— Вы поселили их в стеклянной комнате? Неужели нельзя было предоставить им хоть немного уединения? — Я смотрела на своих родителей сквозь стену. Хотя комната и была удобно обставлена — ковры, кровать, диван, столик и пара кресел — она была сделана из такого же стекла, как и офис Риодана. Только наоборот. Мама с папой не могли видеть, что происходит снаружи, зато всем было видно, что происходит внутри.
Я взглянула влево. Хотя бы душ был как-то огорожен, в отличие туалета.
— А они знают, что все видят происходящее внутри?
— Я сохранил им жизнь, а ты еще и об уединении просишь. Это не ради тебя. И не ради них. Это моя страховка, — ответил Риодан.
В разговор вмешался Бэрронс:
— Я сказал Фейду, чтобы он принес простыни и скотч.
— Зачем? — ужаснулась я. Они что, собирались завернуть моих родителей в простыни и обмотать скотчем?!
— Они смогут завесить стены простынями.
— О, — сказала я и пробормотала, — Спасибо.
Я молча наблюдала за ними через стекло. Папа сидел на диване лицом к маме, держа ее за руки, и что-то тихо говорил. Он выглядел таким же сильным и красивым, как всегда, появившаяся седина лишь придавала ему еще более благородный вид. У мамы был застывший взгляд, появляющийся каждый раз, когда она не могла справиться с ситуацией. А папа, наверное, говорил ей о чем-то обыденном и нормальном, давая возможность вернуться к той реальности, с которой она могла справиться. Наверняка он уверял ее, что все будет хорошо, ведь это было так характерно для Джека Лейна: излучать безопасность и надежность, уверенность в том, что он выполнит обещанное. Именно это делало его таким хорошим адвокатом и таким замечательным отцом. Ни одно препятствие не казалось таким уж серьезным, ни одна угроза такой уж страшной, когда папа был рядом.
— Мне нужно поговорить с ними.
— Нет, — сказал Риодан.
— Зачем? — спросил меня Бэрронс.
Я задумалась. Никогда не говорила Бэрронсу о своем визите в Эшфорд с В’лейном. Не призналась, что подслушала разговор родителей, в котором они обсуждали обстоятельства нашего удочерения, и что папа упомянул пророчество обо мне — то, в котором я обреку на гибель весь мир.
Нана О’Рейли, 97-летняя старушка, которую мы с Кэт посещали в ее домике у моря, упоминала о двух пророчествах: одно обещало надежду, другое предупреждало об уничтожении всего живого на земле. Если я действительно была частью какого-либо пророчества, то намеревалась исполнить первое, и хотела знать больше о втором, чтобы избежать его.
Мне были нужны имена людей, с которыми много лет назад разговаривал папа в Ирландии, куда он ездил, чтобы отыскать медицинскую карту Алины, когда она болела. Я хотела знать, что конкретно они сказали ему.
Но ни за что не стану спрашивать его об этом в присутствии Бэрронса и Риодана. Если эти двое узнают хоть что-то о пророчестве, по которому я, возможно, обреку мир на гибель, они могут просто посадить меня под замок и выбросить ключ.
— Я скучаю по ним. Они должны знать, что я жива.
— Они знают. Камеры наблюдения засняли тебя на входе. Бэрронс показал им запись. — Риодан помедлил и после добавил: — Джек настаивал на этом.
Я мельком взглянула на Риодана. Мне показалось, или на его лице промелькнула легкая улыбка? Я поняла это по тону его голоса, когда он назвал моего папу Джеком. Он уважал его. Внутренне я засияла от радости. Я всегда горжусь папой, но когда он нравится кому-то вроде Риодана… Не смотря на то, что на дух не переносила владельца «Честера», я восприняла это как комплимент.
— Жаль, что ты не его родная дочь. В нем течет сильная кровь.
Я наградила его взглядом, которому научилась у Бэрронса.
— Но ведь никто не может сказать ничего определенного о твоем происхождении, не так ли, Мак?
— Моей биологической матерью была Айла О’Коннор, Глава Хэйвена ши-видящих, — невозмутимо сообщила я.
— Неужели? Потому что я кое-что раскопал, после того как Бэрронс рассказал мне, о чем говорила эта О’Рейли, и выяснилось, что у Айлы был только один ребенок, а не два. Ее звали Алина. И она мертва.
— Ну, очевидно, ты недостаточно глубоко копал, — возразила я. Но вдруг смутилась. Так вот почему Нана назвала меня Алиной. — Должно быть, она родила меня позже. И Нана просто не знала об этом.
— Айла была единственным членом Хэйвена, пережившим ту ночь, когда Синсар Дабх вырвалась из своей тюрьмы.
— Где ты берешь информацию? — настойчиво спросила я.
— И для нее не было никакого «позже».
— Откуда ты знаешь? Что тебе известно о моей матери, Риодан?
Он взглянул на Бэрронса. Взгляд, которым они обменялись, говорил о многом. Но, к сожалению, я понятия не имела, на каком языке они «говорили».
Я уставилась на Бэрронса:
— И тебя удивляет, моё недоверие к тебе? Ты ни о чем мне не говоришь.
— Оставь это. Я сам разберусь, — сказал Бэрронс Риодану.
— Советую тебе постараться.
— А я тебе советую пойти вздрочнуть.
— Она тебе не сказала, что Книга навестила ее той ночью, у Дэррока. Она проникает в разум и читает мысли.
— Я думаю, она читает только поверхностные, — сказала я поспешно. — Не все.
— Книга узнала от неё, что Дэрроку известен короткий путь к слиянию. Поэтому она убила его. Интересно, что еще она выяснила.
Бэрронс обернулся и уставился на меня.
И Вы мне ничего не сказали?
Ты ничего не сказал мне о моей матери. Что ты знаешь о ней? Обо мне?
Взгляд его потемневших от гнева глаз обещал расплату за мою оплошность.
Также как и мой.
Это было невыносимо. Мы с Бэрронсом враги. Это сбивало с толку и ранило мое сердце. Я так горевала по нему, словно потеряла единственного человека, который что-то значил для меня. И вот, мы снова противники. Неужели постоянная вражда — наша судьба?
Одному из нас придется довериться другому, сказала я.
Вы первая, мисс Лейн.
В том-то и вся проблема. Ни один из нас не пойдет на этот риск. У меня имелся длинный перечень причин, по которым мне не стоило этого делать, и они были вескими. Папа мог бы довести дело до Верховного Суда, выступая в мою защиту. Бэрронс не внушал доверия. Даже не пытался.
Когда ад замерзнет, Бэрронс.
Та же хрень, мисс Лейн. Та же…
Я отвела взгляд, оборвав его на полуслове — все равно, что средний палец ему показала.
Риодан пристально наблюдал за нами.
— Не суйся, — предупредила я, — Это касается только нас двоих. От тебя требуется только обеспечить безопасность моих родителей, и…
— Это несколько проблематично, учитывая какая ты непредсказуемая дрянь.
Дверь распахнулась, и вошли Лор и еще двое. От них исходило такое напряжение, что в комнате стало нечем дышать.
За ними следовал Фейд с простынями и скотчем.
— Не поверите, что только что вошло в клуб, — сказал Лор Риодану, — Прикажи мне перекинуться. Дай команду.
Я прищурилась. Лору нужно разрешение Риодана? Или таковы были правила поведения в его клубе?
— Синсар Дабх, так ведь? — Риодан одарил Бэрронса многозначительным взглядом. — Потому что она просканировала разум Мак и теперь знает, где нас найти.
— Ты просто долбаный параноик, Риодан. Зачем ей вообще вас искать? — сказала я.
— Возможно, — ответил один из остальных, — из нас получились бы чертовски удобные «носители» для нее. А нам не нравится, когда нас используют.
— Ты что совсем не учил её мыслить стратегически? — взорвался Риодан.
— У меня было не так уж много времени, — сказал Бэрронс.
— Светлый. Хренов Принц, — сообщил Лор, — И еще пара сотен Светлых из дюжины разных каст ждут на улице. Он грозится начать войну. Требует, чтобы ты прикрыл заведение и перестал кормить Темных.
У меня отвисла челюсть:
— В’лейн?
— Это ты ему сказала прийти сюда! — упрекнул Риодан.
— Она знает его? — взорвался Лор.
— Еще один ее любовничек, — ответил Риодан.
— Помимо Дэррока? — спросил один из остальных.
Лор негодующе посмотрел на Бэрронса:
— Когда ты поумнеешь и прикончишь, наконец, эту суку?
Уровень тестостерона поднялся почти до критической отметки. Я вдруг испугалась, что они все могут обернуться в Зверей, и тогда я окажусь посреди стаи рычащих монстров с клыками, когтями и рогами. А я ни на мгновение не верила, что метка Бэрронса спасет меня от остальных пятерых. Даже не была уверена, что она спасет меня от него самого.
— Думаете, вам Светлых надо опасаться? — спросил Фейд.
— И кого же, бл***, по-твоему, нам надо опасаться? — раздраженно спросил Бэрронс.
Фейд выхватил автомат и выпустил с полдюжины очередей в Бэрронса, прежде чем кто-либо успел двинуться:
— Меня.