Глава 16

Сознание возвращалось ко мне постепенно. Я очнулась в темноте, на полу магазина.

Всегда считала обморок проявлением слабости личности, но теперь поняла: это защитная реакция. Сталкиваясь со слишком сильными эмоциями и не в состоянии справиться с ними, тело отключается. Просто чтобы не носиться бессмысленно, как курица с отрубленной головой, и не навредить себе.

Осознание того, что Бэрронс жив, оказалось слишком сильным потрясением. Я не смогла с ним справиться. Слишком много чувств и мыслей пытались сосуществовать одновременно. Мой разум попытался переварить, что невозможное возможно, подобрать слова ко всем моим чувствам, но мое сознание отказалось в этом участвовать. Я отключилась.

— Бэрронс?

Я перевернулась на спину. Ответа не было. Меня охватил страх, что это был всего лишь сон. Что он не жив на самом деле, и мне снова придется мириться с этой невыносимой действительностью.

Я резко села. Душа ушла в пятки.

Я была одна. Было ли это все жестокой иллюзией, сном? Дико озираясь по сторонам, пыталась найти доказательства его существования.

Магазин был разгромлен. По крайней мере, это мне не приснилось. Я начала подниматься и остановилась, заметив приклеенный к моему пальто листок бумаги. Удивившись, я сорвала его.

«Если Вы покинете магазин и заставите меня искать Вас — я заставлю Вас жалеть об этом до конца Ваших дней. Z»

Смеясь и плача одновременно, я села, прижимая листок к своей груди. Я ликовала.

Он жив!

Не понимаю, как такое возможно. Хотя, мне все равно. Иерихон Бэрронс жив. Он ходит по этой земле, и мне этого достаточно.

Я закрыла глаза. Меня пробрала дрожь. Осознав, какой тяжкий груз спал с моей души, я вдохнула, по-настоящему вдохнула первый раз за все это время, с жадностью вбирая в легкие воздух.

Я его не убила.

Я не виновна. Каким-то образом с Бэрронсом мне было даровано то, чего я так и не получила со своей сестрой — и мне даже не пришлось разрушать ради этого мир — второй шанс!

Открыв глаза, я прочитала записку еще раз и рассмеялась.

Он жив.

Разгромил мой магазин, написал записку. Замечательную, просто замечательную записку! Какой прекрасный день!

Я гладила клочок бумаги, на котором он написал свою угрозу. Я люблю этот клочок бумаги. Люблю эту угрозу. Я даже люблю свой разгромленный магазин. Потребуется много времени, но я восстановлю его. Бэрронс вернулся. Я отремонтирую полки, заменю мебель, и когда-нибудь я буду сидеть на своем диване и смотреть на огонь, а Бэрронс войдет, и ему даже не надо будет ничего говорить. Мы просто посидим в дружеской или — да какая разница? — неприязненной тишине. И я соглашусь с любым его невероятным планом. Мы поспорим, какую выбрать машину, и кто поведет. Будем убивать монстров и охотиться за реликвиями, постараемся придумать способ, как поймать Книгу. Все будет идеально.

Он жив!

Что-то соскользнуло с моих колен на пол, когда я пошевелилась, что бы встать. Я нагнулась, чтобы поднять это.

Это была фотография Алины, которую я оставила в почтовом ящике родителей в ночь, когда В’Лейн перенес меня в Эшфорд, показывая, что он восстановил мой город и присматривал за моими родителями. В ночь, когда Дэррок выследил меня, благодаря метке на затылке, и впоследствии похитил моих родителей.

Та самая визитная карточка Дэррока, прикрепленная к входной двери BB&B. Он требовал, чтобы я пришла к нему, используя Зеркала, если мне дороги родители.

То, что Бэрронс оставил её для меня, говорит только об одном: он спас маму и папу до того, как я вызвала ЕВУ в Зеркалье.

Но он оставил эту фотографию не в качестве подарка, или чтобы мне стало лучше. Он оставил ее по той же самой причине, что и Дэррок. Это был намек:

«У меня твои родители. Не вы***вайся.»

Ну что ж, он немного злится на меня. Я переживу это. Если бы он меня убил, я бы тоже разозлилась, не важно, насколько нелогично это звучит. Он справится с этим.

Я не могла и просить о большем. Ну, могла вообще-то, например, чтобы еще Алина воскресла, и все фэйри умерли. Но и за это спасибо. Я согласна жить в таком мире.

Мои родители в безопасности.

Стиснув записку и фотографию, я прижала их к груди. Меня бесило, что он умчался и оставил меня валяться на полу, но у меня были доказательства того, что он жив, и я знала, что он вернется.

Я была ОС-детектором, а он — ОС-директором. Мы команда.

Он жив!

Хотелось бодрствовать всю ночь, наслаждаясь ощущением, что Иерихон Бэрронс не мертв, но у моего тела было другое мнение.

Я чуть не рухнула, войдя в свою спальню. Если я и усвоила что-то после смерти Алины, так это то, что горе истощает физически, гораздо сильнее, чем ежедневный марафонский забег. Оно уничтожает тебя, оставляет раздавленным душу и тело.

Я нашла в себе силы умыться и почистить зубы, глупо улыбаясь своему отражению в зеркале. Но на пользование зубной нитью и увлажняющим кремом меня уже не хватило. Слишком много усилий. Я хотела барахтаться в глупом ворохе воспоминаний, завернуться в осознание, что я его не убивала. На мне не было вины. Он не умер.

Жаль, что его не было рядом. Хотелось бы знать, где он. И жаль, что у меня не было мобильника.

Я бы сказала ему все самое важное, что не могла раньше. Призналась бы в своих чувствах. Не побоялась быть нежной. Потеряв его, я поняла, что чувствую, и мне хотелось кричать об этом на весь белый свет.

Мало того, что я понятия не имела, куда он ходил по ночам, я едва могла двигаться. Боль была тем клеем, который держал в кулаке мою волю и соединял мои кости.

Без него у меня не было сил на на что.

Завтра будет новый день.

И он будет жив!

Я разделась и забралась в постель и уснула сразу, едва голова коснулась подушки. И спала, как женщина, прошедшая через ад в течении нескольких месяцев, без еды и отдыха.

Сны были такими яркими, что казалось, будто я жила в них.

Мне снилось, как я наблюдаю за смертью Дэррока. Злость. У меня украли возможность самой расправиться с ним, мою месть унес Охотник, сжимая ее когтями. Мне снилось, что я снова в Зеркалье, все время ищу Кристиана и не могу найти. Мне снилось, что я в аббатстве, в камере, на полу, пришла Ровена и перерезала мне горло. Я чувствовала, как кровь вытекает из меня и заливает и без того грязный пол. Мне снилось, что я в Холодное место, преследую красивую женщину, которую я никак не могу догнать. Снилось, что я все-таки сделала это: уничтожила мир и заменила его на тот, о котором мечтала. А потом летела на древнем К’Враке над заново созданным миром. Его громадные черные крылья растрепали мои волосы, и я смеялась, словно демон, под звуки неуместной, навязчивой мелодии ремикса Pink Martini «Qué Sera Sera»[14], будто сыгранной на клавесине[15] из ада.

Я проспала шестнадцать часов.

Мне нужна была каждая минута сна. Последние три дня были выматывающим сюрреалистическим кошмаром.

После пробуждения, первым делом я достала из-под подушки записку Бэрронса. Перечитала ее, чтобы убедиться, что он на самом деле жив.

А затем бросилась вниз по лестнице так быстро, что проехалась по последним пяти ступенькам своей задницей в пижаме, нуждаясь в доказательстве, что магазин действительно был разгромлен.

Так и было. Я исполнила танец радости среди обломков.

Так как был полдень, а Бэрронс редко приходит раньше вечера, я поднялась обратно наверх и приняла долгий, горячий душ. Привела в порядок лицо и волосы, побрила ноги.

Прислонившись к стене и вытянув ноги, я наблюдала, как капли воды падали на копье, пристёгнутое к бедру. Расслабившись, я постаралась ни о чем не думать.

К сожалению, мой разум не смог успокоиться, а тело — расслабиться. Мышцы ног оставались напряженными, так же, как шея и плечи, а пальцы выбивали быстрое стаккато[16] на полу душа.

Что-то беспокоит меня. Сильно. Под внешним счастьем надвигалась буря.

Как меня могло волновать что-то? В моем мире было голубое небо, несмотря на постоянные дожди в Дублине. Как я могу быть несчастлива в этот момент? Это хороший день. Бэрронс жив. Дэррок мертв. Я больше не в Зеркалье, мне не надо сражаться там с бессчетным количеством монстров и уворачиваться от иллюзий.

Я помрачнела, осознав, что как раз это и было проблемой.

Теперь все было хорошо. Ну, помимо обычной проблемы с судьбой мира, к которой я уже почти привыкла.

Я не могла с этим справиться. Я уже привыкла находиться под постоянным болезненным давлением.

Как раз, когда все было плохо, я обретала свою цель, находила в этом силы, и могла двигаться вперед.

Но за последние 24 часа вместо всепоглощающего горя и жажды мести, я получила все основания избавиться от этих эмоций.

Бэрронс жив. Горе — испарилось!

Человек, которого я считала убийцей моей сестры, тот, кого я так сильно хотела убить — мертв. Пресловутого Гроссмейстера больше нет.

Эта глава моей жизни завершена. Он больше никогда не поведет за собой Темных, не принесет опустошение в мой мир, не будет преследовать меня и не причинит боль. Мне больше не надо оглядываться через плечо. Ублюдок, превративший меня в при-йю, теперь вне моей досягаемости. Он получил по заслугам. Ну… как бы там ни было, он мертв. Ему досталось бы гораздо сильнее, если бы по заслугам ему воздавала я.

Не смотря ни на что, долгое время он был смыслом моей жизни. А теперь его нет.

Что же у меня осталось? Месть — испарилась!

Я часто представляла себе решающий поединок между нами, в котором я его убиваю.

Ну, и кто теперь мой злодей? Кого мне ненавидеть и обвинять в смерти Алины? Не Дэррока. Он был неравнодушен к ней. Он не убивал ее, а если и был причастен к ее смерти, то сам об этом не знал. Шесть месяцев в Дублине, а я так и не приблизилась к тому, чтобы найти убийцу сестры.

Бэрронс жив. Дэррок мертв. И куда-то подевалась всепоглощающая жажда мести.

Мои родители были в безопасности, Бэрронс позаботился об этом. Мне больше никого не надо спасать.

У меня не было ни неотложных дел, ни поджимающих сроков. Я чувствовала себя потерянной. Дезориентированной.

Конечно, основная цель, которая у меня была перед тем, как я попала в Зеркалье и все пошло ужасно, не изменилась. Но горе было для меня тесной коробкой, стенки которой придавали мне форму. Сейчас эта коробка исчезла, и я чувствую, как превращаюсь в бесформенную массу.

Что дальше? Куда теперь? Мне нужно было время, чтобы осознать внезапные изменения действительности и пересмотреть собственное отношение к ней. Совсем сбивая с толку, за радостью от того, что Бэрронс оказался жив, притаилась… злость. Скорее даже ярость. Глубоко внутри меня что-то бурлило. И я не знала, что именно. Но еще глубже, под всем этим, меня беспокоило что-то более важное — я чувствовала себя… глупо. Будто допустила ошибку, пришла к неправильным выводам.

Я вышла из душа в дурном настроении, перебрала одежду и осталась ей недовольной.

Вчера я точно знала, что надеть. Сегодня — не имею понятия. Розовый или черный? Может быть, пришло время для нового любимого цвета. Или, вообще, обойтись без него.

Дождь барабанил в окно, пока я колебалась. Дублин снова стал серым.

Я натянула серые капри с принтом «АППЕТИТНАЯ» на заднице, трикотажную майку на молнии и шлепанцы. Пока Бэрронса не было, я хотела немного навести порядок внизу.

В конце концов, я сделала то, о чем он просил.

Мои родители на свободе. Я жива. Дэррок мертв. Камни надежно спрятаны в хорошо защищенной рунами спальне пентхауса.

Насколько я знала право, теперь это был мой магазин.

А значит, Ламборгини[17] теперь тоже мой. И Вайпер[18].

— Это была не моя хренова идея.

Я услышала рычание Бэрронса, как только спустилась по лестнице.

Дверь в его кабинет была приоткрыта на несколько дюймов, и я слышала, как он ходит и переставляет там какие-то вещи.

Я остановилась на последней ступеньке и улыбнулась, наслаждаясь звуком его голоса. Когда его не стало, я поняла, насколько пуст без него мир.

Моя улыбка померкла. Стоя на лестнице, я переминалась с ноги на ногу.

Мое настроение могло быть солнечными бликами на воде, но под безмятежной поверхностью скрывалось темное подводное течение.

Я зашла гораздо дальше, чем мне нравилось думать, с этой своей идеей об уничтожении мира. Я была твердо намерена вырвать из Книги все темные знания, которые мне были нужны, невзирая на цену, которую заплачу за это я или кто-то еще. Я была готова на все ради её знаний о том, как заменить этот мир на новый. И все потому, что верила: Иерихон Бэрронс мертв.

У меня никогда не было точного плана, кроме как завладеть Книгой и использовать ее силу, веря, что я способна овладеть любыми заклинаниями созидания и разрушения, которые она могла дать. Оглядываясь назад, я понимаю, что сама загнала себя в угол. Безумные амбиции, неразумные цели.

Смерть Алины не оказала на меня такого воздействия.

Я запустила руки в волосы и дернула, будто боль была способна прояснить мои мысли. Слабый проблеск в моем недавнем временном помешательстве.

Возможно, именно момент предательства сводил меня с ума. Я была бы не так подавлена сейчас, если бы кто-то другой пронзил его копьем. Конечно, мое горе от потери Бэрронса было очень сильным, но чувство вины по-настоящему сразило меня. Я набросилась на своего защитника, а моим защитником оказался Бэрронс.

Стыд, а не горе, питал мою жажду мести. Вот в чем было дело. Чувство вины превратило меня в одержимую, жаждущую уничтожить один мир, чтобы создать другой. Если бы я нанесла удар Алине, если бы я участвовала в ее убийстве, то чувствовала бы то же самое и поступила бы также. Я бы делала это не из любви, а из отчаянного стремления уничтожить свою причастность.

Теперь, когда горе больше не сжимало мне сердце, я понимала, что никогда не смогла бы довести это до конца.

Пересоздать мир ради Иерихона Бэрронса? Смешно.

Я потеряла Алину, но не превратилась в сметающую-все-на-своем-пути банши[19], хотя любила сестру всю свою жизнь.

А с Бэрронсом знакома всего несколько месяцев. Если я ради кого-то и пересоздам мир, то только ради своей сестры.

Так, с этим понятно. Я не предала Алину, не превратившись ради нее в Безумного Макса[20].

Так почему же я все еще чувствую что-то темное, извивающееся внутри меня в попытках выбраться наружу? Что снедает меня изнутри?

— Черт возьми, Риодан, мы обсуждали все это уже тысячу раз! — взорвался Бэрронс, — Какого хрена мы должны снова возвращаться к этому? У нас был план, и ты от него отклонился. Предполагалось, что ты позаботишься о ее безопасности. Она вообще не должна была узнать, что это был я. По твоей вине ей известно, что мы не можем умереть.

Я замерла. Риодан тоже жив? Я видела, как он был буквально разорван в клочья и сброшен со стофутового обрыва. Я нахмурилась. Он сказал: «не можем умереть». И что это значит? Никогда? Несмотря ни на что?

На мгновенье он замолчал, и я поняла, что он разговаривает по телефону.

— Ты знал, что я буду бороться. Знал, что выйду победителем. Я всегда побеждаю. И поэтому ты должен был разделить нас и застрелить меня так, чтобы она не узнала, что я мертв. В следующий раз прихвати больше оружия. Попробуй реактивный гранатомет[21]. Как думаешь, может, с его помощью тебе удастся достать меня? — спросил он язвительно.

Реактивный гранатомет? Бэрронс выживет и после такого?

— Это ты все похерил. Она видела, как мы погибли.

Действительно видела. Так почему же они не мертвы? Еще одна пауза. Я задержала дыхание, прислушиваясь.

— Мне насрать, что они думают. И избавь меня от этого дерьма про голосование. Никто не проголосовал. Лор даже не знает, какой сейчас век, а Кастео не сказал ни слова за тысячу лет. Ни ты, ни они не убьете ее. Если кто-то ее и убьет, то это я. И не сейчас. Мне нужна Книга.

Я замерла. Он сказал «не сейчас», твердо подразумевая, что в другое время это вполне может произойти. И не убивает он меня по единственной причине — ему нужна Книга.

И этого придурка я оплакивала? И его возвращение праздновала? Я не стала размышлять над смыслом слов «тысячу лет». Займусь этим позже.

— Если ты думаешь, что я охотился за Книгой так долго для того, чтобы убить свой лучший шанс, ты ни хрена обо мне не знаешь.

Снова прозвучала фраза Фионы, которую она сказала в ночь, когда он заколол ее, чтобы заткнуть ей рот. Я была его «лучшим шансом». На что?

— Ну, валяй. Ты, Лор, Кастео, Фейд. И кто там еще готов встать у меня на пути. Но на твоем месте, я бы отвалил нахрен. Не давай мне повода заставить тебя жалеть всю жизнь. Этого вы хотите? Бессмысленную и бесконечную войну? Хотите, чтобы мы вцепились друг другу глотки?

Молчание.

— Я никогда не забываю о своей верности. А ты забыл о своей преданности. Обеспечьте безопасность ее родителям. Следуйте моим приказам. Это скоро закончится.

Я сжала руки в кулаки. Что именно закончится?

— Вот тут ты ошибаешься. Не все миры одинаково хороши. Некоторые — лучше. Мы с самого начала знали, что она джокер в колоде. После того, что я узнал о ней той ночью, я должен разыграть эту карту. Ты уже нашел Тэлли? Мне нужно допросить ее. Если она еще жива. Нет? Отправь на это еще людей.

Что он хотел сказать словами «после того, что он узнал обо мне»? Что я объединилась с Дэрроком? Что, по его мнению, я была готова предать его? Или что-то другое? Кто такая Тэлли, и о чем ему нужно ее допросить?

— Дэррок мертв. В’лейну она скажет, что наврала. А соплячке никто не поверит.

Еще одна долгая пауза.

— Конечно, она будет делать то, что я скажу. В’лейна я сам уберу, если придется.

Пауза.

— Черта лысого ты смог бы.

Молчание длилось достаточно долго. Я поняла, что он закончил разговор. Опершись рукой о дверной косяк, я стояла, таращась в сторону лестницы.

— Тащите свою задницу сюда, мисс Лейн. Сейчас же.

— Я слышала… — начала я.

— Я позволил вам услышать, — отрезал он.

Захлопнув рот, я закрыла дверь и прислонилась к ней. Уголки его губ приподнялись, как будто он тайно забавлялся. На мгновение мне показалось, что мы ведем один из наших безмолвных разговоров.

— Думаете, вам безопасно находиться взаперти рядом со Зверем?

— Ошибаешься, если думаешь, что я боюсь тебя.

— А следовало бы бояться.

— Может, это тебе стоит бояться меня. Ну, давай же, разозли меня, Бэрронс! Увидишь, что будет.

— Маленькая девочка думает, что она выросла.

На его губах появилась знакомая улыбка, к которой я так привыкла за последние месяцы. Частично насмешливая, частично раздраженная и отчасти возбужденная. Мужчины — такие сложные существа.

— Теперь вы знаете, что они думают о вас. Я единственный, кто стоит между вами и моими людьми, — сказал он.

Это и еще очень глубокое озеро с зеркальной поверхностью, в которое я погружусь до самого дна, если понадобится. Несмотря на то, что он снова жив, несмотря на то, что теперь я поняла, что мне не придется уничтожать мир, чтобы воскресить его, я больше не та женщина, которой была до того как помогла убить его и никогда ей не буду снова.

Перенесенные изменения нанесли мне необратимое повреждение. Те эмоции, которые я испытывала, думая, что он мертв, глубоко врезались мне в сердце, оставив на нем шрамы. Моя душа изменилась. Возможно, горе и покинуло меня, но память о тех днях, о моих решениях, о том, что я почти совершила, навсегда останется частью меня. Я полагаю какая-то часть меня все еще слегка в оцепенении и, возможно, надолго.

Мой взгляд блуждал по его шее. Такое чувство, что его горло никогда не было перерезанным. Нет ни раны, ни шрама. Он полностью исцелился. Прошлой ночью я видела его обнаженным, и на его торсе также не было шрамов. На его теле не было ни следа пережитой насильственной смерти.

Я снова скользнула взглядом по его лицу. Он смотрел на мои перекрашенные волосы. Я отбросила их назад, заправив за уши. Из-за враждебности в его взгляде, я знала, что если раскрою рот снова, он заставит меня заткнуться, поэтому я просто ждала, наслаждаясь видом.

Единственное что я осознала, когда горевала о нем, насколько он привлекателен. Бэрронс… вызывал зависимость. Он завладеет твоими мыслями и чувствами, так что ты и представить не сможешь кого-то, на кого захочется смотреть больше. У него темные волосы, зачесанные назад, иногда короткие, иногда длинные, как будто он не может регулярно отвлекаться на стрижку. Теперь я знаю, как ему удается двигаться с такой животной грацией при росте более шести футов и крепких мускулах.

Он и есть животное.

Его лоб, нос, рот, и челюсть носят отпечаток генофонда, который давным-давно исчез, соединившись с тем, что делает его зверем, что бы это ни было. Несмотря на симметричные, четко выраженные черты, его лицо слишком грубое, чтобы быть красивым. Бэрронс может и эволюционировал до прямоходящего, но так и не избавился от первозданности и напористости прирожденного хищника. Жестокость и кровожадность моего демона-хранителя неотъемлемая часть его сущности.

Когда я впервые оказалась в Дублине, он вселял в меня ужас.

Глубоко и медленно вдыхая, я наполняю легкие воздухом. Несмотря на то, что нас отделяют десять футов и огромный письменный стол, я чувствую его запах.

Никогда не забуду, как пахнет его кожа. Я знаю его вкус и тот запах, который мы создаем. Секс — это парфюмерия, которая творит свой собственный аромат. Она выбирает двоих и делает так, чтобы они пахли, как третий. Ни один человек, не может создать этот запах в одиночку. Хотела бы я знать, если этот третий запах может стать наркотиком из феромонов, образующихся из смеси пота, слюны и спермы. Я хотела завалить его на письменный стол. Оседлать. Обрушить бурю эмоций на наши тела.

Я понимаю, что он смотрит на меня тяжелым взглядом. Видимо, у меня все написано на лбу. Страсть не та эмоция, которую легко скрыть. Она проявляется в твоем дыхании, в том, как ты двигаешься. И если ты уже настроен на кого-то, этого невозможно не заметить.

— Вам что-то от меня нужно, мисс Лейн? — он говорит очень мягко. Вожделение плещется в его древних глазах. Помню первый раз, когда увидела его там. Мне хотелось с криками убежать. Дикая Мак хотела поиграть.

Ответом на его вопрос было громкое «да». Я хотела броситься через стол и выпустить из себя нечто неистовое. Хотела ударить его, наказать за мои страдания. Я хотела поцеловать его, наброситься на него, самым примитивным способом убедить себя, что он — жив.

Если кто ее и убьет, сказал он минуту назад, то это я.

Боже, как же я по нему горевала!

Он так небрежно говорит о моем убийстве. По-прежнему не доверяя мне. Никогда не доверяя мне. Этот темный бурлящий поток начинает изливаться. Я разозлилась. На него. Он и сам заслуживает небольшого огорчения! Я облизываю губы.

— Вообще-то да.

Он надменно склоняет голову, выжидая.

— И только ты можешь дать мне это, — мурлычу я, выгибая спину.

Его взгляд скользит по моей груди.

— Я слушаю.

— Давно собиралась… Я больше ни о чем не могла думать. Чуть с ума не сошла, ожидая твоего возвращения, чтобы попросить тебя об этом.

Он встает и окидывает меня испепеляющим взглядом.

В его глазах читается: «Объедки».

«Ты был первым» — возразила я молча. Думаю, он имел в виду, что ему достались объедки.

Оттолкнувшись от двери, обхожу стол, слегка провожу кончиками пальцев по его Зеркалу, проходя мимо. Он наблюдает за моей рукой, и я знаю, что он вспоминает, как некогда я прикасалась к нему.

Я остановилась в нескольких сантиметрах от него. Энергия переполняет меня. Его — тоже. Я чувствую это.

— Я одержима этим и если ты скажешь «нет», мне придется просто взять это.

Он резко вдохнул.

— Думаете, сможете?

В его темном взгляде появился вызов.

Мне вдруг представилось, как мы сражаемся изо-всех-сил по всему магазину, а кульминацией становится неистовый секс без-ограничений, и во рту у меня пересыхает так, что я не могу сглотнуть.

— Мне может понадобиться время, чтобы… взять в свои руки то, что я хочу, но не сомневаюсь, что смогу.

Его взгляд говорит: «Ну же, давай. Но вам за многое нужно заплатить.»

Он ненавидит меня за то, что я объединилась с Дэрроком. Считает, что мы были любовниками..

И, в то же время, он, не раздумывая, занялся бы со мной сексом. Вопреки здравому смыслу, абсолютно без нежности, но он сделал бы это. Я не понимаю мужчин. Если бы я думала, что он предал меня… скажем, с Фионой, на следующий день после того, как помог убить меня, я бы заставила его долго страдать, прежде чем лечь с ним еще раз.

Он считает, что я занималась сексом с любовником моей сестры через день, после того, как я пронзила его; что забыла о нем и двигалась дальше. Мужчины устроены иначе. Я думаю, для них все заключается в уничтожении всех следов, всех воспоминаний об их соперниках, как можно быстрее и полностью. Они чувствуют, что это можно сделать только при помощи их тела, пота и спермы. Словно могут вновь заклеймить нас. Думаю, секс настолько значителен для них, что ими можно так легко управлять. Они считают, что и с нами происходит то же самое.

Я смотрю на него снизу вверх, в эти темные, бездонные глаза.

— Ты вообще можешь умереть?

Некоторое время он молчит. Затем качает головой в молчаливом отрицании.

— То есть никогда? Что бы с тобой ни случилось?

Снова легкий поворот головы налево и назад.

Ублюдок. Теперь я понимаю, почему злюсь, несмотря на приподнятое настроение. Где-то на подсознательном уровне я уже знала, в чем дело.

Он позволил мне скорбеть.

Он никогда не говорил, что был зверем, которого невозможно убить. Он мог избавить меня от всей той боли, что я пережила, одним маленьким признанием, крошечной толикой правды, и я никогда бы не чувствовала себя такой жестокой, темной и сломанной. Если бы он просто сказал: «Мисс Лейн, меня невозможно убить. Поэтому если вы когда-нибудь увидите меня умирающим, не беспокойтесь. Я вернусь.»

Я потеряла себя. Из-за него. Из-за его идиотского желания хранить все связанное с ним в тайне. Этому нет оправдания.

Но хуже всего то, что я думала, будто он отдал свою жизнь, спасая меня, когда все, что он в действительности сделал, так это всего лишь вздремнул. Что смерть значит для кого-то, кто не может умереть? Ни черта. Так, небольшое неудобство. В конце концов, ЕВУ оказался не таким уж и большим делом.

Я плакала, я горевала. Мысленно я выстроила огромный и совершенно незаслуженный Памятник Бэрронсу — Человеку, Который Умер, Чтобы Я Жила. Я думала, что он ради меня пожертвовал собой, и это эмоционально истощило меня. Это поглотило, захватило и превратило меня в того, кем я, как мне казалось, никогда не стану.

А он и не собирался умирать, чтобы я могла жить. Как обычно, все ради дела. Бэрронс просто сделал так, чтобы его ОС-детектор был в целости и сохранности. Ничего личного. Вперед к цели. Ну и что, что он был тем, кто никогда не позволит мне умереть? Это ничего ему не стоило. Ему была нужна Книга. А я — средство, чтобы ее достать. Ему нечего было терять. Наконец-то я поняла, отчего он всегда был таким бесстрашным.

А я думала, что небезразлична ему настолько, что он готов отдать жизнь ради меня. Я идеализировала его и попала во власть заблуждения. И если бы вчера он остался здесь, я бы выставила себя полной дурой. Призналась бы ему в чувствах, которые испытывала только потому, что думала, будто он отдал свою жизнь за мою.

Ничего не изменилось.

Не было никакого нового уровня взаимопонимания или чувств между нами.

Он был Иерихоном Бэрронсом, ОС-директором, обозленным на меня, потому что думал, что я связалась с его врагом, жутко раздраженным тем, что ему пришлось претерпеть причиняющую неудобства смерть. И он по-прежнему не собирался мне ничего говорить, используя для достижения своих таинственных целей.

Он горит от нетерпения. Я чувствую исходящее от него желание и скрывающуюся за ним ярость.

— Вы сказали, что что-то хотите. Что именно, Мисс Лэйн?

Я прохладно улыбаюсь.

— Документы на мой книжный магазин, Бэрронс. Что же еще?

* * *

_______________________________________________________________________

Дэни Дэйли

_______________________________________________________________________

106 день ППС

ДИНЬ-ДОН, ХРЕН СДОХ!

Узнайте об этом все!

ГРОССМЕЙСТЕР УБИТ!

Чуваки, это как если бы мое 14-летие было уже сегодня, а не на следующей неделе 20-го. Я получила просто супер-клевый подарок: Дэррок, тот самый говнюк, что обрушил стены между нашими мирами, УБИТ! Прошлой ночью я лично собственными глазами видела, как все это случилось! И, прикиньте, его убил один из его собственных Охотников! Оторвал ему башку!

СЕЙЧАС самое время бороться, пока они отступили, и у них нет лидера! Джейни и его люди нашли способ. Присоединяйтесь к безумию у Дублинского замка.

Энни, я расправилась с гнездом Страшилищ позади твоего дома прошлой ночью.

Anonymous847, я зачистила склад. Чувак, вообще-то ты бы и сам справился. Там было всего двое. Помни, ты сам можешь сделать Тене-Разрушители. Я о них все написала пару выпусков назад. Если нужны ингры, загляни в Dex’s на Главной. Я прилепила рецепт к стене у бара.

Короче говоря, я еще кучу фей успею отпинать, пока мне 13! Но это ненадолго, всего ШЕСТЬ дней осталось!!!!!!!!!!

МЕГА ОТБОЙ!

P.S.: С Днем святого В’, который я официально переименовываю в День В’лейна. Кстати, принца не видали? Увидите — передайте, что Мега его ищет. Есть информация для него.

Загрузка...