Васильева Ксения Любовник из провинции. Наваждение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СТРАСТИ.

На эти две фотографии, висевшие у них дома на стене в большой комнате, с детских лет любил смотреть Митя. А, если уж точно, то и не Митя Дмитрий, а Вадим. Митей упорно называла его с первого дня бабушка. За ней потянулись и другие, и мальчик стал Митей для всех, рожденный в 1950 году в красивом южном городе.

Фотографии эти разительно отличались всем: бумагой, качеством и, главное, - персонажами. Это были отец и дед Мити. На одной, в металлической тонкой рамочке, на желтовато-глянцевом плотном картоне, на фоне колонн и пальм, на гнутом венском стуле сидел, заложив ногу на ногу и сцепив на колене тонкие нервные руки, небольшой господин с бородкой - эспаньолкой, как тогда называли, - Митин дед. Он сидел так напряженно и нервно, и узкие глаза его были столь пронзительны, что чудилось, - у этого человека каждая минута на счету, и заскочил он к фотографу, господину Пиляцкину на секунду, дабы оставить свой нынешний облик, так и рвущийся куда-то с этого картона, - своим близким.

На втором фото - с унылым серым фоном, сидел за столом, чуть перекосившись, в затертом пиджачке и галстуке-веревочке, добрый и мягкий по виду молодой мужчина с близоруко прищуренными глазами. Это был Саша Кодовской, Митин папа. Маленький Митя смотрел на них и не мог сказать, кто же ему больше нравится? Конечно, дед был красивее, - блестел глянцевый картон, золотой обрез, металлическая рамка и дедов острый хищный взгляд. Но в серенькой фотографии отца было что-то такое, что вызывало щекот в носу и глазах, желание пожалеть отца и прижаться лицом к его пиджачку... Но, вы, сделать это было невозможно, - обоих не было на этом свете, спросить же, кто лучше, - у мамы или бабушки, - Митя стеснялся.

Но однажды бабушка, застав Митю перед этими фото, сказал: "Дед был великолепный человек. Деловой, энергичный и удачливый. И к тому же дипломат. Не то, что... - Она не продолжила, но Митя понял, про кого бабушка хотела сказать. И мама услышала, что сказала бабушка. И рассердилась.

-Конечно, если с утра до вечера нахваливать папу (деда Мити), то мальчик забудет об отце! - Сказала мама обиженно. - А дед вечно что-то придумывал, авантюрничал и прогорал! Ты сама мне об этом рассказывала!

-Неправда, не всегда, - гордо ответила бабушка, - дело с авиаторами у него было роскошное! И мы все лето провели а Италии. Мама нервно ответила:

-Подумаешь, ваша Италия! Меня еще на свете не было и мне нечего помнить! И. Обернувшись к Мите, прикрикнула: "Митя! Иди гуляй! Вечно ты толчешься там, где взрослые разговаривают!

А бабушка, блестя, как дед глазами, насмешничала: "конечно, что такое Италия! Чепуха! Вот комнатенка в коммуналке - это высшее достижение. Но извини, я больше не буду портить ребенка, - и выплыла из комнаты как парусник, готовый к абордажу.

Когда бабушка вышла, мама сказала Мите:

-Твой дедушка был замечательный человек, но у него были свои слабости и недостатки... Когда вырастешь, если захочешь узнать и понять, - узнаешь и поймешь. А бабушка в тот же день сообщила Мите, что его отец был человеком прекраснейшей души и обожал его, Митю. И маму Мити. Но ему не повезло... В чем не повезло папе Митя знал: отец умер, когда Мите был год. У него открылся застарелый туберкулез. О его ранней смерти говорили с печалью и до сих пор мама плакала, когда вспоминала его. А вот о том. Что произошло с дедом, не говорили никогда. Как будто он взял вдруг и исчез.

И все-таки Митя выбрал первым номером деда. И потому, чтобы не обидеть отца, любил его больше. А о деде бабушка нет-нет да и рассказывала внуку. О городах, где они с ним бывали, - городах с необыкновенными названиями: Париж, Ницца, Вена... Там у деда были какие-то миссии... Что это "миссия"? - спрашивал Митя и бабушка не объясняла, а начинала ворчать: " я старая, не помню, все перезабыла..." Но однажды на его приставания сердито ответила: "Дед был дипломатом и финансистом. У него в знакомых был - целый мир. И везде он мог достать деньги... Митя не унимался: "Он был разведчик? Да, бабушка?"

-Господь с тобой! - Испугалась она. - Он занимался заемами. Ладно, хватит, ты мне надоел со своими расспросами!

- И ты с ним ездила? - не унимался Митя.

- Ездила! - Уже раздраженно ответила бабушка.

- А потом? - Тихо спросил Митя.

- Потом я уехала...

- И никогда его не увидела? - Вдруг прозренчески угадал митя.

- Никогда... - Ответила бабушка и вышла из комнаты.

Мама Мити преподавала в школе французский язык, который знала с детства. Они с бабушкой дома часто переходили на французский и Митя, ничего не понимая, обижался. И как-то попросил бабушку научить его. Так, придя в первый класс, он свободно болтал по-французски. Учился хорошо, играючи, не просиживая за уроками дни. А, став постарше, заимел мечту, которая брала истоки из бабушкиных недомолвных разговоров о своем муже, Митином деде: он хотел стать Министром иностранных дел, ни много, ни мало. Иначе не стоит жить. О мечте своей скоро рассказал и бабушке и маме, - он был открытым мальчиком. Мама возмутилась и сказала бабушке:

- Ты знаешь, о чем мечтает твой внук?

Бабушка кивнула.

- Что это за мечта? Понимаю - героем, физиком, хирургом, - горячилась мама, - а то Министром!

- Не вижу в этом ничего плохого, - заявила бабушка.

- А я вижу! - Возбудилась еще больше мама. - Ему надо думать, как стать порядочным человеком и хорошим гражданином! Вот - главное! А он... -Мама чуть не плакала.

Митя удивился ее такой реакции и решил больше на тему своего будущего не говорить. Но о своей мечте сказал кому-то в школе, и пошла гулять молва , которая не напугала директора, когда докатилась до него, а обрадовала. Венценосная Митина идея попала в десятку. Последнее время эта лучшая школа в городе выдавала лишь среднеарифметических граждан. И тут явился мальчик со своей блестящей идеей стать одним из первых! И Митю стали лелеять.

Узналось, что он пишет стихи. Тут же организовали публикацию этих виршей в городской молодежной газете. Потом, на всякий случай поинтересовались, не играет ли чудо-мальчик на каком-нибудь музыкальном инструменте. Оказалось, что Чудо играет на фортепиано - бабушкина домашняя школа. Тут руководство школы впало в транс, и на педсовете было решено отправить Митю по путевке в Москву, в Институт Международных отношений.

На выпускном вечере на сцену актового зала пригласили Митину маму, усадили в кресло и благодарили за то, что она одна сумела вырастить и воспитать такого сына... Вспомнили и папу, который работал в той же школе учителем математики. Бабушку не вспомнили, даже на выпускной не пригласили. Но она нисколько не огорчилась. Ей было достаточно, что внук любит ее.

А мама вернулась с торжественной части совершенно счастливой. Она показывала бабушке Золотую медаль, путевку в МГИМО... И говорила, говорила... Что всегда знала, что всегда чувствовала...

Ехать в Москву надо было в конце лета, но Митя засобирался сразу после выпускного. Делать ему в родном городе было нечего. Сам город стал казаться маленьким и неказистым, хотя на самом деле был красивым, зеленым и величественным. Проходя по его улицам, Митя с высокомерием думал, как однажды приедет сюда, пройдет бульварами, - великим и неотразимым. И все встреченные знакомые будут восторженно шептать друг другу, что этот известный человек когда-то мальчиком жил здесь.

Как "золотому мальчику", ему полагалось общежитие, но был еще вариант, который мама отвергала, а бабушка приветствовала: в Москве жила двоюродная сестра Митиной мамы - Кира, Кира Константиновна. Мама считала, что Кира еще молодая женщина, живет хоть и в двух комнатах, но в коммуналке. Митя ей будет только в тягость. На что бабушка заметила, что Кира - одинокая, и Митя будет ей не в тягость, а в радость. После споров все же отправили Кире дипломатическое письмо, на которое быстро получили телеграмму: "Счастлива. Жду Митю".

Москва Мите не понравилась. Сильная летняя жара и тысячи приезжих взметали сухую пыль на привокзальной площади с

продавленным грязным асфальтом.

Боясь попасть в провинциалы (хотя это было видно даже ленивому), Митя не стал спрашивать, как проехать к Центру, где жила тетя Кира, а выбрав толпу погуще, справедливо полагая, что куда -нибудь она да выведет, последовал за ней.

Так он добрался до Садового кольца и тут все-таки задал вопрос насчет теткиного адреса. Оказалось, - недалеко.

Митя зашагал по Садовому, которое ему тоже не понравилось: вопреки названию, пыльное, с непреходящим гулом несущихся машин и без единого деревца.

Дома вдоль Садового своей беспросветной тусклой обыденностью наводили тоску.

Он глянул вверх, надеясь увидеть там чистые и свежие небеса своего детства... но нет! - над ним плотным потолком нависало московское сиротское серенькое небо.

Митя вдруг подумал, что ему трудно будет в этой Москве, которую он наверное, никогда не полюбит и которую он сам себе выбрал для жизни.

Он стоял на широчайшей лестнице старинного дома, перед высокой двухстворчатой дверью со множеством наклееных бумажек с фамилиями жильцов и количеством звонков.

"Звонить три раза",- значилось у фамилии тетки.

Тут он услышал позади себя низкий женский голос: вы не ко мне ли, молодой человек?

Он обернулся и только было собрался хоть что-то сказать, женщина улыбнулась: Митенька!? Похож на маму! Правильно?

Митя кивнул.

Тетка была высокой, средних лет (тридцать семь!) женщиной, с грубоватым лицом и острыми светлыми глазами. Она быстро схватила его за руку, протащила в квартиру по короткому коридорчику,

втолкнула в комнату, воскликнула, - я сейчас, забыла хлеб,- и

исчезла.

Митя остался стоять у порога вместе со своим чемоданом. Да, похоже, ни он, ни его чемодан не оказались по чину этой чисто убранной, обставленной красивой старинной мебелью комнате (за занавеской в дверном проеме, видимо, была вторая).

Пришла тетка и Митя бросился отбирать у нее авоську. Она отдала ее, усмехнулась и ткнула губами куда-то Мите в висок.

Тетка была значительно выше него. Теперь она не показалась Мите такой уж пожилой, - просто уставшей. Да и серый костюм полумужского кроя забирал те немногие краски, что были в ее лице.

Она потрепала его по волосам и ласково-смешливо сказала: вот и вырос Митечка, правда не очень.

То, что в первые же минуты их знакомства тетка сказала о его росте, обидело Митю, и он вдруг подумал, что тетя Кира - не добрая. Он покраснел.

Тетка увидела это, поняла, и рассмеялась по-доброму: я же шутя. Митечка оч-чень милый и мы будем дружить.

Митя, конечно, не мог понять, почему так наигран веселый кирин тон и почему она сразу сказала о его росте. Дело в том, что Кира была так же скована, как и племянник. Она видела его последний раз второклассником, ребенком, и теперь не могла найти правильный тон с этим полумальчиком-полуюношей.

Бездетная неумеха с чужим ребенком! Вдруг появившимся ниоткуда.

Все-таки они разговорились. И первый шаг сделал Митя. Он во время вспомнил о приветах и Кира с облегчением стала расспрашивать его о маме, бабушке, школе...

Разговаривая, Кира нарезала колбасу, сыр, хлеб, разливала по чашкам чай... Пояснила, что обедает на работе, дома ничего не готовит, чтобы не шляться в общественную кухню, но что теперь они будут обедать вместе, дома.

Они сели за стол и тетка Кира вдруг вздохнула, - обленилась старею... Когда я была у вас? Сто лет назад! Ну, ничего, теперь мы восполним пробел.

И от этих слов Митю оставило напряжение, которое началось в Москве и все не проходило.

Кира вынула из буфета белье, положила на зеленую бархатную кушетку и сказала: здесь ты будешь спать. Книги можешь читать

любые, но никому не давать. Гости - пожалуйста, но по договоренности со мною...

Митя слушал ее и думал, какие гости? Кто у него есть в Москве? Даже смешно! Но ничего не сказал.

Заснул он в ту же секунду, как голова коснулась подушки.

Уже сквозь сон услышал, как Кира сказала, что она не против, если он у нее останется жить на все время учебы...

Проснулся Митя так поздно, как никогда не просыпался дома,

- и один.

На столе лежала записка.

Кира писала, что придет поздно, еда в холодильнике, а почти рядом с домом Музей Изящных искусств им. Пушкина.

Итак, тетку он сегодня может и вообще не увидеть, что его порадовало все же при ней он чувствовал себя неуютно.

Он сделал зарядку, пожалев, что не взял гантели.

Невысокий его рост?.. Так пусть хоть накачанная мускулатура. Митя порадовался, что у тетки нет большого зеркала: он себе

не нравился. При маленьком росте, худоба и всегда бледность, - даже летом, когда остальные мальчишки становились черными, проводя все время на пляже. Узкие длинные глаза неопределенного цвета...

Его прозвали японцем, на что его бабушка сердилась.

... Глупые мальчишки, говорила она, японцы - другая раса, у них плоские лица и прямые черные волосы! А ты - чистейший европейский тип,польский, венгерский, даже испанский, уж я-то знаю, всех в своей жизни повидала! В тебе есть по-ро-да, понимаешь?

После этого Митя долго смотрел в их большое трюмо и убедился, что бабушка права как всегда: нос с тонкой горбинкой, высокие скулы, золотистокаштановые волосы мягкими волнами... Какой же он японец!

После зарядки Митя сел писать письмо домой. Он постановил себе писать еженедельно, а может и чаще. И обязательно съездить после собеседования домой (а если не выдержит, - то и насовсем, что почему-то радовало...).

Так он думал. Вольно думать! Ничто не мешает. А вот исполнить?.. Сложнее. Что-то всегда мешает и стопорит.

Митя еще не полюбил Москву, но бродил по ней охотно. Он теперь знал Москву лучше, чем сами москвичи, которые носятся как заведенные по однажды определенному жизнью маршруту.

Кира поражалась и радовалась его интересу к городу, когда он вечером с жаром рассказывал ей о своих прогулках. Обедать вместе они так и не начали, - нелепо мчаться к определенному времени, чтобы вместе съесть тарелку супа, который еще и сварить надо!

Митя был свободолюбив, тетка - тоже и они решили, что идея обедов не оправдывает себя.

Виделись они не часто, что только улучшало их отношения.

Мама прислала Мите длинное письмо, где в частности, сильно сомневалась в целесообразности пребывания Мити у Киры все пять лет института.

Со всякими экивоками мама писала, что Кира - человек замечательный, добрейший, но сложный, и восторги первых недель могут

поутихнуть со временем, а место в общежитии будет потеряно...

Бабушка сделала приписку, где ни слова не говорилось о Кире, зато все о котенке Диме, которого взяла бабушка. Имя Дима ей не нравится, а котенка она полюбила...

Митя посмеялся над припиской, а по поводу Киры задумался.

Он помнил, что она к ним приезжала, что после ее отъезда мама и бабушка говорили о ней. Но не прислушивался тогда, естественно, и ничего сейчас вспомнить не мог, как ни пытался.

Разве думал он, что пути его и почти неведомой ему тетки так тесно переплетутся?

Сейчас Митя относился к Кире - идеально. Он считал ее умной свободной женщиной.

И она совершенно перестала казаться ему старой.

(Здесь стоит прерваться и, отойдя вдаль лет, осветить фигуру его тетки Киры, которая сыграет немалую роль в судьбе Мити.

Кира родилась в Москве, с первого своего дня жила в этой квартире. Мама умерла родами и Кира осталась с отцом.

Отец не женился второй раз и всю свою любовь отдал дочери, замечательной его Кирюшке, свойскому парнишке, так считал папа.

Он был инженер, но кроме этого альпинист, горнолыжник, гитарист и песенник.

Кире было с ним отлично!

Отец погиб на фронте, когда ей исполнилось пятнадцать, и с тех пор она жила в этой квартире одна. Путь в профессии Кира выбрала отцовский. Пошла учиться в МАИ.

В те времена Кира была высокой нескладной девушкой, которая среди модных тогда, - немецкого типа блондиночек небольшого роста, с голубенькими глазками, - выглядела весьма одиозно, тем более, что в институт она ходила в отцовских ковбойках и свитерах, и тяжелых ботинках.

Парни дружили с ней, но за девушку, в которую можно влюбиться, не брали. Они называли ее ласково - мотыжка, Кирка, с ударением на последнем слоге, она не обижалась - парни ее интересовали лишь как товарищи. Она пришла в институт, чтобы получить знания и стать знающим дело специалистом.

И вот на такую нескладеху обратил томные хохлацкие глаза институтская краса и гордость - Петя Холенко.

Это стало шоковым ударом для всего населения института, как женского, так и мужского. Юные дамы кипели от негодования, а

мужчины были поражены. И акции Кирки-мотыги внезапно поползли

вверх. Оказалось, что очень элегантно носить растянувшийся свитер и тяжелые ботинки, кое-как закручивать густые волосы на маковке...

Мужчины стали приглашать Киру на вечера и вечеринки и стало считаться сверхшикарным сидеть рядом с ней и слушать как она своим хрипловатым низким голосом рассказывает о горах и восхожде

ниях, либо о каких-нибудь новостях из жизни турбин и турбиночек.

Блондиночки же, со своими рюшиками, алыми ротиками и золотистыми кудряшками, похожие на ангелочков со старинных рождественс

ких открыток, бессильно злились.

А если злится ангелочек, тут уж требуется вмешательство Матушки-Судьбы.

И оно произошло.

Петя Холенко, не выдержав своей любви к Кире-мотыге, признался ей и попросил стать его женой.

Кира выкатила на него свои пасмурные серые глаза и спросила: что с тобой, Петька?

И тот ответил, что он все сказал.

Тогда Кира популярно разобъяснила ему, что пока она ни с кем не собирается соединять свою жизнь. И вообще прохладно относится к совместным проживаниям, - это мешает развитию индивидуальности.

Она не успела закончить свою мысль, как Петя Холенко встал и ушел с вечеринки, где все это и происходило.

После этого бум на Киру упал.

Парни поняли, что блондиночки-ангелочки правы: Кирка была и остается киркой и только. А Петька Холенко просто временно свихнулся.

Ангелочки поимели то, что принадлежало им по праву, и чем чуть было не завладела нескладеха Кирка.

С тех давних пор Кира все свое время отдала турбинам и турбиночкам.

Но не следует думать, что она, как положительный герой некоего соцреализма, ничем в жизни больше не интересовалась. Интересовалась. И всем.

Ходила в театры, на выставки, читала книги, выпивала, когда хотела, курила, как хороший мужик, и любовники у нее случались, из тех, кто проявлял слишком сильную настырность, а ей не было противно.

Но секс, сам по себе, занимал ее меньше всего, - то ли она вообще была спокойной натурой, то ли время не пришло, то ли у нее была иная ориентация, о которой она не догадывалась.

На работе в проектном институте она сразу вызвала уважение своим серьезным отношением к делу и острым, мужского крепкого склада умом. Быстро доросла до руководителя группы проектов.

И, естественно, вызывала множество пересудов и догадок, - отчего такая мозговитая, вполне симпатичная женщина, да еще получающая немало, одинока. Тем более, что каждый год Кира в мужской компании ходила либо в горы, либо на байдарках летала по горным рекам. Там-то уж могла найти себе пару?.. Может быть, она

- тайная пьяница? И ей в жизни больше ничего не нужно? Но как ни следили за ней вострые глазенки, - не могли уследить, чтобы она пришла на работу с опозданием или с мешками под глазами, или...

Тогда решили, что она малость ШИЗО, - и на этом все дамы успокоились.

В квартире Кира тоже ни с кем близко не сходилась.

Соседи раздражали ее шумливостью, хотя не были особо шумными людьми, просто их было столько, что когда одни заканчивали ссору,

танцы, скандал или пение по пьяному делу, - другие начинал...

И еще. Стоило ей выйти на кухню, как кто-нибудь просил у нее совета. Вид у нее был солидный и советов от нее ждали тоже солидных, - причем по любым поводам: от приобретения какой-либо вещи, до - стоит ли измудохать любовницу мужа, которая, оказалось, живет рядом в подъезде.

Кира обычно отвечала, - не знаю, вам виднее, или - вам жить, вам и решать.

Ее посчитали гордячкой и перестали вообще о чем-либо спрашивать.

Чему она была несказанно рада.

А потом купила плитку и вообще перестала бывать в общей кухню. К счастью, ее комнаты выходили прямо в переднюю, остальные

ютились в длинном коридоре, так что с соседями она встречалась

лишь поутру, когда шла в туалет.

Так и жила она,- одиноко, - в принципе, и принципиально.

До той поры, пока не произошла тривиальная встреча на работе.

В отдел технической информации пришла новенькая. Пухленькая невысокая блондиночка, из коих складывался кирин вражий лагерь в студенческом коллективе.

У блондиночки были круглые огромные небесно голубые глаза, маленький алый ротик бантиком, тоненькая талия и соблазнительные, пышные, колышащиеся бедра, которых она, дурочка, стеснялась.

Звали ее мягко и непритязательно - Леля, Елена, Елена Николаевна. Приход новенькой, да еще молодой, - событие на любой работе.

А если она еще и хорошенькая? И с такими бедрами?

Представляете, что сделалось с мужским населением института? Женатики и холостяки, юнцы и пожилые, тюхи и пижоны, - все

взвихрились вокруг Лели, а некоторые подлетали так близко, что пугали бедняжку новенькую.

Она растерялась, хотя была уже замужем и имела маленького сынулю. По простоте души она решила, что если не ответит ни на одно притязание, то испортит о себе мнение, - сочтут глупой недотрогой... Но отвечать основательно Леле не хотелось, а прогулками, - она понимала - никто из поклонников не ограничится.

Отметим, что мужа своего Леля не любила. Никогда? Возможно.

И тут выступила из тени Кира, к тому времени уже большая начальница и первая умница. Она довольно долго присматривалась к новенькой, не однажды уловив ее растерянный взгляд, обращенный в никуда, и решила, что разгонит всю эту мужицкую шарагу.

До чего ж они надоедные!

Кира просто, без подходов, познакомилась с Лелей и своим острым насмешливым умом, необычностью суждений и независимостью поведения завоевала лелино внимание, а вскоре и девчоночью влюб

ленность в старшую подругу, такую необыкновенную и мудрую, обратившую свое высочайшее внимание на глупенькую обыкновенную женщинку.

И что главное,- в своих разговорах с Лелей Кира насмешливо и чуть брезгливо рассмотрела всех красавцев и элегантцев так, что от них ничего не осталось.

Леля изменилась. Она перестала быть Лелей, немножко глупенькой, растерянной, моргающей своими огромными глазами в лад речей, - она стала Еленой Николаевной, почти такой же строгой, как Кира.

Бывшие ее почитатели находили, что Леля многое потеряла, став Еленой Николаевной, и что хорошо для Киры, плохо - для Лели.

Ушла шармантность! вздыхали бывшие ухажеры.

В институте ждали, когда эта странная дружба развалится, потому что хорошо знали Киру - у нее бывали такие дружбы, - заканчивались они обычно: Кира переставала общаться со своей пассией-подругой.

Но эта дружба, несмотря на предсказания, крепла и разваливаться не собиралась. Тогда стали решать такой вопрос: о чем может так долго и заинтересованно говорить с этой толстушкой - дурушкой умница Кира?

О чем же они действительно говорили? А обо всем. И отнюдь не о том, что интересовало только Киру. Наоборот. Это Кира интересовалась всем, что касалось Лели. Она обсуждала с ней новое платье, поздний приход мужа домой, приснившийся Леле странный сон, поведение Леши - сынули, и как быть, если вчера Леля обозвала домашнюю работницу стервой, а она и вправду - стерва...

И что замечательно - Кира стала любить давать советы, которых Леле каждый день требовалась куча.

Оказалось, что Кира - сундук с драгоценностями, система Менделеева, комод с приданым, - что по нерадивости хозяина не использовалось по назначению и потихоньку превратилось бы в прах.

Но вдруг дало ростки и расцвело.

Леля искренне полюбила Киру, считая ее лучшим человеком на Земле, хотя, как все умные люди немного жестким. Леле на таких, увы, - везло! И не потому, что она тянулась к таким, а потому что они тянулись к ней.

Это заблуждение, что слабый ищет сильного. Слабый боится сильных... Вот сильному слабый необходим. Сильному всегда необ

ходимо играть в свои игры со слабым.

Муж Лели тоже был сильным человеком. У Лели с ним сложилась обычная семейная жизнь, ничем особым не отличающаяся: есть

ребенок, существует приязнь, позади несколько пустых интрижек и

у него и у нее... Ничего особенного.

И это с какого-то момента стало тяготить Лелю.

Она вдруг с ужасом подумала, что ей скоро тридцать, а она ни разу по-настоящему не любила, - со слезами, расставаниями,

дрожью в коленках и всем прочим, чем полны романтические книги.

Ей стало страшно и обидно. Но что делать? Делать было нечего.

И вот теперь у нее появилась подруга, - близкий человек, которому она могла рассказать все, - от и до. Могла рассказать даже о своем страхе безлюбия... Но пока - не рассказывала.

Кира внимательно выслушивала ее простенькие семейные истории, и тихо начинала ненавидеть лелиного мужа.

Она вполне уверилась, что Леле надо развестись с ее "Володькой" и начать новую совершенную жизнь. А Кира ей в этом поможет. Она сделает все для Лели. И какие прекрасные наступят времена! Какие?.. - Это и самой Кире было не совсем ясно, но Главная Идея созрела - развод и очищение.

Но Кира понимала, что так сразу сказать об этом Леле она не может, Леля еще не готова для такого резкого решения. Кире надо исподволь, тихо, проводить с глупышкой Лелей миссионерскую работу.

Она поняла, что эта почти тридцатилетняя женщина не разбужена. Спит ее тело. И лишь чуть шелохнулась душа...

Иногда, оставаясь наедине с собой, без Лели, Кира, отстранясь от вечных лелиных проблем, вдруг холодно думала, зачем ей, собственно, Леля? Ведь она взваливает Лелю на себя...

И тут же с многочисленными доводами начинала объяснять себе свою деятельность в отношении Лели...

А все это было полуфальшью, полуспасением от правды, кото

рая заключалась совсем в другом. Кира любила Лелю. Но не признавалась себе в этом.

Это лежало подо дном дна ее природы. Такою она была создана.

Кира не спала ночами, курила сигарету за сигаретой, сидя на подоконнике и глядя на просыпающуюся улицу... И наконец нашла для себя пристойный выход, не специально, - на уровне интуиции: Леля - ее создание и она не может бросить это создание во враждебном и глухом к человеческому страданию или одиночеству - мире.

После работы они частенько ходили в РНУ ( так они назвали маленькое кафе-стекляшку) - Рай На Углу,- и предавались беседам и беседам, уже с неким романтическим уклоном, вроде того, что уехать бы отсюда и поселиться в каком-нибудь заповеднике...

Об этом мечтательно говорила Кира, а Леля с восторгом в глазах поддакивала ей.

Когда пришло письмо от двоюродной сестры, что в Москву приезжает на учебу племянник Митя - Вадим, Кира вначале разозлилась. Теперь ей надо будет приходить домой, варить обеды и т.д. и т.п. и прощай РНУ, прощай вечерние беседы с Лелей, их чаепития их откровения, их дружба...

Но, будучи умной и жесткой, сказала себе: никто не заставит ее делать то, чего она не захочет...

Кира успокоилась. И даже как-то обрадовалась, что приедет юный человек, свежий, не знающий не только Москву, но, наверное, вообще почти ничего в жизни...

Это вдохновило Киру.

У нее появится еще один восторженный абориген и снова понадобится ее миссионерская мощь.)

Пока Митя наслаждался Москвой и своими открытиями, подруги теперь много говорили о нем.

Говорила Кира.

Леля изредка задавала вопросы, но этот провинциальный кирин мальчик совсем ее не интересовал и она даже подумала, что он

своим приездом может помешать их планам.

Она собралась разводиться с Володькой...

И Леля стала питать к этому Мите нечто похожее на неприязнь. Кира почувствовала это и решила, что необходимо показать Митю

Леле, посидеть вместе за чаем, а потом наедине с ней посмеяться не зло, но остро, - над его мягким южным выговором, над росточком, и над многим другим...

Кира не стала пользовать ключ, дабы не смутить Митю, - вдруг он валяется на кушетке и совсем не в виде, а Кире, она это

сейчас поняла, хотелось, чтобы Митя понравился Леле, а Леля

Мите.

Митя открыл дверь, не думая, что это тетка.

До этого он и вправду валялся на тахте и читал.

Рубашка его была помята, как и лицо, потому что читал он долго и в одной позе, уперев пятерню в щеку ...

Если бы Кира была матерью, она бы позвонила из любого автомата и сказала, что надеть, как причесаться, и так далее. Но Кира была всего-навсего теткой, да еще бездетной.

Первой, в темноте коридора, Митя увидел Елену Николаевну и решил, что это к кому-нибудь из соседей, но тут же, узрев позади незнакомки тетку Киру, смутился до онемения и так и стоял, не

пропуская их в комнату.

Кира рассмеялась. Слегка его отодвинула, и они с улыбающейся тоже Лелей вошли в квартиру.

Походя она представила его этой полной большеглазой даме: вот наш Митенька. Он несколько растерян от неожиданности и своего домашнего вида и потому выглядит сейчас не таким миленьким и ум

неньким, каким я его тебе обрисовала. Но все равно. Это будущий

Чичерин. А это моя любимая подруга - Елена Николаевна. Вадим Александрович, Елена Николаевна. Полагаю, Митечка, тетей Лелей ты ее называть не будешь? Для этого она слишком молода и хороша собой.

Последние слова Кира произнесла уже с несколько сердитой насмешливостью, - ей было неприятно, что у Мити сейчас такая мятая, красная и тупая физиономия!

Митя, убитый, молчал. И в тишине комнаты прозвучал лелин напряженный, звенящий и фальшивый голос: ах, Кира, Кира! Для такого юного человека я уже тетя. Но нет, Митечка, - все-таки Елена Николаевна.

Митя наконец, попытался улыбнуться, постоял для вежливости чуток и удалился с книгой в теткину спальню: он был воспитанный мальчик и знал, что взрослым мешать не следует. Он считал, что очень ловко и во время освободил дам от своего нелепого присутствия. Совершенно не подозревая, что причиной прихода сегодня этой толстоватой дамы, теткиной подруги, был сам он.

Кира была потрясена его невниманием.

Она-то смотрела на Лелю и себя все ж таки другими глазами. Они молодые дамы, а он - будущий студент и дипломат - и

должен соответствовать! Ему уже семнадцать, - надо уметь вести себя светски!

И, вспыхнув, она крикнула в сторону спальни, - Митя! Немедленно приведи себя в порядок и выйди к нам!

Митя побелел от унижения. Но мальчик он был послушный и начал переодеваться и причесываться, глотая соленые слезы.

Вышел к дамам.

Леля видела, что Кира просто не в себе, а мальчик расстроился, бедняжка. Она мельком глянула на Митю. Он причесал свои густые, золотисто коричневые волосы, надел перкалевую белую рубашку и даже галстук, который купил уже в Москве. И стал и вправду милым...

Но настроение посидеть за чаем у Лели исчезло и она, светски улыбаясь сказала.

- Меня заждалась моя семейка...

И, обратившись к Мите прощебетала, - Митечка, сожалею, что две пожилые тетки испортили вам настроение, но будьте снисходи

тельны к возрасту...

Еще раз улыбнулась и исчезла.

Когда она ушла, Кира приказала Мите: сядь. И выслушай меня.

Митя сел, а Кира довольно долго изучала его, как портной изучает глазами кусок сукна, принесенный заказчиком не из шикарных. Кусок небольшой, а заказчик требовательный, и хоть не из больших богачей, но терять его портной не хочет, вот и сидит перед куском сукна, думая, выйдет фрачок или нет.

Наконец, Кира заявила: ты не понравился Елене Николаевне.

Митя понимал это и сам и потому заявление тетки не расстроило его, а разозлило. - Ну и что? - Спросил он нарочито вызывающе и даже грубо.

Кира вспыхнула от митиной прикурочки: а то, что я с ее мнением очень считаюсь. Она - женщина с прекрасным вкусом.

- Ну и что? - Почти высокомерно повторил Митя, изнемогая от неожиданного страдания и возникшей острой неприязни к тетке и ее толстухе. - Я говорю сейчас не о твоей внешности! - Закричала Кира, забыв или не зная, что перед нею юная нежная душа, которую раньше положенного времени лучше не терзать. - Я говорю о твоей невоспитанности! И ты собираешься сделать дипломатическую карьеру! Ты же не знаешь элементарных правил поведения в обществе (Кира сама их, эти правила, презирала, но тем не менее поучала)! Ты должен быть любезным, милым, дамы это ценят, а ты?

Кира закурила. Она уже немного успокоилась и теперь чисто воспитывала Митю.

- Через пять лет ты должен будешь стать человеком - комильфо. Не знаю, получится ли у тебя за эти пяти лет... Ты сейчас просто дошкольник, ничтожество. Как так? Мама - преподаватель... Твоя

бабушка - великая аристократка... - тут Кира остановилась, почувствовав, что едет не туда... и пробурчала, - хорошо, что ты знаешь язык и играешь на пианино... Ты и стихи ведь пишешь?.. - спросила она уже доброжелательно - пар вышел, можно было расслабиться.

Митя не ответил.

Кира внимательно посмотрела на него и сказала: не хочешь - не отвечай. Но предупреждаю тебя: Елена Николаевна - мой истинный единственный друг, человек тончайшей души. Ты думаешь, я не знаю, что у тебя в голове? Подумаешь, мол, старые тетки, мне на вас наплевать... Ладно, не будем ссориться. Надеюсь, ты воспринял урок. - Заключила она, потрепала его по голове и ушла в свою спальню.

Но в движении ее руки не было тепла.

Теткина жесткая беседа возымела действие.

Митя стал тщательно следить за своим внешним видом.

Особо он обращал внимание на прическу и выражение лица. Про свои волосы он точно знал, что они хороши и потому с удовольствием предался возникшей моде на длинные волосы у мужчин, - не ходил к парикмахеру с тех пор, как в последний раз стригся в родном городе. А выражение лица он решил иметь надменное. Это придавало ему, - слишком юному, невысокому,- некую значительность и избавляло от лишних вопросов и знакомств, - так он считал, хотя нельзя сказать, чтобы кто-нибудь с ним жаждал познакомиться.

Подошло время идти Мите в институт Международных отношений. Он тщательно причесался, надел свой лучший единственный кос

тюм, даже немного капнул теткиными духами на волосы, выверил выражение лица и вышел на улицу.

Часть пути он надумал проделать пешком, ибо, не признаваясь себе в этом, несколько дрейфил и решил проверить на прохожих впечатление от себя, - особенно на женщинах.

Но, увы! Никто в Москве не хотел его замечать!

И внезапно Мите захотелось уехать. К маме и бабушке, в родной теплый зеленый город! И ведь так просто это сделать! Вернуться сейчас к тетке, собрать чемодан, взять в долг из тех денег, что лежали в шкатулке, - она же сказала, что он может их брать!- написать ей записку, чтобы не прощаться,не видеть ее, и!..

Митя точно знал, что мама вначале будет сердиться и кричать, а потом успокоится и тихо станет радоваться, а бабушка будет радоваться сразу. В его городе есть Пединститут и еще институты... ... И что дальше?..

Откуда-то возник этот голос. Который все испортил.

Митя понял, что путь избран и сойти с него он не имеет права.

И как бы ему не хотелось сбежать, - этого не сделает.

Так размышлял Митя, все замедляя и замедляя шаги с приближением института.

Институт встретил его неприветливо. В стеклянных высоких дверях Митя невольно уступил дорогу двум высоченным и необыкновенно смазливым парням, которые, как показалось Мите, захохотали ему вслед. И в стекло двери он увидел себя... Лучше бы не видел!

У стола секретарши приемной комиссии, девицы с истинно надменным лицом,- возможно, с таким выражением она и родилась,- стояла маленькая черноволосая девушка.

Митя не знал, как себя вести: то ли стать в очередь за девушкой, то ли сесть в кресло у журнального столика... Пока он раздумывал, маленькая девушка вышла на улицу.

Мите секретарша отбарабанила заученно, нисколько не удивившись его прекрасным документам, что собеседование будет через две недели, а консультация сегодня, через час.

Митя поблагодарил надменную девицу и вышел из института.

Все произошло так обыденно! Было почему-то горько и обидно. На улице он увидел черноволосую маленькую девушку, которая

как бы ждала его. Она подошла и спросила: вы по конкурсу?

На что Митя заявил, что он - медалист и направлен сюда по путевке. Девушка вроде бы осадила его: я - тоже. А когда у нас собеседование? Я не спросила.

Митя ответил, что кажется через две недели...

Его "кажется" девочке показалось, видимо, легкомысленным, потому что она посмотрела на него с осуждением. Она вообще была слишком серьезна для своего маленького роста и круглого личика.

Круглые личики и маленькие фигурки в сознании нашем всегда сочетаются с веселостью натуры и улыбчивыми ямочками. Но здесь было не так.

Маленький свой ротик девочка свела в узелок и озабоченно сказала, что узнает на консультации.

Митя испугался, что первый встреченный на необитаемом острове живой организм - черненькая девочка - сейчас исчезнет и у него не будет ни одной, самой малой завязки с этим чопорным - и в общем-то - не внушившим ему радость учения - институтом. И он сказал, - давайте пройдемся по набережной? Час еще...

Девочка поколебалась из своих каких-то соображений, но ответила положительно и они побрели к набережной.

Во время гулянья девочка редко развязывала свой ротик-узелок, зато Митя разболтался. Ну, как же! Это был фактически первый его слушатель в Москве, тетка не в счет. Он рассказал о себе почти все, а девочка только и сказала, что ее зовут Нэля и они с папой живут на Грузинской.

(О том, что ее папа работает в правительстве, что у них здесь

пятикомнатная квартира, а в Киеве, откуда они родом и откуда недавно перевели сюда папу, осталась еще квартира и дача, и ее мама живет там... Нэля не сказала. И конечно, не сообщила Нэля, что Митя ей понравился, но она посчитала его "теленком", а значит требующим веревочки, и таковую Нэля собиралась надеть на тонкую митину шею.)

Они посидели вдвоем на консультации и после Митя пригласил Нэлю в кино, - он был так благодарен ей за то, что она разделила его одиночество в общем-то в знаменательный день.

В кино он угостил ее мороженым, был галантен, и отправился провожать.

На своей улице Нэля вдруг разговорилась.

Она призналась Мите, что так же, как и он, она - москвичка недавняя... Это ужасно обрадовало Митю - гораздо легче общаться с человеком, подобным тебе, а не со столичной штучкой, которая молчит и неизвестно, что о тебе думает.

Девочка посмотрела на окна шестого этажа и сказала, что свет у них горит, значит папа дома.

Митя подумал, что мамы у них, видимо, нет, но спросить посовестился.

Нэля объяснила это сама. Оказалось, что мама есть, в Киеве, не хочет бросать дачу и квартиру, но очень скучает без них...

Митя удивился всему этому и спросил: как же это?..

Нэля решила вовсе добить парня: вот так. У нас и тут пятикомнатная квартира и там... Прямо, не знаем, что в них делать! У меня папа министр, - добавила она с гордостью.

Митя, задрав голову, изучал окна, завешенные газетами, и мельком подумал, что согласился бы здесь побывать в гостях, чтобы увидеть, как живут министры... А может, когда-нибудь и позовет

эта Нэля, подумал он довольно равнодушно.

Черненькая Нэля не виделась ему предметом для обожания.

Только в конце, когда Нэля собралась идти домой, Митя спросил номер телефона, - на всякий случай, - она назвала и подумала, что парень стеснительный, не нахал, как москвичи, - когда те узнавали о ее папе, тут-то и начинался облом и любовь до гроба. Все же, хотя она и не очень верила в такую скоропалительную любовь, у нее выросла сильная самоценность - не надо забывать, что ей тоже было всего семнадцать!

Когда Митя пришел домой из первого своего наиважнейшего путешествия, тетка Кира была дома.

После того, малоприятного для них обоих разговора, они друг с другом были не очень-то ловки: то слишком предупредительны, то стойко молчаливы. Но сейчас Митя был переполнен впечатлениями, на языке висели новости, и ему невмоготу было все держать в себе.

Он вообще не был скрытным, все всегда рассказывал бабушке, реже маме, но ему и скрывать-то было нечего. И он не относился к тому многочисленному разряду подростков, которые скрывают от своих близких ВСЕ, считая их своим первейшими врагами.

Кира спросила: где это ты так поздно прогуливаешься? И Митя, не услышав в голосе тетки насмешки или строгости, рассказал обо всем, что с ним произошло.

Вообще-то дружба между племянником и теткой как-то стала глохнуть. Вернее она находилась в состоянии раздумья, - зацвести ей на этой малоприспособленной почве, или тихо, вовсе не безобразно, погибнуть, как гибнут на балконах нерадивцев цветы, при этом вроде бы и не теряя своей формы, - теряя лишь самое ЖИЗНЬ.

Небезинтересно, что и дружба-любовь Киры с Лелей тоже подошла к какому-то перепутью. Кира вдруг стала суховата с подругой. А все потому, что элясь на Митю, Кира одновременно обижалась на Лелю, за то, что той не понравился Митя, хотя Леля об этом не говорила.

Подходил кирин день рождения. Свои дни рождения они отмечали одинаково. Вдвоем. Сматывались с работы пораньше и шли обедать в кафе Националь, с его традициями по-старинке: белые скатерти на столах, старики - официанты, пальма в углу.

Они кутили вдвоем целый вечер и были счастливы. Сюда формально приглашался и лелин Володька, но он каждый раз отговаривался чем-нибудь.

И славно!

После ресторана они шли пить чай к Кире, благо это было совсем рядом.

Володька иной раз возбухал, говоря, что быть не может, чтобы две бабы без мужиков столько времени торчали в ресторане. Леля ничего не пыталась объяснять, а только напоминала о том, что мужчины собираются нередко без женщин и ничего, все жены только довольны, - хоть один день свободы в длинной веренице рабства.

И вот подошел этот день и Леля нервничала. Если бы это был ЕЕ день, то она подошла бы к Кире и попрежнему сказала: ну, махнем в Националь ? Но теперь, как говорится, в эпоху кризиса, она не смела навязываться Кире...

А Кира?.. Кира тоже уже хотела закрыть все эти проблемы. Одним махом. Она придумала такое! И потирала ручки от удовольствия.

Кира решила позвать в Националь и Митю. Был повод: он поступил в институт и должен реабилитировать себя!

И ее маленький племянник явно меняется. Он перестал надевать этот жуткий бордовый галстук, всегда хорошо причесан, держится прямо и как-то значительно улыбается, чуть-чуть, уголками губ. У него есть уже знакомая девочка, маленькая, как он рассказал, с

ротиком-узелком и суровыми черными бровями. Девочку зовут, кажется, Нэля. Но Кира ее звать не собирается.

... Девочек нам не надо, - задуман менуэт с двумя истинными дамами. Но Леле она об этом заранее не скажет, это будет крошечная кирина месть.

Леля, задумавшись, медленно шла к Националю. Ее удивляла не присущая Кире озорная сегодня веселость... Что-то придумала ее подруга?

Так, в задумчивости, подошла Леля ко входу в Националь.

Киры еще не было.

Леля безотчетно смотрела в толпу, роящуюся у входа и так же безотчетно отметила чьи-то прекрасные волосы, выделяющиеся среди начесов и стрижек... Тяжелые, коричнево золотые, они лисьими хвостами сбегали на шею и блестели в лучах косого низкого солнца.

... Какая прелесть, подумала Леля и захотелось увидеть лицо...

Воспоминание стукнуло неожиданно, но она не успела понять,- какое, потому что пошла на этот зов, - на необычайный блеск волос...

Человек обернулся. И оказался Митей. Кириным провинциальным племянником.

Леля до дурноты испугалась этого и видимо испуг как-то по-иному отразился на ее лице, потому что увидевший ее Митя

взволнованно спросил: вам плохо, Елена Николаевна?

- Ничего, Митечка, все прошло, ничего... - говорила Леля, а сама думала, что НЕ ДОЛЖНО быть у маленького племянника Киры таких волос! У маленьких провинциальных племянников должна быть стрижечка под бобрик, чтобы сквозь светлые, младенчески светлые волосики, просвечивали на розовой коже родинки, а лучше - шрамики от золотухи, перенесенной в раннем детстве! Волосики, как многажды пользованная зубная щеточка!..

А Митя говорил, что ждет Киру, Леля же не переставала думать о нем, Мите. Когда он обернулся, ей открылось совершенство линий его лица, изысканная впадина виска, медленно и высокомерно перетекающая к темному изогнутому рту...

Нет, НЕ ДОЛЖНО быть таким лицо маленького племянника из какой-то южной провинции!

И голос!.. Тихий, гортанный, которым нужно говорить вовсе не то, что приходилось, а совсем иные слова... Правда, на месте был серый коверкотовый костюм и беленькая перкалевая сорочка.

Леля, будто в забытьи, смотрела на это чудо, - с узкими неопределенного, орехового цвета глазами, вознесенные к вискам и желтоватой - цвета слоновой кости - гладкой, с тенями и блеском,

- кожей.

Митя видел, что Елена Николаевна разглядывает его как-то странно, и ужасно смущался и нервничал: конечно, он отвратительно одет, мал, ничтожен и эта женщина, столь ценимая его теткой, наверняка посмеивается над ним, примечая всякие его ошибки, а потом станет обсуждать их с теткой и та снова разозлится...

Тогда и он стал смотреть на Елену Николаевну в упор, как бы бессловесно говоря, что и она не идеальна и он тоже может найти у нее недостатки...

Тут пришла Кира и впервые за последнее время Митя обрадовался тетке. А она была розовая от быстрой ходьбы, хитрая и улыбающаяся. Как она задумала, так и получилось: эти двое встретились и пробыли какое-то время вместе!

Она сразу заявила Мите, что сегодня - день ее рождения, но она специально не сказала ему об этом, чтобы он не бегал за подарком, как это у них ТАМ принято, и не покупал зряшней ерунды.

Она нанесла чувствительный удар по митиному самолюбию и он твердо сказал себе, что больше сегодня ей не удастся так безнаказанно и нахально отшлепать его. И готов был уничтожить эту белую, довольную всем, пышную Елену Николаевну, которая молча наблюдала сцену еще одного митиного унижения. И еще одна немаловажная вещица угнетала его: сам сегодняшний вечер. Он интуитивно чуял, что должен быть на высоте. Именно за этим позвала его тетка Кира.

Выдержит он этот экзамен, - хорошо. Нет... - все с ним ясно.

Именно это пугало его и вконец портило настроение.

Они подошли к лестнице, которая вела в зал ресторана и надо было как-то начинать соответствовать только-только врученной роли!

Втроем подниматься по лестнице было невозможно, поэтому получилось, что Митя шел с Еленой Николаевной, пропустив ее несколько вперед (он твердо заучил, что женщин пропускают вперед, не знал, бедняжка, что в ресторане все наоборот!). Кира сзади

них...

Митя начал свой путь через чистилище, догадываетесь, куда? Правильно, - в ад.

Он ничего не знал: должен ли он взять под локоть Елену Николаевну? Надо ли хоть что-то говорить во время восхождения (или совсем наоборот...)? И еще пришлось смотреть на себя и на нее в зеркало, которое появилось за поворотом, прямо перед ними!..

Он с ужасом взглянул на Елену Николаевну и глаза ее, большие, круглые и голубые, не напугали, как давеча на улице, а успокоили, и он смог пройти мимо зеркала.

А сама Леля, успокоив его, вся сжалась, съежилась, чтобы хоть как- то стать потоньше и помоложе.

Кира их мучений не замечала. Она была довольна.

В зале, от столиков, на них посмотрели, но без особого внимания, мало ли какого люда в любых сочетаниях ошивается по московским ресторанам вечерами?

Но Мите и Леле показалось, что ВСЕ разглядывают их и еле удерживаются - пока! - от откровенного хохота.

Оба они сразу, быстрее Киры, которая жила сегодня как бы в отдельном от них темпе, увидели свободный столик и с облегчением плюхнулись на стулья.

Леля сразу же закурила, а Митя, потрясенный роскошью лепнины, лампионов, бархатных гардин на огромных окнах, рассматривал зал.

Здесь, в этот час, было как в консерватории перед началом гала-концерта, - тишина, шепотки, шажки входящих...

Царят благоговение, трепет и ожидание.

Позже ресторан станет похож на самое себя.

Подошел официант. Митю ударило в пот, а Кира вроде бы и не видела официанта, что-то рассказывая Леле. Официант был тертый и ничего замечательного от таких гостей, как эти две дамочки и мальчишка, не ждал.

Физиономия у него была достаточно кислая и он нетерпеливо постукивал карандашиком по блокноту.

Митя понял, что деваться ему некуда, - ни тетка не поможет, ни эта ее подруга... И он, прокашлявшись, сказал, поразив официанта в самую печенку: три порции зернистой икры, семгу, салат "Столичный"...

И продолжал заявлять такой заказ, что у официанта глаза чуть не вывалились на его засаленный блокнотик. Ошибся он, старый

ресторанный волк! - Не дамы это, а две старые потаскушки, а

мальчишка - командировочный, которого они хомутнули! Мало ли кто

как выглядит! И стал внимательно слушать сопляка.

Скоро он, осчастливленный, мчался выполнять роскошный заказ, только почему-то с малым количеством спиртного. Вот тебе и маль

чишка! а что спиртного мало, так может язвенник.

А "язвенник" сидел лиловый от прилившей к лицу, казалось, всей крови организма, и вид у него был, не в пример официанту,

несчастный.

Кира разозлилась на идиотский митин заказ - по количеству и набору блюд, - но постаралась не культивировать это в себе, - решив посмотреть, что же дальше будет?

Недовольна была и Леля, вернее, по-новому относясь к Мите, она огорчилась, что он выглядел и глупеньким, и нахальным. Ей не жаль было ни своих, ни кириных денег, но мальчик с тициановскими волосами не должен так беспардонно распоряжаться чужими деньгами! Мгновенно Митя стал для нее именно тем племянником, у которого волосики, как потертая зубная щетка. А жаль...

Появился официант и припер полный поднос всяческой еды. Тетка ехидно заметила, что "Митя сегодня держит стол", но тем не менее с огромным удовольствием принялась за еду, - чего ей себя ограничивать? Ей же платить! Ну еще Лелька добавит...

Леля что-то поклевывала, а Митя не ел вообще. И все они молчали.

За столом назревала скука и Митя с ужасом пытался хоть что-то вспомнить, чтобы рассказать или хотя бы сказать о чем-то, но как всегда, в экстремальные минуты - голова была пуста и, если что и было в ней, - так это звон.

Спасла положение Леля. Она вспомнила историю из свой юности про первый поход в ресторан. История была забавная, Кира посмеялась, Митя кое-как выдавил улыбку, но за столом произошла разрядка.

Предоставленный самому себе, Митя стал исподтишка рассматривать обеих женщин.

Кира напомнила ему попугая, с которым ходил по дворам у них в городе гадальщик. Попугай был розового цвета, нахохленный и страшно гордый. Но внимание свое Митя сосредоточил на Елене Николаевне.

Он ощутил, что она своей мягкостью и своим спокойствием благотворно влияет на его безумную тетку, но вместе с тем она казалась ему немного странной, и ему захотелось постичь эту странность и потому он часто и воровато на нее посматривал.

Ему она понравилась. Красиво одета (права тетка, говоря про ее высокий вкус!): синий костюм с глубоким вырезом, из которого поднимается высокая, белая, совсем не толстая шея, с маленькой головкой, - как бутон, - пышные вьющиеся стриженые волосы обрамляли ее спокойное мягкое лицо с круглыми яркими голубыми глазами и маленьким розовым ртом. Ее бедер не было видно и она казалась тоненькой - верх у нее был изящный и небольшой.

Мите вдруг захотелось, чтобы эта женщина думала о нем хорошо. А что если они встретятся во дни митиного величия?.. Она - еще привлекательная дама, станет восторгаться его успехами... Он совершенно не представлял, сколько лет Елене Николаевне.

Леля почувствовала его взгляд, и мельком глянув на Митю, увидела в глазах его почтительность и уважительную задумчивость.

Она полуулыбнулась ему, а внутренне вся сжалась, потому что сейчас явственно представила пропасть между ним и ею. И испугалась того, что это могло придти ей в голову - ни о какой пропасти она вообще не должна даже думать, это не имеет права приходить в голову, потому что - НЕ ИМЕЕТ! Чтобы преодолеть страх и растерянность, Леля громко и весело сказала: что ж мы? Набросились на еду и ни тоста за виновницу торжества? Нашу умницу, красавицу, - королеву Божьей милостью!

Кира обмякла, а Митя, дрожащей рукой, придерживая галстук, налил сухое светлое вино в узкие бокалы. От выпитого вина, грозной закуски с перцем и травами, сигаретного дыма, а больше - от ресторанной музыки, откровенной и замедленной, митины бледные скулы запылали. Пылали уши и даже ладони, которые мучительно хотелось опустить в снег и тогда придет успокоение, которое никак не приходило.

Худая темноволосая певичка медленно, низким хриповатым голосом сообщала: Джонни из э бой фор ми...

Митя, зная английский слабо, это понял, перевел для себя: Джонни, мальчик только для меня... и загрустил.

О том, что ему никто не скажет таких слов, потому что его никто ТАК не любит и он тоже никого не любит. И Митя отчаянно затосковал о девушке, которая где-нибудь на острове Таити ждет своего Джонни. Хотя вино было не крепким и количество его малым, Митя чувствовал, что у него кружится голова и винная фантасмагория окутывает все вокруг и он вдруг нечетко сказал: и никогда он не придет.

- Что? - переспросила Кира, оторвавшись от беседы с Лелей.

Митя молчал. Леля же почувствовала изменение в митином настрое, поняла, что надо уходит на воздух и сказала опять же весело и с улыбкой: а не пойти ли нам к тебе, Кируля, и не выпить ли там кофе?

Кира заартачилась и заявила, что если кому-то надоело в ее компании, то пусть идет, а она будет пить кофе здесь, и с ликером.

Кофе пили в ресторане.

Женщины дымили уже, не переставая, и Кира протянула пачку сигарет Мите.

Митя взял сигарету, ловко прикурил и также ловко сказал, что начинать когда-нибудь надо. Женщины переглянулись - на глазах Митя менялся и то вызывал жалость, то нежность. И Кира похвалила себя за сегодняшнюю придумку и подумала, пусть курит, не младенец же он в пеленках. Пеленки остались там, у мамы и бабушки...

А вслух сказала, что сестрица бы ее убила из рогатки. Митя небрежно пожал плечами, выпуская изо рта клубы дыма, - Кира поучила его и как курить, - и стал рассматривать танцующих.

Вернее, одну пару: толстого большого седого мужчину и тоненькую девушку-блондиночку в стоптанных туфельках и потрепанной юбке. Девушка была пьяновата и клонила головку со спутанными волосами своему кавалеру на плечо, а сама хитро подмигивала Мите. Он ей улыбнулся. Она казалась ему очаровательной...

Кира стала поддразнивать Митю и подсмеиваться над девушкой - какая она растрепа и неряха, втянула и Лелю, которая только ради кириного дня, дала себя втянуть.

Ей не хотелось, чтобы Митя смотрел на эту девушку, которая была много-много моложе Лели...

Наконец-то и Кира устала. Официанта предъявил ужасающий счет. Дамы стали рыться в сумочках, радуясь, что совместных денег

кажется хватит.

Официант уже сменил подобострастную улыбку на четвертьпрезрительную, потаскухи оплачивают! А "язвенник" как умер.

Но язвенник не умер, а вдруг встрепенулся, пришел в себя от своих дум, полез в карман коверкотового пиджачка, достал кипу денег и надменно заявил: сдачи не надо.

Официант сомлел, Кира озверела и обозвала Митю сопляком, а у Лели от безобразности сцены заболело сердце.

По лестнице вниз они шли молча. Митя вроде бы и уничтоженный теткой, однако чувствовал себя на высоте. Кира пылала от гнева, а Леле было стыдно за Митю - ведь, наверное, это кирины домашние деньги?..

На улице оказалось тепло, почти как в ресторане, только не дымно и не пьяно. И всем им троим вдруг захотелось пройтись, чтобы ушло все, что принес сегодня этот нелепый в сущности поход в ресторан.

Но Кира сухо сказала: Митя, иди домой, а мы немного пройдемся с Еленой Николаевной. Тебе спать пора. Этим она подчеркивала, что ничего не изменилось, - Митя все равно недоношенный цыпле

нок, что бы он не пытался из себя изобразить.

Митя хотел возразить, что не имеет права отпускать их одних гулять так поздно... Но понял, что нарвется на еще одну отповедь!.. И попрощавшись чисто официально, ушел домой.

Настроение у него становилось с каждой минутой все поганее и поганее. Деньги эти, - не деньги даже, а символы, символы любви

мамы и бабушки,- были присланы, собраны Мите на зимнее пальто,

которого у него никогда не было, - на юге не нужно, но здесь!..

И вот эти деньги он сегодня выбросил в Национале. Ему не было их жалко и не нуждался он в зимнем пальто! Но сам факт, сам жест!..

- жест сопляка и дряни! Права тетка Кира! Но права она или нет, он ее не любит, и чем дальше - тем больше.

Странно, что вначале тетка ему нравилась, он даже думал, что она идеал современной женщины: умная, свободная, насмешливая. Он грешил против своих допотопных,- как он стал считать, - мамы и бабушки. Ему начало казаться, что они все делали не так, были смешны и старомодны и... не очень-то умны.

А сейчас он вдруг подумал, что свобода у тетки нарочитая, и современность тоже, - будто взятые напрокат. Все у тетки неправда или полуправда! Одиночество и подруга Леля - вот теткины две правды и никаких других нет.

Кира и Леля шли по бульварам, как и всегда в этот день. Но теперь их настроение было иным. И виной этому была Леля, скорее ее вопрос-упрек: Кира, ну зачем ты с ним так?..

- Ты о мальчишке? - Надменно и пренебрежительно спросила Кира, - знай, дорогая, что он сегодня наверняка истратил деньги, собранные матерью ему на пальто или, - что не исключаю,- взял из наших с ним, семейных... И то, и другое - гадость, не находишь? Вообще, это глупое желание учиться только в МГИМО!.. Не знаю, что из него получится! Мелкий клерк, не более, но, возможно, ему большего и не нужно. Я бы отправилась на его месте домой и пошла бы учиться в их ПЕД...

Тут Кира по какой-то неуловимой лелиной улыбке поняла, что перегнула палку в своей недоброжелательности к племяннику и

быстро сказала: ты думаешь, он мне мешает? Ничуть. Во мне даже

проявились родственные чувства и как ни странно, как говорят в

спорте, - я за него болею... Я-то решила, что он достаточно

повзрослел и чуточку поумнел, и вот на тебе, - ЖЕСТ!

Кира от возмущения тряхнула головой.

- Кира, - мягко упрекнула Леля, - он, конечно, еще не взрослый... Я уверена, что этот жест с деньгами он сделал от широты

души и чтобы показаться нам с лучшей стороны. Я сначала тоже как-то рассердилась на него, а потом поняла... Он сам станет казниться... Не надо было его прогонять, и так... - Леля замялась, но все-таки решила уточнить, - так неуважительно.

- Ах, великая добрячка! - Крикнула Кира, остановившись, - да более доброго, чем я, человека не сыскать, ты сама знаешь! Вы все делаете из меня зверя! Да, да! Стоит мне хоть кого-то покритиковать, как поднимается крик: грубая, злая! И первой кричишь ты. Не кричишь, естественно, ты же не из крикливых, как я. Ты тихо и скромно осуждаешь, но как!

Леля уже ругала себя, что затеялась с Кирой. Но ей вдруг невыносимо жалко стало Митю, - не племянника Киры - а мальчика с тициановскими волосами.

Кира посмотрела на Лелю - та шла, опустив голову, и Кире стало ее жаль: курица, что с нее возьмешь!

И она уже по-доброму проворчала: ангел во плоти... А кто на тебя белые одежды надел? Злая Кира!

Ссора миновала. Мало ли что бывает между друзьями, но это не повод для расставания.

НАСТУПИЛА НОЧЬ

Московская ночь без тишины. С гудками машин, светом в одиноких окнах, гулкими шагами в переулках, дальними хоровыми пьяными песнями...

Ночь, в которую, - только если очень хочешь спать и если москвич, заснешь.

Тетка давно похрапывала в своей келейке. Разговор меж нею и Митей не состоялся, - Митя притворился крепко спящим. Но он не

спал. Наверное, уже не меньше часа и, главное, - не хотел спать,

хотя знал, что надо. Он считал баранов, как учила его бабушка, и

которые всегда действовали незамедлительно, - а теперь вот прокололись. Переворачивал подушку холодной стороной и так ее всю прогрел собою, что сбросил на пол, усмотрев в ней причину своего не сна. Простыня под ним, которая всегда лежала как приклееная, сегодня взбивалась в ужасные комки и открывала кушетку, кото

рая как нарочно бугрилась сегодня злым ежом.

Митя вздыхал, поправлял постель, снова ложился, - но ничего не помогало. Тогда он завернулся в одеяло и подошел к окну. В подъезде напротив откровенничала парочка и Митя побоялся, что они его увидят и отпрянул от окна. Он не хотел никому мешать.

Ему вдруг показалось, что наконец-то он заснет, что нету больше жара в теле и подходит добрая, предвещающая сон, расслабленность. Он лег. Но все оказалось бутафорией.

БЕССОНИЦЫ Митя еще не знал и боролся с будущей подругой испробованными всеми методами. А надо было ей отдаться. И тогда, возможно, она бы сжалилась и ушла.

И вот когда Митя изнемогши, перестал бороться, к нему пришла ясность. Она пришла в виде Елены Николаевны, такой, какою она

была вчера в ресторане.

Она стояла вполоборота к настольной лампе и тяжелая голубая серьга заискрилась в розовом маленьком ухе. Митя вчера не помнил этого, а оказалось вот, - помнит, а глаза Елены Николаевны в тот миг - круглые и голубые, - тоже, как и эти камни, искрились...

Видение было настолько ярким, что Митя, облившись потом, сел в постели.

Он понял, почему ОНА пришла. И это не испугало его, а осчастливило до сердцебиения, но теперь это было не то жгучее сердцебиение, которое навевало мысль о болезни и смерти, - оно было самой жизнью, ее сердцевиной - любовью.

Увы, Митя понял, что безумно влюблен в Елену Николаевну, и это случилось не сейчас, а раньше, сейчас - он просто понял это.

Он перестал бояться бессоницы, а наоборот - радовался, что всего только три часа и можно еще долго вспоминать каждое движение Лели, каждую минуту...

Он вспомнил, как они встретились у Националя и как она странно на него смотрела... Что было в этом взгляде? Да нежность же, Митя! Нежность!

Это открытие было потрясением.

... А как она сказала - простите... - когда, передавая кофе, нечаянно кольнула его своими белыми блестящими длинными ногтями... ... Простите... Ему ее прощать? Мальчишке, которого постоянно унижает тетка?.. ТАК можно сказать только любимому...

Митя вскочил и стал ходить по комнате, теперь уже зная точно, что не заснет. Он уже призывал утро. Чтобы утром, под любыми предлогами бежать к тетке в институт и увидеть ЕЕ - Елену Николаевну. А тетка? Что тетка! Митя даже засмеялся. Глупая его тетка ничего не узнает! Он лег поверх одеяла и вмиг заснул.

Проснулся он с ощущением случившегося. Тетки уже не было. И то, что произошло с ним ночью, при свете дня не ушло, но несколько видоизменилось. Яркости, что пришла на рассвете, - не было. В одном он был уверен - в своей любви.

Мите до невозможности захотелось увидеть Елену Николаевну, но просто увидеть, а посмотреть, - такая ли она, какою приходила к нему ночью?..

Пойти встретить тетку? Почему вдруг? Но Митя решил, что вчерашняя ссора ему подмога - он пришел как бы замаливать грехи, а там... видно будет.

И снова его поразило, что вчера в это же время он не помнил о Леле и не думал о ней... Глупец! Вчера он был вообще другой человек.

Тетка с работы вышла одна, но это не расстроило Митю - Леля задержалась где-то на минутку. Тетка с удивлением воззрилась на него: что это с ним? Никогда не приходил... Даже когда она заболела, он не предложил ее встретить. Но у Мити был такой винова

тый вид, что она поняла - причина в их вчерашней размолвке. И

она решила дальше не ссориться.

А Митя стоял и смотрел в толпу, вываливающуюся из дверей института.

Кира обернулась на него и, как бы отвечая на его немой вопрос, сказал нетерпеливо, сама расстраиваясь из-за подруги: Лелька заболела. Вечные ее гриппы! Я ей предлагала хорошую консультацию у профессора, но она из тех, кого уже на носилках вынесут! Пойдем.

Кира продолжала ворчать, они двигались к метро, а Митя никак не мог понять, что он не увидит Лелю ни завтра, ни послезавтра,

а может неделю, и две!..

Ему хотелось взять тетку за руку и проникновенно, заглядывая в глаза, попросить: тетечка Кирочка, давайте позвоним Елене Николаевне!.. И навестим ее...

Если бы он так сказал, Кира бы обрадовалась, потому что ей хотелось поговорить с Лелей, но звонить не самой... А тут Митя!

Но Митя ничего не сказал.

Леля вовсе не была больна гриппом, у нее началось стойкое отвращение к самой себе: надо же такое учудить! Влюбиться в маленького мальчика! Племянника подруги. Да еще вчера помаленьку намекать ему! Это ее "Простите..." - звучало, как " милый, любовь моя"... А ее взгляды! О Боже! какая же она глупая и пошлая баба! Если бы он узнал! Да обсмеялся бы мальчоночка над "Лелей"!

Обо всем этом она думала на работе и Кира заметила ее посеревшее, страдальческое лицо и спросила, что с ней?

- Наверное мой вечный грипп, - ответила как можно более беспечно

Леля.

А теперь Леля лежала в постели и ждала, когда подействует снотворное, - заснуть, все забыть, проснуться выздоровевшей от этой дурацкой, какой-то юношеской страсти, как будто ей восемнадцать. Уже засыпая, она подумала, что в восемнадцать она бы этого мальчика не оценила. Была в нем какая-то тайна... Притяжение почти материальное, неодолимое...

Митя изредка, еще до роковой любви к Леле, звонил черненькой девочке, Нэле, - поболтать, договориться о встрече, пойти в кино. До Лели ( как до нашей эры...) Митя, провожая Нэлю или сидя с ней в кино, понимал, что он может удивлять ее своим бездействием: если влюблен, то почему не пытается ее поцеловать? А если нет, - то зачем звонит и встречается?..

Он не был влюблен в Нэлю и сознавал, что в таком случае, он как честный мужчина не должен морочить ей голову. Либо прекратить встречи, либо прозрачно намекнуть, что у них только дружба, не более...

Хотя и ему, и ей было скучно в Москве, где они никого не знали, и внезапное расставание, как и предложение дружбы выглядели бы глупым. Пусть идет, как идет, решил Митя. Но если бы он знал мысли Нэли по поводу него, он немало бы удивился.

Нэля считала, что Митя давно в нее влюблен и только из великой скромности не предпринимает никаких движений. Она была из тех, кто не любит правду и умеет ее не знать.

И вот после первой своей бессоницы и мучений последних дней, Митя решил позвонить Нэле, - ему становилось невмоготу тащить

непомерную ношу своей трагической любви, - как он считал.

Митя и Нэля встретились. Митя был молчалив и грустен.

Нэля не удивилась этому и даже как-то внутренне засуетилась, поняв, что сегодня-то Митя признается ей в любви! Вон как он похудел и побледнел! Страдает! Так думала Нэля, готовясь к страстным признаниям.

Ах, если бы! Митя был бы счастлив влюбиться в Нэлю!

Он вздохнул и подумал, а если бы с ним рядом сейчас шла Леля?.. И даже задохнулся лишь от предположения. А перед Нэлей ему стало неловко. Зачем он позвонил ей? Не надо было...

Он искоса взглянул на нее: маленькая, полная собственного достоинства, нарядно одетая, грациозная, в туфлях на высоком и тонком каблучке Нэля была вполне хорошенькой, но!..

Митя вдруг заторопился, наболтал чего-то о тетке, которая заболела и он должен еще идти за лекарством, но вот забыл... И, проводил Нэлю до дома. А Нэля вовсе на него не обиделась. Она

понимала свое: он боится признаться, - он скромный и нерешительный... Надо подтолкнуть его самой!

И если раньше Митя только нравился ей, то эти догадки не на шутку взволновали ее и она почти влюбилась и ждала теперь следующего свидания, зная, что оно должно быть решающим, она Мите поможет!.. Дурачок, подумала Нэля с нежностью.

За дни болезни Лели (она взяла бюллетень) Митя и Кира как-то сблизились и у них снова наступили хорошие отношения. Это произошло опять-таки из-за Лели: каждый из них хотел хотя бы поговорить о ней , если уж нельзя видеться. Так Митя узнал, что Леля замужем, впрочем, об этом он догадывался, что у нее есть сын семи лет, узнал, что она много курит и потому часто болеет всякой дрянью - гриппами, ангинами и ларингитами, что любит сухое вино и оказывается!.. - Леля любит пастилу и синий цвет!

На этих интереснейших темах тетках и племянник снова сдружились.

Вышла на работу Леля и Митя стал ждать, когда же она придет сюда пить чай после работы. Но она не заходила, а Кира все мрачнела и мрачнела.

Митя не выдержал и как-то вечером спросил, что это Елена Николаевна не заходит?..

Спросил он это, стоя лицом к книжным полкам, спиной - к Кире, чтобы она не заметила, как он покраснел и как задрожали у него руки.

А Кира вдруг в полголоса, будто себе, горько сказала: что-то у нас с Лелей пошло не так. Я ее звала, но она отговаривается домашними делами...

Митя вздрогнул, - так вот оно что! Ему надо было это предвидеть! Леля догадалась о его любви и не желает его видеть! Он ей отвра-ти-те-лен. Конечно, кто он такой?! Ему - Нэля! Вот, кто для него!

И он готов был заплакать и заплакал бы, если бы не присутствие тетки. Он сдержал свои еще детские, но уже по-серьезному поводу слезы. И тут же решил, что больше никогда и ничем не проявит свою любовь.

А Леля и впрямь отдалилась от Киры. Она испугалась своей неожиданной влюбленности.

И решила сколько можно дольше удерживаться от посещений кириного дома - там для нее сейчас сосредоточилось все: дружба, которая рушилась, и любовь, которую надо разрушить.

У Мити начались занятия. Они встретились с Нэлей и он снова почувствовал неловкость, потому что с того раза, как сбежал со свидания, он ей не звонил. И видел, что Нэля дуется. А она не то, чтобы сердилась на Митю, а хотела показать, что это так, - и тем самым нарушить его непомерную скромность и боязнь. Она знала и такие варианты, - когда ее папа был не привлекающим фактором, а скорее отдаляющим, - когда поклонник ощущает комплекс неполноценности, чувствуя свою малость и ничтожность.

Скоро намечался проверочный семинар, который как тест определял, кого в какой поток и многое другое. И Нэля, не чинясь (а как же еще растормозить Митю?), предложила заниматься вместе.

Митя обрадовался, что она вроде бы не сердится и предложил заниматься у него. Нэля согласилась, потому что так Митя будет больше раскован, у себя...

Митя, помня первый разговор с теткой, спросил, можно ли они позанимаются с Нэлей здесь? Кира удивилась и воскликнула: конечно, можно, о чем ты говоришь! Она и забыла о своем предупреждении насчет гостей, наверное, в тот момент ей хотелось выглядеть строгой...

И добавила, - не уводи ее рано, я хочу посмотреть на эту твою Нэлю!

В Мите как-то нехорошо отозвалось это - "твоя Нэля"

Настроившийся против Нэли, Митя довольно сумрачно встретил ее на углу. Нэля же, естественно ни о чем не подозревала,и была весела как птичка. Не в пример Мите. Она надела новое розовое платье из кримплена, уложила в парикмахерской головку, и они являли собою очень милую пару: Митя был выше Нэли, его острое, с высокими скулами бледное лицо гармонировало с ее круглым, смуглым личиком и, главное - они были так юны!..

Они уже поднимались по темной широкой лестнице и ничего пока не происходило. Митя был молчалив и даже как-то суров.

... Сдерживает волнение, определила состояние Мити оптимистка по

своему поводу - Нэля. Сегодня уж он не отвертится от объяснения

и поцелуя!..

Нэля не хотела болтаться по институту, как другие девчонки, - одна. Она должна сразу заиметь "своего" мальчика, чтобы у нее был определенный статус!

Комната тетки Нэле понравилась. В таких она бывала редко и никогда не жила. Старинных, тихих. Она обтрогала каждую вещичку, и фарфоровые пастушок и пастушка, с отбитыми носами, показались ей красивее, чем новенькая колхозница, которую подарил ей папа на день рождения.

- У тебя хорошо, - уточнила свой осмотр Нэля и Митя проникся к ней симпатией, - хотя бы! - и спросил: может выпьем чаю?

Но Нэля была аккуратистка, - раз решили заниматься, значит надо заниматься, чай - потом.

Они расположились в разных концах кушетки и Нэля своим четким рассудительным голоском стала читать предмет, на этот раз - историю.

Вначале Митя слышал ее, но потом в тексте обнаружились провалы, а потом исчез и весь учебник вместе с читающей Нэлей... Зато появился родной город с мамой и бабушкой, который стал будто далеким прошлым и письма в него из Москвы шли реже и реже. Сначала на него обижались. Обижалась мама, а бабушка делала свои маленькие легкомысленные приписки, как обычно. Потом мама фактически перестала писать, только - живы, здоровы... И недавно пришло коротенькое письмо от бабушки, которое состояло из двух строк: мне можешь не писать, я уже ни в чем не нуждаюсь, но маме - обязан.

Мите стало невыносимо стыдно и он сразу же написал длиннейшее письмо...

... Появилась вместо Нэли Леля... Она улыбалась и манила его куда-то...

За дни, прошедшие с теткиного дня рождения, он понял, чего хочет. Почему так мучительны воспоминания о Леле. Почему он краснеет даже наедине с самим собой... Вот и сейчас волна слабости, нежности и мучительности заливает его мозг, сердце, тело... Вот дело в чем, - ТЕЛО! Он хочет быть с нею. БЫТЬ.

Тут прорвался нэлин голос, который спрашивал (уже не единожды), не спит ли он?

Митя открыл глаза и ответил: нет.

Нэля была возмущена: ты врешь! Ты спал! Стыдно! Я иду домой! Дрожащими руками она стала запихивать в сумку учебник, вдруг

до слез обидевшись на этого Митьку!..

Митя осознал, насколько он виноват. Нэля надрывалась, читала, а он в это время мечтал о другой женщине... Что может быть обиднее! Хорошо, что она этого не знает, но, видимо, что-то ощутила.

Митя стал так пылко просить прощения, объясняя свой сон неумением с детства слушать книги, что Нэля простила его и осталась, вопреки своему принципу, - не менять никогда решений.

Стал читать Митя. Но и это не смогло заглушить его мысли, эмоции, и он читал, запинаясь, пропуская целые абзацы, останавливаясь надолго, чтобы отыскать утерянное место...

Нэля уже не сердилась вовсе, так как по себе судила и о митином состоянии: какая уж тут история с географией, когда они одни в квартире!..

Она вздохнула и Митя быстро предложил сделать перерыв.

Они побежали в ближайшую столовку поесть и Митя надеялся, что Нэля уйдет, - сумочку свою она взяла. Но нет! После столовки Нэля направила свои мелкие, но очень тверденькие шажочки к теткиному дому.

После обеда они и не думали заниматься. Митя совсем расслабился.

А Нэля ждала.

И каким-то образом, как-то сопрягаясь с тоской по Леле, к Мите тоже пришло желание, правда без всякой романтической окраски,

- поцеловать Нэлю. Ведь он никогда в жизни не целовался и вдруг почувствовал, что хочет этого. Все равно, кто с ним рядом, он ХОЧЕТ ЕЕ ПОЦЕЛОВАТЬ.

Он встал с оттоманки, прошелся, надеясь, что ЭТО пройдет, но ОНО не проходило.

Нэля видела его метания и ждала.

Она-то знала точно, что сегодня они поцелуются и все будет в порядке. Но вдруг Мите показалось, что в прихожей теткины шаги, да и время подходило, и он ужасным шепотом сказал: тетка!

Они, как ненормальные, бросились к двери, Нэля успела схватить свою сумочку, и у двери остановились. Никаких шагов не было.

Они стояли рядом, почти касаясь друг друга...

Митя вдруг, закрыв глаза, приблизился к нэлиному лицу, ощутив ее теплое свежее дыхание и губами ткнулся куда-то в холодную щеку. И тогда она повернула голову и они, наконец-то, неумело и сильно поцеловались. Отчего оба испугались и обмерли. Митя от первости необычного ощущения, Нэля - не по первости, а от чувств к Мите.

Она засмеялась, чтобы снять напряжение, и они вдруг кубарем кинулись из квартиры, по лестнице, и выскочили из подъезда.

Кира шла сегодня домой в несколько лучшем настроении. Она предвкушала знакомство с этой девочкой Мити, - хоть какое-то развлечение. Леля отходила все дальше и дальше от нее, и Кира постепенно впадала в транс.

Но дома ее не ждал никто. Разве что неприбранность и даже - некоторый кавардак: один стул опрокинут, на кушетке разбросаны

подушки, книжный шкаф раскрыт.

Кира рассвирепела. Дрянной парень! Она его приютила, а он отплатил наглостью! А потому, что она никому не нужна. Даже

сопливому племяннику, - он не находит нужным ее уважать. А зачем? Она ему нужна только как квартира, пристанище... Человеческой ценности он не понимает, чего она хочет от такого?

Кира заварила чай покрепче, который был лекарством от всех душевных травм, и задумалась над своею жизнью, о чем она задумы

ваться не любила, - грустное это занятие.

Проводив Нэлю Митя ехал домой и думал над той странной близостью, которая возникла после ТОГО у него с Нэлей... Эта близость тревожила его и он вспоминал Нэлю и ощущение ее теплых

мягких губ...

Вдруг его ударило током: он - подлец! Какой же он подлец! Он любит одну женщину, а целует другую, и уже почти мечтает о ней!.. Так вот он, оказывается, какой?..

Впав в мрачнейшую прострацию, он появился у тетки. Она сидела за столом и вид у нее был какой-то смурной, что там она еще выдумала?..

- Я же просила тебя не уходить до моего прихода, - недовольно сказала Кира.

Митю встряхнули требовательность и недовольство тона, он, как и она, тоже быстро накалялся, поэтому несколько взвинченно

спросил: а что, нам нельзя было уйти? Заключенные, что ли?

... Ого, как заговорил!

- Нет, вы могли уходить, когда вам угодно. Но я же попросила подождать... Не из каприза (Кира тут же придумала причину), я плохо себя чувствую и подумала, что тебе возможно придется сходить для меня в аптеку...

- Тогда вы так бы мне и сказали! А то - посмотреть на Нэлю... А ей уже надо было идти... - Врал и Митя.

- Не в Нэле дело. А дело в тебе. - Безапелляционно заявила Кира.

- Я оставила дом как дом, а пришла в бордель! Ты посмотри! Книжный шкаф распахнут, скатерть съехала, стул валяется, все всклокоченно! И ты еще считаешь себя воспитанным и культурным человеком! Да ты не только элементарно не воспитан, ты азов человеческих отношений не знаешь! - Кира уже кричала, - ты... Ты - провинциальное ничтожество! - Проорала она, совершенно уже зашедшись.

Кровь бросилась Мите в голову, - такого он еще о себе не слышал! И он, ничего не сознавая, тоже завопил: Замолчите! Сию же минуту! Вы не смеете!.. - Он задыхался от ненависти к ней, поняв, что тетка хотела задеть и маму, и бабушку, - Я возненавижу вас и не буду уважать! - И уже тихо, силы иссякли на крике, - добавил, - впрочем я и теперь вас не очень уважаю...

Он замолчал, потому что понял, что сказал нечто ужасное. Теперь надо отсюда съезжать. Ему стало жаль... Не квартиры, нет!

Всей ауры, главной в которой была Леля...

Он вышел, не дожидаясь, пока тетка придет в себя. Но недалеко. На кухню.

Там никого не было. На столе соседа, старого еврея - выпивохи Вани Руцкина (тот гордился тем, что он Ваня и еврей, да еще старопьющий. Евреи, говорил Ваня, если и пьют, то смолоду, в старости - никогда),- лежала открытая пачка Беломора.

Митя взял папиросу, закурил и с наслаждением втянул в себя горький дым. Пришел на кухню Руцкин, увидел Митю, обрадовался и сообщил, что у него есть поллитра и, что сейчас он найдет третьего. Но Митя еще не пробовал водку и пока не хотел, поэтому поблагодарив Ваню Руцкина, он стянул еще одну папиросу и обреченно пошел к тетке.

Там все было тихо. Из келейки слышалось похрапывание. Слава Богу! Как хорошо, что можно побыть одному.

А утром Кира заболела. Ее лихорадило, поднялась температура, болела голова, и врач сказал, что это грипп, осложненный повышением давления и нервной лихорадкой.

Митя слышал диагноз и чувствовал себя виноватым. Сразу после ухода врача побежал в аптеку, вскипятил чайник, подал Кире чай, сделал грелку к ногам, - в общем суетился.

И Кира, хотя и была плоха, оценила это и подумала, что они оба сумасшедшие и оба виноваты, что не надо поминать плохое, а то ведь она может остаться совсем одна и формула - некому воды подать - приобретет реальное и грозное звучание.

Отношения меж Митей и ею во время болезни улучшились, потому что Митя ходил за больной, как за ребенком, и они ни о чем сложном не говорили. Но каждый из них думал о том, что, видимо, им нельзя жить бок о бок, и каждый старался прогнать эту мысль.

За время кириной болезни Леля навещала ее только дважды - когда не было Мити. Она сидела, как на иглах дикобраза, вздрагивала при каждом стуке и скоро умчалась.

Свое неравнодушие к кириному племяннику она считала патологическим и боялась, что если он войдет, то она покраснеет, побагровеет, и так и будет сидеть - толстуха свекольного цвета... Поэтому разговоров у них с Кирой не получалось. Так, перетреп...

Болезнь Киры затянулась. Весь организм, как оркестр - вдруг разладился, и Митя заметно повзрослел за это время, видя не только физические страдания человека, но и ощущая моральные.

Однажды Кира, сидя в постели, укрытая теплым одеялом, несчастная, похожая на маленького обиженного ребенка, постаревшего от болезни, сказала: Митя, мы же не отмечали начала твоих занятий! Мы должны устроить бал в Национале, как тогда, помнишь? И обязательно втроем!.. А позвонишь Елене Николаевне ты. - Уточнила она.

Митя пришел в полное смятение и вскрикнул: нет, тетя Кира, нет!

(Что подумало бы 99,9 теток? Подумало бы, что тут дело нечисто и Елена Николаевна - баба-жох!..)

Но Кира была невинна как котенок и потому стала убеждать Митю, что именно так надо сделать и нечего ему стесняться! ей ка

жется, что Леля лучше стала к нему относиться...

Митя обрадовался этому, но с ужасом понял, что придется звонить, Кира от него не отстанет.

- Теперь я нравлюсь Елене Николаевне? - задал Митя сакраментальный вопрос.

Но и тут Кира не ворохнулась мозгами! Она назидательно сообщила: теперь, по-моему, - да. Теперь ты - другой... А тогда?

Помнишь себя? Этакий бирючок - несмышленыш.

И, посчитав, тему закрытой, Кира стала разрабатывать детали. Что он должен сказать и как.

В тот знаменательный день Митя, - так сложилось, - вышел из института с Нэлей, с которой после их поцелуя виделся лишь мельком, и Нэля этому не удивлялась, а посмеивалась над ним и повторяла себе: робкий растяпа.

Сегодня она думала, что он проводит ее домой, но "робкий растяпа" пробормотал что-то косноязычное опять насчет болезни тетки и умчался.

Нэля решила, что это уж слишком! Не звонит, не приглашает никуда и в институте проскальзывает, как уж... Она дернула плечиком, сказала - "ему же будет хуже" - и своей тверденькой походочкой пошла одна к метро.

А Митя безумно тропился. Он боялся, что не успеет и Елена Николаевна уйдет, или уже ушла раньше, или... Он вбежал домой запыхавшись, еле дыша, и это было ему на руку, не так заметно его невероятное волнение. Кира заторопила его, и вот Митя сидит у телефона и Кира, не мигая - буквально! смотрит на него.

Он услышал ее голос в трубке и почему-то спросил: можно Елену Николаевну?

А Леля поняла, что это Митя, и еле слышно сказала: это я, и

- что угодно...

Митя стал невразумительно объяснять, что "угодно" и Леля в ужасе затихла у трубки.

... Так вот значит как!.. Он узнал ее телефон и вызывает на свидание! И не потому что влюблен, пусть такая дурь даже не лезет ей в голову! Увидел, как возрастная дамочка смотрит на него и готова на все!..

Леля собралась с силами и дрожащим голосом сказала: Митя, разве я давала вам повод для такого... - договорить она не успела, так как Кира выхватила из рук Мити трубку, увидев, какое у него сделалось лицо, и завопила: Лелька, это я, твоя болезненная подруга! Митька так растерян, что аж говорить разучился. Он сегодня приглашает нас в Националь, по случаю своих первых успехов в учебе... Как?

Леля поняла, что свидание, скорее, с Кирой, чем с Митей и обругала себя за идиотизм, - разве Митя посмел бы?.. Как она могла такое придумать! Только от глупейшей и пошлейшей своей "любви"... Идти ей не захотелось, но она, конечно, согласилась.

Кира победно посмотрела на Митю, настроение у нее стало преотличным.

Но Митя был не годен для веселья, он вышел из комнаты и прошел на кухню. Там, как будто специально для него, на руцкинском столе лежали папиросы. Он закурил и стал смотреть в окно. И, затягиваясь саднящим прогорклым нищенским дымом, он вдруг подумал, что сегодняшняя встреча не нужна. Почему он так подумал? Он не

мог бы объяснить.

А когда они подходили к ресторану, он боялся одного - покраснеть и раскрыться перед равнодушной Еленой Николаевной и добродушной сегодня, как объевшийся тигр, - Кирой. Того же боялась и Леля. Но когда они встретились, они просто забыли покраснеть, так велик был их интерес друг к другу, переходящий в наивное любопытство. Ведь после того, как они поняли, что влюбились, они не виделись. Митя представлял себе Лелю красавицей - так оно и было! (Нельзя сказать, чтобы он был совсем не прав, Леля действительно была мила, только, пожалуй, выглядела на все тридцать, наверное из-за своей полноты). И если Митя, заново плененный прелестью Елены Николаевны, смотрел на нее, не отводя глаз, то она избегала этого. Это его огорчало. Хотя, что он такое? Неказистый мальчишка - вот и все.

Он не знал, что видит Леля. А она ВИДЕЛА его лицо. Всегда бледное, сейчас оно светилось изнутри неровно и неярко, как свет задуваемой ветром свечи, и черты его будто менялись: вдруг необыкновенно ширились и темнели глаза, сквозь кожу висков проникал желтоватый свет, который удлинял черты и делал их неуловимо прекрасными. Резко выступала тонкая горбинка носа...

Вот потому и боялась смотреть пристально Елена Николаевна.

А всего-то это был смущающийся мальчик, племянник подруги!.. И мгновение, когда они подали друг другу руки, стало для Лели озарением, - он тоже влюблен в нее!

Когда и почему это случилось, она не думала, - она наполнилась ликованием... Нет! Восторгом. Даже не так...

Но это сможет объяснить нам лишь сама тридцатилетняя женщина, которая давным-давно забросила себя, постылую, и вдруг узнавшая, что прекрасный юный принц по ней сохнет.

И Кира смотрела на них в эту минуту. Которая длилась и длилась, - в протяженности взгляда, в промедлении пожатия рук, в полушаге... Как в замедленном кадре.

Для Киры эта замедленность и митино необычное лицо стали вдруг чем-то неприятным. И когда они все поднимались по лестнице

с зеркалами и лампионами, Кира не прекращала думать о том, что

ее так оцарапало. Она искала и... наконец-то! - Нашла. Теперь

она поняла причину этого некрасивого румянца и просящего взгляда

Мити!

... Кошка останется кошкой, недобро подумала она, отметив и лелин благосклонный взгляд...

Кира размышляла: конечно, в Лельку невозможно не влюбиться, но кому!? Мальчишке, не имеющему ничего ни в кармане, ни за душой! Да и внешность у него, скажем скромно, - не фонтан, так, один из миллиардов... А Лельке все ж приятно - обожание! Зря Кира так вздернулась. Ей даже стало как-то жаль мальчишку, - когда Лелька поймет окончательно, что славы такая любовь не делает, - она отшвырнет Митьку, конечно же, осторожно и тактично... Да, как ни крути, а с Митечкой расставаться придется...

Кира почти успокоилась, однако решила еще сегодня последить. Интересно же!

Они вошли в зал и Леля захотела сесть за тот же столик, к счастью, он был свободен.

Кира сделала заказ - сегодня она желала держать стол.

Наступило жуткое время ожидания - втроем.

Надо было говорить что-то обыденное и веселое. Но ничего даже приблизительно похожего на легкую светскую беседу не могли придумать эти несчастные двое, как не могли и взглянуть друг на друга, боясь, что Кира их засечет.

Взгляды их внезапно сталкивались и тут же испуганно отлетали.

Но сверхвнимательная сегодня Кира все ж подсекла их скрестившиеся взгляды и впала во мрак. В отчаяние. Ее Лелька! Которая так надменно носила свое полное тело по их институту мимо всех мужчин, что казалась легкой и стройной! А ее круглые голубые глаза отдавали таким холодом при любом мужском внимании-приставании!.. А что теперь?.. Этот синюшный цыпленок? Он-то пусть себе влюбляется! Даже забавно! Самой же быть ледяной комильфо.

А Лелька как простенькая сикушка мечет томные взоры! - невыносимо!

Но Кира была на высоте - не дала заметить им, что она все понимает...

Выпили за митины успехи, за кирино выздоровление, за встречу... После вина Митя осмелел, хотя предупреждал себя - не пить: он

уже заметил, что алкоголь сметает в нем преграды, заложенные воспитанием, размышлениями, чтением...

Сидя напротив Лели, он через стол оказывал ей мелкие, но так окрашенные нежностью, услуги, что были они очевидны для взрослого и трезвого взгляда. И Леля, думая, что ее взгляд отражает лишь обычную доброжелательность, ошибалась: он выражал все, что она испытывала к этому мальчику с тициановской головой.

Так они и сидели, как бы вдвоем, отделенные от Киры, опутанные вином, и улыбались друг другу бессмысленно и бесстыдно.

... Лелька напилась, думала Кира, пытаясь хоть как-то спасти перед собой ситуацию и лелин имидж. А Леля невпопад вдруг и горячо заговорила о том, что ей предлагают место в издательстве Иностранной литературы и она как раз хотела посоветоваться с Кирой...

- Если ты хочешь уйти от нас, - тебе мой совет не нужен, если не хочешь, - тоже, - ответила Кира, похолодев от такой перспективы, но, скорее, это пьяная болтовня... Если же нет... Тогда их дружбе - конец.

И она почувствовала, что ее физическая болезнь возвращается: разболелось горло, стянуло обручем голову, стало невыносимо душно в этом прокуренном пропитом зале.

Леля увидела, как вдруг отекло и посерело кирино лицо, испугом наполнились глаза, - Кира боялась болеть,- и спросила с тревогой: Кира, тебе плохо? Уйдем?

И Кира, ощутив искренность ее тона, заявила, что все отлично и она будет пить здесь до полуночи. Она ждала, что Леля сейчас скажет Мите, чтобы он шел домой, а они еще посидят, она надеялась, что тревога за нее подвигнет Лелю... Но этого не произошло.

Леля обрадовалась кириной лжи, хотя видела, что это ложь, но ей хотелось сидеть здесь, в чаду и дыме, в гуле пьяных голосов, с этой незамысловатой пошленькой музычкой... Сквозь этот чад светились напротив узкие темневшие внезапно отчего-то глаза и можно было протянуть руку и сказать: Митя... Передайте пожалуйста сигареты... Как признание в любви. И слышать в ответ: Елена Николаевна...

Это было непостижимо и хотелось, чтобы длилось вечно, всегда. Ничего больше - только этот аляповатый, ставший уже неприс

тойным, зал и шепот: Митя... Елена Николаевна...

Но кирино совсем побелевшее лицо вдруг закачалось перед ней и Леля поняла, что больше - нельзя. Кира позволила себя увести, потому что уже совсем расползлась и еле двигалась.

Они вышли и стали ловить такси. И снова наступили счастливые минуты они ВДВОЕМ, ВМЕСТЕ, заботились о Кире! Они одинаково думали о том, что должны хорошо относиться к Кире, которая соединила их. Они суетились у такси, как нашкодившие дети, - не существовало уже ни возраста, ни сана.

Киру усадили на переднее сидение, - она сама этого захотела,

- и когда машина тронулась, Леля вдруг молоденьким, фальшивым, тоненьким голосом назвала адрес Киры, сообщив, что одну ее не оставит... На это Кира резонно заметила, что она не одна, а с Митей и Леля почувствовала стыд. А Митя - счастье, ибо понял, что из-за него Елена Николаевна хочет ехать к ним!

И вдруг все погасло.

Леля, скользя глазами по мокрому асфальту, озарением поняла, как она смешна и непристойна. Кончилось сомнительное чародейство ресторанного зальца с пропыленными, жирными от чада занавесями и хмель, потеряв свою воздушность, превратился в то, что он есть - тяжкую тяжесть. А она пьяноватая, с проявившимися морщинами бабенка, воркующая с мальчиком!..

Кира видела это все! Поэтому она и почувствовала себя так, - ей стало стыдно за нее, Лелю!

Отвернувшись к оконцу Елена Николаевна тихо заплакала от страшного, черного, все рушащего стыда. Рукой, в мягкой перчатке, она вытирала слезы у глаз, со щек, у носа, и никак не могла унять. Перчатка намокла и она сняла ее, держа как платок у глаз и боясь одного, - чтобы никто не заметил.

Митя смотрел на Лелю и видел, что она отвернулась от него, видимо, занятая своими мыслями, в которых не было места ему, иначе она хоть коротко взглянула бы на него! Хоть коротко...

И он начал погружаться в бездну, из которой - так думают в ранней юности! - нет возврата. Он смотрел на ее склоненную к ок

ну голову и увидел, что лелины плечи вздрагивают, а руку она

прижала ко рту... Плачет?.. Наглый дурак! Она смеется! Над ним.

Он похолодел от ужаса - стопроцентного настоящего ужаса - страшно видеть наяву, что над тобой смеются!.. Мите захотелось почти по-настоящему открыть дверцу машины и выкинуться вон, на бегущий мокрый асфальт, чтобы доказать, что он принадлежит к миру сильных, пылких, простых и открытых, которых можно не любить, можно ненавидеть, но над которыми нельзя смеяться!

Он даже взялся за битую корявую ручку, чтобы свершить то, о чем только секунду назад подумал ( в его годы это и делается только так. Мгновение, вспышка, и... все кончено. Без раскладок и раздумий. Потом бы вернул. Поздно), но было не суждено. Поворот. Машину занесло, шофер, выворачивая, оглянулся и Митя отдернул руку, будто тот мог догадаться, ЧТО Митя только что не совершил.

Машину занесло и Елене Николаевне пришлось опереться рукой на сидение и тут открылось ее лицо. Оказалось, что Елена Николаевна плакала! Не смеялась!

Митя, не раздумывая, как и минуту назад, когда хотел лишить себя жизни, положил свою холодную жаждущую руку на руку Лели. Он почувствовал, как что-то царапнуло его ладонь, замирая, вспомнил про перстень с голубым камнем, окруженный золотым частоколом, сжал с силой лелины пальцы, вдавив частокол себе в ладонь. Глаза его были закрыты, он не чувствовал ничего, кроме этой боли, которая - он этого хотел! - становилась все острее. Невольно из горла его вырвался гортанный звук, природу которого он не смог бы объяснить.

А Леля смотрела на него и все, что с ним происходило, отражалось на ее лице. Она видела, как мертвеют его щеки, не двигаются, будто исчезают глаза под закрытыми веками, как безвольно откинулась голова и рассыпались волосы по дрянной дерматиновой спинке такси... И ей хотелось невозможного провести влажной еще от слез рукой по его лицу и снять эти напряжение, боль и мертвенность.

Она чуть шевельнула пальцами зажатой руки, будто назвала его по имени и он понял. Убрал руку. Она раскрыла свою - ладонью вверх, безвольно, откровенно, - отдаваясь.

Он ощутил это движение и снова накрыл ее ладонь своею. Мир перестал существовать для него - осталась только рука и он узнал наслаждение такой силы, какой не достичь телам.

Лелина ладонь раскрывалась все откровеннее. Леля теперь тоже не смотрела на Митю. Глаза ее закрылись. Она не представляла за минуту до того, как отдала Мите свою руку, что может скрываться в такой, казалось бы банальной части тела!

Прошла возможно минута и в их пальцы вошла нежность. После страсти. Их пальцы медленно скользили по запястьям, прослеживали вены, обегали лунки ногтей, задерживаясь как невысказанные слова на выпуклостях ладоней...

Митя вел Лелю, которой, впрочем, как и ему, открылось таинство любви, о котором она и не предполагала. Митя вел ее и был так чуток, потому что был причастен. Причастен ордену...

Он и не подозревал об этом, а теперь узнал.

Леля же постигала все как чужестранка.

Кира обернулась к ним, увидела их лица, их мертвые лица со вдавленными веками и, опустив глаза, посмотрела на их текучие как ручьи руки.

Она смотрела долго, потому что они ее не видели, смотрела на худые длинные пальцы подростка, которым позволялось скользить так непристойно по такой белой на темном дерматине руке Лели. И это зрелище, - как в театре на высотах спектакля, когда тишина, ни вздоха - в первую минуту увлекло ее своею странной притягательностью...

Но в следующую минуту она уже пылала ненавистью.

Голос Киры, рассчитывающейся с шофером, не сразу, но вернул Митю и Лелю в действительность. Леля первой разомкнула веки и через секунду ее глаза встретились с митиными, - и, поняв, что теперь она отвечает за двоих, вдруг наполнилась мужеством и силой. Она сказала мягко, но четко: Митечка, помогите Кире выйти из машины, - видя, как слабо справляется с этим ее подруга.

Митя быстро исполнил приказ, выскочив из машины и подав тетке руку. Кира едва переносила его присутствие, но была ужасно слаба сейчас, да и жил он пока в ее квартире!..

Она увидела, что Леля идет следом и не стала возражать, - не было сил.

Митя же, ведя по лестнице тетку, прислушивался к шагам Лели и ему казалось, что - вот миг! и он, обернувшись никого не увидит.

Это было таким сильным наваждением, что он обернулся со страхом и посмотрел на Лелю дольше, чем это было прилично...

Кира вдруг захохотала, не сдерживаясь, и Елена Николаевна все поняла. Как они были несдержаны с Митечкой, и что предстоит им сейчас, а Мите потом!.. И ей тоже!

Но она не испугалась.

Елена Николаевна вдруг перестала бояться потерять Киру.

Но как всякий слабый человек Леля все же искала лазейку для улаживания всего: Кира такая уставшая и больная!..

... Конечно, думала Леля, Кира - не добрячка, и естественно отнесется к их любви - однозначно плохо...

Она всерьез думала о перспективах! - и этим ничем не отличалась от юного Мити, только внешне держалась лучше. Была деятельной, милой, усадила Киру в кресло, укрыла пледом, повесила плащи...

А Митя стоял у стены и не сводил с нее глаз. Она это чувствовала и замирала под этим взглядом. Но надо держать себя в руках!

- Митя, - сказала она и Митя вздрогнул, - я пойду поставлю чайник, а вы накройте стол... Не стойте как незваный гость!

Она ушла на кухню, хотя чайник всегда кипятили в комнате на плитке, но ей хотелось сделать так, - оставить их одних и самой немного побыть наедине.

Тетка и племянник остались вдвоем.

Они молчали (Митя, наконец, сел на стул). Кире был отвратителен этот дрожащий кролик, приезд которого так круто изменил ее жизнь и которую - она понимала!- такой как прежде - не сделаешь.

Кира внимательно смотрела на Митю - разглядывала! - но он не видел этого брезгливого взгляда, опустив глаза на свои мокрые некрасивые ботинки...

... Обколдованная Лелька, думала Кира, что же она в нем видит?

Красавца? Умника? Рыцаря? Кого? Ведь невозможно же принимать позор вот из-за этого вот существа, которое скорчилось на стуле, подогнуло ноги и уставилось своими непонятного цвета глазенками на грязные ботинки!..

Кира готова была взашей вытолкать это развратное как насекомое, ничтожество, но сдерживалась.

А Лельку же надо было спасать, и очень ненавязчиво и осторожно. Кира знала, что сначала - после спасения - Лелька станет ее врагом, а потом сама будет плакать слезами и благодарить Киру за то, что та спасла ее от чуши и глупости. А если быть честной, то Кира виновата, и немало! Нельзя было сквозь пальцы смотреть на семейную жизнь Лельки! Этот ее жуткий муж, который шляется, какие-то няньки и домработницы, которые то воруют, то исчезают, то беременеют невесть от кого... А Кира? Разве была она ласкова с Лелькой? Нет и еще раз нет! И особенно последнее время... Вот и появился "герой-любовник", - ближайшее, что нашлось под боком у всеми заброшенной Лельки, оказавшейся такой еще девчонкой!.. Может быть и хорошо, что так случилось, подумала вдруг Кира, - как прививка с болью, когда рядом опытный врач и целитель!

Вошла Елена Николаевна с чайником. На кухне она охолонула и поняла, что действует вопреки всем правилам такта, но она боялась за Митю, видела, как он беспомощен и осталась его защищать!

Но Кира сидела в кресле этакой добродушной теткой, с пледом на коленях и полуулыбкой... И Леля решила, что все же Кира ничего не знает и вздохнула освобожденно.

Они сели пить чай, довольно вяло, ибо ни чая, ни кофе никому не хотелось.

Умудренные дамы делали хотя бы вид, чего не умел Митя: он смотрел на Лелю - свою прекрасную возлюбленную, и делал это украдкой, что было совсем плохо...

И тогда Кира спросила с еле сдерживаемой злостью: Вадим, неужели ты не понимаешь, что смотреть так, как ты смотришь на Елену Николаевну непристойно?

Леля вздрогнула, мгновенно поняв, что она - дура из дур! - доверилась кириному добродушному виду - обычному ее актерству!

Кира остановила ее рукой.

- Я старалась его воспитать, но не получилось! Он оказался слишком нечистоплотным...

- Кира! - Крикнула Леля.

Кира ласково успокоила ее: не кричи, послушай минутку... У Мити есть девочка, Нэля, и почему он сегодня не пригласил ее, - я не знаю... Это некрасиво... Она здесь бывает и они... играют на кушетке, как я понимаю не в детские игры...

Кира улыбалась снисходительно.

Митю обдало жаром и сразу же он захолодел, замерз, и не мог вымолвить слова... Как? Она еще и лжет!

Круглые голубые глаза повернули к нему свой свет, он смог только смотреть в них... Преданно и с нескончаемой любовью.

А Кира, видя, что оба молчат, еще добавила: он не промах, наш Митечка!.. Девчонку, дочь какого-то большого человека, охомутал... Что-то ты побледнела, матушка моя? Не надо с мальчишками ручками в такси жаться, как будто ты - Нэля!

Митя пришел в ужас и вместо того, чтобы сказать тетке что-то веское и мужское, тихо вытащился из комнаты и пошел на кухню.

Там, как всегда, сидел Ваня Руцкин и ждал "третьего".

Митя посмотрел на стол - "Беломора" не было, - тихо пошел из кухни, прошел мимо теткиной комнаты, и вышел на улицу.

Вдруг ему стало отвратительно все, что он оставил позади себя. Не Леля! Но и она будто поблекла в той мутной стоячей воде. Он подумал, и это моя тетка! Сестра моей мамы!.. Потом он внезапно решил, что она права и что все - к лучшему. Елена Николаевна - это Елена Николаевна, а он - сопляк и просто теткин племянник... Разве при свете дня он посмеет подойти к Елене Николаевне? А она? И она не пройдет с ним по улице при свете дня... Хоть и горько сознавать, но все это - блеф, ресторанный мятеж, ночные его безумства...- стирает собою белый светлый день.

Он медленно брел по улицам и в отчаянии своих мыслей вдруг стал черпать некую сладость, которая обычно, под конец, ему,- отчаянию,сопутствует.

Кира и Леля молчали после ухода Мити. Леля, не поднимая глаз, разбирала бахромки скатерти, - отделяя белые от красных...

На Киру она смотреть не хотела и не знала, как ей уйти... Кира тщетно ждала ее взгляда, не дождалась, и проникновенно,

- они же были одни! - сказала, дотронувшись легко до лелькиной руки: ты рассердилась? Лелька!

Леля зло отдернула руку. Кира закурила и отвернулась, как бы обидевшись и оставляя Лелю наедине со своим несправедливым отношением к Кире, ее единственной подруге!..

А Леля горестно думала о том, что конечно у Мити есть девочка, которую он любит, и это так естественно! Противоестественно то, что произошло меж ней и мальчиком сегодня и виновата она, Леля. Она возбудила в юном существе запретные эмоции, которые, как и положено, пока дремали и возможно, в таком бурном виде, не проснулись бы никогда!..

Она вспомнила, что собиралась защищать свою любовь и съежилась от стыда. Чад рассеялся.

Тут она услышала кирин крик: Лелька, не оставляй меня! Не уходи! Я умру.

Она посмотрела на Киру - какое у нее несчастное лицо...

А Кира говорила и говорила, теперь уже тихо: я буду любить тебя... Ни один мужик не будет так верен и надежен, как я... Я буду делать для тебя все! Поверь мне - они не стоят тебя! Они все такие же, как твой муж! Не лучше, Лелька! И Митя тоже, он пока еще мальчик, в этом все дело... Тебе все врут. И твои бабы!.. Ничего нет! Нет! Они придумывают для того, чтобы скрасить свою жизнь, украсить то, что невозможно украсить! Поверь мне любви между мужчиной и женщиной не существует! Пошлый секс! Мы - разные, мы из разных пород! И когда проходит ощущение первого обладания - уходит все, и начинается вражда... Ты это можешь понять? Я не выдумываю, - это закон...

Но, увы, это кирино сверхоткровение пришло поздно. Уже существовала митина рука с кровяными ранками на ладони от ее кольца... А Кира вдруг перестала вызывать жалость и стала противна своим просящим лицом и умоляющим тоном. Чего она просит?.. Так мог бы смотреть Митя...

Отвращение к Кире росло и Леля призналась себе в том, что оно и раньше скользило в ней иногда и оставляло осадок. Чего Кира хочет от Лели? Чтобы она возненавидела Митю? Ни-ког-да! Не видеться - да, Леля это сделает, но возненавидеть? Леля рассмеялась неожиданно для себя и ей стало легко. Она схватила сумку, сдернула с вешалки плащ, и пошла к выходу.

Кира что-то говорила ей вслед, но она не слушала и не слышала, она бежала домой. Она не могла быть с этой чужой - вдруг оказалось - женщиной, вызвавшей у нее отвращение. По улицам она

бежала, чтобы остудить себя. Ее нес ветер.

Домой она пришла поздно, но так как муж был уверен в ее верности, то и спал сном праведника. А она лежала рядом, боясь движением нарушить его сон и думала о том, что с этой работы надо уходить и надо заканчивать дружбу (ли?..) с Кирой... Она возможно, многое бы простила Кире, но не эту патологическую ненависть к Митечке. И не эти просящие чего-то глаза, от которых хотелось отмахнуться, как от назойливого насекомого.

А Митя сидел на ступенях чужого дома, курил папиросы и сигареты, которые стрелял у редких прохожих, и был свободен ото всего - и от себя тоже. Потому что не думал, что с ним будет и где он найдет себя на следующий день... Это его не интересовало. Его тело, его рука, чувствовали, помнили то, что произошло в такси, на грязном холодном дерматиновом сидении... - их соединенные руки и это ощущение полной отрешенности от всего мира. Ему хотелось лечь на мокрый от мороси тротуар, вытянуться до хруста и отдать земле неясное тревожащее чувство своей несвободы, - от чего-то жгучего и тайного, что, - он знал - теперь не покинет его никогда.

Под утро его прогнал милиционер.

Он встал, разбитый и изнемогший от переощущений и мыслей, ослабелый и не могущий сейчас бороться ни с чем, - пусть все беды и горести валяться ему на голову!.. Но в одном он был твердо уверен: от тетки Киры надо съезжать. И немедленно. Он не сможет терпеть ее присутствия, а она! Она ненавидит его, какое тут может быть совместное проживание, даже если бы он предложил ей деньги за постой, даже если бы стал снимать вторую комнатенку у Вани Руцкина, - тетка не потерпела бы своего племянника в одной с ней квартире... Это он тоже понимал. И он направился к Кире, хотя знал, что неприлично рано.

... Ничего, думал Митя со злорадством, пусть пошевелиться, старая корова...

У тетки произошло все быстро и достаточно безболезненно.

В большой комнате ее не было,- конечно, она еще спала, и Митя постарался как можно бесшумнее собрать свой не увеличившийся багаж и на цыпочках проследовал к двери...

Тут его остановил резкий, совсем не со сна голос Киры: только не вздумай возвращаться!

Митя вздрогнул и как бы молчанием ответив ей, направился к выходу, но она продолжила, - и не советую тебе навязываться Елене Николаевне, она просила тебе это передать как-нибудь поизящнее.

Митя вынес и это, но ноги вдруг задрожали и он вынужден был присесть на стул, утирая враз взмокший лоб. Тут Кира и вышла, запахивая халат, видимо, еще какие-то полуродственные чувства возникли в ней или что-то еще, - но она спросила: а куда ты пойдешь? Мне надо знать - твои будут бомбить меня, ты же не удосужишься им сразу сообщить!

И он ответил ей, хотя до этого вовсе не думал так: к Нэле. Мы с ней договорились.

- Вот как!? - Вскрикнула Кира, которая так и не узнала, что за человек ее маленький племянник Митя.

Он ушел из кириного дома, забыв тут же о вырвавшейся хвастливой фразе:"к Нэле" - ведь он так не думал, - само что-то сработало в защитной сфере организма.

Идти Мите пока было некуда - даже институт открыт лишь для теток с тряпками и метлами - и потому он сел в выехавший на линию старый трамвай, но так весело звонивший и дребезжащий, что

даже исправил митино состояние и Митя "продребезжал" с ним два полных маршрута.

Больше было невмоготу и он поехал в институт. Там еще властвовали тетки со швабрами и он уговорил одну из них взять его чемодан в каморку с ведрами и прочим, пока он будет устраиваться в общежитие...

Не сразу уладилось с общежитием.

По приезде, после первого наидобрейшего разговора с теткой, Митя отказался от общежития и теперь мест не было.

Он чуть не расплакался у стола секретарши и она, посмотрев на него повнимательнее, - маленького, бледного, небогато одетого, на его блестящий матрикул, - смилостивилась и написала направление и записку коменданту общежития, чтобы мальчонку обязательно как-нибудь да приткнули.

Общежитское начальство вздыхало и хмурилось, но наконец разродилось решением поставить одиннадцатую койку в самую большую комнату, где уже проживало десять здоровых ражих провинциальных, как и сам Митя (только что не ражий), парней. Комната когда-то была залой, а теперь просто голимой холодной общежитской жилплощадью с огромным окном, застекленным мелкорезаными стекляшками и от которого еще дуло.

Из обитателей комнаты было только трое. Двое спали, укрывшись с головой одеялами, а третий тут же познакомился с Митей, сказав, что его зовут Спартак, он из Белоруссии и после армии.

Спартак ел копченую рыбу, лежащую на газетном обрывке, что-то поминутно сплевывая и тут же вычищая зубы.

Он Мите совсем не понравился, зато Митя приглянулся Спартаку: он понял, что этот парнишка-школяр будет нуждаться в защите, а Спартака хлебом не корми, дай защитить слабого. Он служил на флоте и в нем глубоко засело понятие морской дружбы.

Митя этого ничего не знал и потому уныло лег на койку, застланную реденьким байковым одеялом.

Митя и Нэля встретились в институте нескоро. Получилось, что они в разное время попали " на картошку", потом их определили в разные группы и потоки и только однажды они вместе слушали лекции.

Загрузка...