Жизнь приобрела размеренность, которая Присцилле представлялась весьма приятной. У нее было немало времени, которым она могла распоряжаться по собственному усмотрению, и она каждую минуту чем-то занималась. Дни всегда казались ей чересчур короткими. Она больше не сочиняла коротких рассказов и начала писать настоящую книгу. И так увлеклась своими персонажами и так погрузилась в их чувства, что часы летели как минуты.
Джеральд приходил к ней часто: иногда каждый день в течение недели, иногда – с перерывами в несколько дней между его светскими визитами. Она приучилась ожидать его ежедневно, но не жить только ради его посещений. Она научилась ценить его общество и физические контакты с ним по достоинству, не слишком увлекаясь фантазиями, будто он – ее возлюбленный, хотя эта иллюзия всегда оставалась с ней и жила где-то глубоко в ее душе.
Часто он задерживался дольше, чем было нужно для простого соития и короткого отдыха после него. Иногда он приходил вечером и оставался на всю ночь, и она стала мечтать о таких ночах и наслаждаться ими, не позволяя себе на них рассчитывать.
Он больше ни разу не приходил к ней пьяным, хотя порой и появлялся после полуночи, раздраженный пребыванием на каком-то светском приеме, куда ему вовсе не хотелось идти. Однажды он пришел к ней с покрасневшим носом, слезящимися глазами и лихорадочно горящими щеками.
– Я не смогу свозить тебя в Ричмонд, как обещал, Присс, – объявил он от дверей гостиной, отстраняясь от ее приветственно протянутых рук. Голос у него был гнусавым и прерывистым. – Я ужасно простужен. Как-нибудь в другой раз. Я еду домой, в постель.
– Джеральд, – сказала она, глядя, как он сутулится и дрожит, – здесь же есть кровать! А у тебя жар, бедненький ты мой. Иди и ложись, и позволь мне за тобой поухаживать.
– Я не хочу, чтобы ты заразилась, Присс, – возразил он. – Не подходи ко мне. Я приду к тебе достаточно скоро. Может, даже послезавтра. К этому дню мне уже должно полегчать.
– Ты приехал на двуколке? – спросила она. – Я попрошу Прендергаста, чтобы он отправил ее обратно. Проходи и ложись, Джеральд. – Она подхватила его под руку и повела в спальню. Он не сопротивлялся. – Я схожу на кухню и принесу миску с горячей водой, чтобы ты подышал паром. Тогда у тебя нос прочистится и ты снова сможешь дышать. А пока ты это делаешь, я разведу для тебя порошок, который поможет тебе заснуть. Давай, я помогу тебе снять сапоги.
Она надавила ему на плечи, усаживая на кровать.
– Я не хочу создавать тебе лишние затруднения, Присс, – сказал он.
Она поставила один его сапог на пол и взялась за другой. Присев у его ног, она подняла голову и улыбнулась.
– Ты никогда не создаешь мне затруднений, Джеральд, – заверила она его. – Мне будет приятно тебе помочь. Если бы ты был дома один, я бы только тревожилась.
Он не говорил ей, что не женат или что с ним не живут какие-нибудь родственники. Присс сама так решила, потому что он много раз оставался у нее на ночь, нисколько не беспокоясь о том, что кто-то может его хватиться. Она предполагала, что он живет в холостяцкой квартире с одним только камердинером.
Он шмыгнул носом.
– Проклятый нос! – пожаловался он. – Как бы мне хотелось его отрезать!
– Ты выглядел бы нелепо, – сказала она, легко прикасаясь к его щеке ладонью, и поднялась. – Я вернусь через несколько минут, Джеральд, и тогда смогу тебе помочь. Ты сам не заметишь, как согреешься и заснешь.
Он задержался у нее на два дня, и эти два дня стали для Присциллы сущим раем. Она почти не выходила из комнаты, в которой он лежал. Он разрешил ей хлопотать над ним, обнимать его и утешать, словно он был маленьким ребенком.
– Ты очень добрая, Присс, – сказал он, быстро обняв ее на прощание. – Я совершенно здоров.
– Ну еще бы! – улыбнулась она. – Ты был идеальным пациентом, Джеральд.
Она подхватила от него болезнь и сражалась с недомоганием у себя в спальне второго этажа, так что к тому времени, когдаДжеральдсновакней пришел, она уже вылечилась с помощью Мод.
Как-то утром он приехал, чтобы отвезти ее к модистке на Оксфорд-стрит и купить соломенную шляпку вместо ее старой, которая безнадежно испортилась, когда она попала под ливень. А потом он зашел с ней к ювелиру, чтобы купить браслет с бриллиантами и изумрудами.
– Но, Джеральд, – запротестовала она, – тебе не нужно покупать мне подарки! Ты меня полностью обеспечиваешь!
– Подарок – это просто подарок, Присс, – ответил он. – Это не плата за что-то. Я хочу, чтобы он у тебя был, вот и все. Мне нравится видеть на тебе красивые вещи.
Браслет был очень красивый. Он напомнил ей тот, который она получила от отца, когда ей исполнилось восемнадцать: тот браслет на всякий случай был положен в сейф с отцовскими ценностями, и она не смогла получить его обратно после смерти отца и Бродерика. В последний раз она видела его на руке жены кузена Освальда.
– Неужели ты плачешь, Присс? – изумленно спросил Джеральд.
– Да, плачу! – сказала она, рассмеявшись и решительно смахивая слезы со щек. – Он такой красивый, Джеральд! Благодарю тебя!
– Ну, – проговорил он с явным смущением, – по-моему, тебе в жизни нужно иметь хоть одну ценную вещь, Присс.
Он сунул руку в карман и вручил ей свой носовой платок.
Как-то вечером он взял ее в Воксхолл-Гарденз, и она танцевала под звездами и разноцветными фонариками, ела ветчину и землянику и пила вино, любовалась фейерверком и прогуливалась по главной аллее под руку с Джеральдом.
Она решила, что было бы лучше, если бы они не были частью компании, в которую входили трое знакомых Джеральда и содержанка одного из них. Молодой джентльмен без пары рассматривал дам поблизости от них и открыто комментировал их физические данные, не считаясь с чувствами двух женщин. А вторая женщина находила все забавным и не переставая хихикала.
Но Присцилла не позволила, чтобы это общество испортило ей вечер. Джеральд в основном ограждал ее от остальных. И она напомнила себе, что она такая же содержанка, как и вторая девица, так что ей не следует ожидать, что другие джентльмены будут обращаться с ней так же почтительно, как положено вести себя с леди.
Заведенный порядок ее жизни был по большей части благополучным, но со временем она стала испытывать легкое отчаяние. Светский сезон подходил к концу, начиналось лето. Джеральд не раз говорил ей, что лето он всегда проводит в деревне, в своем поместье Брукхерст. И этим летом он собирался поступить так же.
Лето обещало быть долгим и одиноким. И существовал вполне реальный шанс, что за те месяцы, которые Джеральд проведет вдали от нее, он решит, что она ему больше не нужна. Возможно, он уедет из Лондона – и она уже больше никогда его не увидит.
Эта мысль временами вызывала у нее панику и всегда приносила тупую боль ожидаемого одиночества и муки. Но Присцилла никогда не позволяла себе чересчур себя жалеть или предаваться отчаянию, размышляя о том, что могло бы быть и чего ей хотелось бы.
Она напоминала себе о том, чему она должна радоваться. По крайней мере она сможет провести все лето как самостоятельный человек. Если бы Джеральд не взял ее на содержание, ее лето не отличалось бы от прошлой зимы и начала весны. Она работала бы у мисс Блайд.
Лучше одиночество, чем это. Она заставила себя воспринимать свою жизнь там как терпимую, но теперь оглядывалась на нее с содроганием. Она недоумевала, как вообще могла мириться с таким унизительным существованием.
С некоторым изумлением она убедилась, что дух человека способен провести его несломленным даже через самые страшные испытания. И он, конечно же, поможет ей пережить несколько месяцев одиночества и отсутствия возлюбленного. А если в конце лета он решит, что она ему больше не нужна, она постарается как можно дольше прожить на те деньги, которые ей удалось накопить, и на ту сумму, которую он обязался ей выплатить по договору в качестве вознаграждения. А когда эти деньги закончатся, она предпримет все необходимые усилия, чтобы дождаться, когда ей исполнится тридцать лет и она сможет унаследовать состояние матери.
Она не станет об этом размышлять. В настоящем у нее хватает своих неприятностей и радостей. О будущем она подумает, когда оно наступит.
Что до настоящего, то пока Джеральд еще не уехал из Лондона. И она имела возможность предвкушать каждый его визит и наслаждаться им. Она по-прежнему могла дарить ему удовольствие – и тайно получать немного радости самой.
– Я подумываю избавиться от Летти, – говорил Джеральду Берти Рамзи. Они смотрели лошадей на аукционе «Таттерсоллз», хотя оба покупать не собирались. – Я хочу на месяц уехать в Брайтон, а тетушка желает, чтобы потом я отправился в Бат: дядюшке исполняется шестьдесят или около того. Может, шестьдесят пять. Не стоит тратить деньги на то, чтобы она меня ждала. И вообще, эта девица слишком много хихикает.
С последним Джеральд готов был согласиться. За несколько дней до этого, вечером в Воксхолле, он нашел хихиканье Летти в высшей степени раздражающим. Присс не удостоилась бы его особого внимания, даже его второго визита, если бы хихикала даже вполовину меньше.
– Я вас понимаю, – сказал он. – Я бы, возможно, тоже дал отставку Присс, если бы уже не арендовал дом.
– Если вы всерьез соберетесь это сделать, – живо отозвался Рамзи, – то, пожалуйста, дайте мне знать, Стейплтон. Я тут же вас от нее освобожу. Эта Присси – настоящая леди. И в постели тоже хороша, наверное? Я в этом не сомневаюсь.
Джеральд сосредоточил внимание на гнедой кобыле, которую в тот момент рассматривал. Он не стал отвечать на вопрос. Он почувствовал, как пальцы сжимаются в кулак, и заставил себя их разжать. Видимо, в голове у Берти Рамзи не мозги, а сплошной пух.
– А вы тоже едете в Брайтон? – поинтересовался Рамзи. – Или отправитесь в Брукхерст?
– В Брукхерст, – ответил Джеральд. – Я всегда рад там побывать. По правде говоря, даже не знаю, почему не живу там круглый год.
Однако понял почему, еще не успев закончить фразы. В Брукхерсте было слишком много призраков. Слишком много того, что тревожило и отягощало его душу.
– Может, я к вам туда заеду, – заявил Рамзи. – В Брайтоне надоедает, а кто захочет дольше необходимого сидеть в Бате со всеми этими стариками? – И он громко и весело расхохотался, довольный своей шуткой.
– Я буду рад вас видеть, – ответил Джеральд.
– Думаю, прямо сейчас схожу к Летти, – сказал Рамзи. – Сегодня лошади так себе, правда? Я присмотрел себе серых Спендера, но сомневаюсь, чтобы он продавал их дешево. Думаю, пару раз перепашу Летти, а потом ее отставлю. Признаюсь, что мне будет не хватать ее тела, но не вредно менять их раз в пару месяцев. Как вы считаете, сколько мне следует ей заплатить, Стейплтон?
Джеральд пожал плечами:
– Полагаю, это следует решать вам с Летти, Рамзи. Но ведь вы не захотите выставить ее на улицу без приличных средств, не правда ли?
– А ей и не обязательно работать на улице, если не хочется, – возразил Рамзи. – Она могла бы вместо этого найти себе какое-нибудь приличное занятие. Для девиц хватает работы на кухнях или еще где-нибудь. Она делает это потому, что ей нравится то, что они получают от клиентов – таких, как мы с вами, Стейплтон. Они все одинаковы, эти распутные девицы. И Присси тоже, с вашего позволения. Она ведь похожа на настоящую аристократку. Могла бы найти место компаньонки при какой-нибудь старухе, если бы пожелала. – Он щелкнул пальцами. – Но это было бы для нее слишком скучно. Она предпочла зарабатывать себе на хлеб… – Он завершил фразу непристойностью.
Джеральд заметил, что его опущенные руки снова судорожно сжимаются в кулаки.
– Если вы хотите отправиться к Летти, Рамзи, – сказал он, – то не стану вас задерживать. Я здесь еще немного похожу, посмотрю, что будут покупать.
– Ужасно не хочется оставлять вас одного, – сказал Рамзи, – но мне стоит закончить дела с Летти, пока я на это настроился. Сколько при мне носовых платков? – со смехом спросил он, хлопая себя по карманам. – Наверняка меня начнут кропить слезами.
Джеральд молча отвернулся.
Берти Рамзи был всего лишь случайным знакомым, приятелем Питера Уэста, с которым Джеральд договорился пойти в Воксхолл несколькими днями раньше. Он не слишком радовался перспективе такого вечера, но это был тот самый вечер, на который его пригласили Мейджорсы, но он отказался, сославшись на другую договоренность. Он решил, что возможность попасться Мейджорсам на глаза в обществе другой молодой особы слишком хороша, чтобы ее упускать. Похоже, все сработало идеально.
Когда примерно час назад оказалось, что Рамзи скучает в клубе, а ему самому тоже нечем заняться, он согласился отправиться вместе с ним на аукцион «Таттерсоллз».
Он надеялся, что Рамзи забудет о своем обещании заехать в Брукхерст летом.
Джеральд ушел с аукциона и стал прогуливаться без особой цели. Он никогда не считал свои отношения с Присс чем-то непристойным. Даже когда он посещал ее как обычную шлюху у Кит, он не видел в этом ничего постыдного. Он был нормальным молодым мужчиной с нормальными аппетитами и удовлетворял их совершенно нормальным образом в заведении, которое славилось чистотой и умелыми девицами.
Присс стала его содержанкой, женщиной, которую он поселил в снятом специально для нее доме, чтобы иметь регулярное и исключительное право пользоваться ее телом, удовлетворяя свои потребности. В таком соглашении не было ничего необычного. Это было выгодно ему, это было выгодно Присс. Интересы обеих сторон были соблюдены, никому не причинялось ущерба.
В этом не было ничего постыдного!
Сэр Джеральд резко поднял голову и обнаружил, что у него перед носом трясут кулаком, изливая на него поток поразительно красочной брани. Оказалось, что он перешел через улицу, опустив голову, чуть было не став причиной столкновения аристократического фаэтона и повозки с овощами. Возчик пришел в возбуждение. Джентльмен только ухмылялся.
– Кто она, Стейплтон? – заорал он. – Тебе следовало бы поберечь себя ради нее, старина!
Джеральд в ответ тоже ухмыльнулся и поднял шляпу, извиняясь перед возчиком.
Он не мог использовать по отношению к Присс те вульгарные выражения, которые употребил Рамзи. Присс была слишком хороша, чтобы описывать ее столь грубыми словами. И все же он сказал Рамзи этаким небрежным тоном, каким мужчины обычно говорят о своих содержанках, что он тоже был бы не прочь дать отставку Присс, если бы не арендовал дом на год.
Неужели он действительно сделал бы так? Неужели он содержит ее только потому, что уже оплатил аренду дома?
Дьявольщина! Джеральд неподвижно застыл на тротуаре, хмуро глядя себе под ноги. Было самое начало июля. Он проведет в Брукхерсте всю вторую половину месяца и целиком август и сентябрь. Часто он задерживался там и на октябрь и изредка оставался даже и в ноябре. Два года назад он жил там до конца рождественских праздников.
Возможно, он не будет видеться с Присс в течение трех месяцев.
Он двинулся дальше. Три месяца. Да, и это будет очень полезно. У него будет достаточно времени, чтобы поразмышлять. Через три месяца он сможет посмотреть на свои отношения с ней в нужной перспективе. И он оставит ее на всю зиму, до мая, когда закончится срок аренды. Не дольше. Если он оставит ее дольше чем на год, то будет чувствовать себя слишком с ней связанным.
А может быть, он порвет с ней еще до Рождества и разрешит пожить в доме до конца срока аренды, чтобы она могла без спешки поискать себе нового покровителя.
Дьявольщина! Но он должен будет о ней заботиться как следует, этот новый покровитель! Пусть лучше не начинает говорить о ней при людях какие-нибудь гадости. Иначе ему не поздоровится.
Джеральд с некоторым изумлением воззрился на дверь дома своей содержанки. Он даже не заметил, что идет в этом направлении!
– Присси дома? – спросил он у Прендергаста, входя и вручая ему шляпу и трость.
– Она наверху, сэр, – ответил лакей. – Я отправлю Мириам сообщить, что вы пришли.
Джеральд вошел в гостиную.
– Джеральд! – воскликнула Присси, входя всего через пару минут после него. – Как приятно!
У Присс был дар или умение вызывать у него такое чувство, будто его приход сделал ее день радостным.
Ее походка всегда была легкой, лицо светилось, взгляд был теплым. Он взял ее за руки и чуть сжал пальцы.
– Мне нечем было себя занять, – признался он со смущенной улыбкой.
Он никогда раньше не делал Присс таких признаний. Но если задуматься, то эти слова звучали не слишком любезно. Разве он приходит к ней только потому, что ему нечем бывает себя занять? Неужели это так?
– Я рада, – сказала она, – что ты пришел ко мне, Джеральд.
– Присс, – проговорил он, совершенно не ожидая от себя этого вопроса, – кто научил тебя вести себя так, будто ты настоящая леди?
Она улыбнулась. Но на этот раз – или ему это только показалось? – эта улыбка не дошла до ее глаз. Она остановилась у какой-то преграды по эту сторону ее души.
– Мисс Блайд, конечно, – ответила она. – Разве ты не слышал, что она лучшая учительница молодых женщин Лондона, Джеральд? Конечно, я сужу предвзято.
– Да, – отозвался он. – Но, наверное, ты ее лучшая ученица за все время, Присс. Должно быть, ты быстро учишься.
– Так она мне говорила. – Она снова ему улыбнулась.
– Я не удивляюсь, что ты была ее любимицей.
– Думаю, все ее девушки – ее любимицы. Она нас любит, Джеральд, знаешь л и, несмотря на ее профессию.
Он заметил, что продолжает держать ее за руки, и выпустил их.
– Ты приехала в Лондон из деревни? – спросил он.
Она не ответила.
Улыбка на ее лице поблекла и казалась теперь довольно бледной.
– Чем ты там занималась? – продолжал спрашивать он. – Что делал твой отец? Твои родные? Расскажи мне о себе.
Она покачала головой.
– Я – твоя содержанка, Джеральд, – сказала она. – В этой роли я буду делать все, что в моих силах, чтобы дарить тебе удовольствие. У меня нет прошлого и будущего. Только настоящее реально. Ты хочешь пойти в спальню?
Ее ответ принес ему странное чувство облегчения. Он сам не понимал, с чего вдруг начал задавать ей эти вопросы. Если бы она на них ответила, он мог бы окончательно пропасть! Она стала бы для него личностью, и обратного пути не было бы. Не просто Присс, а личностью.
Не было бы обратного пути? Он нахмурился, идя за ней в спальню и расстегивая сюртук. И что, к дьяволу, он этим хотел сказать?
– У меня сегодня нет пуговиц, – сказала она с улыбкой. – Только булавки. Я могу справиться сама.
Она уже разделась, а он все еще рассеянно теребил пуговицы рубашки.
– Если ты будешь так дергать пуговицы, то оторвешь их и навлечешь на себя гнев камердинера и портного, – проговорила она, перешагивая через упавшее на пол платье и подходя к нему. – Обычно ты не бываешь таким небрежным, Джеральд. Позволь мне.
Она сказала это веселым тоном, и ее слова не прозвучали как упрек. Он стоял неподвижно, пока она расстегивала ему рубашку и вытаскивала ее из панталон. Нежно проведя по его груди кончиками пальцев, она отошла к кровати и легла на спину в обычной своей позе, дожидаясь его.
– Присс, – сказал он, – я собираюсь взять тебя на лето с собой в Брукхерст.
Ее рот приоткрылся от изумления.
– Какой смысл иметь содержанку, если она окажется вдали от меня в течение трех месяцев, а то и дольше? – пояснил он.
Он лег на нее, как делал это обычно, и стал дожидаться, чтобы она повернулась удобнее, а потом подсунул руки под нее и вошел.
– Я не хочу оставаться без тебя целых три месяца, – сказал он. – С тобой хорошо, Присс.
Он почувствовал, как она судорожно сглотнула.
– А твои родные? – спросила она. – Твоя прислуга? Соседи? Разве они не будут шокированы?
Об этом он не подумал. Он вообще не планировал брать ее с собой. Он совершенно об этом не задумывался!
– У меня там нет родственников, – ответил он. – Они все умерли. Слуги могут думать, что им заблагорассудится. Соседи все равно смогут меня навещать, а я смогу бывать у них. Тебе найдется куда ходить, Присс, так, чтобы с ними не сталкиваться, И в любом случае я тебя беру. Если кому-то это не понравится, это их личное дело. Если мне придется выбирать между тобой и одобрением моих соседей, то я выберу тебя.
Он начал двигаться внутри ее и удовлетворенно вздохнул, прижимаясь к ее щеке. Он находился там, где ему хотелось быть. Непонятно было, почему ему вообще пришло в голову отправляться на аукцион «Таттерсоллз», когда можно было пойти к Присс и лечь с ней в постель.
– Джеральд, – проговорила она, – а разве со мной не следовало посоветоваться?
Он остановился и приподнялся, чтобы заглянуть ей в лицо.
– А зачем? – удивился он. – Тебе не хочется ехать, Присс?
– Мне не хочется стать причиной скандала, – ответила она.
Он нахмурился, вглядываясь в ее лицо. Ему не хотелось думать. Его тело было полно желания и требовало действий.
– Но ведь в любом случае ты сделаешь то, что тебе будет сказано, – заявил он. – Следовало ли с тобой советоваться? Не думаю. Я плачу тебе за то, чтобы ты была моей любовницей, Присс, и делала то, чего я от тебя хочу, и отправлялась туда, куда я тебе скажу.
Он почувствовал, как она напряженно застыла.
– Мне кажется, что ты порой об этом забываешь, – добавил он. – Возможно, я дал тебе слишком много свободы.
Она смотрела на него.
– Ты поедешь со мной, – заключил он, – потому что я так решил. И я не желаю слышать от тебя ни единого возражения.
Он отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, и стал смотреть на ее хрупкие плечи с нежной кремовой кожей.
– Расслабься, Присс, – приказал он.
Она мгновенно ему повиновалась, и он уткнулся лицом в ее кудри и закончил свое дело быстрее, чем обычно. Он не получил никакого удовольствия. Он был слишком рассержен. Он гневался на нее за то, что она высказала сомнения, которые должны были прийти в голову ему самому, зато, что она заставила его понять неосмотрительность его решения. И он был страшно зол на себя, потому что его последние слова были слишком похожи нате, какие мог бы произнести его отец.
Он был зол нато, что вел себя как отец. Как диктатор. Раздраженный. Всегда правый. Презирающий женщин, которые находятся рядом с ним. Обращающийся с ними так, словно они вещи, а не люди.
– Присс! – Он не убрал руки с ее талии. – Присс? Она бесстрастно смотрела на него.
– Я хочу, чтобы ты была со мной, – сказал он. – Без тебя мне будет неуютно. И я хочу, чтобы ты провела лето в деревне. Тебе ведь это будет приятно, правда? Ты ведь раньше жила в деревне, так? Я редко вижусь с соседями, знаешь ли. В основном там будем только мы с тобой. Мне хочется, чтобы ты все сама увидела. Я хочу все тебе показать. Он для меня важен, мой дом. – Он помолчал. – Так ты поедешь со мной?
– А у меня есть выбор? – спросила она после долгой паузы, так что ему уже показалось, будто она не собирается ничего ему отвечать.
Он перевел дыхание.
– Нет, – признался он. – Но мне хотелось бы, чтобы ты поехала по доброй воле. Мне не хотелось бы видеть, что ты несчастна.
– Джеральд, я стараюсь тебе угождать. Не только потому, что ты платишь мне за мои услуги, и не просто потому, что ты мужчина и потому сильнее меня и можешь заставить меня тебе повиноваться. Я стараюсь тебе угождать, потому что таково мое желание, потому что я сама приняла решение стать твоей содержанкой и удовлетворять твои телесные потребности. Я могла остаться у мисс Блайд – и я бы так и сделала, если бы не захотела переехать к тебе и угождать тебе. Мне не нравится, когда ты говоришь со мной так, как ты сделал только что.
Он встал с кровати и начал одеваться. Натянув панталоны, он повернулся к ней.
– Хорошо, Присс, – проговорил он. – Выбор будет за тобой. Поезжай, если захочешь. Оставайся, если ты предпочтешь это. Я не стану тебя заставлять. Ты можешь выбрать одиночество и спокойный отдых, когда тебе не надо будет думать ни о ком, кроме себя самой. Ты заслужила это. Я намерен уехать примерно через неделю.
В ее улыбке появилось какое-то озорство.
– Я буду готова, – сказала она.
– Ехать со мной? – Он нахмурился.
– Ехать с тобой, – подтвердила она. Он застегнул рубашку.
– Женщины! – фыркнул он. – Я сойду в могилу, так и не поняв их. По-моему, и тогда я буду знать о них не больше, чем вдень своего появления на свет!
Присс встала с кровати, и его взгляд с удовольствием скользнул по ее фигурке. Она не потянулась за халатом, как обычно делала после соития.
Он обхватил ее стройную тонкую талию.
– Расстегни мне снова все пуговицы, Присс. Эта рубашка новая, и проклятущие пуговицы по-дурацки маленькие, и к тому же края у них острые. А потом ложись обратно в постель. Не знаю, как ты, а я устал. И не могу предсказать, как я буду себя чувствовать, когда посплю.
Она обняла его за шею.
В ее глазах опять появилась улыбка, и он смог снова заглянуть в них до самого дна.