Глава восемнадцатая

Остин придержал поводья своего скакуна на пригорке и осмотрел аббатство, не обращая внимания на взгляды, которые бросал на него тучный врач. Все его будущее зависело от того, кого он увидит поджидающим под этими каменными стенами. Ему нужно было собраться с мыслями, прежде чем спуститься вниз и въехать во двор. Если она готовит побег, то его неожиданный приезд не доставит ей удовольствия.

Решение отказаться плыть со своим кораблем оказалось не таким уж трудным, как предполагал Остин. Капитан был преданным и честным, и если Остин мог доверить этому человеку свою жизнь, то наверняка мог вверить ему и свой груз. Он не мог оставить без защиты сокровище, находившееся в аббатстве.

Проклиная свое малодушие, Остин пришпорил коня и пустил его галопом вниз по дороге к дому. Не размышляя, как Обри может расценить его решение, Остин спешился на заднем дворе. Бросив Джону поводья, он торопливо зашагал к комнате, которую занимал пациент Обри.

– Леди Обри с Майклом? – спросил он, как только появился Джон, успевший привязать обоих коней и последовать вместе с лекарем за ним.

– Нет, милорд. Когда она увидела, что Майкл крепко уснул, она ушла. Мы не ожидали вашего возвращения…

Отказываясь принять боль, кинжалом пронзившую его, Остин гневно посмотрел на грума.

– Когда она ушла?

Он поверил ей, а она… Хорошо, он проучит ее так, что больше никому не захочется делать из него дурака. Он больше не потерпит издевательств. Не ожидая ответа Джона, он зашагал к своему коню.

– Час или больше тому назад, милорд. Они поехали в деревню. С ней был мальчик…

На глазах у ошеломленных грума и лекаря Остин взлетел в седло.

– Она отправляла какие-нибудь письма, прежде чем уехать? – хрипло, поинтересовался граф.

Грум поперхнулся, когда понял ход мыслей хозяина. Ему никогда не приходило в голову, что письма могли быть не совсем невинными.

– К джентльмену, милорд. Ответа не было.

Остину не нужно было ничего больше. Подобрав поводья, он развернул скакуна и пустился вскачь по дороге, оставив обоих мужчин во дворе в недоумении, а не сошел ли он с ума.

* * *

Харли с тревогой смотрел на небольшую толпу, собравшуюся у ящика, на котором стояла Обри. Был базарный день, и деревня переполнялась приезжими со всего графства. Трудно выбрать лучший момент для ее затеи с ящиком из-под мыла, но, с другой стороны, он сомневался, что граф одобрил бы это. Харли уже наполовину решился стащить ее с импровизированного помоста, но Обри ясно дала понять, что не потерпит его вмешательства. Единственное, чего она ждет от его присутствия – добавить убедительности ее словам.

– Я не могу предложить ничего, кроме честного труда, крыши над головой и пищи для вас и ваших семей. Я буду платить поквартально, и сдержу свое слово. Я знаю, что времена нынче плохие и многим нужна работа. Почему работа должна доставаться приезжим, когда вам самим нужно что-то есть?

Обри раз за разом повторяла эти слова в разных комбинациях, и, хотя они раньше не имели успеха, Харли почувствовал, что люди стали к ним прислушиваться. Сущая бессмыслица, что девчонка семнадцати лет снизошла до простолюдинов, провозглашая еретические для графини речи, но они ее слушали. Она говорила с твердой уверенностью, но ее женская грация смягчала слова, которые были бы грубыми или оскорбительными в других устах. Толпа слушала и гудела с нарастающим вниманием.

– Я скорее с голоду умру, чем буду работать на убийцу, – услышал Харли бормотание за спиной.

– Да мы же будем на нее работать, не слышал? – ответил другой. – Граф снова смотался, а ее папаша – богатый барин.

Третий насмешливо фыркнул.

– Ему бы охрану ей нанять от такого муженька. А то больно уж худа.

Харли услышал общий одобрительный гул в толпе, и озорная мысль закралась ему в голову. Если снять Обри с этого ящика можно, только найдя рабочих для аббатства, что ж, ему придется найти рабочих.

– Мне кажется, – подал он голос, – лучшее, что может сделать мужик, – это наняться на работу да присматривать за интересами леди как за своими собственными. Осмелюсь заметить, герцог будет более чем признателен любому, кто защитит его дочь. И в то же время вы набьете себе брюхо. А чего еще мужику надо?

Он повторял этот нехитрый комментарий при каждом удобном случае, и скоро его небрежное замечание стало общим мнением толпы. Не хватало лишь толчка, чтобы подтолкнуть ее к действиям.

* * *

Остин остановился на пригорке у деревни и громко застонал при виде толпы, копошившейся внизу. Как отыскать ее следы в такой сутолоке? Он не знал даже, откуда начать. Здесь не было ни гостиницы, ни постоялого двора, никакого места, где он мог начать расспросы. Но дорога на Лондон одна. Они должны поехать по ней, куда бы ни направлялись.

Ярость превратилась в угрюмую решимость, когда он пустил лошадь по каменистой дороге к царившей внизу неразберихе. Мысли о том, что он сделает с чванливым молодым сосунком, когда поймает, не оставляли места сомнениям, сможет ли он вообще их догнать. Сомнениям не было места.

Он направил скакуна по улице, запруженной тележками с овощами и фруктами, пирогами с мясом, снующими в проходах продавцами сидра, барышниками и балаганными зазывалами, пока не увидел небольшую толпу, собравшуюся перед чайной госпожи Крофт. Зная, что это единственное место в деревне, претендовавшее на пристойность; он удивился. Местные фермеры обычно не собирались в чайной.

А затем он увидел золотистую голову, возвышающуюся над толчеей грубо одетых мужчин и женщин, и его сердце подкатило к горлу. В тот же момент Обри посмотрела на всадника, прилагающего себе дорогу по запруженной улице, и ее глаза осветились радостью.

Обри не считала, что Остин может рассердиться на нее за не подобающее леди выступление. Из-за близорукости она не увидела яростного взгляда его помрачневших глаз, и единственной ее мыслью было, что он вернулся домой, а не уплыл за море без объяснений.

Проследовав за взглядом Обри, Харли про себя застонал. Напрягшиеся как сталь желваки Остина предупреждали, что не все пойдет хорошо, а его жесткая напряженная посадка выдавала уверенность и властность, присущие его званию и происхождению. Остин не надел шляпу и пренебрег высоким воротником, обязательным для городского платья, но блестящий белый галстук и фрак с фалдами сидели на нем как влитые. Впервые за почти пять лет граф прибыл в деревню.

Над маленькой толпой перед чайной повисло молчание, и перед Хитмонтом образовался проход. Он направил скакуна между рядами глазеющих горожан к ящику, на котором стояла жена.

На мгновение в глазах Обри промелькнуло недоумение, когда она наконец-то разглядела мрачное выражение лица Остина и осознала непристойность своего положения, но она отважно встретила его гнев.

– Милорд, вы вернулись! – Она подняла руки, чтобы он поднял ее. – Вы нашли врача для Майкла?

Вместо того чтобы поднять ее к себе в седло, граф спешился. Все застыли в ожидании ответа, хотя никто не понял вопроса. Остин одним шагом преодолел разделяющее их расстояние, обнял Обри за талию и легко снял с ящика.

– Бога ради, маленькая чертовка, я еще должен бегать за вами? – ответил он громко, так что его услышали все.

И прежде чем толпа смогла перевести дыхание от потрясения, Остин прижал свою беспокойную жену к груди, а ее руки обвили его шею. Они встретились друг с другом со страстью двух любовников после долгой разлуки.

Вздохи превратились в смешки и одобрительное бормотание, перешедшее в откровенный смех. Их граф поймал редкую вольную птицу, и, видимо, знал, как ее приручить. Те, кто за мгновение до этого жаждали выступить в защиту леди, теперь интересовались, а не лучше ли предложить свои услуги графу. Графиня сыграла на их чувствах, а граф вернул их к реальности. Место женщины на кухне и в постели, а не на перекрестках. Мужчины одобрительно ухмылялись, когда граф своими действиями разъяснил им свою точку зрения.

Харли с невольным восхищением смотрел на то, как Хитмонту одним жестом удалось добиться того, на что он убил целое утро. Толпа с охотой рвалась вперед, наперебой предлагая услуги мужчине, который только что верхом появился среди них.

Крепко обняв жену за талию, Остин оглядывал усердствующую толпу с внезапным облегчением. Впервые за семь лет они обращались к нему за покровительством, вместо того чтобы избегать с отвращением. Конечно лее, он знал причину, но не мог позволить Обри думать, что она одержала верх.

С лукавой усмешкой он объявил толпе:

– Кому-то придется присматривать за ней, если графство Хитмонт обретет наследника. Любой, кто хочет наняться ко мне на работу, должен обращаться ко мне.

Дружный смех заглушил возмущенный возглас Обри.

* * *

С того же пригорка, на котором Остин стоял едва ли не минутой раньше, двое всадников без всякого воодушевления взирали на происходившую внизу сцену. Старший из двоих повернулся к своему белокурому кузену с нескрываемым презрением.

– Вам, видно, придется поставить точку на вашем неудачном флирте.

Джеффри не мог скрыть разочарования. Он был совершенно уверен, что только благородное происхождение Обри дает ей силы сдерживаться и не принимать его заверения в преданности. Но публичная демонстрация страсти полностью опровергало на такую теорию. В его душе медленно разгоралась ярость, и он ответил резче, чем хотел.

– Мне показалось, вы говорили, что граф уплывет этим утром. Это что, его близнец?

– Или дьявол собственной персоной прямиком из преисподней. Это единственное объяснение, которое я могу найти. У выродка больше жизней, чем у кошки.

Джеффри посмотрел на кузена. Мертвенно-бледный рубец, пересекавший лицо Гарри, напрягся и обезобразил его черты. Джеффри поежился при виде ненависти в узких глазах, но его собственные проблемы были слишком насущны, чтобы заботиться о чужих.

– Мои кредиторы отправят меня в Ньюгейт, если я вернусь в Лондон, кузен. И что, черт возьми, мне делать сейчас? Будет какой-нибудь прок, если приударить за сестрами Сотби?

Гарри бросил на Джеффри взгляд, от которого тот посерел.

– Ты оставишь их в покое. Они мои. Тебе осталось одно: затащить графиню в постель. Все они шлюхи. Однажды ей наскучат игры, которым ее научит супруг, и она будет готова для твоего употребления. Сделай все как надо, парень, и мы оба будем богачами еще до конца этого года.

Мысль о том, чтобы затащить в постель богатую графиню – особенно такую красивую и утонченную, как Обри, – так возбудила Джеффри, что он не обратил внимания на скрытый смысл слов кузена. Девочки Сотби были простушками во вкусе Гарри. Он же хотел покорить Лондон с Обри. При этой мысли его губы растянулись в беспечной улыбке.

– Вперед, Макдуфф! – проревел он, не заметив зловещего взгляда своего кузена.

* * *

Приказав всем желающим назавтра прийти к нему в контору, Остин с женой выбрался из толпы и вместе с Джейми и Харли выехал на дорогу, ведущую к аббатству.

– Харли, я с радостью свернул бы вам шею за то, что вы позволили ей отколоть такой номер, – посетовал Хитмонт, когда они доехали до развилки на Этвудское аббатство и Сотби Менор.

– Я слышал, что вы этим утром отплываете, иначе я предупредил бы вас, – развел руками Харли. – У меня нет права ей указывать.

– Вы говорите совсем как Алван, – надулась Обри. – Почему все считают своим долгом указывать мне, что делать? Мой план сработал, не так ли?

Остин и Харли обменялись раздраженными взглядами. Пуская коня на дорогу к своему дому, Харли сделал прощальный жест.

– Я чертовски рад, что вы остались, Хит. Я уже серьезно подумывал предложить свои услуги Веллингтону. Это лучше, чем служить ее охранником до вашего возвращения.

Помахав, он ускакал, оставив Остина объясняться с Обри со смесью облегчения и раздражения.

– Почему, Обри? – потребовал Остин.

Она посмотрела на него широко распахнутыми невинными глазами, которым противоречила озорная счастливая улыбка.

– Потому что, милорд, я разочаровала вас? Мы не возвращаемся к врачу и Майклу?

– Именно там я и ожидал вас застать, когда в полдень вернулся домой. Но вы не смогли дождаться меня, а отправились выделывать художества.

Обри направила своего коня к дому.

– Мне нужно было успеть, пока ярмарка не станет слишком развеселой. У Матильды были инструкции, как ухаживать за Майклом. Я не думала, что вы вернетесь вместе с врачом.

Остин ехал рядом с ней, не представляя, как упрекать ее за поведение, когда он сам вдвое виновнее. Как сказать ей, что он читал письмо и ожидал, что она сейчас будет на полпути в Лондон? Как спросить, почему она не сбежала? Он отказался от спора.

– Боюсь, мы оба слишком склонны к необдуманным поступкам, – сказал он, – Но вы достаточно молоды, чтобы усвоить лучший образ действий.

Обри бурно запротестовала.

– Если бы я всегда думала, прежде чем что-то сделать, я бы никогда ничего не сделала. Если вам нужна примерная и благовоспитанная жена, присмотритесь к мисс Сотби. Она настолько пристойна, что даже не посмотрит на джентльмена, который удостоит ее взглядом. Но не ждите, что такая жена будет счастлива с вами, когда вы отплываете за тридевять земель, не сказав ни слова, или возвращаетесь без предупреждения и пугаете до сумасшествия.

Улыбка притаилась в уголках губ Остина, когда он услышал этот высокомерный монолог.

– Но я не уплыл, поэтому и не было нужды предупреждать вас о возвращении. Боюсь, вы слишком доверяете слухам.

Уши Обри порозовели, но она не отступила.

– А что заставило вас примчаться в город верхом, словно вы решились вымазать дегтем и обвалять в перьях всех его жителей? Неужели только чрезвычайная забота о Майкле заставила вас пуститься за мной в погоню, чтобы привести меня домой?

Она оказалась слишком умна, чтобы ее можно было одурачить, но Остин не собирался признавать свои ошибки. Пусть думает, что хочет.

– Корабль отплыл утром, и мне не остается ничего, кроме как докучать вам.

Обри взглянула на него, но ничего не смогла прочесть на бесстрастном лице. Теплое чувство облегчения охватило ее, и она удовлетворенно улыбнулась.

– Лишняя пара сильных рук всегда пригодится, – лукаво заметила она.

Ему ничего не оставалось, кроме как согласно ухмыльнуться.

* * *

Врач вышел из комнаты, где лежал больной, презрительно вытер руки кружевным носовым платком и посмотрел на графа почти с отвращением.

– Этот парень совершенно не стоит того, чтобы я тратил на него целый день. От него разит коровьим пастбищем. Очень важные люди зависят от моего присутствия, полагаю, вы это знаете. В следующий раз, когда кто-то из ваших грязных арендаторов заболеет, сделайте одолжение и вызовите местного аптекаря.

Он заботливо сложил свой изысканный платок и аккуратно засунул его в карман элегантного сюртука.

Обри приникла к ложу больного, когда доктор начал говорить, но прежде чем он успел закончить, выскочила в коридор и встала рядом с Остином. Ее лицо пылало праведным гневом.

– Я сделаю одолжение и сообщу о вас в Королевское хирургическое Общество. Сейчас же пошлю за врачом моего отца и попрошу порекомендовать кого-то более пристойного, чтобы он обслуживал этот район. Я не позволю, чтобы здесь портили воздух такие шарлатаны, как вы, сэр. Дар врачевания дается, чтобы им пользовались все, а не использовали для мелких личных выгод. Я выхожу этого мальчика, и в один прекрасный день, надеюсь, он станет великим врачом, и вам придется ходить лечиться к нему!

Обри упорхнула так же стремительно, как и появилась, а Остин не сделал никакой попытки извиниться за ее поведение. Он холодно вручил доктору несколько монет.

– Моя жена несдержанна, но она права. Впредь мы не будем обращаться к вам за помощью, сэр.

После того, как доктор удалился, Остин вошел к больному и остановился рядом с Обри.

– Ему лучше? – заботливо спросил он.

– Я прикладывала к его груди теплый компресс, и, кажется, ему стало легче. Ему полезно дышать влажным воздухом. Но поможет ли это?

Она неуверенно посмотрела на графа.

Остин почувствовал, как сжалось его сердце при виде тревожно блестевших больших глаз. Забота о ребенке, которого она почти не знала, раскрыла в ней женщину. Когда придет время собственных детей, она будет их защищать еще яростнее. И когда это произойдет, ему очень хотелось оказаться рядом.

– Не думаю, чтобы это ему повредило, – ответил он мягко. Сколько же ему еще ждать, прежде чем улыбнется удача, и он получит право назвать ее своей? Захочет ли она его принять?

В минуты, когда они работали вместе, Остину начинало казаться, что она могла бы его принять. В ней крылись тайные, неисследованные глубины, но были и мелкие отмели ребячества, грозившие со временем превратиться в опасные рифы жеманства. А когда он обращал свой взор к самому себе, сомнения его крепли и множились. Когда-то, лет десять назад, у него была уверенность в своих силах, достаточная, чтобы соблазнить ее, невзирая на любые последствия, но опыт сделал его осторожным. Он будет ждать удобного случая.

* * *

Вечером Обри спустилась вниз, чтобы взглянуть, стало ли Майклу легче, и, удовлетворенная видом мальчика, вернулась к себе. К своему удивлению, она застала в комнате Остина, сидящего у камина.

Увидев ее, он криво усмехнулся.

– Вы скоро пожалеете, что я не отплыл на своем корабле. Я уже волнуюсь. А раз у меня нет бильярдной, может быть, вы утешите меня партией в шахматы.

Он только что принял ванну, и теперь обсыхал у огня. Мокрые волосы прилипли к высокому лбу, воздух был пропитан тонким ароматом мыла.

– Последний раз я играла давным-давно, но хотелось бы проверить ваши способности, сэр. Куда вы спрятали доску?

Остин улыбнулся, разглядывая ее тело сквозь тонкий муслин сорочки. Он наверняка дойдет до безумия от ее постоянной близости, но выбор был сделан, когда он покинул корабль. Идти можно только вперед.

– Я принесу шахматы, пока вы будете раздеваться. Вам не потребуется помощи, чтобы ускорить этот процесс? – учтиво предположил он, выпрямляясь и отходя от каминной решетки.

Обри в смятении затрясла головой.

– Нет, я сама. Не нужно… Я имела в виду…

Остин остановился перед ней, снял с ее головы ленту, и провел рукой по волосам, пока пальцы не коснулись плеч.

– Я довольно сильный игрок и должен дать вам фору – если вы будете купаться во время игры, тогда я буду отвлекаться и не смогу сосредоточиться.

Обри не смогла удержаться от смеха от такой неприличной уловки.

– Это для меня совершенно неприемлемо, сэр. И я не уверена, что это можно считать форой. Пожертвуйте мне две пешки и подождите снаружи, пока я переоденусь.

– С вами трудно торговаться, миледи. Согласитесь на штраф, если я выиграю, и я приму ваши условия.

То, как его проницательные, полночные глаза смотрели на нее, повергло Обри в душевное смятение.

– В чем будет заключаться штраф, сэр?

– Поцелуй на ночь, ничего больше, – только и ответил он, пока его глаза прожигали тонкий муслин ее наряда.

В этот момент Обри поняла, что значит быть женщиной, которую хочет мужчина. Ей свело живот, разгорающееся пламя ожило и растекалось теплом, проникшим в самые потайные уголки тела. Ранее она не знала этого ощущения, и ей захотелось усилить его, хотя она и понимала, что играет с огнем. У Остина было не больше предрассудков, чем у нее.

– Один поцелуй… Хорошо, милорд, – уклончиво согласилась она, но ее глаза говорили о большем.

Остин легко прочел это послание, улыбнулся, поцеловал ее в нос и ушел. Он играл в недостойную игру, но испуг потерять ее, пережитый утром, оправдывал его действия. Возможно, он никогда не завоюет ее сердце, но он хотел удовлетвориться тем, что научит ее секретам тела.

Обри наскоро выкупалась и сменила закрытое платье на кружевную ночную сорочку. Она была очень обеспокоена тем, что ее нагота оказалась почти не прикрытой. Каждый ее шаг взметал одежду и обнажал лодыжки и ноги. Но она наслаждалась мыслью подразнить Остина своим видом и, возможно, отвлечь его и заставить проиграть.

Остин заставил свое истосковавшееся по женщине тело сдержаться, когда она, озорно поблескивая глазами, встретила его в дверях. У него чесались руки отшвырнуть столик, который он нес, и вместо него ощутить в них манящую мягкость женского тела. Он перевел дух и преувеличенно вздохнул.

– Мадам, теперь я могу с уверенностью сказать, что вы играете чертовски нечестно. В следующий раз вам не удастся так легко меня провести.

Он не слишком ошибался в своей оценке. Головокружительный аромат сирени отвлекал даже тогда, когда он закрывал глаза, чтобы не видеть красоты, открывавшейся взору. Когда же он открывал глаза, она, дразня, наклонялась над столом, якобы изучая доску. Остин стонал и пытался сосредоточиться на игре в надежде на выигрыш.

Но когда он, в конце концов, поставил шах ее королю, все предшествующие страдания были вознаграждены. Он встал из-за стола и повелительно протянул руку. Обри безропотно приняла ее, грациозно поднялась и скромно опустила ресницы. Легкий румянец окрасил ее щеки.

– Милорд, я проиграла поцелуй, ничего больше, – напомнила она.

– Есть разные поцелуи, вам следует научиться и быть осторожнее. Подойдите сюда, обнимите меня за шею, и я больше не буду на вас смотреть.

Канделябр на столе просвечивал сквозь ее платье, когда она приблизилась. А потом она оказалась в кольце его рук, и комната померкла в ее глазах.

Обри ощутила горячий жар его шеи, когда он крепче прижал ее к себе, и ее пальцы инстинктивно впились в густые кудри его волос. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, груди соприкоснулись к мощным мышцам его груди, и она с беспокойством ощутила, что под халатом не было сорочки. Жар его плоти обжигал ее там, где они соприкасались, и грубые волосы, покрывавшие его тело, щекотали ее груди там, где их не прикрывал ворот халата.

Она задохнулась, когда рука Остина скользнула ниже талии и прижала к нему ее бедра. Когда их губы соприкоснулись, ее тело залила горячая волна, и все мысли исчезли.

Этот поцелуй не походил на прежний, и Обри всецело отдалась охватившему ее пьянящему головокружению. Остин держал ее так, словно она стала частью его тела. Его губы были твердыми и упорными, и она уступила его настояниям. Губы разомкнулись, и его язык торжествующе ворвался в ее рот.

Млея от жара его притязаний, Обри не заметила, как распахнулась ее сорочка, но когда рука Остина проникла к обнаженной груди, внезапная дрожь сотрясла ее с головы до пят, и пламя желания разгорелось еще сильнее. Сильные пальцы отодвинули кружева и прикоснулись к дрожащему соску. Обри застонала, и вяло попыталась вырваться из ловушки.

– Нет, Обри, – хрипло пробормотал Остин в ее волосы, крепко удерживая ее одной рукой, когда доводил до возбуждения другой. – Я не причинил вам вреда.

Она обмякла в его руках, дрожь стала чаще, и Остин улыбнулся про себя. Страсть легко вспыхнет в ней, когда придет срок.

Прежде чем выпустить ее из объятий, он запахнул ее сорочку и запечатлел на волосах нежный поцелуй.

– Я хотел бы уложить вас в постель, любовь моя, но боюсь, что прыгну туда следом за вами. Закройте глаза, и я уйду.

Она услышала, как закрылась дверь и постояла еще мгновение неподвижно. По щеке прокатилась слеза.

– Так вот что означает быть любимой.

Загрузка...