Под ногами покатилось яблоко, а я продолжала пятиться, пряча за спиной маленький мешочек с золотом.
- Давай сюда! – рявкнул Соловей, а я отшатнулась так, что упала спиной на груду чудес-расчудесных. Подо мной что-то загудело, а Соловей дернулся, выпрямился и как-то подбоченился.
Я попыталась встать, видя, как рука разбойника схватила меня за запястье, как вдруг подо мной опять что-то тренькнуло. Рука тут же вернулась Соловью. Он подбоченился. Грудь вперед, нога на пяточку, а рука на пояс.
«Орнитозный!», - подумала я, осторожно вытаскивая из под себя какие-то гусли.
Гусли еще раз прогудели. Послышался грохот. Из рук разбойников выпало все, что было. И только сейчас я увидела, что кроме Соловья подбоченились все.
- Гусли – самогуды, - осенило меня, а я тут же дернула струну, видя, как разбойники дернулись. Один развел руками, словно собирался кого-то обнять. Второй присел, держа руки на поясе.
Я ударила по струнам, и гусли заиграли какую-то плясовую!
В ломбарде поднялся топот. Кто-то из разбойников танцевал в присядку, пробегая из одного угла в другой. Кто-то наклонялся, а кто-то мелкими шажочками, размахивая, словно скатертью самобранкой, изображая девицу- красавицу лебедушкой плыл в сторону витрин. А потом качался, прижав указательный палец к щеке. Соловец выделывал такие кренделя, что пол трещал.
- Убью! – послышались голос. – Зарежу! Шоб тебе провалиться!
- А будете орать, я еще и петь буду! – прокашлялась я, с гадкой улыбкой глядя на бандитов. – Выступает уродно - порнографический ансамбль «Соловушка!»
И все смотрели на меня с ненавистью, поливая гнусной бранью.
Гусли внезапно замолкли, а я опомнилась, снова тренькая по струнам. Разбойники, которые хотели броситься ко мне, снова застыли в танцевальных позах.
- Так, а где у нас тут музыку менять? – прищурилась я, вставая за прилавок и укладывая гусли на прилавок.
После третьей плясовой, шайка злобными и полными ненависти взглядами выдала того, чья это была идея – грабить ломбард. Под злобные взгляды Соловей отплясывал яблочко, поднимая клубы пыли.
- Задушу, шаболду! – послышалось шипение Соловья.
- Не свисти, - усмехнулась я очень злопамятным голосом.
- А что-нибудь лирической можно? – спросила я у гуслей и тренькнула.
Все вдруг раскинули руки и меленькими шажочками, изображая лебедушек пошли кругами и восьмерками. Потом разбойники дружно водили хоровод, то расширяясь, то сужаясь до кучки. То скользили с топотом, прижав палец к щекам, а потом играли в ручеек.
- Носочек тяните! – комментировала я. – Эй, бородатый с серьгой! Кто носочек тянуть будет? Я что ли?
- Пощади! – взмолился один разбойник, а с него градом катился пот.
- Ну, я – девушка не злая, - согласилась я, поглаживая гусли. – Поэтому объявляю медленный танец. Чтобы вы передохнули, а не передохли.
Только лирическая стала стихать, я тут же потерла руки и решила, что душа просит венский вальс. Гусли растерялись, но я фальшиво что-то напела, и гусли тут же уловили ритм.
- Медленный танец! – объявила я, видя, как все внезапно, против своей воли встали по парам.
Грязные пары кружились по танцполу, а я покачивалась в такт музыке, видя, как грациозно, грохоча сапогами, вальсирует шайка.
- Хватит! Уйдем мы! – закричал один из разбойников.
Поздно! Я уже вошла во вкус! Я взяла гусли на манер электрогитары, взобралась на прилавок и сделала «Трень», напевая примерно то, что я хочу слышать.
Через мгновенье я чувствовала себя звездой, вокруг которой прыгали фанаты. Грязные пальцы с обкусанными ногтями торчали козой.
- Передыхаем, - усмехнулась я. Едва не упав с прилавка в порыве радости от осуществления детской мечты.
Жаркое фламенко разбойникам не понравилось сразу. Особенно тем, кто был на месте девушек.
- Девица… - задыхался Соловей, не в силах засунуть пальцы в рот, чтобы свистнуть. – Я обещаю, я уйду…
- И бросишь меня? – наиграно жалобно заметила я, видя, как страстно сползают бородатые «дамы» по обалдевшим кавалерам.
- Танго! – объявила я, видя, что пыль стоит столбом. Дверь приоткрылась, а в нее вошел какой-то добрый- молодец, но тут же, сам того не ведая, подключился к нашей дискотеке.
А жара продолжалась. В облаке пыле уже бегала косолапая цепочка, подозрительно кренясь к витринам. Это было самое правдоподобное лебединое озеро, которое я видела. Лебеди орали, матерились, проклинали меня и всех моих родственников.
- Де-де-девица… - послышался сломленный голос Соловья уже как бы не разбойника. После того, как он с треском, против воли сел на поперечный шпагат от заплакал. Либо от того, что раньше у него на получалось, а теперь вдруг получилось. Либо от того, что в будущем мечтал стать многодетным отцом, а придется танцором.
- Де-девица пощади, - простонал он, танцуя брейкданс. Просто полы не мешало бы подмести и помыть, а тратить на это еще одно желания у двоих из ларца жадность не позволяла.
- А теперь, - вздохнула я, нашептывая гуслям, что я хочу. Гусли сначала не поняли и умолкли. Но разбойники рухнули на пол не в силах доползти до меня. Поэтому меня душили только взглядами.
- Стриптиз, - вздохнула я, понимая, что заслужила маленький отдых после тяжкой трудовой недели. Скатерть самобранка наметала мне сушек и ароматный чай с листьями черной смородины. Я сидела на прилавке, хрустела сушкой и вздыхала. А разбойнички –то накачанные. В стороны полетели рубахи и жилеты. Эротишные движения радовали женское сердце, а сушка макалась в варенье.
- Мммм, - обрадовалась я, видя, как слетает перьевая хламида, обнажая приличный торс со шрамами.
- Девица, хочешь, женюсь? А? – послышался голос Соловья, который смотрел на меня осоловевшими глазами и лихо имитировал родео на невидимом коне.
- Женись! – одобрила я, решив, что остепениться отличный вариант для разбойника. – Только девку хорошую бери!
- Да на тебе, дура! – взвыл Соловец, имитируя длинную мочалку, стирающую содержимое мужского междуножья. Его штаны еще были при нем, но из них сыпались мелкие побрякушки. Разбойник по соседству размахивая штанами так, что деньги летели не танцовщику, а зрителям. Единственное, что могло порадовать женщину при взгляде на него, что он есть. Это была единственная хорошая новость.
Какой выгодный стриптиз!
- Давай женюсь! Только прекрати! – умолял Соловей, пролетевший со свистом с ограблением ломбарда.
- И я готов жениться! И я! Только прекрати! – взмолились разбойники, обтирая друг друга.
Штаны с Соловья разбойника слетели, а я присмотрелась, надкусывая сушку и сербая чаем.
- Неплохо! – похвалила я мать природу, сладенько зевая.
- Я вообще-то спросить зашел! – послышался замученный голос голого мужика, который гарцевал, виляя бедрами и не относился к разбойничьей шайке.
Мне стало вдруг их та жалко. Остановив бренчащие гусли, я встала за прилавок. Разбойники лежали плашмя, тяжело дыша. Под ними лежала одежда, золотишко, бусы и еще какие-то безделушки.
- Так, я все выя… - начал было кот, увидев голую компанию, которая не в силах была пошевелить даже руками после многочасовой дискотеки.
- Да-да, - сладенько заметила я, пряча подальше гусли. Пусть лежат под рукой на случай нового удачного ограбления.
- Это что такое было? – спросил кот, а его желтые глаза то сужались от ревности, то расширялись от удивления.
Он наклонился, а я усмехнулась, глядя на ревнивого кота. Он меня еще и ревнует! Никогда бы не подумала!
«Нагажу в лапти!», - прочитала я подозрительный взгляд. Добры молодцы с большой дороги стыдливо прикрывались руками. А Соловью пришлось схватить поднос.
- А как ты думаешь, что это могло бы быть? А? – спросила я, видя, как разбойники выметались из дуба, побросав свои пожитки. А следом бежал возмущенный покупатель, который зашел «только спросить».
- Если это то, что я думаю, то у меня к тебе много вопросов! - ревниво щурился кот.
- Не переживай, я никого не обделила, - усмехнулась я, делая вид, что для меня это в порядке вещей. Уж больно было забавно наблюдать за котом. Оказывается, он меня жутко ревнует!
- Руки вверх! – возмутилась я, видя, что кот посягает на мое добро.
- Ладно, я пошутила. Это – ограбление! – добавила я, ревностно оберегая честно награбленное имущество разбойников