Прошло четыре дня. Стены дома сотрясались от их смеха, даже слуги заулыбались впервые за несколько недель и весело забегали по дому, выполняя поручения молодой хозяйки. Если это и есть жизнь в грехе, решила Кассандра, ей наплевать. «В сладостном плену» – такое выражение она однажды вычитала в романе, и теперь оно ей вспомнилось. Именно так она чувствовала себя сейчас: в сладостном плену у своего мужа.
Риордан шутливо ворчал, что, пока они предаются любви, а потом отсыпаются, чтобы набраться сил, на работу времени не остается, а между тем до выступления с законопроектом о смягчении уголовной ответственности осталась всего неделя. Они вновь переживали медовый месяц с той лишь существенной разницей, что теперь оба они были влюблены и не боялись признаться в этом.
Только категорический отказ Кассандры назвать имя человека, оклеветавшего его, омрачал их безоблачное счастье. Как только Риордан понял, что вся его настойчивость ни к чему не приведет и она ничего ему не скажет, он перестал ее расспрашивать, но их обоих неотступно преследовало ощущение мучительной недоговоренности. Кассандра написала Куинну сухую записку с объяснением своих условий – пусть он расскажет Риордану правду еще до венчания, или ей придется сделать это самой, но пока не получила никакого ответа.
Дата их второго венчания все еще не была определена. Преподобный Уэст никак не желал согласиться с Риорда-ном и стоял на том, что, поскольку доказательств их первого бракосочетания не существует, надо начинать все сначала: сделать оглашение и провести традиционную церемонию венчания. Потеряв терпение, Риордан обратился через его голову прямо к лондонскому епископу, и переговоры уже шли полным ходом.
Не могло быть и речи о проведении традиционной церемонии: это было равносильно признанию первого брака незаконным. О себе и о том, как скандал может отразиться на его карьере, Риордан совершенно не думал, но ему хотелось по мере сил уберечь Кассандру: она и без того уже достаточно настрадалась за свою короткую жизнь от сплетен и пересудов. Сам же он готов был с радостью жениться на ней снова как в первый раз. Главное, оставить все недоразумения в прошлом.
…Настало утро пятого ноября. Все еще в ночной рубашке Кассандра сидела в изножьи постели, обнимая кроватный столбик, и следила за одеванием своего мужа. Он надел белую рубашку и шейный платок, черные панталоны и черный жилет; его черный камзол висел на спинке стула. Камердинера он отослал, чтобы побыть с ней наедине несколько минут до ухода из дома. Она смотрела, как он зачесывает назад блестящие, черные с серебром волосы… При этом ему пришлось согнуть колени и слегка присесть, чтобы увидеть макушку в зеркале-псише. Он был не из тех, кто часами любуется на свое отражение: бросил один критический взгляд в зеркало, смахнул с плеча воображаемую ворсинку и отошел. Туалет был завершен.
– Ты замечательно выглядишь! – восторженно и искренне, как всегда, воскликнула Кассандра. – До чего же мне повезло в замужестве!
Сама она выглядела растрепанной со сна, невыразимо прекрасной и такой юной, что больно было смотреть. Риордан в три шага пересек спальню и обнял ее. Они немного постояли, обнявшись: она прислушивалась к ровному и мощному стуку его сердца, он вдыхал запах ее волос.
Кассандра высвободилась первая. Она знала, что это безнадежно, но все-таки собралась с силами и заговорила:
– Филипп.
– Что, любовь моя?
– Прошу тебя, пожалуйста, не ходи туда. Мне невыносимо думать, что ты в опасности.
Как она и ожидала, он принялся заверять ее, что никакой опасности нет.
– Я ничем не рискую, глупышка. Как только галерея заполнится, всех задержат и обыщут. Король сегодня и близко не подойдет к палате лордов. Никакой стрельбы не будет, милая, все закончится бескровным задержанием злоумышленников.
– Я знаю, но…
– Уэйд будет арестован по горячим следам, а его сообщников заставят дать показания против него.
Кассандра поежилась, вспомнив об отце. Она знала, что слово «заставят» скорее всего означает «будут пытать». Риордан снова обнял ее, прекрасно понимая, о чем она думает. Но ни один из них не упомянул имени Патрика Мерлина. Наконец она подняла голову и вновь взглянула на него с тревогой.
– А что, если Уэйд изменит свой план? Куинн был прав, Филипп, мне следовало еще раз встретиться с Уэйдом.
– Нет, – твердо заявил Риордан. – Ты больше никогда его не увидишь. Эта страница нашей жизни перевернута, Касс. С сегодняшнего дня мы все начнем сначала.
Их взгляды встретились: темно-синий с задумчивым серым.
– Как я люблю тебя, – прошептала Кассандра. Привстав на цыпочки, она потянулась и поцеловала его. Его руки сжались вокруг нее чуть ли не до боли, но он сразу же отпустил ее.
– Ни о чем не тревожься. Я люблю тебя. Через несколько часов я вернусь.
Он ушел.
Все утро Кассандра провела в библиотеке, пытаясь скоротать время за чтением. Шел дождь. С трудом одолев несколько страниц, она поднималась и подходила к окну. Когда это занятие ей окончательно опостылело, она начала бродить из комнаты в комнату, выискивая все новые и новые окна, откуда можно было выглянуть на улицу, хотя отовсюду открывалось одно и то же безотрадное зрелище: холодные свинцовые капли, тяжко шлепающие по лужам.
Его все не было. «Несколько часов» растянулись до шести. Отбросив всякие попытки сосредоточиться на чтении, Кассандра целиком отдалась снедавшему душу беспокойству. В четыре часа она поднялась в спальню и легла поперек кровати, понимая, что глупо доводить себя до такого состояния: с ним ничего не случилось, ничто ему не угрожает. Но логика и любовь идут разными дорожками, их пути почти никогда не пересекаются. Свернувшись тугим клубочком, она пролежала в тоске еще с полчаса и наконец забылась беспокойным сном.
Ее разбудил легкий, как снежинка, поцелуй в щеку. Ни о чем не спрашивая, Кассандра вскинула руки, обхватила Риордана за шею и так замерла. Этот горячечный жест красноречивее, чем любые слова, сказал ему о том, что она пережила в этот день. Риордан вытянулся на постели рядом с ней и стал тихонько целовать, пока она не успокоилась немного и не разжала руки. Сумрачный, водянистый осенний свет заливал комнату. Порыв ветра швырнул в оконное стекло пригоршню дождевых капель. Обняв мужа, Кассандра поцеловала его в губы с ненасытной жадностью и вновь сказала ему, как сильно она его любит. Только после этого она спросила:
– Что случилось?
– Ничего. Ровным счетом ничего.
Она села. Риордан заложил руки за голову и посмотрел на нее снизу вверх. Кассандра впервые заметила, как мрачен его взгляд, как сурово сжаты губы.
– Расскажи мне, – тихо попросила она. Он устало вздохнул.
– Все прошло гладко. Члены обеих палат собрались в зале заседаний палаты лордов, ожидая появления короля. Галерея для публики была переполнена: яблоку негде упасть. Охрана предупреждала каждого о необходимости сдать любое имеющееся при себе оружие у входа на галерею. «Улов» составил несколько шпаг. Большинство зрителей заявили, что никакого оружия у них при себе нет.
– А потом?
– В тот момент, когда должен был появиться король, галерея была окружена, всем приказали выйти в вестибюль. Началась толчея, но скрыться не удалось никому. Каждый подвергся обыску. Это заняло большую часть дня.
– И что же?
– Никакого оружия у них не нашли. Ни пистолета, ни перочинного ножа, ни шляпной булавки. Ничего.
– О, нет!
Кассандра откинулась на пятки. До нее начал доходить скрытый смысл случившегося.
– Это ужасно! Это означает…
– Мы вернулись к исходной точке.
Риордан попытался улыбкой смягчить Мрачность своего тона, но у него ничего не вышло. Кассандра сунула руки под его расстегнутый жилет и принялась сочувственно растирать ребра. Немного помолчав, она спросила:
– Хотела бы я знать, что теперь будет. Неужели Куинн опять заставит тебя играть роль?
Он медленно покачал головой, давая понять, что не знает.
– Но он захочет, чтобы я опять начала встречаться с Уэйдом, – догадалась она. – В этом мы можем быть уверены.
– Да, несомненно, но ты этого не сделаешь. Ты напишешь Уэйду письмо, выразишь свое удивление по поводу того, что покушение на короля сегодня не состоялось, и спросишь, что он намерен предпринять в будущем. Но сегодня утром я говорил серьезно, Касс: с Уэйдом ты виделась в последний раз.
Такая новость ее ничуть не опечалила. Они вместе умолкли, прислушиваясь к дребезжанию повозки на булыжной мостовой перед домом и следя за тем, как в спальне сгущаются сумерки. А потом она вновь опустилась на постель и обняла его.
Чарльз Уиллоуби взялся за ручку входной двери.
– Не понимаю, куда вам так спешить? Вы же разбиваете компанию! Может, все-таки останетесь?
– Да, прошу вас, – подхватила его жена. – Еще совсем не поздно.
Кассандра и Риордан улыбнулись друг другу и хозяевам дома. Но не успели они ответить, как за них вступился Уильям Смэк-Ингресс, носивший из-за своей злосчастной фамилии неизбежную кличку Смех-и-Грех.
– Ты забываешь, Чарльз, они же молодожены. Девять часов вечера для них – слишком поздно, если только они не наедине у себя дома.
Все засмеялись. Компания потянулась на крыльцо дома Уиллоуби: сам Чарльз, его жена Дженни, Кассандра и Риордан, Смэк-Ингресс, Хорас и Джейн Тибо, Найджел Драмм и Майкл Креймер. Все мужчины были членами комитета Риордана. В этот вечер они собрались, чтобы отметить необычайный успех, который имела его речь в защиту судебной реформы, произнесенная в парламенте несколькими часами ранее.
Риордан стоял позади Кассандры, обнимая ее и всем своим видом давая понять, что не намерен оспаривать слова друга, объясняющие их поспешный и ранний уход. Вечер выдался на редкость теплый, поэтому разговор на свежем воздухе затянулся, как всегда бывает между друзьями. Наконец мужчины начали пожимать друг другу руки, а женщины – обниматься.
Кассандра тепло простилась с Дженни Уиллоуби, к которой за время краткого знакомства успела привязаться всем сердцем. Дженни была старше годами (ей было уже около тридцати), отличалась остроумием, живостью и неизменной добротой. К тому же она с искренним участием взяла Кассандру под свое крыло, помогая ей сделать первые шаги на усеянном многочисленными опасностями пути к тому, чтобы стать образцовой женой члена парламента. После отъезда из Парижа Дженни стала ее единственной настоящей подругой, и Кассандра очень дорожила знакомством с ней.
– Я хочу устроить чаепитие на следующей неделе, Касси, возможно, в четверг. Ты сможешь прийти? Джейн мне уже обещала, – сказала Дженни, протягивая руку своей юной подруге. – Я непременно приглашу нескольких дам, которых ты не знаешь. Тебе пора расширить круг своих знакомств.
– Ты очень добра, – искренне откликнулась Кассандра, пожимая ей руку. – Я с удовольствием приду.
Позже, пока они рука об руку шли домой, она рассказала Риордану о приглашении, вслух удивляясь тому, насколько люди добры к ней.
– А почему тебя это так удивляет? – осведомился он.
– Ну… ты же знаешь.
– Из-за твоего отца?
– Не только. Не забудь о моей репутации, о том, как мы поженились, о моем знакомстве с Уэйдом… Да мало что еще ли! Жизнь у меня была скандальная, Филипп.
– В прошлом – да, но не теперь. Отныне мы с тобой будем самой что ни на есть респектабельной парой. Все помрут со скуки, глядя на нас!
Она на ходу прижалась головой к его плечу.
– А знаешь, мне такая жизнь вовсе не кажется скучной. Ни капельки.
– И мне тоже.
Кассандра улыбнулась. Ей даже не надо было поднимать голову: она и так знала, что он тоже улыбается.
– Филипп, я так рада за тебя сегодня! Я, наверное, лопну от гордости! Если бы только я могла быть там и все видеть…
Собираясь на заседание, он уверял, что никакой опасности нет, но тем не менее не позволил ей прийти и послушать свое выступление.
– Ты повторишь свою речь для меня, когда мы вернемся домой?
Риордан запрокинул голову и расхохотался, вообразив себе такую картину.
– Вот было бы здорово, если бы все мои слушатели проявляли ко мне хоть половину твоего горячего сочувствия, любовь моя!
– Но Чарльз Уиллоуби уверял, что все они проявили столь же горячее сочувствие, – возразила Кассандра. – Он сказал, что после того, как ты взял слово, весь зал затаил дыхание. Можно было слышать, как муха пролетает. Это его слова!
– Сильнейшее преувеличение, – скромно отмахнулся Риордан.
– А мистер Драмм говорил, что они раз десять прерывали тебя криком «Слушайте, слушайте!» [67].
Он усмехнулся и кивнул ей.
– Это правда. Должен признать, меня это очень подбодрило.
– Мне кажется, что теперь, даже если мистер Куинн захочет, чтобы ты вновь взялся за свою роль, после сегодняшнего успеха это невозможно. Тебе просто никто не поверит.
– Я в этом не так твердо уверен. Роль повесы блестяще мне удавалась. Знаешь, я думаю, это у меня в крови.
– Очень может быть, но нынешняя роль удается тебе еще больше. О, Филипп, как я горжусь тобой! С его дня мне ни за что не заснуть!
Риордан обнял ее с радостным смехом, оторвал от земли и закружил по воздуху. Было уже около десяти, когда они добрались до дома, – не потому, что идти было далеко, а потому, что они слишком часто останавливались по дороге, чтобы поцеловаться под уличными фонарями.
Уокер встретил их в холле.
– О Господи, Джон, не пора ли вам домой? Вы хоть знаете, который час?
Секретарь улыбнулся.
– В конце недели вам предстоит выступить с ответным словом, я готовил для него тезисы. Но вы правы: если вам не требуется моя помощь, мне, пожалуй, и вправду пора домой. Сэр?
– Да?
– Мистер Куинн дожидается вас в гостиной. Он здесь уже не меньше часа.
Кассандра насторожилась. Так. Значит, он здесь. Наконец-то он раскроет свой секрет и тем самым снимет тяжкий камень с ее души. Она обрадовалась, но тревога за Риордана быстро вытеснила чувство облегчения. Какой страшный удар ему предстоит пережить! Риордан послал ей виноватую улыбку и начал было объяснять, что скоро поднимется к ней наверх, но она крепко обняла его и поцелуем в губы пресекла в корне всяческие извинения, не обращая внимания на стоявшего рядом Уокера. Потом подхватила юбки и убежала наверх.
Озадаченно улыбаясь, Риордан пересек холл и направился в гостиную.
– Итак, говорят, у тебя сегодня все прошло хорошо, – начал Куинн, как только они уселись по разным углам дивана друг напротив друга.
Слуга подбросил дров в камин и вновь наполнил стакан Куинна ячменным отваром, а потом поклонился и вышел, оставив гостя наедине с хозяином.
– Мы считаем, что очень хорошо. Можно смело рассчитывать на принятие законопроекта, хотя, конечно, всякое может случиться. Берк еще не точил об него свои зубы.
– А ты и в самом деле думаешь, что можешь состязаться в красноречии с Эдмундом Берком?
Риордан удивленно поднял брови.
– Возможно, я и уступаю ему в красноречии, но ведь дело не в этом. Правда на моей стороне. Правда и справедливость, не говоря уж о логике.
В ответ ему прозвучал сардонический смешок.
– А я и не знал, что эти качества могут произвести большое впечатление на палату общин, – презрительно процедил Куинн.
– Ты циник.
– Может быть и так. Но не советую тебе возноситься в мечтах, Филипп. Реформа – дело долгое, требующее бесконечного терпения. А именно этого не хватает честолюбивым горлохватам, желающим добиться решающего успеха за сутки.
– Честолюбивым горлохватам? – с усмешкой переспросил Риордан, заметив про себя, что Оливер в этот вечер явно настроен сварливо. – Может, хватит ходить вокруг да около? Речь ведь идет не о реформе, а обо мне, верно? А еще вернее – о том, чего ты от меня хочешь.
Куинн поставил стакан на стол.
– Ты обещал мне два года, Филипп. Прошел только один.
Слава Богу! Наконец-то они поговорят об этом в открытую!
– Прошло четырнадцать, уже почти пятнадцать месяцев, – поправил его Риордан, глядя прямо в глаза своему старшему другу. – Извини, Оливер, но больше я тебе дать не смогу.
– Не сможешь?
– Ну хорошо – не хочу. Мне очень жаль, но теперь все изменилось.
Лицо Куинна оставалось бесстрастным.
– Ты сам изменился, Филипп.
– Да уж надо полагать, – улыбнулся Риордан. Куинн не ответил на улыбку.
– Это из-за того, что ты теперь женат, не так ли?
– Отчасти да. Касс сыграла свою роль, и притом немалую.
Оказалось, что признаваться в этом удивительно легко.
– Но есть и еще кое-что, – продолжал Риордан. – Я наконец понял, чего хочу добиться в жизни и как могу сослужить службу своей стране. Для этого не нужно играть роль повесы и докладывать тебе о каждом неосторожном слове, которое мне удастся перехватить. Черт побери, Оливер, мне скоро стукнет тридцать! Я могу принести больше пользы иным способом, я в этом уверен. Неужели ты этого не понимаешь?
– А ты и впрямь возомнил о себе, как я погляжу! Одна хорошо принятая речь, и уже голова кругом пошла от успеха…
– Не стоит все сводить к одной хорошо принятой речи, – холодно перебил его Риордан.
Куинн поднялся на ноги. Все его члены были сведены судорогой, обычно бледные щеки порозовели. Риордан вдруг понял, что его друг в ярости.
– Может быть, и так, но я спрашиваю себя: что нам за польза от самых прекрасных реформ на свете, – Куинн уже почти кричал, – если силы хаоса восторжествуют и наш монарх будет убит?
Он с трудом перевел дух и понизил голос:
– Черт побери, Филипп, ты мне нужен! И ты, и твоя жена. Неужели не понимаешь? Уэйд нас перехитрил. Мы должны узнать, что он теперь задумал, каковы его планы. Это вопрос жизни и смерти!
– Ты всерьез полагаешь, что я разрешу Касс снова встретиться с ним?
– Ей придется с ним встретиться! Она единственная… Риордан тоже вскочил на ноги.
– Об этом не может быть и речи! Уэйд знает, что его выдали…
– Да, но он не знает, что это она его выдала. О его плане могли знать многие.
– А если ты ошибаешься? Вдруг он никому ничего не сказал, кроме нее? Вдруг это была ловушка? И ты хочешь, чтобы я опять послал ее к нему? Я этого не позволю. И хватит спорить, Оливер, это мое последнее слово.
Раздался стук в дверь.
– Да! – сердито крикнул Риордан. Он думал, что это опять один из слуг, но оказалось, что Уокер.
– Извините, сэр, посыльный только что принес вот это. Он ждет ответа.
– В такой час? – удивился Риордан.
Взяв конверт, протянутый ему Уокером, он прочел свое имя, выведенное хорошо знакомым почерком леди Клодии Харвеллин, и у него возникло странное чувство, будто все это уже происходило с ним раньше. Он открыл и прочел коротенькую записку.
Чаутон-холл, Сомерсет
8 ноября 1792 г.
Дорогой мой Филипп! Простите меня. Если бы можно было обратиться к кому-то еще, я не стала бы вас беспокоить, но, кроме вас, у меня никого нет. Мой отец скончался. Не от сердечного приступа, он погиб вчера в дорожном происшествии. Бабушка тоже сильно пострадала, она при смерти. Я ранена, но хотя бы в силах написать вам эту записку. Вы можете приехать, друг мой?
Дальнейшее было зачеркнуто, но он разобрал под чернильной чертой: «Простите, если бы был кто-то другой…» Должно быть, она заметила, что повторяется. Подпись была проста: «Клодия».
Риордан поднял голову.
– О Господи.
– В чем дело? – встревожился Куинн.
– Это Клодия. Несчастный случай в Сомерсете. Вся ее семья погибла. Она сама ранена.
– Мне очень, очень жаль, Филипп.
Риордан подошел к маленькой конторке с письменными принадлежностями, стоявшей в нише, и набросал торопливый ответ. Протянув записку Уокеру, он сказал:
– Передайте это посыльному и дайте ему денег.
Уокер вышел из гостиной.
– Ты поедешь к ней? – спросил Куинн.
– Придется.
Риордан прошелся между камином и дверью, рассуждая вслух на ходу:
– Дебаты по бюджету займут следующие три дня. Сегодня понедельник. Раньше пятницы Берк и другие не откроют полемики по нашему биллю. К тому времени я успею вернуться. Поеду завтра утром.
Он замолчал и уставился в пространство, вспоминая лорда Уинстона Харвеллина и леди Алисию, его мать. Милые, добрые, славные люди, прекраснейшие представители английской аристократии. Ему будет не хватать их обоих.
– Что ты скажешь своей жене?
– Что ты имеешь в виду? Я скажу ей…
Риордан запнулся, кое-что припомнив, и слегка покраснел.
– Ты хочешь сказать, из-за Клодии?
– Ну да. Мне кажется, может возникнуть неловкость. Конечно, это не мое дело…
Возникла небольшая пауза.
– Если тебе не хочется упоминать о Клодии, почему бы не сказать ей, что ты едешь в Корнуолл навестить отца? Ведь он болен, не так ли?
Риордан сунул руки в карманы.
– Черт возьми, Оливер, я не хочу ее обманывать.
– А-а-а, – протянул Куинн. – Ну, как знаешь.
– Ас другой стороны… – заколебался Риордан. – О, черт, я сам не знаю, что мне делать.
– Решай сам. Поступай, как считаешь нужным. Ну что ж, – Куинн подошел и протянул ему руку, – уже поздно, мне пора идти.
– Оливер, если ты считаешь, что я тебя подвел, поверь, я глубоко сожалею, – тихо сказал Риордан, пожимая руку друга. – Я не забыл своего обещания и думаю, ты знаешь, как много значит для меня твое мнение. Но я действительно убежден, что в своем новом качестве смогу сделать больше для страны – и для монархии тоже, – гораздо больше, чем когда-либо надеялся послужить ей в прежнем обличье.
Куинн воспринял его слова неожиданно мягко.
– Ты несомненно прав. Просто мне придется привыкнуть к этой мысли. Я становлюсь стар и с трудом приноравливаюсь к переменам.
– Вздор, ты вовсе не стар, – Риордан дружески хлопнул Куинна по плечу.
Никогда прежде им не приходилось выражать друг другу свою привязанность столь фамильярными жестами. Уже у дверей Куинн вдруг обернулся, словно осененный внезапной мыслью.
– Хочешь, я загляну к Кассандре, пока тебя нет? Проведаю ее, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
Его слова удивили и глубоко растрогали Риордана.
– Я был бы очень рад. Спасибо тебе, Оливер. Ты даже не представляешь, как мне хочется, чтобы вы с Касс стали друзьями.
Куинн ничего не сказал в ответ. Он лишь улыбнулся.
Поднявшись наверх, Риордан распахнул дверь спальни и вошел. Постель была раскрыта; платье Касс висело на спинке стула, под ним стояли ее туфли, а чулки были сложены на сиденье. Из гардеробной доносились негромкие голоса. Он прошел туда, открыл дверь и встал на пороге, никем не замеченный, глядя, как Клара расчесывает на ночь волосы его жены. Касс была в ночной рубашке и пеньюаре. Вдруг она заметила его. На долгий миг их взгляды скрестились в зеркале.
Клара перевела взгляд с хозяйки на хозяина и обратно, многозначительно подняла брови, положила щетку на туалетный столик и вышла, не говоря ни слова.
Кассандра взволнованно следила за лицом мужа. У него что-то было на уме, но он не выглядел ни рассерженным, ни расстроенным. Неужели Куинн ему так ничего и не сказал?
– Он ушел? – нерешительно спросила она.
– Да.
– Вы… поссорились?
– Нет-нет.
Подхватив щетку и не спуская глаз с ее отражения в зеркале, Риордан начал расчесывать ее длинные мягкие волосы. Ее глаза закрылись. Наконец он бросил щетку и прибегнул к помощи рук, поднимая густые тяжелые пряди с затылка и пропуская их сквозь пальцы – бесконечно переливающийся смолянисто-черный блестящий водопад. Пир чувств. Он положил руки ей на плечи и провел большими пальцами по ключицам.
– Что-нибудь не так?
– Вообще-то да. Дело в том…
Риордан взглянул на ее серьезное, встревоженное лицо. Она была ему дороже жизни. Ему вспомнились те дни, когда они были в ссоре, когда он думал, что потерял ее. Он глубоко вздохнул.
– Речь идет о моем отце.
– О твоем отце?
– Он тяжело болен. Хуже, чем я думал. Я только что получил известие.
Слова не шли у него с языка. Теперь он уже жалел, что не сказал ей правды. Увы, слишком поздно.
– О, Филипп, мне очень жаль.
Она обернулась и обняла его. Он прижал ее голову к своей груди.
– Завтра утром мне придется отправиться в Корнуолл.
– Все так плохо? Может быть, мне поехать с тобой?
Он опять судорожно перевел дух и закрыл глаза.
– Нет. Спасибо тебе, но не нужно. Я поеду верхом и вернусь к пятнице.
– К пятнице? Ах да, дебаты.
– Я не думаю, что его жизнь в опасности, Касс.
Прошу тебя, ни о чем не тревожься, ладно? Я только… навещу его и сразу же вернусь.
Она прильнула к нему.
– Я буду тосковать по тебе.
Риордан зарылся лицом ей в волосы, крепко прижимая ее к себе, потом заставил ее подняться на ноги.
– Нет, это я буду тосковать по тебе, – горячо прошептал он.
Не отрывая глаз от отражения в зеркале, он раскрыл пеньюар у нее на груди и стащил его с плеч. Тонкий покров соскользнул на пол подобно легкому облачку тумана. Потом Риордан подхватил обеими горстями ее ночную сорочку и медленно поднял над коленями, бедрами, талией… Он по-прежнему следил за ее отражением в зеркале, но Кассандра заметила, что его взгляд тускнеет, точно подергивается дымкой. Она обхватила руками его лицо, заставила наклониться к себе, коснулась губами его губ.
– Покажи мне, как ты будешь тосковать.
Он показал.
Чувствуя во всем теле приятную усталость, Кассандра поудобнее устроилась в карете и откинулась на спинку сиденья. Она провела день, делая покупки и общаясь с друзьями, а также сделала вступительный взнос в мэйферскую платную библиотеку, где надменные дамы-патронессы встретили ее как прибывшую с визитом особу королевской крови. Такой прием немного смутил ее: она показалась себе почти самозванкой. Почти, но не совсем. Если сейчас они проявляют к ней любезность исключительно потому, что она – миссис Филипп Риордан, это вовсе не означает, что когда-нибудь они не оценят ее по достоинству, напомнила себе Кассандра. Она может и подождать. Терпения ей не занимать, к тому же успех ее не слишком волнует, следовательно, он придет наверняка.
Она невольно протянула руку к одному из свертков, лежавших рядом на сиденье. Собственная расточительность все еще приводила ее в ужас. Но ей так хотелось сделать Филиппу замечательный подарок по возвращении… Вот она и выбрала прекрасный черный плащ из пушистой шерсти, подбитый мехом серебристой лисы. Строгий, но элегантный, заверил ее хозяин магазина. Впрочем, она и сама знала, что это идеальный подарок для него. Скорей бы только он вернулся!
До его возвращения оставалось еще целых два дня. Чем же ей заняться до его приезда? Поначалу, хотя это казалось невероятным, Кассандра совершенно без него не скучала, напротив, чуть ли не радовалась его отъезду. С того самого дня в парламентской часовне, когда он предложил обвенчаться во второй раз, она существовала в состоянии почти беспрерывного восторга и ходила, не касаясь земли, но чем дальше, тем ей становилось все страшнее. Это не может длиться вечно, подсказывал ей жизненный опыт.
Отсутствие Риордана, решила Кассандра, поможет ей восстановить столь необходимое душевное равновесие и способность рассуждать здраво. Ей требовалось время, чтобы поразмыслить, увидеть события последних недель в истинном свете и, быть может, придумать до его возвращения какой-то способ продлить драгоценное, но хрупкое счастье.
Но она так ничего и не придумала и теперь мечтала только об одном: поскорее снова увидеть его дома. Ей казалось невероятным, как она могла так долго жить без него. Ей больше не хотелось размышлять о чуде их примирения. Лишь бы только он вернулся. Главное – наконец увидеть его вновь.
Еще целых два дня! Чем же ей заняться? На завтрашний вечер Дженни Уиллоуби пригласила ее играть в карты. Это, конечно, поможет ей приятно скоротать время. Ну и, разумеется, она всегда может заняться чтением или поработать над новой статьей, условно названной ею «Женщины и революция». Эту статью она непременно подпишет вымышленным именем: о работе над ней не знал даже Филипп.
…Кассандре вдруг вспомнился разговор, произошедший между ними на прошлой неделе, когда они читали, лежа в постели. У нее вошло в привычку обращаться к нему с вопросами, когда что-то вызывало ее любопытство или казалось непонятным. А у него вошло в привычку откладывать свою книгу и выслушивать ее с живейшим вниманием.
– Филипп, вот тут написано, что все люди рождаются равными. Но у меня почему-то создается впечатление, что авторы этих политических трактатов имеют в виду только мужчин. Почему они никогда, ни единым словом не упоминают о женщинах? Почему?
Риордан задумчиво нахмурился. Прошла минута. Наконец он ответил:
– Это подразумевается.
А потом перевернул страницу и вновь углубился в свою книгу.
– Вот как, – сказала Кассандра, бросив на него быстрый взгляд.
Еще через минуту она тоже вернулась к чтению, но на этот раз его ответ ее не удовлетворил.
Въехав на Портмен-сквер, скромную, но солидную и респектабельную площадь, на которой стоял дом Риордана, карета замедлила ход. Величественный каменный фасад, украшенный изящным арочным порталом, очень нравился Кассандре.
По невысоким ступеням крыльца поднимался какой-то человек. Ей не нужно было заглядывать ему в лицо, чтобы узнать, кто он такой. Это тощее тело и угловатые, как у деревянной куклы, движения были ей слишком хорошо знакомы. Куинн.
Трипп помог ей спуститься с подножки и забрал из кареты покупки, пока Куинн терпеливо дожидался ее на верхней ступеньке. Кассандра, не торопясь, подошла к нему. Она высоко держала голову: ничто в ее облике и манерах не выдавало владевшего ею глубокого нежелания с ним встречаться.
– Мистер Куинн, – приветствовала она его, не подавая, однако, руки. – Вы не зайдете? Филиппа нет в городе, но…
– Да, я знаю. Я пришел повидать вас.
От этих слов на нее повеяло холодком угрозы, но она спокойно прошла мимо него и отдала свой плащ слуге в прихожей. Куинн был без плаща и даже без шляпы, хотя день выдался морозный. Кассандра решила, что не поведет его в библиотеку: для этой встречи ей нужна была официальная и чинная атмосфера парадной гостиной. Ей было ясно, что ни один из них не хочет чаю, но она все же приказала его подать, а затем предложила своему гостю сесть. Сама она осталась на ногах. Он сказал, что пришел к ней, но явно не собирался первым начинать разговор. Он следил за ней безо всякого выражения на бледном потустороннем лице и ждал, пока она заговорит.
– Вы получили мою записку? – спросила она наконец. – Я послала ее вам больше недели назад.
– Я ее получил.
Наступила пауза. Значит, он намерен упираться до самого конца.
– Так почему же вы не сказали Филиппу? – выпалила Кассандра, не выдержав молчания.
– Что именно я должен был сказать?
– Правду!
Ее гнев прорвался наружу с неожиданной силой, удивившей даже ее самое. Расслышав нотки ярости в собственном голосе, Кассандра заставила себя сделать несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. Она ничего не добьется, если начнет кричать на него.
– Мистер Куинн, – начала она снова, – когда мы с вами в последний раз говорили наедине, вы сказали мне кое-что о моем муже. Теперь я знаю, что это… была не правда. Единственное приемлемое объяснение, которое я могу этому дать, состоит в том, что вы… ошиблись. Это кажется невероятным, но мне не хотелось бы рассматривать второе разумное объяснение, которое приходит в голову: что вы нарочно солгали мне, чтобы я оставила Филиппа и ушла к Уэйду.
Куинн скрестил свои тощие ноги и откинулся на спинку дивана.
– Я по-прежнему хочу, чтобы вы пошли к Уэйду.
Она уставилась на него в изумлении.
– Вы отрицаете, что сказали мне не правду?
– Да, я это отрицаю, – с готовностью согласился он.
– Но мы… собираемся пожениться! Вернее было бы сказать: пожениться во второй раз!
Куинн обхватил обеими руками костлявое колено.
– Вы так думаете? Я бы на это не рассчитывал. Как говорят любители азартных игр, шансы слишком невелики.
Он сунул руку в карман сюртука.
– А вот это, напротив, верный выигрыш.
– Что это?
Кассандра с отвращением взглянула на конверт, который он положил на диван рядом с собой.
– Деньги. Вторая тысяча фунтов, обещанная вам по окончании работы. Я готов отдать ее вам прямо сейчас, если вы вернетесь к Уэйду.
Она не сумела заставить себя рассмеяться, хотя при данных обстоятельствах это был бы самый достойный ответ.
– Да вы с ума сошли! Во-первых, Филипп меня убьет, если я снова пойду к Уэйду, а во-вторых…
– Скажите мне, Кассандра, вы боитесь Уэйда?
– Я…
Она помедлила, не зная, что сказать.
– Боюсь я его или нет, это не имеет значения. Я не собираюсь с ним встречаться, вот и все. О Господи, поверить не могу, что вы посмели предложить мне деньги! Филипп мой муж, и он…
– Вы хотите сказать, что, будучи вашим мужем, он вас обеспечивает, поэтому деньги вам не нужны, – закончил он с ехидной улыбочкой.
Гнев опять выплеснулся наружу, и на этот раз его невозможно было сдержать.
– Я больше не собираюсь вас покрывать! – закричала Кассандра. – Я все расскажу Филиппу, как только он вернется домой. Мне больше дела нет до вашей так называемой дружбы, да и вам самому, я думаю, на нее наплевать. Вы меня использовали, и не только меня, моего мужа тоже. Вы готовы переступить через кого угодно, если считаете, что это поможет вам добиться своего! Это вы украли наше свидетельство о браке, мистер Куинн? Это вы подкупили сборщика податей, чтобы он сказал, что не венчал нас?
Она подошла ближе. Страха не было, ее глаза метали искры.
– Филипп никогда никого не убивал и не калечил, не так ли? Признайтесь! Вы ему сказали, что он пытался кого-то зарезать, чтобы он был обязан вам по гроб жизни и делал все, чего вы ни попросите. Вы гнусный интриган. Вы втерлись в доверие к одинокому и несчастному маленькому мальчику, вы использовали его искреннее обожание в своих корыстных целях. Вы внушили Филиппу, что он презренный пьяница, склонный к буйству и кровопролитию. Вы заставили его поверить, будто он пытался убить человека в пьяной драке, а потом набросился и на вас, на своего лучшего друга. Хотела бы я знать, откуда у вас на самом деле этот шрам? Бьюсь об заклад, Филипп не имеет к нему никакого отношения!
Ее трясло от бешенства, к горлу подступали слезы. Раздался легкий стук в дверь, и она торопливо отвернулась, чтобы спрятать лицо. Горничная внесла в гостиную поднос с чаем, поставила его на стол, присела в реверансе и вышла. Когда Кассандра вновь повернулась к Куинну, он тихо и мирно разливал чай по чашкам.
– Сахар?
Она не ответила. Куинн пожал плечами, на глазок положил ей в чашку чайную ложку сахара и взял свою. Прежде чем взглянуть на Кассандру, он шумно отхлебнул несколько глотков, затем опустил чашку на блюдце.
– Вы мне никогда не нравились, мисс Мерлин, – деловито сообщил он, – и боюсь, я не слишком преуспел, притворяясь, будто это не так. Но то, что я сказал вам о Филиппе, было чистой правдой: он не женился на вас. Могу сказать и больше: если он когда-нибудь на вас женится, я готов добавить к вашему гонорару еще тысячу фунтов.
Только каким-то чудом Кассандре удалось сдержаться.
– Я прошу вас немедленно покинуть этот дом.
– Я еще не все сказал.
Он встал и подошел к ней. Она прочитала неприязнь в его глазах – наконец-то откровенную, ничем не прикрытую – и едва удержалась, чтобы не отступить на шаг.
– Послушайте меня, милочка. Уэйд – человек опасный, но вам он не причинит вреда. Вы должны вернуться к нему и узнать, что он замышляет. Слушайте меня!
Куинн больно схватил ее за руку, когда она попыталась отойти от него прочь, и сжал мертвой хваткой.
– Время на исходе. Он заказал себе место на корабле, отплывающем во Францию через два дня. То, что должно произойти, случится очень скоро, и мы должны этому помешать. Вам ясно?
Он взял ее за плечи и встряхнул, глядя ей в глаза с лихорадочной настойчивостью.
– Это куда важнее, чем ваша бабья ревность и глупые ссоры! Речь идет о короле Англии! Вы…
– Прекратите! Отпустите меня!
Кассандра оттолкнула его изо всех сил и бросилась к дверям.
– Если вы не уберетесь отсюда сию же минуту, я позову слуг и прикажу вас вышвырнуть! Я не шучу.
Она дрожала всем телом и тяжела дышала, колени у нее тряслись. Куинн вдруг смягчился и понизил голос.
– Прошу прощения, я был слишком резок. Извините, что я вас напугал.
– Я не испугалась. Я требую, чтобы вы ушли.
– Сейчас я уйду, но напоследок хочу сообщить вам еще кое-что.
Куинн захватил оставшийся на диване конверт и принес ей, вложил прямо в руку, заставив ее сжать пальцы.
– Филипп сказал вам, что собирается навестить своего бедного хворого папашу, не так ли? – спросил он, наклоняясь к самому ее лицу, отчего на нее густо пахнуло вечно витающим вокруг него запахом ладана. – Но это не правда. Он опять вас обманул. Он поехал навестить Клодию Харвеллин в Сомерсетшире. В ее родовом поместье под Уэллингтоном.
– Лжец.
Кассандра попыталась вырваться, но не сумела.
– Он влюблен в нее с давних пор. Низменная сторона его натуры охвачена плотской страстью к вам, Кассандра, и он…
– Пустите меня!
– Он сделал вид, что женится на вас, чтобы добиться своей цели. Но он уже готов порвать с вами. Ждать осталось не так уж долго. Я знаю, потому что он сам мне сказал.
– Ублюдок!
– Ну раз вы мне не верите, спросите у слуг. Спросите Триппа, куда он отвез своего хозяина вчера утром – к почтовой карете, идущей на Уэллингтон, а не на Лаунстон. Спросите Джона Уокера, спросите Бигля…
Отчаянным движением Кассандра вырвала руку из тисков и отшатнулась, привалившись спиной к дверям. Не в силах сказать ни слова, она распахнула дверь и посторонилась, как бы давая ему дорогу.
На лице Куинна было написано величайшее презрение. Он вытащил из кармана что-то еще.
– Вот письмо, которое Филипп ей написал. Не важно, как оно ко мне попало.
Кассандра попятилась от него, как от ядовитой змеи.
– Не хотите взглянуть? Ладно, я сам вам прочту. «Моя обожаемая Клодия, я немедленно еду к вам. Буду у вас самое позднее завтра к полудню. С любовью, Филипп». Датировано вечером прошедшего понедельника. Вы все еще не хотите убедиться собственными глазами? Я оставлю его здесь, на столе.
– Убирайтесь, – неслышно прошептала Кассандра.
– Разузнайте, что замышляет Уэйд, мисс Мерлин. Это единственное, что вы можете сделать, чтобы хоть как-то оправдать свое никчемное существование. Потом берите деньги и уезжайте из Лондона.
Он проскользнул мимо нее, прошел по коридору и скрылся за парадной дверью.