Любовница моего мужа (СИ)

Глава 14

Надя не заметила, как уснула. Возможно, сказался стресс, разочарование, усталость. Глаза открыла резко, словно ощутив на себе чужой взгляд.

В комнате было темно, несмотря на незакрытые шторы. Видимо, проспала до самого вечера. Напротив обозначился силуэт, сидевший около дивана на корточках.

— Леша, — по привычке мягко протянула, а затем прикусила губу. Прокашлялась и поправила себя. — Алексей.

— Сердишься?

Это самый глупый вопрос, который он мог ей задать. Надя поджала губы, ощущая, как натянулась кожа, приняла вертикальное положение и протерла ладонями лицо, сгоняя с него сонливость.

— А сам как думаешь?

У нее не было сил ругаться или выяснять отношения. Внутри царила тягостная пустота, которую ей не хотелось ничем заполнять.

— Согласен, глупый вопрос с моей стороны. Конечно, злишься.

В иной раз Гдальская бы обратила внимание на его усталый тон, но сейчас лишь отвела взгляд в сторону коридора, из которого в зал просачивался яркий свет.

— Мне, наверное, вещи надо начать собирать.

Когда сохранять молчание стало невмоготу, Надя поднялась и стала вдруг суетиться, осматриваясь по сторонам и пытаясь понять, что ей нужно забрать с собой.

— Зачем? — сразу же насторожился мужчина и встал следом.

— Съезжать, — Надя пожала плечами и, двинув плечами, словно сбрасывая тяжелый груз, двинулась в сторону коридора.

Не сразу поняла, что находится не в спальне, где хранятся все ее вещи и пожитки.

— Даже ничего не спросишь, Надь? — вопрос Алексея ударил ей в спину тысячей игл, заставляя притормозить на полпути и застыть от оцепенения.

Надя промолчала, но с места не двинулась, продолжая стоять к мужу напряженной спиной. Вся она была натянутой струной, готовой в любой момент порваться от натяжения.

— Как обычно, прячешь голову в песок?

Ей не верилось, что она и правда услышала в его голосе презрительные нотки, которых раньше никогда не замечала, ведь он не позволял себе подобного тона. Не с ней.

— Что ты сказал?

Гдальская ругаться не умела и не любила. Ненавидела всегда себя за дрожащий голос и готовые сорваться слезы. Сейчас ей было грустно, но плакала она всегда в начале любых скандалов, даже когда, казалось, и не хотела. Непроизвольная реакция, которую она не могла контролировать. Это дело ее слабачкой в глазах оппонентов, так что единственный способ сохранить лицо для нее — не вступать в конфликты.

Но не в этот раз.

— Ты всегда избегала трудностей, Надь. Даже дома осела и на меня все важные дела спихнула, чтобы не иметь проблем с внешним миром. Да что говорить, ты даже сейчас не хочешь поговорить и прояснить ситуацию. Сразу бежишь на развод подавать.

Надя сглотнула ком, вставший от обиды поперек горла.

— Ты сам попросил меня уволиться с работы…

— Вот только не надо этого жалостливого тона. Я предложил, не спорю, но ты побежала увольняться с радостью, разве я не прав? — практически прорычал, злобно стискивая кулаки.

— Ты меня обвиняешь? Мы же хотели ребенка! — крикнула, а по щекам уже катились горькие слезы.

Надя тяжело дышала, но смотрела на мужа во все глаза, пытаясь понять, как такое могло произойти именно с ними.

— Ты хотела, Надь, ты, — мужское признание улетело в тишину, было полно горечи и разочарования, но больше всего боли причинили именно женщине.

Она дернулась, словно ей дали хлесткую пощечину, но устояла на ногах. Потерянным взглядом прошлась по любимому мужнину лицу, не узнавая в нем того Лешу, в которого когда-то влюбилась.

— Да, ты прав, я хотела, — потерянно прошептала и опустила голову, чувствуя, как стало мокрым от обилия слез лицо. — Не ты. У тебя ведь уже был ребенок. Сын, верно? Поздравляю, Леш, правда. Не придется теперь оправдываться перед друзьями и матерью за ущербную жену.

Гдальская всхлипнула, а затем прикрыла ладонью рот, не желая больше показывать мужчине слабость, но было поздно.

Он сделал шаг вперед, но Надя, заметив это, отошла, так что Алексею пришлось остановиться и поднять руки.

— Надь, прости, я не с того начал, — нервно взъерошил волосы. — Я… Я тебе не изменял с Кариной.

— Мне не интересно, — отсекла Надя его оправдания, а сама горько усмехнулась. — Ваш сын — лучшее всему доказательство.

Подняла голову и посмотрела в мужские бесстыжие глаза.

— Он ведь твой сын, Леша?

Ненавидела себя за надежду, что неправильно всё поняла, но всё равно в глубине души знала, что тешит себя иллюзией. Она ведь и сама видела ребенка, это вылитая копия ее мужа, даже ДНК-тест не нужен, чтобы это понять. А уж когда свекровь узнает про мальчика, будет на седьмом небе. Отдаст ему ту любовь, которую Надя хотела увидеть в отношении своего малыша. Ту любовь, которая никогда не достанется ребенку Миры, которого они с мужем хотели усыновить. Надя проиграла в игре, правила которой были определены заранее, и не ей.

— Он мой, Надь, сто процентов мой, — качнул головой Гдальский, видя жену насквозь. У него и самого кровоточило сердце, когда он видел ее такой сломленной. — Но я о нем не знал до прошлого месяца, Надь. Карина, его мать, моя бывшая, я встречался с ней до тебя. Ребенок родился пятого марта, ты сама посчитай, мы ведь встречаться с тобой начали в сентябре, то есть зачат он был в июне, когда мы с тобой даже знакомы не были. Малыш, не накручивай себя, давай спокойно поговорим.

Мужчина снова сделал шаг в ее сторону, а она уже по привычке дернулась, начиная подсчитывать в уме даты. Пульс у нее участился, отдаваясь стуком и гулом в ушах, мозги работали неохотно, но с цифрами она управиться могла.

Леша ей не изменял?

— Надь, если бы я знал… — потерянно произнес он, а вот Гдальская вдруг с горечью осознала, что и этому ребенку муж не рад.

Спазм, который охватил ее внутренности, ослабил хватку, и ей стало будто легче дышать. Она ведь всё это время думала, что муж жил на две семьи, работал на два фронта и водил ее за нос, а тут получается, что он и сам про ребенка не знал. Она внимательно вглядывалась в его лицо, но лжи в этом вопросе не видела.

— Я аборт сделала в феврале… — вдруг прошептала, вспомнив забытый факт из собственной биографии.

Прошлое будто ожило, преследуя их спустя столько лет, но она всегда знала, что от грехов ей никогда не отмыться.

— Прости меня, Надюш, — скользнул к ней Леша и схватил за плечи, вынуждая посмотреть на себя. — Мы ведь договорились, что это я во всем виноват, не ты. Пожалуйста, не вспоминай больше об этом. У нас… Давай попробуем снова, ты родишь нам долгожданного малыша. И мы будем любить его. Наймем лучших врачей и…

— Хватит, Леш, хватит.

Надя резко качнула головой, надеясь, что он замолчит и перестанет бередить ее раны. Ей было так плохо, что не передать словами, но она, как обычно, постаралась взять себя в руки.

— Когда ты узнал про мальчика…

— Диму, — поправил, затем пояснил, — его зовут Дима.

Наде в сердце будто ударили копьем. Она больше не испытывала чувство отчаяния, но ощущение, будто ее где-то предали, не покидало. Над ним она была не властна.

— Когда ты узнал про Диму, почему сразу мне не сказал? — посмотрела на мужа откровенно и вопросительно.

Еще до того, как он ответил, она уже знала, что скажет.

— Не хотел, чтобы ты расстраивалась, Надь. Ты ведь так одержима ребенком, что я решил, тебя это сильно расстроит.

— Это ведь не разовая покупка, Леш, думаешь, сейчас я не расстроена? — прошептала, чувствуя в голосе надрыв, а в горле боль.

— Прости, я думал, что подготовлю тебя постепенно. Надеялся, что ты забеременеешь и не так остро воспримешь факт наличия Димы. Надь, ты не бойся, я виделся с ним в первый и последний раз, просто хотел увидеть. Нашей семье он мешать не будет, я просто буду платить алименты и всё.

Гдальский говорил уверенно, словно давно всё взвесил и принял это решение, а Надя вот была поражена его словами. Ее будто обухом по голове ударили. И она расплакалась, прижимаясь всем телом к мужу. На душе вдруг потеплело, ведь после печали появилась надежда. Леша ее не предавал, даже любит настолько сильно и не хочет причинять боли, что ради нее готов не общаться со своим ребенком.

Какая-то червоточина тлела у нее в мыслях, но она откидывала мысли о ней от себя подальше. Главное, что муж ее любит сильнее всех.

— Нет, Леш, так не пойдет. Это ведь твой сын.

Пусть Наде давались эти слова с трудом, но она не была настолько мелочной, чтобы злиться на ребенка, который не виноват в том, что его отцом являлся ее, Надин, муж.

— Я уже вижу, о чем ты думаешь Надя. Сразу говорю, нет.

Гдальский поджал губы и отрицательно качнул головой. Он всегда поражался сердобольности жены, но на этот раз уступать не планировал. Ей и без того было тяжело из-за невозможности забеременеть, так что наличие у него ребенка всё усложняло лишь еще сильнее.

— Ты виноват передо мной, Леш, — начала жена издалека, глядя его по груди и хитровато поблескивая глазами. — Я всё еще обижена за твое вранье, и что ты там сказал про меня? Я страус?

Услышав это, Алексей пожалел, что вообще открыл свой поганый рот. Лучше бы просто встал на колени и извинялся бы, пока жена не простила бы.

— И что ты предлагаешь? — выдохнул, смиряясь. Ему казалось, что он совершил сейчас большую ошибку, но выбора у него не было.

— Дима — твой сын. Я не прощу себе, если из-за меня он будет расти без отца.

На секунду Гдальскому показалось, что жена совсем выжила из ума и откажется от него, подарит Карине и Диме, но этого не произошло.

— Стань для него хотя бы воскресным папой, Леш, не хочу брать на душу новый грех. Он ведь ребенок. Нашему могло бы исполниться столько же лет. Они почти… ровесники.

Надя зажмурилась, пытаясь справиться с наплывом эмоций, и мужчина всё понял. Она ассоциирует Диму с их ребенком, которому не было суждено родиться. Может, так для ее психики лучше, но Гдальский чувствовал огромный пласт вины на себе, и это с ним останется на всю жизнь.

— Хочешь, чтобы он к нам приходил? — тихо спросил, но прозвучало весьма громко.

— Нет! — Надя выдохнула, вытаращив на него глаза. — Я… Давай не сразу, Леш, я… Я пока не готова, мне надо переварить всё, а потом…

Гдальский выдохнул с облегчением, поняв, что жена его всё же обычный человек, и всякие эмоции ей не чужды.

— В понедельник у него выпуск с детского сада. Карина просила придти, но я не хотел, — пошел жене на встречу, хотя понимал, что в глубине души мальчик оставил след в его мыслях. Продолжение его рода, как никак.

— Вот и отлично, сходи, — Надя улыбнулась через силу и погладила его по шее.

В этот момент раздался скрип двери. На пороге появилась Мира, чье выражение лица было разочарованным, по щекам ее катились слезы.

— Ты и правда отдашь его им, теть Надя?

Гдальский стиснул челюсти, ведь совершенно забыл о главной проблеме в их жизни. Мира. Вчера, когда он не застал дома Надю, наткнулся на нее. Весь вечер заливал в себя алкоголь и сам не заметил, как разболтал ей всё. Не ожидал, что эта девчонка устроит скандал, будто именно она — законная жена, которая имеет право на ревность. Глупая баба.

— Мира? — Надя даже как-то растерялась от напора племянницы.

— Ты разве не понимаешь, что Карина отберет его, она только этого и хочет, а как же наш малыш? Ему что, не достанется отцовской любви?! О нем ты не подумала?!

У девчонки намечалась настоящая истерика. Она будто стала забываться, хорошо еще, что Надя была в аффекте и не расчленяла все ее фразы на составляющие.

— Надь, накрой пока на стол. У Миры гормоны шалят, она просто за своего ребенка беспокоится, что мы его не усыновим.

Отправил жену на кухню, а сам схватил полоумную девчонку за локоть и отвел ее в комнату.

— Либо ты возьмешь себя в руки и успокоишься, прекратишь истерику, либо покатишься отсюда бочкой в свою конуру, поняла?

— Не боишься, что теть Наде всё расскажу? Чьего ребенка на самом деле жду?

— Считаешь, теперь она тебе поверит? — Гдальский насмешливо поднял бровь. — У меня объявился сын на стороне, но даже он не смог разлучить нас с женой. А ты сейчас если рот откроешь, я буду всё отрицать и скажу, что у тебя крыша поехала на фоне страха за ребенка. Как ты думаешь, кому теперь Надя поверит, м?

Мира замолчала, во все глаза на него уставилась. Там тлел страх, обоснованный причем, ведь Алексей был прав, и они оба это понимали. Если раньше он боялся, что правда вскроется, то теперь у него был козырь. Мира сама только что показала Наде, как боится, что ее ребенка не примут. Сделала оплошность.

— Значит, так, ты ведь деньги любишь. Как только ребенок родится, я плачу тебе миллион, и ты сваливаешь, отказываешься от родительских прав, а мы с Надей его усыновим, воспитаем, как своего.

Глаза Гдальского насмешливо блеснули. Он расправил плечи, чувствуя себя хозяином положения.

— Архипов тебе работу предложил, так уж и быть, считай это бонусом, можешь пока поработать, потом мы переведем тебя в филиал в твоем городишке, так что после родов у тебя будет стабильный доход, не пропадешь. Но в нашей с Надей жизни больше не появишься, поняла?

Мира медленно кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке. Таким Лешу она никогда не видела, и сейчас ей по-настоящему стало страшно. Он оказался беспринципным гадом, когда она считала его ведомым дурачком.

— А теперь идем ужинать. Моему сыну нужно хорошо питаться.

Слово “сын” он произнес как-то по-издевательски, и когда он стал удаляться, Мира обхватила живот в защитном жесте, начиная ощущать к этому комку внутри материнские чувства.