Глава 17

Присцилла редко ходила на берег в этот последний месяц. Хотя тропинка не была опасно крутой, на спуске было трудно сохранять равновесие, а беременность делала обратный подъем весьма утомительным.

Но сегодня она спустилась вниз: ее приманили искры солнца, сверкавшие на волнах, и ярко освещенный песок. Небо было бледно-голубым, а море – на тон темнее. Стоял безупречный день далеко не безупречного лета.

Однако это лето никак нельзя было назвать мрачным. Поднимаясь обратно к своему коттеджу и напоминая себе, что спешить ей некуда и она может идти хоть полчаса, если ей того захочется, Присцилла думала о том, что она здесь счастлива.

На фермах вокруг Фэрлайта было несколько более молодых жителей и семей, но в самой деревне все жители были людьми немолодыми и жили либо в одиночестве, либо парами. Они открыли ей свои сердца, и ее радостное ожидание приближающегося рождения ребенка стало и их радостным ожиданием. Они постоянно давали ей советы, которые часто оказывались противоречивыми. Например, миссис Уайтинг если бы могла, то заставила бы ее целыми днями сидеть в кресле, поставив ноги на скамеечку. Но была и мисс Корк, которая рекомендовала энергичную прогулку вдоль берега дважды в день, утром и вечером.

Мистер и миссис Дженкерсон, которые оставили процветающее дело и переехали сюда из Лондона семь лет назад, уйдя на покой, предложили ей работу. Миссис Дженкерсон часто было одиноко, как объяснил ее муж, а передвигаться ей стало трудновато. Они оба будут безмерно благодарны, если мисс Уэнтуорт сможет составлять ей компанию… скажем, три дня в неделю? Они с удовольствием заплатят ей за потраченное на них время.

Присцилла заверила их, что будет счастлива составить компанию миссис Дженкерсон, но у нее нет желания брать с них деньги.

Однако они на этом настояли.

– Видите ли, мисс Уэнтуорт, – объяснил ей мистер Дженкерсон, – люди деловые чувствуют себя спокойнее, если платят за услуги. Тогда не может быть речи о том, что кто-то у кого-то в долгу.

Присцилла приняла их доброту, прекрасно понимая, что миссис Дженкерсон отнюдь не страдает от одиночества, поскольку в деревне у нее масса друзей. И не было особенно заметно, чтобы ей было трудно передвигаться.

Другие жители тоже начали упоминать о том, что им пригодилась бы такая-то или такая-то помощь в их повседневной жизни. Это никогда не было чем-то неприятным или унизительным. Например, мистер Фиб-бинс обнаружил, что в возрасте семидесяти двух лет у него стали сдавать глаза, так что он сам уже не сможет перечитать свои любимые книги, и он хочет, чтобы она читала ему иногда вслух. И, конечно, он будет рад заплатить ей за такое одолжение.

Присцилла сделала перерыв в своем медленном подъеме и положила руку под округлившийся живот, пытаясь переместить часть его веса. Солнце передвинулось к западу. Кто-то стоял у тропинки на верху скалы. Но солнце находилось у него за спиной, так что она не могла разглядеть, кто это. Она с улыбкой подумала, что если это викарий Уайтинг, который расскажет об увиденном жене, то ее ждет выволочка.

Во время своего первого визита в ее коттедж викарий сказал Присцилле, что жители поселка заботятся о своих ближних. Он говорил правду. И ее приняли как свою.

Она возобновила подъем. Ее счастье было таким большим, что порой в уединении своего коттеджа она плакала от радостного изумления. Она получила шанс начать новую жизнь.

И если порой вечерами, когда она сидела дома, закрыв окна шторами, она начинала испытывать одиночество и желание услышать звуки родного голоса и увидеть родное лицо, то сосредоточивала свои мысли на ребенке, которому предстояло родиться в ближайший месяц.

Она перестанет быть одинокой, когда ее ребенок появится на свет. И, может быть, у нее будет сын. Может быть, он окажется похожим на своего отца. Но будь это сын или дочь, со светлыми волосами или с темными, это будет ребенок Джеральда. И она обязательно найдет в ребенке что-то от него.


Джеральд смотрел, как она медленно поднимается по песчаной тропинке. Хотя она посмотрела вверх и увидела его, он знал, что она его не узнала. Вечернее солнце находилось у него за спиной.

Какое-то время ему трудно было выровнять дыхание. У нее был очень большой живот!

Несмотря на то что она поднималась очень медленно, ее движения были непринужденными, спокойными, словно ей не нужно было спешить или попасть куда-то к какому-то определенному времени. Она выглядела счастливой.

А когда она оказалась ближе, он увидел, что ее не ошибся. Ее взгляд был мечтательным, уголки губ чуть приподнимались в намеке на улыбку. На ней была соломенная шляпка, которую он купил ей в прошлом году.

Наконец, оказавшись совсем близко, она снова посмотрела на него, притенив глаза ладонью.

– Здравствуй, Присс, – сказал Джеральд.

Она долго стояла совершенно неподвижно. Солнце освещало ее, превращая в сияющее, полное жизни создание, прекрасное в своем будущем материнстве. Выражение ее лица почти не изменилось.

Присцилла мысленно признала странную вещь: она почти не удивилась. На последнем этапе беременности она стала сонной и мечтательной и чуть отрешенной от реальности. Она думала о нем и грезила о нем почти непрерывно.

Она сознавала, что он реален, что он действительно стоит рядом. Но она почти не удивилась.

– Здравствуй, Джеральд, – отозвалась она и прошла остаток тропинки, чтобы оказаться рядом с ним наверху. – Я не думала, что она тебе скажет.

– Она и не сказала бы, – признался он, – если бы я злился или угрожал. Думаю, она наконец поняла, что для ее же спокойствия, ей лучше сказать мне, где ты находишься.

Он был без шляпы. Солнце играло с его волосами, превращая их в золотистый ореол. Он казался таким знакомым! Ах, таким бесценно знакомым!

– Зачем? – спросила она. – Зачем тебе понадобилось это знать, Джеральд?

– Присс, – проговорил он, – тебе следовало мне сказать. Почему ты мне не сказала?

Он всегда считал ее хорошенькой. Теперь она казалась ему прекрасной. Глядя на округлившийся живот, заставлявший ее чуть отклоняться назад и выгибать спину, он подумал, что это – его ребенок. Его. И ее. Это их ребенок.

– Я нарушила правила, – ответила она, – и совершила главный грех для шлюхи. Я позволила себе забеременеть.

– Присс, – возразил он, – ты не была шлюхой. Ты была моей любовницей. Моей женщиной. Я был к тебе привязан. Разве ты этого не знала?

Пока он ехал сюда из Лондона, он представлял себе все очень ясно. Он рисовал себе сцену, подготавливал слова. Он воображал, что увидит ее разбитой и растерянной. Та Присс, которая всегда встречала его с теплой улыбкой и приветливо протянутыми руками, которая ступала всегда так энергично, теперь будет нуждаться в том, чтобы ее приняли в протянутые руки. Он будет сильным, он будет владеть положением.

Она улыбалась ему своей новой улыбкой – мечтательной, которая была порождена ее близким материнством.

– Да, Джеральд, знала, – ответила она. – Я это знала. И я тоже была к тебе привязана. Но я нарушила правила. Проявила небрежность. И должна была ответить за все.

– Но это же несправедливо, правда, – сказал он, заглядывая ей в глаза и изумляясь тому, что не видит в них горечи, – что все устроено так, чтобы мы, мужчины, могли наслаждаться жизнью – при условии, что у нас есть деньги для того, чтобы оплачивать свои удовольствия. А женщине приходится брать на себя всю ответственность и нести весь груз последствий, если она была небрежна, как ты выразилась. Присс, этот ребенок мой. Это я его создал. Я ответствен за это не меньше, чем ты.

Присс была благодарна судьбе. Она не могла понять, почему мисс Блайд вдруг нарушила все свои правила и отправила Джеральда к ней. Но она была глубоко благодарна. Теперь она поняла, что именно это было ей нужно для того, чтобы почувствовать полное умиротворение: чтобы Джеральд навестил ее, признал свое отцовство в отношении ее ребенка, сказал ей, что был к ней привязан.

Если не считать того, что завтра, когда он уедет, ей снова будет больно.

Она не станет думать о завтрашнем дне.

– Ты не хочешь зайти ко мне в коттедж? – предложила она. – У меня всегда кипит чайник.

– Тебе надо сесть, Присс, – сказал он, подавая ей руку. – Это очень тяжелое бремя?

– Миссис Мердок – она здесь повитуха – говорит, что он скоро опустится, – ответила она. – Тогда мне станет легче дышать. Конечно, тогда мне станет труднее ходить. Но это будет недолго. Когда ребенок опускается, он почти готов родиться.

– Присс… – Он накрыл ее руку своей. – Когда?

– Недели две или три, – ответила она. – Мисс Блайд предупредила тебя, что ты найдешь именно это?

– Я сам понял, – сказал он. – Ты, наверное, сочла меня невероятным простаком, Присс. Да уж, слишком много пирожных с кремом! Если бы Майлз не сказал точно те же слова своей графине всего неделю назад, мои глаза, возможно, так и не открылись бы.

Присс прошла впереди него в коттедж и наклонилась к огню, на котором весело посвистывал чайник.

– Графиня в интересном положении? – спросила она. – Лорд Северн счастлив? Я рада за него.

– И я приехал, Присс, – продолжил Джеральд прежнюю тему. – Я бы приехал на много месяцев раньше – тогда, когда узнал, кто ты на самом деле, но в тот момент я мог придумать единственную причину, по которой ты стала бы мне лгать: я все-таки тебе надоел и тебе захотелось уехать. И я оставил тебя в покое.

Она выпрямилась, закончив наливать кипяток в заварочный чайник.

– Ах, Джеральд, нет! – сказала она. – Ты ведь знал, что это не так. Я тебе сказала, что это не так!

– Но что мне оставалось думать, Присс?

Ее руки внезапно замерли на грелке, которую она пристраивала на чайник. Она перевела взгляд на него.

– После того как ты узнал что? – переспросила она.

– Я ездил в Денбридж. Это было вскоре после твоего отъезда, Присс. Мне хотелось убедиться в том, что ты счастливо устроена. Я намеревался забрать тебя с собой, если это окажется не так, может быть, предложить тебе больше денег. Кит сказала мне, куда поехать. Но только когда я оттуда уже уехал, я понял, что мисс Присцилла Уэнтуорт, о которой мне упомянули, – это ты. Но я сложил два и два в моей обычной черепашьей манере. Почему ты никогда ничего не рассказывала мне, Присс?

– На первом этаже я была твоей содержанкой, Джеральд, – ответила она. – А наверху я была сама собой, совсем другим человеком. Мне казалось важным, чтобы эти две личности оставались раздельными.

– И ты никак не могла поделиться со мной своей реальной личностью? – спросил он. – Мне казалось, что мы друзья, Присс. Я считал, что ты знала, как я к тебе привязан.

– Я была твоей содержанкой, Джеральд, – повторила она. – Ты платил мне, чтобы я ложилась с тобой в постель.

Он тяжело опустился на стул и прикрыл глаза ладонью.

– Но ведь это было не все, – возразил он. – Было и другое, правда? Ведь это же было не все, правда, Присс? Для меня – было.

Она поставила чашку с чаем на стол рядом с ним и неловко села напротив него.

– Хорошо, что ты приехал, – сказала она. – Я рада, что ты это сделал. Я много думала о тебе в эти последние недели.

– Здесь есть священник? – спросил он. – Я видел церковь. Как ты считаешь, Присс, он обвенчает нас завтра? Я не хочу ждать дольше. Я не хочу, чтобы ребенок родился вне брака.

Он понял, что сказал что-то не то. Впервые за это время выражение ее лица изменилось. Он с досадой подумал, что он, как всегда, неловок. Никакого формального предложения руки и сердца? Он не встал на одно колено и не сделал еще чего-то, что так важно бывает женщинам? Он нервно провел рукой по своим вьющимся волосам.

– Никакой свадьбы не будет, Джеральд, – сказала она. – Ты из-за этого приехал? Это очень благородно с твоей стороны. Да, очень благородно. Но пожалуйста, давай говорить о чем-то другом. Расскажи мне еще про лорда Северна и его жену.

– Присс, – сказал он, – ты леди. Ты мисс Уэнтуорт из Дентон-Мэнор.

Нет. Она не хотела этого. Она не хотела таких воспоминаний.

– Я женщина, которую ты нашел у мисс Блайд, Джеральд, – напомнила ему она. – Та женщина, которая находилась у тебя на содержании почти год. Я не стала вдруг иной просто потому, что теперь тебе стало известно, что когда-то в прошлом я была мисс Уэнтуорт из Дентона. Я не годилась в жены, когда была просто Присси. И сейчас ничего не изменилось.

– Изменилось, Присс! – возразил он. – Я знаю, что мне следовало это понять. Все свидетельства были у меня перед носом. Но я не понял. Я даже не заподозрил того, что ты леди.

Она неуклюже встала и снова поставила чайник на огонь.

– Я не леди, Джеральд, – сказала она. – Но я и не шлюха. Я была и той, и другой, а теперь я ни та и ни другая. Я – Присцилла Уэнтуорт, жительница Фэрлайта, которая живет отчасти на заработки, которые сэкономила, и на щедрое вознаграждение моего нанимателя, а отчасти – на оплату мелких услуг, которые она оказывает жителям деревни. Вот и все. Никаких этикеток. Просто Присцилла Уэнтуорт. Тебе нет нужды жениться на мне, Джеральд, просто потому, что ты решил, будто обязан вернуть леди респектабельность. Тебе и в голову бы не пришло на мне жениться, если бы я вышла из трущоб, как ты всегда предполагал.

– Присс! – Он тоже встал и теперь стоял у нее за спиной. – Дело не в том. Неужели я заставил тебя думать, что в этом? Наверное, заставил. Я так плохо умею говорить. Есть ребенок. Это мой ребенок. Наш. Я должен дать тебе защиту моего имени. Я должен…

Она повернулась, чтобы улыбнуться ему. Вспыхнувший в ней на мгновение гнев уже остывал.

– Нет, – возразила она. – Нет, Джеральд. Это очень благородно с твоей стороны. Думаю, не много найдется мужчин, которые чувствовали бы ответственность за ребенка, зачатого таким образом, или за мать этого ребенка. Но это недостаточно веская причина. И мне действительно не нужна защита. Мне самой трудно в это поверить, но меня здесь приняли. Я даже чувствую, что меня здесь любят. Здесь я не буду падшей женщиной, а мой ребенок – незаконнорожденным. Я не могу выйти за тебя замуж, Джеральд. На меня всегда будет давить мысль, что ты женился на мне из-за того, что ты сделал мне ребенка. А на тебя всегда будет давить мысль, что ты был вынужден сделать то, чего никогда для себя не хотел.

Она все-таки его отвергла. Он надеялся. Он не только надеялся. Он мечтал – с той минуты, как понял правду в Северн-Парке неделю назад. И еще больше – после своего визита к Кит. Он мечтал всю дорогу из Лондона, рисуя себе картины того, как все будет. И в своих мечтах он был героем.

Он вынул из внутреннего кармана пакет и протянул его ей.

– У меня почти неделя ушла на то, чтобы это получить, – сказал он. – Простому баронету это сделать сложно. Но я это сделал.

Она посмотрела на то, что он вручил ей: это было специальное разрешение на брак. Значит, его предложение было серьезным. Желание жениться на ней не было мимолетным порывом. Он неделю потратил на то, чтобы получить специальное разрешение. На секунду слова на бумаге расплылись у нее в глазах.

– Джеральд! – Она вернула ему бумагу. – Благодарю тебя, мой дорогой. Ты всегда был очень добр ко мне. Но я не стану осложнять твою жизнь, став твоей женой, которую ты не собирался иметь. Приезжай и навещай нашего ребенка, если тебе захочется, – так часто, как пожелаешь. Надеюсь, что ты будешь это делать. Но нам не следует жениться. Я знаю, что ты был ко мне привязан. И я предпочла бы, чтобы это осталось так, предпочла бы и дальше знать, что ты относишься ко мне с теплотой. Возможно, ты сможешь что-нибудь сделать для нашего ребенка, когда он подрастет. Возможно, отправить его учиться. Или ее.

– Присс! – Он несколько мгновений смотрел на разрешение, прежде чем взять его обратно и снова спрятать в карман. – Я хочу на тебе жениться. Я предложил тебе это потому, что я этого хочу.

Она покачала головой.

– Ну что ж, – проговорил он, – тогда больше не о чем говорить, да? Я завтра уеду обратно в Лондон. Я вернусь, когда ребенок родится. Ты дашь мне знать?

– Да, – ответила она.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и прошел к двери. Он уже был на улице и дверь за ним закрылась, когда пришли слезы. Он зашагал к обрыву, чтобы не идти по улице к постоялому двору, где остановился, чтобы не рисковать встретиться с кем-нибудь.

А Присцилла снова села на свой стул и, обхватив руками живот, уставилась на чайник, который снова посвистывал на огне. На столе рядом с ней остывали две чашки с чаем.

«Дура! – говорила она себе. – Дура!»

Рай был совсем близко, только руку протяни, – и она его отвергла. Все ее самые невероятные мечты исполнились. Она могла выйти замуж уже завтра. За Джеральда.

И она его прогнала. Потому что он сделал ей предложение не из тех побуждений. Пусть эти побуждения были благородными. Они были не те.

«Дура. Дура. Дура!»

И ведь совсем недавно она так радовалась тому, что он приехал. Казалось, что он стал частью того умиротворения, которое принесла ей жизнь в деревне в последние месяцы. Но это стало чем-то большим, нежели просто умиротворение. Ей не хватало чего-то, что не давало умиротворению перейти в настоящее счастье.

Ее возлюбленный к ней вернулся – и она была по-настоящему счастлива. Но с другой стороны, она никогда и не ждала постоянства в своих отношениях с Джеральдом. Она была бы довольна несколькими часами или, может быть, даже несколькими днями счастья. Потом она смогла бы вернуться к своему умиротворению.

А вот теперь она чувствовала себя опустошенной. Чувство утраты было таким же сильным, как в тот день, когда она с ним рассталась. Она снова испытывала острую боль одиночества и потери.

В ее комнате дневной свет померк и перешел в сумерки. Но она по-прежнему сидела на месте и смотрела в угасающий огонь.

Лампа была зажжена, огонь снова разгорелся вокруг новых поленьев, чашки были убраны и вымыты вместе с обеденной посудой. Присцилла заставила себя поесть. Наконец она села со своей любимой книгой и прочла тот сонет, который он учил в школьные годы.

«Сравню ли с летним днем твои черты? – читала она. – Но ты милей, умеренней и краше»…

В эту минуту в дверь постучали.

«Кто?» – подумала она, медленно поднимаясь на ноги. Неужели это Джеральд? Но она не хочет, чтобы он возвращался! Она несколько часов потратила на то, чтобы вытащить себя из ужасающей апатии, которая заставила ее сидеть в темной комнате, глядя на догорающие угли. «Пожалуйста, пусть это будет кто-то другой!» – молча молилась она, отодвигая задвижку и открывая дверь.

– Присс… – сказал Джеральд. Его лицо выглядело измученным.

Она обнаружила, что сделала то, что делала всегда, когда он к ней приходил. Она протянула ему навстречу руки.

– Джеральд, – проговорила она, – заходи.

– Я только что понял одну вещь, – сказал он, заходя в дом и выпуская ее руки, чтобы закрыть дверь. – Я сидел у себя в комнате на постоялом дворе, когда меня вдруг осенило. Мне следовало бы понять это раньше. Я никогда не умел быстро соображать, правда?

– Джеральд!

Он устремил на нее серьезный, тревожный взгляд. Не задумываясь, она подняла руку, чтобы прижать ладонь к его щеке.

Он прикрыл ее руку своей.

– Это потому, что ты не поверила, правильно? Ты решила, что это просто из-за того, что я узнал, кто ты, и узнал про ребенка. Ты не смогла поверить, что это потому, что я тебя люблю, так?

– Ты не упоминал о любви, Джеральд. – Свободной рукой она провела по отвороту его сюртука.

– Я говорил, – сказал он, хмуря лоб. – Говорил, Присс. Это ведь единственная причина. Я должен был об этом сказать!

Она покачала головой.

– Я не могу без тебя жить, – сказал он. – Я не знаю, как это делать, Присс. Я все время думаю, что надо тебе что-то рассказать или о чем-то с тобой посоветоваться. Я все время хочу прийти к тебе с какой-то проблемой, головной болью или простудой. А потом вспоминаю, что тебя там нет. Или иду мимо Британского музея – и чувствую такую тоску, что больно становится. И ночью я не могу спокойно спать. И я все время вспоминаю, как ты всегда была рядом прошлым летом, когда я просыпался, и сидела со мной, и помогала снова заснуть. А когда мне все-таки удается поспать, то я просыпаюсь и протягиваю руки, чтобы тебя обнять. А тебя нет.

– Джеральд, – снова повторила она и, отняв руку от его сюртука, приложила ее к его щеке.

– Я научился тебе верить, – признался он. – Я не думал, что смогу снова верить после матери и после Элен. Я ведь никогда не рассказывал тебе об Элен, да? О моей мачехе? Я когда-нибудь тебе расскажу. Я тебе доверял, Присс, потому что ты всегда была добра ко мне, никогда ничего не требовала и была такой ласковой и спокойной. Когда ты обманула меня и исчезла и я решил, что это из-за того, что я тебе надоел, – мне захотелось умереть. Конечно, я этого не сделал и продолжал вести обычную жизнь, а потом поехал в Северн к Майлзу и его графине. Но у меня все время было чувство, что мне нет смысла жить без тебя.

Она прикусила верхнюю губу.

– Ты ведь не плачешь, Присс? – спросил он, убирая упавший ей на лицо локон и стирая слезинку, повисшую у нее на реснице. – Жалкая история, правда? Я не хотел, чтобы это прозвучало именно так. Я только хотел сказать, что, возможно, сегодня днем ты не поняла до конца, что дело именно в этом. Ты – единственное в моей жизни, ради чего мне хочется жить, Присс. Ты – как бесценное сокровище, драгоценность посреди пустыни. Или что-то в этом роде. Я никогда не умел говорить.

– Да, – ответила она и поспешно сглотнула, чтобы ее голос не звучал несколько сдавленно, – я не поняла, что ты имел в виду сегодня днем, Джеральд.

– Я так и понял, – кивнул он. – И тут меня осенило, Присс.

– Что именно? – спросила она.

– Ты ведь не прочла разрешение? То есть ты увидела, что это специальное разрешение на брак, и сразу вернула его мне, потому что не захотела им воспользоваться. Но ты его не прочитала?

Она покачала головой.

– Прочти его, – попросил он.

Присцилла опустила руки, которыми обхватывала его лицо.

– Посмотри на дату, Присс. На дату, когда его выдали.

Она опустила взгляд на бумагу и посмотрела туда, куда он указывал пальцем.

– Апрель… – проговорила она.

– Если хочешь, можешь справиться у Кит, – добавил он. – Это было до того, как я поехал в Уилтшир, Присс. Я взял его с собой на тот случай, если ты выберешь меня, а не того ухажера, который позвал тебя вернуться. Я подумал, что, можетбыть, послетого, как ты снова его увидишь, ты поймешь, что он больше тебе не нравится. Я подумал, что, может быть, ты выберешь меня.

Секунду она молча кусала губы.

– Сегодня днем ты говорил, что собирался предложить увеличить мне плату, – напомнила она ему.

– Если бы ты не захотела выйти за меня замуж, – пояснил он. – Если бы ты захотела остаться со мной еще на год или два, пока я тебе на самом деле не надоем.

– Джеральд! – запротестовала она.

– И, как видишь, я получил разрешение задолго до того, как узнал про ребенка, – сказал он. – Я взял его по одной-единственной причине, Присс. Теперь ты должна в этом убедиться.

– Да, – согласилась она, возвращая ему разрешение. – Да.

– Вернись ко мне, – попросил он, – пожалуйста, Присс! Или если ты не хочешь чего-то столь постоянного, то все равно вернись ко мне. А когда ты захочешь уйти, я обеспечу тебя и ребенка. Я понимаю, что мне нечем хвастаться, но я буду о тебе заботиться. Я знаю, что, если бы все обстояло иначе, ты могла бы найти себе гораздо более достойного мужа. Ты такая умная, знающая и образованная! Я понимаю: я мало что могу предложить такой, как ты, но…

– Джеральд! – воскликнула она, с силой проводя руками по отворотам его сюртука. – Тебе есть что мне предложить! Ты можешь дать мне все на свете! Во всей Вселенной. Твою любовь. Верное и доброе сердце. Себя самого. Ты так достоин любви, а я могу предложить тебе только испорченную жизнь.

Он поймал ее пальцы и прижал их к своему сердцу.

– Ты боролась за существование, Присс, – сказал он. – Ты зарабатывала себе на жизнь. И я рад, что ты это делала, потому что иначе я с тобой никогда не встретился бы. Это прошлое, все те месяцы у Кит. Это в прошлом – и там останется.

– Ты ведь баронет, – напомнила она ему. – Меня никогда не признают, Джеральд. Меня не будут принимать.

– Думаю, что ты ошибаешься, – ответил он. – В светском обществе есть совершенно респектабельные люди, прошлое которых гораздо скандальнее твоего. Но даже если ты права, это не имеет значения. Мне нужна ты, Присс, только ты. Мы все переживем вместе, что бы нас ни ожидало. И я уверен, что Майлз будет принимать тебя, и его жена – тоже. Она обняла меня, когда я уезжал, и даже поцеловала в щеку. Я в жизни ничему так не удивлялся!

– Джеральд! – Она смотрела на него встревоженно. – Ты уверен? Ты совершенно уверен?

Он вдруг улыбнулся ей – такой радостной улыбки она никогда раньше у него не видела.

– Ты скажешь мне «да», правда? – сказал он. – Я знаю, что скажешь. Скажи, Присс. Я хочу это услышать. Я много месяцев мечтал об этой минуте, но все-таки не верил, что она действительно наступит. Скажи. Ты выйдешь за меня замуж?

– Да, – ответила она.

– Сегодня вечером, – добавил он. – Я зашел к викарию, прежде чем прийти сюда, Присс, и спросил у него. Мы можем сделать это сегодня. Ты станешь моей женой еще до конца этого часа.

– А мне казалось, что ты не верил, что я соглашусь, – поддразнила она его.

– Не верил, – подтвердил он. – Но можно же помечтать! Это было такой приятной частью мечты: говорить с викарием и видеть, как его жена вдруг закрывает себе лицо фартуком и начинает рыдать. Мне кажется, они тебя любят, Присс.

– Джеральд, – проговорила она, поднимая голову и хлопая рукой по его груди напротив сердца. – Сегодня. Сегодня? Сейчас?

– Только сначала я хочу сделать одну вещь, – сказал он. – Можно, Присс? Мне безумно хочется сделать одну вещь.

Он взял ее за плечи, повернул и притянул ее спиной к себе. Обхватив ее руками, он прижал ладони к ее телу и медленно начал их передвигать, ощущая новые очертания ее тела, увеличившиеся тугие груди, округлость под ними.

– Он тяжелый, Присс? – спросил он. – Ребенок тяжелый?

– Да, – ответила она, – и очень активный. Он все время толкает меня.

– Мне жаль, что я не был с тобой все это время, – грустно сказал Джеральд, прижимаясь щекой к ее волосам, когда она откинула голову. – Мне хотелось бы вместе с тобой смотреть и чувствовать, как он растет, наш ребенок, Присс.

– Я каждый день рассказывала ему о его отце, – призналась она.

– Правда? – Он поцеловал ее макушку. – Присс, я действительно тебя люблю. Это не была уловка, чтобы заставить тебя согласиться.

– Знаю, – успокоила она его. – Я это знаю, Джеральд. Я ведь любила тебя еще до того, как ушла от мисс Блайд. Ты всегда был для меня кем-то особенным, с той минуты, когда я впервые тебя увидела.

– Не знаю почему, – отозвался он. – Во мне нет ничего особенного, Присс.

– Значит, мы будем ссориться, – сообщила она ему, повернув голову так, чтобы их губы смогли встретиться. Она тепло улыбнулась, глядя ему в глаза. – И я всю оставшуюся жизнь потрачу на то, чтобы доказать мою правоту, Джеральд. Я умею быть ужасно упрямым спорщиком. И я никогда не проигрываю в спорах. И я утверждаю, что ты очень, очень особенный.

Он поцеловал ее.

– Я даже не могу тебя повернуть, чтобы обнять крепче, да? – пожаловался он. – Это, случайно, не тройня, Присс?

– Нет, – ответила она, все равно поворачиваясь в его объятиях и наблюдая затем, как он восторженно и изумленно смотрит на огромный живот, оказавшийся между ними. – Просто слишком много пирожных с кремом, Джеральд. И, конечно, пирожков с джемом. Я никогда не могла устоять перед пирожками с джемом.

Он осторожно обнял ее, опасаясь ей повредить, опасаясь придавить ребенка, и поцеловал ее.

И она очень правильно сделала, сказал он ей несколько часов спустя, лежа позади нее на ее кровати в коттедже. Джеральд обнимал ее, положив одну руку ей на живот. Она очень правильно сделала, что согласилась. К тому моменту, когда они пришли в церковь, та была уже наполовину полна улыбающимися и кивающими жителями деревни – почти все они были людьми немолодыми.

– Ты правильно сделала, – повторил он и снова потерся щекой о ее кудри. – Я сильно подозреваю, что они были бы глубоко разочарованы, если бы ты сказала «нет».

– Я так рада, что ты обещал им, что мы здесь останемся до рождения ребенка, Джеральд, – отозвалась она. – Этот ребенок принадлежит всем жителям этой деревни почти не меньше, чем нам.

– Мы каждый год станем привозить его сюда в день его рождения, – пообещал он. – И, может быть, еще раз или два в течение каждого года. Пора спать, Присс. Тебе нужно много отдыхать.

– Да, – согласилась она, умиротворенно вздохнув, и повернула голову, чтобы поцеловать его руку. – Джеральд, я так счастлива!

– Правда? – спросил он. – Ты правда счастлива, Присс? Мне до сих пор не верится, что я такой счастливчик!

Она снова вздохнула.

– Доброй ночи, леди Стейплтон, – сказал он.

– Ох! – прошептала она. – Да, это я, правда? Как странно и как чудесно это звучит! Леди Стейплтон! Доброй ночи, Джеральд.

Загрузка...