не больше половины избранных депутатов. Так всегда было.

– И как все это происходит? Что вы делаете?

– Мы дебатируем. Председатель вызывает, к примеру, уважаемого депутата, представляющего округ Бухты-Барахты. Тот поднимается и начинает свою речь. Разумеется, это должна быть чистая импровизация: того, кто осмелится читать по бумажке, тут же зашикают и прогонят вон из зала. Все остальные члены Палаты либо отсутствуют, либо спят, либо громко разговаривают и перебрасываются записками. Это просто поразительное зрелище, Касс, ты бы глазам своим не поверила. Если оратор он никудышный, его, беднягу, осыплют градом насмешек, да так громко, что ты ни слова из его речи не услышишь. Но если он умеет хорошо говорить, тогда вся палата будет слушать в полном молчании. Новоизбранным членам очень скоро дают понять, что управлять Великобританией единолично им не суждено. Некоторые так сильно обижаются, что после своей вступительной речи умолкают на долгие годы. Ну а другие начинают постигать правила игры:

– Как ты, например, – догадалась Кассандра. – Ты их постиг.

– Нет, я еще только учусь. Это дело долгое, но оно стоит затраченных усилий. Потому что, видишь ли, хотя я и не управляю Великобританией единолично, это делает палата общин в целом.

Она улыбнулась.

– А я думала, это делает король.

– Нет, мы просто позволяем ему так думать.

Он вынул из кармана часы.

– Ну что ж, любовь моя, пожалуй, нам пора идти. Уже поздно, а я хочу еще кое-что тебе показать.

Услышав это бездумно оброненное «любовь моя», Кассандра почувствовала слабость в коленях. Боль разлуки была почти невыносима. Ей вдруг пришло в голову, что расставаться и терпеть эту боль вовсе не обязательно. Она может остаться с ним, если сама захочет. Кому какое дело? Кто будет знать правду, кроме них двоих да еще Джона Уокера? Риордан ждал, протянув ей руку. При мысли о том, как будет проходить их совместная жизнь, она содрогнулась, балансируя на грани полной капитуляции, но в самый последний миг все-таки отпрянула.

– Филипп, – проговорила она с трудом, – что мы вообще здесь делаем? Зачем ты меня сюда привел? Прошу тебя, пойми, я… мне тяжело. Не вернуться ли нам домой?

Риордан подошел ближе, но не коснулся ее. Его лицо светилось удивительной нежностью, взгляд проникал как будто прямо ей в душу.

– Ты обещала мне два часа, помнишь? – спросил он ласково. – Они почти на исходе. Поверь мне, милая Касс, я не меньше, чем ты, хочу вернуться домой.

Подойдя еще ближе, он опять протянул ей руку.

– Нет, я не прошу, чтобы ты мне верила. Просто идем со мной.

Кассандра помедлила, но в конце концов все-таки взяла его под руку. Они вышли из зала заседаний уже в другой, скудно освещенный коридор, спустились по винтовой лестнице, вырубленной из замшелого камня, прошли еще по каким-то запутанным переходам и наконец остановились у мощных двойных дверей, усеянных медными бляшками. Кассандра вопросительно взглянула на Риордана, но так и не смогла разгадать, что означает выражение его лица. Он распахнул перед нею дверь. Она прошла внутрь, сделала три шага и остановилась. Огонь по меньшей мере сотни поминальных свечей подтвердил ей, что на сей раз перед нею действительно самая настоящая церковь.

– Что это? – прошептала она, запинаясь.

– Нижняя часовня. В наши дни она используется только членами палаты общин для похорон, венчаний и крестин.

Он откашлялся и заглянул ей в глаза.

– Я подумал, что для нашего венчания лучше места не найти.

Нет, невозможно было делать предложение, совершенно не прикасаясь к ней! Риордан взял ее безжизненную руку и глубоко вздохнул.

– Ты выйдешь за меня еще раз, Касс? Я люблю тебя всей душой.

Он притянул ее к себе, приняв ее ошеломленное молчание за нерешительность.

– Выходи за меня, я хочу, чтобы мы состарились вместе. Из тебя выйдет очаровательная старушка.

Она ничего не ответила, но и не стала протестовать, когда он обнял ее и прижался лбом к ее лбу.

– Я безумно люблю тебя, – прошептал Риордан, касаясь губами ее носа. – Я завидный жених, Касс, даже Берк признает, что я честен. А недавно ко мне обратилась группа избирателей из Бакингемшира с предложением баллотироваться от их округа на следующих выборах. Хоть это и кажется невероятным, меня, похоже, ждет большое будущее. Ты скажешь мне «да»? Я готов встать на колени, если это поможет.

Он осторожно стер пальцами слезы с ее лица.

– Я люблю тебя, – повторил он, глядя прямо в ее сияющие глаза. – Я всегда буду тебя любить, даже когда выживу из ума и превращусь в старого козла.

Его голос многозначительно понизился.

– И учти: я никогда не перестану тебя хотеть, потому что буду очень игривым старым козлом – чем старше, тем хуже. Ты не сможешь удержать меня…

– О, Филипп!

Кассандра бросилась ему на шею и спрятала лицо в складках его рубашки. Слов у нее больше не было.

– Это означает «да»? – засмеялся Риордан.

На радостях он крепко обнял ее и оторвал от пола, но тут же ослабил свою медвежью хватку, боясь поломать ей ребра.

– Да! Да-да-да! О, Филипп!

– Слава Богу, что в нашей семье только мне одному платят за красноречие, – ухмыльнулся Риордан, но не выдержал шутливого тона и поцеловал ее со всей накопившейся внутри страстью. – Ты меня любишь, Касс?

– Да, я люблю тебя. Я люблю тебя, Филипп. Я всегда тебя любила.

Она была пьяна от счастья. Как будто плотина открылась у нее в душе, и долго сдерживаемые слова любви полились каскадом.

– Значит, мы поженимся по-настоящему? В этой часовне?

– Да, как только я переговорю с каноником и все устрою. Я уже полдня потратил на поиски, но его нет на месте.

– А скоро это будет?

– Да уж я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее. Нам ведь не нужно заново венчаться, мы только подтвердим наши брачные клятвы в торжественной обстановке, поэтому нам не придется ждать три недели. Не вижу причин, почему бы не сделать это прямо сейчас.

«Подтвердим наши клятвы в торжественной обстановке», – повторила про себя Кассандра, продолжая крепко обнимать его.

– Ты хочешь сказать, что на этот раз нам не придется просто «объявлять о своем желании вступить в брак» [64]?

Риордан не ответил на ее дразнящую улыбку.

– Ты моя жена, Касс. Ты была ею прежде и являешься ею сейчас. Ты мне веришь?

– Сама не знаю, – пробормотала она, облизнув пересохшие от волнения губы. – Может, стоит потребовать от тебя доказательств?

Какой-то неясный звук, похожий на глухое ворчание, вырвался из его горла.

– Что ты себе позволяешь, Касс? Да еще в часовне для членов парламента! Какая разнузданность!

Кассандра чувствовала, что ей море по колено.

– Где же еще иметь дело с членом, как не в его часовне? – спросила она, прижимаясь к нему и с наслаждением замечая, как глаза у него округляются от веселого удивления и ответного желания.

Он еще теснее привлек ее к себе и поцеловал с томительной чувственной нежностью, которая всегда действовала на нее безотказно, потом заставил ее попятиться на два шага, пока она не уперлась спиной в толстую дубовую дверь. Кассандра немного ослабила объятия, чтобы дать ему больше места для маневра, но так и не прервала поцелуя. Ее груди изменили форму в его ладонях. Его язык заполнял ее рот; она откинула голову назад, позволяя ему делать все, что он хочет. Одна его рука сползла ниже, к животу. Когда Риордан прижался к ней и прошептал нечто совершенно непристойное ей на ухо, она поняла, что только его вес, прижимающий ее к двери, не дает ей соскользнуть на пол.

И еще ей стало ясно, насколько они близки к совершению святотатства. Собрав всю свою волю, Кассандра отодвинулась и прошептала ему на ухо:

– Я придумала более удачное место.

Сколько ни старался, Риордан не смог догадаться, что она имеет в виду. Ему с трудом удалось справиться с дыханием.

Она пояснила:

– Лучше иметь дело с членом в его постели.

– А-а-а, – протянул он, – в его постели! Да, это самое подходящее место.

Но ему ужасно не хотелось прерываться.

– Я все-таки думаю, что на самом деле эти скамьи не такие жесткие, как кажется на первый взгляд. Если мы…

– Филипп!

Риордан усмехнулся.

– Прежде чем мы уйдем, скажи, что ты меня любишь, – потребовал он. – А то я не расслышал с первого раза.

Кассандра заставила его наклонить голову и коснулась губами уха.

– Я люблю тебя, – проговорила она отчетливо и раздельно, даже повторила дважды, чтобы не осталось никаких недомолвок.

Он невольно вздрогнул, ощутив кожей ее свистящий шепот.

– Ну, Касс, ты у меня получишь.

Смесь угрозы с обещанием в его голосе взволновала ее до глубины души. Не говоря больше ни слова, они взялись за руки и покинули часовню. Все их мысли были заняты одним нешуточным делом: как побыстрее добраться до дому. О том, чтобы идти пешком, не могло быть и речи. Они нашли наемную карету возле парка и залезли в нее, как преступники, удирающие от полиции. Риордан повелительно назвал кучеру адрес и пообещал крону на чай, если тот уложится в четверть часа. Забравшись в карету, они рухнули от хохота. Их смешило собственное нетерпение.

Двенадцать минут спустя кучер остановил карету у дома Риордана на Портмен-сквер и стал ждать, пока его пассажиры выйдут. Никакого шевеления. «Ох уж эти богачи, – подумал он, – ждут небось, пока я сам не открою им эту чертову дверь». Он слез с козел, ворча себе под нос, впрочем, довольно добродушно: в конце концов, крона есть крона [65]. Но когда он распахнул дверцу кареты и заглянул внутрь, дамочка завизжала, а ее кавалер выдернул руку у нее из-под юбок, и оба они покраснели, как ошпаренные. Отсюда можно было заключить, что богачи ничем не отличаются от простых людей. Нет, кое в чем все-таки отличаются, усмехнулся кучер, пряча в карман новенькую гинею [66], которую бросил ему богатый пассажир.

– Все в порядке, мы справляли помолвку, – пояснил Риордан.

Мужчины понимающе подмигнули друг другу.

– Справляли помолвку! – возмущенно воскликнула Кассандра, как только за ними закрылась входная дверь.

– Это просто шутка, любовь моя. На лице Риордана расплылась такая дурацкая счастливая улыбка, что ей против воли пришлось рассмеяться.

– Ничего себе шуточки… Ой!

Он схватил ее на руки и поцеловал, пока ее рот был еще открыт.

Кассандра позабыла о своих переживаниях; теперь ею владела только одна мысль: удастся ли им вовремя добраться до спальни, или они осуществят свой брачный союз прямо посреди лестницы. В холле показалась горничная, и ее появление решило исход дела, но Кассандре пришлось строго нахмуриться, чтобы помешать Риордану отпустить еще одну непристойную шуточку вроде той, которую он адресовал кучеру.

Не успев переступить порог спальни, они начали раздевать друг друга, но оказалось, что это не так-то просто. Их руки поминутно сталкивались, путаясь в застежках и пуговицах. По молчаливому уговору они решили, что каждый разденется сам, что и было проделано так же в полном молчании. Оба при этом не сводили глаз друг с друга.

Оставшись обнаженными, они обнялись. При первом же прикосновении Кассандра начала сгорать от страсти. Ей хотелось ощутить его в себе немедленно, безотлагательно. Но Риордан дал ей понять, что так не бывает, и она, скрипнув зубами, приготовилась выдержать сладкую агонию ожидания. На этот раз им совсем не хотелось разговаривать. Она вздрагивала от каждого прикосновения его рук, сжимающих и поглаживающих ее руки, плечи, лопатки, спину, а он как будто заново открывал для себя ощущение ее кожи. Ее всегда восхищали волосы у него на груди – такие щекочущие упругие завитки, растущие аккуратным треугольником. Однажды она даже подумала, что он их причесывает.

Ее руки спустились к его мускулистому плоскому животу, костяшки пальцев скользнули по интригующей дорожке волос, бегущей вниз. Он был возбужден и готов к бою, но явно решил не спешить. Обхватив ее груди и поглаживая соски кончиками пальцев, он заглянул ей в лицо. Ее рот открылся с тихим вздохом. Когда Риордан наклонил голову, Кассандра решила, что он собирается ее поцеловать, но его губы нашли нежную вершину одного из холмов и поглотили ее. Без конца повторяя его имя, она. вплела пальцы ему в волосы и ухватилась за них, как хватается за пучки травы человек, карабкающийся по краю обрыва.

Искры наслаждения прожигали ее насквозь. Как это чудесно и невероятно, подумала она, когда он опустился на одно колено и обвел языком ее пупок. Теперь он крепко держал ее, обхватив обеими руками ягодицы. А потом велел ей раскрыть ноги.

Оторвав невидящий взгляд от потолка, Кассандра посмотрела вниз. Не может быть, чтобы он это сказал. Но он повторил, и оказалось, что она не ослышалась.

– Филипп, я…

Риордан поднял голову. Его глаза были черны, как оникс.

– Я хочу поцеловать тебя здесь, Касс. – Его рука легла на заветный холмик. – Сделай, как я прошу. Раскрой ноги.

– Но я… Это не…

– Ничего дурного в этом нет. Это хорошо и не стыдно, и я обещаю, что тебе понравится.

Что ей оставалось делать? Он был ее мужем, его слово – закон., Помедлив еще минуту и пожав плечами в чисто французской манере, которая при других обстоятельствах непременно рассмешила бы его, Кассандра на несколько дюймов раздвинула ноги.

В сущности, это нельзя назвать поцелуями, вскоре сообразила она. Это было похоже… о Господи, это был рай на земле.

– Филипп! Я этого не вынесу!

Риордан подхватил ее на руки, перенес на кровать и уложил на спину, a cam сел рядом. Его рот блестел: это одновременно смущало и завораживало ее. Ей даже не пришло в голову сопротивляться, когда он развел ей ноги, заставил согнуть колени и опять наклонил голову. Сперва Кассандра подскочила на постели: место, которое он легонько покусывал, было таким чувствительным… Но очень скоро оба они узнали, как много она может вытерпеть. Ее голова откинулась на подушку. Наслаждение, которого она никогда прежде не испытывала, о существовании которого даже не подозревала, обрушилось на нее подобно неумолимой и сладкой пытке. Наконец она тихо вскрикнула, умоляя его остановиться.

Он остановился.

– Ой, нет, не надо… Я не то хотела сказать! Его глубокий грудной смех вызвал у нее ответный смущенный и робкий смешок, впрочем, тотчас же прервавшийся вместе с дыханием, когда Риордан повиновался ее последнему приказу и возобновил свое занятие. Колени у нее были согнуты, мышцы живота стянуты тугим узлом, пальцы рук и ног непроизвольно сжимались и разжимались, комкая покрывало, а голова моталась по подушке из стороны в сторону. Внутри все плавилось, горячая волна желания стремительно нарастала.

Ей показалось, что он сказал: «Сейчас», но, если это было разрешение, оно прозвучало слишком поздно. Взрыв произошел секундой раньше – благодетельный взрыв, разорвавший ее на кусочки и выбросивший их в пространство. На несколько неописуемых мгновений она перестала существовать, а когда вернулась на землю, последовало еще одно сотрясение, а за ним еще и еще одно. Каждое было слабее предыдущего, но каждое приносило с собой чувство блаженного освобождения.

Постепенно Кассандра пришла в себя и спохватилась, что лежит в крайне неприличной позе. Голова Риордана покоилась у нее на бедре. Она взяла его руку и прижала к своему животу, поглаживая и вздрагивая всякий раз, когда ее пальцы случайно задевали ее собственную кожу. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой живой и в то же время полностью лишенной сил. Любовь переполняла ее сердце, но охватившая тело слабость не давала сказать ему об этом. Судорожно переведя дух, она сказала:

– Ты был прав, мне это понравилось.

Прекрасно понимая ее чувства, Риордан в эту минуту был совершенно не способен их разделить. Его тело напоминало тугой лук со стрелой, вложенной в натянутую тетиву. Он знал, что следует дать ей время отдохнуть и набраться сил (так поступил бы любой заботливый любовник), но его терпение было уже на пределе. Поднявшись на колени, он вытащил подушку из-под головы у Кассандры и подсунул ее ей под бедра. Ее глаза удивленно раскрылись, а он, улыбнувшись, поднял ее ноги и перебросил их себе через плечи, наслаждаясь ощущением гладкой шелковистой, кожи.

– Не волнуйся, это тоже вполне естественно и не стыдно, – пояснил Риордан, чувствуя, что она нуждается в успокоении.

Крепко держа ее и не давая двигаться, он проник в мягкую плоть.

Кассандра вскрикнула. Он отпрянул.

– Тебе больно?

– Нет, но… О Боже, как глубоко!

Он опять осторожно погрузился в бархатистую глубину, не сводя глаз с ее лица. Как она была прекрасна и как сильно влюблена в него! Он мог бы кончить в эту самую минуту, но заставил себя сдержаться, замереть, пока она привыкала к ощущению полноты у себя внутри. Его пальцы безошибочно нашли потайное место, и он почувствовал, как она оживает, словно по волшебству, от его прикосновения.

– Хорошо… как хорошо… – шептала она.

Кровь тугими толчками пульсировала по всему ее телу, мышцы живота вновь напряглись, взывая к освобождению. Куда подевалась расслабленность, владевшая ею всего минуту назад? Все, чего она хотела, все, в чем нуждалась, – ощутить внутри живую и сильную плоть Филиппа, наполнявшую ее непереносимо острым наслаждением.

Не в силах больше сдерживать свою страсть, Риордан начал двигаться. Он подхватил ее за бедра и поднял еще выше, помогая себе ногами, чтобы загнать кинжал в ножны по самую рукоятку. Сама не сознавая, что делает, Кассандра вцепилась в него ногтями, и он слегка поморщился, но это была легкая, приятная боль. Он казался себе пистолетом со взведенным курком, вот-вот готовым выстрелить. Боже милостивый, нет, он больше не мог ждать, это было свыше его сил, но… вот он увидел, как она выгибает спину, услышал, как она вскрикивает не то от восторга, не то от боли, и дал себе волю, даже не слыша своего собственного крика – хриплого, гортанного, вырвавшегося сквозь стиснутые зубы.

Потом они, не размыкая объятий, обессиленно растянулись на постели, довольные и опустошенные настолько, что не могли даже говорить. Немного отдышавшись, Риордан притянул ее к себе и заставил лечь сверху. Какое счастье – почувствовать на себе весь ее вес! Кассандра сплела пальцы «домиком» у него на груди и опустила на них подбородок.

– Давай еще разок, – предложила она с непроницаемым видом и тут же прыснула, увидев, как у него вытянулось лицо.

Они поцеловались, держась друг за друга, шепча на ухо бездумные слова нежности. Какое блаженство просто лежать рядом и говорить: «Я люблю тебя», не боясь показаться глупыми или быть обманутыми, – они даже не подозревали, сколь многого были лишены, пока не открыли для себя эту пьянящую радость. Они повторяли это без конца на все лады, а потом признались друг другу, как были несчастны в разлуке.

– Неужели ты и вправду смогла бы меня бросить, Касс? – спросил Риордан, обнимая ее и не замечая, как по стенам ползут, удлиняясь, тени, а комната наполняется кротким лимонным сиянием осеннего вечера.

– Я полагала, что должна тебя оставить. Я собиралась… Но потом… потом я передумала.

– Когда?

– В зале заседаний. Когда ты сел на место Берка. Ты был такой… ну, я не знаю.

– Какой?

Она задумалась.

– Ты был совершенно не похож на человека, способного заманить женщину в постель при помощи такого грязного трюка, как фиктивный брак. Ты показался мне квинтэссенцией порядочности.

Не отрывая головы от его плеча, она погладила его по животу.

– Ты поэтому привел меня туда?

«Квинтэссенция», – мысленно улыбнулся Риордан. По части употребления мудреных словечек она его перещеголяла.

– Нет. Просто я хотел показать тебе палату общин, познакомить тебя со своей работой. Сам не знаю почему. Это часть моей жизни, можно сказать, моей натуры… Но я не думал, что это заставит тебя переменить свое мнение обо мне. Или о чем бы то ни было.

– Мне нравится эта часть твоей натуры, Филипп. Я так горжусь тобой!

Кончиком пальца она чертила медленные круги у него на животе, глядя, как его грудь вздымается и опадает при каждом вздохе.

– Ты действительно собираешься баллотироваться от Бэкингемшира?

– Возможно.

– Это ведь гораздо почетнее, чем быть депутатом от Сент-Клауза?

– От Сент-Чауза, – поправил он, и уголки рта у него дрогнули от смеха.

Она потерлась ногой о его ногу, покрытую жесткими завитками. Ее кожа, подернутая испариной, напоминала ему муаровый шелк.

– Знаешь, если бы ты ушла от меня, я все равно заставил бы тебя вернуться. Я бы опять порвал твои деньги, Касс, я отнимал бы их и рвал всякий раз, как они заведутся у тебя в кармане, чтобы ты оставалась со мной.

Кассандра прижалась губами к жилке, бьющейся у него на шее.

– Нет, я не верю. Ты не стал бы этого делать. Ты бы меня отпустил, и мы оба были бы несчастны. Риордан задумался.

– Ну, может быть, – согласился он. – Мне очень стыдно за то, что я это сделал… порвал твои деньги. Я ничего другого не мог придумать, чтобы тебя удержать.

– Ладно, забудь об этом. Я жалею о другом: надо было раньше сказать тебе, в чем дело. Но я чувствовала себя такой униженной, что просто не могла себя заставить об этом заговорить. Я думала, что ты посмеялся надо мной, Филипп. Унизил мою гордость. Мне казалось, что, если я заговорю, это даст тебе лишний повод поиздеваться надо мной. Поэтому я молчала. И совершенно напрасно: надо было крикнуть об этом прямо тебе в лицо в тот день, когда ты ворвался к Колину и силой потащил меня домой. Мы бы не потеряли столько времени зря.

– Ты была обижена, оскорблена. Я тебя не виню. Страшно подумать, как ты, должно быть, меня ненавидела.

– Никогда! У меня никогда не было ненависти к тебе, даже в самые черные дни. Я всегда тебя любила.

Это было не время для слез, но им обоим захотелось плакать. Вместо этого они поцеловались – печально, нежно, словно смакуя на языке горьковатый привкус прошлого перед тем, как окончательно с ним расстаться.

После недолгого молчания Риордан повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо, и положил руку ей на талию.

– Кто сказал тебе, что мы не женаты?

Кассандра ждала этого вопроса, но готового ответа у нее не было. Она не могла заставить себя выговорить роковое имя. «Худо-бедно, но он заменил мне отца», – однажды сказал ей Риордан. И теперь она одним словом должна все это разрушить? Нет, она на такое не способна. Пусть это малодушие, но она решила дать Куинну возможность самому все сказать Филиппу. Если он этого не сделает, тогда она возьмет ответственность на себя и расскажет мужу всю правду. Но было бы гораздо лучше, если бы Филипп услышал неприятную новость от самого Куинна. Может, у него есть какое-то объяснение или, вернее, оправдание тому, что он натворил? У нее не укладывалось в голове, какими мотивами можно было оправдать такой поступок, чем руководствовался человек, причинивший им столько страданий своей ложью, но она готова была предположить, что такое объяснение существует.

– Я тебе скажу, когда мы поженимся, – сказала она вслух.

Он нахмурился и уже открыл было рот, чтобы начать спорить.

– Повторим наши клятвы, – торопливо добавила Кассандра.

Риордан приподнялся на локте.

– Ты все еще мне не веришь!

– Нет, дело не в этом. Я…

– Ты собираешься покрывать клеветника до тех самых пор, пока не будешь совершенно уверена, что я не лгу! Так?

– Нет! Я тебе верю. Меня бы сейчас здесь не было, если бы я не верила!

В правдивости своих последних слов она сама была не вполне уверена и решила поразмыслить об этом на досуге.

– Тогда скажи мне, кто это.

Кассандра села на постели и повернулась к нему лицом.

– Послушай меня, Филипп. Будет лучше, если этот человек… о, черт! Если я начну объяснять, почему не могу тебе сказать, ты сразу догадаешься, о ком речь! Прошу тебя, просто поверь, так будет лучше. Ведь ты мне доверяешь? Долго ждать не придется, я обещаю. Клянусь тебе, я все скажу, когда мы обвенчаемся, если только этот человек…

Она умолкла в бессильной досаде. Как ей был ненавистен этот секрет!

– Просто доверься мне, – продолжала она. – Я тебе верю и люблю тебя всем сердцем. Но давай больше не будем об этом говорить. Мне бы очень не хотелось поссориться с тобой сегодня.

Риордан протянул руку и привлек ее к себе.

– Ладно, Касс, сейчас я не буду об этом спрашивать. Видит Бог, я тоже не хочу ссориться.

Он начал ее целовать и так увлекся, что потребность узнать имя клеветника отодвинулась, вытесненная другой, более сильной жаждой. Но хотя страсть вспыхивала между ними снова и снова, пока тянулся этот вечер и бесконечная ночь, навязчивая мысль о том, что кто-то пытался им навредить, разлучить их друг с другом, точила его исподтишка. И пока Касс не станет доверять ему настолько, чтобы открыть всю правду, их враг будет торжествовать.