Люби меня всю ночь

Глава 10

Первые лучи рассвета еще только коснулись неба на востоке, а Курт Нортвей уже шагал к загону. Звонко щебетали птицы, приветствуя новый день, а из сада, где зацвели персиковые деревья, доносились трели пересмешника.

Курт принялся тихо насвистывать, присоединив свой голос к ликующему хору пробуждающейся природы. Он чувствовал себя на удивление отдохнувшим и бодрым, хотя спал не дольше, чем обычно. Но на этот раз причиной его бессонницы было приятное изумление.

Его сын, недосягаемый пятилетний малыш, начал разговаривать и даже смеяться. И все благодаря Джолли Граббсу. Старик, казалось, обладал каким-то удивительным даром, если смог сотворить чудо с таким замкнутым ребенком, как Чарли. Ведь Курт впервые услышал смех собственного сына. Этот чудесный звук и сейчас звенел в его ушах.

Впервые за долгое время у него было легко на сердце. Он подошел к загону, предвкушая утреннюю скачку.

Рейдер громко заржал и устремился навстречу хозяину, когда тот распахнул калитку.

– Ну что, дружище? – сказал Курт, ласково потрепав жеребца по гладкой шее. – Прокатимся с ветерком?

Рейдер снова заржал и затряс головой, словно понял хозяина. Впрочем, Курт не удивился бы, будь это действительно так. Он разговаривал с Рейдером с того дня, когда только что родившийся жеребенок был вверен его заботам.

Коню не терпелось приступить к ежедневной разминке, и он ткнулся бархатистым носом в голую грудь хозяина, затем игриво куснул его за плечо. Оттолкнув голову жеребца, Курт направился в кладовку.

Зная, что Рейдер следует за ним, он продолжил:

– Ты не поверишь, но Чарли смеется и разговаривает.

Рейдер сунул голову в открытую дверь и скептически фыркнул.

– Я же говорил, что ты не поверишь, – усмехнулся Курт.

Он снял с крючка уздечку, накинул на голову жеребца и шепнул в его навострившееся ухо:

– Заметь, я не претендую, чтобы он разговаривал и смеялся со мной.

Конь оскалил зубы. Курт улыбнулся и подтолкнул его к выходу. Прихватив потертое седло, он вышел следом, набросил седло на жеребца и затянул подпругу.

Рейдер покосился на Курта. Недовольный медлительностью хозяина, он дрожал всем своим гладким блестящим телом и размахивал длинным хвостом. Он явно застоялся и не мог дождаться, когда пустится вскачь.

Усмехнувшись, Курт перекинул длинные кожаные поводья через голову коня, вставил обутую в сапог ногу в стремя и легко взлетел в седло. Рейдер тут же тронулся с места и, выехав из загона, повернул на тропу, которая вела к поросшему с обеих сторон деревьями северному пастбищу.

Длинная узкая тропа пролегла между огородом и садом. Трели пересмешника стали громче, когда жеребец приблизился к аккуратным рядам фруктовых деревьев.

Курт подставил свежевыбритое лицо ласковому ветерку, налетавшему с залива. Ему хотелось петь и кричать во всю мощь своих легких, пока окружающий мир не проснется.

От внезапного прилива восторга он запрокинул голову и рассмеялся. Рейдер, чувствуя настроение хозяина, ускорил темп. Курт закрыл глаза и отдался скачке, позволив ветру играть его темными волосами.

Когда спустя некоторое время Курт открыл глаза, он увидел Хелен.

Она стояла в огороде в конце длинной грядки зеленого горошка, придерживая фартук с собранными стручками.

Курт натянул поводья и замер, наблюдая за ней.

Хелен неподвижно стояла, глядя на восходящее солнце. Ветер трепал ее юбку. Выцветшая ткань прижималась к стройному телу, обрисовывая женственные изгибы. В бледно-золотистых волосах, поднятых вверх и уложенных на макушке, сверкали яркие блики.

Лицо ее, повернутое в профиль, казалось невероятно печальным, и Курт внезапно ощутил острую жалость к этой одинокой молодой женщине.

Она так недолго была счастлива. В сущности, едва выйдя из девичьего возраста, потеряла всех, кто мог о ней позаботиться.

Ее хрупкая красота пропадала втуне. Она была рождена для беззаботной жизни, светских вечеринок и веселых пикников, прогулок по окрестностям, романтических свиданий и полуночных поцелуев.

Вместо этого ей приходилось бороться за выживание. У нее не было ничего, кроме поношенной одежды, тяжелой работы и простой еды. Ничего, кроме редких поездок в город в тряском фургоне, тоскливых вечеров и долгих одиноких ночей.

Не подозревая, что за ней наблюдают, Хелен вздохнула, опустилась на колени и снова принялась за работу.

Курт тихо тронул коня с места.

Хелен склонилась над горошком, отщипывая мягкие зеленые стручки и бросая их в подол фартука. Услышав стук копыт, она подняла голову и медленно обернулась.

Всадник и лошадь четко вырисовывались на бледном фоне утреннего неба.

Долгую минуту они молчали, глядя друг на друга: он – верхом на лошади, она – стоя на коленях на земле.

Испытывая непонятное стеснение в груди, Хелен настороженно смотрела на высокого мужчину с обнаженным торсом, сидевшего на спине огромного гнедого жеребца. Курт сидел в непринужденной позе, небрежно придерживая поводья, не сводя с ее лица загадочного взгляда.

Судорожно вцепившись в наполненный стручками фартук, Хелен медленно поднялась. Охваченная странным волнением, она даже не заметила, как сделала крохотный шажок ему навстречу.

Но Курт заметил.

Резко втянув воздух, он слегка сжал колени, но этого было достаточно, чтобы привести в движение чуткого жеребца.

Словно в трансе, Хелен наблюдала за приближавшейся к ней великолепной парой. Ее широко распахнутые голубые глаза не отрывались от смуглого лица Курта. Она не произнесла ни слова упрека, когда он свернул с тропы, направив коня в ее ухоженный огород.

Тяжелые копыта топтали нежные побеги, но Хелен ничего не замечала. Все ее внимание сосредоточилось на янки в тщетных попытках разгадать его намерения.

Что он собирается делать?

С сердцем, лихорадочно колотившимся от страха и предвкушения, она пристально наблюдала за каждым его движением.

У нее мелькнула мысль, что огромный жеребец и его хозяин в чем-то похожи. Оба отличались непринужденным изяществом движений, рельефной мускулатурой и ленивым взглядом ястребиных глаз. Обладали способностью приводить в восторг, возбуждать, радовать. И покорять.

Курт остановил Рейдера, глядя в ее запрокинутое лицо. Хелен молчала, завороженная загадочным выражением его зеленых глаз.

Неожиданно он наклонился и обхватил рукой ее тонкую талию. С пересохшим горлом, не в силах отвести от него взгляда, Хелен отпустила фартук и положила руки на его голые предплечья.

Стручки рассыпались по грядке.

Улыбнувшись, Курт легко, словно ребенка, оторвал ее от земли и посадил боком на лошадь. Затем повернул Хелен лицом вперед и перекинул одну ее ногу через шею лошади. Усадив ее надлежащим образом, он тронул жеребца с места, даже не потрудившись расправить ее юбки.

Хелен не возражала.

Не стала она возражать и позже, когда Курт, вернувшись на тропу, которая вела к северному пастбищу, вытащил шпильки, удерживающие ее волосы на макушке. Вместо этого она тряхнула головой, позволив длинным локонам заструиться по плечам золотым водопадом.

Хелен не слышала, как он вздохнул. И не знала, что Курту понадобилась вся его выдержка, чтобы не зарыться лицом в благоухающее великолепие ее шелковистых волос. Шаловливый ветер бросил ему в лицо блестящую прядь. Судорожно переведя дыхание, Курт повернул голову.

В считанные секунды Рейдер оставил позади сад с огородом и, вырвавшись через распахнутые ворота на простор пастбища, перешел на стремительный галоп. Захваченную врасплох Хелен отбросило назад, на твердую грудь Курта. Рассмеявшись от неожиданности, она захотела выпрямиться и почувствовала, как сильная рука обвилась вокруг ее талии.

Больше Хелен не пыталась высвободиться.

Она вдруг осознала, что не хочет лишаться ощущения защищенности, которое давала ей эта загорелая рука. Жеребец мчался с такой скоростью, что земля мелькала под копытами. У Хелен дух захватывало от такой быстрой скачки.

Это тревожило. Это было опасно. И восхитительно.

Ее спина тесно прижималась к груди Курта. Так тесно, что тепло его тела проникало сквозь тонкую ткань платья. Она ощущала запах его нагретой кожи, свежий, приятный и по-настоящему мужской. Ноздри ее возбужденно раздувались, веки опустились, прикрыв сияющие голубые глаза.

В объятиях этого мужчины Хелен казалось, что холодный, равнодушный мир с его угрозами остался позади и не может причинить ей вреда.

Отбросив прочь все мрачные мысли, Хелен восторженно улыбалась, подставив лицо ветру, румянившему ее бледные щеки, трепавшему распущенные волосы, прижимавшему платье к плечам и груди. Ее юбки задрались, развеваясь вокруг обтянутых чулками колен.

Но Хелен было все равно.

Запрокинув голову, она рассмеялась.

Курт тоже рассмеялся, очарованный ее безыскусной радостью.

У нее был чудесный звонкий смех, способный многое сказать о женщине, казавшейся строгой и сдержанной. Смеяться с таким самозабвением могла только женщина мягкая, нежная и искренняя. Чувственная и страстная, способная любить всем сердцем. Просто жизнь ожесточила эту златовласую вдову и она немного одичала, как и он сам.

В последние годы ему нечасто приходилось смеяться и наслаждаться жизнью.

С радостным блеском в глазах они неслись по кромке широкого пастбища, словно пара беззаботных ребятишек, кем они, собственно, и были в эти украденные мгновения. Их ликующий смех сливался с топотом тяжелых копыт, со звоном уздечки и громким ржанием Рейдера.

Хелен и страшилась этой дикой скачки, и хотела, чтобы она никогда не кончалась. Разумная сторона ее натуры молча взывала к темноволосому янки, умоляя остановить коня и спустить ее на землю. Но более легкомысленная, бесшабашная часть ее души жаждала другого. С каждым ударом сердца она безмолвно молила его скакать дальше и дальше, крепко прижимая ее к своей мускулистой груди.

Курт, казалось, читал ее мысли. Ее стройное тело, доверчиво льнувшее к нему, выдавало каждое ее желание. Их желания совпадали. Он тоже жаждал скакать вечно, наперегонки с ветром, сжимая в объятиях эту златовласую женщину.

Утренние скачки всегда доставляли ему удовольствие, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с этой. Сердце гулко билось в груди, кровь в жилах бурлила, нервы были напряжены до предела.

Солнце взошло и припекало все сильнее. Но жар, исходивший от их тел, слившихся воедино на спине стремительно несущегося коня, был горячее солнечных лучей. Гладкая шкура Рейдера лоснилась от пота. Обнаженная спина и плечи Курта поблескивали от испарины. На лице и шее Хелен выступили капельки влаги.

Опьяненные скачкой, они ничего не замечали вокруг.

И тут Курт совершил роковую ошибку. Крепче обхватив талию Хелен, он рассмеялся и позволил своим мыслям вырваться наружу.

– Признайтесь, миссис Кортни, – крикнул он. – Разве это не наилучший способ встречать восход солнца?

Хелен мгновенно напряглась.

Реальность вторглась в сказку вместе с низкими звуками его голоса, напомнив ей, кто он и кто она.

Без единого слова она дала ему понять, что скачка окончилась. Проклиная себя, Курт покорно натянул поводья.

Раскрасневшиеся, разгоряченные и почти такие же запыхавшиеся, как усталый Рейдер, они вернулись на то место, где началась скачка. Курт осторожно опустил Хелен на землю и, нерешительно улыбнувшись, стал слезать с лошади.

Она жестом остановила его.

Как только ее ноги коснулись земли, Хелен окончательно пришла в себя. Улыбка исчезла с ее лица, она нахмурилась. Что толкнуло ее на подобное безрассудство? О чем только она думала?

– Становится жарко, – заметил Курт. – Я бы советовал вам подождать до вечера, прежде чем возвращаться в огород за горошком.

Хелен бросила на него колючий взгляд. Его густые длинные волосы растрепались и падали на глаза. Обнаженный торс влажно поблескивал на утреннем солнце. На жестких волосках, покрывавших мускулистую грудь, сверкали капельки пота.

Его расслабленный вид вызвал у Хелен раздражение. Похоже, их недавняя близость не произвела на него никакого впечатления, а у нее до сих пор слабость в коленках. Она едва сдерживала дрожь, ее бросало то в жар, то в холод.

– Капитан Нортвей, – резко произнесла она, – с чего вы взяли, что я нуждаюсь в ваших советах? Позвольте напомнить, что я годами управляла этой фермой, и не желаю, чтобы заезжие янки указывали мне, что я должна делать, а чего не должна. – Она вызывающе подбоченилась. – Вы допустили бестактность. Хотя вы и капитан, но здесь командую я. Вам ясно?

– Конечно, – сказал Курт, недоумевая, чем вызвана эта вспышка.

– Вам следовало бы сказать «Да, миссис Кортни», капитан.

Не зная, смеяться или сердиться, Курт послушно повторил:

– Да, миссис Кортни.

– Так-то лучше. Полагаю, вам есть чем заняться? – осведомилась Хелен, устремив на него суровый взгляд.

– Да, мэм.

– Начинайте копать дренажную канаву у пруда. Вам приходилось это делать?

– При всем моем уважении, сударыня, позвольте напомнить, что у меня есть некоторый опыт по рытью траншей.

– Не сомневаюсь, капитан, – процедила она, прищурившись. – Тех самых траншей, из которых вы стреляли в ничего не подозревающих конфедератов!