Личное дело опера Иванова

Глава 8

В понедельник полетели первые по-настоящему тревожные искры: среагировав на срочный вызов от соседей, дежурная группа доставила в отделение драчунов – Юра́ша Ворончака́ и четверых быковатого вида парней из местных, среди которых оказался и сын того самого Николаенко, который утверждал о цыганском заговоре против его семьи.

Юраш был здорово побит, его же противники скорее просто потрёпаны, но дело вырисовывалось невесёлое – цыган упрямо молчал, отказываясь от любых показаний, в то время как местные наперебой рассказывали о том, что поймали его с поличным на воровстве прямо в доме у Николаенко.

В итоге, Юраша пришлось задержать до выяснения, а местных отпустить. Потом ещё выдержать осаду участка цыганами, пришедшими отстаивать своего рома*.

– Бахты́р, ну не могу я его отпустить! – до хрипа в горле увещевал Андрей барона. – Во-первых, без следствия, а во-вторых – не по адресу ты! Не на моём участке его взяли, понимаешь? Одно точно могу сказать, если он сам не заговорит, то пару суток точно в отделении поживёт.

Но барон лишь заискивающе улыбался и твердил своё:

– Начальник, ты человек справедливый, а я человек слова – так отдай мне сына, мы сами на кругу с ним разберёмся! Жизнью клянусь, что, если он и правда воровал – уже завтра вернётся к тебе с повинной! Наши законы твёрже ваших, начальник! Суд табора – строже любого прокурора!

– Ну не могу я, Бахтыр! Не могу! Не положено!

– Ай, начальник, ну кто узнает? Ты отпусти его ближе к ночи – если не виноват, только хорошее дело сделаешь, а если виноват – слово рома даю, что к утру вернётся с повинной!..

И так до бесконечности! Не говоря уже о галдящих под окнами соплеменниках. А если учесть, что опорный пункт находился на первом этаже жилой многоэтажки, то и вообще… Словом, пришлось даже припугнуть, что если не прекратят безобразие, то Юраша закроют на две недели.

– Юр, ну не пойдёт так, – заглянув перед вечерней планёркой к задержанному, снова попытался убедить его Андрей. – Ну ты же взрослый пацан, понимать должен, что обвинения против тебя серьёзные двигают, и соседи свидетельствуют, что тебя действительно вытащили из дома Николаенко. Эти бугаи тебя вчетвером на одного пинали, а виноватым, в итоге, ты останешься! Ну? Хоть что-нибудь по существу скажи? Я же помочь тебе хочу, Юр! И тебе, и вообще вам! Представляешь, как теперь против вас местные восстанут?

Но тот лишь мотал вихрастой, цвета воронова крыла головой и молчал. Даже запекшуюся на лице кровь смывать отказался, не говоря уж о врачебной помощи.

Среднего роста, поджарый, смуглый и зеленоглазый. Красивый какой-то особенной дикой красотой – ему бы в кино сниматься. По документам ему было двадцать, но выглядел старше – на двадцать два – двадцать три, да и жизненного опыта, похоже, не занимать – шутка ли, с четырнадцати лет женат и уже дважды отец!

Несмотря на его молчание, Андрей имел и собственные предположения по поводу случившегося, но они были настолько фантастическими, что даже озвучивать их казалось глупым. Пусть уж Юраш сам признаётся, если так и есть.

После вечерней планёрки, на которой пришлось молча глотать ярое недовольство Львовича и прущее от Маруновского превосходство, обнаружил в кабинете только что прибывшего с оперативного выезда Харламова. Он жадно глотал воду прямо из графина и покачивал выставленным перед собой пальцем – мол, погоди, Андрюха, не уходи. Напившись, достал из ящика стола папку.

– В общем, не так уж и густо по твоей Красновой, прямо скажем, скучненько. – Присев на край стола, принялся перебирать листы. – Что там у нас… Не состояла, не привлекалась, ну, это понятно. Идём дальше. Умница, отличница. Красный диплом по дошкольной дефектологии. Аспирантка, между прочим, и ассистент кафедры. Реального опыта работы с детьми не имеет, но есть преподавательский опыт в ВУЗе, несколько умных статей, опубликованных в профессиональных изданиях, и большая работа над какой-то особенной программой адаптации. Словом, ценный и перспективный молодой специалист, однако пару месяцев назад неожиданно уволилась из института, хотя многие думали, что наоборот – в ближайшем будущем замахнётся на кандидата наук. – Застыл, разглядывая следующий лист. – Так, ну про личную жизнь тебе не интересно будет…

– Что там? – протянул Андрей руку. Слишком нетрепливо. Даже одёрнул себя мысленно.

– Да ничего особенного, – с лёгким сожалением вздохнул Харламов. – Четвёртый год замужем за доцентом Красновым из их же института.

Повисла пауза. Хотя они с Олегом ни разу не обсуждали эту тему – но друг на то и друг, чтобы чувствовать. И тактично помалкивать.

– Это не имеет значения, – нахмурившись, машинально поправил Андрей галстук. —Замужество, это её личное дело. А вот почему уволилась – это может быть интересно. И откуда, после таких научных перспектив, такое рвение на неофициальную должность обычной няньки? Не ради денег, точно.

Харламов развёл руками:

– Надоело быть теоретиком? Решила испробовать свои методы на практике?

– Странно это, тебе не кажется? В таких случаях теорию и практику принято совмещать, разве нет?

– Не знаю, Андрюх, я в этом ни в зуб ногой. Но чисто интуитивно – да, что-то не то.

Перед тем как уйти домой, Андрей снова заглянул в обезьянник, но Юраш по-прежнему упрямо молчал, поэтому пришлось сделать немалый крюк и заехать домой к Николаенко. Хотел лично осмотреть место происшествия, однако, потерпевший его в дом не пустил, сославшись на то, что участковый Маруновский уже всё, что надо зафиксировал. По закону имел право. Но чисто по-человечески – что-то тут было не то!

Вечерняя «смена караула» с Оксаной тоже вышла как никогда комканной. После ужина и Маринкиной неугомонной трескотни, нужно было поймать момент и ненавязчиво вывести Оксану на разговор о её работе в институте. Сверить то, что скажет она с тем, что нарыл Харламов, и тогда уже думать, что к чему, и что с этим делать… Но Андрей только молчал и смотрел в пространство перед собой.

– Трудный день? – словно чуя неладное, вместо дежурного «я пошла?» спросила вдруг Оксана.

Андрей кивнул.

– Да, непростой. А у вас?

– А у нас всё хорошо!

Похоже, даже не поняла, что он спросил её не про детей. Ну потому, что и правда – во-первых, с чего бы ему интересоваться ею лично, а во-вторых, она действительно каждую минуту времени отдавалась детям, это Андрей понял из Маринкиных рассказов ещё на прошлой неделе.

И интрига с внезапным увольнением из института вдруг начала казаться глупостью. Мало ли какие у человека могут быть причины? В конце концов, это её личное дело, где работать.

– А у вас пушинка в волосах, – улыбнулась Оксана и протянула руку, но в последний момент замерла, так и не рискнув прикоснуться. – От тополя. Вот здесь.

– Здесь? – идиотски сосредоточенно, словно выполняя важное задание, провёл Андрей по голове. – Всё?

– Нет, – смущённо прикусила Оксана губу и всё-таки коснулась его волос. – Вот. – Показала пушинку.

Мимолётное касание, тепло её ладони возле щеки, сама ситуация какая-то дурацкая, детская, но шторм от неё в груди закрутился самый настоящий. Неожиданно остро пожалел, что за всю минувшую неделю так ни разу и не поговорил с ней нормально, просто о какой-нибудь ерунде. Просто ни о чём, или наоборот – о чём-нибудь серьёзном, как нормальные люди общаются. Тогда он специально держал дистанцию, подчёркивая рабочий характер их отношений, а сейчас стало вдруг отчаянно интересно какая она в обычной жизни. Но теперь он знал, что она замужем, и что их отношения точно исключительно деловые… и от этого было так неожиданно досадно!

– Оксана, а вы фотографией увлекаетесь? Марина, рассказывала, что вы фотографировали их с Тёмкой на прошлой неделе?

Она вспыхнула.

– Нет, это… Так, просто. Первый раз, просто решила попробовать. Я с этим фотоаппаратом, как мартышка с очками, честное слово! Знаю только, как плёнку перематывать и на спуск нажимать. Разве это можно назвать увлечением?

– Надеюсь, фотографии покажете?

Румянец на её щеках продолжал разгораться, из нежной розовинки превращаясь уже в пылающие малиновые пятна. Прижала к лицу ладони:

– Нет, что вы, там вообще ничего не получилось! Стыдно вспоминать!

Она была такая забавная и трогательная в этом своём смущении! Андрей улыбнулся:

– Какой у вас фотоаппарат?

– З… Зенит. Но это даже не мой. А что?

– Да просто я когда-то тоже увлекался, даже в выставках участвовал. Хотите, давайте с вами как-нибудь вместе… – И вдруг вспомнил о муже. Мгновенно разозлился на себя. Нахмурился. – Хотя нет, у меня совсем туго со временем. – Глянул на часы: – И вообще, вам, наверное, пора?

Повисла какая-то особенно тяжёлая пауза. Всё время, пока Оксана обувалась, Андрей старался не смотреть на неё, но постоянно ловил себя на том, что всё равно смотрит и видит, как она прячет от него взгляд. Как-то виновато. Или обиделась? Стало вдруг чертовски не по себе. Когда последний раз его вот так выбивала из колеи женщина? Правильно, никогда. Даже с Иркой всё было как-то иначе, про случайных же и говорить не приходится.

По подоконнику со стороны улицы едва слышно зашуршало.

– Оксана, у вас зонт есть?

– Нет. Но тут недалеко до остановки, я добегу.

– Не пойдёт, – решительно взялся за свои туфли Андрей. – Я вас провожу…

С непокрытой головой, под уже не на шутку припустившим дождиком смотрел вслед уезжающему автобусу, и всё прекрасно про себя понимал: что мог бы, не выходя из дома, просто дать Оксане зонт, или мог бы и проводить, но под разными зонтами. Что в тягучей, щекотливой паузе, повисшей между ними от первого же касания плечом плеча, было достаточно возможностей для расспросов о том, как складывалась Оксанина жизнь после школы: где училась, где работала и прочее… Но что вместо этого делал он? Снова и снова будто бы случайно касался её плеча своим и обалдевал от мощи, что сворачивала его нутро в пылающий, болезненный узел. И не мог остановиться. Казалось, не коснётся ещё раз – так и останется с этой выматывающей тоскливой пустотой внутри… А она всё не исчезала и не исчезала. Поэтому и он тоже – касался и касался… И единственным оправданием своей глупости стал зарок, что это только сегодня он такой дурак. Просто накатило. А начиная с завтра – всё. Табу.

Желая Маринке доброй ночи, спросил вдруг, как фотографировала их Оксана. И тут же осекся – не хватало ещё ребёнка втягивать в свою потребность снова и снова возвращаться мыслями к Красновой. Но Марина охотно разговорилась, и оказалось, фотографировала Оксана много, долго и даже несколько раз вставляя новую плёнку. Это слегка озадачило. Скромность скромностью, но прикидываться совсем уж новичком – зачем? Обратил внимание на лежащий на столе альбом.

– Рисовала сегодня? А чего же не показываешь? – открыл на последнем рисунке. – Красиво! – похвала проскользнула вдруг сама собой и с удовольствием, хотя придраться было к чему. – Это кто, принцесса какая-нибудь?

Маринка, как делала обычно, когда не решалась врать, но и правду говорить не хотела, зажала нос между ладошками и мотнула головой.

– Не принцесса? – увидев её реакцию, Андрей небрежно вернул альбом на стол и даже закрыл, всем видом показывая, что потерял интерес. – А кто? Королевна?

Марина ещё немного поколебалась и ответила едва слышно:

– Это мама…

Лежал потом на диване, смотрел в тёмный потолок, не понимая, чего хочет больше – чтобы Оксана оказалась обычной бесхитростной активисткой, которая вечно суёт нос не в своё дело или всё-таки вывести её на чистую воду, обнаружив мотив? Впрочем, сейчас не получалось даже злиться по поводу того, что она снова лезет к дочери со своими разговорчиками о матери, тем более что и Маринка была на удивление спокойна, а её замешательство по поводу говорить правду или нет – это скорее, опасение его реакции. Докатился, называется. Собственная дочь опасается…

И вдруг щёлкнуло – или это Краснова предупредила помалкивать?

С новой силой вспыхнуло то самое первое ощущение мути, которое возникло, когда услышал информацию, добытую Харламовым. Попытался сосредоточиться на этом, но ясности мыслей мешало дурацкое очарование. Всё-таки он медленно, но верно западал на неё. Может и не как на женщину, но ему навилось, как она говорит, смотрит, улыбается, смущённо краснеет. Даже то, как рьяно пытается его поучать по поводу детей – и то казалось теперь милым и наивным. Не говоря уж о том, как уютно вдруг стало в его доме с её появлением. Просто хорошая, чистая девочка.

В смысле – женщина. Да. Конечно. Замужняя женщина. Которую, тому же, хотя и смутно, но он помнит совсем ещё девчонкой.

Хватит!

Отвернулся лицом к стене, повозился, устраиваясь удобнее, но сон всё равно не шёл.

Наверное, у неё и дома всё так же уютно и тепло. Да и с работы могла уйти именно ради семьи…

Стоп! Сел на постели. Семья? А вот это мини под самое «не могу» и маечка на тоненьких лямочках – это что тогда было?

Одну за другой выкурил в балконное окно две сигареты. Детский сад пора закрывать. Краснова, конечно, милая, и всё такое – но он доверил ей своих детей, а поэтому хотелось бы доверять и ей самой.

__________________________________

* Ром – цыган.