Лунный свет

Глава пятнадцатая

Остин так усердно принялся за работу на судоверфях, что Обри совершенно не видела его день за днем. Утром он уезжал раньше, чем она просыпалась, и редко когда возвращался до темноты. Она заботилась о нем, ванна и горячая еда всегда ожидали его, но их короткие разговоры касались только событий дня и планов на завтра.

Обри не жаловалась. Ее отец был таким же одержимым в достижении своих целей, и она научилась сама себе находить занятия, но каждый вечер заставал ее в нетерпеливом ожидании стука конских копыт по мощеному двору. И те редкие вечера, когда ей удавалось вызвать проблеск одобрения в затуманенных глазах Остина или улыбку на усталых губах, были счастливейшими в ее жизни.

Когда Остин уезжал чинить и оснащать корабль, Обри использовала все свое время и способности на обустройство дома. Задача была нелегкой, поскольку Остин привлекал к своему проекту все средства и мало-мальски пригодных работников, но у Обри были свои ресурсы.

Плотники из Эксетера не успели закончить ремонт покоев Остина, их отозвали на корабль, а местные работники упорно избегали аббатства. Поняв, что только слухи, рисовавшие ее мужа людоедом, да недостаток средств были тому причиной, Обри решила исправить положение. Недостаток средств мог, конечно, мешать реставрации аббатства, но она не позволит, чтобы на ее пути стояли еще и сплетни.

С помощью Мэгги и близнецов исчезли прогнившие занавески и обивка стен. Пауки и паутина были отправлены в их естественную среду, стены и полы подметены и дочиста отмыты от копоти. Па данном этапе не получалось сделать что-нибудь со сломанными панелями и выщербленным камнем, но заботливая расстановка мебели и умелое развешивание уцелевших гобеленов и портретов совершили чудо. Комната за комнатой подвергались медленному, но верному преображению.

Зная, как мало она может сделать с помощью камеристки и двух пар неумелых рук, Обри не упускала из вида главную цель – обелить репутацию Остина и возвратить в аббатство работников. Из разных источников она узнала о выходках предыдущего графа и кое-что поняла из претензий деревни к аббатству, но гораздо более серьезные обвинения основывались на прошлом самого Остина.

Вдова отказывалась говорить о том, что было, окружая себя минимальным комфортом, обеспечиваемым скромной рентой, которой ее бывший муж не смог спустить. Она научилась примиряться с тем, чего нельзя изменить, тем не менее, взирала на старания Обри с удовлетворением и одобрением, никогда не намекая на семейные скандалы.

Обри обрела неожиданный источник информации в лице кухарки Пейшенс. Умственно отсталая, она не могла сравнивать и оценивать поступки других, если они не касались ее лично. Пейшенс говорила о годах унижений, которые она претерпела от прежнего графа, как если бы это было вчера. Она повторяла истории о пьянках и диких оргиях с непосредственностью ребенка. Казалось, больше всего ее огорчало то, как она одного за другим теряла друзей. Слуги уходили на лучше оплачиваемые и менее унизительные работы, или же их выгоняли под различными надуманными предлогами. Однажды простая посудомойка Пейшенс обнаружила, что оказалась единственной служанкой. До кухарки она дослужилась благодаря череде увольнений, а не взяткам или протекции.

Но когда Остин после смерти своего отца унаследовал титул, об аббатстве все еще ходили слухи. Обри узнала это главным образом от Пейшенс, которая говорила о первой жене Остина с благоговейным ужасом. То, что после смерти жены Остин распустил всех слуг, не объясняло их нежелания возвращаться. Обри поклялась добраться до сути загадки, даже если это поссорит ее с Остином. Крестьяне и арендаторы были неразговорчивы, но не враждебны, когда она приходила с ними знакомиться. Они рассматривали ее настороженно, а часто и с явным любопытством, но обращались к ней уважительно. Но по-прежнему все ее намеки на выгодные должности словно пролетали мимо их ушей.

Однажды, в один из особенно неудачных дней, она преодолела отвращение и приказала, воспользовавшись помощью только Джейми и Джоан, снять с потолка гостиной хрустальную люстру. Когда мириады крошечных призм были вымыты и отполированы, оказалось, что даже втроем им не под силу повесить люстру на место. Взбешенная Обри натянула верховой костюм и вновь помчалась в деревню. Должен же был найтись хоть один трудоспособный мужчина, который пойдет работать за пищу и жилье для его семьи. Большей платы она предложить не могла, но в замке имелось достаточно комнат, чтобы дать им жилье, а огород прокормит всех. Они не умрут с голода. С такой мыслью она направилась к единственному месту в деревне, где еще не побывала, – к таверне.

Сопровождавший ее Джейми тщетно пытался отговорить хозяйку, но она проигнорировала его протесты. Она шагнула из влажной летней жары в затхлый полумрак таверны с решимостью, не предвещающей ничего хорошего любому, кто попытается вмешаться.

В это послеполуденное время за тяжелыми столами, установленными вдоль стен, посетителей почти не было. Мужчина в грязной хлопчатобумажной сорочке с распахнутым воротом протирал кружки за грубо сколоченной стойкой, поглядывая на нескольких бездельников, сидевших в дальнем углу и потягивавших эль из кружек. Когда Обри вошла, они с интересом подняли головы. Несмотря на то, что она собрала волосы на затылке и надела помятый и пыльный верховой костюм, она держалась с гордой осанкой благородной леди, и никто не принял бы ее за простолюдинку. Все узнали новую жену графа Хитмонта и разглядывали ее со смесью подозрительности и интереса.

Кабатчик опомнился первым и поспешил выйти из-за стойки, на ходу вытирая руки о ветхий передник.

– Миледи, я польщен вашим присутствием, но не могу предложить пройти в чайную комнату. Могу я провести вас к госпоже Крафт? Она будет рада…

Обри сделала нетерпеливый жест.

– Я знаю, как найти госпожу Крафт, благодарю вас. Вы господин Вестон, не так ли? Мне сказали, что вы могли бы мне помочь.

Несколько бездельников в комнате придвинулись ближе, их любопытство не смогло устоять перед открывшимися возможностями. Кабатчик выглядел нерешительным, но не безучастным. Обри обратилась ко всем сразу:

– Мне нужна помощь. Я ищу здорового мужчину, который захочет переехать в аббатство и работать на меня. У меня есть деньги, и вам будет уплачено. Есть здесь кто-нибудь, кто может помочь?

В глазах Вестона мгновенно появился страх, а мужчины начали перешептываться. Обри чувствовала, что они ее изучают, но не могла понять ход их мыслей. Если они хотят работать, почему не скажут об этом? А если нет, почему не вернутся к своим столам и элю?

– Дело вовсе не в ней… – пробормотал один, и в голосе его слышалась симпатия.

– Действительно, она ни при чем, но это нас не касается, – сердито прошептал другой. – Он способен поубивать всех нас, если мы встанем на его пути.

– Если мы откажем ей, а что-то случится… Вестон на полуслове оборвал эти рассуждения:

– Среди нас нет человека, миледи, который бы не отдал за вас руку на отсечение, если бы вы попросили, но мы не будем мешать графу и его делам в аббатстве. Вам лучше пойти к людям вашего круга, чем впутывать в неприятности таких, как мы.

Совершенно сбитая с толку, Обри открыла рот, чтобы возразить, но помешал громкий топот башмаков у входа. Следом за встревоженным Джейми из-за низкой притолоки вынырнула рыжая голова.

– Леди Обри! Во имя небес, что вы здесь делаете? – Харли кивнул, кратко приветствуя мужское сборище. – Джентльмены, прошу простить, полагаю, леди не туда попала.

К облегчению зрителей, он крепко ухватил Обри за локоть и вывел ее из таверны. Следом выскочил Джейми. Снаружи Обри вырвалась и возмущенно уставилась на Харли.

– Кто назначил вас моим охранником, господин Сотби? Я буду, благодарна, если вы объясните свое возмутительное поведение!

Серые глаза Сотби изучали ее со смесью изумления и любопытства.

– Ваш грум примчался ко мне за помощью, и правильно сделал, как я считаю. Не могу представить, чтобы граф одобрил то, что вы зачастили в таверны.

Обри в бессильной ярости сжала кулачки.

– Да что вы вообще знаете? Остин занят, у него нет времени вникать в мои дела. Если я хочу что-то сделать, я должна делать это сама. Если, конечно, вы не предложите себя на это место.

Харли странно посмотрел на нее и махнул Джейми, чтобы тот привел лошадей.

– Давайте отъедем куда-нибудь, где не будем на виду. Я не хочу слушать сплетни, которые возникнут, если вы перейдете к пощечинам прямо на улице.

Обри хотелось сказать ему, что проблему легко разрешить, если он просто оставит ее в покое и пойдет своей дорогой, но она сдержалась. В этом заброшенном месте у нее было так мало знакомых, что она не решалась отвергнуть одного из немногих друзей, которые у нее были: С неохотой она подчинилась.

Они поехали к аббатству и остановились в рощице, рядом с дорогой. К тому времени Обри не нашла, что сказать ему, и воспротивилась, когда Харли предложил спешиться.

– Вы самая упрямая ведьма из всех, кого я имел несчастье встречать, – невежливо пояснил Харли, когда протянул руки вверх и снял ее с седла.

– Я не одна из ваших сестер, чтобы вы помыкали мной, – возмущенно воскликнула Обри, когда он поставил ее на землю.

– Именно ради своих сестер я и осмеливаюсь обращаться с вами подобным образом. – Харли сиял сюртук и расстелил на траве. – Садитесь. Представьте, что я ваш брат. Расскажите мне, почему вы решили идти в таверну за помощью?

Отказываясь садиться, Обри недоуменно посмотрела на него. Харли был старше ее почти на десять лет и действовал со зрелостью и мудростью взрослого мужчины. Ей легко было смотреть на него как на старшего брата, но она не могла забыть, как он однажды пытался «спасти» ее, исходя из соображений, которые были выше ее понимания. Возможно, сейчас настало время потребовать объяснений.

– Я отвечу вам после того, как вы объясните мне, почему считаете себя обязанным вмешиваться в мои дела, – потребовала она.

– Вы собираетесь сесть? Харли скрестил руки на груди.

Чувствуя, что он знает много, очень много об Остине, Обри сердито подобрала юбки и уселась.

– Вот.

– Хорошо. – Харли нашел себе место на камне напротив нее. – Вначале вы.

Это было похоже на игру в вопросы и ответы, но Обри не нравилась роль отвечающего.

– Не вижу, что плохого я сделала. Мне Нужен кто-то посильнее меня, чтобы поднять на место люстру и вообще выполнять разные работы по дому. В таком месте я не собиралась нанимать дворецкого или кого-то в этом духе. Я для этого не столь ветрена.

Харли смотрел на нее с растущим изумлением. Легкий ветерок сбросил прядь волос на его лоб, солнце осветило дорогой атлас жилета, пока он сидел на поляне посреди луга, глядя на прекрасное, капризное дитя у его ног.

– Вы пришли в трактир поискать кого-то, чтобы поднять люстру? – спросил он недоверчиво. Когда он начал осознавать, в каком трудном положении она очутилась, в его глазах вспыхнули искры веселья.

– С чего вам взбрело в голову снимать эту кошмарную, чудовищную люстру? Или вы планируете дать бал?

Обри раздраженно посмотрела на него.

– Конечно, нет. У меня даже нет дворецкого, чтобы открывать двери, и служанки, чтобы натереть полы. Как я могу дать бал? Я хотела только помыть ее. Но я совершенно не надеюсь, что мужчина сможет это понять. А теперь скажите, что в этом плохого, и почему вы упорно вмешиваетесь в мои дела?

Харли отрезвел. Одно дело – предложить свою помощь, когда она нужна, но совершенно другое – объяснять, почему предложил ее, когда тебе говорят, что в ней совершенно не нуждаются. Но он пообещал, и что-то нужно было ответить.

– С этим поручением следовало послать Джейми или Джона. Не подобает леди заходить в подобные заведения. Эти люди не поняли, какая страшная опасность привела вас искать их помощи.

– Страшная опасность? – Обри посмотрела на него так, словно он сошел с ума. – В таверну можно войти только из-за страшной опасности? Должна сказать, это крайне странно.

Харли раздраженно посмотрел на нее.

– Леди с вашим положением может войти в таверну тблько в случае страшной опасности. А у них были причины поверить, что вы могли оказаться в таком положении.

Обри отвергла абсурдный с ее точки зрения довод.

– Для меня это лишено смысла. Или вы также считаете, что я в «страшной опасности»? Бога ради, почему?

Харли вздохнул, осознав, что увяз по уши.

– Вы ничего не знаете, Обри? Не мог же, в самом деле, Остин привезти вас сюда, не дав никаких объяснений по поводу того, что вы здесь узнаете?

Обри скорчила гримасу и принялась ощипывать маргаритку, машинально обрывая лепестки один за другим.

– Он был со мной совершенно честен. А эти слухи в Лондоне о его репутации… Но я не могу понять, как неудача Хита и дьявольские слухи могли подвигнуть вас к такой исключительной бдительности? Вы должны знать, что он добрейшей души человек, даже если временами бывает слегка вспыльчив. – Обри подчеркнула последнее с озорной улыбкой, вспомнив раздраженное замечание Остина по поводу ее уборки.

Харли встал и подошел к ближайшему дереву. Он не решался посмотреть в ясные глаза на невинном лице Обри. Она была права, а он не прав, но она должна понять, какой точки зрения придерживается большинство. Хит, очевидно, не озаботился тем, чтобы просветить ее на этот счет, черт бы побрал его гордость.

– Обри, ваш муж в прошлом был знаменит гораздо большим, чем просто вспыльчивостью. Со временем он научился сдерживать свой темперамент, но в юности участвовал в большем числе дуэлей, чем это допускается при том спокойном образе жизни, который мы здесь ведем. Здесь есть люди, которые до сих пор носят на себе печать его гнева.

Харли обернулся, чтобы посмотреть, как она воспримет это известие. Обри приняла новость спокойно и понимающе кивнула.

– Может быть, его отец жестоко с ним обращался? Слухи и скандалы, затрагивающие его семью, могли бы воспламенить и более спокойного человека, чем Хит. Он должен был защищать репутацию матери и сестры, даже если не уважал отца. Но это ничего не объясняет.

Она вспомнила причины двух едва не состоявшихся на ее глазах дуэлей Хита. Одна была с тем самым человеком, с которым она сейчас разговаривала. Неудивительно, что он не хотел жениться. Ему, должно быть, тяжело нести груз поддержания семейной репутации.

Харли обхватил руками голову.

– Это только начало, Обри. Вы должны знать, что здесь есть те, кто говорят, что он переносит свой темперамент на тех, на ком женится.

– Я слышала об этом, но не верила, ответила она презрительно, делая движение, чтобы встать и избежать неприятного соседства.

Харли схватил ее за руку и удержал, его серые глаза молили о сочувствии.

– Луиза была моей старшей сестрой. Я боготворил ее. Она была безрассудной, полной жизни, имела характер под стать характеру Хита, но я любил ее. Однажды летом я приехал домой и увидел у нее на лице следы синяков! Если бы Хит не уплыл в море, я бы убил его.

Потрясение Обри оказалось большим, чем он ожидал, и Харли отвернулся, чтобы дать ей время собраться с мыслями.

Тот факт, что сестра Харли была первой женой Хита, больше всего потряс Обри. Пока эта женщина была безымянной, безликой, частью прошлого, она не являлась проблемой. Теперь она узнала, что Остин был женат на молодой женщине, такой же богатой, родовитой, как Анна и Мария. Осознание того, что женщина из прекрасной семьи умерла по вине Хита, задело ее сильнее, чем можно было ожидать.

– Мне очень жаль, Харли, – прошептала она, сочувствуя его горю, но не его намекам. Она по-прежнему не верила, что Остин мог ударить женщину.

Харли продолжал, словно она ничего не сказала.

– Луиза никогда не говорила нам, откуда у нее синяки. Она старалась их прятать, но вы знаете, как разлетаются сплетни. Они с Хитом плохо ладили. Ей нравилось тратить деньги, а у Хита их не было. Мы были тогда бедны, и я однажды услышал, как она поклялась, что больше не будет жить в нищете. Должно быть, она думала, что, выходя замуж за графа, станет богатой и независимой. Какая бы глупость ни произошла между ними, об этом рано или поздно знало все графство. Я не хотел бы оказаться поблизости, когда они начинали показывать друг другу свои характеры. На войне и то спокойнее.

Обри с легкостью представила себе эту картину. Остин был сильной личностью и поступал согласно своим убеждениям. Она не могла представить его другим. Хотя они часто спорили по разным поводам, она никогда умышленно не мешала ему в осуществлении его замыслов, а он уважал ее стремления. Но стоило бы ей переступить черту, он немедленно дал бы ей это понять, причем в недвусмысленных выражениях. Если Луиза пыталась убедить его поступать вразрез с его представлениями, действительно должны были вспыхивать жаркие баталии.

– Харли, вам не стоит говорить мне об этом. Что бы тогда ни произошло, оно закончилось и забыто. Я не могу поверить, что Хит способен ударить женщину, но я могу понять, почему так считали окружающие. Теперь он не такой, могу вас заверить. Вам не нужно за меня волноваться.

Он обернулся и внимательно посмотрел в лицо Обри, отметив ее нежные губы, на которых очень легко проявился бы синяк, чистую кожу без малейших признаков пятен или царапин и блеск зеленых глаз, в которых отсутствовал и намек на страх. Она была намного меньше Луизы, более изящная, более хрупкая. Луиза была из крепкой деревенской семьи и дралась бы зубами и когтями. Обри сломалась бы от первого же удара. Но она говорила с уверенностью и достоинством сотен благородных предков, и если бы Хит поднял па нее руку, она немедленно порвала бы с ним.

– Конечно, вы правы. Я не знаю, что произошло на самом деле, но теперь, когда получил возможность узнать вашего мужа поближе, то понял, что он настоящий джентльмен. Он мог выпороть Луизу за ее выходки, как частенько поступал ее отец, но он бы никогда не ударил ее, чтобы остались синяки на лице. В этом я не сомневаюсь, просто объясняю, что по этому поводу здесь думают все.

– А ваш отец? – не удержалась от вопроса Обри. – Он поверил, что выдал дочь за человека, который ее избивает?

Харли вздохнул и отвел глаза в сторону.

– Они с Хитом когда-то были лучшими друзьями. Но смерть Луизы и прогрессирующая слепота сделали его неприятным человеком. Мы никогда это не обсуждали, но я уверен, что он во всем винит Хита.

– А как умерла Луиза?

Обри не стоило задавать этого вопроса, но она хотела узнать, добраться до дна потока лжи и слухов, который омрачал их жизнь.

– Я был в Кембридже и знаю только то, что мне сказали. Я хотел убить Хита, но он бы никогда не принял вызов от школьника. Потом он уехал на войну, прежде чем я вернулся домой. Много лет я учился фехтовать так же хорошо, как он, чтобы, когда представится возможность, смог убить его. Но он одолел меня. Он мог прикончить меня, но не сделал этого. Именно тогда я понял, что он не мог убить Луизу, что бы она ему ни сделала.

Глаза Обри расширились от ужаса, когда она это услышала.

– Убил Луизу? Вы думали, что он убил вашу сестру? Что навело вас на такую ужасную мысль?

– Так думают все, Обри. Вот почему Хита не принимают в порядочном обществе. Могло не быть доказательств, он мог не быть под судом, но молва признала его виновным. Мне жаль, я думал, вы знали.

Ошарашенная Обри уставилась на пестрые пятна солнца на сочной траве. Многое стало теперь понятным, и она не знала, что думать. Она должна доказать всем, что они ошибаются, снять с Хита ужасное обвинение. Но задача казалась неразрешимой.

– Как она умерла? – тихо спросила она.

Харли не хотелось разрушать невинность на детском лице, но что-то в том, как она смотрела, подсказало, что он зашел слишком далеко, чтобы отступить.

– Во всех сообщениях был один и тот же аргумент, и очень весомый. Луиза сбежала из дому, а Хит ее преследовал. Очевидно, она ускакала в ярости спустя несколько минут после того, как Хит вернулся домой. Его коня еще не расседлали, и он пустился в погоню. Я никогда не слышал от Хита, что произошло. Все, что я знаю, это то, что Луиза была умелой наездницей и знала каждый дюйм земель аббатства. Она никогда бы не пыталась перепрыгнуть карьер, в котором ее нашли. К тому времени, когда Хит привел подмогу, чтобы вытащить ее, она умерла. Вместе с ребенком, которого она носила, и который был зачат в то время, когда Хит был в плавании.

Наступило глубокое молчание, молчание, прерванное скорбным звоном колокола. Харли никогда раньше не говорил об этом факте вслух, и нахлынувшая на него боль отбила всякую охоту к разговору. Обри продолжала держать его за руку, ощущая его страдание и будучи сама оглушенной головокружительным водоворотом разоблачений.

Хит был гордым человеком и тяжело трудился, чтобы преодолеть разруху и запустение, вызванные образом жизни его отца. Всеми силами он старался сохранить в целости и сохранности свою семью и имел все основания полагать, что сможет создать свое счастье и будущее. А его жена все это разрушила, разорив его и сделав рогоносцем. Какой здравомыслящий мужчина поверил бы, что он не сбросил ее со скалы? Возможно, ненамеренно, возможно, они поспорили, он толкнул ее, и она упала, но ее смерть, несомненно, была делом его рук.

Глубокая тоска заполнила сердце Обри. Как бы ни умерла Луиза, Остин достаточно натерпелся из-за ее гибели. Обри не могла заставить себя поверить в то, что Остин причастеп к смерти первой жены, но она понимала, почему ее смерть тяжким грузом легла на его сердце. Были ли у нее шансы убрать эту ношу и воскресить его?

Она прикоснулась к щеке Харли.

– Спасибо, что рассказали, Харли. Вашу сестру и Остина нельзя винить за опрометчивый брак. Это случается каждый день. И не нам их судить.

Харли тяжело вздохнул и запечатлел братский поцелуй на ее лбу.

– Конечно, вы правы.

Одинокая фигура на пригорке позади них наблюдала за этой сценой с болью, но пониманием. Харли хороший человек, он для нее намного лучше, чем вялый Джеффри, хотя Харли не может претендовать на титул или благородное происхождение. Он богат и молод и однажды станет для нее прекрасным мужем. Скандал вокруг развода не отпугнет его. Он не мог желать лучшего развития событий, чем это.

Умом он это понимал и одобрял. Но почему тогда он чувствует себя так, словно в сердце ему загнали кол, и над ним закрылась крышка гроба?

Сжав челюсти, чтобы унять боль, раздирающую сердце, граф Хитмонт повернул лошадь на дорогу. Он вернулся сегодня пораньше, чтобы посоветоваться с Джоном о пропажах овец на дальних пастбищах, а также о том, чтобы покрыть соломой сеновал. Пришло время начать знакомиться с состоянием своих земель.