Любовная западня

Глава 18

Почти пятидесятилетний Рамон Каррера стоял у окна, глядя на неправдоподобный закат, который можно увидеть только в Майами.

Кейти подошла и встала рядом с ним.

— Рамон! Ты устроил себе праздник для одного или я могу к тебе присоединиться? О чем ты думаешь?

— О городе, в котором живу. В одно и то же время я его люблю и ненавижу. Подобно женщине, которую любишь всем сердцем и вечно подозреваешь в измене. Он очарователен, он полон секретов. — Рамон печально посмотрел на нее. — Как и ты, Кейти. Вот о чем я на самом деле думаю — о тебе и твоих секретах.

— У нас у всех есть тайны, — тихо сказала Кейти. — Не сомневаюсь, что и у тебя тоже.

Рамон криво улыбнулся:

— Будь со мною откровенна, и я отвечу тебе тем же.

— Может быть, потом. — Кейти отвернулась. — По-прежнему ничего не слышно о Пане?

Рамон покачал головой:

— И вряд ли будет слышно, потому что его никто не ищет. Кроме меня. Я, должно быть, свихнулся на старости лет. Я тебе говорил, что у меня есть дом на берегу? Ну, так вот, с тех пор как тебя нашли, я каждый вечер совершал долгие прогулки вдоль океана. У меня была дикая мысль, что Джейсон появится. Пусть это глупо, но я не перестаю о нем думать.

— Пан был человеком-загадкой. Он производил такое впечатление на каждого, с кем сталкивался.

Рамон пристально посмотрел на горизонт:

— Я слышал, собирается еще один шторм. Хорошо, что ты здесь, а не там — на маленьком кораблике.

— Я рада еще больше. — Кейти передернуло. — Наверное, всю оставшуюся жизнь мне это будет сниться в кошмарах.

— Мне кажется, что в свое время тебе уже снились кошмары…

Кейти резко вскинула голову.

— Ты о чем? — с вызовом спросила она.

— О том, — терпеливо ответил Рамон, — что с тобой должно было случиться нечто ужасное, дающее Сэвиллу возможность тебя шантажировать.

— Ты все еще не знаешь, в чем тут дело.

— Не буду пыжиться — вероятно, я этого вообще никогда не узнаю. Тем не менее я уверен, что этот человек имел на тебя компрматериал, который мог бы серьезно тебе навредить, если бы получил огласку. Я не верю, что вы собрались вспомнить старое доброе время. Думаю, вы сообща решили его спровоцировать.

Кейти вздрогнула, и Рамон понял, что недалек от истины.

— Я надеюсь, ты не поделился своей умозрительной гипотезой с уполномоченным? — после долгой паузы спросила она.

Рамон тяжело вздохнул:

— Я должен был это сделать, но не сделал. Как ты знаешь, Леттсон закрыл дело так быстро, что я не успел и глазом моргнуть. Кто-то в конгрессе об этом позаботился.

Кейти, казалось, не замечала его сарказма. Рамон был прав. Ее тщательно подобранные слова попали в точку. Уполномоченный был честолюбив и знал, куда ветер дует.

— В любом случае ты должен быть доволен, что можешь снова ловить преступников.

Рамон скривился.

— Мы их ловим, а суды освобождают. Почему вы там, наверху, ничего с этим не делаете? Кстати, — Рамон глубоко затянулся, раскуривая потухшую сигару, — я вот вспомнил тот законопроект, который ты пытаешься протолкнуть, — насчет актов насилия. Мне он понравился — в нем есть толк.

Кейти была рада, что из-за сигарного дыма Рамон не может видеть выражение ее лица.

— Мог бы быть. — Она опустила глаза. — Видел бы ты, какой закон против курения я пытаюсь провести через комитет!

Рамон предпочел проигнорировать это заявление.

— Знаешь, меня всегда удивляло, что ты в Вашингтоне примыкаешь к консерваторам. Мне всегда казалось, что ты скорее либерал.

— Я никогда не относилась к радикалам. И сейчас к ним не отношусь. В программе моей партии есть много пунктов, с которыми я не согласна. Но состоять в мощной фракции более эффективно, чем находиться в одиночестве и взывать гласом вопиющего в пустыне.

— Мне кажется, что это как-то… нечестно.

— Так и есть. Честной политики вообще не бывает, а раз я женщина, выступающая в мужской сфере деятельности, то должна быть даже менее честной, чем большинство. Помнишь Элдриджа Кливера? А Тома Хейдина? Мне не нравятся ни они сами, ни их политика, но я не могу не восхищаться тем, как они действовали, не становясь прямо в оппозицию. Подобно им, я работаю внутри структуры и, если выпадает такая возможность, каждый раз наношу удары по тем вещам, что мне не нравятся. — Кейти пожала плечами. — У Беллы Эбзуг были свои методы. У меня — свои.

— Методы? Да эта женщина все время перла как бульдозер! — Воинствующие феминистки никогда не приводили Рамона в особенный восторг. — И в руке держала кожаный хлыст вместо антенны.

— Точно! — Кейти улыбнулась. — Теперь, вероятно, ты услышал о моей политической жизни больше, чем действительно хотел узнать.

— Кроме одного. Почему прошлой осенью ты не стала проводить дебаты насчет абортов? Я не политик, но мне кажется, что это только принесло бы тебе голоса.

— Мне не нравятся термины, — не поднимая глаз, сказала Кейти. — «Свободный выбор», «право на жизнь»… Эти слова кажутся мне такими же чопорными и самодовольными, как и многие мои коллеги в конгрессе.

— Жаль, что все эти годы мы не были близки. Мне было бы интересно видеть, как взрослеет Кейти. — Он очень хотел ее обнять, но не знал, хочет ли этого она. — Помнишь то первое Рождество, когда ты не приехала домой?

— Да, помню, — срывающимся от волнения голосом ответила Кейти.

— Тогда я подъехал к твоему дому и остановился возле ворот. Я стоял, смотрел на елочные гирлянды в окне и жалел о том, что мне не хватает духу подойти туда и спросить, где ты и почему не приехала на Рождество. Я так и не понял, что произошло, Кейти, — внезапно сказал Рамон. — Может быть, твой отец и имел право меня прогнать, но я знаю, что тогда ты хотела, чтобы это случилось — так же как и я. Так почему же ты возвращала мне письма нераспечатанными? Почему не отвечала на телефонные звонки? Я чуть не сошел с ума — думал, что, может быть, действительно тебя сильно обидел или, может, дело в том, что я кубинец…

— Нет! — резко сказала Кейти. — В тот вечер в бассейне я поняла, что ты тот мужчина, который мне действительно небезразличен. Чарльз и остальные… они были мальчишками. Подростками. Такими они и остались.

— Тогда почему ты не позволила мне снова тебя увидеть? Твой отец не смог бы помешать нам видеться, если бы ты действительно этого захотела.

— Нет, мог. И помешал…

Кейти рассказала ему о том соглашении, которое заключила с отцом. Закончив, она посмотрела на Рамона. На его лице было написано безграничное удивление.

— Он бы это сделал, — закончила Кейти. — Я знаю своего отца… он не бросал слов на ветер.

Рамон едва мог говорить:

— Ты… спасала мою шкуру?

— Скорее, стипендию. О своей шкуре ты и сам мог позаботиться, — с легкой улыбкой заметила Кейти.

Ее тут же осыпали поцелуями.

— Кейти, моя чудесная Кейти! Я должен, я должен был это знать! Подумать только, ты ведь сделала это ради меня! Ты меня по-настоящему любила! Она меня любила!

С этими словами Рамон оборвал лепестки у одной из маргариток и подбросил в воздух у себя над головой. Кейти смеялась, но он не обращал на это внимания: он снова чувствовал себя восемнадцатилетним юнцом, влюбленным в единственную девушку на свете. Рамон крепко обнял Кейти так, что она не могла сдвинуться с места, и так же крепко поцеловал.

— Моя милая Кейти, знаешь ли ты, каким счастливым меня сделала? Та любовь, что я чувствовал к тебе тогда, никогда не умирала, она все время росла и росла, и сейчас я чувствую, что готов взорваться!

Поцелуи становились все более настойчивыми.

— О дорогая! — хрипло прошептал Рамон. — Я никогда не забуду, что чувствовал той ночью, держа тебя в объятиях. Я вспоминал об этом миллион раз, вспоминал, как ты выглядела, когда я занимался с тобой любовью. — Он немного отстранился и посмотрел на нее. — Знаешь, после того как ты не приехала домой на Рождество и когда я услышал, что ты не собираешься домой и на весенние каникулы, я составил дьявольский план. Я собирался приехать и увидеться с тобой, несмотря ни на что…

Кейти отвернулась и взяла одну из маргариток. Безжалостно ее теребя, она пыталась что-нибудь придумать, она не могла признаться в том, что ее изнасиловали и она сделала аборт. Тогда Рамон узнает, что его подозрения насчет Джейсона имеют под собой основу.

— В тот день, когда я должна была уезжать на рождественские каникулы, тете Лиле стало плохо, — солгала Кейти. — Пан попросил меня остаться и помочь за ней присмотреть. Что касается весенних каникул… — она сделала глубокий вдох, — я прошла несколько собеседований в Вашингтоне, чтобы получить работу в конгрессе. Это… это значило для меня намного больше, чем встреча с перезрелыми подростками, которых я привыкла называть своими друзьями.

— И все-таки я верю, что для нас обоих жизнь пошла бы по-другому, если бы в ту весну ты приехала домой и мне удалось каким-то образом тебя увидеть, — сказал Рамон, снова заключив ее в объятия.

Кейти неподвижно застыла, думая о том же. Поддержал бы он ее в беде или отнесся к ней как к прокаженной? Будучи искренним католиком, как бы он отнесся к аборту? Кейти высвободилась из объятий Рамона и улыбнулась ему:

— Тебе пора идти. Даже для капитанов полиции время посещения закончилось.

После слабых протестов он ушел.

Кейти подошла к окну. Когда-нибудь, если удастся воскресить их давний роман, она расскажет ему о тогдашнем Рождестве и о том, что случилось после…

По иронии судьбы Кейти узнала о своей беременности в тот самый день, когда впервые услышала телевизионное сообщение о новом оральном контрацептиве, который миллионы освобожденных женщин впоследствии будут называть просто пилюлей. Это было в начале 1955 года. Кейти сидела перед телевизором в курилке, где женщины Эйвери собирались покурить, сыграть в бридж или просто расслабиться.

Кейти пришла сюда, чтобы с помощью телевизора отвлечься от решения дилеммы, вставшей перед ней сегодня, когда результаты анализов, проведенных доктором из Мариэтты, оказались положительными. Услышав новости о революционном изобретении Пинкуса-Хоуглэнда, которое будет в центре внимания намеченной на 1955 год Конференции по планированию семьи, Кейти рассмеялась. В ее смехе не было ничего радостного — в нем звучало лишь отчаяние.

Сидевшая рядом Франческа, которая читала ходивший по рукам в кампусе потрепанный томик «Лолиты», замаскированный обложкой от книги Джейн Остин, с изумлением уставилась на подругу:

— Кейти, что это за смех? — Она посмотрела на экран, затем снова на свою подругу. — Неужели создание доступной всем пилюли против беременности может кого-то рассмешить?

— Да я не о том, — сказала Кейти. — Я просто смотрю на этих девчонок в шляпах «Клуба Микки-Мауса», которые ждут, когда начнется их дурацкое шоу. Вот они сидят, слушают о последних достижениях в деле контроля над рождаемостью и ждут своих «мышкетеров».

Франческа посмотрела на фанаток в их действительно нелепых шляпах.

— Я рада, что ни одна из нас никогда не была такой глупышкой. Смотри-ка, сегодня вечером у тебя веселое настроение! Давай вытащим Тимбер из библиотеки и пойдем поедим пиццы.

Об одном упоминании о пицце Кейти затошнило.

— Нет, я на диете. Пойдем лучше к Тредмиллу — я там съем тарелку супа или что-нибудь еще низкокалорийное.

— Эй, девочки! — зашипела на них одна из поклонниц Аннетт. — Не надо так громко разговаривать!

— Пошла ты к черту! — вполголоса пробормотала Франческа, вместе с Кейти пробиваясь через толпу старшекурсниц. — Да уж! — пожаловалась Франческа, когда они выбрались из прокуренной комнаты. — И Эйвери еще считается одним из лучших учебных заведений Юга! Поверишь ли — эти две подруги входят в «Фи бета»!

— Наверное, им нужно что-нибудь нелепое, чтобы на время вырваться из той возвышенной атмосферы, в которой они живут. Представь себе, что ты целый год живешь в библиотеке, да еще на верхних полках!

Внимание Франчески больше привлек отрешенный взгляд Кейти, чем ее неожиданное заступничество за известных в кампусе интеллектуалок.

— Кейти, ты хорошо себя чувствуешь?

Кейти замерла посреди двора. Она почувствовала, как к горлу вновь подкатывает преследовавшая ее в последнее время тошнота. «Господи, неужели это так заметно? Неужели все знают о том, что у меня будет ребенок?» — в отчаянии подумала Кейти. Сколько раз она хотела сознаться и рассказать своим подругам о том, что случилось!

Тем не менее Кейти и сейчас не стала этого делать. Прикусив язык, она постаралась принять нормальный вид. Однако новость, которую она сегодня узнала от хмурого маленького врача в Мариэтте, угнетала ее все больше и больше.

— Ч-что ты сказала? Я выгляжу больной? Я тебе ведь уже говорила, что прихватила грипп, но ничего страшного. Я уже приняла аспирин.

— Ты выглядишь немного странно, но дело не только в этом, — с сожалением сказала Франческа. — Я наблюдала за тобой утром на уроке французского. Ты даже не слышала, что месье Журдан вызвал тебя прочитать раздел из «Маленького принца». Учитель — славный человек и не стал тебя смущать, поэтому вызвал кого-то еще, но должна тебе сказать, что он явно недоумевал, почему его лучшая студентка витает в облаках.

— Я просто стараюсь найти предлог не ехать домой на весенние каникулы, — смущенно пробормотала Кейти.

Нужно что-то сделать. Скоро весь кампус об этом узнает. Тогда ее с позором пошлют домой, и отец… О Боже — отец! Если он узнает, что его дочь забеременела в результате изнасилования двумя хулиганами, то… У Кейти внутри все похолодело.

— Папа хочет, чтобы я была на открытии отеля «Иден рок»[20] на побережье. Он там будет произносить речь или что-то в этом роде, а по мне, пусть лучше вообще не будет никаких каникул, чем такие.

«Почему богатые все время недовольны роскошью, а бедные только о ней и мечтают?» — уже в который раз подумала Франческа.

— Звучит не так уж и ужасно, — заметила она.

— Надоело! — резко ответила Кейти. — Ты меня понимаешь? Все это мне страшно надоело! — Она была готова заплакать. Что же теперь делать? — Чесс, мне бы хотелось, чтобы вы с Тимбер поняли: быть состоятельной не так уж сладко. Деньги и согласие — вещи разные. Это не значит…

— Я слышу, что мое имя упоминают всуе! — Голос Тимбер прервал притворные жалобы Кейти. — Как хорошо, что вы пришли, чтобы забрать меня из этого хранилища знаний! Я заявляю, что, если мне придется прочитать еще одну греческую трагедию, со мной самой произойдет трагедия. Кстати, не пропустить ли нам сегодня посещение «тошниловки»? Говорят, там сегодня что-то совершенно ужасное. Сплошная соль с перцем.

— Ты читаешь наши мысли на расстоянии, — сказала Франческа. — Мы как раз пришли за тобой. Кейти хандрит, и надо ее взбодрить.

Тимбер подняла свою связку книг.

— Я только «за». До понедельника у меня осталось два доллара, и можно смело пустить их на ветер. Не надо будет ломать голову, как растянуть их еще на недельку. — Когда Кейти не стала читать свою обычную лекцию насчет невероятной способности Тимбер мгновенно растрачивать свое небольшое месячное содержание, та обеспокоенно спросила: — Эй, Кейти, ты хорошо себя чувствуешь? В последнее время ты немного осунулась и…

— Слушайте, вы когда-нибудь отстанете? — Кейти знала, что такая чрезмерная реакция только укрепит их беспокойство, но ей была невыносима мысль о том, что нужно еще один вечер делать вид, будто ничего не случилось. — У меня просто месячные, и все. — Если бы так! Впервые в жизни Кейти была бы рада менструации. — Вы идите, девочки! Я пойду домой, отлежусь. Я совсем не хочу есть. — Никогда в жизни ей не было настолько неприятно даже простое упоминание о еде. Мысль о двойных чизбургерах, которые ее подруги обычно заказывали у Тредмилла, вызывала у Кейти отвращение.

Франческа и Тимбер мгновенно стали очень заботливыми.

— Пусть Пан напоит тебя горячим чаем с джином, — посоветовала Франческа. — Он мне так сделал на прошлой неделе, и это очень помогло.

— Когда после Нового года я думала, что умру, он дал мне свою грелку. — Раньше Тимбер немного стыдилась своего ежемесячного недомогания. Но Джейсон, узнав, что Морин Дьюлани с печальной небрежностью относилась к делу просвещения своей дочери в этом вопросе, прочитал Тимбер небесполезную лекцию о женских месячных циклах. — Тебе тоже стоит это попробовать.

Возвращаясь в коттедж, Кейти рассмеялась. Ее подруги настолько зависят от Пана, что это становится смешным. Они советуются с ним насчет учебы, денег, мальчиков и даже месячных! И теперь она спешит домой, чтобы выплакаться у него на плече и рассказать о том, что узнала сегодня. Смешно и немного страшно. Без Пана ей наверняка не пережить бы эту ужасную новую трагедию.

Но Кейти знала, что больше ей не к кому обратиться. Она с содроганием подумала о своем отце. А мать и того хуже. Кейти прекрасно представляла, с каким презрением Линн будет смотреть на нее, когда услышит о беременности.

Кейти взглянула на свет в комнате Пана и ускорила шаги. На душе у нее стало легче. Слава Богу, он дома. Ей не нужно переживать это в одиночку. Забыв о своих бесконечных в последнее время головокружениях, Кейти взбежала вверх по ступенькам.

Все ее страхи остались позади. Пан ей поможет. Пан найдет выход. Ведь до сих пор всегда было так.

— Вы уверены, что хотите именно этого, Кейти? Совершенно уверены? — Джейсон выключил радио и заглушил мотор «паккарда». Все тридцать миль дороги в Ла-Велль они не разговаривали, только слушали радио и думали каждый о своем. — Если у вас есть какие-то сомнения относительно аборта, еще не поздно передумать.

Кейти пристально смотрела на ярко освещенный вход в маленький аккуратный домик.

— Я не хочу этого ребенка, Пан, — прошептала она. — Я не могу себе этого позволить. Просто не могу. Боже, я так боюсь! Вы… вы все время будете со мной?

Джейсон с чувством пожал ей руку:

— Душенька, доктор сказал, что туда никто не должен входить, кроме пациентов. Вы должны это понять. Он нарушает закон, и чем меньше людей в этом замешано, тем для него лучше. Но я буду ждать здесь до тех пор, пока все не закончится. Все будет в порядке, и я отвезу вас домой. Ну, не домой, а в тихое место, где вы сможете отдохнуть. А потом мы поедем домой, и с вами все будет хорошо, Кейти.

— Пан… — Кейти трясло как в лихорадке. — Он не один из тех мясников, о которых столько говорят? Я слышала об одной девушке, которая стала истекать кровью и…

Джейсон прижал Кейти к груди.

— Господи, если уж вы решились, то даже не думайте о подобных вещах. — Он с нежностью погладил ее по голове. — Не этого я хотел для вас, Кейти, — серьезно сказал он. — Вам следовало бы лежать в современной больнице, в окружении лучших врачей и сиделок, чтобы у кровати стояли цветы, но так не получается. При сложившихся обстоятельствах это лучшее, что мы можем сделать.

— Вы уверены, что он настоящий врач? — прошептала Кейти.

Джейсон кивнул.

— Я это проверил. Он, конечно, не самый лучший, но свое дело знает. Мне рассказала о нем сиделка в Пьедмонте и поклялась, что он лучший из тех, на кого мы можем рассчитывать. — Он обошел машину, чтобы помочь ей выйти. — Послушайте, Кейти, — Джейсон пристально посмотрел на девушку, — может быть, мы вместе позвоним вашим родителям, и я объясню им…

Кейти печально вздохнула:

— Нет, Пан, только не мои родители. Я не хочу, чтобы они в этом как-то участвовали. Я вам когда-нибудь рассказывала о Рэгс? — тихо спросила она, остановившись в дверях. — Это была собака — коккер-спаниэль, первое живое существо, которое я действительно любила. Я любила эту собаку, Пан. И знаете, что сделала моя мама, когда узнала, что Рэгс беременна? — Джейсон отрицательно покачал головой. — Я была тогда в лагере. Мать погрузила мою собаку в машину и отвезла в Маршалл-парк. Там она ее и оставила. Просто выкинула на улицу.

— Она не очень хорошо поступила, — Джейсон поморщился, — но все же разница между собакой и собственной дочерью огромна.

— Разве? — Кейти усмехнулась. — Ладно, пусть моя мать не станет меня выбрасывать на улицу. Но я бы предпочла именно это, чем всю жизнь потом выслушивать высказывания отца по поводу моего морального облика.

— Ваше отношение к родителям не должно заставлять вас совершать поступки, о которых потом вы можете пожалеть.

Обернувшись, девушка посмотрела на своего старшего друга. Она уже почти успокоилась.

— Дело не в этом, Пан. Я много думала и каждый раз приходила к одному и тому же выводу: с этим ребенком я не смогу устроить свою жизнь так, как хочу. Я обязательно должна когда-нибудь попасть в Вашингтон. Но с незаконнорожденным ребенком меня не изберут. Общественный деятель не должен иметь сомнительное прошлое.

— Аборт не просто сомнительное дело. Это незаконно. А если этот факт раскопают журналисты, когда вы будете на политическом Олимпе?

Кейти опустила глаза, стараясь скрыть с новой силой охватившее ее волнение.

— Ну, ведь об этом знаем только вы и я. Ох нет — и доктор, конечно. Но уж он-то наверняка ничего не скажет.

Кейти уже вошла в дом и не видела выражения лица Джейсона. Это потом, много позже, она будет гадать, не тогда ли у Джейсона Сэвилла созрел его дьявольский план. Пока же Кейти не могла отделить в своем наставнике добро от зла.

Хуан Морено просунул голову в палату, занимаемую Кейти. Она была благодарна, что он прервал ее безрадостные воспоминания. Джейсона больше нет. Пора оставить прошлое позади.

— Вы спали? — любезно поинтересовался Морено.

— Да, — с улыбкой ответила Кейти. — Вы пришли меня разбудить, чтобы дать еще снотворного?

— В этом нет необходимости, как, собственно, и вообще в дальнейшем лечении. У вас крепкое здоровье, мисс Макфоллз. И я рад сообщить, что вы снова абсолютно здоровы.

— У меня хорошая наследственность, доктор Морено. К тому же я слежу за собой. Этого требует профессия.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что меня удивляет, когда такая привлекательная женщина занимается политикой и пренебрегает семьей.

— Если бы каждый раз, когда мне это говорят, я брала по двадцать центов, то наверняка бы обогатилась. — Кейти вздохнула: — А если честно, то не я выбирала политику — это она выбрала меня. Я провела юность на митингах, собирая подписи в поддержку регистрации черных студентов, в поддержку прав женщин и все такое прочее. Возможно, у меня просто не было времени, чтобы побыть молодой. Не было времени, чтобы влюбиться.

— Это печально. Тот капитан полиции, который проявляет к вам такой интерес, — он тоже никогда не был женат, — лукаво добавил доктор Морено.

Кейти усмехнулась:

— Вы, наверное, без всякой лицензии занимаетесь сватовством, доктор.

Доктор Морено покраснел:

— Вероятно, у меня еще мало опыта. В любом случае я возвращаюсь к своим обычным занятиям. Спокойной ночи, мисс Макфоллз. Завтра я с вами увижусь в последний раз — перед выпиской.

— Спокойной ночи, доктор Морено. И спасибо вам за все.

Когда доктор закрыл за собой дверь, Кейти слегка улыбнулась. Рамон Каррера был той частью ее прошлого, которую она не так уж и хотела оставить позади. Было очень романтично снова разжечь огонь, который так безжалостно затоптали тридцать лет назад. Было очень романтично снова найти друг друга.

Кейти с самого начала нравилась в Рамоне именно его романтичность. Только Каррера мог через столько лет вспомнить ее любимые цветы.

На этот раз, когда Кейти уснула, ее больше не мучили кошмары.

— Моя родная! — Морин со слезами на глазах обняла дочь. — Если бы ты только знала, как я беспокоилась! Я чуть не сошла с ума. А Кейти каждый вечер звонила из школы и спрашивала, можно ли ей приехать в больницу.

— Знаю. Я только что с ней говорила и сказала, что со мной все в порядке. Похоже, девочку больше беспокоит не здоровье, а слава матери. — Тимбер слегка улыбнулась. — Я думаю, что твоя внучка стала снобом, Морин.

— Ну, если даже и так, то это вы с отцом ее испортили! Вот почему я никогда не соглашалась поселиться с тобой в большом доме. Нет уж, спасибо, мне нравится жить самой по себе!

— Как там Тумер переживает отставку? — поинтересовалась Тимбер, зная, как Тумер не хотел отдавать кому-то бразды правления: Тимбер лишь недавно убедила старого негра переселиться в небольшой домик у реки, где он мог мирно доживать свой век.

— Ловит плотву и лещей и страшно доволен. Просил передать тебе, что, когда ты приедешь домой, он угостит тебя жареной рыбой. — Морин подвинула свой стул поближе к кровати. — Может, ты помнишь мужика Дэйзи Перл — всегда такой нахальный? Так вот, этот тип напился и где-то за городом сжег их трейлер. — Морин прицокнула языком. — А она опять в положении.

Тимбер застонала. За эти годы она постоянно пыталась помочь Дэйзи Перл вырваться из этого порочного круга, но ничего не получалось.

— Ну, тут как раз подойдет та работа, которую я нашла ей в больнице. Когда вернусь домой, то постараюсь еще что-нибудь придумать. — Тимбер села. — Мама, как же ты сюда так быстро добралась? Я же только утром с тобой говорила… Ты… неужели?..

Морин кивнула:

— Я прилетела на самолете.

— Ох мама! — Тимбер одновременно заплакала и засмеялась. — Ты это сделала только для того, чтобы меня увидеть! Я ведь знаю, как ты боишься летать!

— Ты по-прежнему моя маленькая девочка, Тимбер. — Морин смахнула слезу. — Ты мое сердечко, и оно болит, когда тебе больно. Ты ведь чуть не умерла… Знаешь, пока ты лежала в больнице, я решила, что мне надо приехать. — Она с легкой укоризной посмотрела на дочь. — Тимбер, Тимбер, как глупо было столько лет скрывать от меня правду.

— Ох мама! — Тимбер побелела как полотно. — Ты обо всем знаешь, да? О том, как умер Вулф, о том, что в этом моя вина?

Морин кивнула:

— Наверное, так у всех стариков. Иногда вдруг что-то понимаешь, хотя вроде ничего нового и не узнала. После того как ты в такой спешке уехала, я пошла прибрать в твоей спальне…

— Мама, ты не должна делать домашнюю работу! Я тебе говорила…

— Шшш! Так или иначе, я взяла твои ботинки — ты ездила на лошади как раз перед тем, когда эта женщина, Франческа, тебе позвонила — и увидела на них коровий навоз. И тут я вспомнила то утро — после того как умер Вулф. Я прибирала в доме, просто чтобы отвлечься, и увидела, что в углу лежат твои шорты. Сзади они все были заляпаны коровьим навозом, Тимбер. — Морин медленно покачала головой. — Наверное, я тогда задвинула это в память куда-нибудь подальше. А сейчас вспомнила. — Морин посмотрела в глаза дочери. — Я хочу спросить у тебя только одно, Тимбер. Ты специально это сделала, чтобы избавиться от Вулфа?

— Нет, мама! Нет!

— Слава Богу! — Морин глубоко вздохнула. — А теперь поплачь — тебе это давно было нужно. — Она протянула руки и обняла рыдающую Тимбер. Издавая воркующие звуки, Морин укачивала ее, и Тимбер чувствовала, как тает ледяной комок, все эти годы таившийся в ее душе.

В конце концов Морин уехала в гостиницу аэропорта. Когда Тимбер выпишут, они вместе поедут домой.

Глядя на огни проезжающих машин, Тимбер стояла у окна. Если бы ее мать тогда взглянула в глаза правде, все могло бы быть иначе. Может быть, не случилось бы и того, что произошло на борту «Саргассуса».

— Нет! Я не буду сейчас об этом думать. Не буду! — вслух произнесла Тимбер.

Она закрыла глаза, моля, чтобы сегодня ей вновь не приснился Пан, как это было каждую ночь после их чудесного спасения. В последнем, самом ужасном сне он пришел сюда, в ее палату, весь увитый морскими водорослями. С выпученными глазами, с бледным распухшим лицом, он указывал на Тимбер пальцем и шевелил губами.

— Не сегодня! — укладываясь спать, молила Тимбер. — Пожалуйста, не дай ему прийти сегодня.

Ее молитва была услышана. В эту ночь ей снился не Джейсон Сэвилл. И не муж, за которого она вышла более четверти века назад…