Любимая

Глава 17

Солнечный свет проникал сквозь веки, настойчиво призывая проснуться. Что-то шершавое и очень знакомое коснулось щеки Джулианы. Она заворочалась и ощутила под собой мягкость перины. С явной неохотой, к которой примешивалась тревога, она открыла глаза и обнаружила, что лежит в кровати, на пуховой перине, покрытая одеялом. И что на ней ничего нет. Никакой одежды.

Только бинты, стягивавшие грудь.

Джулиана резко села и тут же с громким стоном повалилась навзничь, почувствовав сильную боль. Спустя минуту она предприняла новую попытку, но на этот раз двигалась медленно и осторожно.

Джулиана осмотрелась. Она находилась в небольшой, скромной комнате. Рядом с грубо сложенным камином у северной стены стояли старая плита, три плетеных стула, скамья и неказистого вида стол. Небольшой буфет почему-то был открыт, и она увидела на полке стопку тарелок и несколько кружек. Ни штор, ни ковров, ни украшений – ничего, кроме метлы в углу, древнего железного чайника на плите, ящика для дров да щепы для растопки.

Где она? Как попала сюда? Джулиана силилась вспомнить, что же произошло. Единственное, что сохранилось в ее памяти, – это как ее били в тюрьме Платтсвилла…

Она попыталась встать с кровати, но в этот момент дверь открылась и в комнату вошел Коул Роудон.

– Эй, что это ты затеяла?! – воскликнул он.

Джулиана закачалась, и Коул, подскочив к ней, бережно поднял ее на руки и уложил на кровать.

– Глядя на тебя, можно подумать, что Нож со своими парнями напрочь выбили тебе мозги… – Он сердито посмотрел на нее из-под полей шляпы.

– Где моя одежда?! – воскликнула Джулиана, поспешно натянув одеяло до самого подбородка.

Ну почему она так часто оказывается почти голой в присутствии этого человека? И что он здесь делает?

– Твоей одежды больше нет, – ответил он. – На ней было столько крови, что я решил от нее избавиться. Надевай рубашку и брюки, если не хочешь все время ходить завернутой в одеяло.

– Кто… раздел меня?

– Один охотник. Отличный парень. Ездит на пегой лошадке, которая неравнодушна к светловолосым женщинам. Может, знаешь его?

– Как ты посмел раздеть меня! Ты… ты…

– Ну, разве это не в духе женщины? – задумчиво произнес Коул. Джулиана вновь попыталась встать, но он не позволил ей. – Привозишь ее в такой райский уголок, а она думает только о том, что ей надеть.

Джулиана ошеломленно уставилась на него. Только сейчас она рассмотрела его лицо и пришла в ужас при виде огромных синяков на скулах и подбородке. Но страшнее всего выглядела рана на щеке, с неровными краями, открытая. Наверняка останется шрам.

– Что с тобой случилось? – пролепетала Джулиана, охваченная тревогой.

Коул лишь пожал плечами и грустно рассмеялся.

– Меня заарканила та же шайка, что и тебя, – ответил он. Выражение его лица смягчилось. – Я прошу у тебя прощения за это. – Он ласково дотронулся до ее щеки, но даже это легкое прикосновение причинило Джулиане боль, и она поморщилась. – И за это… и за это… – Коул указал на синяки на руках. – И за это. – Он пальцем обвел темные пятна на шее.

Джулиана видела, что Роудон искренне раскаивается. В лучах солнца ее зеленые глаза блестели, как изумруды, четко выделяясь на бледном, израненном лице. Коул вспомнил тот момент, когда на него набросился Фред и осколком стекла распорол щеку. В ту минуту он думал только о Джулиане: кто же спасет ее после его гибели? А затем произошло чудо. Путы лопнули – видимо, отчаяние прибавило ему сил, и он разорвал надрезанные веревки. Он обрел свободу, чтобы нанести Фреду смертельный удар и вызволить Джулиану из тюрьмы. Плохо, что там не оказалось Ножа. Зато он прикончил остальных. Дейн трясся как кролик, и Коул не стал убивать этого презренного типа, пусть себе гниет за решеткой.

Он привез Джулиану сюда, обмыл и вытер полотенцем, холодея при виде ее ран и синяков. Это все его вина. Он никогда бы не поверил, что может так мучиться из-за чьих-то страданий. Эта девушка действовала на него, как никто другой на свете. Вот и сейчас ему хотелось обнять ее, облегчить ей боль. Мысль, что она обнажена, только усилила это стремление.

«Спокойнее, парень, – приказал он себе. – Приди в себя, не волнуйся и дай даме перевести дух».

Но ему пришлось бороться с настойчивым желанием поступить вопреки собственным увещеваниям.

Что касается Джулианы, то она не могла отвести глаз от раны на его лице. Неожиданно ей захотелось прижать Коула к груди, погладить по голове, утешить его, как маленького мальчика. Напрасно она обвиняла Коула в том, что он покинул ее. Он тоже страдал, причем гораздо сильнее, чем она.

– Это сделал Нож? – в смятении прошептала Джулиана.

– Один из его наемников. Это долгая история. – Коул покачал головой. – Что ты помнишь?

Джулиана попыталась выудить из памяти события, которые сейчас казались очень далекими. Ее передернуло, когда она вспомнила бесконечные вопросы и побои, которым подверглась.

– Это ты вытащил меня оттуда, да? – тихо спросила она. Владевшая ею паника начала ослабевать. – Я думала, это сон…

– Ничего себе сон. – У Коула на скулах заиграли желваки. – Мне пришлось пристрелить их, ангел мой… – донесся до Джулианы его тихий голос.

– Итак, ты вернулся за мной. Зачем?

Коул пронзил ее взглядом. После бегства из Платтсвилла он смыл с нее кровь, перевязал, уложил в кровать. Это было два дня назад, а она все еще выглядит смертельно бледной и изможденной, она все еще полна тоски и грусти. Ему захотелось сказать ей, что он с самого начала намеревался вернуться за ней и не оставлять во власти Люциуса Дейна. Но почему-то он не отважился на признание. Видимо, побоялся, что раскроется перед ней, а она неправильно истолкует его слова.

Коул вновь призвал себя к спокойствию и твердости духа.

– В Платтсвилле я искал ответы на кое-какие вопросы и угодил в ловушку. Я слишком поздно обнаружил, что Нож с ребятами отправились за тобой. Я втянул тебя в это дело, значит, именно я и должен был тебя вызволить из тюрьмы.

Долг. Вот что руководило им. Своеобразный кодекс чести. Нужно быть благодарной ему, сказала себе Джулиана, но она ждала от него чего-то другого. Хотя не знала, чего именно. Девушка подавила непрошеные слезы. Солнечный луч упал на его рану с запекшейся по краям кровью. Она четко выделялась на фоне загорелой кожи.

Джулиана почувствовала слабость и сглотнула.

– Когда… сколько мы здесь находимся?

– Два дня.

– Два дня! – Джулиана устремила на Коула недоверчивый взгляд, решив, что он шутит.

– Однажды моя сестра читала сборник сказок – дед специально посылал за ним в Бостон. Там была сказка о девушке по имени Спящая Красавица. Я вспомнил ее, когда увидел тебя в кровати: ты лежала точно так же, как та девушка на картинках. – Улыбка осветила его лицо. – Однако, насколько я помню, она была ласковой и послушной и не ввязывалась во всякие неприятности.

Коул улыбнулся Джулиане, и она потонула в бездонной глубине его глаз. До нее не сразу дошел смысл его слов.

– У тебя есть сестра? – изумленно проговорила она.

И тут же пожалела о сказанном, потому что его улыбка исчезла, лицо снова стало замкнутым, а сам он отодвинулся от нее. Тайны. Этот человек полон тайн, и у него нет желания открыть их ей. Словно в подтверждение ее догадки, Коул повернулся к ней спиной и подошел к окну.

– Мы сейчас говорим не обо мне, а о тебе. Вам, мисс Монтгомери, придется ответить на кое-какие вопросы.

Джулиане казалось, будто Коул заполняет собой все помещение – настолько он был крупным и мускулистым. Из окна, которое скорее напоминало щель в бревенчатой стене, открывался вид на окутанные дымкой горы и голубое небо.

«Райский уголок» – так он сказал. Джулиане захотелось выйти на свежий воздух. После тесноты полицейского участка ее тянуло к бескрайним просторам. Однако она снова стала пленницей Роудона. Джулиана почувствовала усталость. Она-то надеялась… На что она надеялась? Глупо даже анализировать ее чувства.

– Я уже рассказала тебе все, что знаю. – Она рукой потерла глаза. – Ты же не поверил мне…

– Настало время выслушать твою историю более внимательно.

Джулиана озадаченно посмотрела на него, но ничего не сказала: ее веки отяжелели, а глаза слипались.

Очевидно, Коул понял ее состояние.

– Позже, когда тебе будет получше, – предложил он, – ты снова расскажешь мне о себе. Возможно, нам удастся вычислить, почему ты и твои чертовы братья так много значите для Лайна Маккрея.

Лайн Маккрей. Это имя было знакомо ей, но сонливость мешала сосредоточиться и вспомнить. Она закрыла глаза.

– Мне тоже нужно кое-что узнать…

– Сначала поспи. Потом поговорим.

– Я голодна.

– Сначала поспи.

Он не изменился. Те же властные манеры. Как же они раздражают ее… и успокаивают. Сейчас это ей только на руку. В настоящий момент у нее нет сил решать какие-то проблемы. Мозг будто укутали в вату, тело все еще ноет от боли… Нет, она не может спорить… пока.

Джулиана опять открыла глаза и увидела, что Коул склонился над ней. На его лице было странное выражение. Он выглядел совсем не страшным. Он выглядел… обеспокоенным? За нее? Просто у нее галлюцинации, вот и все. Коул Роудон ненавидит ее. Однако он, раненный, вернулся за ней и сражался, чтобы освободить ее.

Джулиана резко села. Не похоже, чтобы его очень заботили ее переживания. Он считает себя виновным в том, что оставил ее на милость этих дикарей. Хорошо, что он хотя бы испытывает сожаление, но он чувствовал бы то же самое, если бы подверг опасности жизнь любого другого. Она для него лжец и вор, за которого полиция Денвера объявила вознаграждение в две тысячи.

– Куда ты привез меня? – Голос Джулианы прозвучал глухо и устало. – И куда мы поедем отсюда?

– Мы никуда не поедем, пока я не удостоверюсь, что люди Маккрея потеряли наш след. И пока не выясню, что происходит. Поэтому спи.

– Но…

– Потом. – В его тоне послышалось раздражение. – Спи, иначе я огрею тебя сковородкой.

– Здесь нет сковородки, – пробормотала она.

Здесь вообще ничего нет, зато это место служит укрытием от Ножа и его прихвостней, от Люциуса Дейна и жуткой тюрьмы Платтсвилла. Коул намерен выслушать ее, дать ей шанс.

Джулиане хотелось заговорить, выяснить все до малейших подробностей, но мысль о том, что он наблюдает за ней, действовала расслабляюще. Ее дыхание замедлилось, и она поплыла по волнам дремоты.

Джулиана спала до заката.

Проснувшись, она обнаружила, что Коула нет в комнате. Дневной свет сменился мягкими серо-голубыми сумерками. Девушка услышала бульканье, и ее ноздрей коснулся восхитительный аромат. Суп. Нет, жаркое. От котелка на плите поднимались клубы пара. Джулиана почувствовала невероятный голод.

Она села, что на этот раз не доставило ей особых мучений. Ее взгляд упал на мужскую одежду, развешенную на плетеном стуле, и сапоги.

Конечно, это не последняя парижская мода, но выбора у нее не было. Слегка поморщившись от боли, Джулиана надела рубашку в желто-синюю клетку и темные брюки. Одежда оказалась велика девушке, и у нее мелькнула мысль о том, что она, наверное, выглядит комично в этом наряде, но аромат жаркого отвлек ее от дальнейших размышлений на эту тему.

К тому времени, когда вернулся Коул Роудон, она успела подогреть бобы, засунуть в духовку бисквиты и накрыть на стол. С духовкой плиты пришлось повозиться, однако после нескольких неудачных попыток Джулиана все же зажгла ее.

– Скажу честно, я в жизни ничего вкуснее не ела, – объявила она, проглотив очередной кусок жаркого из оленины. – А где ты был? Я думала, ты стоишь на страже. Поэтому и спала спокойно. – Она замолчала, смутившись.

Коул притворился, что не заметил яркого румянца на ее щеках.

– Ты забыла, что я собирался выяснить кое-что?

Джулиана впервые услышала в его голосе мягкие интонации. Подняв голову, она обнаружила, что Коул изучающе смотрит на нее, и, снова смутившись, провела рукой по распущенным волосам.

Коула заворожил их блеск, такой яркий в свете керосиновой лампы. Как это ни удивительно, заключил он, но его рубашка и брюки, хоть и велики ей, только подчеркивают ее женственность. Она выглядит потрясающе. Даже соблазнительнее, чем Спящая Красавица на картинках в книге Кейтлин.

Коул понимал, что идет по опасному пути. Нельзя выходить за рамки делового общения, напомнил он себе. А для этого нужно перестать пялиться на нее и думать о ней. Нужно сконцентрироваться на вопросах и ответах, на фактах и сведениях.

И все же когда Джулиана наклонилась к нему, чтобы подложить в его тарелку еще жаркого, и когда ее волосы случайно коснулись его щеки, он ощутил напряжение в чреслах.

Опасная, вот она какая. Ей ничего не стоит вдребезги разнести самые благие намерения любого мужчины. Так уж получилось, что денверская полиция разыскивает не толстуху с морщинистым лицом и грязными ногтями, а красавицу с фарфоровым личиком, которая может так же легко привести его в ярость, как и в восторг.

– Думаю, тебе пора рассказать мне, что произошло между тобой и Джоном Брином. – Коул поставил на стол чашку с кофе и посмотрел на Джулиану. – И во всех подробностях, ангел мой.

Так Джулиана и сделала. Она сидела, опершись локтями на стол, ее выразительное лицо было более оживленным, чем обычно, речь текла плавным потоком. Коул узнал о том, как Джулиана приехала на Запад, чтобы разыскать братьев; как дядя, не поговорив предварительно с ней, решил выдать ее за Джона Брина, к которому она не испытывала ничего, кроме отвращения.

– Значит, ты сбежала? Одна?

При виде его изумления Джулиана вызывающе приподняла подбородок.

– Не совсем, – спустя секунду ответила она. – У меня была Коломбина. Лошадь, которую я украла у Джона Брина, – объяснила она и поспешно добавила: – Просто не было иного выхода. Я не желала приносить себя в жертву мужским амбициям. Я сама распоряжаюсь своей жизнью – вернее, распоряжалась, пока не встретила тебя. Но что касается пятисот долларов, то Джон Брин все это придумал для таких, как ты. Вряд ли ты стал бы суетиться из-за простого конокрада, а?

Коул не ответил. Она была права. Его кровь кипела. Грудь, как кинжалом, пронзила ярость, дыхание перехватило. Его использовали! Использовали, чтобы схватить и подвергнуть пытке женщину, которая просто хотела свободы. Этот ублюдок Джон Брин сфабриковал ложное обвинение против Джулианы Монтгомери и пустил по ее следу всех охотников к западу от Миссури, обещав вознаграждение в две тысячи долларов. И он тоже стал участником этой дикой травли.

Ну почему он не выслушал ее раньше?

Потому что Джесс Берроуз и Лайза Уайт отучили его кому-либо верить. Потому что его собственный отец предал интересы семьи, потому что за годы, проведенные в сиротском приюте, он уяснил, что жестокость в природе человека, а внешность всегда обманчива.

Оправдания. У него их много. Однако их наличие не меняет того, что он сыграл в этом деле отвратительную роль.

Теперь он, вернее, они оба по уши увязли в этой истории. Для Джулианы она закончится только тогда, когда он разберется с бандой братьев Монтгомери, выведет из игры Маккрея и обличит во лжи этого проклятого дельца Джона Брина. Когда он всего этого добьется, поклялся себе Коул, Джулиана Монтгомери будет вольна поступать, как ей заблагорассудится. Но не раньше. А сейчас она в опасности, и Коул не считал нужным скрывать это.

– Пока мы не выясним, чего добивается Маккрей и зачем ему понадобились твои братья, – прищурившись, заявил он, – ты будешь скрываться. Вспомни, не говорил ли Нож о чем-нибудь, что может помочь нам в наших поисках?

Джулиана задумалась. Невозможно было без содрогания вспоминать ночь в платтсвиллской тюрьме. Неожиданно лицо ее оживилось.

– Он спросил, планирует ли Уэйд захватить деньги фрахтовой компании… если не ошибаюсь, жалованье для работников компании «Хэншо».

– Деньги повезут через северную окраину Платтсвилла через четыре дня. Если банда братьев Монтгомери планирует налет, мы можем вычислить, где они устроят засаду, и там подождать их.

– С чего это вдруг ты так заинтересовался моими братьями?

Джулиана не могла скрыть подозрения. Она нахмурилась. Если Коул полагает, что она поможет ему захватить Уэйда и Томми, чтобы потом передать их в руки полиции в обмен на вознаграждение, он очень ошибается. Она будет чинить ему препятствия на каждом шагу.

Коул бросил на девушку раздраженный взгляд:

– Успокойся, Джулиана. Отныне твой враг не я, а Маккрей. Он охотится за нами обоими, и мне очень хочется знать почему.

– А ты знаком с этим Лайном Маккреем?

– Встречались. – Глаза Коула блеснули. – Я не слишком высокого мнения о его способностях, просто ему крупно повезло. Он владеет ценными земельными угодьями на юго-востоке Аризоны и в Нью-Мексико. А теперь, – Коул отошел от окна и нетерпеливо зашагал по комнате, – он, кажется, наложил лапу на Платтсвилл.

Джулиана вспомнила, что говорила Хенни, и пересказала все Коулу.

– Маккрей вынудил Хенни продать ему гостиницу после смерти – вернее, после убийства – ее мужа, – подытожила она, глядя на угрюмо молчавшего Коула. – Ее сын возмутился его действиями и тоже погиб. – Джулиана встала со стула и взволнованно прошлась по комнате. – Знаешь, Коул, шериф Дейн угрожал ее второму сыну. Он так запугал бедную женщину, что та боялась на него глаза поднять. Я не верю ни единому слову этого негодяя! – воскликнула она. – Если Дейн утверждает, будто Уэйд выстрелил Хэнку Риверсу в спину, то истина заключается в том, что он сделал это собственноручно, дабы стать шерифом или… или исполнить волю Маккрея… Чтоб мне провалиться на месте!

Несмотря на всю серьезность ситуации, Коул не мог не улыбаться, глядя, как она ходит взад-вперед, шаркая сапогами.

– Из тебя бы получился отличный сыщик, – заметил он. – Думаю, ты права.

Молчание. Неужели это его слова?

– Ты действительно так думаешь?

В первую секунду Джулиана решила, что ослышалась. Этот человек всегда только спорил с ней и отдавал приказы – и вдруг он соглашается с ней?

Усмехнувшись, Коул подошел к ней и положил руку на плечо.

– Негодяй, наградивший меня вот этим, – он указал на шрам на щеке, – признался, что был с Риверсом, когда тот погиб. Именно он поклялся, что стрелял Уэйд Монтгомери. Он подсыпал какое-то снадобье мне в виски, а потом избил чуть ли не до смерти, и все по приказанию то ли Лайна Маккрея, то ли Ножа. Свидетель еще тот! Его показания были частью заговора. По какой-то причине Маккрею понадобилось повесить убийство Риверса на твоих братьев. Когда мы выйдем на их след, тогда и выясним почему.

– Я еще кое-что вспомнила, – сказала Джулиана.

Она остро ощущала близость Коула, чувствовала тепло его тела. Ее сердце глухо стучало, грудь учащенно вздымалась, каждый вздох отдавался болью в избитых ребрах. Он обнимал ее за плечи и смотрел так, как смотрят на человека, которого уважают и к чьему мнению прислушиваются. Она больше не была для него мошенницей и воровкой.

– Нож… и остальные… – Джулиана облизнула пересохшие губы и приказала себе не отвлекаться от главного. – Они спрашивали о тебе и о каком-то месте, которое называется… «Огненная гора».

В наступившей тишине Джулиана ясно слышала щебет птиц. Это кактусовые вьюрки? Или тетерева? Она увидела, как у Коула на шее вздулись вены. Он прищурился, и его глаза стали похожи на льдинки. Эта новость имеет для него значение. Джулиана не знала, почему это так важно для него. Похоже, важнее всего остального.

– О чем они спрашивали? – Его спокойный тон не обманул ее.

– Собираешься ли ты перекупить «Огненную гору». – Джулиана подняла на него глаза. – Что такое «Огненная гора»?

Вместо ответа Коул схватил ее за руку и повел к двери. Они вышли из хижины, и Джулиана даже задохнулась от восторга при виде потрясающей красоты, сияющей и лучистой.

– Вот это, – проговорил Коул, – и есть «Огненная гора».

В окно хижины Джулиана видела очертания гор, но не подозревала, что ее окружает такая красота. Да и кому под силу представить рай? Хижина стояла на вершине столовой горы у подножия огромной красной скалы, такой высокой, что казалось, будто она упирается в небо. На север тянулись каньоны с серо-красными отвесными стенами, а на юг и на восток до горизонта простирались горы, величественные, как королевская корона. Горы разделяли долины, переходившие в пурпурно-серые предгорья. Далеко внизу, под горой, на которой находилась хижина, серебрилась речка, быстрая, как ртуть. На ее берегах росли тополя. Повернувшись в другую сторону, Джулиана увидела одинокие вершины, покрытые хвойными лесами. Заходящее солнце позолотило их лесной наряд, а горы окрасило в цвет лаванды. Предгорья украшал ковер полевых цветов, по скальным выступам скакали горные козлы.

Созерцание этого дикого края с его необыкновенной живой природой наполнило Джулиану благоговейным восторгом.

«Огненная гора».

Название подходило как нельзя лучше. Скалы, горные гряды – все было окрашено в цвета огня: красный, янтарный и золотой. Казалось, этот край впитывает в себя свет, чтобы потом отдать его в блеске своей сказочной красоты, такой яркой и буйной, что резало глаза.

– Это, – добавил Коул, наблюдая, как Джулиана восторженно осматривается вокруг, – самая южная граница «Огненной горы». Там еще много земли.

– Как ты нашел это место? – прошептала Джулиана. – У меня такое чувство… будто мы одни на целом свете.

– Так и есть. Это место мало кому известно. Ущелье не видно со стороны гор. Сюда ведет потайная тропа. Есть еще одна дорога, тоже потайная, она идет по другой стороне, ближе к Флагстаффу. В «Огненной горе» множество каньонов вроде этого. Здесь пасутся лошади.

– Лошади?

– Да, дикие лошади. Мустанги. Их здесь сотни. Возможно, тысячи… – Коул помолчал. – Это красивейший край на земле. В детстве я очень любил его, а потом ненавидел долгие годы. Я не был здесь двадцать лет. Но все осталось по-прежнему. – Он оторвал взгляд от покрытых лесами гор и посмотрел на Джулиану. – Здесь ты в безопасности, – как бы между прочим добавил он. – Людям Маккрея пришлось бы месяцами рыскать по округе, чтобы найти эту хижину.

Джулиана хотела спросить, какое отношение он имеет к этому месту – несомненно, между ним и «Огненной горой» существует некая глубокая связь. Лицо Коула светилось гордостью – гордостью собственника за свое владение, гордостью, не имеющей ничего общего с тщеславием. Подобное чувство, обостренное и всеобъемлющее, пускает корни в человеческой душе и подпитывается любовью его сердца. Однако к его явному восхищению этим райским уголком примешивалась боль. Почему? Что здесь произошло? Может, именно из-за «Огненной горы» на его молодом и красивом лице иногда появляется это странное мрачное выражение?

– Спасибо, что привел меня сюда. Здесь так красиво… Я верю тебе, что тут безопасно. Но… ты говоришь, что был здесь в детстве. Здесь жила твоя семья? Почему они уехали?

Заходящее солнце горело, как свеча, разбрасывая золото своего света по вершинам гор. Внизу олень перепрыгнул через речку, в тополях, росших за хижиной, пели птицы. Джулиана смотрела на Коула. Наконец он заговорил глухим, бесстрастным голосом:

– Здесь жила моя семья. «Огненной горой» – тридцатью акрами аризонских сокровищ – владел мой дед. Затем ранчо перешло к моему отцу. Они отлавливали диких лошадей, объезжали их, потом продавали… Они жили спокойно и свободно – замечательная жизнь для взрослеющего мальчишки. Моя сестра, Кейтлин, научилась скакать верхом быстрее ветра. Она чувствовала, где пройдет табун. Думаю, это было у нее в крови. По вечерам, когда в темноте завывали койоты и в небе сверкали молнии, мы с ней любили сидеть у деда на коленях и слушать сказки про короля мустангов.

Джулиана вспомнила резную фигурку, которую нашла в его седельной сумке. Голова лошади. Каждая деталь была искусно вырезана по дереву. Мастер сумел передать и мощь животного, и его гордость, и дикий нрав. На такое способен только тот, кем движет любовь к лошадям.

– Дед умер, когда мне было шесть, и «Огненная гора» перешла к отцу. По вечерам он обычно ездил в город – он любил салуны сильнее, чем лошадей, и был страстным игроком в фараон и покер. Однажды он попал в полосу невезения, но продолжал играть, надеясь, что удача снова улыбнется ему. Но она не улыбнулась. Отец потерял все: деньги, часы, кольцо. Ему было стыдно идти домой. Поэтому он представил закладную на «Огненную гору» и снова начал играть, но проиграл.

Взгляд Коула стал равнодушным, холодным. Джулиана поежилась. Опускалась ночь, укутывая этот восхитительный край в аметистовый мрак. Но Коул ничего этого не видел, его взор был устремлен в прошлое, где были боль, потери и тоска…

– Отцу до безумия хотелось вернуть «Огненную гору». Он потратил три часа, чтобы доехать до следующего города, и снова принялся за игру. Он еще раз заложил «Огненную гору», несмотря на то что документы на ранчо уже были переданы Джозефу Уэллсу. И снова проиграл. – Лицо Коула исказила гримаса. – Однако на этот раз он не смог заплатить. И не смог представить закладную. У него ничего не осталось. Ведь он уже лишился «Огненной горы».

Коул тяжело вздохнул. Джулиану охватил страх. Она чувствовала его ледяное прикосновение. В сумрачном свете лицо Коула было пепельным.

– И что было дальше? – прошептала Джулиана, чувствуя, что боится услышать ответ на свой вопрос.

Но знать надо было. Возможно, это поможет понять Коула. Возможно, ей удастся проникнуть в темные, таинственные глубины души этого отшельника.

– А дальше было вот что. На следующее утро Барнабас Слокум, владелец ранчо из соседнего графства, подъехал к нашему дому и потребовал представить закладную, как ему пообещал отец. «Огненная гора» была отличным ранчо, хорошо известным в этих краях. Слокум давно положил на него глаз.

Мой отец пришел домой на рассвете пьяный в стельку и спал как сурок, когда приехал Слокум. Дверь открыла мать. Она была очень красивой. – Голос Коула дрогнул, и у Джулианы мороз прошел по коже. – Мать ничего не знала о том, что произошло ночью. Отец все ей объяснил, а Слокуму заявил, что не может представить закладную, так как правами на «Огненную гору» уже владеет другой человек. Слокум взбесился. Уверен, ты не хочешь знать, что случилось потом.

Видит Бог, Джулиана не хотела, но должна была узнать все до конца. По его полному муки взгляду она уже догадалась, что произошло нечто ужасное, такое, что трудно вообразить. Сколько ему было в то время? Семь? Восемь?

– И что сделал Слокум?

Услышав ее испуганный шепот, Коул пристально заглянул ей в глаза. Немного поколебавшись, он заговорил:

– Он убил моих родителей и сестру. Но сначала он изнасиловал мать и Кейтлин. А отца заставил смотреть. Потом он и его люди убили их, всех до одного, по очереди. Я был последним. Меня держали, а я, глупый беспомощный малыш, вырывался и кричал… я все видел и слышал. Придушив Кейтлин и оставив ее, обнаженную, в пыли возле колодца, Слокум приказал своим людям избить меня. Они бросили меня умирать на дне оврага в полумиле от дома. Но прежде они привязали меня к лошади Слокума и приволокли туда.

– Нет. О нет, нет, – всхлипывала Джулиана, потрясенная до глубины души.

Она прижала руки к лицу, но слезы текли сквозь пальцы, ее плечи вздрагивали. То, что рассказал Коул, было чудовищным. Она не могла себе представить, что человек способен на такую жестокость. Сознание обжигал образ несчастного мальчика, ставшего свидетелем ужасов, которые Коул только что столь бесстрастно описал. Что-то надломилось в ней. Не думая ни о чем, повинуясь настоятельной потребности прикоснуться к нему, Джулиана нежно погладила Коула по лицу, словно стремясь успокоить его боль. Не успела она опомниться, как оказалась в крепких объятиях Роудона.

– Все в порядке, – прошептал он. – Не надо плакать, ведь это было двадцать лет назад. Двадцать долгих лет, – добавил Коул, удивляясь реакции Джулианы и гладя ее по мягким волосам. – Зря я тебе рассказал.

– Я хочу… услышать… остальное. Что… было дальше?

– Джулиана…

– Ты уже начал – так, пожалуйста, расскажи до конца, – настаивала она.

Коул вздохнул и продолжил:

– Слокум представил все так, будто на нас напали апачи. Должно быть, он подкупил свидетелей. Никто не поверил мне, восьмилетнему мальчику, сломленному, избитому, обезумевшему от ярости и тоски. Проезжавший через город судья отправил меня на Восток, в сиротский приют в Айове. Я провел там следующие восемь лет. Вот и конец истории.

Сиротский приют. У нее были хотя бы тетя Катарина и дядя Эдвард. И надежда на воссоединение с Уэйдом и Томми. У него же не было ничего. И никого.

– А Слокум? – отважилась спросить Джулиана. – Ты больше не встречался с ним? – В глазах Коула появилась такая ненависть, что она содрогнулась. – Ты нашел его?

– Я нашел его. – Его губы плотно сжались, взгляд устремился в никуда. – Мне пришлось ждать восемь лет, но я нашел его. И позаботился о том, чтобы он больше никого не убивал и не насиловал.

– Значит, ты убил его.

Коул не стал отрицать.

Джулиана сокрушенно покачала головой. Она не могла осуждать его. В детстве Коул стал свидетелем чудовищной сцены убийства своих родных, и это ожесточило его. Какие же они разные! После гибели своих родителей Джулиана, напротив, испытывала сильный страх перед кровопролитием и возненавидела любое проявление жестокости. Он же сделал насилие своей профессией.

Джулиана снова посмотрела на Коула, на его суровое лицо, и сердцем поняла, что в душе он не был кровожаден. Пусть его взгляд холоден и тяжел, но в нем никогда не мелькала жестокость. Он не испытывает удовольствия от убийства. Пусть его действия часто кажутся ей жестокими, но он живет в жестоком мире, населенном жестокими людьми. Он уверен в себе и свою силу использует не для притеснения слабых, а для истребления варваров, таких, как Люциус Дейн или Нож.

Коул Роудон вдруг взял ее за руки. Его глаза блеснули в озаренном лунным светом мраке.

– Да, Джулиана, я убил Слокума. Я убил многих, так что уже со счета сбился. Ты презираешь меня за это? Я не виню тебя. Ты женщина, причем выросла на Востоке – что тебе известно о жизни на Западе? Я думал, здесь ты увидела достаточно, чтобы понять кое-что. Однако ты ничего не поняла. Я вижу это по твоему лицу. Ты боишься меня. Возможно, так и должно быть. Возможно, я ничем не отличаюсь от животного.

– Нет! – Джулиана сжала его руку. – Я все понимаю… почти. Я ненавижу оружие, я ненавижу убийство… но я понимаю, что это необходимо. Ты… ты не животное. Ты не похож на Ножа, Кэша Хогана и им подобных. Коул, ты думаешь, я не понимаю, что ты за человек? – Из ее глаз потекли слезы возмущения. – Не понимаю ни этого дикого края, ни людей, которые живут здесь?

Коул смотрел на ее дрожащие губы, на текущие по щекам слезы, на влажно блестевшие глаза и вдруг невесело рассмеялся.

– О Боже, Джулиана, ты просто невозможна! В жизни не встречал такую. И если ты не перестанешь так смотреть на меня, то я не отвечаю за последствия.

– Последствия?

Ветер подбросил ее волосы, и они образовали золотистый нимб вокруг головы. Коул поймал одну прядь, мягкую, как бархат.

– Я хочу тебя, – глухо произнес он. Джулиана продолжала смотреть на него, завораживая своим искрящимся взглядом. – Прекрати, Джулиана, пока не поздно, иначе…

Вместо ответа она подошла к нему вплотную и обвила его шею руками.

– Иначе что?

Она заговорила как истинная кокетка. Ласково, игриво. Коул почувствовал, что теряет над собой контроль.

Джулиана улыбнулась. Она чувствовала, что стоит на пороге чего-то невероятного. При виде удивления на красивом лице Коула она ощутила, как по телу ее разливается сладостная истома. Его живые голубые глаза потемнели, в голосе зазвучали страстные интонации:

– Похоже, вы совсем не боитесь, мисс Монтгомери…

– Никогда не грозите женщине – вернее, не обещайте ей то, что вы не готовы исполнить, мистер Роудон, – с важным видом начала Джулиана, но Коул прервал девушку, завладев ее губами.

У Джулианы перехватило дыхание. Его поцелуй был требовательным, яростным. Он не нуждается в ней, убеждал себя Коул, проклятие, он ни в ком не нуждается, но все его существо вопиет об обратном. Когда она ответила на его поцелуй, Коула охватила неудержимая страсть. Несправедливо, в отчаянии подумал он, что с первой их встречи она завладела его мыслями, наполнила его душу смятением, распалила его желание. Он сделает с ней то же самое, хотя бы на одну ночь. Она сама попросила его об этом, она бросила ему вызов. Ну что за женщина! Хрупкая уроженка восточных штатов, но до чего же она необузданна! Горит, как свеча, в его объятиях, целует его с бесстыдством девицы из салуна, прижимается к нему всем телом. Коула охватили нежность и восторг. Он гладил Джулиану по спине, впитывал тепло ее тела, наслаждался ее ароматом. Им руководил не разум, а глубокая, настоятельная потребность, нечто сложное и запутанное, но в то же время мощное и пьянящее, как глоток виски. Движимый одной-единственной целью, он поднял девушку на руки и направился в хижину.