Легко (ЛП)

Глава 23

— А где... — голос Бенджи прервался, когда я посмотрела на него, он закончил предложение наклоном головы в сторону не занятого сидения Лукаса, и характерно подергал бровями.

— Это последнее занятие – повторение, так что ему не обязательно здесь находиться.

— Ах. — Он улыбнулся, наклоняясь через столик своего стула и понижая голос. — Значит... если ты знаешь этот кусочек внутренней информации и, учитывая тот факт, что последние два занятия вы покинули вместе ... могу я предположить, что кто-то ходит сейчас на индивидуальные занятия? — Когда я поджала губы, он захихикал, поднял вверх кулак и пропел: — Попалась!

Я закатила глаза, стукнула своим кулаком по его, зная, что он будет держать свой, пока я этого не сделаю.

— Боже, Бенджи, ты такой пацан.

Он расплылся в улыбке и расширил глаза.

— Женщина, если бы я не был геем, я бы точно тебя у него увел.

Мы посмеялись и приготовились делать заметки по экономике в последний раз.

— Привет, Жаклин. — Кеннеди сел на свободное место рядом со мной и не посчитал нужным обратить особого внимания на то, как Бенджи сощурил на него глаза. — Я хотел, чтобы ты первой узнала. — Сидя боком на стуле, лицом ко мне, он говорил приглушенным голосом. — Исправительный комитет решил позволить ему остаться в кампусе до следующей недели, при условии, что он будет следовать ограничениям, прописанным в судебных приказах, запрещающих ему приближаться к вам и т.д. Ему позволили сделать это потому, что он заявляет, что не виновен, и потому, что всего неделя осталась до конца семестра. Но как только закончатся экзамены, ему было сказано освободить территорию университета.

Я уже знала, что Бака выпустили под залог, и что с четверга ему был выдан временный официальный приказ судом о запрете приближаться ко мне или Минди. Чаз звонил Эрин, чтобы сообщить об этом и она передала эту информацию мне, Минди и ее родителям.

— Отлично. Так он все еще живет в доме? — Все мы надеялись, что его выкинут из кампуса, но администрация заняла позицию невиновен-пока-не-доказана-вина.

— Да, но на следующей неделе уже не будет. Братство не такое беспристрастное, как университетская верхушка. — Он улыбнулся. — Как мне кажется, Диджей раскрыл-таки глаза, после того, как Кейти "спустила на него цербера". Дин тоже согласился. Единственный компромисс, который получил Бак, это возможность посетить свои финальные экзамены и все. — Накрыв своей теплой рукой мою, он уставился мне в глаза. — Есть ли... есть ли что-то, что я могу сделать?

Я хорошо знала моего бывшего, чтобы точно знать, о чем он спрашивал, но в моем сердце для него не было второго шанса. Это место было занято, но даже если бы не было, я была уверена, что предпочла бы быть одна, чем быть с кем-то, кто мог бросить меня, как это сделал он. Дважды. Я отняла свою руку.

— Нет. Кеннеди, больше ничего. Я в порядке.

Он вздохнул и перевел взгляд себе на колени. Кивнув, он взглянул на меня в последний раз, и я была одновременно благодарна и опечалена тем, что видела в его глазах четкое понимание того, что он потерял. Поднимаясь, чтобы вернуться на свое место, он извинился, проходя мимо девчонки, обычно сидящей рядом со мной, и которой, на этот раз, было нечего сказать о ее планах на выходные.

Первый курс университета отчислил тех музыкантов, которые заправляли в своих школах оркестром, группой или хором, не прилагая должных тому усилий — особенно тех, кто пришел в университет, считая себя выше знания таких элементарных вещей, как ноты, или музыкальной грамоты. Большинство специализирующихся в музыке уделяли все свое время улучшению своих способностей, так что мы проводили по несколько часов в неделю, а то и в день, практикуясь. Ничто не было настолько идеальным, чтобы позволить себе в нем когда-либо ошибиться.

Я пришла в кампус немного избалованной. Дома я практиковалась, когда хотела, мама и папа никогда меня не ограничивали, хотя признаю, я практиковалась в приемлемое время. Не имея возможности держать свой огромный контрабас в комнате общежития, мне приходилось запирать его в специальном помещении в здании музыки и записываться в очередь на свободную аудиторию, чтобы практиковаться. Я быстро поняла, что вечернее время уходило со свистом; хоть здание и было открыто почти 24\7, мне не хотелось тащиться через кампус в два утра, чтобы играть.

Собрать джазовый ансамбль на репетицию было еще сложнее. В начале первого курса мы встречались два-три раза в неделю. В последнее время стало понятным, почему было легче всего получить время в аудитории в Воскресенье утром: оно считалось утром похмелья для большинства студентов, и специализирующиеся в искусствах не были исключением. К середине семестра большинство из нас раз или два пропустили репетицию в Воскресенье утром. То, что работало на первом курсе, совсем не подходило для второкурсников.

Перед началом нашего сольного концерта в пятницу, я объясняла одному из наших парней, играющем на духовом инструменте, почему я не смогу прийти на, организованную в последнюю минуту, репетицию в субботу утром, даже учитывая то, что наш концерт состоится в тот же день вечером.

— У меня завтра занятие…

— Да, да, я знаю. Твой класс по самообороне. Хорошо. Если завтра вечером мы облажаемся, это на тебе. — Генри был, безусловно, талантлив, как будто он был рожден с саксофоном в своих длинных пальцах. Но его высокопарное поведение скрывало всю его гениальность, обычно он нас всех немного пугал. Но в тот момент я была по горло сыта его грубостью.

— Это полная фигня, Генри. — Я одарила его испепеляющим взглядом, а он с самодовольной ухмылкой развалился на стуле по другую сторону от Келли, нашей пианистки, которая старалась остаться в стороне от аргумента. — Я всего лишь раз пропустила репетицию за весь семестр.

Он пожал плечами.

— Но теперь это случиться дважды, не так ли?

Перед тем, как я смогла ответить, концерт начался. Скрипя зубами, я заняла свое место. Я была таким же серьезным музыкантом, как и любой в этой группе, но в субботу было последнее занятие по самообороне, кульминационный момент того, чему мы научились. Это было важно.

Эрин с нетерпением ждала боя один на один либо с Лукасом или Доном, который Ральф запланировал для каждого участника нашей группы.

— Я постараюсь получить Дона, — пообещала она, пока одевалась для работы, а я собиралась на последний сольный концерт семестра. Скашивая один глаз, чтобы нанести тушь на второй, она поддразнивала меня: — Я не хочу повредить жизненно важные части твоего игрушечного мальчика до того, как ты с ним наиграешься!

Я не слышала от Лукаса весь день, хоть мы оба были ужасно заняты, что у меня почти не было времени размышлять об отсутствии коммуникации и о том, что это значило. Почти.

Год назад, я даже подумать не могла, что пересплю с кем-то еще кроме Кеннеди. У него были девчонки до меня - что-что, а его опыт в этом деле, мой первый раз, был достаточно очевиден. Это сильно меня не волновало, но мы особо никогда об этом не говорили. Лукас тоже, без сомнения, имел в этом опыт, но, как он мне сказал, никто до этого не был для него важен. Если бы Кеннеди сказал мне что-то такое, я бы почувствовала облегчение, даже если не восторг. Сложное прошлое Лукаса разбивало мне сердце этим признанием, и я не была уверена, что это значило для него, для меня, и для нас.

В начале класса, пока мы повторяли все выученные движения, Ральф ходил по аудитории, давая советы и воодушевляя нас. В первой части занятия Дон и Лукас отсутствовали. Ральф хотел отгородить нас от них на эмоциональном уровне, чтобы мы не чувствовали себя неудобно нанося им удары весь следующий час. Я размышляла о том, сколько человек из нас теряли те секунды драгоценного времени, не защищая себя, а волнуясь о том, что думали: но я знаю этого парня.

С сердцем в пятках, я наблюдала за тем, как одна за другой, мои одногруппницы использовали свои новообретенные навыки собственной защиты на, полностью защищенных мягкими костюмами, Лукасе или Доне. Когда подходила очередь на матах, каждую из нас поддерживала группа из одиннадцати, желающих крови, женщин на скамейках, а парни сменяли друг дружку, по очереди отдыхая от пинков, ударов и словесных оскорблений, летевших в их сторону. Так как защитные подушки ослабляли наши удары, им приходилось использовать их актерское мастерство — реагируя так, как будто каждый удар имел нужный эффект. Так что, когда у Эрин появилась возможность, она исполнила идеальный удар в пах, и Дон повалился на землю, как будто бы обезвреженный.

Одиннадцать голосов закричали:

— Беги! Беги! — Но огромное, в защитном снаряжении, тело Дона загородило ей дорогу к так называемой "безопасной зоне" у двери, и Эрин на секунду заколебалась. Он перекатился ближе к ней, и мы закричали еще громче. Придя в себя, она запрыгнула и отскочила от него, как будто он был батутом, а также пнула его еще пару раз, перед тем, как убежать.

Достигнув двери, она подняла обе руки в воздух и несколько раз попрыгала под наши аплодисменты. Когда она подошла к нам, Ральф хлопнул ее по плечу, и я посмотрела на Лукаса. Он смотрел на нее, с его призрачной улыбкой на губах. Еще одна женщина, которая знает, что надо делать. Еще одной дана возможность защитить себя во время атаки. Еще одна, которая, возможно, не повторит судьбу его матери. Наши глаза встретились, и я подумала, если этих единичных, полных надежды моментов когда-либо будет достаточно, чтобы смягчить ту боль, что преследовала его. Боль, о которой я не должна была знать.

Отрывая от меня взгляд, он встал, чтобы дождаться выхода на маты следующей потенциальной жертвы. Нас осталось двое — на вид, очень мягко-характерная секретарша из студенческого центра здоровья по имени Гейл и я.

Ральф посмотрел на нас.

— Ну, кто следующий?

Гейл вышла вперед, видимо дрожа. Пока Ральф тихо бормотал ей подсказки — чего он не делал ни с кем другим — «нападение» Лукаса было достаточно простым. В нашем буклете говорилось, что уверенность в своих силах была важнейшей частью практики самозащиты, и я знала, что они пытались ей это дать. Чем больше ударов она наносила, тем громче мы ее поддерживали криками, тем сильнее она отбивалась. Когда она вернулась к нашей группе, на ее глазах блестели слезы, и ее немного шатало, но на лице расплывалась огромнейшая улыбка.

Я была последней, против Дона. Как только я ступила на мат, мой адреналин зашкалило, и я подумала, если все могли видеть мелкие разряды тока, пробегающие по моему телу, как и трясущиеся руки Гейла, когда она держала свое маленькое тело в защитной позиции. Я знала, что Эрин и Лукас пристально за мной наблюдали; только они знали о том, что привело меня сюда.

Все закончилось через минуту или две.

Дон кружил вокруг меня, выкидывая комментарии типа: привет, красотка — часть сценария. Я собралась, ожидая и не сводя с него глаз. Внезапно, он двинулся и попытался схватить меня за руку. Я блокировала его запястье, но потом облажалась с резким ударом и оказалась в лицевом медвежьем объятии. Я не была уверена, если это было в моей голове или я на самом деле услышала это, потому, что все, казалось, происходило в замедленном действии, как будто мы были под водой, но я услышала голос Эрин кричавший

— ЯЙЦА!

Я сразу же подняла вверх колено, вырываясь из хватки Дона, когда он ухнул и отпустил меня.

Подбегая к двери, я точно слышала голос Эрин громче всех остальных. Когда я достигла «безопасной зоны» она кинулась через всю комнату, чтобы обнять меня, и через ее плечо, я видела выражение лица Лукаса. Он снял защиту со своей головы и откинул назад свои мокрые от пота волосы, поэтому я четко видела его лицо, и его знакомую еле заметную улыбку.

Лукас: Ты хорошо справилась сегодня утром

Я: Да?

Лукас: Да

Я: Спасибо

Лукас: Кофе в воскресенье? Я заеду за собой в три?

Я: Конечно :)

Субботнее выступление поглотило все мое внимание, отвлекая меня до тех пор, пока я не вернулась к себе в комнату. Эрин все еще не вернулась с очередной вечеринки ее сестринства, но скоро должна была. Все общежитие не спало, народ готовился — или нервничал по поводу экзаменов, наслаждался последними полными выходными перед каникулами, или просто более чем готовый ехать домой. Голоса в коридоре чередовались между напряженными, в ожидании экзаменов, и возбужденными, в ожидании каникул.

Через стену я слышала в низком тоне мелодию контрабаса, и мои пальцы двигались с ней. Время от времени, факт того, что я играла на контрабасе, всплывал с мало знакомыми людьми, которые обычно представляли себе электронный инструмент и группу тинейджеров в гараже. Лукас больше подходил на эту роль, чем я — темные волосы, спадающие на глаза, маленькое серебряное колечко в полной нижней губе, не говоря уже о татуировках и поджарое, мускулистое тело, которое отлично бы выглядело на сцене, выглядывая из-под футболки. Или вообще без футболки.

О, Боже. Не. Усну. Никогда.

Мой телефон пикнул, оповещая о сообщении от Эрин.

Эрин: Разговариваю с Чазом. Буду позже. Ты в порядке?

Я: Я в порядке. ТЫ ок?

Эрин: Все сложно. Может, я почувствую себя лучше, просто пнув его.

Я: ЯЙЦА!!!!!!

Эрин: Именно.

— Эти люди просто сумасшедшие. — Прижав колени к груди, я прижалась ближе к Лукасу, пока он рисовал пару каяков на озере. — На воде должно быть еще холоднее, чем здесь.

Он улыбнулся, протягивая руку, чтобы надеть на меня капюшон моей куртки поверх шерстяного шарфа и шапки.

— Ты думаешь это холодно? — Он выгнул на меня бровь.

Я состроила гримасу и прикоснулась своими пальцами в перчатке к носу, который давал мне ощущение анестезии, как у дантиста в офисе, прямо перед тем, как он начинает сверлить твой зуб.

— Мой нос занемел! Как ты смеешь издеваться над моей чувствительностью к температурам ледникового периода. А я-то думала, что ты с побережья. Разве там не теплее?

Смеясь, он засунул карандаш себе за ухо под шапкой, закрыл альбом и положил его на скамейку.

— Да, на побережье точно теплее, но я рос не там. Я не уверен, что ты смогла бы выжить зиму в Александрии, если ты такой нежный цветочек.

Я издала звук притворного возмущения и шлепнула его по плечу, а он дернулся, но не смог его избежать.

— Ау, блин — я беру мои слова обратно! Ты супер выносливая. — Он повернулся и приобнял меня, одаривая полной улыбкой. — Полная крутышка.

Между его близостью - в физическом смысле и его объятии - в эмоциональном, я счастливо хмыкнула и прижалась к нему сильнее, закрывая глаза.

— У меня отличный удар кулак-молот, — пробормотала я в его толстовку. Его кожаная куртка лежала на скамейке рядом с альбомом. Он настаивал, что ему было совсем не холодно, и что она ему была нужна только на мотоцикле.

Он повторил мой хмык, и приподнял мою голову своими удивительно не замерзшими пальцами.

— Это правда. Я даже немного тебя боюсь.

Наши лица были в нескольких сантиметрах друг от друга, и наше дыхание перемешивалось в испаряющемся облачке между нами.

— Я не хочу, чтобы ты меня боялся. — И в моей голове пронеслись слова, которые я не могла заставить себя сказать: поговори со мной, поговори со мной. Блокируя это, я пожелала, чтобы он поцеловал меня, и я перестала чувствовать нарастающее чувство вины, угрожающее выплеснуться в необратимое признание. И, как будто я озвучила свое желание вслух, он нагнул голову и нежно меня поцеловал.