Любовная западня

Глава 2

На дворе был 1954 год. Прошло уже почти двенадцать лет с того дня, когда Тимбер Дьюлани стояла здесь, рядом с плакучей ивой, и смотрела, как папа вырезает на стволе дерева ее инициалы и дату рождения.

Дерево и Тимбер росли вместе. Скоро ей уже стукнет восемнадцать. Тимбер дотронулась до расплывшейся надписи и, вспомнив себя семилетней девчонкой, улыбнулась. Как она гордилась, когда впервые принесла домой тетрадку с собственноручно написанными словами.

— Вот так, ласточка. Теперь твое имя будет красоваться на этом дереве до скончания века. Может быть, я больше нигде не оставлю следа, но тебе, наверное, это удастся. Да, Тимберли Дьюлани, если много читать и стараться стать лучше, то когда-нибудь ты непременно оставишь свой след в истории! — сказал отец.

Да, когда-нибудь! — вздохнула Тимбер. Ей ужасно не хватало отца весь тот год, что прошел со дня его смерти. И теперь, когда мама снова вышла замуж, ей будет не хватать его еще больше.

Но Тимбер ускользнула из дома вовсе не для того, чтобы думать о своем отвратительном отчиме! Девушка взяла книгу, которую принесла с собой, и села на охапку сосновых иголок, прислонившись спиной к стволу. Даже для летнего дня в Джорджии было жарко. Тимбер достала бутылку «Неги», которую купила в небольшой лавочке в негритянских казармах Фортсонов. На ее коричневых от загара бедрах выступили капельки пота. Тимбер с наслаждением отхлебнула из бутылки. Затем, взяв в рот сосновую иголку, она погрузилась в книгу.

Предупреждая о чьем-то приближении, вверху на ветке заверещала и завертела хвостом белка. Тимбер встрепенулась. Сквозь аромат жимолости доносился запах дешевого табака, который курил ее отчим. Она с отвращением поморщилась. В этот момент под ветвями плакучей ивы появился Вулф Рэгленд[3] и присел на корточки рядом с падчерицей.

— Значит, вот ты куда сбежала! А твоя мама сказала, что ты пошла собирать ежевику к ужину. — Взгляд Вулфа перешел на бутылку «Неги». — Я бы не отказался это попробовать, — с ухмылкой сказал он.

Вызывающе глядя на Вулфа, Тимбер взяла бутылку и откупорила ее.

— Из-за этой жары она вся выдохлась, в ней больше нет газировки. А что касается ежевики… — она подняла пустую корзинку, — еще не стемнело, так что можете сами ее собрать. Только старайтесь издавать как можно больше шума, чтобы отпугнуть змей. Тут в последнее время в этом отношении небезопасно.

Вулф Рэгленд захохотал.

— А ты ничего. И имя Тимбер тебе очень подходит. Прекрасное имя для симпатичной девчонки. — Он пододвинулся ближе. — Дело в том, что твоя мать никогда не говорила мне, что у нее есть дочь — тем более такая взрослая. Если бы я знал об этом, то даже спьяну не женился бы на ней так быстро. В такой ситуации лучше подождать, когда подрастет дочка. — Вулф наклонился, и девушка почувствовала запах сигарет «Хоумран», которые непрерывно курил отчим. Его дыхание шевелило волосы Тимбер, до блеска промытые дождевой водой и мылом «Оксидол». — Что это за книгу ты читаешь?

Не отвечая, Тимбер отодвинулась. Она снова и снова перечитывала один и тот же абзац. Мисс Карнс, заведовавшая передвижной библиотекой штата Джорджия, оставила Тимбер эту книгу, зная, как девушка любит читать о необыкновенных людях и романтических местах. «Подумать только! — восторженно сказала она Тимбер. — Когда Франсуаза Саган написала эту вещь, она была всего лишь на год старше тебя».

Когда мать Тимбер привела домой нового мужа, жизнь ее дочери резко изменилась. Мысль о том, что Вулф Рэгленд живет с ней под одной крышей, не давала Тимбер покоя.

Пальцем, от которого тоже сильно несло табаком, Вулф прикоснулся к подбородку своей падчерицы. Тимбер в тысячный раз дала себе молчаливую клятву, что никогда не станет курить.

— Что случилось, милашка? Киска съела твой язычок? Почему ты даже не хочешь поговорить со своим новым папочкой и сидишь, уткнув нос в какую-то дрянную старую книжку?

Чтобы избавиться от неприятного прикосновения, Тимбер отодвинула голову и подняла взгляд на своего мучителя. Пожалуй, Вулф Рэгленд был по-своему красив. С первого же взгляда на него сразу становилось ясно, почему новый муж Морин Дьюлани отзывался на такую странную кличку — Вулф[4]. Глубокая складка на переносице и желто-коричневые глаза действительно придавали ему вид хищника. В движениях Вулфа сквозила даже своеобразная грация, вызывавшая у Тимбер мысль о припавшем к земле волке, готовом броситься на свою жертву.

— Вы мне не папа, — холодно сказала она. — И если бы мама не обманула вас, сказав, что этот участок принадлежит нам, а не Фортсонам с Холма, вы бы никогда на ней не женились — даже вдребезги пьяный.

Вулф засмеялся. Тимбер с запозданием вспомнила о том, что ее гнев только доставляет ему удовольствие. Тимбер возненавидела Вулфа с первого взгляда, но его это, казалось, только радовало.

— Что верно — то верно! Твоя мама действительно повесила мне лапшу на уши. Если бы я знал, что вы с матерью всего лишь издольщики, то вряд ли пошел к мировому судье. Пожалуй, у меня были варианты и получше. — Он понизил голос, обшаривая взглядом фигуру Тимбер: — С другой стороны, я не прочь стать папой самой симпатичной девчонки в округе Вэр. Послушай! — сказал Вулф, и глаза его заискрились от смеха. — Наши с тобой имена очень подходят друг к другу. Ну да! Вместе получается Деревянный Волк. Как тебе это нравится?

Тимбер всю передернуло от слов отчима.

— На самом деле меня зовут Тимберли, — не скрывая своего раздражения, заметила она. — Мама услышала это имя в радиоспектакле как раз перед тем, как я родилась.

Тимбер всегда подозревала, что в своем рвении дать дочке эффектное имя ее мать ослышалась, и по радио на самом деле сказали «Кимберли». Но так как имя выделяло Тимбер среди других девушек, она не жаловалась. Когда Тимбер станет богатой и известной, необычное имя будет ей только на руку.

— Мне нужно готовить ужин, — не в силах больше выносить нежные взгляды Вулфа, она вскочила на ноги. — Если вы не хотите собирать ягоды, то можете по крайней мере подоить старую добрую Пинки. Конечно, если вы знаете, как надо доить корову.

Вулф улыбнулся и встал, лениво разглядывая груди Тимбер.

— Я еще под стол пешком ходил, а уже умел дергать за сиськи.

Тимбер покраснела как рак и поспешила уйти. Дойдя до сада, она остановилась, отбиваясь от желтых мух, которые в жарком и влажном климате Джорджии были еще невыносимее, чем москиты. Тимбер сорвала два кукурузных початка и положила их в придачу к мясистым помидорам и кабачкам в корзинку. Из этого и из жаркого, оставшегося с воскресенья, она приготовит своей матери неплохой ужин. Чтобы сохранить фигуру, Морин Дьюлани старалась ужинать пораньше.

Оказавшись в маленькой кухне с потертым линолеумом и старинной деревянной сушилкой, Тимбер проворно принялась за работу. Она нарезала кабачки и, как любил папа, смешала их с луком и маслом. Затем отрезала ломоть свиного жира для кукурузы. Расставив на столе щербатые фарфоровые тарелки, которые ее мать десятками покупала в Вэртауне, Тимбер нарезала также целую тарелку огурцов и помидоров. Для холодного чая в леднике был припасен кусочек льда.

Работая на кухне, Тимбер всегда слушала радио. Правда, сегодня Морин мучила тяжкая головная боль, и потому девушка сделала звук как можно тише. Звучала пронзительная мелодия песни «Голубая луна в Кентукки». Тимбер постаралась не пропустить тот момент, когда ведущий объявил имя исполнителя. Им оказался новый певец, некто Элвис Эйрон Пресли. Тимбер где-то прочитала, что ему всего лишь девятнадцать лет. Сейчас она не знала, чего ей больше хочется: написать книгу, как та девушка из Франции, или выступать по радио, как тот парень из Теннесси…

Фантазии Тимбер на тему о том, как она в девятнадцать лет станет богатой и знаменитой, прервал голос Морин Дьюлани.

— Иду, мама! — отозвалась девушка.

Тимбер очень хотелось рассказать матери о Вулфе, но она знала, что не сможет нанести ей такой удар. Морин и так приходилось несладко.

— Прости, мама. Я думала, что ты спишь, и потому немного задержалась. Но ужин уже готов, осталось только разогреть жаркое. — Тимбер подняла жалюзи, стараясь разглядеть, не вернулась ли корова.

— Не надо, дорогая. В темноте мне легче. Я уже приняла три порции порошков, но все равно чувствую себя так, как будто кто-то бьет по голове топором. — Тихий голос Морин дрожал от боли. Мигрени начали ее преследовать с тех пор, как она второй раз вышла замуж. Тимбер втайне подозревала, что головные боли появляются у матери от чрезмерных усилий казаться молодой и сексуальной (Вулф был почти на десять лет ее моложе).

Девушка опустила жалюзи и подошла к постели матери, откинув противомоскитную сетку.

— Ты выглядишь… уставшей. — Тимбер чуть было не сказала «ужасно».

Морин действительно выглядела ужасно. Следы от ярко-оранжевой помады походили на кровоточащую рану. Кроме того, Тимбер терпеть не могла мелкий перманент, который Билли Джордан делал матери в местном салоне красоты. А ведь когда-то у нее были прекрасные длинные каштановые волосы!

— Давай-ка я принесу еду сюда. Думаю, тебе лучше не вставать. — Тимбер заботливо поправила матери подушку. — Может, сварить кофе?

— Что ты, через минуту я встану! Вулф не выносит бездельников. Я просто посижу с вами, может быть, выпью стакан ледяного чая. — Морин страшно боялась растолстеть, поскольку Вулф очень ценил, что, несмотря на возраст, фигура у нее была под стать молоденькой девушке. — Ты подай и Вулфу, он же помог тебе с дойкой и прочим.

Тимбер насмешливо фыркнула.

— Что такое, детка, вы снова поругались? — с беспокойством спросила Морин. — Я уверена, что если ты не будешь его дразнить, то и он не станет к тебе цепляться.

— О чем ты говоришь? Дразнить! — Тимбер нахмурилась. — Очень надо… Всякий раз, когда я ухожу почитать, он приходит и начинает чем-нибудь меня донимать.

Тимбер казалось, что ее отчим обладает сверхъестественной способностью неслышно подкрадываться к ней как раз тогда, когда она целиком поглощена новой книгой. Только вчера, когда Тимбер читала, медленно покачиваясь на старых дворовых качелях, он незаметно подобрался к ней и принялся ее бешено крутить. Вулф изображал дело так, как будто это была шутка, но Тимбер знала, что он хватал ее за задницу совершенно серьезно. Раньше она старалась прочитывать полученную книгу в тот же день. Но теперь, когда поблизости кружил Вулф Рэгленд, стремясь застать Тимбер врасплох, она тратила на книгу не меньше недели.

— …Причем в последние дни у меня на чтение остается совсем немного времени — ведь мы должны закончить эту работу для Фортсонов…

— Да, все работа, работа и работа! — с некоторым оживлением сказала Морин. — Кажется, что в жизни больше ничего и нет. А теперь, когда я болею, тебе приходится труднее. — Морин дотронулась до руки дочери. — Мне жаль, что осенью тебе не удастся отправиться в колледж, дорогая. Я знаю, какое это для тебя разочарование. Но Вулф говорит, что мы никак не сможем здесь без тебя обойтись…

Раздражение Тимбер по поводу отчима вдруг выплеснулось наружу.

— Если Вулф собирается здесь жить, то пусть возьмет на себя хотя бы часть работы! Сегодня он впервые что-то сделал. Он ведь взрослый, здоровый мужчина — по крайней мере всегда хвастается тем, какой он сильный!

Морин поморщилась, стараясь не смотреть в глаза дочери:

— Но он не любит работать на ферме, дорогая. Ты ведь знаешь, что он об этом думает. К тому же у него болит спина…

— Как же, болит она у него! Если и болит, то только от чрезмерного количества виски, которым он накачивается в разных дешевых заведениях! — Тимбер заметила, что мать готова расплакаться, и с видом мученика тяжело вздохнула. — Ну ладно, ладно, мама. Я сдаюсь. Это была просто мечта — окончить колледж, стать человеком. Иногда мне кажется, что я лошадь на мельнице, которая все идет и идет по кругу, но так никуда и не приходит.

Донельзя расстроенная, Тимбер окинула взглядом комнату. Проклятая бедность! Они не могут себе даже позволить купить приличную картину, чтобы повесить ее на стену. Те глянцевые плакаты, которые Вулф выиграл на ярмарке и подарил своей новобрачной, были такими же убогими и отвратительными, как и весь их жалкий скарб.

Тимбер внезапно подумала о Холме. О тех прекрасных картинах, которые висят в большой прихожей дома Фортсонов. «Эта картина действительно дорого стоит. Ее написал какой-то лягушатник по имени Шагал», — говорил гостям Джеймс Форт-сон. Тимбер слышала это, когда несла с черного хода на кухню корзинку с коричневыми яйцами — еженедельную дань хозяевам.

Мисс Карнс радовалась, когда Тимбер спрашивала у нее книги о современных художниках. Она с радостью нагружала девушку книгами о Дали, Матиссе, Шагале. Тимбер не сознавалась даже себе, что внезапно вспыхнувший интерес к живописи проистекает из жгучего желания блеснуть перед мистером Джеймсом Фортсоном — если ей когда-нибудь представится такая возможность.

«Нет, это просто потеря времени, — с отвращением твердила себе Тимбер. — Джеймс Фортсон даже не знает о моем существовании и уж точно никогда не пригласит меня полюбоваться на свою коллекцию картин…»

— Мне отвратительны те картинки, которые Вулф тебе купил, — внезапно сказала Тимбер. — Они напоминают о тех созданиях, которые можно видеть в лачугах поденщиков, — о тараканах и прочих гадах.

— Тимберли Дьюлани!

— Прошу прощения, — сказала Тимбер, но вульгарная вспышка раздражения все же подняла ей настроение. — Я тут разговариваю, а у меня кукурузная подливка вот-вот сгорит.

Тимбер поспешила на кухню, чтобы снять с плиты кастрюлю. Довольная тем, как продвигается дело с ужином, Тимбер прибавила громкости в дешевом радиоприемнике. Сквозь атмосферные помехи пробивалась мелодия любимой песни ее матери — «Шалунья с тенистой поляны». Вернувшись назад в комнату, Тимбер подала Морин чашку дымящегося кофе.

— Спасибо тебе, детка! — Морин улыбнулась и закрыла глаза. — Вулф говорит, что ты меня балуешь.

Тимбер прикусила язык. Не стоит вмешивать мать в ссору между отчимом и падчерицей. Тимбер как-нибудь сама разберется с Вулфом, а потом найдет способ вырваться отсюда и прикоснуться к той прекрасной жизни, о которой мечтает. Может быть, к тому времени мать придет в себя — тогда и для нее тоже найдется там место.

— Коровы просто разбушевались. Я пойду их накормлю. А тебе сейчас лучше поспать. — Вдруг повеселев, Тимбер ласково посмотрела на мать.

— Хорошо. — Морин Рэгленд вдруг схватила дочь за руку. — Тебе ведь он нравится, детка? Знаешь, кроме твоего отца, он единственный мужчина, к которому я так отношусь.

— Я знаю, — тихо сказала Тимбер, не отвечая на заданный вопрос. — Мам, ты не беспокойся, все хорошо… Может, после того как Вулф поужинает, ты пойдешь баиньки? Я постараюсь не шуметь, когда приду.

— Ты не будешь с нами ужинать?

— Нет, мам. Спасибо…

— Мне бы хотелось, чтобы ты лучше узнала Вулфа, детка, — печально сказала Морин. — Он считает, что ты очень славная и красивая. И я уверена, что он тебя полюбит так же, как и я — и ты тоже его полюбишь.

— Что ж, посмотрим. — Но Тимбер прекрасно знала, какую именно любовь испытывает Вулф Рэгленд к своей падчерице. И эта любовь явно не имела никакого отношения к тем чувствам, о которых говорила Морин. — Мама, мне нужно идти. Если я не покормлю коров, то они съедят весь сарай.

На самом деле Тимбер спешила так потому, что заслышала шаги Вулфа Рэгленда. На сегодня стычек было уже достаточно.

Нужно соблюдать осторожность — и все. Больше никаких шорт и маек, даже если будет самое ужасное пекло.

Но это не все. Еще предстоит выяснить, кто что будет делать по хозяйству. Вулф Рэгленд скоро поймет, что он здесь не на увеселительной прогулке.

Пусть Морин не находит в себе смелости перечить своему мужу — ничего, дочь сделает это за мать!

Нужно только подождать.

Тимбер всегда очень нравились южные сумерки. Присев на минутку, девушка смотрела, как кошки, пытаясь поймать порхающих повсюду бабочек, прыгали по всему сараю. Появились светлячки, светившиеся в траве, словно крошечные неоновые трубки. Улыбаясь про себя, Тимбер сорвала нераспустившийся розоватый бутон мирта и по-детски «хлопнула» им, стремясь определить, чем он пахнет — ванилью или клубникой.

Фыркнув, она отшвырнула бутон в кусты. Все это самая настоящая трусость. Ей просто хочется потянуть время, чтобы закончить работу тогда, когда Вулф уже будет спать.

Вздохнув, Тимбер забралась в кабину старого разбитого пикапа и выехала на неровный выгон. Сгрузив вилами с машины последнюю охапку сена, она вернулась к сараю, чтобы на сегодня покончить с делами.

Старый Хамфри, племенной бык, из-за своих выдающихся качеств производителя пользовавшийся популярностью в нескольких округах, находился в загоне. Его еще предстояло накормить.

— Не торопи меня, приятель. Сейчас придет твоя очередь.

Тимбер положила быку в кормушку специальную смесь и прошла в другой конец сарая. Прислонившись к изгороди, она смотрела на лошадей. Коровы — это не так уж плохо, но Тимбер они уже надоели. Да к тому же разве можно их сравнивать с арабскими скакунами Джеймса Фортсона… Тимбер любила разглядывать силуэты гордых животных на фоне сумеречного неба, любила смотреть на жеребят, резвящихся около своей матери.

— Красиво, правда? Можно было бы написать неплохую картину — вы верхом на одном из этих замечательных созданий.

Услышав низкий голос, Тимбер вздрогнула и, оглянувшись, увидела мужчину, стоявшего немного поодаль. Сколько он здесь пробыл? Смутившись, Тимбер выплюнула изо рта соломинку и вновь посмотрела на лошадей.

— Вот так-так! Мистер Фортсон никому, кроме тренера, не разрешает подходить к своим «арабам». И я не могу его за это осуждать, — добавила Тимбер, задумчиво глядя на жеребенка. — Если бы у меня были такие кони, я тоже никого бы к ним не подпускала. — Она вновь повернулась к незнакомцу, только сейчас поняв, какую глупость совершила — позволила себе обсуждать достоинства Джеймса Фортсона с человеком, который явно был одним из гостей Холма. — Надеюсь, я не слишком резка в своих суждениях, мистер… э…

Тимбер чувствовала себя неуклюжей деревенщиной. Она никогда и нигде не видела таких людей — даже в Атланте, куда один раз ей удалось поехать. Незнакомец производил на нее магическое впечатление. Светлые волосы напоминали об облаках на небосклоне какой-то сказочной страны; блестящие зеленые глаза говорили о тайнах изменчивого моря; золотистая кожа была до неправдоподобия идеальна. А в уголках четко очерченного рта пряталась жесткая улыбка, говорившая о том, что этот человек привык иметь обо всем собственное мнение.

— Прошу прощения! Наверное, мне пора представиться…

Мужчина вышел из тени, заметно прихрамывая. Его хромота ошеломила Тимбер. Все равно что заметить грубую царапину на теле прекрасной статуи, подумала она.

— Меня зовут Джейсон Сэвилл. Как вы, наверное, уже догадались, я здесь в гостях у Фортсонов.

Тимбер поняла, что смотрит на него, разинув рот — как какой-нибудь неотесанный деревенский увалень. Попытавшись изобразить нечто отдаленно напоминающее реверанс, она протянула руку:

— Здравствуйте, мистер Сэвилл.

— О, когда знакомство происходит в сумерках на пастбище, не стоит строго соблюдать формальности. Друзья зовут меня Паном.

— А почему? — робко спросила Тимбер. — Почему вас так зовут?

Мужчина со вздохом посмотрел на свою ногу.

— Наверное, из-за этого. Не знаю, может быть, вам раньше не приходилось видеть человека с изуродованной ступней. Это выглядит не слишком красиво. Больше напоминает копыто. Раздвоенное копыто. — Он снова улыбнулся, прогоняя неприятное впечатление от своих нарочито резких слов. — Вы ведь знаете мифологию? Пан был довольно неприятным типом, но если не понимать мое прозвище слишком буквально, я ничего против него не имею. Да, вы ведь пока что не сказали мне, как зовут вас.

— Мое имя — Тимберли Дьюлани. У меня тоже есть прозвище. Люди называют меня Тимбер.

— Тимбер? — Сэвилл вскинул брови. — Тимбер… — повторил он. — Мне нравится. Оно вам вполне подходит. Я так и вижу прекрасное золотистое дерево, которое подставляет свои руки-ветви всем ветрам, а солнце целует его волосы…

Тимбер захихикала от смущения и взобралась на изгородь.

— Вы говорите, как поэт.

— Это потому, что я и есть поэт. — Сэвилл протянул руку, и Тимбер поняла, что он просит помочь ему взобраться на забор. — Благодаря этому я и встретился с молодым Рассом Фортсоном. Он записался на мой семинар, и вскоре мы подружились. Потом он пригласил меня приехать, и я согласился. Предполагалось, что мы прилетим вместе на самолете его отца, но что-то там не сложилось, и Расс настоял, чтобы я один ехал вперед. Думаю, — добавил Сэвилл, — мне отведена роль буфера между ним и Джеймсом. Я еще не видел, чтобы отец и сын так настороженно относились друг к другу.

— Я знаю. Насколько помню, они всегда не ладили. Значит, вы преподаватель? Профессор в Эмори? — Тимбер испытывала перед Сэвиллом благоговейный трепет. Правда, он мог оказаться кем угодно — она все равно трепетала бы перед ним.

— Профессор, но не в Эмори. Я преподаю в женском колледже неподалеку — в Эйвери-Волш. Некоторым из студентов Эмори разрешается посещать мои занятия.

Тимбер ахнула.

— Вы знаете наш колледж? — поинтересовался Сэвилл.

— Да! Я еще с детства мечтала в нем учиться. Но я… Нет, это была просто глупая мечта.

— Мечты никогда не бывают глупыми, — тихо сказал Джейсон. — Без них мы никогда не получим от жизни то, чего хотим. Стойте на своем, и кто знает — может быть, все получится!

Тимбер только фыркнула:

— Как же! Может быть, пойдет снег в августе!

Она повернулась и посмотрела на Джейсона.

— Даже если я сумею получить стипендию, даже если у меня будут деньги на одежду и учебники, неужели вы можете себе представить, что я смогу посещать ту же самую школу, что и миссис Джеймс Фортсон?

— Я не был знаком с покойной матерью Расса, но вполне могу представить, что вы, Тимбер, ходите туда, куда хотите, и делаете то, что хотите. — Он поднял голову. — Вы что, пытались получить стипендию в Эйвери-Волш и не получили? Это меня удивляет. Мы знакомы совсем недолго, но я чувствую, что в вас есть и решительность, и проницательность.

Тимбер оторвала полосу коры от столба и швырнула ее в траву.

— Не знаю, как насчет проницательности, а вот лень меня одолевает не так уж редко. Но главная причина, по которой я не получила стипендию, конечно же, не в лени. Карлин, дочь нашего директора, метила туда же, куда и я. Мистер Кэстлберри, само собою, пошел на все и даже подделал ее отметки. Теперь лучшей ученицей вместо меня стала она. — Тимбер пожала плечами. — Правда, у них тоже нет денег. Наверное, я не могу винить их за то, что они так же, как и я, хотят вырваться вперед.

— Тем не менее, на мой взгляд, это несправедливо. Причем я подозреваю, что стипендии достойны именно вы. Так, значит, покойная жена Джеймса Фортсона училась в Эйвери-Волш?

— Ага. То есть я хочу сказать — да, сэр.

— Не называйте меня «сэр». Вы не моя студентка. Мы с вами просто новые друзья и болтаем о том о сем, сидя на изгороди. Мы с Рассом тоже друзья, хотя он мало что рассказывал мне о своей жизни. Например, он ничего не говорил о вас.

— Просто нечего было говорить. Не забывайте — я всего-навсего дочь издольщика. — Тимбер тут же пожалела о том, что в ее словах прозвучала горечь. Этот человек может подумать, что она обижена на Фортсонов. А если он скажет об этом Джеймсу — что тогда будет с ней и с матерью? Они лишатся земли, и им негде будет жить — вот что. — Детьми мы с ним вместе играли. Потом Фортсон-старший отправил сына в военную школу, и о детских играх пришлось забыть. Во всяком случае, мы не… ну, словом, у нас с Рассом не так уж много общего.

Тимбер обратила внимание на то, что Джейсон слушает ее с явным интересом. Хотя, кажется, он из тех, кто демонстрирует свою заинтересованность даже тогда, когда ее на самом деле нет. Тимбер решила сменить тему. Не стоит говорить о Фортсонах, благодаря которым ее семья может заработать себе на кусок хлеба с маслом.

— Говоря по правде, даже если бы я получила стипендию, то вряд ли смогла ею воспользоваться. Моя мать не отличается сильным характером, и ее новый муж вертит ею как хочет. При таких обстоятельствах уехать учиться в колледж, даже если это возможно, было бы свинством.

— Кажется, ваш новый отчим не слишком умен, — сказал Джейсон.

Обрадованная появлением союзника, Тимбер закивала:

— Совершенно верно. Я вам вот что скажу. Между мной и Вулфом никогда не было особой любви и никогда не будет. Если бы у меня были деньги и было куда деться, я бы здесь ни на минуту не задержалась. Но только так, чтобы не огорчать маму. За свою жизнь она хлебнула горя, и я не собираюсь вновь причинять ей боль.

— Мне кажется, что отнюдь не вы приносите ей несчастье, — мягко сказал Джейсон. Он дотронулся до руки Тимбер. — Может быть, я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. — Тимбер смущенно вздохнула. — Вы ведь не волшебник. — Она улыбнулась. — Или все-таки волшебник? Вот было бы здорово — парочку-троечку заклинаний, и все в порядке.

— Да уж, было бы неплохо, — без улыбки ответил Джейсон, — но, к сожалению, я не из них. А жизнь, как вы, без сомнения, уже поняли, не похожа на прекрасную сказку. У нас у всех есть мечты, но в конечном счете воплотятся ли они в жизнь, зависит только от нас. — Внезапно он засмеялся и сжал руки Тимбер. — Послушайте! Я вот сижу на заборе рядом с красивой молодой женщиной и говорю какие-то банальности. Несомненно, и вы, и эти неправдоподобно красивые кони, чьи силуэты так удивительно прорисовываются лучами солнца на закате, способны вдохновить на нечто более оригинальное! Должно быть, я сошел с ума.

— Это я веду себя как сумасшедшая. Надоедаю незнакомому человеку своими проблемами. Ей-богу, страшно представить, что вы обо мне сейчас думаете!

— Думаю, что вы самое прелестное создание из тех, которые мне когда-либо приходилось встречать, — тихо сказал Джейсон. Он убрал руки и немедленно сменил тон. — Я хотел бы больше узнать о том, какая вы в действительности. Расскажите мне о себе, Тимбер Дьюлани.

— Господи, ну что же можно рассказать о человеке, который ничего собой не представляет?

Но тем не менее глаза Тимбер засверкали от удовольствия. Этот элегантный мужчина проявляет к ней интерес — искренний интерес! Тимбер никогда не встречала никого, кто был бы похож на Джейсона — даже в тех книгах, которые описывали очень далекую от нее жизнь. Он одновременно очаровывал и пугал Тимбер.

— Все. Что-нибудь. Или ничего. Это не имеет значения, — торжественно произнес Джейсон. — Мы с вами будем хорошими друзьями, Тимбер. Хорошими друзьями… на всю жизнь. И пусть наша дружба начнется сейчас.

Он протянул руку, и Тимбер со всей серьезностью пожала ее.

— Да, друзьями, — повторила она, слегка ошеломленная происходящим. — На всю жизнь. Или… — вздрогнув, она замолчала.

Джейсон вскинул брови:

— Или?

— Нет, ничего, — пожимая плечами, сказала Тимбер. Несмотря на жаркую погоду, по ее телу внезапно пробежал холодок. Тимбер вдруг представился длинный коридор, в конце которого стоит Джейсон и манит ее к себе. — Как любил говорить мой дедушка, просто кролик пробежал по моей могиле. Наверное, я еще чересчур молода, чтобы представлять, как это долго — на всю жизнь. — Тимбер слегка отодвинулась от Джейсона. Следует быть осторожнее, иначе он, как и все ее ровесники, подумает, что она какая-то странная. — Вы не почитаете мне стихи? — спросила Тимбер.

Польщенный этой просьбой, Джейсон начал вдохновенно декламировать. Много лет спустя Тимбер поняла, что это были не его стихи, а поэма фаталистки Сильвии Платт. Но в тот момент, сидя на заборе рядом со своим новым другом, Тимбер могла думать только о том, насколько все это романтично.

Сумерки перешли в вечер, коровы мирно паслись на выгоне, а они все разговаривали, слушали кваканье лягушек в ближайшем ручье и смеялись. Вдруг в лесу раздалось уханье совы. Вновь испеченные друзья ради смеха принялись подражать этим звукам. Пахло жимолостью. Глядя на небо, они ждали появления «летающих тарелок», на полном серьезе считая, что пастбище Фортсонов было бы для них превосходной посадочной площадкой.

Так Тимбер Дьюлани познакомилась с Джейсоном Сэвиллом. В какой-то момент их разговора девушка вдруг со всей определенностью поняла, что ее жизнь внезапно потекла по совершенно новому руслу.

Странное имя — Пан. Странный человек — Пан. Он мог заставить тебя думать, что все будет, как ты желаешь, — стоит только очень захотеть.