Луны морозные узоры. Часть 2

Глава 6

Прода от 14.09

Я заперлась в нашей с Мартеном спальне, наскоро привела себя в порядок, переоделась в ночную рубашку и, забросив испорченное платье подальше в гардеробную, нырнула под одеяло, словно малое дитя, верящее наивно, что там его никто не найдет, что там можно переждать нашествие выдуманных чудовищ. Всю эту бесконечно долгую ночь я лежала, свернувшись клубочком, комкала уголок подушки и пыталась осмыслить произошедшее, оценить масштабы катастрофы, вторгшейся в нашу жизнь, разрушившей ее в одночасье.

Лежу и лежу без сна, не могу сомкнуть глаза ни на минуту и, лишь когда наступает утро, поднимаюсь и иду в ванную комнату. Благодарение Серебряной, в Верде во многих домах есть водопровод и у нас тоже и потомуне надо звать слуг, чтобы согрели и принесли воды для ванны. Однако горячая вода не дарует обычного успокоения, не добавляет ясности мыслям, но усугубляет мрачные краски настоящего, и я возвращаюсь обратно в постель. Снова ложусь и долго рассматриваю легкий полог над кроватью, изучаю каждый узор на тонкой белой ткани, кружевную оторочку занавесей, шелковые шнуры, будто нет занятия важнее, интереснее.

Я не могу смотреть в глаза Андресу, пусть сын еще и слишком мал, чтобы понимать вещи столь серьезные, взрослые. Не могу смотреть в глаза прислуге — вдруг кто-то из них что-то слышал, догадался о том, что, возможно, случилось в столовой? Не могу смотреть в глаза ни Мартену, ни Джеймсу — я предала обоих, предала верность одного и дружбу другого, растоптала все хорошее, все искренние, светлые чувства, что связывали нас троих. А самое худшее, неизбежная расплата за содеянное впереди, и я не знаю, чего страшусь сильнее — недавнего прошлого или неотвратимого будущего.

Слышу, как Мартен и Кора по очереди подходят к двери, стучат, просят отпереть замок и выйти. Муж уверяет, что все хорошо и что Андрес ждет меня, а Кора заявляет, что эта презренная дочь белой акулы еще свое получит. Я не удивляюсь очевидному факту, что Мартен и Кора уже знают обо всем, что пропустили. Мартену о визите Изабеллы поведал если не Джеймс, то Кора, а, быть может, и оба сразу, русалке же наверняка хватило пары намеков, обрисовывающих произошедшее накануне. Участие в этом Изабеллы тоже очевидно, даже слишком, и гадать не надо — ей ведь не впервой добавлять зелья другим, не подозревающим о том людям, — хотя мне не совсем ясны причины, побудившие ее поступить столь бесчестным образом. Какая ей, супруге наследного принца, выгода от позора той, о ком в Афаллии уже и думать забыли? Что она получит, узнав о моем падении? Возможность позлословить над чужим горем, уколоть лишний раз, радуясь, что счастье мое, которым я так гордилась, почти хвалилась перед нею, рассыпалось прахом, развеялось по ветру, недолговечное, преходящее, как и всякое счастье? Нет. Изабелла могла сколько угодно кусать меня на словах, оскорблять, насмехаться открыто, но для подмешивания возбуждающего страсть зелья нужен повод весомее женской зависти, серьезнее простого желания уронить меня в глазах мужа. Преодолеть такое расстояние, рисковать разоблачением лишь ради визита к колдунье да моего унижения? Словно Изабелла только и делала, что думала обо мне все эти годы, словно не было у нее иных забот и развлечений.

Но один человек в Афаллии думал.

Не забыл, если верить словам Изабеллы и давнему моему сну.

Пусть и говорил со мною лишь однажды.

Однажды? Но мы встречались дважды… впрочем, Изабелла не должна была бы знать ни об одной из наших с Герардом встреч. О первой, кроме нас двоих, известно только Мартену, о второй — королеве Элеоноре, но разве стала бы она рассказывать о том невестке? Или Герард упомянул? И заодно поведал запросто о своей реакции на меня, на мой запах, о желании делать меня своей наложницей?

— Лайали? — нетерпеливый стук в дверь прервал мои размышления. — Лайали, ты откроешь эту дверь или мне придется ее выломать?

Проще велеть господину Рутилио принести запасной ключ от нашей спальни, но, похоже, мужу элементарная эта мысль в голову не пришла.

Я перевернулась со спины на бок, накрылась одеялом. Как Мартен не поймет, что я не могу его видеть? По крайней мере, не сейчас.

Быть может, и никогда.

Кажется, муж ушел, оставив меня наедине с собой, с воспоминаниями, с осознанием, сколь страстно я желала обладать обоими. Понимаю, то, прежде всего, вина зелья, дурмана, подчинившего нас с Джеймсом неумолимой своей власти, но, видит Серебряная, мне понравилось ощущать руки обоих мужчин сразу, понравилось принадлежать им обоим единовременно, чувствовать себя частью их и своей. Я люблю Мартена, однако и Джеймс мне не безразличен, ни как друг, ни как мужчина.

За распахнутым настежь окном мелькнула тень, и Мартен звериным прыжком заскочил на подоконник, оглядел спальню и меня. Я торопливо накрылась одеялом с головой, сжалась под ним в ожидании кары за содеянное. И впрямь, что двуликому второй этаж?

— Лайали? — звук тихих шагов по устланному ковром полу, осторожное прикосновение к моему плечу.

— Уходи, — попросила я, зная, что муж услышит меня, даже если я буду шептать. — Пожалуйста, уходи…

— Не уйду.

— Мартен, ты не понимаешь…

— В произошедшем нет твоей вины, — голос супруга звучит ласково, успокаивающе. — И что сделано, то сделано, попытка спрятаться от невзгод под одеялом ничего не решит и не изменит. Равно как и попытка запереться в спальне до конца своих дней и заморить тут себя голодом.

— Во имя Серебряной! — я откинула резко одеяло, села, глядя в глаза опустившемуся на край постели Мартену. — Помнишь, перед твоим отъездом мы говорили о втором ребенке, что пора Андресу перестать быть единственным властителем в детской?

Муж кивнул медленно, явно не понимая еще, что я хочу сказать.

— Когда ты уехал, я перестала пить снадобье, препятствующее зачатию! — выкрикнула я в отчаянии. — Я думала, когда ты вернешься, можно будет… а теперь я… я… я могу ждать ребенка от… — голос сорвался предательски, и я умолкла, стиснув край одеяла.

Мартен посмотрел задумчиво на мой скрытый складками сбившейся рубашки живот, будто мог на следующий же день после близости определить, понесла ли женщина. Затем перевел невозмутимый взгляд на мое лицо.

— Еще слишком рано, чтобы сказать что-то наверняка…

— Потом будет поздно! — я принесу в дом мужа незаконнорожденного малыша. Или мне придется покинуть Мартена, чтобы родить тайно и отдать ребенка в чужие руки, стремясь стереть позор из своей жизни и памяти. Или и вовсе уйти самой навсегда, подобно несчастной Айянне.

А убить дитя, зачатое от Джеймса, я не смогу. Оно ни в чем не виновато и Джеймс меня не принуждал, не насиловал, чтобы вот так запросто возненавидеть его сына или дочь. Он достоин лучшего, большего, нежели нелюбимый бастард от чужой жены.

— Что ж… — Мартен помолчал минуту-другую. — Вчера вечером Джеймс сделал мне в отношении тебя брачное предложение, которое я принял.

В первое мгновение мне кажется, будто я ослышалась. Смотрю недоверчиво на мужа, с трудом осмысливаю сказанное.

— Но… почему тебе?

— Потому что в случае, когда речь идет о смешанной паре, в которой оборотнем является лишь один из супругов, брачное предложение делается в первую очередь ему и лишь затем, при наличии его согласия, — супруге или супругу другого вида, — объяснил Мартен терпеливо.

— И ты ответил согласием? — повторила я изумленно. — Не спросив меня?

— А как же никто не спрашивает девушку, желает ли она выйти за кого-то замуж? — с каплей иронии поддел муж.

От удивления, негодования я забываю о собственных страхах, о вине.

— А как же на всякий случай стоит узнать ответ у дамы? — я не остаюсь в долгу, напоминая Мартену о его же словах.

— Вот ты и ответишь, — парирует муж. — Сегодня вечером, когда Джеймс придет к нам на ужин.

— Сегодня?

— Сегодня. И ты выйдешь к ужину и поприветствуешь Джеймса, как положено доброй хозяйке дома и невесте. Мы поужинаем, и после я оставлю вас, дабы вы могли побеседовать наедине.

— Нет… — шепчу.

Слишком рано, слишком. Едва сутки минуют, а я уже буду как ни в чем не бывало любезничать с Джеймсом, слушать его комплименты и улыбаться ему, словно я действительно невинная юная девушка, встречающаяся со своим женихом? Словно накануне не отдавалась бесстыдно и ему, и собственному супругу, не сгорала от желания в объятиях обоих?

— Лайали, спорить бесполезно, — Мартен потянулся ко мне, попытался обнять, но я вздрогнула, забилась в его руках, не желая ощущать их тепло после всего, что было. Муж же обхватил мое лицо ладонями, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Я знаю, Джеймс давно любит тебя. С первой вашей встречи тогда, на борту «Призрака». И твоя реакция тоже не осталась для меня незамеченной.

Моя реакция? Какая реакция? Тогда, более трех лет назад, я опасалась Джеймса, мне не нравился незаконный род деятельности его и он сам, слишком привлекательный, слишком опасный.

Демонически, завораживающе красивый, мужественный.

Надежный. Верный. Какая девушка сможет устоять и не влюбиться в него, не попасть в плен темного его очарования?

— Как честный мужчина и человек, хорошо знающий и уважающий наши обычаи, он был сдержан с тобой, не позволял себе ничего, что выходило бы за рамки приличий, принятых во всяком достойном обществе, однако некоторое время назад Джеймс счел необходимым подтвердить то, о чем я и так догадывался. Он признался и в своих чувствах к тебе, и в желании сделать брачное предложение.

— Предложение? — кажется, мне только и остается, что повторять эхом за Мартеном, плохо понимая смысл слов его.

— Да, он собирался делать тебе предложение.

— Но… как же… как же вдова?

— Какая вдова?

— Вдова Гишем, — лепечу я беспомощно, потерянно. — Кора сказала, Джеймс намерен жениться на ней…

Тень искреннего удивления в синих глазах появляется и исчезает блеском снега на солнце.

— Гишем, значит, — Мартен усмехнулся. — Я поговорю с Корой, конечно, но, думаю, она это сказала из самых благих побуждений.

— Джеймс тоже так сказал…

— Джеймс прав.

— Я не смогу… — ни увидеть его, ни, тем более, объясниться.

— Сможешь.

— Нет, — я качнула головой. — Я не могу принять предложение Джеймса после… после всего… не теперь. И я не… не обесчещенная девица, чтобы жениться на мне немедля, во спасение моего доброго имени.

— Джеймс может быть весьма настойчив, когда пожелает, — мягко возразил Мартен. — И, напоминаю, ты имеешь полное право взять второго супруга, если захочешь.

— Но не так… не при таких обстоятельствах… Даже в Шиане, где женщине высокого рода допустимо иметь двоих мужей, супружеские отношения с обоими дозволялись лишь после принесения брачных клятв пред ликами богов…

— Хочу отметить, что наши супружеские отношения тоже начались прежде, чем мы добрались до храма, — похоже, тверда, непоколебима не только решимость Джеймса, но и моего мужа.

— …и прежде троим должно выбрать, будут ли мужчины посещать спальню супруги по очереди или… — я запнулась, не зная, что еще добавить, как объяснить, что я не могу выйти замуж за Джеймса, сколько бы брачных предложений он ни сделал. Едва ли и он, и Мартен жаждали получить в свое распоряжение не только одну супругу на двоих, но одну любовницу… единовременно. Как я смогу всходить на ложе с одним и не думать, не вспоминать, каково мне было с обоими?

Каково будет им?!

— Изменить прошлое никому не дано, а на вопросы будущего все же следует отвечать по порядку. Разумнее сначала определить статус официальной стороны наших отношений и уже после переходить к вопросам, кто, когда, где и с кем будет спать. Лайали, не будь я уверен в Джеймсе, в чувствах его и твоих, я бы никогда не принял его предложения и тем паче не позволил ему столько времени проводить с тобой. Думаешь, я подпустил бы к тебе другого мужчину, если бы полагал, что он может причинить тебе вред или поступить недостойным образом, если бы не доверял ему и не был убежден в твердости и честности его намерений?

— Я не приму его предложение…

— Примешь.

— Я не могу…

— Для начала поговори с ним, — Мартен ласковым жестом провел кончиками пальцев по моей щеке. — И не забывай, что ты ни в чем не виновата. Что до этой песьей дочери, воспользовавшейся твоей доверчивостью, добросердечием и гостеприимством, то не думай о ней. Если Изабелла полагает, что теперь как супруга наследника престола другого королевства она неприкосновенна, то что ж… пусть верит в это, пока еще может.

Тон — скрежет когтей по стеклу, в глазах холод, незнакомая мне жестокость.

— Ты нашел ее? — спросила я осторожно.

— Леди Изабеллы уже и след простыл, впрочем, так или иначе, рано или поздно, но ей придется вернуться в Афаллию.

— И что ее там ждет?

Вместо ответа Мартен улыбнулся нежно, беззаботно, коснулся моих губ легким поцелуем.

— Тебе надо поесть. И Андрес тебя ждет, — муж встал с кровати, приблизился к двери, повернул ключ в замочной скважине и, открыв створку, вышел из спальни.

Ключ унес с собой.

Несмотря на отсутствие аппетита и стойкое желание и впрямь запереться в спальне и не покидать ее до конца дней моих, я все же попросила принести завтрак, поела, а после, переодевшись и постаравшись придать лицу выражение невозмутимое, беспечно-радостное, зашла к сыну. В силу возраста Андрес не понимал, что именно произошло, интимная сторона жизни, благодарение Серебряной, пока еще вне его мировосприятия, вне его невинных детских увлечений, но мальчик понимал, что что-то случилось, чувствовал, что между окружающими его взрослыми что-то не так, как обычно. Я успокоила Андреса, заверив, что все-все хорошо и даже лучше, потому что папа наконец-то вернулся, однако, глядя в синие, как у отца, наивные глаза сына, я не представляла, как скажу малышу, что, может статься, у него вскоре появится второй папа и младший брат или сестра. Уверена, Джеймс не откажется от своего ребенка, если я понесу, да и настойчивость Мартена говорила красноречиво, что меня не отправят рожать в уединение, не заставят отдать младенца, едва он появится на свет, и забыть в тот же час о его существовании.

Не знаю, как отныне относиться к Изабелле. Воспоминания еще слишком живы, ярки, чтобы испытывать жалость к той, кто их породила, спровоцировала помыслами своими и деяниями, столь далекими от благородных. Чего она хотела, что рассчитывала получить за мой позор? Откуда узнала о моей встрече с Герардом?

— Лайали? — в детскую заглянула Кора, остановилась нерешительно на пороге. — Я хотела попросить прощения.

— За что? — удивилась я.

Русалка прошла в детскую, посмотрела сверху вниз на меня, сидящую на низкой скамеечке. Андрес у моих ног, на толстом ковре, в окружении любимых игрушек, среди которых хватало подаренных Джеймсом. Он с такой нежностью, теплом относился к нашему сыну, а я принимала добрые его чувства как нечто само собой разумеющееся, полагала Джеймса лишь другом нашей семьи, и не более.

Как я могла быть так слепа, глуха и бесконечно наивна, хуже собственного ребенка двух с половиной лет?

— За вдову, — Кора подобрала край своего голубого платья и опустилась рядом с Андресом на ковер. — Я… соврала. Или, скорее, несколько приукрасила. Мы все — и друзья, и члены команды — видели, как Джеймс смотрит на тебя, понимали, почему Мартен разрешает ему навещать тебя, и ждали, что он со дня на день сделает предложение… Но время шло, а Джеймс все не торопился, тянул, искал отговорки. Даже упоминал вскользь, что, быть может, ему лучше связать жизнь с… другой женщиной.

— Вдовой Гишем?

— Да. Он иногда… наносил ей визиты, — Кора бросила на меня выразительный взгляд, без слов поясняя, какого рода были те визиты. — Но он ничего ей не обещал. Джеймс в этом отношении слишком честен, чтобы обещать женщине то, чего не собирается давать. И когда я поняла, что он в очередной раз не признался тебе, то подумала, что… не повредит немного… форсировать события. Что если ты решишь, будто Джеймс собрался жениться на другой женщине, то сама начнешь разговор о его намерениях, и тогда ему волей-неволей придется рассказать все. Кто же знал, что Изабелла обрушится штормом на голову и спутает все карты?

— Дядя Джемми придет сегодня? — спросил вдруг Андрес, и у меня сжалось сердце.

— Полагаю, лучше задать этот вопрос твоей маме, — ответила мальчику Кора. — Он придет, Лайали?

— Да. Мартен… настоял, — с запинкой ответила я.

— Тут еще кое-что, — русалка взяла уменьшенную копию тигра, деревянную, искусно вырезанную, повертела в руках. — Изабелла прибыла в Верде в сопровождении двух кер, по словам тех, кто их видел, — похожих, как две капли воды, а, значит, из одного помета. Подозреваю, кто-то из них подмешал вам зелье. Кроме того, у Мартена по возвращению в Верде возникли небольшие проблемы с грузом — ничего серьезного, но ему пришлось задержаться в порту.

Потому-то муж пришел столь вовремя, едва ли не по часам. Потому-то он был в свежей одежде, причесанный и гладко выбритый.

— Мы — я, Мартен и Джеймс — считаем, что это дело рук Изабеллы. Вчера вечером я была и в той гостинице, где остановилась Изабелла и где в ожидании нанимательницы жила вторая кера, и в порту. Жаль, что к тому моменту все трое уже успели покинуть если не герцогство, то Верде.

Столько сил, трудов, времени, риска — и все ради возможности толкнуть меня в объятия Джеймса, позволить моему мужу застать свою жену с любовником?

— Она с самого начала все подстроила — и собственное появление в отсутствие Мартена, и его задержку с последующим своевременным возвращением, — продолжила Кора. — Естественно, в ваш дом она пришла отнюдь не прямиком с портала…

Успела привести себя в порядок, приодеться и накраситься, дабы без стыда выставляться перед Джеймсом, словно она и впрямь уличная девка, не урожденная леди, не супруга принца. Зачем?

— Я даже не могу сказать наверняка, заявилась ли она сюда с одной керой или мы видели обеих сестер по очереди? К тому же керы способны передвигаться быстро и бесшумно, так что вряд ли им составило большого труда незаметно добавить зелье… Я лишь одного никак в толк не возьму — чего она добивалась?

Мартен не побоялся оставить все и сбежать со мной, невестой принца, чужестранкой и дикаркой в глазах афаллийских придворных, хотя что нас связывало тогда, кроме эфемерных снов и воли богини? Джеймс любит меня преданно, беззаветно уже более трех лет и даже после всего не отказывается, не отступается от своего желания жениться на мне. Член братства проклятых едва знал меня, но так и не смог забыть…

Не забыл меня, девушку, которую видел всего дважды, но угрожает Изабелле, давней знакомой, родственнице, бывшей любовнице.

— Кора, ты сможешь отправить письмо… одному нечеловеку? — уточнила я тихо. — К сожалению, я не знаю точно, где он в данный момент находится…

Быть может, по-прежнему в Афаллии. Быть может, где-то еще, ведомый волей братства круга.

— Смогу, — кивнула русалка. — Только постарайся описать его поподробнее. Кто он?

— Член братства проклятых.

— Проклятых? — Кора посмотрела на меня с изумлением недоверчивым, настороженным. — Ты знаешь… кого-то из них?

— Знаю, — я улыбнулась сыну, старательно расставляющему перед собой игрушечных зверей. — И прошу тебя, Кора, сохрани все в тайне, особенно от Мартена, — и письмо, и личность адресата. Обещаешь?

— Обещаю, — ответила русалка медленно, будто нехотя.

Перед ужином я вновь закрываюсь в нашей спальне — запереться на сей раз не выходит по причине отсутствия ключа и справедливому подозрению, что тогда Мартен и впрямь выломает дверь, — и принимаюсь за письмо.

Герард.

Скажу сразу, по чести, я не имела намерений писать вам, ни прежде, ни сегодня и никогда впредь, но обстоятельства сложились так, что мне не к кому более обратиться. Отчего-то я уверена, что вам известно, как складывается моя жизнь. Я всем довольна и счастлива в браке с моим любимым супругом, однако недавно радость моя была омрачена известием о судьбе моей шианской компаньонки и подруги Айянны, состоявшей в моей свите во время того памятного визита ко двору Афаллии. Я узнала, что по лишь богине ведомому стечению обстоятельств Айянна осталась в Афаллии вместо того, чтобы вернуться в Шиан с прочей моей свитой, которую вы обещали отправить на родину. Как поведал источник, в надежности которого я уверена куда меньше, чем хотелось бы, моя подруга могла быть беременна, что, возможно, и вынудило ее предпочесть чужбину родной стране. Помимо прочего, мне намекнули, что Айянна вела распутный образ жизни, пользовалась богатыми мужчинами, а сейчас является вашей наложницей. Я не верю, не хочу верить, что Айянне пришлось пасть столь низко, однако понимаю, что порою жизнь складывается так, что нам не остается ничего иного, кроме как принять ниспосылаемую богами волю и научиться выживать теми способами, которые есть в нашем распоряжении. Как бы там ни было, я не осуждаю подругу, но прошу вас рассказать, если это возможно, правду о ней. Что бы ни произошло с Айянной, какими бы ни были мотивы ее и сколь бы ни неприглядна была истина, молю вас поведать мне все, что вам известно. Я должна это знать. Я готова и могу помочь ей, забрать ее из Афаллии и перевезти ко мне. Супруг мой возражать не станет.

Пожалуйста, Герард, ответьте мне. Обещаю, что больше никогда ни о чем не попрошу вас и более не побеспокою.

Я несколько раз перечитываю написанное и после некоторого размышления, тяжелого, мучительного, решаюсь все же добавить.

Со своей стороны считаю необходимым сообщить, что несколькими днями ранее мне и моему мужу нанесла визит Ее высочество принцесса Изабелла, что явилось для нас немалым и, к моему глубокому огорчению, не самым приятным сюрпризом. Ее высочество остановилась у нас на две ночи и затем покинула наш дом.

Леди Лайали Ориони.

Рассматриваю заключительные строчки, пытаясь решить, не выглядят ли они жалобой, не похожи ли скорее на кляузу, чем на сухо изложенный факт. Я действительно хочу узнать правду о судьбе Айянны, но не могу избавиться от желания оградить себя и свою семью от иных возможных замыслов Изабеллы, пусть и с помощью проклятого. Понимаю, что, быть может, собственными руками подписываю Изабелле смертный приговор, однако не знаю, что еще сделать после произошедшего накануне.

Наконец я запечатываю письмо и прячу в ящик стола, чтобы назавтра отдать послание Коре для отправки.