Лиса для Волка

Глава 32

Утро. Резкий солнечный свет, пробившийся сквозь щель в шторах, безжалостно ударил в веки. Алекс застонал и, сквозь болезненный спазм, попытался открыть глаза. Голова раскалывалась на тысячи осколков.

Рядом – тепло живого тела, шелковистая кожа, нежно обжигающая его ладонь.

Он, словно от прикосновения раскаленного железа, резко отдернул руку.

Саманта.

Она безмятежно спала, укрывшись белоснежной простыней до пояса. На полу, словно поверженные знамена, – ее черное кружевное платье и его небрежно брошенная рубашка.

Алекс, шатаясь, вскочил с кровати, но тут же схватился за виски. Что он натворил?

Телефон на прикроватной тумбочке вспыхнул входящим уведомлением: Вася: "Ты уже вылетел?"

Сердце рухнуло в пропасть.

Он с тоской посмотрел на спящую Саманту, на хаотичный беспорядок разбросанной одежды, на пустую, как его опустошенную душу, бутыль шампанского.

Встреча с Васей, и одна непростительная, роковая ошибка по имени Саманта.

Ярость, как кипяток, опалила его изнутри. Алекс сорвал простыню, словно срывая пелену с глаз, запоздало прозрев.

— Что это было, Саманта? — голос сорвался в хриплый рык, будто горло обожгли угли.

Она потянулась лениво, как сытая кошка, медленно приоткрывая глаза, затуманенные негой.

— Утро доброе, — проворковала она, плетя кружева улыбки, но, наткнувшись на его искаженное гневом лицо, мигом села. — Ой-ой. Кажется, кто-то проснулся не с той ноги.

— Ты что-то подмешала мне в вино, — чеканя каждое слово, он стиснул ее запястье, словно стальной браслет.

Саманта картинно закатила глаза, преувеличенно вздохнув.

— О, Боже, Алекс. Да ты просто вырубился от усталости, как младенец. Вино было кристально чистое.

Он, словно от чумы, отдернул руку. Мозг лихорадочно заметался по закоулкам памяти в поисках ускользающих фрагментов вчерашнего вечера: третий бокал… ее руки, обжигающие его грудь сквозь рубашку… липкая, всепоглощающая темнота. Провал.

— Я совершенно ничего не помню.

— Что ж, значит, ты был особенно… раскрепощенным, — небрежно бросила она, вставая с постели, словно Афродита, явившаяся из пены морской, и начала спокойно собирать свою разбросанную одежду. — Хотя, признаться, в таком "раскрепощенном" состоянии, ты был весьма… неплох.

Ее нарочитое спокойствие плеснуло бензином в костер его ярости.

— Вон отсюда.

Саманта замерла посреди комнаты, словно статуя, пораженная молнией.

— Что?

— Я сказал — вон! — заорал он, распахивая дверь спальни, как врата ада. — И если ты, хотя бы на секунду, посмеешь возникнуть на горизонте моей жизни, я разрушу твою карьеру до основания. Ты меня поняла?

Ее лицо мгновенно съежилось, как пергамент, брошенный в огонь.

— Ты… ты мне угрожаешь?

— Это не угроза, Саманта. Это обещание, выкованное в пламени моего гнева.

Она, срываясь на бег, натянула платье, даже не потрудившись поправить сбившиеся колготки, и, схватив туфли, выскочила в коридор.

— Ты еще пожалеешь об этом, Алекс. Ты очень сильно пожалеешь.

— Я уже жалею. Жалею о каждой секунде, проведенной рядом с тобой.

Дверь захлопнулась с чудовищной силой, так что задрожали стекла в старых оконных рамах, а в тишине воцарилась звенящая пустота.

Алекс схватил телефон.

Он было набрал номер Васи, но резко сбросил вызов. Не сейчас. Сначала нужно убедиться в своей правоте. Сначала нужно знать наверняка.

Быстро набрав другой номер, он прижал трубку к покрасневшему уху:

— Доктор Мендес? Мне срочно нужен анализ крови. Да, прямо сейчас. Это вопрос жизни и смерти.

Где-то внизу, на улице, взвизгнули тормоза такси, увозившего Саманту в неизвестность.

Осталось слишком мало времени до возвращения к Васе. Слишком много нерешенных вопросов. Слишком много смертельно важных дел.

И одна чудовищная правда, которую нужно успеть проверить.

Два часа спустя Алекс вышел из частной клиники, сжимая в руке конверт. Вердикт анализов был безжалостен в своей ясности: в его крови плескался лишь алкоголь. Она не лгала.

Он рухнул в такси, пальцы судорожно впились в виски. Всего лишь усталость… Неужели только она виной всему? Эта мысль казалась нелепой и неподъемной.

Алекс прожигал последние дни в Нью-Йорке, словно в лихорадке. Он спешно завершал дела, ставил подписи под кипами бумаг, передавал бразды правления доверенным сотрудникам. Каждые полчаса, словно одержимый, он бросал взгляд на телефон, высматривая хоть искру от Саманты, предчувствуя новый удар из тени. Но экран мертвенно молчал.

Она испарилась.

Словно и не было этих совместно прожитых лет, этих ночей, наполненных шепотом тайн, этого утра, пропитанного горечью разлуки.

В такси, несущем его в аэропорт, он в последний раз судорожно проверил почту — ни единого слова от нее. Ни угроз, ни мольбы, ни даже намека на былое. Лишь ледяная, всепоглощающая тишь.

"Неужели она, наконец, осознала, что игра окончена?"

Лайнер взмыл в сумрачное небо ровно в 17:45. Алекс откинулся на спинку кресла в салоне бизнес-класса, накрыл глаза рукой. В сознании, как призраки, всплывали обрывки воспоминаний, мучительные видения:

— Вася в зале прилета, с натянутой улыбкой, едва касающейся губ, когда он обрушит на нее правду.

— Саманта, где-то там, в далеком Нью-Йорке, возможно, уже навсегда стирает его номер из памяти телефона, выжигая его из сердца.

— Он сам — застывший между двумя мирами, между призрачным прошлым и туманным будущим.

Стюардесса склонилась над ним, предлагая бокал искрящегося шампанского. Он покачал головой.

Хватит.

Через девять часов самолет прикоснется к московской земле.

И тогда начнется …