Алекс, вымотанный двенадцатичасовым переговорным марафоном, почти силой втиснул ключ в замок. Дверь, наконец, уступила, и он вошел в свой просторный пентхаус, который раньше казался тихой гаванью, а теперь – лишь холодной стеклянной клеткой. Семьдесят второй этаж, панорамные окна, Манхэттен, расстелившийся у ног, как ковер из огней, – и ни искры радости.
Он с глухим стуком бросил портфель на белоснежную кожу дивана, ослабил галстук, расстегнул ворот мятой рубашки и провел ладонью по щеке, ощущая колючую щетину. Взгляд невольно упал на бар – матовую стойку из черного мрамора, уставленную темными бутылками коллекционного виски. Рука уже потянулась к бутылке выдержанного восемнадцатилетнего Macallan, но…
Тук-тук-тук.
Четкие, отрывистые удары в дверь разорвали тишину. Алекс замер, мгновенно узнав этот ритм. Три коротких стука – визитная карточка Саманты Лейн, его…теперь уже бывшей? Как определить их отношения? Партнерша по постели? Коллега с бонусами?
Любовью это точно назвать было нельзя…
Тяжело вздохнув, Алекс открыл дверь.
Перед ним стояла Саманта – в облегающем черном шелковом платье, которое не скрывало, а скорее дразнило, подчеркивая каждый изгиб ее безупречной фигуры. Каштановые волосы лежали идеально выверенной волной, а губы алели, словно наглое предупреждение. В одной руке она сжимала бутылку Dom Pérignon, в другой – знакомую подарочную коробку от La Perla.
— Ни единого звонка, Алекс," – она вошла, не дожидаясь приглашения, окутывая его шлейфом тяжелого, дурманящего аромата Tom Ford – Black Orchid. – Я уже начала думать, что тебя съели русские медведи.
Накрашенные алым лаком пальцы легко скользнули по его груди, игриво зацепились за пуговицы рубашки. А по спине Алекса пробежали мурашки – не от возбуждения, а от внезапно нахлынувшего раздражения.
— Сэм, не сейчас, – он перехватил ее запястье, ощущая под пальцами учащенный пульс. – Я только с переговоров, я смертельно устал…
— Ты всегда устаешь после переговоров, – она прикусила нижнюю губу, подавшись вперед и прижимаясь к нему всем телом. – И я знаю, как тебя… расслабить.
Ее руки уже уверенно развязывали галстук, скользили вниз, к ремню. В голове Алекса мелькнула равнодушная мысль: "Почему бы и нет? Это же просто Саманта. Никаких обязательств. Никаких последствий."
Но тут, словно вспышка, в памяти возникло другое лицо – с россыпью едва заметных веснушек на переносице, с насмешливым прищуром серых глаз. Вася. Которая сейчас, наверное, сидит в московской квартире и…
Алекс резко отстранился.
— Стоп. Я сказал – нет.
Саманта замерла, удивленно вскинув брови. В ее глазах сначала промелькнуло недоумение, а затем – холодное понимание.
— О-о-о, – протянула она, медленно отступая. – Значит, слухи правдивы. У тебя там кто-то появился, в этой твоей Москве. И на этот раз все серьезно.
Он не ответил. Не стал ничего отрицать. Просто смотрел, как меняется выражение ее лица – от приторно соблазнительного к холодному, деловому и дальше к растеренно-жалостливому.
— Ну что ж, – Саманта грациозно наклонилась, подняла свою бутылку шампанского, одернула платье. – Тогда я, пожалуй, пойду. Но если вдруг… – она сделала короткую паузу у двери, бросив на него тяжелый взгляд исподлобья, – ты знаешь, где меня найти.
Дверь закрылась с тихим щелчком. Алекс остался один среди дорогой мебели, в окружении молчаливых картин современных художников. Он достал телефон. Одно новое сообщение.
Вася: "Я жду. Но если опоздаешь хоть на минуту – за тобой прилетит не бутылка шампанского, а мой каблук прямо в определенное место."
Алекс рассмеялся, впервые за этот бесконечный день. Его пальцы быстро застучали по экрану: "Упаковываю чемоданы. Билет уже заказан. "
Он подошел к панорамному окну. Где-то там, за океаном, его ждала женщина, ради которой стоило нарушить все правила, послать к черту все условности. И впервые за долгое время он почувствовал – это не бегство. Это возвращение домой.
Закрывшаяся за Самантой дверь вдруг распахнулась вновь, впуская ледяной сквозняк и горечь невысказанных слов. Алекс обернулся и увидел, как по алеющей от слёз щеке Саманты пролегла влажная дорожка.
— Ты думаешь, это всего лишь игра для тебя? — Ее голос, словно надтреснутая скрипка, дрожал от обиды. — Я люблю тебя, Алекс. Все эти годы… а ты просто…
Кулачки ее побелели от напряжения, но вместо того, чтобы гордо удалиться, она с яростью поставила бутылку Dom Pérignon на лакированную стойку бара. Хрустальный звон резанул тишину.
— Выпьем. На прощание.
Алекс хотел запротестовать, но ее дрожащие, пронзительно красивые пальцы уже с дьявольской ловкостью срывали фольгу с горлышка. Шампанское выстрелило пробкой, и брызги пены, словно звездная пыль, опали на черный мрамор столешницы.
— Сам…
— Только не говори, что сейчас сбежишь! — Ее глаза метали молнии. Она наполнила два бокала до краев золотистым напитком. — Один тост. И я исчезну из твоей жизни. Клянусь.
Он нерешительно взял бокал. Первый глоток – обманчиво холодный, колючий. Второй – уже не такой обжигающий, словно лед начал таять. Третий…
Комната, окутанная полумраком, начала лениво покачиваться. Голова налилась свинцом.
— Что… что в этом вине? — Алекс попытался выпрямиться, опереться на стойку, но ноги предательски подкосились.
Саманта приблизилась, словно хищница, крадущаяся в ночию. Ее пальцы, нежные и цепкие, запутались в его волосах.
— Просто расслабься… — прошептала она, обжигая горячим дыханием его щеку.
Ее губы настигли его губы, требуя, подчиняя. Сладкий, дурманящий вкус шампанского, густой шлейф дорогих духов, ее близость – все это обрушилось на него, словно лавина. Алекс почувствовал, как ускользает контроль, как воля, словно тонкая нить, обрывается под напором страсти. Руки, словно повинуясь чужой воле, сами потянулись к ее тонкой талии…
Прожектора ночного Манхэттена за панорамным окном расплылись в слепящее, пульсирующее пятно, словно маяк, зовущий в бездну.